Третье. Претензии к КБФ, высказанные И.А.Киреевым, являются не вполне обоснованными, иногда противоречивыми. Например, командование КБФ стремилось форсировать ЮМБ в светлое время суток, рассчитывая на 5-6 узловую скорость движения конвоев. Скорость КАТЩ, которые Киреев предлагал поставить впереди ТТЩ КОН-1, при использовании катерных тралов не могла превышать 4,5 узлов, так как при большей скорости катерные тралы всплывали, о чем писал он сам еще в 1943 г. [библ. № 149], а это замедлило бы общее движение. С наибольшей скоростью нужно было пройти и зону действий авиации противника за пределам ЮМАП, а КАТЩ с тралами препятствовали бы этому. Нельзя сбрасывать со счетов и трехбалльное волнение моря в момент начала движения конвоев, еще больше уменьшавшее скорость КАТЩ и затруднявшее или даже исключавшее применение ими катерных тралов (именно поэтому в КОН-1, где пытались использовать КАТЩ, вынуждены были отказаться от этого). Количество КАТЩ, применявших катерные тралы в общем строю, не должно было превышать трех [библ. № 149], но при этом они могли обеспечить ширину тральной полосы лишь около 100 м. Имели ли командиры КАТЩ и дивизионов опыт таких действий? Каким образом можно было бы осуществить навигационное обеспечение движения КАТЩ по оси ФВК № 10 ТБ? Одно дело тралить мины в назначенном районе, но совсем другое - вести за собой половину кораблей КБФ. А разве можно не учитывать то обстоятельство, что катерные тралы были тралами одноразового действия? Кроме того, применение катерных тралов привело бы к увеличению количества плавающих мин на пути конвоев, что не повысило бы, а снизило безопасность не только ТТЩ, но и охраняемых кораблей. Наконец, , 18 из 27 КАТЩ не имели тралов. Нужно, наверное, учитывать и то, что привлечение КАТЩ к проводке конвоев за тралами существенно сократило бы их количество при спасательных действиях. Подобные же сомнения можно высказать и по другим соображениям Киреева. Думается, например, что даже подробное обвехование 26 миль протраленной ТТЩ полосы (т.е. обеих ее кромок) в ЮМБ, чего требовал пункт «г» § 623 НТЩ-40 (прил. 8 ), не привело бы к существенному уменьшению потерь. Ведь ее ширина не превышала бы 1 каб. Поэтому остановившиеся по разным причинам корабли и суда, особенно лишившиеся хода, выносило бы ветром и течением из протраленной полосы независимо от наличия или отсутствия тральных вех (именно так случилось с ШК «Вирония»). Корабли, осуществлявшие спасательные действия, все равно выходили бы за линию тральных вех для оказания помощи поврежденным или гибнущим судам, оказавшимся за этой линией (именно по этой причине вышли из протраленной полосы и погибли ЛЕД «Кришьянис Вальдемарс» и СС «Сатурн»). То же самое делали бы корабли и суда для уклонения от авиационных бомб и артиллерийских снарядов. Далее. Пункт «б» § 623 НТЩ-40 требовал осуществления ориентирного обвехования протраленной полосы при длине кильватерной колонны проводимых за тралами кораблей и судов больше допустимой, что как раз имело место в Таллинском прорыве. Это означало необходимость такого обвехования еще на 161 миле маршрута прорыва. Сколько же потребовалось бы тральных вех и кораблей-вехоставов с учетом еще и того, что КОН-1 от о. Гогланд пошел по запасному маршруту (а это потребовало бы обвеховать дополнительно 44 мили маршрута прорыва). Есть еще одно обстоятельство. Военный совет и штаб КБФ не могли не думать о том, что им нужно будет эвакуировать гарнизоны ВМБ Ханко и БО БР. Судя по тому, что в последующем фарватер 10 ТБ использовался при эвакуации войск с п-ова Ханко, он уже в августе был потенциально избран для этой цели. Возможно, и этим объясняется отказ от обвехования протраленной полосы во время Таллинского прорыва: выставленные вехи могли стать ориентиром для подновления противником разреженных минных заграждений. Вехи также могли быть перемещены немцами или финнами, чтобы ввести в последующем в заблуждение командиров наших кораблей относительно положения протраленного фарватера. И еще. В соответствии с требованием пункта «в» § 623 НТЩ-40 тральные вехи должны были сниматься после прохода их последним из охраняемых кораблей. Но для их снятия потребовалось бы дополнительно выделять специальные корабли и каким-то образом охранять их. Вряд ли имелась возможность назначить из состава прорывавшихся из Таллина сил КБФ необходимое количество кораблей-вехоставов, способных обвеховать протраленную полосу на протяжении около 200 миль под почти непрерывным огневым воздействием противника. Не было кораблей-вехоставов с экипажами, обладавшими опытом такой работы в интересах движущегося формирования, состоящего из почти 200 кораблей и судов. Не было, наверное, и командиров, подготовленных для организации такого обвехования. Имеются и другие нестыковки в вопросе обвехования. Так, Киреев в 1960 г. писал [библ. № 45] со слов бывшего флагманского минера штаба МО БМ А.Ф.Гончаренко о погрузке на один из транспортов тральных вех, включая светящиеся, которые можно было бы использовать для обвехования протраленной полосы. Однако здесь же он предлагал ночью расставлять возле тральных вех катера, которые подачей световых сигналов показывали бы проводимым за тралами кораблям и судам границы протраленной полосы. Зачем это, если были светящиеся вехи? Но дело в том, что их не было, о чем сам же Киреев говорил и писал в 1942 и в 1943 годах (см. пункт «д» раздела 1 гл. 4). Об этом же писал в своих воспоминаниях адмирал В.Ф.Трибуц: «К тому же фарватер не был обвехован, да ночью его границы и с вехами едва ли удалось бы увидеть» [библ. № 101]. Наконец, любое обвехование не предотвратило бы подрыв кораблей и судов на плавающих минах, а также вследствие таких маневров, какой был произведен АР под командованием контр-адмирала Ю. Ф. Ралля. Вместе с тем к навигационному обеспечению НТЩ-40 относило не только обвехование тральных полос, но также и оборудование кораблей навигационной техникой, позволяющей вести точное счисление при тралении. А реально навигационное вооружение тральщиков и большинства остальных кораблей и судов, участвовавших в Таллинском прорыве кораблей, этому требованию не соответствовало. Недостаточным было и навигационное оборудование Балтийского морского театра военных действий. Это обстоятельство не позволяло кораблям и судам, особенно тральщикам, с необходимой точностью и частотой определять свое место даже в Финском заливе. Недостаточность навигационного оборудования кораблей и театра военных действий как раз и должна была быть компенсирована обвехованием, о слабой надежде на которое сказано выше. Четвертое. Из ошибок и недостатков, отмеченных В.И.Ачкасовым, имеется необходимость еще раз коснуться вопроса об использовании для прорыва какого-то «северного фарватера», расположенного в 7-10 милях севернее колен ФВК 10 ТБ-е, -ж. Прежде всего заметим, что он сам говорил, что этим «фарватером» нельзя было воспользоваться, поскольку не были определены границы ЮМБ. Лишь в ходе эвакуации гарнизона ВМБ Ханко (23.10-15.12.1941 г.) стало очевидным, что при прорыве из Таллина в Кронштадт по маршруту, пролегающему в 7 милях севернее колен ФВК № 10 ТБ-е, -ж, флот мог 28-29.08 понести меньше потерь от мин или даже не понести их вовсе. Анализ, проведенный тогда штабом КБФ, показал: — с одной стороны, несколько боевых походов ПЛ, пересекавших ЮМБ в сентябре — октябре 1941 г. в его северной части, прошли без потерь; — с другой стороны, на маршруте № 1, назначенном для эвакуации ВМБ Ханко и проходившем через ЮМБ по коленам ФВК № 10 ТБ-е, -ж, в октябре — ноябре погибли пять кораблей. Примечательно, однако, что при этом только ТР «Андрей Жданов» подорвался на заграждении И-6, поставленном противником до Таллинского прорыва. Другие корабли подорвались на заграждениях И-47, И-54, поставленных в сентябре — ноябре 1941 г. [библ. № 45] . Эти заграждения запирали с запада проход через ЮМБ, проделанный во время Таллинского прорыва. На основе этого анализа штабом КБФ был разработан и 16.11.1941 г. введен в действие маршрут № 2 для кораблей, принимавших участие в эвакуационных перевозках с п-ова Ханко. Этот маршрут в то время иногда называли «северным фарватером». Впервые он был использован отрядом кораблей 19-22.11.1941 г. при переходе в Ханко и обратно. Его первое колено, проходившее через северную часть ЮМБ, имело направление 265° - 85° и проходило примерно в 1,5-2 милях южнее Кальбодагрунд до меридиана 25° 15' Е. Следуя по этому колену, корабли пересекали четыре минных заграждения: И-7 и И-84, выставленные в августе 1941 г. южнее Кальбодагрунд, а также И-50 и И-52, выставленные в сентябре 1941 г. восточнее и западнее этой банки [библ. № 45]. Таким образом, никакого «северного фарватера» или «северного маршрута» близ Кальбодагрунд, которым можно было бы воспользоваться в августе 1941 г., не существовало, а такого узаконенного ФВК вообще не было до конца войны (если не считать финский шхерный фарватер, использовавшийся КБФ с сентября 1944 г. после выхода Финляндии из войны). Кроме того, удивляют высказанные Ачкасовым соображения о необходимости рисковать «ради безопасности целого флота» тральщиками КВМБ. Их силами он считал возможным до выхода сил КБФ из Таллина то ли протралить на ширину 1 мили ФВК № 10 ТБ, ведущий через ЮМБ, то ли проделать новый ФВК южнее о. Родшер через минные заграждения противника и свои, причем делать это без прикрытия с моря и воздуха. Что тут можно сказать? Только то, что все 17 боеготовых кронштадтских тральщиков 3, 9 и 12-го дивизионов приняли участие в Таллинском прорыве: четыре вышли из Таллина в составе ПМО конвоев, девять находились в составе гогландского ОПР, еще четыре были направлены на его усиление и перевозили спасенных людей с островов в Кронштадт. А что могло получиться, если бы командующий КБФ рискнул послать хотя бы половину этих ТТЩ «на убой» немецким ТКА, авиации и минам при прокладке нового ФВК в целях обеспечения прорыва? Скорее всего, флот остался бы в Таллине вообще без тральщиков или всего лишь с полдюжиной их. Пятое. Оценка А.В.Платоновым общего итога Таллинского прорыва как разгрома вызывает недоумение. Таллинский прорыв — это не прорыв конвоя в составе 20 транспортов, а операция, в которой участвовало 305 кораблей и судов, которую нельзя ни разгромить, ни уничтожить! Участвующим в ней силам можно нанести поражение, результатом которого будет «... недостижение поставленных целей... с крупными потерями в л.с., оружии, боевой технике, резким снижением боеспособности сил (войск)» [библ. № 249]. В этом случае можно было бы говорить о разгроме прорывавшихся из Таллина сил КБФ. Но цели Таллинского прорыва были достигнуты, а боеспособность сил флота, несмотря на крупные потери, резко не понизилась. Да и конвой в ходе прорыва был не один, их было около 30. Четыре конвоя и три ОБК, которые фактически тоже были конвоями, перевозившими эвакуируемых людей и охранявшими ПЛ, вышли из Таллина 28.08. А с 30.08 по 7.09 с островов Финского залива были отправлены еще более 20 отрядов боевых кораблей и судов (конвоев) со спасенными защитниками Таллина. Представляется, что при эвакуации войск потери надо оценивать в первую очередь не в транспортах, а в людях. Эти потери были очень большими, но все же в Кронштадт, Ораниенбаум и Ленинград флот доставил 64% людей, эвакуируемых и эвакуировавших. Потери же составили соответственно 36%. В то же время известно, что даже при потере войсками (силами) до 50-60% личного состава и боевой техники, но сохранении управления ими, они считаются лишь частично утратившими боеспособность [библ. № 246]. Потери кораблей и судов — второй элемент оценки степени поражения войск и сил в такой операции. При этом вряд ли следует изолированно рассматривать лишь потери транспортов (кстати, их погибло не 50%, как считает Платонов, а 90%). Правильнее, наверное, оценивать общие потери боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов, которые доставили в Кронштадт как принятых в Таллине и Палдиски людей, так и спасенных в ходе прорыва с погибших кораблей и судов в том числе высаженных на острова Финского залива. А таких кораблей и судов было 197, и погибли лишь 17,3% из них. Наконец, из всех 305 кораблей и судов участвовавших в Таллинском прорыве в период с 28.08 по 7.09, погибли 20,3%. Эти цифры - подтверждение того, что силы и войска, участвовавшие в Таллинском прорыве, не были разгромлены, а были лишь ослаблены или, другими словами, частично утратили боеспособность, и результатом Таллинского прорыва было выполнение КБФ поставленной задачи. Детальная оценка итогов Таллинского прорыва изложена в пунктах «б» и «в» раздела 1 настоящей главы. Что же касается оценок Платоновым планирования Таллинского прорыва, соблюдения требований БУ МС 37, НТЩ-40, организации корабельного ФКП КБФ, то о них речь пойдет подробно в следующем разделе этой главы. Вопрос о навигационном обеспечении форсирования ЮМАП рассмотрен здесь в пункте Третье, поскольку авторство его оценки принадлежит не Платонову, а И.А.Кирееву.
5.3. Таллинский прорыв в творчестве некоторых мемуаристов, историков и писателей: мифы, легенды, предположения, поучения, дезинформация и ошибки
а) Ю.А.Пантелеев:
Пожалуй, первым внес свою лепту в создание «мифов и легенд» о Таллинском прорыве бывший начальник штаба КБФ. Это он написал в 1965 г. в своих воспоминаниях [библ. № 67, с. 139]: «Получая донесения о гибели кораблей и о большом количестве плавающих мин, командующий флотом... приказал всему флоту стать на якорь до рассвета». А в отчете о прорыве [док. Вместо введения] об этом сказано следующее: «Лично наблюдая с КР «Киров» большое число плавающих мин, гибель ряда боевых кораблей и ТР, получив донесения о событиях в арьергарде и отряде прикрытия, командующий флотом счел дальнейшее движение в темноте бесцельным и принял решение о постановке главных сил на якорь. В 23 ч. 05 м. главные силы стали на якорь Ш=59°57'6 и Д=26°24 '5, о чем флот был извещен по радио». Это уже миф, созданный Военным советом КБФ. Истина же заключалась в том, что командующий КБФ за два с половиной часа до постановки ГС на якоря известил об этом своем намерении командиров КВМБ, ОПР и КОН-1, но не извещал командиров КОН-2, КОН-3, КОН-4, АР, командующего ВВС.
б) В.И.Ачкасов:
Не остался в стороне от создания «мифов и легенд» доктор исторических наук капитан 1 ранга В.И.Ачкасов. Например, он настойчиво убеждал слушателей его выступлений и читателей его публикаций [библ. №4-6, 120, 121], что «...из 67 транспортов и вспомогательных судов, участвовавших в прорыве, погибло 34 (в основно малотоннажных) ». Во-первых, трудно сказать, почему В.И.Ачкасов воспользовался этой цифрой которая взята из отчета КБФ 1942 г. о Таллинском прорыве. Ведь он был руководителем авторского коллектива и научным редактором тома III военно-исторического очерка о действиях ВМФ в Великой Отечественной войне [библ. № 22], изданного в 1962 г., где указано, что погибли 46 ТР и ВСУ. Это была цифра, наиболее близкая к реальной, хотя ее наполнение типами судов было ошибочным. Во-вторых, трудно также понять, какие суда он считал малотоннажными. Даже согласившись с названным им числом погибших ТР и ВСУ, нельзя не заметить, что из них три имели грузоподъемность или водоизмещение более 5000 тонн, одно-более 4000 тонн, пять — более 3000 тонн, девять — более 2000 тонн и четыре — более 1000 тонн; всего — 22 наиболее крупных судна из 34 (64,7%). Тем более что в «Отчете о водных воинских перевозках по Балтийскому бассейну с 22 июня по 30 ноября 1941 г.» о потерях сказано так: «Вследствие недостаточности приданного конвоя и отсутствия прикрытия караванов с воздуха все большие транспорта были уничтожены авиацией противника, за исключением транспорта «Казахстан» [док. № 1359, II]. Если же считать от 46 погибших ТР и ВСУ, указанных в томе III военно-исторического очерка «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» [библ. № 22], то 22 наиболее крупных судна— это 47,8%, и в этом случае тоже нельзя говорить о гибели «в основном малотоннажных» судов. Слово «малотоннажных» было применено Ачкасовым, скорее всего, в угоду издательским нормам тех лет, когда вышли в свет названные выше труды. На эту мысль наводит и то, что в его докторской диссертации [библ. № 201] таких «мифологизированных» или «легендированных» потерь судов нет. Удивляет, что ряд своих оценок Ачкасов противопоставлял оценкам командования КБФ, основываясь на послевоенных исследованиях. Он нередко не считался с тем, что командование КБФ обладало разведывательными данными о противнике, которые, естественно, имели меньшую информативность, нежели данные, ставшие доступными послевоенным исследователям, почему и оценки командования КБФ не совпадают с оценками этих исследователей. Часто «послевоенные исследования» являлись просто переписыванием архивных документов, не сопровождавшимся скрупулезным анализом приведенных в них сведений, и содержали неверную информацию или ошибочные выводы. Например, пренебрежительное отношение к возможностям береговой артиллерии немцев и их влиянию на выбор маршрута прорыва Ачкасов основывал на том, что береговая батарея была якобы только на мысе Юминда и стреляла она плохо. Но артиллерийские батареи были развернуты немцами по всему южному берегу Финского залива — от п-ова Виймси до г. Нарва, о чем было известно Военному совету КБФ. А 29.08 появилась батарея на Кургальском п-ове, только что занятом войсками противника. С севера, с о. Мякилуото и о. Куйвасаари, стрельбу могли вести (и с о. Мякилуото вела) финские 305-мм батареи БО. Все эти батареи реально имели и частично решали в пределах их дальности стрельбы следующие задачи: недопущение или затруднение постановки и траления мин советскими кораблями; затруднение проводки конвоев и нанесение им потерь; отражение попыток высадки десантов; воспрещение огневой поддержки сухопутных войск нашими кораблями, а в последние дни обороны Таллина еще и подавление батарей береговой обороны ГБ, участвовавших в отражении штурма Таллина немецкими войсками. Наконец, именно эти батареи в полдень 28.08 «выгнали» из Таллинского залива боевые корабли КБФ, хотя им, возможно, лучше было бы выйти позднее. Они своим огнем старались не допустить движения наших кораблей и судов севернее или южнее ФВК № 10 ТБ, через районы, где плотность минных заграждений была меньше. Их огонь вынуждал корабли и суда уклоняться от оси протраленной полосы для выхода из-под обстрела, ставить дымовые завесы, которые затрудняли удержание кораблей и судов в кильватерном строю, обнаружение плавающих мин и уклонение от них.
Эскадренный миноносец «Гордый» ставит дымовую завесу для прикрытия лёгкого крейсера «Киров» от огня полевой артиллерии противника с п-ва Виймси
Что же касается конкретно батареи на м. Юминда, то она плохо стреляла лишь потому, что корабли, следуя по коленам ФВК № 10 ТБ-е, -ж, находились за пределом дальности ее эффективной стрельбы. Совсем другие результаты были бы при стрельбе по кораблям, идущим вблизи от берега. Ранее приводились результаты поражения артиллерийским огнем наших кораблей на Таллинском рейде в последние дни обороны ГБ флота, а также в районе Кунда еще в начале августа. Да и в ходе Таллинского прорыва, когда СКА ПК-233 оказался вечером 28.08 гораздо ближе других кораблей к м. Юминда, он был потоплен артиллерийским огнем с берега. То же самое случилось с ТР «Луга», оставшимся 28.08 без хода в результате подрыва на мине: утром 29.08, когда ветром и течением его снесло ближе к м. Юминда, он был подожжен и, возможно, потоплен огнем немецкой батареи после ухода наших конвоев из района его местонахождения. Подробнее вопрос о береговой артиллерии освещен в пункте «в» раздела 1 главы 4. Тот же Ачкасов в своих публикациях регулярно повторял мифическую цифру людских потерь КБФ и 10-го ск в ходе Таллинского прорыва - 4767 человек, приведенную в отчете КБФ о Таллинском прорыве. А ведь ему была известна близкая к реальной цифра, указанная в упомянутом выше военно-историческом очерке [библ. № 22], -около 9000 военнослужащих (из эвакуируемых войск), так как, повторюсь, Ачкасов был руководителем авторского коллектива и научным редактором тома III этого очерка.
в) В.И.Ачкасов и Н.Б.Павлович:
Не обошлась без мифов в части, касающейся Таллинского прорыва, и совместная работа В.И.Ачкасова и профессора, контр-адмирала Н.Б.Павловича [библ. № 8]. Так, они утверждали, что Военный совет КБФ переоценил опасность прорывавшимся силам со стороны надводных кораблей и подводных лодок противник Странное утверждение, поскольку в «Боевом приказе на переход КБФ в Кронштадт» о надводных кораблях, даже о торпедных катерах нет ни слова, но требуется «особое внимание обратить на ПВО, ПМО, ПЛО». Кстати, подводные лодки противника постоянно отмечались радиоразведкой КБФ на меридиане Кальбодагрунд и на Восточном Гогландском плесе. Из-за вынужденного в связи с минной опасностью движения прорывавшихся сил постоянными курсами и скоростями на всем маршруте прорыва, а не только при форсировании ЮМАП, опасность атак ПЛ справедливо считалась повышенной. Вместе с тем Военный совет КБФ был обязан учитывать даже незначительную опасность прорыва в Финский залив крупных надводных кораблей противника. Нарком ВМФ указывал ему: «Потому противник и не идет в Финский залив, что в Таллине стоят наши силы» [док. № 212]. А наши силы покидали Таллин, и все могло быть. На этот случай штабом ОЛС и были разработаны документы для боя с надводным противником, включая финские броненосцы береговой обороны. Нужно обратить внимание на то, что надводной угрозой Военный совет КБФ считал финские ББО, базировавшиеся в Ботническом заливе, а не немецкие линкоры и тяжелые крейсера, находившиеся в Киле и Бресте. Ачкасов и Павлович считали, что от использования для прорыва прибрежного (южного) маршрута командование КБФ отказалось из-за преувеличения опасности со стороны немецкой береговой артиллерии, и утверждали: «Огневые средства противника на занятом им побережье, как выяснилось при прорыве, не представляли серьезной опасности для сильного флота» [библ. № 8, с. 75]. Но это же выяснилось при прорыве именно потому, что флот прорывался по маршруту, проходившему за пределами дальности эффективного огня полевой артиллерии немцев. А вот о том, что могло выясниться, если бы флот пошел на прорыв по прибрежному южному маршруту, два ученых моряка ничего не сказали. Наконец, выводы командующего КБФ из оценки обстановки, воплотившиеся в выборе маршрута прорыва, построении походного порядка прорывавшихся сил и организации их действий в ходе прорыва, свидетельствуют о том, что он стремился противодействовать реальным угрозам таким образом, чтобы по возможности минимизировать их воздействие на ОБК и КОН в создавшихся условиях. О допущенных при этом ошибках, подлинных или мнимых, говорилось выше и будет еще сказано в дальнейшем. Ачкасов и Павлович также утверждали, что Военный совет СЗН выполнил просьбу Военного совета КБФ о нанесения ударов по аэродромам противника фронтовой авиацией и сосредоточении на аэродроме Липово максимального количества истребителей с подвесными баками для увеличения дальности истребительного прикрытия прорывавшихся сил. Но именно это и не было сделано Военным советом СЗН! Их утверждение является странным еще и потому, что противоречит приводившейся выше цитате из выступления Ачкасова на военно-исторической конференции в 1966 г., которую придется повторить: «Военный совет Северо-Западного направления не оказал практической помощи командованию КБФ при проведении такой сложной операции в тяжелых условиях». Этим же авторам принадлежит заявление о том, что немцы не использовали против прорывавшихся сил КБФ самолеты-торпедоносцы. На самом же деле использовали, хоть и безрезультатно. И сами немцы об этом пишут в послевоенных книгах, и некоторые наши историки не обошли вниманием этот факт. О фактах применения торпедоносцев говорится в донесениях капитана транспорта «Балхаш» и помощника по политической части капитана транспорта «Иван Папанин».
г) В.Д.Доценко:
Инициатором дезинформационной атаки на содержание и результаты Таллинского прорыва явился, как это ни прискорбно, профессор, капитан 1 ранга В.Д.Доценко. Хотелось бы обратить внимание на ущербность ряда высказываемых им положений и опровергнуть их. Так, он ставит в один ряд поражения русского флота во 2-м Роченсальмском (1790) и Цусимском (1905) сражениях с «поражением» КБФ в Таллинском прорыве [библ. № 29, 200, 258], причем «поражение» КБФ, по его мнению, было самым крупным. Критерием для такого утверждения у него являются лишь потери, да и то рассчитанные с использованием неизвестно откуда взятых цифр. Но дело в том, что потери — не единственный критерий успешности морских операций. В конечном счете, результаты (не стоит спекулировать словами «успех» и «неудача») той или иной операции должны оцениваться по критерию выполнения или невыполнения поставленной боевой задачи. Естественно, чем меньше при этом свои потери, тем выше оценивается успешность (эффективность) ее выполнения. Кстати, используя термин «поражение», Доценко не посчитал нужным определить его степень в каждом из сравниваемых исторических событий (или уничтожение, или разгром, или ослабление; частичная или полная утрата боеспособности). Разберемся в этом вопросе детальнее. Во-первых, о выполнении задач. Ни вице-адмирал принц К.-Г.-Н.-О. Нассау-Зиген, ни вице-адмирал 3.П.Рожественский поставленных им задач не выполнили, а вице-адмирал В.Ф.Трибуц поставленную ему задачу выполнил, что наглядно показано выше. Во-вторых, о потерях. Нассау-Зиген в течение 5-часового боя потерял 62 из 152 (40,1%) кораблей и 7369 из 14 тыс. человек (52,6%) личного состава (погибших, раненых и плененных) и привел гребцов сохранившихся галер к физической неспособности к гребле, а сами галеры лишил необходимой подвижности [библ. № 242, 245, 273, 275]. Для галерного флота это — полная утрата боеспособности. Рожественский за трое суток потерял 34 из 38 кораблей и судов (89,5%) и 13,7 тыс из 15,1 тыс. человек (90,7%) личного состава (погибших, раненых, пленных и интернированных). Результат: уничтожение 2-й и 3-й тихоокеанских эскадр [библ №242,272,275,293,316]. Трибуц за 11 дней (28.08-7.09) потерял 62 из 305 кораблей и судов (20,3%) и 10 3 тыс. из 28,6 тыс. военнослужащих (36,2%), прорывавшихся на этих кораблях и судах из Таллина в Кронштадт (раздел 1 настоящей главы). В итоге — лишь ослабление прорывавшихся сил КБФ и 10-го ск (частичная утрата ими боеспособности). Факты и цифры — явно в пользу КБФ! Но дело не только в цифрах. Не надо забывать и о разных условиях проведения этих операций, характере сил и оружия, в них применявшегося. Против Нассау-Зи-гена были только ядра, пули и холодное оружие, против Рожественского — снаряды плюс торпеды, а против Трибуца — снаряды, торпеды, мины и авиабомбы. Непонятна также и сама идея сравнения совершенно разных по задачам и содержанию операций. Так, корабли вице-адмиралов Нассау-Зигена и Рожественского не перевозили ни военных, ни гражданских пассажиров, такую задачу выполнял лишь вице-адмирал Трибуц. Поэтому, если исключить из числа участвовавших в Таллинском прорыве 65 кораблей и судов и перевозившихся ими пассажиров, а потери оценивать от оставшихся 160 единиц и их экипажей, то сравнение Таллинского прорыва с Роченсальмским и Цусимским сражениями окажется в еще большей степени в пользу КБФ и вице-адмирала В.Ф.Трибуца. Опыт Второй мировой войны дает исследователям многочисленные примеры операций по эвакуации прижатых к морю группировок войск. Из этого опыта известно, например, что существуют два основных вида морских эвакуационных перевозок войск [библ. № 236, 237, 241, 276, 291]. Первый, когда удержание обороняемого «до последнего солдата» прибрежного объекта становится невозможным, и вынужденная эвакуация производится поспешно, без должной подготовки и поддержки. Так, в мае 1941 г. после недельной обороны о. Крит около 16 500 из 42 500 находившихся на нем британских и греческих военнослужащих в течение пяти суток были эвакуированы в Александрию на британских боевых кораблях. Около 2000 погибли при эвакуации. Остальные 24 000 защитников острова либо погибли в боях, либо попали в плен к немцам. В эвакуации участвовали девять крейсеров, 13 эсминца и один быстроходный транспорт. Эвакуация производилась в основном в ночное время. Благодаря господству немцев в воздухе (английские аэродромы находились в Египте, примерно в 600 км от о. Крит) их авиация потопила один крейсер и три эсминца, были повреждены три крейсера и четыре эсминца. О Таллинском прорыве все сказано выше. Поэтому большим потерям при этом виде эвакуации, в том числе пленными, удивляться не приходится. Второй, когда удержание обороняемого объекта остается возможным но перестает быть необходимым по оперативно-стратегическим соображениям становится невыгодным. Эвакуация в этом случае производится планово, после заблаговременной подготовки и тщательной организации. Примерами являются эвакуации союзных войск из Дюнкерка в 1940 г., советских войск из Одессы и с Ханко в 1941 г., части немецко-румынских войск из Крыма в 1944 г. В этих случаях больших потерь, как правило, удавалось избежать. Наконец, нужно рассматривать ситуации полной невозможности эвакуации. В этих случаях не сумевшие эвакуироваться войска обычно оказываются в плену у противника: - в декабре 1941 г. после 18-дневной обороны сдался в плен японцам весь 12-тысячный гарнизон британской ВМБ Гонконг; - в феврале 1942 г. после недельной обороны ВМБ Сингапур в плен сдались 73 000 британских военнослужащих; - в июне 1942 г. после однодневной обороны Тобрука немцам сдался весь 35-тысячный британский гарнизон этой ВМБ; - в июле 1942 г. из-за невозможности эвакуации в Севастополе были оставлены и попали в плен более 90 000 советских военнослужащих; - в мае 1943 г. в Тунисе из-за невозможности эвакуации сдалась англо-американским войскам прижатая к морю 250-тысячная немецко-итальянская армия. Все зависит от условий обстановки и возможностей своих и противника. Вот такие операции, как представляется, и нужно сравнивать. Рассуждая о неготовности КБФ к эвакуационным перевозкам [библ. № 29, 30, 31, 200], Доценко говорит, что все первые операции флота были спланированы, исходя из «военной доктрины только благоприятного развития событий на континентальном ТВД». Но, во-первых, операции флота планировались, исходя не из доктрины, а из поставленных оперативных задач. Во-вторых, планы операций по недопущению высадки десанта противника на побережье Латвии и Эстонии, прорыва немецкого флота в Финский и Рижский заливы вытекали явно не из сценария «благоприятного развития событий на континентальном ТВД» с началом войны. Они были нацелены, скорее, на недопущение неблагоприятного развития событий на северо-западном направлении обороны страны. Лучше бы Доценко заметил, что КБФ вообще не была поставлена задача защиты наших морских коммуникаций, решением которой определялся успех эвакуационных перевозок. В этой связи, говоря о расчетах на благоприятное развитие событий на суше, Доценко следовало бы упомянуть еще одну не замеченную им, но поставленную КБФ задачу: помочь армии в разгроме вооруженных сил Финляндии и овладении ее территорией. Планировалось, что советские войска выйдут на побережье Ботнического залива, КБФ тем временем уничтожит финские ВМС и береговую оборону, поможет КА овладеть южным побережьем Финляндии и Аландским архипелагом. И тогда вообще никакой защиты наших коммуникаций в Финском заливе не потребовалось бы. В этом случае речь шла действительно о «благоприятном развитии событий», о наступлении. Но Красная армия не смогла наступать на Финляндию, а была вынуждена отступить к Ленинграду, в результате чего возникла необходимость защиты своих коммуникаций, к чему КБФ, как к выполнению самостоятельной оперативной задачи, не готовился. Но, повторюсь, по отношению к Германии у КБФ наступательных планов не могло быть, поскольку ему не ставились такие задачи. При рассмотрении конкретных событий и результатов Таллинского прорыва Доценко заявляет, например, что балтийцы должны были все крупные суда свести в один КОН, ссылаясь при этом на опыт проводки КОН англичанами и американцами в Атлантике в годы Второй мировой войны. Не хочется думать, что Доценко плохо представляет разницу между Атлантическим океаном и Финским заливом, а также между угрозами КОН в этих акваториях, создававшимися противником. В составе балтийских конвоев было около 50 кораблей и судов с осадкой более 3 м, которые в первую очередь нуждались в прикрытии тралами (корабли и суда, входившие в состав ГС, ОПР и АР, в том числе БТЩ, не учитываются). При построении кораблей и судов КБФ в КОН по англо-американскому типу получилась бы группировка, идущая через ЮМБ в строю сложного кильватера, состоящая из 9-10 колонн по пять-шесть кораблей в каждой. При интервалах между колоннами, равных, скажем, одному кабельтову, общая ширина строя КОН составляла бы около 10 каб. Для проводки такого КОН через ЮМБ потребовалось бы иметь в одном ряду до 13 пар ТЩ с МТШ, т.е. 26 тральщиков. А в двух-трех рядах, как требовало НТЩ-40, до 52-78 тральщиков. Глубина строя ПМО могла составить более десятка миль! Имевшиеся у балтийцев 16 тихоходных ТЩ могли создать, построившись парами в один ряд, протраленную полосу шириной не более 6 каб. А если в общий строй поставить еще 10 БТЩ, то ширина протраленной полосы достигнет 10 каб., но конвой будет идти за одним рядом тралов, ГС, ОПР и АР останутся без ПМО. Однако в атлантических конвоях расстояние между колоннами составляло не один, а пять каб. Балтийским конвоям для обеспечения свободы маневра при уклонении проводимых за тралами кораблей и судов от мин и бомб потребовались бы такие же расстояния. Желающие могут подсчитать потребность в тральщиках. Далее. Англо-американские КОН такого масштаба при переходе через Атлантику по несколько дней шли, не меняя курса, а если и меняли, то вдали от навигационных опасностей. На переходе из Таллина в Кронштадт в течение двух суток КОН и ОБК изменяли курс до 10 раз, причем дважды на 70° и дважды на 90° через промежутки времени около 2-3 часов. Кстати, транспорты в англо-американских КОН ходили со скоростью 12-15 узлов, в отличие от наших, скорость которых ограничивалась 5-6 узлами, которыми шли ТТЩ с тралами. Это тоже нужно знать и помнить. Ведь в этом случае наши корабли охранения, в том числе ЛД и ЭМ, также были бы вынуждены идти со скоростью конвоев, т.е. без использования параванов-охранителей. Можно придумывать разные варианты построения этих боевых кораблей для охранения конвоев, но все они будут приводить к увеличению количества проводимых за тралами кораблей и судов в колоннах до 9-10 единиц. Интересно, как В.Д.Доценко удалось бы провести предлагаемую им армаду между мелями и островами Финского залива. В Атлантике не было ни мин, ни авиации, ни торпедных катеров, ни береговой артиллерии, ни, наконец, навигационных опасностей, а там, где все или часть этих «прелестей» были (на подходах к Британским островам), эти конвои ходили такими же ордерами, как на Балтике. Между прочим, даже в гораздо более широком, чем Финский залив, Средиземном море англичане не строили свои КОН в строи сложного кильватера и не делали их такими крупными, как в Атлантике. Мало того что этот опыт наших союзников к Финскому заливу неприменим, но союзникам потребовалось приобретать этот опыт и строить тысячи кораблей охранения в течение почти четырех лет войны, чтобы лишь в 1943 г. перебороть немецкие подводные лодки в Атлантике. И это было достигнуто в условиях, когда на территории Великобритании и США немецких войск не было. Развивая свою мысль о большом конвое, Доценко, ссылаясь на некое большинство исследователей, задним числом «учит» вице-адмирала В.Ф.Трибуца: оказывается, нужно было отправлять из Таллина подводные лодки, боевые катера, небольшие вспомогательные суда не в конвоях, а небольшими группами или «врассыпную» (главное, чтобы не по одному маршруту), без охранения; в таком случае немецкая авиация стала бы гоняться по Финскому заливу за всякой «мелочью», а не за крупными судами [библ. № 29]. Вот бы увидеть на карте эти «разные» маршруты в Финском заливе, где оба берега заняты противником, а между берегами всего-то 30 миль воды, загражденной минами! Итак, подводные лодки — по минам без ПМО?! Но разве подводные лодки, входившие в состав боевого ядра КБФ, не являлись ценными объектами?! Конечно, после Таллинского прорыва подводные лодки, выходя в Балтийское море и возвращаясь из него в Кронштадт, форсировали минные заграждения в Финском заливе от и до о. Гогланд без ПМО, но в августе 1941 г. считалось необходимым сопровождение их тральщиками. А КРЛ «Киров», выходит, вступил бы в охранение, например, ТР «Иван Папанин», следуя около него скоростью 5-6 узлов? И то же самое делали бы другие корабли боевого ядра КБФ по отношению к другим ТР? Как в этом случае удалось бы сберечь боевое ядро флота от подрыва на минах ЮМБ и от поражения авиабомбами на гогландских плесах? А как можно было организовать ПВО той «мелочи», что пошла бы малыми группами и одиночно? Чем проводились бы спасательные действия, которыми должны были заниматься малые корабли и катера? Как, наконец, удалось бы управлять всеми? Зато какую «веселую охоту» устроил бы Доценко немецким и финским боевым катерам (ТКА, СКА и КАТЩ)! Что же касается немецкой авиации, то она, без сомнения, не стала бы размениваться на всякую «мелочь», а занялась бы транспортами, эсминцами, лидерами и КРЛ «Киров». Наверное, Доценко очень импонирует опыт руководителя британского Адмиралтейства адмирала Паунда, приказавшего в 1942 г. именно таким образом осуществлять переход конвоя PQ-17 по Баренцеву морю в Архангельск, в результате чего две трети выполнивших его приказ судов были потоплены немецкими самолетами и подводными лодками. Только в уютном домашнем кабинете из дали конца XX в. можно было придумывать такие «советы» командующему КБФ 1941 г.! Надо полагать, у вице-адмирала В.Ф.Трибуца и Доценко были разные взгляды на важность объектов, что определялось не только оперативно-стратегическими факторами, но и пониманием ответственности за утрату боевых кораблей. Хотелось бы также спросить профессора: где можно ознакомиться с результатами работ «большинства исследователей», на которых ссылается Доценко? Но этим примером «мастер-класс» Доценко не ограничивается. Так, обрисовав случаи подрыва кораблей и судов на минах 28.08.1941 г. [библ. № 30], он обвиняет командующего КБФ в незнании минной обстановки, из-за чего он приказал всем кораблям и судам с наступлением темноты стать на якоря до рассвета, хотя они уже вышли за пределы ЮМАП. Приходится, однако, констатировать, что обстановки не знал профессор Доценко. Во-первых, командующий КБФ не приказывал прорывавшимся силам становиться на якоря, а лишь проинформировал командиров ОПР и КОН-1 о том, где главные силы станут на якоря и когда продолжат движение. Это решение было вызвано именно знанием минной обстановки: опасением подрыва кораблей ГС в темноте на плавающих минах и, возможно, на минах не полностью вытраленного заграждения И-77 возле о. Родшер. Кроме того, командующий КБФ мог считать необходимым продолжать выполнение отданного 27.08 Военным советом КБФ «Боевого приказа о прикрытии КОН-1 и КОН-2 силами ГС до о. Гогланд». Во-вторых, в момент постановки главных сил на якоря (около 23 часов 28.08 ) все остальные группировки кораблей и судов уже стояли на якорях в пределах ЮМАП: ОПР, КОН-1 и часть кораблей и судов из состава КОН-4 и АР — в его восточной части, а КОН-2, КОН-3 и СКР из состава АР — в западной. Если бы это было не так, то не было бы и потерь от подрыва на минах с началом движения утром 29.08. Местонахождение конвоев командующему КБФ известно не было. В-третьих, все корабли и суда стали на якоря вынужденно. В ОПР подорвались на минах и потеряли ход ЛД «Минск» и ЭМ «Славный», ЭМ «Скорый» погиб, а четыре из пяти его БТЩ в темноте оторвались от проводимых за тралами кораблей, и ОПР остался без ПМО. КОН-1 и КОН-2 тоже остались временно без ПМО: из 12 ТТЩ два погибли, два в темноте оторвались от охраняемых судов, у трех были выведены из строя все тралы, и они занялись спасением людей с погибших кораблей и судов. Оставшиеся пять ТТЩ на два конвоя имели только змейковые тралы, которые ночью применять было нельзя. Тральщики КОН-3 тоже оторвались от охраняемых кораблей и судов и возвратились к ним, когда они уже стояли на якорях. Опасность подрыва на минах, в том числе плавающих, ночью для ОПР и конвоев была гораздо большей, чем для ГС. Кроме того, в темноте командиры конвоев фактически потеряли управление ими (его удалось восстановить лишь с рассветом). Строй кильватерных колонн КОН-2 и КОН-3 нарушился, и они образовали неуправляемую общую «кучу» кораблей и судов. При этом одна часть кораблей и судов стала на якоря по приказаниям командиров конвоев и командира дивизиона СКР, оказавшегося среди них на СКР «Снег», другая часть — без приказания, исходя из здравого смысла. А часть продолжила движение и оказалась в расположении стоящего восточнее на якорях КОН-1. Наверное, оценивать действия исторических персонажей нужно, имея полное, глубокое, а не поверхностное знание обстановки и ее развития. А этого Доценко явно недоставало и при рассмотрении других событий Таллинского прорыва. Так, осуждая уход боевых кораблей ГС и ОПР от конвоев, Доценко, видимо, забыл, а скорее, просто не знал того, что директивой Военного совета СЗН было приказано охранять конвои только тральщиками, катерами «МО» и авиацией, но никак не кораблями ОЛС. Командующий КБФ и так основательно отклонился от буквы директивы, решив осуществить на участке о. Кери — о. Гогланд прикрытие конвоев силами ОЛС, а также включив в состав охранения конвоев три КЛ и пять мобилизованных СКР. Доценко почему-то не удосужился оценить возможности ПВО конвоев силами неповрежденных кораблей ОЛС (а это только ЛД «Ленинград» и ЭМ «Сметливый» из охранения КРЛ «Киров» и ЭМ «Свирепый», буксировавший потерявший ход ЭМ «Гордый») с учетом значительной продолжительности предстоявшего противовоздушного боя. Им также не приняты во внимание минная обстановка и требования статьи 118 БУ МС 37 (прил. 7) о плавании эсминцев в районах постоянной минной угрозы только с поставленными параванами, т.е. на скорости не менее 14 узлов. Можно с большой вероятностью утверждать, что попытка ЛД и ЭМ идти в едином строю с конвоями скоростью 5-6 узлов окончилась бы увеличением общих потерь за их счет. У командующего КБФ были перед глазами факты потопления авиацией противника в Рижском заливе эсминцев при обстоятельствах, не позволявших им маневрировать курсом и скоростью. Можно предположить, что у него имелась и какая-то информация о том, как немецкая авиация топила или повреждала британские линкоры и крейсера, авианосец и эсминцы в мае 1941 г в ходе Критской операции. При оценке событий Таллинского прорыва Доценко нелишне было бы вспомнить и последующие события, связанные с потоплением немецкой авиацией советских эсминцев в Черном море в 1942-1943 гг., когда они теряли одно из двух средств ПВО — маневренность, способность уклоняться от сброшенных бомб Один только зенитный огонь не обеспечивал надежной ПВО даже на самооборону. Следует также не забывать и о реальности угрозы атак подводных лодок противника в Финском заливе восточнее меридиана 26°. Радиоразведка систематически обнаруживала работу их радиопередатчиков в Нарвском заливе и на гогландских плесах. Именно в этом районе погиб в июле атакованный финской ПЛ транспорт «Выборг». Здесь же обнаруживались и вытраливались мины, поставленные финскими подводными лодками. Наконец, нужно обратить внимание на требования Корабельного устава РК ВМФ Союза ССР часть I (КУ-39), в статье 379 которого указывалось: «Важнейшим условием безопасности плавания от атак подводных лодок является большой ход. Поэтому корабли в светлое время суток должны идти возможно большим ходом». Претендуя на роль опровергателя легенд и мифов как Русского императорского, так и, особенно, советского ВМФ, Доценко сам стал главным их творцом. Так, в 2005 г., без всяких на то оснований, он отверг возможность атаки прорывавшихся сил торпедными катерами [библ. № 31 ]. Однако об этих атаках и их результатах рассказывается не только в журналах боевых действий и вахтенных журналах кораблей, участвовавших в их отражении, но также в иностранной литературе [библ. № 222, 224], что добавляет доказательности. Да и сам он десятью годами раньше признавал ночные атаки финских торпедных катеров на конвои [библ. № 30]. Правда, и это признание является его заблуждением. Три атаки против КОН-2, КОН-1, ОПР и ГС предприняли не финские, а немецкие ТКА, о чем говорилось ранее, но не ночью, а около 19.50 (до захода солнца), 21.00 и 21.10 28.08 (до начала навигационных сумерек). Все атаки были отражены кораблями ОПР, КЛ «Москва» и КРЛ «Киров». Финские же СКА, вооруженные бугельными торпедными аппаратами, атаковали не конвои, а отбившиеся от конвоев отдельные вспомогательные суда. Советским военно-морским командованием официально признано за ними потопление ПМШ «Атта» (торпедой), что произошло севернее района ночной стоянки КОН-2, но его охранением не отражалось, поскольку финские катера никто не видел, а также захват буксиров И-18 и «Палдиски». Имеются посвященные этим действиям документы Союзной контрольной комиссии по Финляндии [док. № 1298], финские архивные документы и иностранная историческая литература [библ. № 2221 повествующая о них. Кроме того, 31.08 командир одного из финских СКА (ТКА) намеревался атаковать ВТ № 523 «Казахстан» у о. Вайндло, но отказался от этого намерения, увидев у острова несколько советских боевых кораблей (там были два СКА типа «МО» и пятьТТЩ) [библ. № 214, 229]. Вместо того, чтобы разобраться в ситуации, Доценко сочинил еще одну легенду, диаметрально противоположную приведенной выше, и сообщал неискушенным читателям, что никакие ТКА противника в ночь на 28.08.1941 г. не выходили в атаки на прорывавшиеся из Таллина силы КБФ, и корабли ОПР обстреляли свои ТКА, которые якобы намеревались присоединиться к ним, сообщая свои позывные. Доценко даже назвал их номера - 73, 74, 94,103,113 - и обозначил скорбь по погибшему от «дружеского» огня ТКА № 103. Доценко оказался прав лишь в том, что в ночь на 28.08 торпедные катера противника действительно в море не выходили. Не было возможности и необходимости. Известно, что в ночь на 28.08 над Финским заливом бушевал крепкий ветер, наши корабли и суда находились в Таллинском заливе, крейсер, лидеры и эсминцы стреляли, но не по морским целям, которых не было, а по берегу, сдерживая постановкой заградительных огней наступающие войска противника. Названные Доценко наши торпедные катера укрывались от ветра и волны в гавани о. Найссаар. Наверное, немецкие и финские ТКА с такой же целью «прятались» на своих базах. Это — первая неувязка придуманной Доценко легенды. Вторая его неувязка связана с тем, что если немецкие ТКА все-таки пытались атаковать прорывающиеся силы КБФ, но не в ночь на 28.08, а вечером 28.08, до наступления вечерних навигационных сумерек, то финские атаковали ночью, между 03.00 и 06.00 29.08. Не раскрывает Доценко и того, кем и когда выяснилось и где сказано о том, что корабли ОПР обстреляли свои ТКА. Нужно также заметить, что статья 48 «Правил совместного плавания ВМФ» (ПСП-39) запрещала малым кораблям приближаться в ночное время к большим кораблям, никак не связывая это с подачей каких-либо сигналов. Что же касается правил опознавания, то в случае приближения ТКА к большим кораблям они сначала должны были подать опознавательные сигналы, а уж затем позывные. Еще жестче были в этом вопросе требования статьи 428 КУ-39 часть Г. «Всякий корабль, если о появлении его не было точных предварительных указаний и если нет абсолютной уверенности, что это корабль свой, должен считаться кораблем противника. При этом большие корабли должны неуклонно придерживаться правила - лучше потопить миноносец или катер, чем рисковать потерей большого корабля вследствие запоздалого принятия мер». Хотя лидеры и эсминцы не относились к большим кораблям, но ОПР еще не закончил выполнение задачи прикрытия КОН-1, рядом с которым он стоял на якорях, а входившие в состав конвоя транспорты, согласно БУ МС 37 и НМО-40, считались большими кораблями.
Вспоминаю курьезно-поучительный случай. Дело было три года назад. Был я тогда помощником командира точно такой же, как эта, средней подводной лодки. И вот, также как сейчас, но в дождь и туман, мы подходили к проливу.
. Комплекс радиоэлектронного оснащения проекта 613 в процессе постройки и эксплуатации неоднократно изменялся. Подводные лодки получили радиолокационную станцию обнаружения надводных целей «Флаг». Гидролокатор «Тамир-5Л» и станция шумопеленгования «Марс-24КИГ» (впоследствии заменялась на «Феникс») обеспечивали обнаружение целей в подводном положении.
На средних лодках нет специалиста-офицера по радиоэлектронике. Обязанности начальника радиотехнической службы возложены на помощника командира. Без специального образования руководить гидроакустиками и радиометристами трудновато. Но служба есть служба и отвечать за исправную работу матчасти помощник командира обязан, даже если он по уровню «электронной» подготовки явно уступает своим подчиненным. Так вот, входим мы в Босфор Восточный. Туман такой густой, что с мостика не то что горизонта, половины носовой надстройки не видно. Радиолокационная станция «Флаг» работает уже не один час и в конце концов выходит из строя. Командир, конечно, лезть в узкость без радара не хочет, и мы становимся на якорь. Но и на якоре здесь стоять небезопасно. Одним словом, на мостике начинается некоторая нервозность. Вниз один за другим сыпятся нервно-командные'запросы, типа «Когда, наконец, станция «Флаг» будет введена в строй?« Хотя всем, включая командира, известно, что все временные нормы работы станции были нарушены именно по вине мостика, да и от частоты такого рода запросов дело двигаться быстрее не будет. Но так уж, видно, устроен человек особенно когда этот человек — начальник.... Я — в роли вахтенного офицера, не отрываю бинокля от глаз изображаю попытки заглянуть за полосу . Внутренне переживаю за своих радиометристов, ремонтирующих радар.
Вдруг командир, с каким-то даже злорадством (есть на ком отыграться), останавливает свой взгляд на мне. «Ты начальник РТС? Какого дьявола торчишь на мостике? Марш вниз! И не вылезать наверх пока не введешь технику в строй!». Пулей буквально сваливаюсь по вертикальному трапу вниз. С треском (передалось, видно, командирское настроение) распахиваю дверь в радиолокационную рубку. Передо мной картина погрома. Как говорил один из героев Гайдара, рубка «напоминает апартаменты мелитопольского комиссара после веселого налета махновцев». Все, что можно разобрать, командир отделения радиометристов (специалист первого класса) вместе со старшим радиометристом (специалистом второго класса) разобрали и теперь копаются в разложенных на столе деталях, монотонно огрызаясь на запросы мостика. Примечаю раскрытое описание станции, лежащее в стороне. Машинально беру его в руки и нахожу раздел «Типовые неисправности». Под первым номером значится — «Сгорел предохранитель». Больше для формы, чем для дела, спрашиваю: «Предохранители проверяли?» Оба специалиста смотрят на меня глазами, в которых, кроме неизбывного горя, ничего не просматривается. Постепенно смысл моего вопроса доходит до них, и они выхватывают предохранители из гнезд. Один из них сгорел. Немая сцена... «А ну-ка, быстро собрать детали!» «Собрали?» «Включайте на прогрев!» «Товарищ старший лейтенант, работает!» - как-то даже стеснительно докладывает командир отделения. Подмигиваю обоим и шустро карабкаюсь по трапу вверх. Встречаю негодующий взгляд командира и, вспомнив кадр из бессмертного фильма «Танкер Дербент» (помните, как артист Сорокин, моторист, докладывал актеру Горюнову — капитану о починке гудка?), этак небрежно советую командиру: « Включайте "высокое". Станция в строю!».
Вот такая история всплыла в моей памяти сейчас. Действительно, мы иногда так усложняем простые дела, что потом с усилиями, достойными лучшего применения, преодолеваем созданные своими же руками трудности. Может быть, на этот раз ничего экстраординарного не произошло и весь этот «форс-мажор» вызван обычной флотской неразберихой? Сегодня или, в крайнем случае, завтра все выяснится, и мы узнаем свою дальнейшую судьбу? Однако ни сегодня, ни завтра ничего не прояснилось. Командование вышестоящего соединения о причинах нашего вызова в Главную базу молчало, ограничиваясь короткими, но малопонятными вводными. Почему-то выгрузили все современные торпеды, заменив их на довольно старые, которые вот-вот должны были быть сняты с вооружения. В носовые аппараты и на стеллажи приняли паро-газовые торпеды «53-39» времен войны, даже без приставки «ПМ», то есть без приборов маневрирования и в кормовые аппараты - самонаводящиеся торпеды «САЭТ-50», тоже без приставки «М», не модернизированные. Наш минер Семен Тульчинский только головой крутил. Неожиданно пришел приказ о его откомандировании к прежнему месту базирования. Как позже стало ясно, со всех лодок, которые готовились к какому-то походу, были убраны лица еврейской национальности. Откомандировали с этих лодок и помощников командиров, а также командиров рулевых и торпедных групп. Вместо Тульчинского прибыл старший лейтенант Галактионов. Особенно жалко было расставаться с душой экипажа - капитан-лейтенантом Ленинцевым. Стало ясно: лодки укомплектовываются по штату военного времени, без «излишеств» в виде помощников и некоторых командиров групп. Встали в док, сменили так называемые бесшумные винты на обычные. Между прочим, вместе с нами вставала в док подводная лодка «С-393» под командованием капитана 3 ранга Кобзаря, погибшего впоследствии на пл «К-129».
Читатель, очевидно, знает эту печальную страницу из жизни нашего флота. Так вот, на «С-393» стояла новейшая по тем временам гидроакустическая станция. Увидев ее характерный обтекатель, начальство переполошилось. Можно подумать, что оно только в доке узнало о вооружении этого корабля! «С-393» после выхода из дока отправили к прежнему месту базирования. Куда-то готовили кроме нас и пришедшую вслед за нами «С-239», а также вышедшую из ремонта во Владивостоке лодку нашей бригады «С-235». Командиром на ней был капитан 3 ранга Швандеров, старшим помощником командира — капитан-лейтенант Любимов. Готовились к той же неясной задаче и местные — владивостокские — лодки под командованием капитана 2 ранга Таргонина (старпом — капитан-лейтенант Колесников), капитана 2 ранга Кодеса (старпом — капитан-лейтенант Мелков), а также лодка с близлежащей к Владивостоку базы под командованием капитана 2 ранга Анисимова (старпом капитан 3 ранга Соломенцев). Демонтировали и сдали в ДОСААФ ответчики «Хром», сдали на склад противогазы. Удивляло, что, с одной стороны, нас вроде бы готовили к какой-то боевой операции (офицеры по военному времени), а с другой стороны значительно снижали боеготовность (устаревшие торпеды, отсутствие противогазов и аппаратуры опознавания). Было над чем поломать голову...
Неожиданно, выполняя приказание сверху, мне пришлось ночью усадить в учебном классе весь экипаж за столы. Под нашим с Володей Лепешинским наблюдением все члены экипажа заполнили анкеты и написали свои биографии для «выездных дел». Написали и мы с Володей эти бумаги. Стало ясно, что пойдем куда-то за границу. Пополз слух о том, что пойдем в Индонезию. Экипаж отвезли на какие-то вещевые склады, где мы получили по комплекту гражданского платья: пару рубашек, брюки, пиджаки, ботинки, носки, галстуки, шляпы и плащи. Причем одевали нас по категориям: качество одежды было прямо пропорционально должности. Например офицеры получили фетровые шляпы, мы с командиром — , старшины и матросы срочной службы — кепки и т. д. Мы, конечно, над этим посмеялись.
Сход на берег, то есть выход за территорию части, запретили. Командиров, старпомов и заместителей командиров по политчасти собрал член военного совета флота — начальник политуправления адмирал М.Н.Захаров и вполне официально объявил - идем в Индонезию, что там будем делать - будет ясно на месте. Опять какая-то игра втемную, но хоть ясен маршрут! Первыми из группы пойдем мы и лодка Таргонина — «С-292». Старшим в этой группе назначен начальник штаба бригады капитан 1 ранга Гришелев, он идет на нашей головной лодке. Никому, включая родных и близких, о предстоящем походе и месте пребывания сообщать нельзя. По приходу в Индонезию можно будет писать письма и получать ответы на «полевую почту». Между прочим, забегая вперед, перескажу эпизод из своей семейной хроники. Жена, не получая продолжительное время от меня никаких вестей, написала довольно сумбурное письмо моей матери в Москву. Мать прочитала это письмо своей сестре, старой большевичке, польке по национальности, прошедшей школу сталинского режима. Та долго думала и заключила: «Забрали Рудика»... Маме сделалось плохо. Пришлось отцу — кадровому военному — ее успокаивать. Но, все по порядку. Поступает приказание готовить корабль к бою и походу. Обе лодки — готовы. На пирс неожиданно прибывает командующий Тихоокеанским флотом адмирал Фокин со свитой адмиралов, генералов и капитанов 1 ранга.
Оставляем на кораблях одну боевую смену и выстраиваем остальных на пирсе. Комфлота приветливо здоровается, медленно, совсем как Черчилль в кадрах кинохроники времен Ялтинской конференции, обходит строй, пытливо вглядываясь в наши лица. Неожиданно он останавливается против меня. Я, как положено, представляюсь. «Ну, вот вы — капитан-лейтенант, зачем идете в Индонезию?» — задает он неожиданный вопрос. «Если бы я это знал?» — думаю про себя, а вслух бодро отвечаю первое, что приходит в голову: «Передавать технику, товарищ адмирал!» «Правильно, молодец!» — хвалит мой ответ командующий и продолжает обход. Наконец мы громко и раскатисто отвечаем на его «До свидания, товарищи подводники!» своим «До свидания, товарищ адмирал!» и бегом на корабли. Стоящий на пирсе командир эскадры подводных лодок контр-адмирал Медведев почему-то грустит. Пробегая мимо него, я отчетливо слышу его шепот: «Только бы все вы вернулись!» Ничего себе напутствие, успеваю подумать, отдавая положенные при отходе команды. По очереди дифферентуемся и, построившись в кильватер, ложимся на курс выхода из бухты.
Анатолий Тихонович Штыров: (в начале 1950-х - командир бригады подводных лодок 7-го флота, впоследствии - с начала 1960-х - командир эскадры лодок ТОФ, начальник ВВМУРЭ им. А.С.Попова, вице-адмирал). Имел прозвище Ефим. Осторожный воспитатель командиров-подводников. При нем в условиях крайней напряженности в боевой подготовке меньше, чем когда-либо, допущено поломок и аварийных происшествий на эскадре. Первый из командиров соединений, возглавивший с началом «боевой службы» вывод группы подводных лодок в океан и их непосредственное управление с плавбазы в период «собачьей свадьбы» с кораблями 7-го флота США. Был суров, но в личных контактах с подчиненными глубоко человечен.
Вы не первый, кто удивляется «невероятной» точностью цифр, приведенных в книге «Таллинский прорыв…». Чтобы это не удивляло, книгу надо очень внимательно читать, скрупулёзно рассматривать таблицы и пояснения к ним. Не исключаю, что надо неоднократно перелистывать ее в том и другом направлении. Кроме того, требуется часто обращаться к документам, помещённым на диске.
Давайте разберёмся с Вашими вопросами.
1. «Невероятная» точность цифр объясняется просто. Посмотрите таблицы 28, 74, 78, 86. В них приведены документальные данные с точностью до одного человека. Если бы автор стал округлять каждую цифру в этих таблицах, тогда, во-первых, при суммировании могли получится ошибки в десятки и сотни людей и, во-вторых, не удалось бы создать итоговую таблицу 95, в ней цифры в колонках и строках тогда не стыковались бы. Итоговые цифры из таблицы 95 при необходимости можно округлять, но помня, что при суммировании могут получиться ошибки величиной в сотни человеческих жизней.
2. Данные о числе пассажиров, принятых на каждый транспорт (ТР), вспомогательное судно (ВСУ) и боевой корабль (БК), приведены в таблице 28. Их было 32640. Обратите внимание, что подавляющее большинство этих данных взяты из документов, которые надо читать на диске. Небольшая часть данных взята из литературных источников, полные наименования которых приведены в приложении 6.
Данные о численности экипажей ТР, ВСУ, БК и численности управлений корабельных соединений (УПР) приведены в таблицах 110, 111, 107 и 108 приложения 1. Эти данные взяты из справочников, названных в приложении 6 или в примечаниях к таблицам, а также из штатов УПР, которые в книге, к сожалению, не названы. Общая численность экипажей ТР и ВСУ указана в таблице 29. Их было 1179. Численность экипажей БК, УПР соединений и конвоев (КОН), комендантских команд – в таблице 24. Их было 8173.
В книге употреблены два понятия:
- для пассажиров – приняты на ТР, ВСУ, БК для эвакуации; их было 32640;
- для пассажиров и экипажей ТР, ВСУ и БК вместе взятых – вышли из Таллина; их было 32640 + 1179 + 8173 = 41992.
Число людей, спасённых каждым участвовавшим в спасении кораблём и судном, показано в таблице 78, причём на основании данных из указанных в ней документов, которые надо читать на диске, или литературных источников, названных в приложении
6. На основании таблицы 78 составлена таблица 79, показывающая, сколько людей спасено с ТР, ВСУ и БК, наименования которых были установлены, и сколько со всех остальных. Таблицы 80, 81, 82 позволяют установить число людей, высаженных на о.Гогланд, о.Вайндло и о.Лавенсаари (Мощный).
3. Всех гражданских лиц, действительно, никто не считал. Считали лишь численность гражданских в экипажах ТР и ВСУ. А общее число гражданских лиц получено расчётом так, как это показано в таблице 29.
4. Эвакуировались только пассажиры, их было 32640, а экипажи кораблей эвакуировали пассажиров. Таким образом, Вами названа несуществующая цифра эвакуировавшихся людей.
5. По данным автора из числа эвакуировавшихся военнослужащих погибли 9071 человек, а по данным штаба КБФ, приведенным в названной Вами книге, - около 9000 человек. Цифра около 10000 погибших – из докладной записки замнаркома Морского флота СССР, хотя и приведена в названной Вами книге. Почитайте в книге (приобрести можно, например, здесь - ссылка архивариуса) с. 319 и 320 с таблицей 95 (Результаты эвакуации и перегруппировки личного состава КБФ, 10-го ск, вольнонаёмных служащих ВМФ и части населения из Таллина).
6. В Вашем расчете числа погибших нет многих цифр: из названных Вами около 42000 защитников Таллина в ходе его обороны погибли около 7400 человек, до начала общей эвакуации из Таллина было вывезено около 3000 человек, прорвались через территорию Эстонии к своим около 30 человек (см. таблицы 25, 26 и текст на с.139). Ошибка расчёта ещё в том, что Вы из общего числа военнослужащих, оборонявших Таллин, вычитаете 12000 гражданских, которые в обороне не участвовали. Наконец, ошибка и в том, что Вы не учитываете, что в эвакуации участвовали около 9,4 тыс. человек экипажей ТР, ВСУ и БК. Не мучайтесь, пожалуйста, а поработайте с таблицей 95 и пояснениями к ней на с.321-324.
— В таких делах не годится кустарщина,— солидно сказал Белокуров. — Да, вы правы — одному, двоим, троим, не под силу, а миром возьмешься — все осилишь... А ну-ка, Максим, зови своих мушкетеров. Вот, ребята,— сказал дед, когда томившиеся за дверью Карина, Вадим и Олежка вошли в кабинет,— знакомьтесь с нахимовцами. Надеюсь, они вам о себе порасскажут. (Тут вошла баба Ника и, кивнув гостям, уселась в кресло в сторонке.) Насколько я понимаю, они следопыты-историки и приехали в Кивиранд по следам «морского охотника», погибшего в бухте. Я ведь в эту бухту тоже когда-то загнал фашистскую подводную лодку, да упустил — ушла в море, — сказал он, обращаясь к нахимовцам. — И на старуху бывает проруха... Боюсь, что «охотника» в бухте вы не найдете. После войны ее тралили тральщики. Но это можно проверить. В таких делах, правы вы, Белокуров, не годится кустарщина. Тут нужна техника, нужны спасательные суда. Помогу чем смогу. А насчет пещеры Максим вас сведет к капитану Аистову, он пошлет пограничников. Скопом разроют. Моих зачинателей прошу не забыть, — кивнул дед в нашу сторону. Мы смотрим на гостей, как на чудо. Еще бы, немногим постарше нас, а столько уже повидали! Дед спрашивает: — Да, вот еще Александр Алексеевич пишет, что вы — члены комсомольской дружины имени Никонова. Это что же, того самого Никонова, которого немцы сожгли? — Как — сожгли? — в ужасе восклицает Карина. — Вот видите, мои молодые друзья, как у нас мало знают героев. Есть у нас в городе улицы Ивана Рябчинского, Евгения Никонова, а кто они были? Но я-то знаю, кто такой Никонов. Он сошел на берег с корабля в морскую пехоту. И они стояли под Таллином. Он пошел в разведку с двумя товарищами. Его ранили немцы, схватили и пытались выведать у него все, что он знал. Но он ничего не ответил. Его пытали. Привязали к высокому дубу. Развели костер и сожгли. Товарищи ворвались в тот хутор и нашли его бескозырку. На ней было имя его корабля...
И я часто задумываюсь: а если бы снова война и со мною такое случилось, я бы выдержал? И не выдал бы тайну? Мне даже однажды такое приснилось. И я проснулся в холодном поту. Белокуров сказал, что они всей дружиной ездили под городок Кейлу, к тому самому дубу. Дуб так и не ожил,— он мертв, двадцать пять лет уже мертв, но его не срубили, чтобы каждый мог представить себе, как это было.
***
Ох уж эти девчонки! Карина никому не дала и слова сказать. Почему девочкам нельзя учиться в нахимовском? Едва сдерживаясь от смеха, Белокуров ответил ей очень вежливо, что он даже не представляет, как у них в классах вдруг появились бы девочки с косичками, с бантиками... — Это уж был бы, простите, сплошной ералаш. Я думал, Карина заплачет, но она рассердилась: — Несправедливо! Терешкова в космос летала, а на корабли нам нельзя! Дед переглядывался с Карамышевым, и они едва сдерживались, чтобы не рассмеяться, уж очень их рассмешил такой разговор. Но тут баба Ника за Карину вступилась. — А вот я в войну служила в морской пехоте, уже не такая и молодая была. И матросы очень меня уважали. Бывало, высаживаемся в десанте, накроет меня волной с головой, подхватят под руки: «Сестренка, держись!» — и вынесут на берег. А однажды я с ранеными осталась, окружили нас гитлеровцы. Так я их из автомата... Отбила братву. — Простите,— спросил бабу Нику Шелехов,— это не о вас ли книжка написана: «Сестренка»? — Обо мне. Да не заслужила я, чтобы обо мне книжки писали. У нас покрепче встречались медсестры. Танюшка у нас Быкова была, росточка махонького, поменьше меня, да с косичками. Высадились мы на берег, кто-то крикнул: «Осторожней, братва, тут наверняка минное поле». А она вырвалась вперед и давай плясать, напевая «Катюшу». «За мной, ребята, никаких тут мин нет!» Все и ринулись за Танюшкой и выбили из селения фрицев. Вот какие бывают морячки, А вы их — «с бантиками, с косичками»! И с косичками орден Ленина получали... Эх вы, молодежь!
. Катюша, как ее ласково называли морские десантники, еще в 1944 году дважды представлялась командованием к званию Героя. Да, видно, не сумели тогда должным образом обосновать это представление. Звание Героя Советского Союза присвоено Е.И.Деминой в 1990 г.
Сконфузила баба Ника нахимовцев. Белокуров что-то пробормотал насчет того, что в береговых частях действительно и сейчас служат девушки, но на кораблях... Другое дело — торговый флот... Теперь Карина обиделась на Белокурова и села рядом со мной. Я от нее отвернулся. Мне не нужна ее милость, обойдусь и так, раз считает меня хулиганом. Но, уходя, она протянула мне руку и сказала: — Спасибо, Максим. . — За что? — удивился Вадим. А чего удивляться? Понырял бы за ней ты вчера, тебе бы сказали спасибо. А дед предложил нахимовцам располагаться как дома — ведь они «пришли, как моряки к моряку». Хотят — пусть ночуют на террасе, хотят — пусть идут к нам в палатку. Но они выбрали в саду гамаки. Они оказались ребятами славными. Мы встали в круг и играли в мяч; в игре принимала участие и Ингрид, ловко отталкивавшая мяч мокрым носом; потом купались и наперегонки уплыли очень далеко; потом обедали; после обеда, как всегда, спали; потом пошли в лес к «киту». Я наблюдал за нахимовцами, и мне все в них нравилось: как они ходят — легко и красиво, как на них сидит форма и какая красивая форма — с золотыми погончиками. Ни у одного ни разу не сполз носок, как это часто бывало со мной; ботинки их были начищены тщательно, и нахимовцы стирали с них тряпочкой пыль; и ногти у них были тщательно вычищены (чем я не мог похвастаться); и говорили они каким-то другим языком, чем тот, который царил у нас в школе. Когда я блистал им дома, отец возмущался: «Что это за жаргон, Максим, а?» Мы признались, что тоже мечтаем стать моряками. Нахимовцы сказали, что к ним попасть нелегко. «Бывает по сто и сто двадцать желающих на одно место».
. — Ну, тогда я пропал! — охнул Олежка. Он не мог похвастаться своими пятерками. Когда я зашел к деду вечером и сказал, что хочу с ним поговорить по очень важному делу, дед посмотрел на меня понимающе и сказал бабе Нике, вязавшей теплый шарф в кресле: — Сто якорей в одну минную банку, если я ошибаюсь, Вероника! Максим решил стать нахимовцем! Что, Максим, удивляешься? Считаешь деда провидцем? Да у тебя все написано на лице! Ночью я, каюсь, пробрался на цыпочках к гамаку, в котором спал Белокуров, стащил его обмундирование, аккуратно сложенное на табуретке, босиком прошел в дом, оделся, зажег свет в столовой и встал перед зеркалом. Это был я и не я. Нет, не я, а совсем другой парень. Выше ростом, старше, красивее, куда красивее, чем я был все время до этого и вообще... передо мной стоял бравый нахимовец. До чего ж хороша бескозырка! До чего же красивы погончики! А полоски тельняшки под форменкой — просто мечта! И тут я увидел в зеркале славную волчью морду, выглядывающую из-за спины моряка. — Ингриша, нравится тебе твой Максим? Что-то скрипнуло, и я поспешил снять с себя форму, аккуратно сложил и отнес в сад, на табуретку. Белокуров, на счастье мое, не проснулся. Он спал, подложив руку под голову, и, наверное, видел прекрасные сны: море, далекий поход и незнакомый берег вдали. Наутро Белокуров и Шелехов приняли участие в перекличке. Они четко отдавали честь флагу на мачте. Для них это был подъем флага в лагере на Нахимовском озере, подъем флага в море, в походе, на корабле.
После завтрака мы пошли на заставу. Капитан Аистов, прочтя письмо деда, обратился к своим пограничникам: кто из свободных от службы солдат хочет помочь следопытам-историкам? Вызвалось больше, чем надо. И вот, вооруженные лопатами, кирками, они пошли в лес. Работа вокруг «кита» закипела. Дед-то был прав, как всегда: «миром» или «скопом» получается лучше, чем в одиночку. Старшина-пограничник закричал: «Есть!» — и полез во вдруг открывшуюся пещеру. За ним — в одних трусах, чтобы не испортить обмундирование,— полезли Белокуров и Шелехов. Нас пустили в последнюю очередь. — Тебе, пожалуй, пузатик, и не пролезть,— добродушно посмеивались пограничники над Олежкой. Но он запыхался, а влез. Пещера была похожа на извилистую нору какого-то зверя. Ее освещали фонариками. Белые зайчики бегали по стенам. Какой-то камешек гулко шлепнулся вниз. — Придется забетонировать,— сказал старшина. — Глядите! Бутылка! — воскликнул Шелехов. Да, бутылка, и горлышко залито смолой. Совсем как в приключенческих книгах! Наверное, моряки с «охотника» записали все, что с ними было, и оставили людям, которые придут после них. — Трубка! — закричал пограничник, подняв короткую черную трубочку. Но больше ничего не нашли; валялись только истлевшие тряпки. Бутылку распечатывали, как чудо. Все столпились вокруг Белокурова. Ему пограничники предоставили честь распечатать — ведь он приехал из Ленинграда сюда по поручению дружины имени Никонова, чтобы произвести раскопки пещеры. Ловкими пальцами он отколупал смолу, вытащил бумажную пробку. Осторожно зацепил бумагу, лежавшую внутри. Вытащил. — А ну, а ну!.. — нетерпеливо сказал старшина. Бумага была пожелтевшая, совсем как у старинных документов. У меня сердце замерло. А у Вадима, наоборот, оно так затикало, что я слышал его громкий стук. Белокуров аккуратно развернул сложенную бумагу. Она была довольно большая. На ней — если бы вы только знали, что было на ней! — было написано крупными буквами: «Ауффидерзейн, фрицы!» И под этим был нарисован выразительный кукиш. Ай да молодцы! Они смеялись над гитлеровцами, когда их на берегу ждала смерть...
. А я-то ждал описания их злоключений! Да разве они могли написать о себе всю правду и назвать свои имена, имя Яануса Хааса? Ведь бутылка могла и не попасть вовсе к нашим, кругом были гитлеровцы, кругом! — А веселые они были братишки,— сказал курносый, веснушчатый пограничник. — «Братишки, братишки»! — прикрикнул на него старшина.— Люди они были, те моряки, такие, что позавидуешь! Нам бы такими стать!
"МО-205"
На другой день мы идем к Яанусу Хаасу. Рассказываем о том, что пещера отрыта. Показываем кукиш, оставленный моряками с «морского охотника» гитлеровцам. Хаас радуется маленькой черненькой трубочке. — А я ее так искал, так искал! — ласкает старыми пальцами трубку. — Дядя Яанус, а вы не помните, где затонул тот «»? Точное место, а?
— А тебе зачем? — У нас есть акваланги. Мы будем нырять. А вдруг найдем? — Вот оно что, — говорит Яанус Хаас. — Но имейте в виду: бухта глубокая. Сюда заходили когда-то океанские корабли. — Да, я слышал. Но мы все-таки попробуем. Он поворачивает свою качалку к окну. — Тогда была темная ночь. И я не могу указать точное место. Но думаю, что это было вот там... Да, вот там приблизительно он пошел ко дну. Старик, опираясь руками на подлокотники, покачивается в кресле. Может быть, ему представляется, что он снова на корабле, в дальнем плавании. — Вы правда плавали в Южную Америку?— задаю я вопрос. — Да. — И охотились там на диких зверей? — Нет, пойс, у меня не было времени охотиться. Я приходил в шумный порт. Погрузка, выгрузка отнимали все время, едва успевал забежать в большой город. Правда, один рейс у меня в трюмах полно было клеток: везли зверье в зоопарк.
Лев открыл дверь и вышел прогуляться на палубу, но мы пустили в ход шланги и загнали в клетку... А это не на тебя ли спрыгнула с дерева рысь? — На меня. — Не было бы с тобой собаки, тебе бы плохо пришлось. Я как-то встретился с рысью в молодости. Хорошо, был с собой нож. Она изодрала мне руки и шею. — И вы... вы убили ее? — Или она бы убила меня. А я, как видите, жив. Вот это решительный человек! С рысью вступил врукопашную! Он закуривает маленькую черную трубочку. Она вернулась к нему через двадцать лет с лишком!
***
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Прорыв был одной из крупных операций, проведенных Балтийским флотом в годы Великой Отечественной войны... Да, враг просчитался, надеясь на уничтожение флота. Поставленная главнокомандующим войсками Северо-Западного направления задача эвакуировать из Таллина войска, прорваться в Кронштадт была решена... Войны без жертв не бывает, но я утверждаю: жертв могло быть меньше, если бы эвакуация Таллина была осуществлена несколько раньше. О том, что мы промедлили с эвакуацией, свидетельствует и такая запись Н.Г.Кузнецова в... книге «Оборона Ленинграда» [библ. № 63]: «...Командование направления тянуло с докладом в Москву и разрешением комфлотом оставить столицу Эстонии. Понимая, что промедление с ответом может привести к излишним потерям, я вынужден был проявить инициативу и ускорить ответ, предоставляя командующему флотом больше времени на планирование и обеспечение такого сложного маневра под пушками противника, уже совсем вплотную подошедшего к городу». Я могу лишь добавить, что и вмешательство наркома ВМФ не облегчило решение задачи: на подготовку к прорыву нам давались одни сутки. Что бы мы делали, если бы не провели заблаговременно всех необходимых обеспечивающих мероприятий до получения разрешения на эвакуацию. Не исключено, что врагу удалось бы сбросить нас в море, так как он сидел буквально у нас на плечах. ...От воздействия авиации погибло 45 процентов судов от общего числа потерь. К сожалению, флот не мог вооружить их лучше, он не располагал какими то ни было резервами боевой техники, все, что было можно, мы отдали обороне Таллина, Не мог флот прикрыть небо над транспортами, организовать истребительное прикрытие, выделить достаточное число боевых кораблей и катеров для обеспечения надежной противовоздушной обороны. Все эти и другие причины объективного и субъективного порядка ни в коей мере не умаляют значения столь крупной операции, проведенной в труднейших условиях сложившейся в тот период обстановки, и могут служить уроком на случай решения подобных задач» [библ. № 101]. Начальник штаба КБФ вице-адмирал Ю.Ф.Ралль (1942): «Что касается, в частности, самого перехода КБФ из Таллина в Кронштадт, то впредь, до получения исчерпывающих материалов, нельзя привести никаких подробностей и нельзя дать верного анализа. Единственное, что можно сказать с достоверностью, это то, что в части траления было сделано все, что командование КБФ было в силах предпринять в этот момент. При этом корабли и транспорта были обеспечены от мин в большей степени, чем во многих других случаях» [док. № 1397]. Бывший начальник штаба КБФ Ю.А.Пантелеев (1971): «Переход флота из Таллина в Кронштадт - надо осветить это правдиво. Глупо и ненаучно говорить о курсах кораблей и прочих мелочах, уходя от основной и главной причины всех бед. А это уже оскорбление мертвых. Одесса готовилась 20 дней к эвакуации, и там же была совсем иная география театра. В Таллине флот имел только два дня и вышел без истребителей и с ЮБТЩна все 198 боевых кораблей и транспортов. Основная причина всех бед - надо было гораздо раньше вывести из Таллина все то, что не касалось прямо обороны базы. А это - разные советские учреждения, банк, флотские управления и тыл военторг, типографии, вспомогательные боевые и тыловые корабли и пр., и пр. Надо было оставить только артиллерийские корабли поддержки и походный штаб. Тогда ушли бы сразу не 198 вымпелов, а 10-15 тральщиков и боевые корабли без подлодок, без катеров и другой «мелочи». В итоге - ненужные, но неизбежные в такой обстановке жертвы» [библ. № 1]. Бывший член Военного совета КБФ Н.К.Смирнов (1962): «Потери наши могли быть значительно большими, если бы многое не было вывезено из Таллина заблаговременно (ценности, станки). Значительное число эстонских рабочих и служащих было эвакуировано...
Прорыв многому научил нас. Он показал в частности, что в дни обороны Таллина мы должны были лучше противодействовать минным постановкам врага...» [библ. № 91]. Командующий ВВС КБФ генерал-майор авиации М. И. Самохин (1942): «В сложившейся обстановке, когда истребительная авиация не могла прикрывать переход флота из Таллина в Кронштадт на участке Финского залива Таллин - Гогланд, можно было добиться минимального противодействия авиации противника только лишь путем активных действий бомбардировочной авиации по самолетам пр-ка на аэродромах... 1. ВВС КБФ, не имея бомбардировочной авиации, которую можно было использовать днем без прикрытия истребителей для ударов по аэродромам на территории пр-ка, выполнить их днем не могли. Действия по аэродромам пр-ка ночью должного эффекта не давали. Противник, пользуясь отсутствием прикрытия флота на переходе, подвергал непрерывному бомбардировочному воздействию корабли и транспорта Балтийского флота в районе Таллин - Гогланд. Только от Гогланда истребители ВВС КБФ могли и начали прикрывать движение наших кораблей, стойко отражающих атаки самолетов противника в течение многих часов, и обеспечить их переход в ГВМБ Кронштадт» [док. № 1371]. Начальник штаба 61-й абр полковник Ф.Ф.Попов (1941): «Прикрывая ТР ТР при переходе из Таллина... наши истребители могли прикрывать только от Сескара, а с подвесными бачками от Лавенсаари поэтому от Лавенсаари до Кронштадта авиация противника транспорта не бомбила (не бомбила потому, что некого было бомбить: все транспорта были уже потоплены; зато группу боевых кораблей, буксировавших и охранявших поврежденный ЭМ «Гордый» бомбила даже в районе о. Сескар, правда, потеряв при этом один Ю-88, сбитый здесь нашим истребителем. — Р.3.). Вывод: Задачи, поставленные перед истребительной авиацией по прикрытию ТР ТР и кораблей в Финском заливе, выполнены...» [док. № 1372]. Не договорились авиаторы: один пишет, что истребители могли прикрывать прорывавшиеся корабли от о. Гогланд (но не прикрыли!), а другой - от о. Сескар или от о. Лавенсаари! Бывший командир гогландского ОПР И. Г. Святов (1971): «Сегодня... спустя почти 30 лет после событий, следует также критически рассмотреть организацию и осуществление эвакуации Таллина и перехода флота в Кронштадт. Нужно отметить, что: 1. Потери в кораблях, транспортах и людях могли быть значительно меньшими, если бы Ставка и командование Ленфронтом санкционировали эвакуацию заблаговременно, как это было, например, с эвакуацией Одессы. Срок эвакуации мог быть тем же самым, но предварит&гъная подготовка и эвакуация по этапам была бы более организованна и лучше обеспечена. На мой взгляд, тыловые органы флота и хозяйственные организации города могли бы быть эвакуированы до оставления, города войсками. В этом случае войска могли бы быть эвакуированы на боевых кораблях с наименьшими потерями. Затяжка с решением об эвакуации Таллина поставила штаб флота и Военный совет в труднейшее положение. 2. Планирование перехода и организация четырех отрядов транспортов штабом флота, безусловно, были произведены неудовлетворительно и, л бы сказал, неграмотно с морской точки зрения. 30 больших транспортов были расписаны в отряды без учета их. тоннажа, скорости хода и маневренных качеств, в силу чего получилась одна неуправляемая армада; командиры отрядов находились на катерах МО и могли осуществлять управление только при помощи мегафона путем непосредственного подхода к транспортам и личных переговоров с капитанами. В отряды вместе с большими кораблями были включены плавмастерские, шхуны, буксиры, портовые катера и другие мелкие суда! Таким образом, согласно мемуарам адмирала Пантелеева, и получилось на переходе более 160 кораблей (см. табл. 35, 36, 37. — Р.3.). 3. Построение боевых кораблей на переходе предусматривалось как для встречи с морским противником - передовой отряд (не было такого отряда. - Р. 3.), главные силы и арьергард. Прямо по Ушакову, хотя вероятность встречи с надводными и подводными кораблями была исключена наличием плотных минных заграждений (эти заграждения имели протяженность вдоль маршрута прорыва около 26 миль, а на остальных участках маршрута прорыва можно было ожидать атак надводных кораблей. - Р.3.). Более правильным было бы рассредоточить боевые корабли по отрядам транспортов. В этом случае боевые корабли могли бы своей зенитной артиллерией прикрывать транспорты от налетов авиации противника. Между прочим, следует сказать и несколько слов и об обстоятельствах гибели эсминца «Яков Свердлов», который во время этого перехода якобы прикрыл своим бортом крейсер «Киров» от торпедной атаки подводной лодки. Подобная версия гибели эсминца «Яков Свердлов» является выдумкой, которую сейчас пытаются превратить в героический подвиг. 4. Остается спорным вопрос: каким фарватером — южным или центральным - следовало идти кораблям и транспортам? Одни утверждают, что фарватер под берегом был менее насыщен минами, поэтому мы понесли бы меньшие потери. Другие говорят, что у южного берега залива была бы большая опасность от береговых батарей противника. Следует заметить, что у противника на берегу могли быть батареи только сухопутной артиллерии, которые подавить нашим кораблям не представляло бы большого труда, что доказывается подавлением и нейтрализацией батареи противника на мысе Юминда. Мне представляется, что прибрежный фарватер был бы не лучшим решением, так как корабли и транспорта в этом случае шли бы под непрерывным наблюдением с берега, были бы ближе к аэродромам противника, и авиация его была бы лучше ориентирована о целях и месте ударов. В этом случае мы могли бы потерять больше надводных боевых кораблей, а кроме того, при движении под берегом затруднялась бы организация спасения людей спасательным отрядом с Гогланда, которым было снято с горящих кораблей и подобрано из воды более 5000 человек (а всего спасено и доставлено в Кронштадт 12160). Путь кораблей и время воздействия по ним авиации противника также значительно увеличились бы, а следовательно, увеличились бы и потери. Теперь, через 30 лет, философствовать по этому вопросу просто, но мне представляется, что наилучшим путем был бы тогда курс кораблей вдоль опушки финских шхер. Там, бесспорно, было меньше, а возможно, и вовсе отсутствовали мины, а для авиации противника было бы большее удаление от аэродромов. Однако все это относится к области догадок. 5. Некоторые товарищи упрекают эскадру и говорят, что боевые корабли бросили тогда транспорты на произвол судьбы, а сами ушли с поля боя. Да, бросили! А что было делать ? С неудовлетворительным зенитным вооружением, без истребительного прикрытия маневрировать на минном заграждении, уклоняясь от атак самолетов? При таком образе действия мы позволили бы уничтожить не только большое количество транспортов, как это произошло, но и потеряли бы, если не все, то большинство боевых кораблей. А корабли были нужны для обороны Ленинграда. Я полагаю, что решение комфлота и В.П.Дрозда было единственно правильным (И.Г.Святов сам с собой не согласен: см. выделенный текст здесь и в пункте 3. - Р. 3.)» [док. № 1390]. А в «Докладе о деятельности отряда прикрытия с 27.08. по 07.09.1941 года» И.Г.Святов высказал мнение о том, что «транспортам, пришедшим в район о-ва Гогланд, надлежало прекратить дальнейшее движение на восток и до наступления темноты укрыться под прикрытием зенитной артиллерии острова» [док. № 1031]. Возможно, это правильная мысль, но такая возможность, видимо, должна была быть предусмотрена планом прорыва или использована по приказу то ли командующего КБФ, то ли командиров конвоев. Кроме того, заметим, что зенитная артиллерия о. Гогланд не уберегла от авиации противника ТР «Лейк Люцерне», ТР «Шауляй» и ПМ «Серп и Молот». Бывший командир 1-го днэм эскадры КБФ С.Д.Солоухин (1971): «Наши потери при прорыве в Кронштадт могли быть меньшими, если бы при организации и проведении этой операции не был допущен ряд ошибок и недостатков. Мне представляется, что Военному совету КБФ следовало бы, не ожидая приказа Ставки об эвакуации Таллина: 1. Организовать, начиная уже с конца июля 1941 года, проведение систематической тральной разведки на всех трех фарватерах, соединяющих Таллии с Кронштадтом (было всего два таких фарватера: прибрежный — южный и центральный — северный. — Р. 3.), и маршрут перехода флота избрать, исходя из ее результатов (этот вопрос рассмотрен в разделе 3 главы 2. — Р.3.). 2. Вывести из Таллина до начала его эвакуации вспомогательные суда, транспорта, личный состав береговых учреждений и имущество, которое не являлось обязательно необходимым для обороны Таллина и последующей эвакуации (но, во-первых, это делалось, во-вторых, в Таллине находились почти 50% кораблей КБФ, которые не могли функционировать без ВСУ и береговых учреждений, в-третьих, на чем вывозили бы 32,6 тыс. эвакуируемых людей: ведь из них практически все гражданские лица были жителями Таллина, а не вольнонаемными служащими КБФ? — Р.3.). Это позволило бы намного сократить состав конвоев, а следовательно, и лучше организовать их противовоздушную и противоминную оборону на переходе. Утверждая решение па прорыв флота в Кронштадт, Военный совет КБФ: 1. Переоценил опасность, грозящую флоту от атак легких сил и подлодок противника со стороны финских шхер (не ясно: 1) в чем заключалась переоценка угрозы от атак легких сил, на что она повлияла, учитывая, что о легких силах в «Боевом приказе на переход КБФ» нет ни слова; 2) в чем заключалась переоценка угрозы от атак ПЛ, поскольку участки маршрута прорыва от Таллинского залива до меридиана 25° 14' Е и между меридианами 26°04' Е и 29° Е были весьма удобны для атак ПЛ, и именно здесь, на полпути между о. Лавенсаари и о. Гогланд, 3.07.1941 г. торпедой финской ПЛ «Вессико» был потоплен ТР «Выборг». - Р.3.) и ударов береговых батарей с южного берега Финского залива (что мог переоценить Военный совет КБФ, если он за две недели до Таллинского прорыва отказался от использования прибрежного фарватера, а Военный совет СЗН, согласившись с этим решением, приказал изыскать и оборудовать новый ФВК, чтобы проводить конвои вне досягаемости огня артиллерии противника с южного берега Финского залива? - Р.З.). 2. Допустил ошибку, утверждая состав конвоев и отрядов боевых кораблей. Обстановка на переходе не вызывала необходимости в организации трех отрядов боевых кораблей — главных сил, отряда прикрытия и арьергарда. Учитывая слабую противовоздушную оборону транспортов, целесообразнее было большую часть боевых кораблей распределить по конвоям (этот вопрос рассмотрен в разделе 3 главы 4, см. также выше п. 5 соображений И.Г.Святова. — Р. 3.), оставив для прикрытия перехода лишь один небольшой отряд кораблей в составе крейсера и двух-трех эскадренных миноносцев (противоречит сам себе: согласно п. 1, прикрывать было не от кого; а если бы и было, то неужели этим должен был заниматься отряд кораблей под флагом командующего КБФ? — Р.3.). Серьезную ошибку допустил Военный совет КБФ в ходе проведения прорыва, разрешив главным силам и отряду прикрытия покинуть утром 29 августа конвои и самостоятельно следовать в Кронштадт. Оставшись без истребительного прикрытия и зенитных средств крейсера и эскадренных миноносцев, конвои в этот же день понесли большие потери от ударов противника с воздуха (С. Д. Солоухин, видимо, переоценил возможности по ПВО кораблей боевого ядра, которые можно было оставить с конвоями для этой цели, и не учел возрастание для этих кораблей минной и воздушной угроз из-за невозможности использовать параваны-охранители и уклоняться от бомб на скорости 5-6 узлов; см. также п. 5 соображений И.Г.Святова. — Р.3.)» [док. № 1391]. Бывший командир 1-й бригады торпедных катеров КБФ В.С.Чероков (7.01.1983) в беседе с участником прорыва — бывшим курсантом ВВМУ им. М. В. Фрунзе М.Ф.Худолеевым заявил, что «он не оставил бы транспорта без охранения» (имелось в виду охранение лидерами и эсминцами) [док. № 759]. Представляется, однако, что собеседники не знали того, что состав сил охранения конвоев был предписан директивой Военного совета СЗН и не предусматривал участие в них лидеров и эсминцев. Начальник 3-го отдела КБФ дивизионный комиссар А.П.Лебедев (30.08.1941): «Переход был плохо организован. 1) ТЩ предварительно не протралили фарватер, по которому пойдет флот. Возможность была, но этого не сделали (у командующего КБФ не было возможности, а у начальника 3-го отдела флота была?! — Р.3.). 2) Транспорта пошли вперед без всякой организации (без организации они никуда не пошли бы! — Р.3.), растянулись на много миль и при ширине протраленной полосы тремя ТЩ (КОН-1,2,3 шли за б, 4 и 4 тральщиками соответственно. —Р.З.] все транспорта не могли идти по ФВК, выходили из него и подрывались (разве имевшиеся тральщики могли протралить полосу такой ширины, какая требовалась для безопасности ТР или какая нужна была начальнику 3-го отдела КБФ, хотя он не назвал требуемую ширину? — Р.3.).
Корабли ОЛС на Таллиннском рейде перед началом прорыва в Кронштадт
3) Все боевые корабли остались на рейде прикрывать транспорта неизвестно от кого (корабли на рейде никого не прикрывали, а ожидали назначенного времени выхода, рассчитанного так, чтобы до меридиана м. Юминда не обгонять ТР и иметь возможность защитить их от огня артиллерии с берега, от атак авиации и кораблей противника, что и было сделано. - Р.3.). Потом они начали обгонять транспорта идя по непротраленнои полосе, из-за малой скорости (10-12 узлов) параваны не работали, мины рвались в них («Минск», «Гордый») (боевые корабли не могли идти со скоростью больше 13 узлов, поскольку большую скорость не могли развить сопровождавшие их БТЩ с параван-тралами, а мины в параванах боевых кораблей взрывались в тех случаях, когда срабатывало противотральное устройство затраленной мины или когда мина, даже не имевшая такого устройства, при уменьшении скорости корабля подтягивалась параваном к его борту. — Р.3.). 4) Транспорта и катера шли каждый самостоятельно, хотя были организованы в три каравана. Но караваны были большими, многие не знали, где его место. Необходимо было разбить на более мелкие группы по 3-4 транспорта и им придать по 1 ТЩ (крупные конвои приказал иметь Военный совет СЗН; один ТЩ не мог использовать парный трал Шульца, наконец, НТЩ-40 требовало проводить корабли за 2-3 рядами тралов! —Р.З.). Получилось неорганизованное бегство из Таллина. Нужно было поставить над каждой группой командира. Их было достаточно (над каждой группой — КОН, ОБК — командир был, не было общего командира над всеми КОН, а вот командиров, умеющих управлять конвоями и организовывать их оборону, тем более при недостатке сил охранения, не было. — Р.3.). 5) Подсеченные мины не расстреливались, уклоняясь, транспорта выходили из ФВК, часть мин была скрыта дымом от МДШ, сброшенных катерами МО (но это не пресекло командование). Головной корабль должен идти в 5 каб от ТЩ, чтобы МО могли расстреливать мины (этот вопрос рассмотрен в разделе 2 главы 4. — Р.3.). 6) При появлении ТК противника МО и ТК поставили ДЗ к норду от колонны примерно в 10 каб, что только облегчило задачу врагу (какую задачу облегчило врагу, если немецким ТКА не позволили выйти в атаку? — Р.3.). 7) Спасение с потопленных кораблей организовано не было, все проходили мимо, не принимая мер, а большое количество катеров и мелких транспортов позволяло это сделать, но из-за плохой организации ничего не делалось (некому было командовать) (а как же тогда 127 кораблей, осуществлявших спасательные действия, и 8,6 тыс. спасенных ими из воды людей? всех же спасти было невозможно! (табл. 74, 78, 79, 81). - Р. 3.)» [док.№ 1316]. Начальник 3-го управления ВМФ дивизионный комиссар А.И.Петров (22.09.1941): «По вине командующего КБФ вице-адмирала Трибуц и начальника штаба КБФ контр-адмирала Пантелеева эвакуация частей Красной армии из Таллина и перебазирование Краснознаменного Балтийского флота в Кронштадт организована не была, в результате чего флот потерял 31 боевое и вспомогательное судно м, по неполным данным, более 6 тысяч человек (если эвакуация и перебазирование не были организованы, то каким образом добрались из Таллина до Кронштадта 26,9 тыс. человек (64% вышедших из Таллина), в том числе 18,2 тыс. военнослужащих (63,8%), 163 корабля и судна из 225 (72,4%)? - Р.3.). ... Такие серьезные потери в материальной части и личном составе КБФ по многочисленным данным наших источников, свидетельских показаний, рапортов командиров КБф и работников 3 отдела КБФ являются следствием преступной неорганизованности перехода, паникерства и трусости, в результате чего противник в своих атаках имел успех. ...Фарватер указан не был (на основании чего же корабли шли по нему? кому конкретно не указали фарватер? — Р.З.}, переход был организован таким образом, что заведомо известный минированный участок проходился в темное время суток (его можно было, конечно, пройти и в светлое время, если бы погода не задержала конвои в Таллинском заливе до 12.00 28.08, артиллерия и авиация противника не «выгнали» их из залива 28.08, а ТТЩ и ТР могли идти со скоростью, скажем, 10 узлов вместо пяти. —Р.З.}, корабли точно не соблюдали кильватерное движение (они и не могли точно держаться в строю кильватера, но не по вине командования КБФ, а по объективным обстоятельствам, которые, во-первых, заставили одновременно вывести на прорыв более 200 разнотипных кораблей и судов, а во-вторых, вынуждали их часто останавливаться из-за выхода из строя тралов у ТЩ, выходить из строя для обхода тонущего корабля или оказания ему помощи. — Р.3.). Траление было организовано неправильно. Бригады тральщиков, обгоняя караваны, подрезали мины, но не принимали мер к уничтожению последних. Ввиду этого главный фарватер каравана был засорен свободно плавающими подрезанными минами. Некоторые тральщики не имели пушек для расстрела плавающих мин (ТЩ «Волнорез» и др.) (расстрел плавающих мин действительно не был организован, однако ТЩ не предназначены для расстрела мин, а ТТЩ «Волнорез» в прорыве не участвовал, хотя, между прочим, был вооружен двумя 45-мм орудиями. — Р.3.). Штабу флота было известно о наличии минно-артиллерийской позиции в районе Юминда-Нина, однако операции по подавлению огневых точек противника разработано не было (артиллерия была установлена противником не только на Юминда-Нине; надо также понимать, был ли способен флот подавить все батареи на южном берегу Финского залива; с таким же успехом можно было обвинить штаб флота в том, что он не организовал изгнание всех войск противника с южного берега залива. —Р.З.). ПВО каравана обеспечена не была, так как часть зенитной артиллерии была уничтожена и брошена в Таллине (да, из 56 орудий артиллерии ПВО ГБ, планировавшихся для погрузки на шесть транспортов, значительная часть была оставлена в Таллине из-за вынужденных поспешности и изменения плана посадки войск на транспорты; однако, как показал опыт ТР «Казахстан», нельзя с полной уверенностью утверждать, что эту артиллерию можно было бы использовать в целях ПВО с тех шести транспортов, на которые их должны были погрузить. —Р.З.). Имевшиеся на кораблях зенитные системы использованы не были (не ясно, о каких системах идет речь, если по самолетам стреляли из всего, что могло стрелять: от 130-мм орудий до револьверов системы «Наган», сбив один и повредив два немецких самолета. - Р.3.). Вместо намеченных 56 самолетов вылетели для прикрытие каравана только 34 самолета (не говорит о причинах! Согласно записям в ЖБД авиационных частей, вылетал 41 истребитель, а девять, согласно плану, находились в резерве. - Р.3.), причем значительная часть из них, ввиду того что не имела подвесных баков (опять не говорит о причинах! - Р.3.), не достигала района западнее острова Гогланд, где шли в этот период караваны судов (она и района восточнее о. Гогланд не достигала. - Р.3.). До Гоглаида авиации не было. Истребительная авиация работала с аэродромов Низино, Беззаботное, а западные аэродромы Липово и др. не были использованы (АС Липово был захвачен немцами, АС Купля обстреливался их артиллерией с расстояния менее 10 км. — Р.3.), тогда как, действуя с них, истребители могли летать западнее Гогланда. Необеспеченность прикрытия караванов с воздуха дала возможность фашистской авиации безнаказанно бомбить корабли и транспорта, следующие в Кронштадт. Вся система спасения личного состава погибающих кораблей и транспортов не была заранее продумана и организована (как же тогда удалось спасти 16 тыс. человек с погибших кораблей и судов? — Р.3.). В результате в районе гибели того или иного судна в нужный момент не было спасательных средств (во время гибели «того судна» спасательные средства занимались спасением людей с «иного судна» или «иных судов»; способа предугадать, какое судно должно погибнуть, чтобы вовремя послать к нему спасательные средства, до сих пор не придумали! К сожалению, нуждающихся в помощи судов оказалось слишком много, чего не ожидали; наконец, оперативность спасательных действий из-за отсутствия средств УКВ радиосвязи на флагманских и спасающих кораблях оказалась низкой. — Р. 3.)» [док. № 1363]. По вопросу о спасательных действиях нужно еще сказать следующее: когда суда с тысячами людей на борту тонули в течение 1-3 минут или ночью, среди плавающих мин («Эверита», «Балхаш», «Найссаар», эсминцы арьергарда и др.), никакими спасательными средствами за такое короткое время или в темноте спасти много людей было невозможно; если же суда получали повреждения от подрыва на минах или попадания авиабомб, но тонули не сразу («Луга», «Скрунда», «Ярвамаа», «Шауляй», «Вторая Пятилетка», «Тобол» и др.), с них спасали всех или почти всех людей (табл. 97). Но в этом вопросе имеется еще один нюанс. На корабли и суда в Таллине и Палдиски планировалось принять всего 2400 жителей Таллина, а было принято почти 12 тыс. Можно предположить, что в результате этого не удалось спасти несколько тысяч военнослужащих. Такое нарушение плана посадки, наверное, должен был предотвратить 3-й отдел КБФ, подчиненный начальнику Третьего управления ВМФ, причем не в день посадки, а гораздо раньше, но связи между этим нарушением и большими людскими потерями контрразведчики не увидели. А вот как оценивали Таллинский прорыв военно-морские историки (во избежание повторов оценки, совпадающие с высказанными выше, будут опущены). Видный специалист в области противоминной обороны капитан 3 ранга И.А.Киреев отмечал (1943): «Причины, по которым относительное количество потерь на минах достигло столь высокого показателя (19%), по-видимому, заключается в следующем. а) За отсутствием достаточного количества тральщиков (средний коэффициент обеспеченности от мин был около 0,4) ширина протраленной полосы при проводке конвоев была значительно меньше нормальной, и количественный состав каждого конвоя в два-три раза превышал нормы, принятые при проводке без обвехования тральной полосы (коэффициент обеспеченности от мин Коб —условный показатель противоминной безопасности, выражаемый отношением количества тральщиков к количеству кораблей, проводимых ими за тралами; достаточным для безопасной проводки считался Коб=1. — Р.3.). б) Не располагая достаточным количеством тральщиков, нельзя было уплотнить строй, корабли шли за одним рядом тралов, при взрывах мин в тралах в протраленной полосе образовывались пропуски. в) Отсутствовали ночные тралы, приборы ОГ (обозначитель границы протраленной полосы. — Р. 3.) и ОМ (обозначитель мины. — Р.З.), специальные огни, светящиеся вехи. г) Уровень боевой подготовки в отношении натренированности личного состава кораблей и тральщиков при производстве совместных тральных операций был невысок. д) Операция, в отношении условий организации ПМО, протекала в исключительно трудных условиях. Флоту приходилось форсировать плотное широкое минное поле при наличии сильного противодействия со стороны авиации противника» [библ. № 149]. В 1960 г. капитан 1 ранга И.А.Киреев утверждал: «Со стороны флота не было сделано все, что было необходимо и возможно для того, чтобы довести влияние минной угрозы до минимума и тем самым создать условия, позволявшие транспортам к утру 29 августа прибыть на Восточный Гогландский плес, т.е. в район, находившийся в радиусе действий истребительной авиации КБФ (к сожалению, балтийские авиаторы не согласны с Киреевым; они считали западными границами зон прикрытия морских коммуникаций меридианы о. Лавенсаари (с подвесными топливными баками) и о. Сескар (без подвесных баков). — Р.3.). ... Имеются в виду мероприятия и тактические приемы траления -разрежение минных заграждений катерами, обеспечение безопасности тральщиков постановкой впереди них катеров с катерными тралами, обвехование кромок тральной полосы, использование брандвахтенных судов и иных плавучих ориентиров - все это предусматривалось действовавшим уставным документом (НТЩ-40) (см. приложение 8. — Р.3.). ... Применением заранее продуманной системы расстановки близ поставленных тральных вех катеров (МО, КМ, КЛТ) с подачей с них сигналов (например, зеленым ратьером) можно было попытаться обеспечить ночной переход II, III и IV конвоев через восточную часть Юминдского минного поля» (а как можно было обеспечить безопасность ночного перехода от плавающих мин? — Р. 3.) [библ. № 45]. Исследователь боевой деятельности КБФ в период Великой Отечественной войны, доктор исторических наук капитан 1 ранга В.И.Ачкасов, защищая докторскою диссертацию, утверждал (1967): «Поставленная перед Краснознаменным Балтийским флотом задача прорваться в восточные базы была решена. Боевое ядро флота было сохранено и сыграло затем выдающуюся ролъ в непосредственной обороне Ленинграда. Германскому командованию, ожидавшему выход нашего флота из Таллина и принимавшему в течение двух месяцев серьезные меры, направленные на полное уничтожение КБФ, не удалось достигнуть этой цели. Однако Краснознаменный Балтийский флот не сумел обеспечить безопасность транспортных средств на переходе из Таллина в Кронштадт и эвакуацию гарнизона с наименьшими потерями... Потери в людях и судах могли быть значительно меньшими, если бы не был допущен ряд серьезных ошибок и недостатков... [Военным советом СЗН] перед командованием КБФ не была поставлена задача заранее подготовиться к эвакуации. ... Попытка Военного совета КБФ заранее вывести из Таллина все, что можно было убрать без ущерба для обороны, закончилась провалом, поскольку от Верховного главнокомандования не последовало указания о необходимости готовиться к переходу в Кронштадт (этот вопрос рассмотрен в разделах 3 и 4 главы 1. — Р.3.). ...Флот не сумел воспрепятствовать массовым минным постановкам противника на своей главной коммуникации Таллин - Кронштадт (этот вопрос рассмотрен в разделе 3 главы 2. - Р.3.). ...Перед прорывом у него (у КБФ. - Р. 3.) имелось всего 43 тральщика, в том числе 24 катерных тральщика. Разумеется, они были не в состоянии обеспечить противоминную оборону на переходе морем свыше 150 кораблей и транспортов (а почему не 58 тральщиков? См. прил. 1, табл. 99. — Р.3.). ...Командование КБФ знало, что противник заградил минами район между островами Кери - Вайндло. Но оно мало что сделало даже для определения границ минного поля и тем более для очищения его от мин, главным образом из-за нехватки тралящих сил и средств. Действительно, тихоходные тральщики типа «Ижорец», которые можно было привлечь из Кронштадтской базы к тралению и оборудованию фарватеров через минное заграждение до прорыва флота на восток, подвергались при этом серьезной опасности, так как не хватало сторожевых кораблей и катеров для их прикрытия с моря и воздуха, но ради безопасности целого флота надо было идти на риск (этот вопрос рассмотрен в разделе 3 главы 2. — Р.3.). ...Командование Балтийского флота, как показывает послевоенный анализ, явно переоценивало опасность, грозившую флоту на переходе со стороны вражеских надводных и подводных сил... Такая переоценка привела к отказу от использования для перехода флота северного фарватера, свободного от мин (разве ФВК № 10 ТБ избран для прорыва из-за угрозы атак надводных и подводных сил противника? и разве могло командование КБФ провести «послевоенный анализ» в августе 1941 г.? - Р.3.). Если бы были определены границы минного поля, то оказалось бы, что флоту достаточно было проложить маршруты перехода на опасном участке всего на 7- 10 миль севернее, чтобы резко уменьшить или совсем исключить потери от подрыва на минах заграждения (но если границы минного заграждения не были определены, значит, выбор командованием КБФ для прорыва ФВК № 10 ТБ был в создавшихся условиях правильным? — Р. 3.), а угроза ударов торпедных катеров, подводных лодок и береговых батарей от этого значительно не возросла бы (этот вопрос частично рассмотрен в пункте «б» раздела 1 главы 4. — Р.3.). ...Военный совет КБФ отказался от использования южного фарватера для прорыва флота, учитывая близость побережья, занятого противником, и опасность со стороны его береговой артиллерии, и выбрал для этой цели центральный фарватер (этот вопрос рассмотрен в пункте «6» раздела 1 главы 4. — Р.3.). ...Неверная оценка обстановки на практике привела к тому, что боевые корабли после прохода острова Гогланд самостоятельно ушли вперед, поставив транспорта с войсками перед необходимостью самостоятельно отбиваться от настойчивых и массированных налетов вражеской авиации. Картина бы.га бы, несомненно, другой, если бы большая часть эскадренных миноносцев и сторожевых кораблей была назначена в непосредственное охранение транспортов... (этот вопрос рассмотрен в разделе 3 главы 2, в пункте «в» раздела 1 и в разделе 3 главы 4. — Р.3.). ... Следует подчеркнуть, что Главный морской штаб и Морская группа Северо-Западного направления во главе с заместителем наркома ВМФ и главкома Северо-Западного направления адмиралом И.С.Исаковым не оказали командованию КБФ никакой практической помощи при проведении такой сложной операции в тяжелых условиях обстановки. Огромной заслугой личного состава КБФ и его командования является спасение подавляющей части таллинского гарнизона и экипажей кораблей и судов, оказавшихся в смертельной опасности. Важным положительным мероприятием Военного совета КБФ оказалось создание специального отряда прикрытия. Благодаря этому, а главное, беспримерному героизму советских моряков, удалось предотвратить катастрофические потери в людях... Таким образом, КБФ удалось в чрезвычайно трудных условиях вывести из осажденного Таллина в восточные базы подавляющее число боевых кораблей (87,5%) и более 18 тысяч закаленных бойцов, активно включившихся в оборону Ленинграда» [док. № 201]. В том же 1967 г., выступая на военно-исторической конференции, В.И.Ачкасов дал несколько иную оценку органу стратегического управления, которому был подчинен КБФ: «военный совет Северо-Западного направления не оказал практической помощи командованию КБФ при проведении такой сложной операции в тяжелых условиях» [библ. №121]. Профессор капитан 1 ранга А.В.Платонов (2005): «Существует такое понятие, как «степень поражения», так вот потеря 50% транспортов в конвое характеризуется как его разгром. Наверное, это и есть общий итог Таллинского перехода. 346 ...Заложенные в план предстоящих действий (план прорыва. - Р.3.) принципиальные ошибки: выделение отрядов оперативного прикрытия, вместо усиления обороны непосредственно конвоев; невыполнение требований БУ МС-37, НТЩ-40 и т. д., во многом предопределили огромные потери. Но даже в этих условиях все могло развиваться по более благоприятному для нас сценарию, если бы после съемки с якоря не произошла потеря обстановки и управления силами со стороны командующего флотом и его походного штаба» [библ. №71]. Эти оценки военно-морских историков будут прокомментированы ниже. Имеются оценки и представителей стран-противников. Вице-адмирал ВМС ФРГ Ф.Руге (1954): «Когда в конце августа Советам пришлось очистить Ревель (Таллин. — Р.3.), они потеряли при эвакуации не менее 12 военных кораблей и 35 торговых судов». Однако: «Кампания на Балтийском море закончилась без... полной ликвидации советского флота. В последующие годы это привело к большому напряжению немецких сил» [библ. № 294]. Финские военно-морские историки К.Кескинен и И.Мянтикоски (1991): «Тем не менее русские достигли успеха в эвакуации большей части их войск и кораблей из Таллина в район Ленинграда, где они позднее сыграли решающую роль в обороне Ленинграда наступившей зимой» [библ. № 221]. Читатели смогли бы, видимо, без более подробных комментариев определить свое отношение к приведенным выше оценкам, используя все сведения о Таллинском прорыве, изложенные в главах 1-4 и предыдущем разделе главы 5, а также в документах и материалах, содержащихся в прил. 13 настоящего труда. И все же имеется необходимость обратить внимание на некоторые аспекты приведенных оценок. Пусть простят читатели автора за неизбежные повторения. Первое. Поражают весьма легковесное отношение командования КБФ и ВВС КБФ к своей неспособности во время Таллинского прорыва организовать прикрытие конвоев на максимальный радиус действия ИА и отсутствие объективности в объяснении этого факта. Второе. Неоправданными представляются заявления должностных лиц, чьи оценки Таллинского прорыва приведены выше, о том, что большие потери при прорыве были вызваны, в частности, непринятием заблаговременных мер по вывозу и выводу из Таллина ненужных для обороны ГБ учреждений и кораблей. При этом даже названы эти учреждения и корабли. К ним отнесены флотские управления, тыл, отдел кадров, трибунал, типография, военторг, разные советские учреждения, подводные лодки, транспорты, вспомогательные суда, катера. Но, во-первых, видимо, забывают о том, что с 5 по 28 августа из Таллина были выведены 106 кораблей и судов, около 60 самолетов и вывезены не менее 19 тыс. людей. Во-вторых, силы КБФ, оказавшиеся в глубоком тылу противника, обороняли не только Таллин, но также вход в Финский залив от проникновения в него крупных корабельных группировок противника. Они обеспечивали функционирование морской коммуникации Кронштадт — Таллин — Ханко — Эзель, сухопутно-морской коммуникации Таллин — Рохукюла — Эзель. Ими велись боевые действия по нарушению морских коммуникаций противника в Рижском заливе и открытой части Балтийского моря, осуществлялись бомбардировки Берлина. Поэтому, в-третьих, все органы управления флотом и его обеспечения должны были, как представляется, находиться при его командующем, поскольку из Таллина осуществлялось управление деятельностью всего КБФ на Балтийском морском театре. И военторг был нужен: ведь кайтселийт (добровольческое военизированное формирование националистов Эстонии), наверное, не собирался кормить личный состав органов управления КБФ, дислоцированных на берегу. Не лишним являлся отдел кадров, оформлявший назначения командного состава, награждение отличившихся и т. д. Для известных целей требовался и военный трибунал. В-четвертых, отправив из Таллина транспорты, на чем бы потом вывозили людей, вооружение и ценное имущество (реально при прорыве ничего ценного из Таллина не вывезли, хотя и погрузили, но задача такая Военным советом СЗН балтийцам поставлена была). Боевых кораблей хватило бы только для перевозки войск (прил. 1, табл. 109), но опыта использования боевых кораблей для этой цели у балтийцев еще не было. Что же касается ВСУ, то они были нужны для спасения людей с погибших судов. В-пятых, отправляемые из Таллина корабли и суда с пассажирами или без них требовали сил охранения — ТЩ, СКР и СКА, спасательных судов (буксиров). А этих сил и средств и так не хватало, на переходах между Таллином и Кронштадтом они несли потери, а в ряде случаев их задерживало командование КВМБ для выполнения внезапно возникавших задач в районе Кронштадт — о. Гогланд или для ремонта (следует обратить внимание в табл. 18 и 19 на количество тральщиков, находившихся в ГБ в дни, когда реальным стал вопрос об оставлении Таллина). В-шестых, требовалось авиационное прикрытие отправляемых в Кронштадт кораблей и судов с людьми и грузами, а сил для этого в Таллине не хватало, так как половина авиации КБФ была передана в состав ВВС Ленинградского фронта.
