Еще одна пикантная подробность быта - мода. Да-да, именно о курсантской моде в военной форме одежды того времени разговор.
Во-первых, суконка. Первые два курса учебы мода диктовала узкий покрой. Боковые швы распарывались, на ощупь определялся нужный размер по талии, излишки обрезались, остальное сшивалось и вперед! Сначала, плотно облегающая суконка на хилой груди сидела ладно. Вскоре чувство комфорта начало теряться. Быстроразвивающимся организмам на сытых флотских харчах стало тесновато в заранее сформированных параметрах изделия. Требовалась помощь товарищей, чтобы это изделие натянуть на расширившийся торс модника. А срок носки – долгие два года. Пришлось прибегать к клиньям.
На третьем курсе тенденция модной ширины суконки изменила вектор на полную противоположность - стали модными широкие суконки. Здесь не надо было изощряться, что получил, то и носи. Весь шик достигался просто: нижний край широкой суконки подбирался повыше, делался напуск на ремень так, чтобы суконка прикрывала брючный ремень и бляху. Вот и вся премудрость.
Во-вторых, какой же бывалый моряк позволит себе быть на людях в новом воротничке - гюйсе? Этот голубой, с тремя узкими белыми полосочками по периметру, предмет флотской одежды должен демонстрировать "просоленность", "обветренность", "наплаванность" в штормовых просторах Мирового Океана. Проблему приведения гюйса к означенным кондициям решали тоже просто: добавлением хлорки при стирке. Эффект получался тот же, а издержки несравнимо меньшими.
В-третьих, не только в курсантской среде, но и в целом на флотах "процветали" клеша. Чем брючины шире - тем больший шик. Именно он, самый "залихватский" морячина, должен был демонстрировать эту "залихватость" шириной брюк. Иначе, как по-другому еще себя показать, чтобы сразу всем было понятно, с кем имеешь дело.
Поначалу, по бедности своей, мы достигали более-менее приемлемой ширины клешей при помощи клиньев. Добывали невесть откуда брючную ткань, большей частью из бывших в употреблении флотских брюк. Вырезали менее протертые места, делали из них клинья и изнаночной, менее вытертой стороной, вшивали с внутренней стороны брючин. Затем, готовое изделие переглаживали, чтобы новыми "стрелками" придать соответствующую форму.
Такие брюки вскоре стали "проходить" с трудом. Строевое начальство повело с ними "бой". На построении перед увольнением проводился тщательный осмотр формы одежды командиром роты и дежурным по училищу. Нарушители формы одежды тут же выводились из строя. Как правило, давалось время для устранения замечаний, т.е. для замены брюк, а чаще вопрос решался еще радикальнее: "стиляга" лишался увольнения.
Но хитроумный курсант старательно искал обходные пути. И находил! Получал, к примеру, увольнительную записку в "стандартных" брюках, выходил из училища, а спустя какое-то время, по окончании процедуры увольнения, возвращался под каким-то предлогом в казарму, переодевался и... вперед! А в городе - кому ты нужен? Красуйся в свое удовольствие! Только загодя обходи патруль, если он флотский.
Но, говорят, на то и щука, чтоб карась не дремал. Начальство раскусило и этот "маневр". Вот тогда-то и родилась "торпеда" - устройство примитивное и, как позже выяснилось, не безобидное. Но, поначалу, оно действовало безотказно.
Что такое "торпеда"? Это трапециевидные шаблоны из кусков фанеры, добытые предприимчивыми курсантами невесть где. Основанию равнобедренной фанерной трапеции задавались нужные размеры, соответствующие ширине низа клешей. А дальше - дело техники: брюки увлажнялись, "торпеды" загонялись в брючины, а затем брюки высушивались в каком-нибудь укромном месте. После сушки снова отглаживались. И вот теперь, в растянутых клешах, ты становился неуязвимым. Смело стоишь на построении, тебя всесторонне осматривают, а взять не за что! Клиньев-то нет!
Но простота - хуже воровства, говорит народная мудрость. Вскоре, после нескольких процедур "торпедирования", штанины делались как решето и начинали расползаться. Встал вопрос о кардинальном изменении подхода к увеличению ширины брюк. Решили шить новые из добротных флотских тканей с заранее заданной шириной. Не всем, конечно, сразу удалось достать нужную сумму денег, но цель была ясной, и к ней каждый шел своим темпом.
На 3-м курсе я уже имел сшитые частником-портным по моему заказу флотские брюки с шириной 38 сантиметров. В увольнении я нес себя гордо и величественно. Нет, это были не самые широкие брюки в природе. Были счастливцы, которые имели брюки 42 см, это я знаю достоверно, но и это не предел. Но мои брюки тоже были достойны уважения.
На 4-м курсе, с 1954 г., мы уловили в гражданской среде явную тенденцию к заужению брюк, удлинению пиджаков, утолщение подошв обуви. Появились широкие и длинные яркие галстуки с тропическим разноцветьем. И как вершина пикантности - изображение на них попугая или обезьян на лианах.
Самое яркое проявление снобизма наблюдалось в клубах на танцах. Мы, курсанты, в силу ограниченных финансовых возможностей, и благодаря бдительному контролю инертной к изменениям моды командной надстройки, явно отставали от гражданских модников.
В известной короткометражке "Эдик", изредка показываемой на телеэкранах, типичный стиляга того времени в исполнении популярного артиста Олега Анофриева остался навечно документальным подтверждением веяний моды тех лет.
В 1955 году на танцах в клубах пышным цветом заблистал "рок-н-ролл". Но все эти моды - там, за пределами училища. А в его стенах, как в бурсе, свой уклад, своя суровая житейская реальность. Повседневная одежда - самая непритязательная. На первом и втором курсе только "роба" из желтовато-белой полотняной ткани. На ногах рабочие яловые ботинки, называемые в обиходе "ГД" (не буду расшифровывать эту аббревиатуру, неприлично), у лентяев часто даже на босую ногу. На третьем курсе рабочая одежда несколько привлекательнее: суконные брюки, которые получили в первый год, донашиваемые по второму сроку, фланелевка. А на четвертом курсе - суконка второго срока, и донашиваемые хромовые ботинки на ногах, тоже нередко без носок.
Помнятся белые брезентовые чемоданы с люверсами для шнуровки. Мне кажется, что они дошли как реликт еще от парусного флота. С ними, уложив нехитрый скарб, нас возили на летние практики. О летних практиках на кораблях тоже есть смысл рассказать.
Годовые экзамены все училища заканчивали сдавать где-то к концу мая, в первой декаде июня месяца. А дальше наступала пора летних отпусков и корабельных практик. Чтобы не переполнять корабли флотов и железнодорожный транспорт излишним курсантским наплывом, отпуска и практики между училищами разносились по разным срокам. Одни сразу после экзаменов отправлялись на корабельную 3-х месячную практику, а затем по отпускам. Другие - наоборот.
У нас же, традиционно, был сначала 30-ти суточный отпуск, а затем - 3-х месячная корабельная практика.
С одной стороны, манил отпуск. Скучали по родным, оставшимся на "гражданке" школьным друзьям, по домашнему теплу.
С другой стороны, хоть экзамены за курс уже и сданы, пока не отплаваешь практику - считаешься еще на старом курсе. А так хотелось ехать в отпуск с очередной "галочкой" на левом рукаве. И ехали! После, правда, при возвращении из отпуска, на подъезде к Риге, доставали спрятанные до времени старые "галочки" и пришивали на свое место.
Глава 4. ХОДИЛИ МЫ ПОХОДАМИ.
После первого, так быстро пробежавшего отпуска, мы отправились на корабли Краснознаменного Балтийского Флота, в его главную военную базу - Балтийск.
Доехали поездом до Калининграда, сошли на перрон знаменитого, под стеклянным в былые времена куполом, Кенигсбергского вокзала и пешими колоннами поротно двинулись к Преголи.
Ярким, солнечным июльским днем 1952 года мы шли по расчищенным улицам города. Слева и справа громоздились груды битого красного кирпича от бывших зданий, кое-где торчали фрагменты отдельных стен. Среди груд кирпичей пробивались ростки молодых яблонь, на редких прогалинах ярко зеленела трава.
Далее, по каналу, на малых десантных кораблях нас доставили в Балтийск.
Корабельная практика проводилась поочередно на разных типах боевых кораблей с исполнением разных должностей, по нарастающей. Моя первая практика началась на дублером комендора 37-ми миллиметрового спаренного зенитного автомата. Этот "автомат" я знал. В училище мы изучали его устройство, как и устройства других видов артиллерийского оружия. Такой же экземпляр стоял и в артклассе училища.
Зенитные стрельбы за время практики не проводились. Поэтому вся "практика" свелась до примитива: драил с песочком деревянный настил палубы крейсера, швабрил ее. Натирал до блеска асидолом или пастой ГОИ бронзовые барашки кранцев первых выстрелов, намеливал резину уплотнений их крышек по команде: "Медь драить, резину мелить!" Изучил и исполнял обязанности "номера" по боевому расчету.
Прочел недавно "Морские рассказы конца XX века" Геннадия Рубинского, и повеяло от его новелл под рубрикой "Имидж" чем-то очень и очень знакомым. В числе многих курсантов, которые "привалили" на практику, по воспоминаниям боцмана крейсера "Чкалов", был и я. Помнятся две-три встречи с помощником командира крейсера, в то время еще старшим лейтенантом "П".
До нас, курсантов, не доходили кипевшие внутри корабля страсти, но достоверности повествуемого я верю. Даже внешне, а облик помощника командира мне очень запомнился, он был высокомерен, чванлив, движения замедленные, во всем просматривалось что-то снобистское.
Не буду пересказывать коллизию, любознательный читатель может ознакомиться с ней в "Рассказах" Рубинского.
Запомнился старший помощник командира крейсера капитан 2 ранга Савин только одним эпизодом.
Возле камбуза, у окна раздачи пищи, уже загодя, как минимум за полчаса, собираются бачковые. На корабле еще идет приборка, но эти норовят получить пищу первыми: раньше отбачкуешь - больше времени останется на послеобеденный отдых. У старпома тоже свой резон: все должно выполняться только по команде. Обходит старпом крейсер, проверяет качество приборки, почему-то в крагах с раструбами до локтей, а тут толпа у камбуза. Безобразие!
Медленно приближается старпом к бачковым, и те так же медленно и молчаливо отступают от окна раздачи пищи, соблюдая изначальную дистанцию, но не теряя уже образовавшуюся очередь.
Командир крейсера капитан 1 ранга Ярошевич - этот запомнился "пижоном из поднебесья". Высокий, стройный, красивый и недоступный. Он появлялся на ходовом мостике крейсера величественно, в матросском бушлате (куртки в то время еще не были изобретены), с погонами "капитана 1 ранга" и биноклем на груди, почти как И.Христос на картине Иванова.
На "Чкалове" мы были всем классом. Жили в отдельном кубрике, только расписаны были по разным боевым постам. Так же, через месяц, нас всем классом перевели на эскадренный миноносец проекта "30-БИС". Наше место на "Чкалове" заменил другой класс. На эсминце мне достался боевой пост в башне главного калибра с теми же обязанностями, что и на крейсере.
Артиллерийская подготовка завершилась руководством стрельбой из 45-ти миллиметровых береговых пушек по буксируемому щиту, руководствуясь Правилами стрельбы "ПАС В-2". Успехи в стрельбе радовали, но по здравому рассуждению, их надо отнести все же на счет штатных комендоров.
Проплавав, а больше простояв в гавани месяц на эсминце, мы ушли в штурманский поход по Балтике на учебном корабле “Комсомолец” с заходом на рейды Лиепаи, Таллинна, Кронштадта.
"Комсомолец" - патриарх Отряда учебных кораблей ВМФ. Свою трудовую биографию он начал в 1902 году под именем “Океанъ” и служил в составе Балтийского флота, как военный транспорт. Габариты мощного стального клепаного корпуса о трех здоровенных дымных трубах (угольщик) и весь внешний вид были внушительны.
Оставшись без работы в 1-ю Мировую войну, пережив все революции и Гражданскую войну, к началу 20-х годов XX столетия пришел окончательно в нерабочее состояние. Только пройдя основательный ремонт с 1921 по 1924 г., он начал свою службу на ниве взращивания курсантов Военно-Морских училищ.
Он был находкой и для кинематографистов. По случаю, его можно было “загримировать” под “Аврору”. При добавлении к своим трем трубам декоративной четвертой, с установкой на палубе макетов пушек – мог сойти и за “Варяга” и еще, Бог знает, за кого. К нашему времени, после очередных «модернизаций», их осталось две, третью срезали.
В 1924 году, воскреснув как учебный корабль под именем "Комсомолец", он с курсантами на борту совершил совместное с крейсером "Аврора" плавание из Кронштадта в Архангельск и обратно. С тех пор такие рейсы стали почти регулярными, и через его кубрики, каюты, рубки и просторный штурманский прокладочный зал прошли сотни и сотни курсантов.
Громадные кубрики “Комсомольца” с подвесными парусиновыми койками, в которые на день увязывались в тугой узел пробковые матрасы (они же – спасательные плотики), бесчисленные трюмы, кладовые и лабиринты мрачных переходов таили массу тревожного. Даже до нас дошли мифы из его смутного прошлого, выдаваемые как современные, что за третьей трубой “Комсомольца” в темное время суток появляться опасно – раздевают…
Наверное, у каждого ветерана ВМФ есть, что вспомнить о нем. Мои же воспоминания о "Комсомольце" всегда почему-то начинаются с ежедневных первых оповещений по корабельной трансляции: “Команде вставать! Койки вязать!” А спать так хотелось...
Наш поход по Балтике пришелся на 50-ю годовщину жизни "Океана-Комсомольца".
Штурмана из нас (как бы тут помягче выразиться) были еще "слабее", чем артиллеристы. Нас знакомили с береговыми очертаниями, ориентирами. Впервые мы увидели в натуре то, что изображалось на картах. Учились брать пеленги на маяки, кирхи, мысы, наносить свое место на карту, вести прокладку курса корабля, находить счислимое место на заданное время. Учились брать секстаном высоты светил. Помнится, с каким смакованием, любовно произносил наименование альфы Волопаса на латыни начальник цикла астрономии капитан 1 ранга Александр Чарухин: "Альфа Бо-о-тез-з!" - устремляя куда-то ввысь свой перст. Он был подслеповат, постоянно носил старомодное пенсне, и мне казалось, что он не столько видел эту "Альфу Боотез", сколько представлял в лирическом воображении.
Тогда же, в Кронштадте, нас свозили на кормовую часть линкора "Марат" ("Петропавловск"). Он еще доживал свою "инвалидную" боевую жизнь после потери носовой части в войну. На нем служила кадровая команда, разводились пары в котлах, вращались динамомашины, вырабатывая электроэнергию, работали элеваторы, грозные пушки способны были стрелять. Впечатление от его грозного величия было потрясающим. Произвел незабываемое впечатление и паровой катер с "Марата", которым нас доставляли, своей высоченной, блестящей медной трубой. Сейчас таких уже не встретишь.
Быстро, в обычных учебных проблемах и повседневной суете пробежал еще один учебный год - второй.
Самым памятным событием начала 1953 года была смерть И.В.Сталина. Нас растили и воспитывали с его именем. С его именем мы собирались идти в большую жизнь. И вот его не стало. Страна, и мы все с нею вместе, в неподдельном горе и отчаянии, про себя и вслух задавались вопросом: 5 марта, после некоторой растерянности от неопределенности, командование училища решилось на проведение траурного митинга и повело курсантов стройными рядами в парк им.Кирова, вблизи здания Совета Министров ЛССР, где был установлен (насколько помню) единственный бюст Сталину в центральной части Риги. Над выстроившимися колоннами курсантов нашего училища и КАУБО лились из невидимых динамиков звуки траурных маршей, реквиемов, слышались проникновенные прощальные речи выступавших с невесть откуда появившейся трибуны. После окончания официальной части грустные, унылые колонны потянулись к местам постоянной дислокации.
Но училищная жизнь продолжилась...
Преобразование училища в "подводное" на учебной программе практически не отразилось. Для изучения основного предмета, самое - подводной лодки, в училище не было ничего: ни схем, ни описаний, ни макетов основных узлов, а тем более - тренажеров. Да и со специалистами-подводниками тоже была напряженка. И еще одна существенная проблема: подводные лодки довоенной постройки и военной поры уже отходили свое, а вновь спроектированные с учетом последних достижений науки, техники и лучшего зарубежного (скажем прямо - немецкого) опыта, только что начали закладываться на всех больших верфях Советского Союза. Наши преподаватели-подводники их еще сами не знали, им самим еще предстояло эти подводные лодки изучать.
И, тем не менее, с началом второй летней практики, еще, по сути, не имея никакого понятия о подводных лодках, мы попали на подводные лодки, причем по-соседству, на окраине Риги в п. Усть-Двинск (Болдерая), где базировалась целая дивизия из двух бригад подводных лодок. Командовал дивизией контр-адмирал Цирульников (его сын - закончил РНВМУ - перешедший позднее в наше училище на должность начальника кафедры тактики.
На дивизии чего только не было. Я имею ввиду: каких только не было подводных лодок. Были Л - "Ленинцы", С - "Сталинцы", Щ - "Щуки", немецкие трофейные VIII - серии, IX - серии, их модификации и даже одна ХXI - серии, которая и воплотилась, в какой-то мере, в наши строившиеся подводные лодки 613 и 611 проектов. Был даже безотсечный дореволюционный "Барс", правда, использовавшийся как зарядовая станция. В течение одного месяца удалось побывать на всех этих типах. В результате остался "ералаш". Запомнилась какая-то немецкая лодка довоенной постройки, но прошедшая, видимо, модернизацию в войну. У нее было РДП (устройство, обеспечивающее работу двигателя внутреннего сгорания под водой, на перископной глубине), шахта подачи воздуха которой заваливалась в нишу (выгородку) носовой надстройки, как толстое, длинное бревно.
Примечательной стала неделя, проведенная на подводной лодке "С-13". Да-да, именно на той знаменитой лодке, которая под командованием капитана 3 ранга Маринеско Александра Ивановича потопила "Вильгельма Густлова". "С-13" только что вернулась из Кронштадта после капитального ремонта. Она сияла чистотой, свежими яркими эмалевыми красками приборов, магистралей, вентилей, устройств. Предполагалось, что у нее еще будет долгая служба на флоте.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)