Летопись нововведений в советских военных доктринах на протяжении двух последних десятилетий наводит на мысль о долгосрочной стратегии развития. Начиная с варианта тотальной ядерной войны, который занимает вершину эскалационной лестницы, происходит плавный отход от него с постепенным появлением новых альтернативных вариантов. Пошаговый характер развития, очевидно, объясняется недостатком ресурсов для появления всеобъемлющего подхода. Согласно давнему утверждению господина Макнамары, "русские могут сделать все, что угодно, но не сразу". Вначале открытие всякой новой альтернативы обходится дорого, но, как только сделан первый шаг, расходы на сохранение и развитие этого варианта значительно уменьшаются, и усилия могут быть направлены на новые открытия.
Тем не менее, подчеркнуто регрессивный характер развития советской доктрины объяснить сложнее. Он кардинально отличается от прогрессирующего подхода США. Начав с вершины эскалационной лестницы, Кремль продолжает с нее спускаться; Вашингтон, изначально располагавшись у ее пьедестала, в качестве ответной реакции делает шаги вверх. Американские власти сделали совершенно справедливый вывод, что наносящая незначительный ущерб война с применением обычных вооружений может быть средством достижения всех целей вне зависимости от их приоритетов. Тогда как смертоносная ядерная война ограничена исключительно важнейшими задачами. По существу, США придерживались варианта тотальной войны лишь в противовес русским (стратегия ответного удара), обосновывая невозможность его применения теорией взаимного гарантированного уничтожения.
Такая логика должна быть в равной степени убедительной и для русских. И доказательство тому - их неудовлетворенность вариантом тотальной ядерной войны и постоянный поиск альтернативных вариантов, причем не в противовес американцам, а с целью собственного эволюционного развития. И все же в погоне за другими вариантами русские не последовали американской модели противостояния на уровне тотальной ядерной войны и немедленно спустились на ступень обычной войны, провозгласив ее своим основным вариантом. Не удивительно: война с применением обычных вооружений привлекает своей способностью оправдать любую цель. Курс развития советской доктрины регрессивен в своих периодических попытках отступить от основы основ – тотальной ядерной войны; свидетельством того, что такой вариант остается основополагающим, является использование хитроумной тактики официального объявления совершенно других вариантов. Этот прием настолько убедителен, что даже у опытных западных аналитиков складывалось ощущение неизменности декларируемого СССР курса на неограниченную войну, пусть даже слова не соответствовали возможностям. Это любопытно, ведь скромность несвойственна для дипломатии силы, уверенной в своей мощи.
Взяв тотальную ядерную войну за основу и, тем не менее, окольными путями отступая назад, к ограниченным вариантам, Кремль, очевидно, осознает некоторое превосходство в эффективности ведения войны на верхних ступенях эскалационной лестницы. Война с применением обычных вооружений требует наличия высокоточного оружия, четкого распределения технических навыков и лояльно настроенной коалиции. При длительной войне такая коалиция позволит достигнуть превосходства в военной индустрии, будет служить источником людских ресурсов, необходимых в ходе войны. Все это, по расчетам русских, может сыграть на руку Западу. Но с другой стороны, ядерный взрыв мог бы компенсировать недостаток в точности; бремя ответственности в этом случае возлагается на политическую элиту, чьи пальцы лежат на красной кнопке. И от действий этой верхушки зависит, будут ли в равной степени уничтожены тыловые районы сторон (при тотальной ядерной войне) либо нарушится их связь с фронтом (при ограниченном стратегическом конфликте). По расчетам русских, это поможет СССР укрепить свою позицию без громогласных утверждений о ее превосходстве.
Таким образом, США в своей оценке ограничения ущерба и относительной эффективности склоняются к вариантам, стоящим на нижнем пределе эскалационного спектра. В случае с СССР эти составляющие расходятся в своих требованиях – первая тянет вниз (ограничение ущерба), вторая стремится на вершину эскалационной лестницы (эффективности). Теперь перед нами встает дилемма – либо Кремль, следуя своей тенденции регрессивного развития, остановится на золотой середине (евростратегический вариант), либо продолжит последовательные шаги к достижению независимых вариантов с тактическим ядерным и обычным вооружением, что, очевидно, всегда являлось вотчиной США. Конечно, Москву может удовлетворить золотая середина, но опыт подсказывает, что не нужно считать этот ход событий самым вероятным. Абстрактные расчеты сравнительных преимуществ всегда подразумевают оговорку "при прочих равных условиях". В данном случае прочие условия могут не быть равными, поскольку преимущество здесь достигается упорством. В отсутствии упорства Советский Союз мы упрекнуть не можем.
Несмотря на то, что Москва признает отсутствие достаточного потенциала для независимых вариантов с тактическим ядерным и обычным вооружением, за последние 15 лет сложились объективные предпосылки для их достижения. В середине 60-х о таких вариантах не могло идти и речи – планировалось, что война однозначно рано или поздно приобретет тотальный характер. Тогда как в ходе очередной пятилетки 1966-70 гг. Москва выдвинула концепцию "поэтапной войны", которая подразумевала применение обычных вооружений на начальных этапах конфликта, дальнейшее использование тактического ЯО и, в конечном счете, перетекание в тотальную ядерную войну. Что касается продолжительности неядерной фазы, русские упоминали лишь об "операции", применении "первого оперативного эшелона", необходимости выхода на "оперативную глубину" и захвата "оперативно важных" рубежей. Другими словами, речь шла об операции, причем скорее "фронтовой", нежели "армейской". О выполнении "ближайших и дальнейших задач" (задачи первой и последующих стратегических операций), равно как о "промежуточных задачах" (задачи кампании) целенаправленно умалчивалось. Под фронтовой операцией понимаются организованные действия оперативно-тактических соединений под руководством командующего фронтом; во времена Второй мировой войны фронтовая операция продолжалась от 8 до 20 дней.
Планирование фронтовых операций приписывалось "иностранным военным теоретикам", хотя это утверждение не стоит понимать буквально – русские и сами руководствовались теми же принципами, открыто используя специализированную терминологию. В этот период они все чаще говорили о "войне" с применением обычных вооружений только по отношению к "локальной войне", автоматически исключавшей противостояние между двумя коалициями. Что касается последнего вида конфликта, скорее, употреблялся термин "военные действия" с применением обычных вооружений или "боевые действия", тем самым слегка занижалась оценка ограниченного характера конфликта. Большинство советских авторов приберегают термин "военные действия" только для стратегического конфликта, употребляя для оперативного и тактического уровней словосочетание "боевые действия". Однако некоторые авторы включают в понятие "военные действия" и оперативный и стратегический уровни, оставляя термин "боевые действия" для тактического звена. Следовательно, когда русские упоминают и "военные" и "боевые действия", речь может идти только об "операции" с применением обычных вооружений, поскольку оперативное искусство является единственным общим знаменателем для этих терминов. Проще говоря, понятие "военные действия" никогда не использовалось правильно по отношению к тактике, равно как и термин "боевые действия" – в отношении стратегии.
Авторы, относившие понятие "военные действия" только к стратегическому уровню, показывали свое понимание различия между двумя терминами и подчеркивали тем самым разницу в планах для двух этапов войны – обычного и ядерного. Поэтому в статье 1970 года генерал-майор Завьялов посчитал важным дважды упомянуть о том, что "существует множество принципиальных различий между искусством ведения военных действий с применением ядерного оружия и искусством ведения боевых действий с применением обычных вооружений". Лотоцкий и его коллеги ранее утверждали:
"Необходимо научить бойцов тому, что требуется в случае термоядерной войны. В то же время необходимо учитывать возможность ведения боевых действий с применением обычных вооружений, равно как и вероятность эскалации таковых до военных действий с применением ракетно-ядерного оружия".
Таким образом, авторы имеют в виду боевые действия с применением обычных вооружений, их эскалацию до военных действий с применением ядерного оружия и (без ссылки на эскалацию) термоядерную войну. С первого взгляда лично мне это напоминает тщательно завуалированное указание на все фазы "поэтапной войны": фронтовые операции на этапе применения обычных вооружений; стратегические действия (возможно, в виде стратегической операции) на тактическом ядерном этапе; и сверхстратегические действия на тотальном этапе, означающем войну в привычном понимании. Тем не менее, самым безопасным было бы признать, что по опыту 1966-75 годов нам известна лишь организованная форма ведения борьбы с применением обычного оружия и ничего, что хоть немного проливало бы свет на тактический ядерный этап.
Все изменилось в военной доктрине пятилетки 1976-80 годов. В своей статье, опубликованной в "Красной звезде" в 1976 году, Симонян ссылался на два американских варианта, имеющих отношение к нашей дискуссии о новой "пентагоновской" классификации войн. Первый – тактическая ядерная война – мог применяться, по мнению "Пентагона" прежде всего на европейском ТВД. Однако, вице-адмирал Гонтаев, очевидно, отвергал этот американский вариант в качестве возможной альтернативы, приводя мнения "многих зарубежных специалистов о том, что стоит только применить ядерное оружие – пусть исключительно на тактическом уровне – как такие вооружения неминуемо будут использоваться в стратегическом масштабе". И снова, как косвенно отмечают Симонян и его коллеги, подобная эскалация не обязательно будет "немедленной", воплощая советскую приверженность концепции "пошаговой войны".
Вторым вариантом, который Симонян приписывает США, была война с применением обычных вооружений, ведущаяся полномасштабно (в отличие от локальной войны или конфликта на части ТВД). Причем такая война могла начаться "не только в Европе, но и в Азии". Несмотря на слова Симоняна о том, что данный вариант "чреват постоянной опасностью перерастания в ядерную войну", непрерывная приверженность русских к концепции поэтапной войны, очевидно, отвергает этот вариант как независимую альтернативу для европейского противостояния НАТО и ОВД. Тем не менее, значимость данного варианта в отношении войны в Азии никоим образом не отрицается. Поскольку трудно придумать более вероятный сценарий в этом регионе кроме как китайско-советский конфликт, такая война была бы полномасштабной, но ограниченной географическими рамками. По-видимому, это и имелось в виду. Не хочу навязывать свое толкование, но этот вариант возник именно тогда, когда у китайцев появились вооружения для непосредственного ядерного удара по Москве.
Помимо вышеперечисленных упоминаний о тактической ядерной и обычной "войне" на ТВД, русские теперь предпочитали использовать термин "действия" вместо привычного "война" в отношении тактического ядерного и обычного вариантов. Тем не менее, появилось разграничение между видами "действий". Если в доктринах предыдущих пятилеток понятие "действия" по отношению к тактической ядерной фазе не имело определенного типа, а для этапа применения обычных вооружений использовались наравне определения "военные" и "боевые" (с общим знаменателем "операция"), в теперешней доктрине термин "военные действия" используется в равной степени для обоих этапов конфликта. И как минимум в одном случае коллектив авторов употребляет понятие "военные действия" исключительно в отношении стратегического уровня, оставляя "боевые действия" для оперативного и тактического этапов. К примеру, начальник Генерального Штаба Огарков считает, что
"Современная военная стратегия США и других стран НАТО главным образом исходит из концепции всеобщей войны… В то же время допускается возможность ведения затяжных военных действий с применением только обычных вооружений и, на отдельных ТВД, даже ограниченного использования ядерного оружия…"
Таким образом, маршал Огарков добровольно наделяет стратегический ядерный конфликт термином "война", но упоминание об обычных и тактических ядерных "действиях" говорит об их незаконченности как этапов войны. Однако определение "военные действия" теперь употребляется в отношении обоих вариантов. В случае с этапом применения обычных вооружений, речь, скорее всего (поскольку это следующий шаг после фронтовой операции), идет о "стратегической операции", т.е. организованной серии одновременных и успешных фронтовых операций, проводимых под руководством Ставки Верховного Главнокомандующего. Напомним, во Вторую мировую войну длительность таких операций доходила до 30 суток. Спланированные действия в случае с тактическим ядерным этапом приняли бы форму либо стратегической операции, либо серии таких операций в виде кампании. Длительность и того и другого неизвестна.
Очевидно, советская модель методического, пошагового приобретения новых независимых вариантов в последующих пятилетках, наряду с увеличивающейся длительностью тактической ядерной и обычной фаз конфликта, дает основание предполагать, что в будущих пятилетних доктринах эти варианты могут быть повышены до статуса полномасштабных войн, а не будут являться лишь этапами войны. Учитывая регрессивные тенденции в советской модели развития, грядущая пятилетняя военная доктрина 1981-85 гг. могла бы стать, скажем, важным шагом в открытии независимого тактического ядерного варианта с одновременным превращением неядерной прелюдии в стандартную кампанию длительностью, к примеру, в 90 суток. В таком случае превращение конфликта с применением обычных вооружений в независимый вариант могло бы произойти в следующую пятилетку 1986-90 гг. Тем временем Москва продолжила бы развивать другие варианты. Конечно же, это всего лишь теоретическая экстраполяция прошлых тенденций, в действительности процесс развития может быть совершенно иным.
И все же мы в состоянии построить модель советского военного развития. Возможно, имея на вооружении необходимый опыт в совокупности с примерами из практики, мы можем получить – правда, лишь ориентировочно и крайне осторожно – такую модель, какой она должна была бы быть. Дважды в 70-х годах мы были удивлены советскими инициативами. Стоило нам усмотреть первую, тщательно взвесить ее стратегическое значение и обсудить возможные версии ответных действий, как перед нами возникла новая инициатива – еще до того, как было применено противодействие против первой. Причем, все это происходило на фоне эскалационной лестницы, где именно США принимали важнейшие решения от имени всего североатлантического альянса, практически не имея советчиков. Но теперь Москва достигает таких областей спектра ядерных вариантов, которые совершенно справедливо больше касаются наших союзников, а они, к сожалению, не согласны с нами даже в основных положениях стратегии альянса. Можно только надеяться на то, что их очевидная приверженность стратегии эскалации является лишь внутрикоалиционным стремлением сбросить с себя бремя конфликта, нежели реальным намерением справиться с общим противником. Противником, который прекрасно понимает все недостатки стратегии эскалации и, очевидно, не упустит возможности склонить Запад к такой стратегии. Но даже если оптимистичные стремления наших союзников оправдаются, вопрос быстрого реагирования останется актуальным. И в этом случае нам необходимо четко знать, чего ожидать и какие меры предпринимать для того, чтобы самые мрачные прогнозы не подтвердились. Дело не в безоглядном следовании прогнозируемой модели развития ситуации, но использовать такую модель для планирования, обсуждения и разрешения наших разногласий в отношении необходимых ответных мер, несомненно, стоит. Это позволит сократить возможное отставание.
Впрочем, нам нужно строить планы, основываясь не только на ожиданиях – необходимо распознавать новые тенденции еще до их появления. В этой связи, возможно, грубейшей нашей ошибкой было пренебрежение открытыми источниками. В печати отображается не просто очередной показатель советских намерений; зачастую он – самый ранний их индикатор. Иногда лишь в конце пятилетней доктрины мы наблюдаем появление новых вариантов – подчас намного позже того, как появятся убедительные доказательства развития вооружений. Но, что я и попытался доказать в этой работе, русские начинают рассматривать новые альтернативы именно в начале пятилетки. Безусловно, эти рассуждения ведутся крайне обрывочно и неясно, и читатель сам вынужден постоянно принимать активное участие в процессе дискуссии. Но, если мы хоть раз снизойдем до понимания специфического языка "носителя", погрузимся в его стандартные формулы и модели общения, оставим в стороне произвольные толкования и трактовки, принесшие "кремлелогии" заслуженно дурную славу, то найдем множество ответов на вопросы, касающиеся нашей безопасности.
Важное
