Капитан 1-го ранга в отставке Милованов Валентин Николаевич родился 06.04.1936 г. В 1959 г. окончил ВВМУ им. Ленкома. Служил на ДПЛ Северного флота. В 1962 г. прибыл на АПЛ К-27. Прошёл путь от штурмана до помощника командира корабля. Участник многих боевых походов, в том числе двух на К-27. Командир АПЛ К-450, зам. командира 41-й дивизии АПЛ в Гремихе. Награждён многими орденами и медалями. Проживает в г. Тверь (Россия).
Из письма Сорокина Ю.М., капитана 1-го ранга в отставке, участника испытательного похода в Атлантику (1964).
"В числе 30 лучших выпускников училища был направлен в распоряжение командующего СФ... В Полярном из этой группы сформировали "офицерское БЧ-5" 7 и 8 экипажей АПЛ (К-33 и К-52), а я остался не у дел для АПЛ (потом выяснилось, что произошло бюрократическое недоразумение). Был назначен на дизельную ПЛ 611 проекта Б-76. На ней, кроме командира БЧ-5, было два его зама: командир группы движения (дизеля) и командир электротехнической группы, на которую меня и назначили. Лодка готовилась сдавать задачу № 2, и я буквально после доклада командиру (Берковченко, через год был назначен на первую ПЛ 651 проекта (дизельный аналог 675)) пошёл на лодку и стал выполнять обязанности, включая вахтенного инженера-механика в центральном посту (без всяких экзаменов). Но нас в училище этому и учили. Проект был знакомый, бывал курсантом на практике. Начало службы складывалось хорошо. Получил богатый опыт управления ПЛ. Однако через 2 месяца на меня набросились кадровики, "обвиняя", почему я не на 6 экипаже в Обнинске, который уже с апреля проходит курс обучения. Я приехал в конце июня 1958 года, т.е. теоретический курс пришлось осваивать самостоятельно. Был назначен на должность КГАТ (киповец). КГАТ № 1 был А.Г.Колмыченко (скончался), КГАТ № 2 – В.А.Полубояринов, оба выпускники спец. класса электрофака Дзержинки. Я же автоматике и КИП в училище не обучался, поэтому приходилось очень много работать самостоятельно, тем более, что остальные меня опережали по времени, однако, на самостоятельное управление на стенде ВТ (тогда здание 150, потом 75) я сдал вовремя. Летом 1959 года на нашем стенде произошла авария с разгерметизацией 1 контура и повышением газовой и зольной активности. Гражданский персонал (профсоюз) был удалён, а мы до сентября обслуживали и устраняли аварию самостоятельно.
В 1961 году в апреле был организован 2-й экипаж. Наш командир ДЖ В.Э.Соколовский был назначен командиром БЧ-5 (2-го экипажа), а я на его место (командир ДЖ 1-го экипажа), так как был единственным из БЧ-5 К-27, кроме О.Л. Нагорских, имеющим опыт плавания на ПЛ. Так что кадровая путаница мне помогла. Старшины и матросы были очень грамотные, многие после техникумов и очень хорошие по всем показателям люди. Тогда АПЛ было мало, ещё можно было осуществлять качественный отбор. Сразу после назначения был направлен на стажировку в Западную Лицу. Был распределён на К-19. Я пошёл бы на ней в тот самый поход, после которого она стала именоваться "Хиросимой". Но до того ко мне подошёл товарищ с просьбой поменяться: "У тебя ПЛ торпедная, а у меня ракетная". И я пошёл на торпедную, тем более что там у меня было много однокашников. Отплавал нормально. 1 апреля 1962 года К-27 спустили на воду. Наряду с дамой, бившей шампанское о нос и ещё одним гражданским – о корму, я и командир ЭТГ В.Д.Ничипуренко били бутылки о борт в районе реакторов: я правого, а Виктор – левого. Моя бутылка разбилась, а его – нет. Видимо, это был знак, хотя по здравому материалистическому смыслу – случайность. Ещё в 1962 году я был признан негодным к службе на ПЛ, но командир (И.И. Гуляев) попросил меня остаться до конца государственных испытаний. Да и мне уходить не хотелось. Перед автономкой тяжело заболел наш командир БЧ-5 О.Л.Нагорских и вместо него пошёл В.Э. Соколовский (2-й экипаж), который в самом начале похода допустил очень грубую ошибку при ликвидации водяной аварии в 3 отсеке, свидетелями которой, кроме меня, были ещё 2 матроса. Я об этом не докладывал. Всё шло по-старому, но после команд Соколовского (правильных) матросы ЦП смотрели на меня и лишь после моего незаметного кивка производили действия. И так до конца автономки. После автономки вице-адмирал Г.Н.Холостяков обнял меня со словами: "Спасибо, Юра, что не сжёг". А командир передал мне голову от вручённого ему жареного поросёнка.
Видимо, поэтому я был награждён вместе со старпомом и замом , хотя был командиром дивизиона, а не БЧ-5. Пробыв в Гремихе два дня, мы перешли в Северодвинск и стали в плавдок. Это был первых случай захода в док с работающими реакторами (из-за сплава). В Северодвинске экипаж поэтапно детально исследовали во 2-й терапии госпиталя. Меня опять заметили. Я решил списываться, так как меня и командира ЭТД В.А.Зубкова (скончался в Луганске) планировали на повышение командирами БЧ-5 на 675 проект (водо-водяные). Мне надоело переучиваться, и я решил уйти в техупр ВМФ (в Москву), куда меня приглашал его начальник Б.П.Акулов (командир БЧ-5, К-3) на "металлическое" направление. Однако во время отпуска, не зная моих планов, Г.А.Фытов дал за меня согласие на преподавателя в моё родное Севастопольское ВВМИУ (П.П. к тому времени исчезло, но готовили по-прежнему подводников), думая, что я буду рад. По большому счёту он оказался прав, но сначала я на него страшно обиделся, тем более что подвёл Акулова, который уже включил меня в приказ, а кадровики ему: "Так он уже назначен в Севастополь". Я об этом и узнал от него, когда возвращался в Гремиху из отпуска через Москву. Попытался узнать хотя бы, на какую кафедру, но мне ответили: "Не всё ли равно, что читать". Таким образом, педагогом я стал случайно. Но дело пошло. На кафедре автоматики мне дали курс "Системы автоматического управления ЯЭУ", т.е. по профилю моей киповской специальности. Тем более что я был первым атомщиком на кафедре.
В я проработал с декабря 1964 по сентябрь 1975 года. В апреле 1974-го стал капитаном 1-го ранга. Педагогическая деятельность шла хорошо. Но в вузе надо ещё заниматься научной деятельностью, а мне не хотелось. Тем более, я увлёкся подводной охотой, путешествовал на машине по всему Крыму, чаще всего в дикие места в районе мыса Тарханкут. Меня за это ругали. Я вынужден был сдать кандидатские экзамены по философии и английскому языку, писать отчеты по НИР, но на диссертацию не соглашался. В 1975 году, работая летом командиром батальона нового набора, т.е. совместно с кадровиком, получил от последнего предложение на работу в Главное управление военно-учебных заведений МО СССР (не морские, а все) (начальник училища об этом не знал, иначе б не отпустил). Считая, что без блата всё равно не пройду, решил всё же согласиться, чтобы потом не ругать себя, что сам дурак отказался, тем более уходил начальник кафедры (военный подводник), с которым я во всём ладил, а мог прийти и плохой. Но меня взяли, и с тех пор я работаю в здании напротив Кремля (по другую сторону Москва реки, Софийская набережная). Побывал в 35 городах, работал почти во всех вузах МО СССР. Погоны носил до сентября 1990 года ("жертва перестройки" ), так как у меня было продление до 1994 года, потом остался здесь в качестве гражданского служителя – ведущий специалист отдела. В Москве много "однокашников" по Севастопольскому ВВМИУ. Мы ежегодно отмечаем годовщину выпуска. В их числе, служивших на разных АПЛ и дизельных ПЛ, трое – я, Шпаков и Конобрицкий с К-27. Во время командировок встречался с Н.Д.Окованцевым, Г.А.Фытовым, Э.А.Ковалёвым, О.Л.Нагорских, С.М.Полетаевым, Л.Сядневым (скончался), В.А.Полубояриновым, А.Филофеевым (севастопольцев не упоминаю). Юрий Сорокин. Москва
Капитан 1-го ранга Сорокин Юрий Михайлович родился 16.09.1934 г. В 1958 г. окончил СВВМИУ. С 1958 по 1964 год ― служба на АПЛ К-27. Участник испытательного похода в Атлантику. За поход награждён орденом Ленина. По состоянию здоровья ушёл с корабля в 1964 г. на преподавательскую работу. В настоящее время проживает в Москве.
Вице-адмирал БЕЗКОРОВАЙНЫЙ ВЛАДИМИР ГЕРАСИМОВИЧ
«...Вячеслав Николаевич, «Система» после аварии не могла не возложить на Леонова всю вину за случившееся, иначе она должна была взять эту вину на себя. Ещё раз напомню, что бывший Главком ВМФ СССР С.Г.Горшков раз и навсегда определил, что нет аварийности оправданной, она создаётся личным составом, его неподготовленностью и безответственностью.» Эта фраза главкома оттачивалась годами, меняла свою редакцию (я не уверен, что приведенная мною редакция, является окончательной), но не менялась её суть – главком, изначально возложил всю ответственность за происшествия с подводными лодками на флот, независимо, кто в них виновен фактически. Никто из конструкторов, никогда не понёс никакой ответственности за аварийность, «в правилах игры» это не было предусмотрено. Вы пишите, что командир забыт и предан анафеме. Я согласен с Вами, и хочу добавить, что те, кто действительно «экспериментировали», рассчитываясь жизнями военных моряков, регулярно получали геройские звёзды при удачах, и никогда не отвечали за промахи. Для этого главком определил виновных раз и навсегда – Флот! Поощряли при успехах, предавали забвению при поражениях. Леонов, как и многие другие офицеры флота, проиграл, и всё пошло по принятой схеме.
Командир К-27 обвинён чуть ли не всеми сослуживцами в гибели моряков 24 мая 1968 года. Это факт крайне грустный. Мы, к сожалению, приняли правила поведения, которые нам навязал С.Г.Горшков. Разбирая любую аварию, комиссия всегда умозрительно (зачастую с привлечением научно-исследовательских институтов) выстраивала ту единственную стратегию поведения, которая якобы могла (хотя это не всегда очевидно) привести к победе над стихией. Поскольку командир не имел в своём расположении НИИ, то его решения отличались от разработанной оптимальной теоретической стратегии, таким образом, его всегда можно было обвинить. Нужно ещё иметь в виду, что все рассуждения комиссий опирались на знание полученного конечного «результата», а поэтому строились в сослагательном наклонении, вместе с тем каждая новая авария навязывала «новые правила игры», к которым экипажи снова и снова оказывались неподготовленными. Именно постоянно признаваемая главкомом неподготовленность командиров и экипажей оказалась «взаимоприемлемой конструкцией» его отношения с наукой и промышленностью, которая обеспечивала ему пожизненную «должностную непотопляемость». Ведь второго такого главкома, готового самому свалить на своих подчинённых ответственность, за ошибки учёных, конструкторов и промышленности, не найти. Не найти никогда». Это единственный флотский военачальник с жизненной позицией, за которую своими жизнями рассчитывался флот. Вячеслав Николаевич, я согласен с Вами, когда Вы заявляете, что «в аварии ядерного реактора на АПЛ К-27 вины Леонова нет». Вы отлично понимаете, что если бы он не был определён, как виновник гибели людей, то встали бы другие вопросы, которые никто из власть предержащих, ставить не хотел: «Кто тогда отправил неподготовленную лодку в море? Кто сконструировал такой реактор? Кто принял экспериментальную АПЛ в состав флота как боевой корабль?» Именно поэтому в книге Н.Г.Мормуля Вы видите такое дружное осуждение Леонова со стороны штаба, политотдела флота и соединения, интересы которого излагает Поливанов (бывший начполитотдела 17 дивизии в Гремихе в 1968 году, ныне контр-адмирал). В 1990-х годах стало нормой, когда техника ремонтировалась только по отказам, этим фактически утверждалось предаварийное состояние флота.
, написав свои книги, сделал КОЛОССАЛЬНЫЙ прорыв в доведении до широкой общественности хоть части того, что пришлось пережить советским подводникам. Он не сподобился и не врал, как это сделано в УРАПАТРИОТИЧЕСКИХ мемуарах многих адмиралов, но и не стал ломать устоявшиеся стандарты оценок командиров всех уровней. Командир АПЛ К-27 Леонов был обвинён сослуживцами, не располагавших полной и абсолютной информацией о событиях, происходивших в период подготовки и в ходе аварии, в гибели четырёх членов экипажа. Я не могу ни осудить, ни оправдать поступки командира. Мы должны выяснить: знал ли командир, что его решения несут смертельную опасность его подчинённым или он «не ведал, что творил?» Если, принимая решения, он полностью владел обстановкой, то нужно анализировать, насколько это было обосновано и необходимо – ведь рисковать жизнью людей можно, только спасая жизни остального экипажа и корабль. В своём письме Поливанов пишет, что командир, сойдя с корабля на причал, доложил командиру дивизии об отсутствии замечаний. То, что это ложь – очевидно, но то, что командир о происшествии доложил в очень «мягкой форме», – в этом сомневаться не приходится, так как согласно записям в акте: берег, СРБ уже знали о проблемах на корабле. В записках Леонова мы видим, что он, имея личный состав с признаками тяжёлой лучевой болезни, не выдал экипажу цистамин, а так же вместо того, чтобы ввести сигнал «РО» – давал приказания по кораблю делать большую приборку. Исходя из личного опыта, я думаю, что он просто не способен был оценить всю сложность возникшей ситуации. К сожалению, именно такой вариант мне видится наиболее вероятным. Действия командира говорят о том, что истинного масштаба происходящего он не представлял. Это уникальный случай, с 12.00. и до возвращения в базу, т.е. до 17.30. ни НХС, ни командир БЧ-5 так и не смогли доложить командиру, что на лодке разрушен первый контур. Вместе с тем, вопреки записям Леонова и акту государственной комиссии, на который ссылается автор («Катастрофы под водой» (с. 297-302)), сделано очень много ошибок при описании этой аварии, а также тенденциозная запись: «На пульте управления главной энергетической установки находился в это время и командир БЧ-5. Иванов понял: то, чего он опасался, всё-таки случилось... Окислы теплоносителя закупорили урановые каналы в реакторе, как тромбы кровеносную систему человека. Кроме того, вышел из строя насос, откачивающий конденсат. Тот самый, от которого образовались окислы.» Становится непонятным, если он «всё понял», то почему так и не сделал ясного доклада командиру? Парадокс написанного Н.Г. Мормулем заключается в том, что по его сочинению механик всё знал и понимал, а командир до окончания швартовки так и не знал, что на корабле тяжёлая ядерная авария. Такое впечатление, что механик плавал на другом корабле. Кстати, в целом из записок Леонова напрашивается тот же вывод, что и у Мормуля – командир действительно не знал правды о состоянии своего корабля.»
родился 16.08.1944 г. Окончил Каспийское высшее военно-морское училище, штурманский факультет (1967). С 1967 г. ― командир электронавигационной группы, командир штурманской боевой части, помощник командира атомной подводной лодки, Северный флот. С 1974 г. ― старший помощник командира подводной лодки. С 1977 г. ― командир ракетного атомного подводного крейсера стратегического назначения. С 1984 г. ― начальник штаба дивизии ракетных атомных подводных крейсеров стратегического назначения, Северный флот. С июля 1984 г. ― командир дивизии атомных подводных лодок. А с июля 1988 г. ― начальник штаба, заместитель командующего флотилии атомных подводных лодок. С июля 1990 г. по июнь 1993 г. ― командующий флотилией, Северный флот. С 07.1993 г. в ВС Украины: представитель Министерства обороны Украины в ВМС Украины. 10.1993-05.1996 ― командующий ВМС Украины. Май-октябрь 1996 г.― зам. Министра обороны Украины, командующий ВМС Украины. С 1996 г. ― помощник министра обороны Украины. С августа 1998 г. ― в отставке, руководитель военных программ Фонда «Стратегия–1».
«! Как воспел его мой любимый летчик Антуан де Сент-Экзюпери! Хотелось бы спросить: «Где, коллега, ваш одномоторный самолётик? Где наслаждение полётом? Где романтика 20-х годов прошлого века? Увы, давно закончилась!» Мощный боевой самолёт мчится над Чёрным морем на огромной скорости. В полной темноте. Только звёзды, одни звёзды. Они кругом – сверху, снизу, со всех сторон. Иногда морской лётчик с красивой фамилией Дейнека вдруг ловит себя на мысли, что он летит уже в космосе, среди других миров. Нет верха и низа, он в невесомости. Он резко отбрасывает наваждение и пристально вглядывается в приборы. Только приборы – его лучшие помощники. «В ночных полётах, - учили его, - не верь своим ощущениям, они могут подвести». Ночной полёт по опасности можно сравнить только с посадкой на авианосец. Монотонность при длительных галсах убаюкивает пилота. Лётчик не ощущает сверхзвуковой скорости, грохот турбины остаётся сзади. Мягко пощёлкивает генератор, разноцветные лампочки на пультах ласково успокаивают. Какая-то апатия, заторможенность охватывают боевого лётчика. Это очень опасно… Вдруг совершенно неожиданно звучит команда: «210-й, курс влево на 20 градусов». «Есть»,- отвечает, не задумываясь, лётчик и выполняет команду. Через несколько секунд ещё команда: «210-й, снижайся и занимай эшелон 2000». «Есть», - и опять команда исполнена. «Включаем посадочные огни, заходи на посадку!» « Е…, - лётчик поймал себя на полуслове. Что я делаю? Какая посадка? Я на другой стороне Чёрного моря. Я с трудом слышал своего руководителя полётов, а теперь так чисто и громко кто-то говорит со мной». Ужас охватил опытного пилота. Он мгновенно стал весь мокрый. Его осенило: «Только что меня пытались посадить на вражеский аэродром. Чуть не стал предателем». Ручку на себя, самолёт понёсся вверх с разворотом на обратный курс. «Назад, назад, на север, к родным берегам». На чистом русском языке неведомый диспетчер кричал ему: «210-й, куда же ты? Садись, огни включены. Горячий кофе ждёт тебя. Поедем в ресторан. Возвращайся!» Культурный советский офицер Владимир Дейнека очень вежливо ответил на всё Чёрное море красивым трёхэтажным русским сленгом, после которого настойчивый турок исчез из эфира, видимо, поражённый силой русского языка, и, главное, интонациями возмущённого его коварством лётчика.
А через минуту слабый запрос нашего руководителя полётов: «210-й, куда пропал? Не уходить со связи. Завершаем работу». Через пятнадцать минут мокрый от переживания и напряжения старший лейтенант Владимир Дейнека вылез из кабины самолёта и с наслаждением вдыхал аромат крымской ночи. «Чуть не стал предателем», - это мысль мучила и не отпускала его, пока он не выпил глоток коньяка. Друзья после этой ночи заметили у него в волосах первую седую прядь». Офицер-подводник Андрей Ильин ещё и ещё раз вспоминал вчерашний рассказ заместителя командира полка подполковника . Опытный ас вспомнил свою молодость, и его интеллигентное лицо вновь пережило все перипетии той тяжёлой ночи. Лётчик-испытатель и моряк-испытатель встретились накануне на военном аэродроме, обсуждая совместную работу по испытаниям нового корабельного радиолокатора. Чувствуя взаимную симпатию, они откровенно поговорили о своей службе. Моряк рассказал, как он тонул, упав за борт подводной лодки. Лётчик мастерски преподнёс свой эпизод, который заставил «корсара морских глубин» глубоко ему сопереживать. Две профессии – лётчика и подводника одинаково трудны и опасны. Это сблизило их, и они быстро нашли общий язык. Капитан 2 ранга Ильин Андрей Николаевич после окончания Военно-морской академии получил назначение на испытательный полигон. На морском полигоне ощущалась потребность в опытных флотских кадрах, прошедших хорошую школу службы на кораблях. Так Андрей Николаевич после десяти лет тяжёлой службы на Севере на подводных лодках стал моряком-испытателем. Первые полгода на новом месте ему постоянно казалось, что он в отпуске. К восьми - на службу, в восемнадцать – домой. Два часа обеденный перерыв. Иногда дежурство по части, два-три раза в месяц. Ему поручили заниматься испытаниями корабельных радиолокационных станций обнаружения воздушных целей. Через год напряженной учебы и работы он был уже опытным испытателем. Служба шла хорошо, работа ему нравилась. Он начал подготовку к сдаче кандидатских экзаменов.
В начале этого года на полигон прибыл из Николаева после модернизации большой противолодочный корабль «» с новейшей радиолокационной станцией «Фрегат-М» на фазированных антенных решётках. Сразу десять лучей на разных частотах излучал радиолокатор, поставить помеху такой станции было невозможно. Локатор был связан с корабельным ракетным комплексом нового поколения. Поэтому из Главного Штаба ВМФ пришла команда - провести испытания в кратчайшие сроки. Выбор пал на подводника Ильина, который показал себя и умеющим, и знающим испытателем. Опираясь на опыт предыдущих поколений испытателей, Андрей, оптимист по жизни, претворял в жизнь девиз своего начальника испытательного отдела полковника Хляпа Бориса Наумовича: «К каждому испытанию надо подходить как к искусству». И руководствовался этим правилом, невзирая на лица и обстановку. Он был, как говорят итальянцы, креаторе – творец. Нестандартное мышление моряка-испытателя и опыт сложнейшей службы на подводных лодках подсказали ему, что на аэродроме работают по старинке и поэтому затягивают испытания на многие месяцы. Надо менять стереотипы мышления. Взяв пару бутылок свежего пива, он прибыл к подполковнику Дейнеке, заместителю командира полка по лётной подготовке. Они потолковали «за жизнь», как говорят в Одессе. После чего Ильин убедил Дейнеку, что приезжать ему из порта за тридцать километров на каждый полёт для проведения предполётного инструктажа нет смысла. Он готов провести инструктаж один раз, а в дальнейшем инструктаж может повторить штурман полка (майор с красивой фамилией Коробочка), поскольку ничего в полётном задании не меняется. Морякам просто надо набирать на корабле статистику по определению максимальной и минимальной дальности обнаружения воздушных целей. Затем настойчивый подводник «под пытками» выдавил из Дейнеки признание, что в день полётов полк может предоставлять не один, а несколько самолётовылетов для испытаний.
Здесь уже сам Дейнека Владимир Григорьевич почувствовал свой интерес, ему надо было в начале года быстро завершить согласно плану БП лётную подготовку экипажей, и работа с моряками давала ему такую возможность. Дальше разговор пошёл быстро к взаимному удовольствию офицеров, тем более что и пиво заканчивалось. Утвердили три вылета самолётов каждый лётный день. Первый самолёт садится, второй по команде с корабля взлетает. Затем, аналогично, третий. По достижении максимальной дальности обнаружения с корабля даётся команда ложиться самолету на обратный курс. За пять рабочих дней вся программа из пятнадцати полётов будет выполнена. Мужчины с удовольствием скрепили свою договорённость рукопожатием. И этого было достаточно, чтобы работа закипела. Погода в феврале в Крыму в тот год благоприятствовала. Антициклон – чистое небо, солнце, пять-десять градусов тепла. Большой противолодочный корабль «Проворный» один раз вышел в море и, не возвращаясь в базу, за три «полётных» дня выполнил 60 процентов программы испытаний. Капитан 2 ранга Ильин действовал, как маг, как волшебник. Первый самолёт только завершал программу полёта, а второй уже выруливал на старт. Второй по команде с корабля взлетал, и Андрей успевал, пока два самолёта в воздухе, определить ещё и разрешающую способность радиолокационной станции по дальности и по направлению. Сверх программы. Это была музыка, высший пилотаж испытательной работы. Симфония! Ночевали на рейде Судакской бухты, попутно выполняя другие разделы испытательной программы. Ещё раз вышли в море, и через двое суток испытания корабельной радиолокационной станции были закончены. Как и планировали, за пять рабочих дней в море закончили всю программу испытаний - вот результат молодости, смелости, опыта флотской службы и испытательной работы. Раньше на аналогичные испытания требовались два месяца, сотни тонн дизельного топлива для корабля, десятки литров бензина для поездок на аэродром, тысячи рублей командировочных средств для членов государственной комиссии. Морякам удалось сэкономить огромные средства. А как испытателям повезло с погодой! На другой день, после завершения полетов, завьюжило, загудело, подул мощный сирокко, и началась крымская зима, февраль напомнил о себе.
С положительным решением командующего флотом материалы испытаний были направлены в Москву. Все были чрезвычайно довольны. Особенно радиотехническое управление Главного Штаба ВМФ, поскольку у промышленности ракетный комплекс был еще только на выходе, а наше средство обнаружение уже готово. (Там в Москве были свои битвы и тайны «Мадридского двора»). Через полгода пришла разнарядка, и все участники испытаний были награждены. Подполковник Дейнека Владимир Григорьевич заслуженно получил орден Красного Знамени. Все пилоты самолётов - участники испытаний получили ордена Красной Звезды. Моряков тоже не забыли. Были розданы ордена «За службу Родине» и медали «За боевые заслуги». Адмирал в Главном Штабе получил орден Октябрьской революции. Капитан 3 ранга Ильин Андрей Николаевич ничего не получил. Не положено. Года полтора назад он попутно принимал участие в испытаниях грандиозной системы государственного опознавания «Пароль». Наградили очень многих. Его участие было незначительно, он тогда только осваивал испытательную работу, поэтому ему досталась медаль «За трудовую доблесть». И по существующему положению очередное награждение для него могло быть только через три года. Кто придумал такое умное положение? (Это похоже на нашу систему – наказать невиновных, наградить не участвующих)… Но жизнь продолжалась. Ракетный комплекс большого противолодочного корабля «Проворный» через несколько месяцев был отлажен и представлен к испытаниям. Поскольку радиолокатор «Фрегат-М» уже входил в состав ракетного комплекса как средство обнаружения и выдачи целеуказания, несколько офицеров из радиотехнического полигона были включены в состав объединенной комиссии, возглавил свою группу старший инженер-испытатель капитан 2 ранга Ильин Андрей Николаевич. Главный конструктор ракетного комплекса «М-22» Волгин Геннадий Никитович произвел на Андрея Николаевича потрясающее впечатление. Это был крупный мужчина, мощный, розовощекий, решительный с умными глазами и открытым сократовским лбом. Своей мощью и напором он производил впечатление «обаятельного танка». Меховая куртка - всегда нараспашку, на голове копна густых волос. О таких людях принято говорить: «Они любят жизнь!» А соратники, окружающие его, любили этого выдающегося человека. Он уже разработал несколько корабельных ракетных комплексов, принятых на вооружение флота. Новая система «М-22» была необычна. Она была пассивна. Ракета в полете к кораблю противника ничего не излучала, поставить помехи ей было невозможно, а, значит, резко повышалась её боевая эффективность.
Большая часть жизни проходила у Геннадия Никитовича на Флоте. Однажды в воскресный день, гуляя в городе Феодосия, Андрей Николаевич представил случайно встреченного Геннадия Никитовича своей жене. Супруга Ильина чуть не упала в обморок, когда услышала от главного конструктора, не лишенного юмора, что он уже двадцать лет находится в командировке на флоте. К сожалению, это почти правда. Такова судьба крупных талантливых инженеров, работающих на оборону страны. Итак, все документы коллеги-испытатели из феодосийского ракетного полигона разработали, согласовали, утвердили. Комиссия на борту. Можно выходить в море. Кино-теодолитные посты готовы, телеметрия проверена. Сотни людей задействованы в предстоящих испытаниях. Пошли. Первые выходы неудачны. То одно не сработало, то - другое: «Ракета не сошла», «Ракета упала», «Ракета прошла мимо». Заместители главного конструктора, очень талантливые инженеры, на берегу «перешивают» компьютерные программы. По работе группы Андрея Ильина замечаний нет. Радиолокатор «Фрегат-М» уверенно обнаруживает цель и четко выдает целеуказание ракетчикам. За пультом управления сидит сам капитан 2 ранга Ильин, выставляя режимы работы в зависимости от обстановки – волнения моря, близости береговой черты, отражения от которых затеняют экран и мешают классифицировать цель. Снова выходы в море. Доклады: «Ракета полетела в другую сторону», «Промах», «Опять промах». Исключительно скверно возвращаться после неудачи в порт. Члены комиссии ругаются, ищут виновного, докладывают по своим ведомствам в Москву. Каждый норовит найти какую-то «бяку» у другого. Иногда используются «лазутчики», которые не брезгают подсмотреть и подслушать. Это нормально, цена ошибки слишком большая. Каждый раз при возвращении в базу неудача ракетчиков сопровождается песней по корабельной трансляции в исполнении Аллы Пугачевой: «Если долго мучиться, что-нибудь получится». Наконец, действительно, после долгих мучений первая удачная стрельба. Радиоуправляемая цель поражена! Все элементы огромного комплекса сработали отлично. Вторая, третья, …, пятая стрельбы – успех! Низколетящая цель, малоразмерная цель, воздушная, морская - доклад один: «Цель поражена!» Как говорят, комплекс пошел. Да, моряки-испытатели научили ракетный комплекс «М-22», установленный на большом противолодочном корабле «Проворный», и поражать цели. Ура!
Впереди последняя проверка – «Звездный налет», когда несколько десятков самолетов одновременно «нападут» на корабль. Задача корабля обнаружить все цели и условно «уничтожить» их ракетным комплексом «М-22». Командующий флотом утвердил все документы. Назначена дата. Авиация Черноморского флота доложила о готовности. Вся комиссия на борту. «Проворный» в ночь вышел в море из Севастопольской бухты. Отошли километров на сто южнее Севастополя. Андрей Николаевич, как всегда, за пультом радиолокационной станции «Фрегат-М». Проверил максимальную мощность станции. Убедился, что сегодня очень сильная засветка экрана, несмотря на приличное удаление от берега. Мелкие цели теряются на фоне отражений. Пришлось убавить мощность. Наконец, руководитель учения доложил, что авиация вылетела. На корабле объявлена готовность №1. Все замерли. Сейчас начнется «ад». Действительно, последующие полчаса на корабле творилось нечто невообразимое. Андрей обнаружил 24 цели, идентифицировал и классифицировал их. По каждой выдал целеуказание в ракетный комплекс. Нервное напряжение было настолько сильным, что пот заливал его лицо, глаза впились в экран, руки наводили курсор на цель, нажимали кнопку «Выдать ЦУ» и после секундного ожидания, когда загоралась кнопка «ЦУ принято», Андрей бросался на следующую цель и выдавал по ней целеуказание и т.д. Самолеты были вокруг корабля везде – на разных направлениях, на разных высотах, на разных расстояниях. Техника сработала отлично, но люди были на пределе. Самолеты как неожиданно прилетели, так же неожиданно и исчезли. Руки Андрея Николаевича ещё долго дрожали, и сердце учащенно билось. Несколько минут после окончания учения он не мог встать, ноги не слушались. Тяжело будет морякам во время войны! При разборе выяснилось, что ракетчики не уничтожили 20 процентов целей. Куда они делись? Почему на них не поступили данные в ракетный комплекс? Или поступили, но потерялись! Что ещё хуже. Начались скандальные разборки. Обстановка на корабле обострилась. Кто виноват?! Ночью, все еще переживая «Звездный налет», Андрей Николаевич не переставал задавать себе вопросы: «Я обнаружил 24 самолета, думал, что это всё. Оказывается, их было тридцать. Высотные скоростные цели, летящие на эшелоне десять тысяч метров, я не видел. Почему?» В полудреме под утро он очнулся в холодном поту. «Я сам убавил мощность станции, поэтому эти цели оказались необнаруженными. Только эти, летящие на огромной высоте. Не хватило мощности. Я виноват. Позор!» Как всегда, первое подленькое человеческое действие – обезопасить себя. «Ведь только я знаю об этом. Больше никто. Надо молчать!»
Утром на корабле продолжились разборки. Андрей видел, что ракетчики глубоко переживают свою неудачу, но молчал. Пытался молчать, но «совесть – это тихий голос, напоминающий, что за тобой могут подсматривать», как говорили древние греки. Совесть терзала его. Наконец, благоразумие, здравый смысл, и элементарное понятие чести офицера («Жизнь - морю, честь - никому»), подтолкнули его на решительный поступок. Найдя главного конструктора, и видя, что Волгин Геннадий Никитович глубоко опечален какими-то скрытыми недостатками ракетной системы, еще пока неизвестными ему, он пригласил его в радиотехнический пост. Включив станцию на полную мощность, он показал экран Геннадию Никитовичу. Тот после внимательного изучения обстановки сказал: «Слишком мощная засветка от берега, я ничего не вижу». Андрей Николаевич преодолел себя и признался: «Во время налета была повышенная радиолокационная наблюдаемость, и я вынужден был убавить мощность, чтобы увидеть самолеты, летящие со стороны берега. Иначе, я бы вообще ничего не обнаружил». Ильин видел, как засверкали глаза главного конструктора. Тот сразу понял причину своих неудач с комплексом. Они, ракетчики, не виноваты. У них все хорошо! Но и валить вину на Ильина, на станцию обнаружения он не стал, он был умный и тактичный человек. Он спокойно рассудил: «Если бы мы были в океане, мы смогли бы использовать станцию «Фрегат-М» на полную мощность. Но в пределах Черного моря, даже находясь почти на его середине, мы все равно ощущали влияние берега. Для этой станции Черное море мало. Отсюда, некоторые неприятности при выполнении «Звездного налета». Так и укажем в отчете». Затем он внимательно посмотрел в глаза Ильина и сказал: «Я мало знаю таких людей, как вы». Это была для Андрея Николаевича Ильина самая высшая похвала. Он почувствовал, как с его сердца упал камень. Стало легко и радостно. А когда вечером, после трёхдневного отсутствия, моряк прибыл домой, он ахнул. Жена с праздничной прической, в вечернем платье встречала его. (Она, видимо, в силу своей житейской мудрости поняла, что за счастливую семейную жизнь надо бороться. Надо совершать «абалденные» поступки). Столик на двоих уже накрыт: хрусталь, шампанское, мельхиоровые приборы, легкая закуска. Дочки, вымытые и вычищенные, спят на белоснежных простынях в соседней комнате. На плите томится его любимое жаркое с черносливом. Очаровательный запах домашнего тепла и уюта. «Какой бы ты ни был незаменимый на работе, по-настоящему ты нужен только дома. Только дома тебя любят. Только дома о тебе переживают и заботятся. Морской бродяга Андрюха, люби и цени свой дом, свою семью», - пронеслось в одну секунду в голове Андрея Николаевича. Потому что в следующую секунду жена бросилась ему на шею и зацеловала «допьяна». Оказывается, сегодня очередная годовщина их знакомства.
Этот день жена с упорным постоянством отмечает уже много лет. Для неё 15 октября - самый ценный день. После третьего глотка шампанского («За любовь!») она, глядя на него глазами любимой женщины, начала говорить: «Ты уходишь в море, и я каждый раз страдаю. . Море, какое бы оно ни было красивым, оно опасно. Особенно после того, как я узнала, что до сих пор каждый день на Земном шаре гибнет, как минимум, один корабль. В любой момент этим кораблем может оказаться твой. Я боюсь, и ничего не могу с собой поделать! Я спокойна только тогда, когда ты рядом. Вот послушай», - и она начала читать стихи:
«Вновь тебя со мною рядом нету, но законы физики храня, Биотоки носятся по свету, точно информируя меня. Снова ночь. Ах, я уже не рада! Падаю в холодную кровать, Милый, пожалей меня, не надо обо мне так сильно тосковать!»
У Андрея Николаевича глаза вылезли из орбит от удивления, он был поражен: «Откуда она узнала, что я тоскую о ней в море? Откуда эти «радиоэлектронные» стихи, полностью соответствующие нашим отношениям? Неужели сама написала? Но, во всех случаях, какая молодец! Как не любить такую женщину?!» И второй раз за последние дни он испытал огромную радость. «Любовь женщины – это такой дар природы, который выпадает не каждому. А если уж тебе повезло, то бережно и осторожно неси эту . Как говорят моряки: «Право - лево не ходить! Так держать!» Есть, так держать!»
Ракетный комплекс «М-22» вскоре был принят на вооружение и установлен в дальнейшем на многих кораблях Военно-морского Флота. Геннадий Никитович Волгин был назначен в Москве директором крупного завода, входящего в систему военно-промышленного комплекса. В командировки на флот он, наконец, перестал ездить. Благодарный Военно-морской флот должен поклониться ему и сказать огромное спасибо. Капитан 2 ранга Андрей Николаевич Ильин, блестяще показавший себя как прекрасный организатор сложных морских испытаний, был назначен заместителем начальника радиотехнического полигона. Как шутливо говорят у нас, подводников, большому кораблю – большую торпеду!
Ноябрь 2009 года.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
.jpg)
