К примеру, став командующим ТОФ, адмирал Ник выдвинул идею - как использовать дельфинов для поиска, слежения за ПЛАРБ ВМС США и наведения на них сил противолодочной борьбы в Мировом океане. И другие идеи.
Став первым замглавкома ВМФ, адмирал флота Ник первым делом поинтересовался «как эти бездельники» из Главного штаба ВМФ анализируют опыт боевой службы подводных атомных крейсеров ТОФ и СФ. Оказалось - никак.
Оказалось, что за последние семь лет... вообще никаких отчетов нет. Отправлены, с божьей помощью, на сожжение. Это, надо понимать, свыше 100 отчетов подводных «монстров». А кроме «монстров», сколько сотворено походов многоцелевых атомарин и субмарин? Ужасть!
И адмирал флота Ник дал приказание: собрать отчеты походов РПКСН с флотов, переслать в Главный штаб (в Оперативное Управление ГШ), и «пусть эти бездельники хорошо поработают...».
Выдавленный за строптивость стараниями московских интриганов-доброхотов из системы разведки ВМФ, штабной каперанг Неулыба перешел в оперативное управление штаба ТОФ, где и получил в наследство отдел боевой службы и боеготовности сил.
.
И вот, в один из хмурых флотских дней Неулыба получил приказание - спешно изъять все отчеты из хранилищ штаба флота и выслать в Москву. Чему страшно обрадовался, ибо таких отчетов оказалось на семь железных шкафов. Не менее обрадовались и секретчики: появилась возможность расчистить Авгиевы конюшни и высвободить чуть ли не половину секретной части.
И штабные секретные военморы занялись (пока начальство не опомнилось) спешным составлением описи и упаковкой совсекретных залежей. Перепись оных заняла трое суток, а отчетов на семь полосатых холщовых «матрасовок».
Через две недели из Оперативного Управления Главного штаба ВМФ раздался негодующий телефонный вопль:
- Вы там что? С ума посходили? На кой хрен нам вся ваша макулатура?!
- А это не мы. Это первый замглавкома приказал: нам отослать, а вам работать, - не без ехидства ответствовал, прикинувшись наивнячком, Неулыба.
- Как это... приказал? Почему мы ничего об этом не знали? - возопили московские операторы. - И кто у нас этим будет заниматься? У нас и штатов таких нет!
- Когда, говорите? А вот когда он посетил свой любимый бывший флот, - отпарировал Неулыба. - А насчет всего прочего, насчет штатов - рад бы помочь, но, увы... Зато вы умнее. Так считает Ник. Как по пословице: «мы бы могли, но бык лучше».
.
Операторы выразились непечатно и ушли из связи. Прошло еще двое суток. Новый звонок-вопль:
- Слушайте! Вы! Почему у вас в препроводительной семь мешков, а их оказалось пять?!
- А вот уж не знаю. Отправляли семь мешков, - ответствовал Неулыба.
- Да вы знаете, что положено за утерю совершенно секретного Отчета стратегического крейсера?! - ужаснулись голоса в трубке. - Минимум пятнадцать лет! Соображаете? А тут... два мешка!..
- Ну и что? За один - пятнадцать, за два мешка - тоже пятнадцать, - мрачно парировал Неулыба. - Не один ли хрен?
- Тьфу! - московская трубка хрюкнула и выключилась.
Оказалось: бедные фельдкурьеры кантовали тяжеленные мешки в спецвагоне, две матрасовки лопнули от гнилостной старости и стратегические секреты вывалились на пол. И бедные сопроводители, припоминая всех апостолов, несколько суток восстанавливали, переупаковывали и сургучили эти два мешка. С составлением всяких очистительных актов.
Но к «врагу» эти мешки не попали.
Что сделано с этими семью мешками совсекретных отчетов, Неулыба так и не узнал. И предпочитал носа не совать, дабы не напроситься на обратную пересылку. Но, по отсутствию очередных руководящих директив, видимо, стараниями своего «шефа» Петюнчика (адмирал), эти семь мешков втихую, вылежав некоторое время, отправлены по назначению - в штабной крематорий. Либо запрятаны «до лучших времен».
А замглавкома Ник по возвращению из отлучки настоящего главкома С.Горшкова получил по рукам: «». Что и выразилось в отмене всех директив и приказаний, отданных Ником от имени главкома, но за своей подписью.
1997 г.
ПОВЕСТЬ О ПОГРАНИЧНИКЕ И ЗВЕРОБОЕ НИКОЛАЕ ФЛОРОВЕ
1
Во времена послекультовые служил Родине Коля Флоров, старший лейтенант погранвойск КГБ. Служил на границе, твердо веря в скорый приход коммунизма, когда сопливые мальчишки и девчонки смогут шутя забегать в кондитерские и набивать карманы конфетами и пирожными. И лизать мороженое - за просто так.
И настолько в это уверовал, что и лично присмотренные на пограничной нейтралке с полдюжины корней оберегал: народное достояние! А сдавая дела, показал затаившиеся в таежном распадке растения-сокровища преемнику: «Береги!»
По слухам, однако, корешки эти вскорости испарились. А тянули они на пятизначную цифирь.
А в 1960 году попал старлей Коля Флоров под «миллион двести тысяч», что означало, по мнению Генерального секретаря, высвобождение советского народа от излишних захребетников, то есть славных воинов СА и ВМФ, ну и КГБ тоже. Когда, значит, перековывали мечи на орала.
Поскольку же умел Коля Флоров выполнять только два действа - выслеживать закордонных лазутчиков и орать «Стой! Руки вверх!», а ничего другого не умел, то и призадумался: как жить?
И пошел Коля Флоров во Владивостокский уголовный розыск. На оклад аж в целые сто рублей.
И теперь, почитай, кажинную ночь Коля вскакивал по тревоге, быстренько натягивал штаны и бежал в УГРО на отлов шпаны, а то и бандитов. Сами понимаете, работенка нервная: и ножичек, а то и пулю схлопотать запросто.
А поскольку супружница Наталья никак не хотела понять, что дело это нужное, государственное, и, разложив сотню на четыре кучки, неоднократно взрыдывала: «А провались ты со своим угрозыском, на рубль в день я жить не согласна!», то Коля Флоров призадумался вторично. И подал начальству рапорт: увольняйте!
А начальство ему: «Ты что? На государственное дело тебе начхать? О своем животе печешься? Да мы тебя из партии вытурим! Взвоешь без !»
Коля с тоской глядел на прокуренные панели кабинета начальника и тяжело сопел:
- Вытуривайте. Все равно уж. Или самому топиться, или жену утопить. Тогда все равно исключат.
И пошел Коля на берег моря. Присмотрел камешек потяжельше. Присел, закурил последнюю беломорину, оглядел напоследок морские дали.
- Слышь, кореш! Кинь трояк, - послышался сзади шершавый голос. - Душа прогорает. А то давай на троих, а?
Коля оглянулся: и утопиться не дадут, сволочи! Позади двое забулдыг. Щетинистые, с сизыми носами, в мятых ватниках и расшлепанных бахилах. Как раз такие, каких опер Коля каждую ночь нашинковывал в КПЗ.
Коля вздохнул, выплюнул окурок и молча вывернул карманы.
- Сам на мели, значит, - прохрипел один из братьев по классу. - А че сидишь?
- Топиться буду, - серьезно ответил Коля.
- Ха! Ну и дурак. Вода-то холодная! Как говорила моя покойная бабушка, не торопись на тот свет, там кабаков нет. А че так?..
- А жить не на што, - ответил Коля. И, неизвестно почему, поведал, как он блюл интересы Родины, общества и правопорядка. И к чему пришел.
- Это так. Но топиться, брат, не стоит, - вошли в сочувствие бродяги. - А ты давай в зверобои! Деньга - во!
И один из них показал, для убедительности разведя клешни, сколько это «во!»
- А сами кто, оттуда?
- Оттуда. Выперли. Очень мы слабонервные. там много. А мы крови не выносим. Нам выпить да рукавом закусить!
Коля Флоров крови не боялся. И намылился, по совету братьев по классу, в управление китобойной флотилии. На китобои не взяли - сразу определили, что видел он море только на картинке.
А в зверобои взяли, матросом второго класса. С перспективой на первый класс. На этот вид промысла брали всех, кто мог предъявить любой документ: от паспорта до трамвайного билета. Что должно означать: человек вольный, из зоны не беглый.
В управлении китобойной флотилии числился «Дальморзвертрест», а за ним суденышко под названием «Котик». Вот на этот «Котик» и попал бывший офицер-пограничник, а теперь моряк Николай Флоров.
«Котик» готовился на промысел, бить нерпу в северных морях.
- А Коля-то завтра в море уходит. Первый раз в жизни. Переживает. Сходи, проводи, как моряк моряка. Ему легче будет, - насоветовала мужу, бывшему подводнику, а теперь штабному военмору, Василию Губанову его супружница, Наташкина подруга.
От душевной слякотни и для очистки совести поплелся Губанов на этот самый «Котик». Здесь военмор Губанов, привыкший к военным корабельным порядкам, пришел в ужас. Вахты у трапа не было. Из кают несло сивухой, какими-то рыками и взвизгами. Кто-то кого-то там использовал. В коридорах катались пустые бутылки.
В поисках матроса второго класса Флорова Васька вскарабкался на ходовой мостик. И удивился: судно в рейс, а нактоузы магнитных компасов бросались в глаза вывернутыми котелками. Самих компасов не было. На штурвале сушилась чья-то роба.
Губанов сплюнул и вышел. Матроса Флорова он не нашел.
.
2
Прошло лето. Колькина жена бегала к Губановым и со всхлипами спрашивала:
- Слышь, Василий. О Николаевом «Котике» ничего не слышно? В тресте ничего не знают. Может, у вас, на военном флоте, что знают? Вы-то должны все знать! Ну, что случись, куда я с двумя?..
Военмор Василий Губанов сопел и пожимал плечами:
- Да мы за рыбаками не следим. А за зверобоями тем более. А так, сообщений обо всяких там чепе не приходило...
- Ну, ты если что, сообщи, ладно?
- Сообщу, конечно.
Продолжение следует.
.jpg)
