В Косинском морском клубе открылся новый стрелковый тир для стрельбы из пневматического оружия, луков и арбалетов.
Тир построен своими силами в подвале здания клуба и рассчитан на стрельбу с двух огневых мест на дистанцию до 10 м. Огневые места оборудованы специальными откидывающимися подставками для стрельбы детей из положения стоя с упором на локти. Мишенная позиция оборудована дополнительной подсветкой мишеней и пулеулавливателем.
Для соревнований и тренировок используются следующие виды мишеней: - падающие, по пять мишеней на стрелка. Внешний размер мишени соответствует 6 баллам. Падающие мишени поднимаются дистанционно, так что нет необходимости подходить к мишенной позиции. Второй вид мишеней – классическая круговая 10 бальная мишень, которая вставляется в специальную обойму. С помощью электромоторов мишень можно подвести к стрелку или отправить на мишенную позицию. И, наконец, мишени для луков и арбалетов, которые навешиваются на двигающиеся каретки. В арсенал тира входят пневматические ружья двух типов, пневматические тренировочные и спортивные пистолеты, а также луки и арбалеты.
Тир уже используется для тренировок сборной команды Москвы по морскому многоборью, а также детской секции морского многоборья под руководством отличника физкультуры и спорта России, тренера II категории, мастера спорта Веремеев Михаила Валентиновича.
Кроме морских многоборцев, тир предполагается использовать для тренировок по стрельбе организованных групп населения в возрасте от 14 лет (секция стрельбы). Тренировки будут проходить по вторникам, четвергам и субботам с 15.00 до 20.00. Желающим заниматься стрелковым спортом будут предложены абонементы по 100 и 300 выстрелов соответственно. Записаться в стрелковую секцию можно по телефону 8-968-784-04-75 у Анкудинова Игоря. Возможны, также, и разовые посещения граждан любого возраста.
Кроме того, тир может использоваться коллективами или группами людей учреждений, школ, организаций по предварительной договоренности.
Ох, уж эта наша боязнь наказания! Страну раздирало очковтирательство. Флот занимался тем же самым. На память пришли грозные приказы о наказании командиров за более несерьезные проскоки безопасной глубины, и все стало ясно... Спустившись вниз, я из-за деревянной, вернее, фанерной двери своей каюты все-таки услышал разговоры офицеров, сдобренные довольно мрачным юмором. Моряки вообще склонны к подначкам в любой обстановке. Видимо, условия длительного отрыва от берега этому способствуют. Вот и теперь из разговоров офицеров вырисовывалось очень смешная, а на самом деле очень грустная картина поведения вахтенного офицера в момент падения лодки. Он, оказывается, обнаружив, что перископ заливает волна и лодка ныряет за большую, чем положено глубину, спокойно опустил перископ, убедился, что начальство на месте, спокойно сел на электрогрелку и никакого участия в дальнейших событиях не принимал. Он, якобы, вообще так и не осознал, что находился на краю смерти, хотя в боевой рубке был вполне исправный глубиномер. Наутро, уже в подводном положении, из разговора с инженером-механиком, боцманом и старшиной команды машинистов была установлена банальная причина столь странного поведения глубиномера центрального поста. Оказывается, один из трюмных машинистов, который давно уже демобилизовался, в свое время внес рацпредложение: отвел из магистрали, соединяющей глубиномер с забортом, небольшой трубопроводик с краником, позволяющим наливать забортную воду в обрез-тазик, напоминающий банную шайку, в помещении гальюна, расположенного в третьем отсеке. Помните, я обратил внимание на трудность ее получения? Пока добыча воды проводилась в надводном положении, никто, естественно, не обращал внимания на поведение стрелки глубиномера, но в подводном положении, в данном случае на перископной глубине, из-за стравливания давления глубиномер начал показывать глубину меньшую, чем фактическая. А мы-то дружно загоняли лодку на глубину, даже принимали в уравнительную и быструю... И загнали... Значит, на первый взгляд, виновата большая приборка? И неучтенная рационализация? Так, выходит? Нет, все-таки не так, с горечью думал я. А несение вахты в отсеках? Все, в том числе и вахтенные, были заняты приборкой и не обращали внимания на глубину. А поведение вахтенного офицера? Пример привычки мыслить несамостоятельно, имея руководителя в лице командира или старпома, несущих пресловутую командирскую вахту? Очевидно, так, но от этого не легче. Я казнил себя за явно недостаточную требовательность, за мягкотелость, за многое казнил, да и сейчас казню себя.
Не знаю, может быть, в остальное время похода я казался экипажу тем самым , образ которого бытует на флоте, да и в литературе. Не знаю, но старательности в службе этот провал мне прибавил. В конце концов ежедневные учения и тренировки, их скрупулезные разборы, терпеливая разъяснительная работа свое дело сделали: экипаж не формально, а фактически был готов к возникновению любых аварийных ситуаций, к управлению механизмами корабля в таких условиях, а самое главное — организация службы на лодке достигла вполне удовлетворительного уровня, не позволяющего допускать ляпсусы, подобные описанному. Наше двухмесячное плавание подходило к концу, и вместе с чувством вполне понятного удовлетворения от проделанной работы и ее результата я начал испытывать даже чувство какой-то досады от того, что через некоторое время мне придется покинуть этот ставший родным экипаж. Впрочем, по моим наблюдениям, такие чувства довольно часто испытывают большинство моряков после длительной совместной работы в море, а на подводных лодках — особенно. За всю свою многолетнюю службу на подводных лодках мне ни разу не приходилось быть свидетелем какой-то неприязни, раздражения по отношению друг к другу, возникающих якобы у членов экипажей судов при длительном плавании. Словом, обидно было осознавать, что через несколько дней, когда лодка ошвартуется у борта родной плавбазы и все приписанные матросы, старшины и офицеры, включая меня самого, вернутся в свои экипажи, разрушится возникшее в этом походе морское братство. К чувству радости от предвкушения встречи с близкими и родными на берегу примешивалось и чувство запоздалого страха от осознания опасного балансирования на грани гибели, которое пришлось пережить в этом, на первый взгляд, рядовом походе. Впрочем, вряд ли любой, даже самый короткий выход в море подводной лодки можно назвать рядовым. Опыт службы показывает, что даже обычный межбазовый переход корабля в надводном положении чреват всякого рода опасностями.
: «Нет нигде и не может быть такого равенства перед лицом смерти, как среди экипажа подводной лодки, на которой либо все погибают, либо все побеждают».
Возвращение
Предпоследний день уходящего 1966 года. Последнее всплытие. Продут главный балласт. В строгом соответствии с расписанием поднимаюсь на мостик с чувством, понятным только морякам, возвращающимся домой. Вглядываюсь в знакомые скалы входных мысов, охраняющих вход в обширный и удобный залив. Сейчас этот вход забит льдом. Предстоит переход в родную бухту под проводкой поджидающего нас ледокола. На лодке все в приподнятом настроении. Люди предвкушают встречу с друзьями и близкими, предстоящий отдых на берегу. Одним словом, настроение новогоднее. Никого не приходиться подгонять. Отсеки сияют, они прибраны и вымыты до состояния парадности. Благо на лодке стало значительно просторнее: большая часть содержимого огромных консервных банок из-под хлеба, мяса, картофеля, воблы, галет и т.п. исчезла в наших желудках. Койки заправлены с особым шиком, с выпуском части свежезастеленных простыней сверху одеял, видавшие виды подушки взбиты, одеты в белоснежные наволочки и уложены также поверх одеял. Конечно, есть в этом определенный элемент очковтирательства, своего рода потемкинщины, но это традиция. В случае, если кто-либо из начальников, которые, мы надеемся, будут нас встречать, пройдется по отсекам, он должен быть приятно поражен состоянием отсеков. Из рундуков извлечены и одеты чистые комплекты рабочего платья с яркими (черные цифры по белому полю) «боевыми номерами». Отпущенные некоторыми матросами и офицерами экзотические бороды до поры, до времени не сбриваются, и я, как главный управляющий порядком и дисциплиной, тоже до поры, до времени их не замечаю: в конце концов пусть немного поиграют в морских волков, это даже, в какой-то мере, воспитывает у людей чувство гордости своей подводной профессией.
Однако, как это сплошь и рядом бывает на военной службе, мечты наши разбиваются о жестокую реальность. По случаю Нового года (а хрупкой мечтой было подойти к родной плавбазе к исходу 31 декабря) техническая позиция не испытывает ни малейшего желания принимать от нас грозные ракеты и торпеды. Оперативный дежурный приказывает нам бросить якорь у входа в родную бухту. Покорно становимся на якорь и спешно готовимся к встрече Нового года в домашних, т.е. корабельных условиях... Через пару дней, выгрузив, наконец, то, что положено, в сумерках, в абсолютной тишине, как говорил один киногерой в исполнении артиста Папанова «без шума и пыли», швартуемся к плавбазе. Слова популярной песни о подводниках («Тебе известно лишь одной, когда усталая подлодка из глубины идет домой») не оправдались в очередной раз. Да и не могли оправдаться: возвращение лодки с боевой службы, также как и ее уход, конечно, не афишируется. Впрочем встретил меня мой командир и однокашник Вася Сергеев (через некоторое время я принял у него лодку), мы с ним расцеловались и чуть-чуть «позволили» себе. Сделав необходимые распоряжения на завтра и убедившись в том, что экипаж переехал на плавбазу я, наконец, через два месяца после своего убытия по тревоге, двинулся домой, в сопку, с трудом переставляя отвыкшие от твердой земли ноги. Поселок встречает полной темнотой: очередная авария на электроподстанции. Свет есть только в клубе, в котором, как выясняется, офицеры соединения и их жены празднуют наступление Нового года. Там же находится моя жена. Сил переодеваться и идти в клуб уже нет. Тихо, при свете свечи, умываюсь и ложусь спать. Жизнь, наша типичная жизнь военного моряка, несмотря ни на что, продолжается, и она прекрасна!
НЕДОИГРАННЫЙ «ГОЛЬФ» (К ОЧЕРЕДНОЙ ГОДОВЩИНЕ ТРАГЕДИИ)
Март 1968 года Москва
После порядком надоевшей москвичам зимы с ее резкими переходами от мороза к оттепели, от снега к дождю и наоборот, в столицу огромной страны пришла долгожданная весна. На календаре была «красная» дата — восьмое марта 1968 года. На улицах и перекрестках, в подземных переходах, у газетных ларьков и на остановках пассажирского транспорта замелькали так любимые кавказцами огромные кепи-«аэродромы». Из-под их козырьков загадочно мерцали черные маслины глаз южан, настойчиво предлагавших прохожим не очень уж красивые, зато первые (!) весенние цветы — мимозы. Впрочем, в один из переулков, что за станцией метро, периодически менявшей свое название («Красные ворота» — «Лермонтовская» — и опять «Красные ворота»), праздничный шум параллельно пролегающего Садового Кольца почти не проникал. В этом относительно тихом московском переулке с абсолютно не флотским названием «», за стенами, окрашенными в грязновато-желтый казенный цвет, шла обычная работа «мозга» военного флота страны.
Страны, уже который год находящейся в состоянии так называемой «холодной» войны. «Вероятные противники» в этой войне в любой момент могли превратиться в абсолютно реальных, а война — из «холодной» в очень горячую, грозящую миру громадными разрушениями, а то и вообще уничтожением всего живого на планете Земля. Не последнюю роль в этой войне играл Военно-Морской Флот СССР. Именно отсюда, из малоприметного московского переулка тянулись незримые нити управления четырьмя флотами, двумя флотилиями и одной, самой большой военно-морской базой страны. Оперативно управлял и управляет отсюда кораблями, частями, авиацией и всей инфраструктурой флота его Главный штаб. Управляет через Центральный командный пункт (ЦКП ВМФ). Несущих круглосуточную, круглогодичную «вахту» на этом пункте опытнейших адмиралов и офицеров трудно, да, пожалуй, и невозможно чем-то удивить, нарушить систему управления флотом. Однако именно здесь, в просторном кабинете — зале, буквально напичканном стендами, экранами, средствами связи и другими техническими новинками управления, не так уж редко возникают ситуации, когда от решений находящихся в нем людей зависят судьбы и жизни тех, кто в тот или иной момент плывет в морях и океанах или летит над ними. Иногда от оценки обстановки, складывающейся в океане или море, данной ЦКП и доложенной Главкому ВМФ, зависит очень многое, вплоть до принятия важных политических государственных решений. Но всякий раз, когда ЦКП ВМФ остается без информации, а без информации нет и управления, кривая его мозговой и оперативной деятельности достигает своего апогея... Вот и сейчас на какое-то время в описанном выше зале воцарилась гнетущая тишина. Дело в том, что один из старших помощников оперативного дежурного ВМФ, курировавший тихоокеанское направление, доложил «оперативному», что от одной из подводных лодок, находящейся на боевой службе в Тихом океане и по расчетам завершающей переход в район патрулирования, «нарезанный» ей близ одной из стратегически важных баз флота США на Гавайских островах, не получен так называемый «контрольный» радиосигнал.
Очень опытный, сам в прошлом командир дизель-электрических, а затем и атомных подводных лодок, офицер, именуемый «ОД », то есть самый главный оперативный дежурный нашего флота, получивший такой доклад, испытал знакомое каждому командиру на уровне подсознания чувство крайнего беспокойства. Он мгновенно представил себе идущий вдалеке неспокойном, судя по метеоданным, Тихом океане подводный корабль-ракетоносец. Это была дизель-электрическая, по тогдашней классификации — крейсерская подводная лодка (по классификации, принятой в справочниках США — типа «Гольф»), в трех ракетных шахтах которой находились три баллистические ракеты с боеголовками, аналогичными трем водородным бомбам, а в двух из четырех носовых торпедных аппаратов ждали своего часа две торпеды с ядерными (атомными) боевыми частями. Уже сам по себе такой боезапас ничего хорошего в случае какой-либо нештатной ситуации не сулил... Лодка эта имела тактический номер «К-129», входила в дивизию таких же лодок, дислоцирующуюся на Камчатке. Командовал подводным кораблем опытный подводник, которому буквально полтора месяца назад было присвоено очередное звание, — капитан 1 ранга, Владимир Иванович Кобзарь. В качестве командира такого корабля Кобзарь совершал свой второй поход на боевую службу, После первого, окончившегося за два месяца с небольшим до данного похода. До этого лодка почти четыре года простояла во Владивостоке, на Дальзаводе, где ее ракетный и навигационный комплексы модернизировались под возможность проведения старта ракет из-под воды. Судя по данным, имеющимся в Главном штабе ВМФ, Кобзарь и его экипаж новую технику освоили вполне успешно. Владимир Иванович за ее освоение и испытания был награжден орденом. Так что с этой стороны ожидать плохого, вроде бы, не приходилось. В данном случае подводный ракетоносец, выполняя план боевой службы, шел к Гавайям для того, чтобы, в переносном смысле слова, держать пальцы на пусковых кнопках ракет, а руки на рукоятках стрельбовых устройств торпед, дабы нажать на эти кнопки или дернуть за эти рукоятки при получении соответствующей команды отсюда, из Москвы, от самого высокопоставленного лица. Таковы были (да и сейчас остаются) задачи кораблей, несущих боевую службу. Соответственно и вероятный «супостат» стремился своевременно обнаружить наше «потаенное судно», обеспечить за ним постоянное слежение, а при переходе от «холодной» к «горячей» войне незамедлительно оное уничтожить. Своего рода «игра на опережение». В ходе боевой службы подводные лодки в целях максимальной скрытности должны соблюдать радиомолчание и выходить в эфир только в определенных точках маршрута своего движения, в строго определенное заданием на боевую службу время.
Сегодня в точке поворота на последний галс своего маршрута к району боевого патрулирования, «» должна была выйти в эфир с именно таким ультракоротким импульсом-донесением о своем месте, курсе и скорости. Однако все необходимые допуски времени вышли, а донесение от нее так и не было получено...
Март 1968 года Владивосток
Спустя десяток дней после вышеописанного события на аналогичную с «К-129» подводную лодку «К-126», стоявшую с той же целью модернизации под подводный старт на том же заводе во Владивостоке, совершенно неожиданно для меня — ее командира прямо с аэродрома прибыл из Москвы высокий гость. Это был первый заместитель Главнокомандующего ВМФ, адмирал флота Владимир Афанасьевич Касатонов. (По недавним событиям на Черноморском флоте известен его сын — адмирал Игорь Касатонов. - Примеч. авт.) Прямо скажем, адмирал этот пользовался на флотах определенной «славой», поскольку отличался от других военачальников особой требовательностью и суровым характером сродни еще жившему в памяти военных характеру знаменитого полководца Георгия Константиновича Жукова. Так что встречал я гостя с определенным трепетом и немым вопросом — зачем и почему он пожаловал именно на мой корабль? Однако на этот раз адмирал флота вел себя очень спокойно, ни к чему не придирался, вежливо поздоровался с экипажем и попросил меня показать ему корабль. Экскурсоводом в этой блиц-экскурсии, ничем не напоминающей смотр, был, естественно, командир, то есть я. Не жалея своих парадно-выходных тужурок и брюк, мы, вместе с замглавкома буквально пролазали все трюмы, выгородки, погреба, каюты и рубки корабля. Даже по аккумуляторным ямам на специальных тележках, с которых электрики обслуживают аккумуляторы, проехались лежа.
И тут Зина выпускает острые коготки. — Вы простите, но я комсомолка и имею полное право высказаться на комсомольском собрании. Директор говорит: — Они без нас разберутся! Правильно! Марина Филипповна давно вышла из комсомольского возраста. Ей за тридцать — она пожилая. — Кто еще?— спрашивает она, совсем забывая, что собрание должен вести Свистунов. — Ты хочешь, Птахина? Встает некрасивая девочка, рослая, с пышным именем Сильфида. Она, когда слушает преподавателя, всегда раскрывает рот, и ей тогда говорят: «Сифа, птица влетит». — Какая некгасивая истогия у нас получилась,— картавит Сильфида, теребя черный фартучек. — Ну, а дальше? Говори, Птахина,— подбадривает Сифу Марина Филипповна. — Вот я и говогю: какая некгасивая истогия у нас получилась... Сгам... (Срам — она хочет сказать.) И Птахина садится. На лице полное довольство: неплохо высказалась! После Птахиной все замолчали. — Ну, кто еще? Слышу голос: — Все ясно! — А что ясно? Что? — горячится Вадим.
кидает презрительно: — Ясно, что вору в комсомоле не место! — Максим не вор! — Проголосуем? — равнодушным голосом спрашивает Свистунов. Ему все равно, исключат меня или нет. Эх ты, комсорг, душа комсомола! — Нет уж, простите! — говорит наш учитель математики. — Мне, например, многое неясно. Неясно, почему вы, Марина Филипповна, бездоказательно оскорбляете человека, да, человека, едва входящего в жизнь. Неясно, почему вы все, славные мои мальчики, не возмутились, не закричали «неправда»! А превратились в молчальников, равнодушных и бессердечных, для которых безразлична судьба их товарища. — Вы подрываете мой авторитет!..— возмущается Марина Филипповна. Но он продолжает: — В двух одноклассниках и одной однокласснице Максим Коровин нашел настоящее товарищество. А остальные? Вы не имеете своего мнения? Удар попал в цель. Никому не хочется, чтобы его считали бесхребетным и тряпкой. И слышатся голоса: — Надо еще разобраться! — Коровин — не вор! — Голосовать рано! — Дайте мне слово! — Я скажу...— говорит Вадим. — Ты уже высказался — и хватит! — обрывает его Марина Филипповна.
— Вы меня извините, но мы, , сами будем распоряжаться на комсомольском собрании...— вежливо, но решительно заявляет Вадим.— Почему ты не руководишь собранием, Свистунов, почему ты передоверил руководство собранием Марине Филипповне?— спрашивает Вадим.— Или потому, что она тебе ставит пятерки? Или ты боишься ее? — Хватит! — Нет уж, вы не затыкайте мне рот, Марина Филипповна! Коровин не вор, вы его оскорбляете! И кричать на нас тоже вы не имеете права. Комсомолец должен смело говорить правду в глаза. Вы сводите счеты с Коровиным. Это он вам сказал, что вы поставили писателю Станюковичу двойку... — Что, что?—спрашивает, приложив руку к уху, директор.— Поясните, пожалуйста. Вадим поясняет: — Марина Филипповна злопамятная... — Ты врун! — Да это подтвердит весь класс! Было такое, ребята? — Было! Было! Директор, замечаю я, улыбнулся. И сразу же спрятал улыбку. Неловко улыбаться при нас. Зато Марина Филипповна вся клокочет. — Так вот,— продолжает Вадим,— надо лучше во всем разобраться, а не решать, быть или не быть Коровину в комсомоле. Рано голосовать, Свистунов! Казалось бы, пора и приутихнуть Марине Филипповне. Но когда от стены раздался голос: «Теперь разрешите мне„.» — она опять подменяет комсорга. — Да, обязательно. Слово предоставляется... —— Я не у вас прошу разрешения. Свистунов приподнимает зад. —— Пожалуйста, товарищ... товарищ...
. — Светлов. Меня прислал райком комсомола. Вы бы видели, как опешила Марина Филипповна! Светловолосый парень встает и подходит к столу. Он у всех на виду. — В райкоме я человек новый,— говорит он. — И мне сказали, что у вас образцовая школа. Но я вижу далеко не образцовую школу. Почему? Потому что не вижу у вас комсомола. Где боевой комсомольский задор? Принципиальность? Непримиримость и мужество? Почему вы так легко примиряетесь с тем, что вашему товарищу присваивают, как понял я — незаслуженно, позорную кличку? Почему надо о человеке думать лишь худшее? И легковерно соглашаться даже со взрослыми, что человек плох? Загляните-ка в свои души, а не черствы ли они, не равнодушны ли? Вы тоже станете взрослыми. Вам людей придется воспитывать. Так прежде всего воспитайте себя. Вы, комсомольцы, забыли первую заповедь: «Человек человеку друг». Сегодня я увидел здесь самое худшее — все, что давно уже кануло в вечность: подозрительность, нетерпимость и недоверие к человеку. А может, вы сами поступили бы так же, как он, пожелав разыграть товарища или подружку? Я, будучи в школе, выкидывал розыгрыши почище. Я верю, что Коровин говорит правду. И многие из вас верят, но почему-то молчат. Или вы боитесь кого? Бояться не надо. Вся эта история не стоит и выеденного яйца. Мальчишечья шалость!.. Спасибо тебе, Вадим Куликов, что ты выступил в защиту товарища, выступил смело, по-комсомольски, хотя и пытались тебе помешать... А где же был ваш комсомольский вожак? Свистунов ерзает на стуле. — Его заменила товарищ Картонкина. Простите меня, Марина Филипповна, вы — член комсомола, член партии? Впервые Марина Филипповна смущается. — Я... я, собственно говоря, беспартийная. — Куликов прав, что вы сводите с Коровиным счеты? Марина Филипповна вскакивает: —— Что вы! Что вы! Какое негодование в ее голосе! Но Светлов говорит: — Об этом в райком уже поступили сигналы. Как, впрочем, и о многом другом. Марина Филипповна порывается что-то сказать. Но Светлов продолжает: — Я верю Коровину! — Мы тоже!.. — кричат уже несколько голосов.
. Я смотрю на ребят: какие же они славные! Их Марина Филипповна запугала. Она кого угодно могла запугать. Светлов говорил с ребятами совершенно как равный. И они обо всем рассказали ему не таясь. Один лишь Элигий отошел к окну, обозленный, а вскоре и вовсе исчез. Меня хотели проводить до дому Вадим и Олежка, но я сказал, что не надо. Дойду один. Сыпал мокрый снежок. Я шел и думал: как я должен был отвечать на нападки, и отвечал остроумно, толково. Марина Филипповна только поеживалась. Но почему-то находчивые ответы приходят в голову всегда с запозданием. Я чуть не попал под машину на бульваре Эстония. У самого дома я увидел — кого бы вы думали? — Карину. Она, как видно, здорово промерзла — топталась на . — Что ты здесь делаешь? — Я тебя жду. — Меня? Почему? — Потому что тебе тяжело. Тебя исключили? — Нет.
— Значит, поверили?!—воскликнула она радостно.— Я говорила, что это все ложь, ты не мог... — От кого ты узнала, Карина? — Ваш «красавчик» подошел к нам на улице. Ларсен рычал на него. А он мне выкладывал и выкладывал. Тогда я спросила: «Почему вы о Максиме говорите плохое? Вы что, его ненавидите?» — Он замялся. «Уходите подальше, сказала я. Никогда не поверю в ваши злобные выдумки». — «Максим — мой друг», сказал мне красавчик. Разве друг тебе Шиллер? Он опаснее врага! — Я вижу, что ты мне друг! Да, Карина? — Да, друг! Но ты сегодня мне ничего не рассказывай. Я рада, что кончилось все хорошо. Расскажешь после. Интересно, кто написал эти глупости на стене, там, на лестнице, возле вашей квартиры? — Ты видела? — Да. — Я думаю, что Элигий. — Ну, раз Элигий... — сказала она и вдруг взяла да и... В первый раз в жизни меня целовала девчонка. Я всегда раньше думал, что от этого может стошнить. Но ничего, обошлось. Выдержал. Понял, что она это сделала назло Элигию Шиллеру. И нисколько не смутилась. Ушла как ни в чем не бывало. Я поднялся по лестнице. Родителей не было дома. «Правда всегда побеждает!» — говорит дед. И на этот раз победила, но все же мне было так больно. Другой бы обрадовался, что его поцеловала девчонка. Повеселел бы, наверное. А я уткнулся лицом в теплую шерстку Ингрид — и тут, сознаюсь, потекли слезы ручьем. Неприлично реветь, что поделаешь! Ингрид лижет мне ухо. Верный мой друг!
***
В комсорги избрали Вадима — всем ребятам понравилось, что он не испугался Марины Филипповны. Высказался прямо и честно. И за товарища стоял до конца. Один Элигий голосовал против. Мне подумалось, что Элигий прямолинейный и по-своему честный. Отстаивает то, что забил себе в голову. Я даже изменил свое отношение к этому гаду: гад, но принципиальный. Тут же я вспомнил, что он сам добивался дружбы с Кариной, но писал на лестнице «Максим + Карина». Нет, тут далеко до принципов. Он поспешил сообщить Карине, что меня исключат. Так был в этом уверен! В классе стали жить дружно. Марина Филипповна притихла, стала тише воды и ниже травы, а вскоре бесследно исчезла. Говорили, что ее отозвали в роно. Вспомнив пьесу, которую мы играли во Дворце пионеров, ребята прозвали нас «рыцари моря». Рыцари... Да, хорошо быть рыцарем моря, честным, смелым, правдивым, стоящим горой за товарища, готовым полезть за ним в воду, в огонь! Я сказал деду, как нас называют. — Что ж,— сказал дед,— это гордое звание. Старайся его заслужить. В нахимовском нелегко тебе будет! Я ответил его любимым словечком: — Выдюжу! — Выдюжишь? Верю. Коровин не может не выдюжить. Вот за Валерия я опасаюсь. И он покачал головой. Мама стала относиться ко мне как-то особенно нежно. Задумаюсь — она подойдет, поцелует: — Что было, сыночек, то быльем поросло. Поросло ли? Такое берет меня зло, что я задирался, не умел сам постоять за себя! И такая радость, что нашлись друзья — верные, как Вадим, как Олег, как Карина. Нашлись взрослые, которые меня поняли... Мама говорит, что заживают самые глубокие раны. Что ж, может быть, и мои заживут. Но забыть — я ничего не забуду. Ни хорошего, ни плохого.
. ***
Год окончил на круглые пятерки! Ура! Вадим не отстал от меня. А вот Олежка, бедняга, из троек не вылез. Он скулил: — Расходятся наши дороги, ребята, не бывать мне в нахимовском... Оставался, правда, еще год в запасе. Но я понял, что Олежке, пожалуй, нахимовцем не бывать...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Алексей Николаевич Венедитов, рижский нахимовец выпуска 1950 г., курсант ТОВВМУ им. С.О.Макарова. Подготовка подводных лодок к плаванию продолжалась, и 30 ноября мы вышли из бухты Крашенинникова для определения маневренных элементов на мерной линии в Авачинской губе. После прохождения лодкой двух-трёх галсов усилился западный ветер, поднимая от недалеко находящегося берега крупные волны. В зависимости от направления движения лодки волны всё чаще и чаще перекатывались через кормовую надстройку, на которой была закреплена сходня. То, что сходня покосилась и вот-вот рухнет за борт, первым увидел сигнальщик. После доклада командиру кормовую швартовую команду вызвали наверх. Я хотел было назначить одного из матросов для крепления сходни, но А.Н.Венедиктов сказал: – Не нужно, Владимир Георгиевич, это моё заведование, я за него отвечаю, поэтому пойду сам. Он одел капковый бушлат (не намокающее спасательное средство). Я обвязал его тросом, а вторым концом обвязался сам. Улучив момент, мы оба выскочили на палубу. Я держался за поручни кормовой части ограждения рубки, а Алексей, пробежав несколько шагов, пополз по палубе к сходне. И вот он, девятый вал! Удар волной с левого борта был такой силы, что меня оторвало от ограждения рубки и швырнуло в пустую нишу артиллерийского орудия, которое сняли в доке. Всё же я увидел, как Алексей полетел спиной за борт, а на него сверху полетела сходня. Затем шкерт, связывающий меня и Алексея, оборвался. – Человек за бортом! – закричал я во всю силу своих лёгких. Но на мостике всё видели и так. Лодка круто повернула вправо и через некоторое время, уменьшив ход, перейдя на электромоторы, стала подходить к Венедиктову. Положение его было несколько странным: голова, ноги и руки опущены вниз. Признаков жизни он не подавал. Вздувшийся капковый бушлат гнал по ветру Алексея в центр Авачинской губы. Вдруг из швартовой команды бросился за борт моторист матрос Гебель Александр Яковлевич. Он подплыл к Венедиктову и потащил его к лодке. Их обоих подняли на борт. Алексей Николаевич был мёртв. На лодке приспустили флаг и начали движение в базу. Кто и как устанавливал потом причину падения офицера за борт, нам было неизвестно. Но все понимали, что командир в такой ситуации должен был снизить скорость хода, развернуться навстречу ветру и только тогда дать разрешение нам с Алексеем открыть дверь ограждения рубки для выхода на палубу. Если бы не успели, – ну и чёрт с ней, с этой сходней. Но всего этого В.П.Милованов не сделал. Видать, торопился «до дому». До приезда патологоанатомов из Петропавловска тело Венедиктова положили на возвышении в одном из отсеков плавбазы «Нева». И с этого момента до утра следующего дня наши офицеры попеременно находились в отсеке. Кто-то поставил Венедиктову в руки свечу, и мы поддерживали её горение. Всмотревшись в лицо Алексея, я вдруг заметил, что по его лицу сбегают какие-то блестящие капельки. Нагнувшись ближе, я увидел, что он плачет. На какое-то мгновение я оцепенел, но, когда первый шок прошёл, я понял, что из его глаз вытекает морская вода, и до прихода сменщика пришлось вытирать его «слёзы».
Была создана комиссия по организации похорон, которую возглавил капитан-лейтенант В.Н.Поникаровский. Утром я, как член комиссии, должен был присутствовать при вскрытии. Эта ужасная процедура может повалить в обморок. Вскоре мне показали мозг Алексея с чёрными точками, что являлось свидетельством удара по голове падающей тяжёлой сходней. Я расписался в акте и вышел на свежий морозный воздух. Это был воздух жизни, который, несмотря на печальную процедуру, радовал с каждым вдохом. Офицеры спустились в кубрик нашего экипажа. Матросы и старшины уже переоделись по первому сроку, группами сидели на койках и о чём-то говорили. Подойдя к группе мотористов, я снял с себя золотые часы «Победа» и подозвал А.Я.Гебеля. В кубрике все встали. – За мужество и верность морскому братству прими на память, Александр Яковлевич, эти золотые часы. Я пожал ему руку, и мы вышли на верхнюю палубу ПКЗ-108. 3 декабря 1955 г. Алексея хоронила вся бригада. Алексея похоронили на Тарьинском кладбище, на берегу бухты Крашенинникова. Вдалеке видно место базирования 10 дивизии подводных лодок. В 1956-1957 годах, до ухода во Владивосток, мы регулярно посещали место захоронения: красили, подчищали, прибирали могилу. После нас это уже никто не делал.
Через 34 года я участвовал в учении 2-й флотилии подводных лодок и решил посмотреть, как там могилка нашего товарища. Не только могилки, но и кладбища не нашёл – всё вобрала в себя непролазная берёзовая роща. Много я видел подобных погостов по России, и везде меня поражала запущенность, не ухоженность, забытость. Не за это ли расплачиваемся в веках, сколько существуем?!
30. Приобретение боевого опыта в мирное время — чрезвычайно сложный вопрос. Наилучшим, хотя и трудноосуществимым путем его решения видится расширение участия сил флотов в боевых действиях, не связанных с обороной России от вооруженной агрессии и не противоречащих ее интересам. Имеются в виду в частности: — оказание силами ВМФ помощи союзникам и друзьям России, подвергшимся вооруженной агрессии, в том числе защита морских коммуникаций с ними; — участие сил ВМФ в вооруженном принуждении к миру агрессора, санкционированном Советом Безопасности ООН (если агрессия совершена не против РФ); — участие сил ВМФ в пресечении морского пиратства и др. Форма и масштаб этих действий в зависимости от складывающейся обстановки и возможностей ВМФ могут изменяться в широком диапазоне: — от одного корабля или части до флотского объединения (возможно, группировки экспедиционных сил); — от самостоятельных действий сил ВМФ до вхождения их в состав объединенных (коалиционных) сил; — от направления советников (или практикантов) на различные должности до принятия командования группировками объединенных (коалиционных) сил и др. Не следует, однако, перенапрягать силы флотов выполнением этих задач, памятуя о необходимости сохранения технического ресурса кораблей, судов, летательных аппаратов, другого вооружения и военной техники в интересах поддержания их готовности к войне и для проведения боевой подготовки, поскольку в ходе выполнения названных выше задач, не удается отработать ряд важных ее элементов. И не нужно пытаться применять специфический опыт, полученный в ходе названных выше действий, ко всем формам боевых действий на море (в океане).
***
Учет сформулированных выше уроков в практике воссоздания и подготовки сил ВМФ — дело очень дорогое. Однако еще раз подчеркиваю: Военно-морской флот, как и целом Вооруженные силы России, должен создаваться и готовиться для выполнения определенных государственных задач, а содержание этих задач должно зависеть от финансово-экономических возможностей государства.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Таллинский прорыв Краснознаменного Балтийского флота - выдающееся событие Великой Отечественной войны на море, и он заслуживает оценки, соответствующей его значению в обороне Ленинграда и в истории нашего ВМФ, а подвиг его героев и скорбь о его жертвах должны быть достойным образом увековечены. Решение вопроса о сохранении в сознании нашего народа памяти о героях и жертвах Таллинского прорыва имеет уже примерно 40-летнюю историю. Автор представляет читателям известную ему часть этой истории.
Памятник на Юминданина. Л.Фирсов, «Страж Балтики», 27 июля 1973 г.
Мыс Юминданина. Меридиан Юминда... О многом говорят эти названия военным морякам Краснознаменной Балтики. Это здесь, на траверзе полуострова Юминда, в глухой балтийской пучине покоятся останки кораблей-героев, принявших на себя удар врага, но спасших флот и обеспечивших эвакуацию войск из Эстонии в Ленинград. Эскадренные миноносцы «Гордый» и «Калинин», «Артем» и «Володарский», «Яков Свердлов» и штабной корабль «Вирония», подводная лодка «С-5», транспорты «Эверита» и «Ярвамаа». Нескольких боевых кораблей и судов не досчитался в своем составе Краснознаменный Балтийский флот в тот незабываемый день. Но главное было сделано - гитлеровцам не удалось уничтожить основное ядро КБФ; почти 90 % боевого состава флота прорвалось в Кронштадт. В ряды защитников Ленинграда влилось более 18 тысяч новых бойцов, покрывших себя ратной славой в боях за Советскую Эстонию. Эта страница из боевой летописи Краснознаменной Балтики навсегда вписана в историю Эстонской Советской Социалистической Республики, народ которой свято чтит память героев, отдавших жизни за честь, свободу и независимость нашей Родины в лихую годину минувшей войны. К слову сказать, на одном из кораблей, погибших 28 августа 1941 года на меридиане Юминда - меридиане мужества и славы, находился славный сын республики, глава правительства молодой Советской Эстонии Иоханесс Лауристин. Летом этого года, когда будет отмечаться 32-я годовщина героического перехода Краснознаменного Балтийского флота из Таллина в Кронштадт, на полуострове Юминда состоится торжественное открытие памятника кораблям-героям, погибшим 28 августа 1941 года Сооружение его началось вскоре после минувшего праздника Победы в самой северной части полуострова - на мысу Юминданина. Это будет не совсем обычный памятник - созданный людьми и природой. На мысу Юминданина выстроятся в строгом порядке боевого корабельного ордера почти два десятка огромных камней-валунов, на которых будут выбиты имена и силуэты кораблей-героев, погибших на траверзе полуострова. Композиционным завершением этого своеобразного каменного ансамбля явится маяк Юминда (любопытная деталь: «хозяином» его является участник Таллинского перехода кораблей, бывший краснофлотец-артиллерист А.П.Туруханов). Инициатива создания памятника погибшим кораблям принадлежит дирекции Ляхемааского национального парка, на территории которого расположен лесной заповедник полуострова Юминда. Автором идеи «естественного» памятника является архитектор парка Пайву Лайпайк. Силуэты кораблей и судов, которые будут выбиты на камнях-валунах, подготовил Таллинский художник Олев Ээнсалу - ветеран Великой Отечественной войны, большой энтузиаст военно-патриотической работы, неоднократный лауреат Всесоюзных конкурсов победителей походов комсомольцев и молодежи по дорогам революционной, боевой и трудовой славы советского народа. Он и является фактическим руководителем сооружения памятника на мысу Юминданина. Работы по оформлению памятных камней-валунов производит бригада камнерезов из колхоза «Локса», которые с энтузиазмом поддержали идею сооружения памятника кораблям-героям. Но этот памятник почему-то так и не был создан. Причины этого установить пока не удалось.
Маяк Таллин, при пересечении меридиана которого отдаются воинские почести в честь героической обороны города и военно-морской базы Таллин, прорыва кораблей Краснознаменного Балтийского флота из Таллина в Кронштадт 28-30 августа 1941 г.
...Маяк «Таллин», указывающий фарватер в Таллинскую гавань, увековечил имена кораблей и судов, погибших во время этого [Таллинского. — Р.3.] прорыва и участвовавших в других боевых операциях в Финском заливе. На бронзовой доске, укрепленной на башне маяка значатся: Эскадренные миноносцы «Калинин», «Артём», «Володарский», «Гордый», «Скорый», «Суровый», «Энгельс», «Яков Свердлов»; подводные лодки «С-5»,«С-8»,«Щ-301»,«Щ-319», «Щ-322», «П-1», «М-98», «Каме»; сторожевые корабли «Вирсайтис», «Снег», «Топаз», «Циклон»; канонерская лодка «И-8»; тральщики «Барометр», «Бугель», «Верп», «Клюз», «Кнехт», «Менжинский», «№ 42»; сторожевые катера «МО -112», «МО -301», «МО-311»; вспомогательные суда «Атта», «Вайндло», «Вента», «Виире», «Вирония», «Восток», «И-18», «Ижорец-85», «Колывань», «Колыма», «КП-18», «Л/7-5», «НБ-21», «Паядиски», «Пента», «Петергоф», «Сатурн», «Серп и Молот», «Трувор», «Юпитер»; транспорты «Алев», «Атис Кронвальдис», «Аусма», «Балхаш», «Вайндло», «Виире», «Вирония», «Жданов», «Ивам Папанин», «Иосиф Сталин», «Колпакс», «Лейк Люцерн», «Луга», «Найссар», «Сигулда», «Скрунда», «Танкер № 11», «Танкер № 12», «Тобол» «Хельге», «Шауляй», «Эвальд», «Эверита», «Эргонаутис», «Ярвамаа». Полужирным шрифтом автор выделил наименования кораблей и судов, погибших в ходе Таллинского прорыва. К сожалению, то ли в книге допущена ошибка то ли на памятной доске были ошибочно указаны дважды, притом в разных ипостасях штабной корабль «Вирония» и транспорт «Вайндло», а также назван транспорт «Эвальд», который не погиб. Маяк Таллин построен в 1970 г. Когда на нем была размещена памятная доска - неизвестно. После августа 1991 г. следы этой памятной доски затерялись и пока не обнаружены.
О создании памятника на мысе Юминда Контр-адмирал в отставке Меркулов Иван Иванович, организатор создания первого памятного знака в честь Таллинского прорыва (из выступления на военно-исторической конференции Клуба ветеранов флота в Таллине 7.09.2001 г.)
На южном берегу Финского залива, примерно в 50км восточнее Таллина находится полуостров Юминданина и его наиболее выдвинутая в сторону моря часть - мыс Юминда с маяком и одноименным близкорасположенным поселком. Этот мыс - ближайший берег от фарватера, по которому гили на восток корабли и суда КБФ 28 августа 1941 года. Именно здесь, севернее мыса Юминда в ночь с 28 на 29 августа 1941 г. жители поселка Юминда были свидетелями гибели кораблей на минном поле. Они слышали взрывы и видели огненные вспышки гибнущих кораблей. Местами горело море, стоял беспрерывный крик погибающих людей. Со временем на берег выносило трупы, вещи, принадлежавшие как взрослым, так и детям. Все это потрясло очевидцев, и рассказы об этом живут до сих пор. В послевоенное время на мысу Юминда был установлен памятник погибшим. Мое знакомство с первоначальным вариантом памятника, вернее, с памятным знаком-камнем, произошло при следующих обстоятельствах. В период 1977-1984 гг. полигон связи ВМФ проводил на полуострове государственные испытания мощных подвижных радиостанций с аэростатными антеннами. Как-то в одну из пауз в работах к нам обратился моячник Андрей Труханов, участник перехода, чудом оставшийся живым после 8-часового пребывания в воде. Он обратил наше внимание на камень на береговой отмели и надпись, выбитую на его стесанном боку, -«1941 28 VIII» [док. № 1416] и выразил опасение, что его во время шторма илимдостава замоет песком или утащит в море. Это был первый памятник переходу. Я принял решение вытащить его на берег, исполнение возложить на капитана 2 ранга покойной памяти Юрия Кулакова. Но потом у меня возникло сомнение: имею ли я право трогать то, что не мною поставлено. А если памятник расколется? Я поспешил отменить этот вариант, но идея уже жила, собственная ошибка была досадна. Вспомнил памятник перед ВВМУРЭ им. А.Попова, которое когда-то окончил. Перед входом в старинный корпус стоит огромный камень, около него якорь, камень обвивает якорь-цепъ, вокруг сирень. Вырисовывалась общая картина: камень, якорь, ограждение из якорь-цепи, по углам - корпуса мин, для закрепления ограждения. И памятник сложился. Основной частью слагаемого был камень. Камень у видел представитель Института связи ВМФ капитан-лейтенант Тополов, художник-любитель. Камень находился в воде и, когда его очистили, оказался красноватым гранитом с прожилками кварцитов. Главная трудность - вытащить его из воды и водрузить на место. Тащили двумя «КРАЗами», порвали груду тросов, но задача была решена. Ю. Кулаков, мичманы Малявко и Быков руководили работой. Капитан 1 ранга Петр Ляхов, замполит, в короткий срок на Пальяссааре достал корпуса учебных мин, якорь-цепи, а в Минной гавани - якорь от эсминца. Подполковник Алексей Седуков привез плиты, оставшиеся от благоустройства территории в Таллине. В течение месяца работы были закончены, и 28 августа 1978 года памятник был открыт [док. № 1416]. На открытии присутствовали пограничники, школьники, местные жители. Торжественным маршем прошли матросы полигона.
Памятное сооружение в честь Таллинского прорыва, реконструированное в 1979 г. по инициативе и под руководством начальника политотдела Таллинской ВМБ ДКБФ капитана 1 ранга С.Смирнова и секретаря местного райкома КПЭ. На мемориальной доске была надпись на эстонском языке: «Здесь на меридиане Юминда корабли Краснознаменного Балтийского флота в августе 1941 года совершили беспримерный прорыв из Таллина в Кронштадт» На следующий год по инициативе начальника политотдела Таллинской ВМБ контр-адмирала С.Смирнова и секретаря райкома партии памятник решили переделать. Конечно, все повозмущалисъ и затихли, я тоже успокоился, конфликтовать с партией не собирался, да и были дела более серьезные. В результате переделки камень подняли на небольшой фундамент, корпуса мин перекрасили в черный цвет и отнесли их на большее расстояние. К камню приделали несколько листов меди, символизирующих носовую часть судов, и второй раз открыли памятник. Новая композиция мне не понравилась: удаление мин разрубило компактность восприятия, а черный цвет мин внес элемент мрачности. Правда, со стороны моря памятник стал виден лучше, выглядел более эффектно, а под лучами солнца смотрелся как пламенеющий факел. В период 1991-1993 гг. памятник подвергся «третьей реконструкции» - его частично разграбили. Исчезли якорь с якорь-цепью, медная доска с надписью, медные листы, имитирующие корабли. Остался голый камень и корпуса мин. Но даже в таком виде памятник попал в историю. В Финляндии я держал в руках солидно изданную книгу, по-видимому, «Финляндия во Второй мировой войне», если судить по фотографиям и картам. Там есть фотография памятника на м. Юминда, к сожалению, в последнем варианте...
Памятная стела на острове Гогланд
Памятная стела на острове Гогланд, установленная на северном берегу бухты Сууркюлян
