Стихли овации школьников, курсантов мореходного училища имени А.И.Маринеско и гостей юбилейных торжеств – представителей мэрии и администрации Губернатора, интеллигенции, членов мемориальных Обществ подводников города–Героя Одессы, отметивших 100-летний юбилей со дня рождения легендарного подводника Героя Советского Союза Александра Ивановича Маринеско, командира подводной лодки С-13.
Многочисленный митинг с возложением венков и цветов к памятнику Герою, торжественное собрание в Русском драматическом театре города снова показали, насколько жива память и велико уважение жителей Одессы к боевой славе и морским традициям своего города.
У памятника собрались командиры подводных лодок Военно-морского Флота Союза ССР. Слева направо: капитан I ранга Чирков Владимир Петрович, капитан II ранга Валентин Станиславович Ваховский, капитан I ранга Сергей Павлович Попов, капитан II ранга Юрий Константинович Розанов, капитан I ранга Виктор Владимирович Суслов. С лихвой испили они чашу холодной войны 60-80 гг. прошлого столетия, когда Военно-морской Флот и Вооружённые Силы СССР не позволили разгореться пожару III мировой войны. Не понаслышке, очень хорошо знают они, что такое боевая служба в Мировом океане вдали от родных берегов.
Ветераны зажгли памятные свечи у Памятника А.И. Маринеско и склонили головы в минуте молчания, отдавая дань глубокого уважения легендарному товарищу по оружию.
Собравшись позже в этот день в приватной обстановке опытные подводники снова переживали перипетии известной «атаки века» командира А.И. Маринеско, делились воспоминаниями о событиях из своей походной жизни и спорили о судьбах и значении Флота и Мирового океана для своей Страны.
Они всегда под Флагом ВМФ. Одесса, 15 января 2013 года.
Настоящие моряки – командиры подводных лодок, они никогда и ни в чём не отступили от заветов прославленного адмирала П.С.Нахимова – «для моряка нет лёгкого пути, нет трудного пути, а есть славный путь!».
Слева направо: Валентин Ваховский, Валентин Максимов, Сергей Попов.
Наиболее важным качеством, необходимым для профессии подводника, является выносливость. Экипаж подводной лодки - это коллектив, где на миру и смерть красна, где минутное проявление отрицательных качеств не сделает погоды. Проявление отдельными членами коллектива страха, слабости духовной или физической, паники, нервозности не изменят результата выполняемой боевой задачи, ибо они проявляются в коллективе в разное время, где большинство членов взаимозаменяемы, где заместительство предусмотрено штатным расписанием. «Трус на минуту», если ПЛ выполнила задачу, действуя смело и дерзко, остаётся членом героического экипажа. Если же подводник не обладает выносливостью...
Капитан 2 ранга Е.Н.Шеховец.
Так что же такое выносливость в предлагаемом понимании этого слова?
Это способность длительно переносить бытовые неудобства: - дышать воздухом с повышенным содержанием вредных газов; - испытывать хронический недостаток питьевой воды, рацион которой близок к физиологическому минимуму; - спать вдвоём на одной койке (поочерёдно, разумеется); - не курить, когда, как назло, очень хочется; - не видеть солнца 40-90 суток; - умываться, чистить зубы морской водой с высокой солёностью, от которой начинают воспаляться слизистые оболочки носа, глаз и нежные участки кожи; - пребывать в отсеках с высокой температурой и влажностью воздуха. Это способность: - длительно переносить гипокинезию; - переносить постоянное напряжение в условиях повышенной опасности аварии - пробоины, пожара, отравления, электротравмы, которые нередки в плавании. Это: - терпимость к товарищам по прочному корпусу, лица которых после сотого или двухсотого дня плавания зачастую превращаются в «свиные рыла»; - способность не свихнуться от многомесячного однообразия обстановки; - постоянная готовность к действию «по сигналу», которая должна быть одинаково высокой как в первый день плавания, так и в сотый, трёхсотый, триста девяносто пятый.
Если необходимо участие в бою, то бой ведут все твои товарищи, но свои обязанности ты выполняешь один.
Ветераны 4-й Эскадры ПЛ КСФ.: капитан 1 ранга Е.Н.Шеховец, контр-адмирал П.М.Романенко, капитан 1 ранга А.П.Андреев, капитан 2 ранга Каширин.
ПЕСНЯ ВЕТЕРАНОВ-ПОДВОДНИКОВ
Уходят дизеля. Их режут на иголки. Отдельные из них взошли на постамент Как знак, что их в моря вели морские волки. И это - факт! И это - аргумент! Теперь атомоходы на переднем плане. Теперь они шумят в глубинах всех морей. Но скромничать и в тень мы уходить не станем, Мы - моряки с подлодок-дизелей! И нам доступны были все морские дали, Хоть служба и была значительно трудней, Но слабость проявлять себе не позволяли - Мы - моряки с подлодок-дизелей! Теперь другие песни и другое время. Но атомный от нас пошел подводный флот! Отныне он несет нелегкой службы бремя, А дизелям признанье и почет! Отныне он несет нелегкой службы бремя, А дизелистам слава и почет!
25 октября 2003 г. 70 лет 4-й Эскадры.
Памятник подводнику - Евгению Николаевичу Шеховцу. -
Экипаж Б-36.
«Мы подошли к Багамским островам. Получили приказание Главного штаба «форсировать пролив Кайкос скрытно под РДП». Не знаю, кто придумал такую мудрую рекомендацию, но мои офицеры долго смеялись над этой фразой. Дело в том, что прозрачность воды в Саргассовом море в ясную погоду достигает десятков метров. Это полностью исключало использование РДП в светлое время суток. И ночью скрытное форсирование пролива под РДП было затруднительно. На островах, которые омываются водами Кайкоса, американцы установили радиолокационные и шумопеленгаторные станции. Я принял иное решение: пройти Кайкос в подводном положении на электромоторах, предварительно пристроившись под днищем какого-нибудь транспортного судна, следующего в нужном нам направлении. Но прежде нам необходимо как следует зарядить аккумуляторные батареи. К тому моменту американцы уже искали нас интенсивно. Даже ночью заряжаться под РДП давали не более 30-45 минут. Появлялся самолет, и лодке приходилось погружаться, чтобы не выдать себя. Уточнив свое место и маневрируя в 12-15 милях от пролива, мы ждали удобного момента для его форсирования. И тут во время очередного сеанса связи получили приказ отойти миль на 100 от Кайкоса и занять позицию, ограниченную небольшим радиусом. Так началось почти месячное, изнурительное противостояние американскому флоту у Багамских островов. Чуть ранее, в 200-300 милях от Бермуд, мы натолкнулись на группу американских эсминцев, которые вели поиск гидроакустическими станциями в активном режиме. Сигналы их ГАС мы обнаружили значительно раньше, чем увидели корабли в перископ и услышали шумы винтов. Вообще, Саргассово море, как мы вскоре поняли, - район с такой гидрологией, которая позволяет устанавливать гидроакустический контакт с объектами на больших дистанциях. Лодочная ГАС «Арктика-М» в северных широтах уверенно обнаруживала шум винтов надводных кораблей с расстояния в несколько кабельтовых, а здесь брала их с десятков и даже сотен кабельтовых. Такая «прозрачность» была на руку не только американцам, но и нам. Обнаружив противника на значительной дистанции, легче совершить маневр уклонения.
Подводная лодка "" над водой.
Перемещаясь в Саргассовом море с одной позиции в другую, и пользуясь преимуществами в дальности обнаружения надводных кораблей, Б-36 успешно выполняла поставленные перед ней задачи. Однако свое тактическое мастерство совершенствовали не только мы, но и американцы. Зная, что зарядку аккумуляторов мы проводим ночью в режиме РДП, они стали устраивать против нас засады. В темное время суток в районе нашей позиции они расставляли без хода и ходовых огней несколько противолодочных кораблей, которые вели поиск гидроакустическими станциями в пассивном режиме шумопеленгования. Однажды около двух часов ночи мы и напоролись на одну такую засаду. Всплыли в позиционное положение, то есть одна наша рубка торчит из-под воды. Ночь, штиль, ясная видимость... Вдруг акустик обнаружил шум винтов противолодочного корабля. Срочно начали погружаться. Шум винтов и работающих машин эсминца оглушил экипаж. По корпусу застучал «горох» - охотившийся на нас корабль включил ГАС в активном режиме. Казалось, будто американский корабль провел граблями по нашим головам. Иначе говоря, от гибели нас отделяли каких-то метра полтора. Но это мы осознали потом, а тогда настало время отрываться. Но не удалось. Во-первых, потому что на помощь эсминцу, обнаружившему нас, прибыли еще два корабля. А во-вторых, и это самая главная причина неудачи, из-за уже упоминавшейся поломки верхней крышки выбрасывающего устройства имитационных патронов лодка не могла погружаться более чем на 70 метров. Это обстоятельство сыграло роковую роль. Но прежде чем заставить Б-36 подняться на поверхность, американцам пришлось 36 часов ее непрерывно преследовать. Обстановка в отсеках - чудовищная. Люди задыхались и падали от усталости. После того как лодка стала предметом «президентской охоты», я, впрочем, как и другие командиры подлодок нашей бригады, не спал несколько суток и больше всего боялся потерять сознание и свалиться. Выручал нашатырный спирт, флакон которого предусмотрительно дал мне военврач Буйневич. И только после того, как аккумуляторная батарея полностью разрядилась, я дал команду всплыть.
Как только лодка закачалась на океанской зыби, мы подняли на штыревой антенне парадный крейсерский флаг ВМФ СССР. Надо отдать должное командирам кораблей, окруживших нас. Они вели себя достаточно корректно. Два эсминца вскоре ушли, а с нами остался «Чарльз П.Сесил». С него передали семафор русской азбукой Морзе: «Нужна ли помощь?» Ответил: «В помощи не нуждаюсь. Прошу не мешать моим действиям». И они не мешали. Правда, эсминец шел параллельным курсом на дистанции 50-60 метров. И его пушки были развернуты в нашу сторону. Донимали вертолеты, которые периодически барражировали над Б-36. С них велась кино- и фотосъемка. Вертолеты сбрасывали взрывные патроны впереди по курсу лодки, опускали буксируемые ГАС. Наша служба радиоразведки перехватила открытое радио от президента Кеннеди командиру «Чарльза П.Сесила»: «Благодарю за работу... Всплывшую русскую субмарину держать всеми силами и средствами». Мы же никак не могли передать донесение. Американцы глушили нас своими средствами радиоподавления. Только на 48-й раз мы получили квитанцию Главного штаба, то есть подтверждение о приеме сообщения с борта Б-36. Более суток потребовалось Б-36 для полноценной зарядки батарей. Заодно, наконец, отремонтировали и укрепили верхнюю крышку выстреливающего устройства. Теперь мы получили возможность нырять на 250 метров. Продумали мы и план отрыва от «Чарльза П.Сесила». Здесь хорошую идею подсказали старший лейтенант Жуков и мичман Панков - тот самый, которому была сделана операция аппендицита на переходе в Бермудский треугольник. По их предложению блоки нашей ГАС подводной связи «Свияга» перестроили на частоту работы гидроакустической станции американского эсминца, с целью забить ее импульсы в первые минуты отрыва, когда сами будем уходить на предельную глубину погружения. Днем отобедали. Выбрали момент, когда самолетов и вертолетов не было видно, и погрузились. «Чарльз П.Сэсил» включил свою ГАС в активном режиме. Он - сигнал, мы в ответ «Свиягой» - такой же. В общем, дезориентировали. Двигаясь зигзагом на глубине 180-200 метров, изменили генеральный курс на 180 градусов. Вопреки ожиданиям, довольно легко оторвались и тем самым сорвали исполнение указания президента США противолодочникам: «русскую субмарину держать всеми силами и средствами».
Капитан 3 ранга А.Ф.Дубивко, командир подводной лодки «Б-36».
Больше нас американцы обнаружить не смогли. Познав на горьком опыте новую тактику противолодочных сил в ночное время (нахождение в засаде без хода и огней, поиск только пассивными средствами обнаружения и т.д.), мы также изменили свою. С наступлением темноты всплывали в позиционное положение и заряжали батареи, вентилировались и определялись по звездам на «стопе», то есть без хода. Единственное неудобство доставляла авиация. Но ночью самолеты летали реже, чем днем, и для поиска применяли радиолокацию, работу которой мы обнаруживали на расстояниях, позволяющих успешно уклоняться погружением. Такая тактика применялась нами в течение двух недель - до тех пор, пока не настало время покинуть Бермудский треугольник и уходить домой - и ни разу не дала сбоя.
Комсомольская организация училища взяла подготовку первомайского вечера в свои руки. Хор воспитанников всех классов с увлечением разучивал «Раскинулось море широко» и «Песню о Родине». Малышам крепко доставалось от Фрола, когда они заглядывались на птиц или на котов, разгуливающих по крышам, и начинали фальшивить. Бунчиков изображал «нанайскую борьбу». В другом конце зала Поприкашвили, сняв ботинки, в одних носках, скользил по полу, вертелся так, что в глазах рябило, потом медленно, плавно шел по кругу и вдруг перепрыгивал сразу через три стула. Довольный, раскрасневшийся, он говорил: «Вот как пляшут у нас в Зестафони!» Его двоюродный брат, артист, обещал достать грузинский костюм, кинжал и мягкие сапоги. У других тоже оказались таланты. Например, у Гордеенко, долговязого, молчаливого воспитанника, ничем раньше не выделявшегося. Он вдруг сгибался в три погибели, сморщивал лицо — и перед нами появлялся старик, торговавший орехами возле училища. Гордеенко очень похоже передразнивал Фрола и показывал встречу человека со свирепой собакой. «Ну, песинька, ну, песинька, ты меня, пожалуйста, не кусай!» уговаривал оробевший прохожий, а пес в ответ рычал и лаял. Корзинкин, толстый мальчик с румянцем во всю щеку, запоминал шестизначные числа и называл их в обратном порядке. Воспитанник младшего класса Милухин очень смешно рассказывал сказки.
"Восточный" танец в исполнении нахимовцев.
А я по вечерам писал декорацию. На большом холсте появилось море, корабль с огоньком на клотике и луна, похожая на большую дыню. Добровольные помощники разводили краски. — А почему мы не привлекли Авдеенко? — спросил Юра. — А что будет он делать? — Как «что»? Он играет на скрипке. — Но где достать скрипку? — Надо попросить адмирала. Я, по правде сказать, сомневался, что из Олега может что-нибудь получиться. Только на днях я спросил его: — Олег, неужели ты не хочешь летом поехать на флот? — Я поеду. — Нет, не поедешь. — Поеду. Раз все поедут — и я. — Поедут только отличники. — Ну, чего я там не видал! — протянул Авдеенко. — Мы пойдем в подводный поход. И в водолазных костюмах будем спускаться на дно. И грести научимся. И под парусами сходим, и на торпедном катере. А ты ничего не увидишь. Он не ответил. «Ничем его не прошибешь», — подумал я.
И вот как-то утром адмирал вызвал Юру и передал ему продолговатый лакированный ящик. На нем была надпись: «От студентов консерватории — нахимовцам». Юра сказал, чтобы я разыскал Авдеенко. Я нашел Олега в библиотеке. Авдеенко сдал книгу и вышел за мной. — Тебя Девяткин зовет. — Зачем? — Дело есть. Он посмотрел на меня недоверчиво, но пошел. — Олег, разве ты не сыграешь на вечере? — спросил Юра. — На чем? — удивился Олег. — На скрипке. — А где же скрипка? Юра протянул Олегу футляр. Авдеенко натер смычок коричневым камешком и притронулся к струнам. Скрипка издала резкий звук. Олег взмахнул смычком, и мелодия полилась по кубрику. — Что ты играл, Олег? — опросил Фрол, — Чайковского. — Вот на вечере и сыграй, — предложил Юра. — Эта скрипка — твоя. — Моя?
Авдеенко никак не мог сообразить, в чем дело. А когда ему разъяснили, что сам адмирал разрешил отдать ему , — расчувствовался. — А «Вечер на рейде» ты можешь, Олег? — опросил Фрол. (Впервые он назвал «маменькина сынка» по имени, просто Олегом.) — Я не умею. Но если хочешь, я выучу. — И ты можешь выучить все, что захочешь? — полюбопытствовал Фрол. — Не очень трудное. Я мало учился. — Дай мне попробовать. Фрол попилил по струнам — скрипка взвизгнула. Он еще раз прошелся смычком — скрипка ужасающе взвыла... — Ишь ты, не получается! — И Фрол отдал скрипку Олегу.
Глава четвертая. МАМА
Перед Первым мая адмирал вызвал Фрола. — Вы, надеюсь, поняли, — спросил он, — почему вы так строго наказаны? — Понял, товарищ адмирал. Я же флотский, и с меня вдвойне спрашивается. — И вы — комсомолец, Живцов. Значит, с вас втройне спрашивается. — Так точно! — согласился Фрол с адмиралом. — Вы будущий офицер, Живцов, и вам будут доверены люди, которые захотят брать с вас пример. Я думаю, случившееся с вами послужит вам уроком. — Так точно, товарищ адмирал, на всю жизнь! — Я не запишу взыскания в ваше личное дело. Срок вашего наказания еще не истек, но разрешаю вам надеть ленточку и погоны. Ведь завтра у нас первомайский вечер... Фрол пришел от адмирала растроганный. Вечером ему перед строем возвратили погоны. Он сжал их в руке и пришил сразу после поверки.
Вечер удался на славу. Зал был переполнен. В первом ряду сидели адмирал, командиры рот, воспитатели и преподаватели. Хор стройно спел «». Малыши читали стихи. Вова Бунчиков всех насмешил «нанайской борьбой», и адмирал хлопал ему больше всех. Авдеенко сыграл «Вечер на рейде», а Юра исполнил на рояле маленькую веселую пьеску. Поприкашвили плясал «хоруми» в грузинском костюме. Гордеенко изображал то побитых фрицев, то посетителя зоопарка, разговаривающего с тигром, то человека, нарвавшегося в чужом дворе на собаку, то весь наш класс, отвечающий невыученный урок. Адмирал сказал, что он всячески будет поощрять развитие наших талантов. А командир роты объявил, что послезавтра старший класс поедет на экскурсию в Гори. Мы легли спать довольные и счастливые. На другой день я был помощником дежурного по училищу — Кудряшова. После обеда я в дежурке рисовал корабли. Задребезжал звонок — часовой вызывал к подъезду. Подтянув ремень и чуть сдвинув на ухо бескозырку, как это требовалось училищным шиком, я неторопливо, стараясь шагать с достоинством, спустился к посетителю по широкому трапу. Возле часового стояла... мама! — Разрешите мне повидаться... — начала она, обращаясь ко мне в полутьме. — Никиток! — узнала она меня. — Никиток, родной! — Мама, — сказал я, удерживаясь, чтобы не кинуться к ней на шею, — я дежурю. Я попрошу разрешения — тебя впустят, меня подменят... ну и... тогда... мама моя, моя мамочка! — повторял я вполголоса и смотрел в ее похорошевшее от загара лицо, в ее синие глаза, глядевшие на меня в полусумраке училищного подъезда с такой любовью и нежностью... — Я сейчас, сию минуту! С трудом сдерживаясь, чтобы не ринуться по трапу бегом, я поднялся в дежурную комнату. Кудряшов, насвистывая что-то очень веселое, рассматривал мои рисунки. — Да вы, оказывается, настоящий художник, Рындин! — сказал он. — Вчера — декорация, а сегодня, гляди, — корабли. — Товарищ старший лейтенант, — начал я докладывать, — просит разрешения повидаться с сыном... моя мама приехала!.. Что мне делать? — Как «что делать»? Встречать, да встречать получше! Я освобождаю вас на два часа, воспитанник Рындин. Идите скорее к вашей маме и пригласите ее... пригласите в приемную. Возьмите ключ. Вам никто не помешает наговориться вдоволь. Давно не виделись? — Целых полгода! — Вы свободны. Идите! Через несколько минут мы сидели с мамой в приемной. За широкими окнами желтел майский закат.
В раскрытое окно, словно приветствуя маму, протянул зеленые ветви, — и тут уж я, удостоверившись, что дверь плотно прикрыта, покрыл поцелуями ее щеки и руки. Я уткнулся головой в ее колени, а она сетовала, что меня остригли так коротко, говорила, что я очень вырос и стал похож на отца. А я спешил рассказать обо всем — о том, что мы едем в Гори, что я комсомолец и мы летом поедем на флот. Я так много должен был рассказать ей, что хватило бы на неделю, но мама сообщила, что сегодня вечером уезжает. Завтра уходит корабль в Геленджик... — В Геленджик? Ты в Геленджик едешь? — Да, с библиотекой. — Но ведь это так далеко, под Новороссийском! Мама! Мамочка!.. — Ну, милый, ну, успокойся... Ну, что ты! — гладила мама мой ершик. — Ты знаешь, я навестила Мираба и Стэллу. Они удивляются, что ты не приходишь. Там была Антонина... — Ты знаешь?.. Когда папа вернется, возьмем ее к нам. — Когда папа вернется... — повторила мама, взяв мою голову в руки. Она вздохнула и едва слышно сказала: — Нет, Никиток, наш папа больше никогда не вернется... Мы долго сидели обнявшись и плакали. Потом она встала, подошла к окну, сорвала с карагача листок: он, подхваченный ветром, стал, кружась, опускаться вниз, подобно зеленой бабочке. — Я хотела бы повидать твоих друзей. — Лицо ее, когда она обернулась, было почти спокойно. — Фрола и другого твоего друга. Его Юрой зовут? — Я схожу, позову их. Через несколько минут Фрол и Юра здоровались с мамой, и она, пожав им руки, стала расспрашивать об училище. Они рассказали ей обо всем, рассказали о вечере и моих декорациях. — Жаль, не попала я на ваш вечер!.. Когда мама собралась уходить, Юра тихонько толкнул локтем Фрола, и они деликатно оставили нас вдвоем.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
