Важное
Власти Петербурга предложили сформировать судостроительный кластер на основе верфей ОСК
Флоту предложили 
|
А.И. Бескоровайный. В небе Заполярья Генерал-майор А. И. БЕСКОРОВАЙНЫЙ Заслуженный работник культуры РСФСР генерал-майор Андрей Иванович Бескоровайный в годы Великой Отечественной войны, работал в армейской газете «Часовой Севера». Поездки по делам издательства на передний край, встречи с защитниками Кольского полуострова оставили в памяти его неизгладимый след. После войны он решил написать о тех, кто оборонял Мурманск. Сначала о своих товарищах — полиграфистах и журналистах. Позже о тех, с кем встречался на войне. Так возникли документальная повесть «Строки — тоже оружие», книги «По дорогам войны», «Встреча с героями», «Герои рядом». В то огненное время автор много слышал о боевых подвигах эскадрильи, созданной на средства комсомольцев Заполярья. Сбор материала о ней начался в шестидесятые годы. Более десяти лет член Союза журналистов СССР, заместитель председателя Совета ветеранов войны Карельского фронта Андрей Иванович Бескоровайный вел переписку с участниками боев на Севере. Не один раз побывал он в тех местах, где действовала комсомольская эскадрилья. Во многом ему помогли красные следопыты из Килп-Яврской средней школы. На основании собранных материалов, архивных документов, рассказов, писем ветеранов эскадрильи (И. Жарикова, И. Разумова, Н. Делаевой, И. Жученко, А. Шамаевой и других) и родился этот очерк об отважных летчиках Заполярья. Красные следопыты совершали очередной поход по местам боев в Заполярье. Отряд приближался к озеру Чапр. Время перевалило за полдень, и руководитель похода был готов дать команду на большой привал, когда шедший впереди вдруг поднял руку: — Ребята, что-то нашел! Следопыты, изрядно притомившиеся, ускорили шаг. — Сюда, все сюда! — Что нашел? — Сам пока не знаю, но, похоже, — самолет. Школьники окружили находку. Это была потемневшая плоскость крыла, вдавленного в илистую почву. Вскоре обнаружили фюзеляж, наполовину ушедший в болото, заросшее высокой травой. Находку тщательно обследовали. Ребята Килп-Яврской школы уже много лет вели поиск сбитых во время войны самолетов. Когда экспонатам стало тесно в маленькой комнате, ребята в более просторном помещении создали музей боевой славы. Он стал одним из самых известных самодеятельных музеев на Севере. И вот новая встреча... Удалось установить номер самолета, но никаких документов, личных вещей летчика, по которым можно было определить, кто вел краснозвездную машину, не нашли. Следопыты засели за письма. Посылали запросы в Центральный архив Министерства обороны СССР, в Главное управление кадров. Писали летчикам — ветеранам боев на Севере. Выяснили, что самолет пилотировал гвардии лейтенант Юшинов. Следопытами к тому времени уже был составлен подробный список личного состава 19-го и 20-го авиаполков, сражавшихся на Севере. Иван Иванович Юшинов значился в нем геройски погибшим в воздушном бою в 1943 году. Один из ветеранов 20-го гвардейского авиационного истребительного полка, подполковник в отставке Иван Михайлович Жариков, рассказал, что хорошо помнит Ивана Юшинова, который прошел с полком большой путь, стал опытным пилотом. Следопыты разыскали родителей летчика. Те ничего не знали о судьбе сына. Следопыты сообщили им: Иван Иванович Юшинов мужественно сражался с врагами ' и погиб в неравном бою. Останки летчика перенесли и торжественно захоронили на кладбище у аэродрома, с которого он не раз взлетал... И еще одно обстоятельство выяснили школьники: Юшинов воевал в составе эскадрильи «Комсомолец Заполярья». Для следопытов, интересующихся историей Севера, это было немаловажным открытием. Они продолжали расспрашивать ветеранов об этой эскадрилье. Иван Михайлович Жариков, служивший в ней в годы войны комиссаром, а затем командиром, щедро делился воспоминаниями... Идея начать сбор средств на постройку эскадрильи «Комсомолец Заполярья» у молодых железнодорожников Кандалакши возникла не вдруг. Наблюдая за частыми воздушными боями, они горели желанием хоть как-то, хоть чем-то помочь нашим отважным летчикам в боях с гитлеровскими стервятниками. Им бы новые самолеты, И побольше бы... Почин комсомольцев поддержали партийные и советские органы области. Сводки о сборе средств теперь регулярно ложились на стол секретаря Мурманского обкома партии. К декабрю 1941 года в госбанке уже лежало три миллиона шестнадцать тысяч рублей. Об этом почине сообщили в штаб 14-й армии, оборонявшей район Заполярья. Там началась подготовка летчиков эскадрильи, на которую комсомольцы Заполярья собирали деньги. Двенадцать новеньких самолетов МИГ-3 были доставлены на аэродром, где базировался 147-й (позднее 20-й) авиационный истребительный полк. Право летать на них получили пилоты второй эскадрильи, которой командовал капитан Г. В. Громов. Здесь, в Заполярье, Георгий Васильевич начал службу рядовым летчиком, участвовал в боях с белофиннами на Карельском перешейке, позже командовал звеном. И вот теперь ему доверена эскадрилья. — Врага в Заполярье бить можно, несмотря на его численное превосходство, — внушал боевым товарищам Громов. — Это доказали наши воздушные асы, такие, как морской летчик Северного флота Герой Советского Союза Борис Сафонов, который при первой же встрече с фашистами сбил вражеский самолет. Немецкое командование даже издало приказ избегать боя с советскими истребителями в тех случаях, когда нет очевидного превосходства. Но 15 сентября 1941 года семерка истребителей под командованием Бориса Сафонова атаковала вражескую группу из пятидесяти двух самолетов. Стремительной и дерзкой была атака. В этом бою наши летчики сбили десять немецких самолетов, два из них сразил капитан Сафонов. — Вот бы на него посмотреть! — мечтательно произнес пилот Михаил Бычков. Громов сдержанно улыбнулся. Ему доводилось встречаться в Мурманске с летчиком-героем, слушать его рассказы о боевых вылетах. Сафонов в совершенстве владел машиной. Был смел и дерзок в атаке, За два месяца, с 28 июня по 28 августа 1941 года, он совершил сто тридцать боевых вылетов, провел тридцать воздушных боев и лично сбил одиннадцать самолетов противника. И на счету Громова было несколько сбитых фашистских самолетов. В августе 1941 года в паре с летчиком Борзенко они вступили в бой с группой «юнкерсов». Бой сложился удачно для наших пилотов. Умело маневрируя, они подожгли одну из вражеских машин. И в воздушном бою над аэродромом сбили еще два «юнкерса»... Громов делился с товарищами опытом, рассказывал, как лучше использовать боевые качества наших машин. Длинной полярной ночью напряженность полетов несколько ниже. Но летчики и техники эскадрильи не знали отдыха. Шло интенсивное освоение техники, изучались особенности применения авиации в условиях Севера. Весной 1942 года эскадрилья пополнилась новыми летчиками. В начале марта прибыл с Дальнего Востока политрук Иван Михайлович Жариков. Службу в эскадрилье «Комсомолец Заполярья» начал в должности командира звена. И по возрасту, и по стажу летной работы был «стариком». В полку встретил Жариков своего боевого товарища Анатолия Елисеева, с которым учился вместе в Борисоглебском военном училище летчиков. Елисеев из тех людей, что сразу располагают к себе. Веселый, отзывчивый, он, казалось, никогда не унывал. Удержать командира звена старшего лейтенанта Елисеева на земле было нелегко. Лишь только появлялась возможность подняться в воздух, тут же заявлял: «Полечу». Бой вел дерзко, старался при всех обстоятельствах сохранять за собой инициативу, первым нападал на противника, Дружба с Елисеевым помогла Жарикову быстрее освоиться на новом месте, войти в полковую семью. Но в апреле 1942 года старший лейтенант Елисеев не вернулся с задания... Жариков тяжело переживал гибель друга. Рвался в бой... С первых дней пребывания в полку Жариков участвовал в боевых операциях. Летал на разведку, сопровождал бомбардировщики, поднимался по тревоге для отражения налетов врага. В боевой работе летчика, на взгляд непосвященного человека, много похожих, повторяющихся ситуаций. Поднялся, патрулировал. Пришло время— сел. Или — вылетал, вел наблюдения, встретил противника, а тот уклонился от боя. Но каждый полет неповторим. А бывали и особые, надолго западающие в душу моменты, Жарикову особенно запомнился воздушный бой в начале мая 1942 года. Более шестидесяти фашистских бомбардировщиков «Ю-88» под прикрытием примерно такого же количества истребителей шли в направлении порта и города. С аэродромов в воздух поднялись наши истребители. В этом бою Жарикову удалось с первой атаки сбить «юнкере». Самолет упал на сопку и взорвался. Второй «Ю-88» он поджег, что называется, «последней обоймой». И в это время, когда кончился боезапас, несколько «мессеров» атаковали Ивана Михайловича. Думал — все! Отвоевался. Помог лейтенант Крутиков, ведомый старшего политрука Селезнева — комиссара первой эскадрильи. Он отсек огнем фашистов. С Крути-новым они тогда благополучно вернулись на свой аэродром. А вот старший политрук Селезнев, сбив «юнкере», и сам погиб в бою. Летчики отдыхали после очередного полета, когда в землянку зашел комиссар эскадрильи старший лейтенант Горелышев, — Ребята, новость! — с ходу объявил он. Иван Юшинов неохотно поднялся: — Кажется, на сегодня лимит на новости исчерпан. Горелышев присел к нему на койку: — Нашему полку присвоено звание гвардейского, Теперь он будет называться 20-м гвардейским авиационным истребительным. Каково? — Здорово! — радостно воскликнул Юшинов.— Как думаешь, Миша? — обратился он к Бычкову и, вытянувшись по стойке «смирно», произнес: — «Гвардии старший сержант Бычков!» Звучит! — Лучше уж гвардии старшина Юшинов, отшутился Бычков... С того памятного момента, когда весь полк стоял коленопреклоненно у гвардейского знамени, начался как бы новый этап в боевой жизни летчиков. 8 апреля 1942 года дивизионная партийная комиссия приняла в партию заместителя командира эскадрильи гвардии старшего лейтенанта Алексея Хлобыстова. В тот день он ушел на боевое задание. Шестерку истребителей вел штурман полка гвардии капитан Алексей Поздняков. Расстояние от линии фронта до Мурманска — около пятидесяти километров. Для самолетов, поднимающихся с фронтовых аэродромов — а у гитлеровцев это был аэродром Лоустари, — семь-десять минут полета. Естественно, в такой обстановке внимание наших пилотов особенно обострено. «Гостей» ждать долго не пришлось. Большая группа вражеских бомбардировщиков плыла с запада черным роем. Чуть в стороне шли сопровождающие их «мессер-шмитты». «Пора», — решил про себя Поздняков и передал ведомому лейтенанту Фатееву: — Прикрой... Внезапная атака Позднякова ошеломила гитлеровцев. Сбитый им «мессер», пылая, падал на землю. Но растерянность врага (лилась недолго. Истребители противника свалились на Позднякова. Он развернулся, ушел от огненной струи, выпущенной мессершмиттом». Несколько фашистов паковали оказавшийся в одиночестве самолет Фатеева. Юшинов и Бычков поспешили на выручку, отсекли гитлеровцев от машины товарища. Прижатый кинжальным огнем «мессер» шарахнулся в сторону и возник совсем близко от Алексея Хлобыстова. Лейтенант поймал вражескую машину в перекрестье прицела. Жмет на гашетку, но пулемет молчит. Кончились боеприпасы. Впоследствии Хлобыстов рассказывал, какая ярость охватила его. «Неужели уйдет? — мелькнуло в сознании. — Видеть так близко врага и... Нет, этого нельзя допустить. А как быть? Таранить?.. Да, таранить, но не дать фашисту уйти». Летчик слился с машиной. Догнал вражеский истребитель и правой плоскостью своего самолета ударил по его хвостовому оперению... А бой продолжался. Фашистские бомбардировщики все еще надеялись прорваться к Мурманску. Поздняков вместе с Фатеевым обрушился на ведущего «юнкерса» и поджег его. Тогда бомбардировщики, беспорядочно бросая бомбы «« скалы, стали уходить к линии фронта. Наши истребители продолжали преследовать врага. Тут из-за облаков вывернулась новая группа «мессеров». Положение осложнилось. Строй «мессершмиттов» стремительно сближался с тремя нашими машинами. Исход боя решали секунды, и Поздняков нацелился на ведущего. Тот резко сманеврировал, попытался набрать скорость. Поздняков бросил машину вперед — на перехват. Немец не успел отвернуть, его машина перевернулась и резко пошла к земле. Падал и самолет Позднякова... Гибель нашего летчика, казалось, ободрила гитлеровцев. Они попытались взять самолет Хлобыстова в «клещи». «Иду на таран», — передал он по радио товарищам. В считанные минуты гитлеровцы лишились двух боевых машин. Поняв, что этот бой ничего хорошего им не сулит, они поспешили скрыться за линией фронта. А что же Хлобыстов? Он попытался выровнять машину. Руль высоты был послушен. С оторванной консолью и поврежденной плоскостью крыла возвратился он на свой аэродром. Как ни старались врачи найти у Хлобыстова какую-либо царапину, не обнаружили. Пришлось сделать заключение, что летчик здоров. Но долго еще удивлялись тому, как уцелел Хлобыстов после невиданного в истории авиации случая — двух таранов в одном бою. "Иван Юшинов и Михаил Бычков прибыли на Север почти одновременно. Оба попали в одну эскадрилью. Во многом они были схожими. Обоим в 1942 году исполнилось по двадцать лет. Оба в одном году окончили школу летчиков. Оба были из центра России. Родители Михаила Бычкова жили в Тульской области, в деревне Заречное, а Ивана Юшинова — в Курской, в деревне Крапивное. Только вот письма от родных Бычков получал регулярно, а Юшинов уже почти год — ни весточки. Родное его село еще в октябре 1941 года оккупировали фашисты. И характерами они были во многом схожи. Оба общительные, добродушные, легко обзаводились друзьями. И награждены они были впервые в один день — 10 апреля 1942 года. И оба орденом Красного Знамени. Им повезло: их наставником с первых дней службы в Заполярье оказался Георгий Громов. Однажды в землянке при свете небольшой самодельной лампы Михаил Бычков что-то писал. Дело у него явно не ладилось. Он зачеркивал слова, целые фразы, потом откладывал лист и начинал все сначала. — Над чем мучаешься? — спросил Юшинов. Он догадывался, что Михаил корпит не над письмом на родину. Письма он обычно пишет легко и свободно. — Да вот, — недовольно ответил Бычков, — в редакции армейской газеты попросили написать о нашем командире эскадрильи. Да, видимо, не мастер я... — Дай взглянуть. — Чего глядеть? Что нацарапал — порвал. Но он все же подал другу исчерканный лист бумаги. — Знаешь что, — посоветовал Юшинов, — излагай ты попроще, как было. Пиши, что видел, что чувствовал. И дело пойдет. Бычков склонился над бумагой... Громова в эскадрилье любили за чуткое отношение к людям, за отвагу и расчетливость в бою. После войны Герой Советского Союза генерал-майор авиации Георгий Васильевич Громов часто встречался с молодежью, рассказывал о боях в Заполярье, о комсомольской эскадрилье. «Командиром эскадрильи, уже в звании капитана,— вспоминал прославленный летчик, — мне пришлось «облетывать» самолет после капитального ремонта. Вдруг слышу по радио: «Двухсотый...— Это был мой позывной.— С запада к аэродрому приближаются восемь «мессершмиттоэ». Будь внимателен». Оглянулся — на меня идут в атаку четыре фашистских самолета. А еще четыре взлетели повыше и наблюдают, как достанется им легкая добыча. Ничего не оставалось делать, как вступить в неравный бой. Завертелась «карусель». Внимание обострено, нервы, как говорят, в кулаке. Думаю об одном: как бы не оплошать. В этой «карусели» один гитлеровский самолет, охваченный пламенем после моей очереди, пошел к земле. В схватку вступила вторая четверка истребителей. Положение мое осложнилось. Но стараюсь не только увертываться — сам нападаю. Во время этого воздушного боя я на глазах у всех сбил еще одного стервятника... Что помогало мне побеждать в воздушном бою? Наверное, выдержка, умение не теряться в сложной обстановке. Рабочие завода, производившие ремонт, очень переживали за меня. Всем хотелось, чтобы не подвел самолет, который пришлось испытывать на прочность и меткость огня в максимальных условиях». Сигнал боевой тревоги застал Алексея Хлобыстова у самолета. Он только что закончил письмо, которое писал сестре. Мать и отца он помнил плохо — их не стало еще в гражданскую, — и единственно близким, родным человеком была сестра, Встречаться им приходилось редко. Заезжал домой перед отъездом в Качинскую авиашколу. А потом война. Каждый день воздушные тревоги, яростные атаки. Вот и теперь... Информация о противнике была короткой, уже примелькавшейся. Группа вражеских бомбардировщиков направлялась к Мурманску. На пути к городу фашисты не раз уже получали отпор. Поэтому хитри, ли, изменяли тактику. На объект шли несколькими волнами. Сначала небольшая группа «юнкерсов», за ними истребители, затем основная масса бомбардировщиков, Она-то и должна нанести удар. Расчет был на то, что наши истребители увлекутся боем с небольшой идущей впереди группой «юнкерсов», а тем временем основная часть прорвется к объекту. Все это Хлобыстов учитывал и, увидев вражеские самолеты, решил сперва рассеять истребители, а потом ударить по бомбардировщикам. Поначалу все складывалось удачно. Дерзкой атакой Хлобыстов сбил вражеский самолет. По одному фашисту сразили летчики Крымский и Семеньков. «Неплохо»,— подумал Хлобыстов и снова ринулся в бой. В этот момент вражеская очередь прошила кабину, пуля обожгла бровь. «Ничего, цел, можно драться»,— успокоил себя Хлобыстов. Гитлеровцы оправились от первого ошеломляющего удара и пытались сполна использовать свое численное превосходство. Пока один «мессершмитт» шел на наш самолет в лобовую атаку, другой заходил с хвоста. Накал боя нарастал. Врагу удалось взять в кольцо самолет Крымского. Хлобыстов бросился на выручку. И хотя не сбил «мессера», но спас товарища, «Пора уходить»,— решил он. И только тут почувствовал, что ранен. Одна нога и рука отказались повиноваться. Хлобыстов хорошо знал, что в такой ситуации летчику следует покинуть самолет. Здоровой рукой он машинально открыл замок привязных ремней, сбросил фонарь, закрывавший кабину. Неподалеку промелькнул истребитель противника, за стеклом ухмыляющаяся физиономия. Немец понял, что советский самолет плохо управляем, и решил, видимо, добить его. Враг развернул машину дли атаки. Понесся навстречу. Сейчас откроет огонь. У Хлобыстова осталось одно испытанное средство борьбы — таран... Наши пилоты видели, как краснозвездный самолет врезался в «мессершмитт», и в следующий же миг две горящие машины, перевернувшись, пошли к земле. Это был третий таран Хлобыстова. Он падал с высоты нескольких тысяч метров. С земли за воздушным боем наблюдали морские пехотинцы. Они высказали предположение, что летчик, видимо, убит, Парашют не раскрывался. И вдруг: — Глядите, глядите! Парашют! Он жив!... Хлобыстов упал в мшистое болото. Под бежавшие морские пехотинцы бережно положили потерявшего сознание летчика на шинель. Очнувшись, Алексей увидел склонившееся над ним молодое обветренное лицо. И еще тельняшку. — Свои, — тихо произнес он. Улыбка тронула его запекшиеся губы... Летчики эскадрильи рвались к нему в госпиталь, но посещения были строжайше запрещены. И все же друзьям-пилотам удалось навестить Алексея. В июне 1942 года летчики принесли в госпиталь газету с Указом Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза гвардии старшему лейтенанту Хлобыстову. Командир эскадрильи «Комсомолец Заполярья» Георгий Громов готовился к докладу на бюро Мурманского обкома комсомола. Прошло уже восемь месяцев с тех пор, как эскадрилья получила свое почетное наименование, как ей были вручены двенадцать новеньких «МИГов». Перед тем, как составить тезисы доклада, командир решил посоветоваться с комиссаром. И вот они сидели в землянке при светильнике, сделанном из гильзы зенитного снаряда, и вспоминали пройденный путь. — Обязательно надо сказать о людях,— говорил Жариков,— прежде всего об Алексее Хлобыстове. Почему он побеждает? Горячая любовь к Родине. Раз. Совершенное знание техники. Два. И отвага, дерзость в бою. Так ведь? Громов соглашался. Вспомнил Героя Советского Союза гвардии капитана Алексея Позднякова, много сделавшего для боевого становления эскадрильи. — Очень важно, по-моему,— словно угадав его мысли, добавил Жариков,— сказать о тех летчиках, для которых эскадрилья стала школой боевого мастерства. Иван Юшинов пришел к нам старшим сержантом, Михаил Бычков — сержантом. Оба у нас начали по-настоящему летать. А теперь это опытные воздушные бойцы, наша опора. У них учатся новички, их страшится враг. Громов пометил в блокноте: Юшинов, Бычков. От себя добавил Крутикова. Затем дописал Горелышева. Он был первым комиссаром эскадрильи, воспитывал летчиков и сам отважно сражался с гитлеровцами. — И вот еще что,— вспомнил Громов,— надо обязательно рассказать о самоотверженном труде техников и механиков. Люди сутками не отходят от самолетов, быстро возвращают их в строй. Куда мы без них! Ведь порой садится летчик на изрешеченном пулями самолете, а наутро уходит в полет на вполне исправной машине. — Техников и механиков ты упомянул правильно. Курилов, Бартов, Коровинский, Покумейко достойны того, чтобы о них знала молодежь Мурманска и всего Кольского полуострова. Это мы, летчики, считаем, что для полетов на Севере условия суровые. А каково механикам? В стужу, на пронизывающем ветру надо работать, обжигая о холодный металл руки, А отложить нельзя. На север пришла весна. В начале марта солнце уже высоко поднималось над горизонтом, и увеличение светового дня сразу же сказалось на обстановке: участились воздушные тревоги. Молодой пилот Иван Жученко, прибывший недавно в эскадрилью, не пожалел, что дал согласие быть ведомым у Михаила Бычкова. Полет с Бычковым — целая школа. Решения он принимал неожиданные и смелые, старался ошеломить противника внезапной атакой. Бычков и сам не так давно ходил в учениках у Хлобыстова и Громова, на себе испытал, что значит для молодого летчика внимание и поддержка опытного товарища. Поэтому охотно объяснял Ивану Жученко, почему принял при встрече с противником то или иное решение, в чем состоял замысел боя и что требовалось от ведомого. Новичок жадно впитывал его науку. Накануне фашистские бомбардировщики предприняли новый налет на Туломскую ГЭС. Наши истребители отогнали гитлеровцев, и один подбитый «Ю-88» сел на лед озера Пяйве-Явр. — Завтра жди серьезной заварухи,— сказал Михаил, когда они поздним вечером укладывались спать.— Фашисты, конечно, захотят эвакуировать с нейтральной зоны экипаж подбитого самолета. А мы тоже не будем зевать. Предположение Бычкова оправдалось. С рассветом гитлеровцы снарядили на озеро Пяйве-Яар «физелер-шторх» — легкий транспортный самолет. Под прикрытием нескольких «Ме-109» он сделал попытку , сесть. С аэродрома поднялись советские истребители. Над озером разгорелся воздушный бой. Бычков с ходу пошел в атаку на «Ме-109». Тот увернулся и в свою очередь попытался атаковать Бычкова. Но Михаил предугадал его маневр и, заложив крутой вираж, вновь оказался в более выгодном положении. Возникла «карусель». Потом ситуация вдруг резко изменилась: в хвост самолету Бычкова стал заходить второй «мессершмитт». Фашист надеялся, что, увлеченный погоней за истребителем, наш летчик не заметит угрозы. Тут-то и подоспел Жученко. Немец попытался увернуться, но Иван опередил его и поразил меткой очередью... До конца боевых действий на Севере Иван Жученко совершил более 150 боевых вылетов и сбил лично и в группе одиннадцать самолетов противника. Разумеется, не из одних боевых вылетов да схваток с противником складывалась жизнь летчиков даже в самые напряженные периоды. Приходилось коротать время на дежурстве, ожидая команды на вылет. О чем только не передумаешь за несколько часов, сидя в кабине готового к вылету истребителя. Те, кто был свободен от дежурства и полетов, занимались изучением тактико-технических данных своих и вражеских самолетов. И все же выдавались минуты, когда человеку, особенно молодому, как говорится, общение необходимо. Больше всех страдали «заводные» ребята, не привыкшие проводить время в пустопорожних мечтаниях. — Ребята,— воскликнул как-то веселый вихрастый Иосиф Михайлов. — Айда е землянку к девчатам. Поговорим, может, землячек встретим. Землянка оказалась пустой. На койке в углу лежала лишь прихворнувшая Маша Болотова, серьезная, красивая девушка. Она поднялась, приглашая ребят посидеть. — А наши все у самолетов,— предупредила она.— Когда вы на земле, у нас самая работа. Чинить, латать, снаряжать. Только поворачивайся. Не успеем, сами же ворчать будете. Пошли к самолетам, разделившись на группы. Будто бы поинтересоваться, как готовятся машины к полетам. Первой заметила их Валя Сидорова — выглянула из кабины и крикнула: — Девчата, опять комиссия. Спрыгнула на землю, машинально поправила прическу. Но на щеке ее так и осталось грязное масляное пятно. — Ругаться будете? Почему самолеты не готовы, оружие не смазано? Работаем. Миша Делаев сказал, что ругаться они не намерены. — А чего пришли? — Так, скучно в землянке сидеть. — Ну, коли не ругаться,— решительно заявила Валя,— уходите, у нас спешная работа. Пришлось летчикам возвращаться в землянку. Девушки начали появляться на аэродроме в суровую зиму 1942 года. Приехали Тоня Александрова, Надя Арсеньева, маленькая, изящная Таня Сиротина, Маша Болотова. Девушки жили дружно, сообща переносили невзгоды, делились маленькими радостями. В основном они отвечали за оружие, готовили самолеты к боевым вылетам. Они были незаменимыми помощниками механиков и техников. В летную погоду летчики делали по пять-шесть боевых вылетов в день. И за всю войну не было случая, чтобы пулеметы или пушки отказали по вине оружейниц... — В нашу обязанность,— вспоминает Антонина Дмитриевна Шамаева (Александрова), — входила еще охрана самолетов в нелетное время, в основном ночью. Как сейчас вижу свой большой аэродром, нас, двух девушек, на одной и другой стороне аэродрома с винтовками. Немцы почти каждую ночь бомбили Мурманск. Страшно ли было — не помню. Запомнился девушкам такой случай. В землянке чистили пулеметы. Не было только Вали Сидоровой. И вдруг налет на аэродром. Все волнуются: где же Валя? Что с ней? А она едва успела добежать до землянки, кубарем скатиться вниз, как тут же по двери ударила пулеметная очередь. Девушки все обомлели, а Валя заливается — хохочет: вот, мол, как ловко у нее получилось, улизнула от смерти. Шло к концу лето 1943 года. Завершилась разгромом гитлеровцев Курская битва. Готовилась Свирская операция. Но противник все еще надеялся на реванш — интенсивность налетов немцев не уменьшалась. Эскадрилья Громова успешно отражала атаки, вела воздушную разведку, Фотографирование выполнялось с особым старанием. 18 сентября 1943 года гвардии младший лейтенант Владимир Бакулин и гвардии младший лейтенант Анатолий Паков вылетели на разведку дорог в глубине территории противника и заодно получили задание отснять аэродром Лоустари. Погода была отличная, видимость хорошая. Летчики выполнили задание и надеялись привезти домой важные разведывательные сведения. На высоте пять тысяч метров Бакулин заметил восемь вражеских истребителей «Ме-109». Фашисты тоже увидели наших летчиков. И тут же пошли в атаку — превосходство в силах было на их стороне, Первая атака — по ведущему, с задней полусферы, двумя «Ме-109». Но Бакулин не сробел. Сделав боевой разворот, ринулся в лобовую атаку против устремившихся на него двух «мессершмиттов». Выпустил три пулеметные очереди. Успел заметить, что один из атаковавших его «Ме-109» опрокинулся на крыло, заштопорил. Наблюдать за ним времени не было, Уже четыре «Ме-109» попарно, с разных сторон, пошли на наших разведчиков. В какой-то момент ведомый младший лейтенант Паков не успел отвернуть, и пули прошили его самолет. Снижаясь, он пошел в сторону линии фронта. Бакулин остался один. Крутился, увертываясь от ударов, сам нападал. Когда на тебя наваливается сразу несколько вражеских самолетов, кто-нибудь из них да попадет под твой огонь. Бакулин знал это по опыту и продолжал вести бой, делая крутые виражи, уходя из-под ударов противника и нанося ответные удары. Главное — не дать им зайти в хвост самолета, Он чувствовал, что машина его изрешечена пулями, плохо слушается рулей. Видно, приближалась развязка. На какой-то миг атаки противника ослабели. Фашисты, наверное, решили, что добить измотанного летчика уже не составит большого труда. Но именно этим мигом и воспользовался Бакулин. Сделав крутой вираж, он зашел в хвост только что атаковавшему его гитлеровцу и выпустил по нему две пулеметные очереди. Фашист кувыркнулся, задымил и, теряя высоту, потянул к сопкам. Появилась облачность, и Бакулин тотчас этим воспользовался: ушел за облака и сделал несколько виражей. Попытался связаться со своим аэродромом, но радиостанция оказалась разбитой. Повреждено и рулевое управление. Он еще не знал, что у самолета срезана консоль плоскости. Надо как-то дотянуть до своих спасти фотоснимки, передать данные разведки. Подлетая к своему аэродрому, заметил внизу разрывы бомб. В воздухе шел бой. В такой обстановке на поврежденной машине не сядешь. И Бакулин повернул на запасной аэродром. Как на беду, и здесь ему не повезло. На высоте трехсотчеты-рехсот метров он был атакован четырьмя вражескими истребителями. Отбивался как мог. Одна из очередей гитлеровцев прошила мотор. Самолет стал терять высоту Бакулин глянул вниз — сопки, поросшие низкорослыми, карликовыми березками. Ни одного ровного места. А земля стремительно приближалась. Чуть в стороне — небольшой распадок. Владимир выпустил шасси и закрылки. Хоть немного бы снизить скорость... Удар о землю был резким. Самолет сильно подбросило, он накренился на правый бок. Пилот изо всех сил старался удержать машину, не дать ей перевернуться. Это удалось. Бакулин глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Так он просидел, наверное, с полминуты. Затем отстегнул привязные ремни. Встать, однако, ему не удалось, резкая боль пронзила все тело. Бакулина нашли через несколько часов, ослабевшего от потери крови. Отснятые фотопленки и карту с пометками тут же отправили в штаб полка. Вскоре оттуда позвонили. — Поблагодарите гвардии младшего лейтенанта Владимира Бакулина. Снимки он привез отличные. Используем их при очередном налете на фашистский аэродром в Лоустари. И сведения о движении на дорогах пригодятся. Когда Бакунину сообщили об этом разговоре, он сдержанно улыбнулся: — Старался, снимал... А как с Паковым? — Ищем... 24 сентября 1943 года тревогу объявили в десять утра. Большая группа вражеских самолетов, летевших с запада, направлялась на Туломскую ГЭС, другая — на аэродром. Замысел гитлеровцев состоял в том, чтобы внезапным ударом вывести из строя наши истребители, обеспечить свободную работу бомбардировщикам. Враг, видимо, рассчитывал, что после недавно прошедшего боя они застанут наших летчиков врасплох. Но попытка противника атаковать внезапно была сорвана. В воздух подняли три группы истребителей — командовал сам Громов. Первую группу возглавил Жариков, вторую — Кулешов. Третьей группой руководил Завьялов. Счет в этом бою открыл комэск. Он первым пошел в атаку и сбил «Ме-109-ф». Когда заканчивал боевой маневр, заметил, как задымил и рухнул вниз еще один «мессершмитт». — Так их, гадов!.. Бей, вгоняй в землю! — крикнул Громов по радио ведомым. Жариков, выбрав цель, упорно старался захватить ее в перекрестье придела. Фашист увертывался, сам заходил в атаки. — Бычков, прикрой,— попросил Жариков и с боевого разворота, поймав наконец фашиста в прицел, полоснул по нему длинной очередью. Вражеский истребитель клюнул носом и стал заваливаться на крыло. «Этот готов», — отметил про себя Жариков. Тут же увидел, как и второй гитлеровский самолет, объятый пламенем, косо пошел вниз, оставляя за собой шлейф дыма. Молодец Бычков! Воспользовавшись замешательством противника, он сбил машину врага. 0 приближении новой группы вражеских самолетов им сообщили с командного пункта полка, и Громов вовремя сумел пе-рестроиться — скорректировать действия ведомых им машин. И тут задымил еще один самолет — младший лейтенант Разумов сбил «Ме-109-ф». Но гитлеровцы, ободренные прибытием подкрепления, усилили атаки. Придерживаясь своего излюбленного приема, они наваливались на один самолет с разных сторон, брали его в «клещи». Атакованный таким образом, Жариков едва сумел отбиться. Только вышел из виража, заметил, что гитлеровцы набросились на другой наш самолет. Кинулся на помощь. И не успел. Самолет, прошитый несколькими пушечными очередями, загорелся, стал падать. Кто же это? Запросил Бычкова. Не отозвался. Неужели погиб? С яростью бросился Жариков в атаку на подвернувшийся «мессершмитт». Всю силу своей ненависти вложил он в эту длинную очередь. Он видел, что пули достигли цели. Но гитлеровец продолжал бой. Тогда в атаку на него пошел Ченцов. С другой стороны ударил Михайлов... Итоги боя подводили на аэродроме. Всего сбито восемь «Ме-109-ф». По одному самолету сбили Громов, Жариков, Бычков, Разумов, Жученко. Три вражеских самолета уничтожено в групповом бою. Но и у нас не обошлось без потерь. Сбито два наших летчика. Трое не вернулись с задания. Разбито и сгорело семь самолетов. Но достигнуто главное — враг отброшен. Туломская ГЭС и наши аэродромы защищены. Тяжело переживали в эскадрилье гибель боевых товарищей. Даже спустя сорок лет после того памятного боя ветеран эскадрильи А. Д. Шамаева, наблюдавшая с земли за ходом яростной схватки, с горечью писала: «Был у нас самый молодой летчик, любимец эскадрильи Миша Бычков. Невозможно было представить, что Миша может погибнуть...». На аэродроме еще долго ждали не вернувшихся после боя летчиков. Судьба их была пока неизвестна. — А где Жученко? — спросил Громов у Жарикова.— Почему до сих пор не сел? — Его сбили в самый последний момент, — ответил Жариков. — Я видел, как его горящий самолет вошел в штопор. — Выходит, еще один,— вздохнул Громов. Но вскоре позвонили с соседнего аэродрома. Сообщили, что у них приземлился самолет из второй эскадрильи 20-го авиаполка. Летчик ранен. Громов обрадовался: — Значит, Жученко жив! Молодец! Он спасся чудом. В бою сбил «Ме-109-ф», но в последнюю минуту откуда-то вывернулись два вражеских истребителя, атаковали его. В кабине запахло дымом, и самолет тут же вошел в штопор. Жученко был ранен, но ему удалось вывести горящий самолет из штопора. Поблизости был соседний аэродром. На него летчик и повел машину. Он садился против посадочного знака, садился на «живот», с убранным шасси. Скользнул по земле у финишера. И тут же остановился. Это и спасло летчика. Солдат-финишер разбил фонарь кабины (его заклинило при ударе самолета о землю) и помог раненому Жученко выбраться из горящей машины... Гвардии майор Георгий Громов, назначенный штурманом 20-го гвардейского авиационного истребительного полка, сдавал дела в эскадрилье «Комсомолец Заполярья», Поглядывая на погрустневшие лица летчиков, говорил: — Ничего, товарищи, летать будем вместе. А у вас будет отличный командир, испытанный боевой товарищ-Жариков хмурил брови. С Громовым он прослужил больше года, и расставаться с ним не хотелось. Смелый и отважный в бою, Громов был предельно скромен и ровен в отношениях с товарищами и подчиненными. Неутомимый труженик, он постоянно учился, совершенствовал приемы воздушного боя. Принимая эскадрилью от Громова, Жариков думал: сумеет ли он, новый комэск, так же успешно вести боевые действия — поражать врага, сохраняя людей. Тут главное, пожалуй, не сбиться в отношениях с подчиненными: найти ту грань, где доброта не исключает строгость. Громов не был добреньким. Он ценил людей, помогал им обретать зрелость воздушных бойцов. Но и спрашивал с них сурово, как мудрый отец, понимающий, что сыновья должны расти в строгости, не изнеженными. — Если человек допустил ошибку,— говорил он Жарикову,— резонно ему на нее указать, чтоб учел, подтянулся. А если отлично действовал, тоже надо об этом сказать прилюдно — это будет моральным стимулом и для него, и для других. В эскадрилье утвердился, дух войскового товарищества. Крепкая дружба, взаимовыручка в бою всегда отличали летчиков. Под стать им были техники и механики, эти великие труженики фронтовых аэродромов. «Работать приходилось много,— вспоминает механик самолета гвардий старшина Николай Иванович Енин.— Ночью и днем, в мороз и снег, в дождь и пургу. Механик есть механик. На фронте мы не знали слова «нет». В любых условиях восстанавливали машины, готовили к бою». Среди тех, кто колдовал над искалеченными машинами, были настоящие кудесники. Оружейник Крутелев — человек удивительного мастерства. Побывав в его руках, любое оружие действовало безотказно. Его приятель, весельчак Леша Кручинин... Он мог работать день и ночь, не зная усталости. Только улыбка становилась чуть сдержаннее. Техник-лейтенант Анатолий Бартов... Тоже как заведенный. Отлично знал материальную часть, мог разгадать любую неисправность. И быстро ее устранял. Старожилом эскадрильи был и гвардии старший сержант Сергей Кузнецов. Когда началась Великая Отечественная война, ему исполнилось двадцать три года. Но он был уже опытным воином. Призванный в армию в 1938 году, Сергей окончил школу младших авиаспециалистов. Служил на Дальнем Востоке, участвовал в боевых действиях на Карельском фронте, Сергей Кузнецов умел всего себя отдать делу. Он обладал невозмутимым спокойствием, умел работать сосредоточенно, делать все надежно. А жизнь учила всех — и техников, и летчиков. Учила бдительности, осмотрите ль ности, собранности. Трудиться приходилось много, нередко до изнеможения. Но не все, случалось, понимали необходимость такого труда. Вот, скажем, маскировка самолетов, устройство ложных аэродромов. Сколько порой тратилось сил на то, чтобы ввести противника в заблуждение! У Кузнецова был такой случай — о нем он обычно рассказывал в назидание сомневающимся. Получил полк новую технику, Самолеты собирали все — и механики, и летчики. Трудились в поте лица. Собранные машины тут же облетывали. Однажды в небе появились бомбардировщики, Штук двадцать. Летели гитлеровцы, как думалось, в направлении Мурманска. Но, видимо, заметили аэродром и, развернув шись, пошли на него. Бомбы сбрасывали крупные, до пятисот килограммов. Аэродром сильно пострадал. Но не основной, где шла сборка самолетов, а ложный, оборудованный рядом. На нем стояли макеты самолетов. Настоящие же самолеты остались невредимы — были хорошо замаскированы. Но и враг хитер: летел в одном направлении, повернул в другое, Выходит, в оба надо смотреть. И работать не покладая рук. Возлагалась на технический состав эскадрильи еще одна обязанность. В случае, если летчик вынужденно садился на нашей территории, туда направлялась спасательная группа. Зимой 1943 года самолет младшего лейтенанта Бориса Воскресенского был подбит в воздушном бою. Садился в сопках, с убранным шасси. Борис был ранен в голову, но все же сумел выбраться из кабины и встать на лыжи. В Заполярье и летом-то тяжело ориентироваться — сопки, озера, болота, а тут — «белое безмолвие». Воскресенский пошел вдоль сопки. Обогнул ее и попал на свой след. Подумал, что рядом должно быть жилье, коль видна чья-то лыжня, Двигался вокруг сопки до тех пор, пока не упал, Обессилев, он ухватился руками за карликовое дерево, приподнялся и стал кричать. А на вершине сопки располагался пост оповещения. Бойцы поста услышали его и принесли в свою землянку. Раздели летчика. А унты не могли снять — ступи примерзли к подошвам. О случившемся сообщили в штаб 20-го авиационного полка. Тут же была создана группа для эвакуации летчика. Встав на лыжи, она направилась за проводником, так как места расположения постов были засекречены. Путь был длинным — в один конец без отдыха прошли более сорока километров, и нелегким — шли по глубокому снегу поочередно таща за лямку лодку-волокушу. Наконец добрались до землянки. Летчик был в тяжелом состоянии. Обмороженные ступни кровоточили. Раненого надо было срочно отправлять самолетом, Много трудов заняла расчистка площадки для посадки «ПО-2». Наконец радировали в полк о готовности к приему, развели костры. Вскоре самолет прилете. Воскресенского перенесли в кабину... Обратно спасатели шли более коротким путем — прямо на аэродром, показалась река. В сумерках руководитель группы Енин не заметил прибрежную полынью и оказался в холодной воде. Пока дошел до аэродрома, обморозил ноги. Так, спасая летчиков, нередко жертвовали собой... В мае 1944-го командиром 20-го гвардейского истребительного полка стал Герой Советского Союза гвардии майор Павел Степанович Кутахов. Это был закаленный в сражениях летчик-истребитель, прошедший в Заполярье большую боевую школу. За три года войны он побывал и рядовым летчиком, и командиром звена, эскадрильи. Возглавив полк, Кутахов продолжал много летать. С летчиками эскадрильи «Комсомолец Заполярья» Кутахов часто поднимался в небо. Это объяснялось не только тем, что в эскадрилье было немало воздушных бойцов, на которых можно положиться. Командир полка хотел лично испытать людей в бою, выявить их сильные стороны, подметить недочеты, чтобы вернее строить учебную боевую подготовку. На первое место выдвигал он боевую закалку молодых летчиков. Характерен в этом отношении один эпизод. 9 октября 1944 года наши самолеты нанесли массированный удар по вражескому аэродрому в Лоустари. Они уничтожили и повредили на земле около тридцати самолетов противника, десятки автомашин и повозок, подавили несколько артиллерийских батарей. В воздушных боях было сбито тридцать семь фашистских самолетов. В тот же день восьмерка наших истребителей, возглавляемая Кутаховым, встретилась с восемнадцатью «мессершмиттами». Фашисты решили посчитаться с нашими летчиками. Разделившись на группы, они бросились на штурмовики, которые сопровождались нашими истребителями. Ведомые Кутаховым летчики преградили им путь. Развернув ударную группу своих истребителей, командир атаковал четверку «мессеров». Выходя из атаки, он увидел, что на него наседают два вражеских истребителя. На помощь вовремя пришел ведомый Кутахова гвардии майор Жариков. Он помешал гитлеровцам вести прицельный огонь. Фашистские летчики поняли, кто руководит боем. Сразу три «мессершмитта» набросились на машину Кутахова. Искусно маневрируя, комполка увернулся от удара и сам зашел в хвост одному из «мессершмиттов». Гитлеровский летчик попытался отвалить в сторону. Не удалось. Тогда он сделал «горку», бросил свою машину в пике. Но не так-то просто было уйти от Кутахова. Уловив момент, он прошил его меткой очередью. «Мессершмитт» загорелся, стал падать... Геройски дрался с врагом старший лейтенант В. Шилков. В ходе ожесточенной схватки на него набросились сразу три шессершмитта». Зайдя в хвост одному из них, Шилков сразил гитлеровца. Но в неравном поединке с двумя другими он был сбит и погиб. В этом бою группа Кутахова сбила пять самолетов противника, потеряв один свой. Среди летчиков нередко возникали споры, как лучше действовать. Самые молодые, задорные считали, что особенно размышлять в бою некогда. Все, дескать, решают натиск, отвага. Кутахов не соглашался. По складу своего характера он относился к людям, которые все тщательным образом взвешивают и обдумывают. Нет, он не сбросил со счета натиск и дерзость — они сбивают спесь с гитлеровцев. Но он был уверен еще и в другом: нельзя подниматься в воздух, не имея в запасе нескольких вариантов предстоящего боя. В этом он убедился на собственных ошибках и промахах. И в боях с белофиннами, и в первые месяцы войны с гитлеровцами. И теперь, не щадя себя, говорил об этих ошибках, о невыигранных боях. Надо было и самому совершенствоваться, и молодых подтянуть. Иначе, убеждал он, не одолеть столь опытных и коварных врагов. Поддерживая боевое настроение, наступательный порыв авиаторов, Кутахов большое внимание уделял партийно-политической работе: выступал с докладами, проводил беседы в эскадрильях, рассказывал о положении на фронтах Великой Отечественной войны, о боевых традициях летчиков-гвардейцев. Ценил и печатное слово. Всегда заботился, чтобы в полк вовремя доставлялись газеты, чтобы важнейшие статьи не только читались, но и внимательно изучались, обсуждались. Как-то в разговоре с командиром эскадрильи «Комсомолец Заполярья» он поинтересовался, как используются в воспитательной работе выпускаемые политорганами армии и политуправлением Карельского фронта листовки. Тот посетовал, что листовок в эскадрилью доставляют мало. — А у меня есть, — заметил Кутахов. — Могу одолжить. Он раскрыл планшет и протянул листовку. Она была посвящена одному из лучших летчиков эскадрильи Ивану Разумову. Не буду приводить ее полностью. Перескажу основные моменты. Летчик Иван Разумов пришел в гвардейскую эскадрилью «Комсомолец Заполярья» в 1942 году. Как легенды, переходили из уст в уста рассказы о мужестве летчиков-комсомольцев: «заполярном Гастелло» — Алексее Небольсине, мастере лобовых атак Павле Кайкове, Алексее Хлобыстове... Двадцатилетний Разумов впитывал все, что рассказывали о них. От своего учителя Георгия Громова он унаследовал смелость, боевой азарт, рассудительность. Эти качества, отлично сочетаясь, помогали ему в воздушных боях. А бои за господство в воздухе то затухали, то разгорались. Как-то над линией фронта вражеские самолеты попытались обстрелять нашу пехоту, но им помешали советские истребители. Один из самолетов противника над озером перешел на бреющий полет. Это известный прием — на фоне воды машина плохо видна. Разумов погнался было за ним, но вовремя остановился. Прошел над озером, не теряя высоты. У самого берега фашист рванулся к вершинам сопок. Тут и настиг его Разумов. В другом случае четверка наших истребителей сопровождала на разведку «Петлякова», пилотируемого Героем Советского Союза Антоном Сливкой. Над целью был поврежден снарядом самолет Алексеева. Прикрываемый своим ведомым он возвратился на аэродром. Около « 1етлякова» остались Иван Разумов и летчик Александр Середа. Фотографирование, производившееся «Петляковым» вблизи аэродрома Лоустари, не могло пройти незамеченным. Вскоре появилось шесть вражеских самолетов. Наши истребители подтянулись к «Петлякову». Соотношение сил явно не в нашу пользу. Пара «сто девятых» стала заходить в атаку. И когда они приблизились на дистанцию действительного огня, Разумов и Середа резко развернулись влево. «Мессеры» проскочили. И тут произошел эпизод, достойный славы гвардейцев. Младший лейтенант Середа один бросился в гущу немецких истребителей. Четыре «сто девятых» насели на него, и в небе началась «карусель». Воспользовавшись этим, Сливка, сопровождаемый Разумовым, повел «Петлякова» на свою территорию. А Середа тем временем продолжал отбиваться. Минут семь шел неравный бой. Затем отважный летчик, выбрав удобный момент, вошел в штопор. Гитлеровцы решили: русский сбит. И прекратили преследование. Сделав несколько витков, Середа вывел машину в горизонтальный полет и на низкой высоте пересек линию фронта. А утром восемь краснозвездных истребителей снова поднялись в воздух для сопровождения «Ильюшиных». И снова был бой с большой группой фашистских самолетов. Часть из них, набрав высоту, попыталась связать наши истребители, другая — снизу подбиралась к штурмовикам. Группа Ивана Разумова вовремя разгадала гитлеровскую уловку и противопоставила ей встречный удар. Лишь одному фашисту удалось прорваться к боевым порядкам «ИЛов». Но и тот попал под пулеметную очередь Ивана Разумова. «Петляковы» базировались на соседнем аэродроме. Истребителям из 20-го гвардейского не раз приходилось сопровождать их. Обычно поступала команда, летчики бежали к своим быстрокрылым машинам, а бомбардировщики уже висели в воздухе над аэродромом. Они уходили вперед, и стремительные «ястребки» вскоре пристраивались к ним. Боевое задание обычно формулировалось кратко: «Сопровождение бомбардировщиков», А кто ведет эти грозные машины, кого доверено сопровождать? Как и все летчики-истребители, Иван Разумов считал, что знать это важно. И старался познакомиться с экипажами боевых машин. На аэродроме устраивались встречи летчиков-истребителей и тех, кто водил тяжелые бомбардировщики. Так Разумов повстречался с командиром «Петлякова-2» старшим лейтенантом Антоном Сливкой. Разговорились. Сливка оказался человеком общительным. Правда, теперь он редко вылетает на бомбометание: стал разведчиком. — Всякая работа требует усилий, — говорил он. — Сначала скучал, сейчас привык, нахожу смысл в этих полетах. Разумову тоже приходилось вылетать на разведку. Машины, конечно, разные, но содержание работы примерно одно. — Бывают неприятные моменты, — про. должал Сливка. — Экипаж уже заметил всплески огня от выстрелов зенитных пушек на земле, а разрывов в воздухе еще не видно. Вот тут идут томительные секунды. Правда, времени на переживания нет. Весь экипаж в работе. Как только появились разрывы — легче. Знаешь, что делать. Маневрируешь, уходишь из зоны обстрела. — В общем, как и у нас, — говорит Разумов, поглядывая на Антона. Нравится ему этот парень. Главное в его характере — увлеченность. Хотел стать истребителем — попал в бомбардировщики. Увлекся. И вскоре был одним из лучших. Не хотел идти в разведчики, а пришлось. И опять увлекся, полюбил новое дело. Теперь слава о нем по всему фронту. Он никогда не возвращается с пустыми руками. Двести сорок боевых вылетов за время войны (а он на фронте, на Севере, с первого дня), из них около ста разведывательных только за последний год. Пытливость ума, инициатива, упорство и настойчивость помогают ему выполнять боевые задания. Ему говорят: в этом районе должен быть вражеский аэродром. Поищи.,, И он ищет. И находит. 3 февраля 1944 года старшему лейтенанту Антону Романовичу Сливке было присвоено звание Героя Советского Союза. Радость по случаю награды разделили с отважными воздушными разведчиками и его друзья — летчики из эскадрильи «Комсомолец Заполярья». «На войне без жертв не бывает, — говорил Кутахов. — Но надо все делать так, чтобы и врага бить, и свою жизнь сохранить». Следуя установившейся традиции или просто движению души, каждого летчика, не вернувшегося на свой аэродром, подолгу ждали. Ждали в штабах, на аэродроме, ждали друзья — летчики, техники и механики. Но особенно терпеливо и упорно ждали девушки-оружейницы. Проводив летчиков на боевое задание, они смотрели на запад с надеждой, считали появившиеся точки на горизонте. И этот счет приносил им радость и горе. Мысленно вижу одинокую девичью фигурку, пригорюнившуюся у кромки аэродрома. Только что с замиранием сердца девушка смотрела ввысь, вслушивалась в рокот авиационных моторов. Но вот приземлился последний самолет, а его нет, Подруги зовут: — Пойдем, уже. все. Но она все стоит. Спустились сумерки. Стали едва различимыми силуэты самолетов на стоянках. Наверное, у нее была работа, которую обязательно надо было закончить к утру. И, взглянув еще раз на потемневшее небо, она повернулась и тихо побрела к землянке. На аэродроме знали, что она ждала Юшинова. Девушкам приходилось часто ждать. И терпение их порой вознаграждалось. Молодого летчика Николая Алексеева сбили в неравном бою. Товарищи видели, как его самолет, переваливаясь с крыла на крыло, пошел к земле. А девушки на аэродроме, недосчитавшись в тот день одной машины, [ все ждали его возвращения, Ждали на другой день, на третий. Николай Алексеев пришел на восьмой. Пришел весь обросший, худой. Тогда, в бою, поняв, что самолет потерял управление и спасти его уже не удастся, он оставил машину, выпрыгнул с парашютом. Пробираясь к своим, долго плутал по болотам, обходил гиблые места. Плутал без грамма съестного — вот когда пожалел, что, пренебрегая требованиями инструкции, не брал с собой бортпайка. В изнеможении опустился на кочку. Подумал: неужели не дойдет, помрет от голода? Пошарил взглядом по высокой траве и вдруг заметил на тоненькой веточке ягоды. Брусника! Торопливо наклонился, бережно собрал, попробовал. Оползал весь участок на коленях, набрал пригоршню. «Ну что ж, можно считать, что поужинал». Теперь он уже не обходил болота, а искал их. Не позволял себе расслабиться. Шел и шел. Изредка присаживался, запрокидывал голову и смотрел в небо. Радовался, когда слышал над головой шум авиационного мотора. Пытался определить, чей это самолет, с какого аэродрома. И, примерно сориентировавшись, опять поднимался и шел... Хмурой осенью 1944 года долго ждали на аэродроме возвращения гвардии младшего лейтенанта Михаила Делаева. Шли завершающие бои по разгрому врага в Заполярье, и наши истребители, сопровождавшие на задание полк штурмовиков, попали в неблагоприятную обстановку —над целью стояла низкая облачность, били вражеские зенитки. А тут насели истребители. Завязался воздушный бой... Выполнив задание, группа прикрытия возвратилась на свои аэродромы. Не было лишь Делаева. — В дежурном летном домике стояла тягостная тишина. У стартовой радиостанции дежурила Надя Арсеньева. Она особенно волновалась, минуту назад снова запрашивала позывные Делаева. Но он не отвечал. Летчики и техники постепенно разошлись. Лишь командир полка Павел Кутахов оставался еще в дежурном домике. Наконец он сказал: — Арсеньева, свертывайте радиостанцию. Надя не шелохнулась. Она видела, что командир полка не собирается уходить — видимо, еще надеялся дождаться. Через несколько минут Кутахов снова сказал: — Свертывайте... Все... На аэродроме уже никого не было. И вдруг она услышала позывной Делаева и его голос: «Разрешите пашню». На языке летчиков полка это означало: «Разрешите посадку». От неожиданной радости Надя растерялась и, не спросив Кутахова, тут же ответила: — Я 101-й, «пашню» разрешаю. Командир полка бегом бросился к радиостанции, смеясь и грозя на ходу пальцем: — Обрадовалась, Арсеньева! А Надя вслушивалась в сумеречную тишину, стараясь уловить нарастающий звук мотора, и ничего не слышала, кроме гулких ударов своего сердца. Но вот между сопок, снижаясь, стал заходить на посадку самолет... Позже Делаев рассказывал, как штурмовик, который он сопровождал, после выполнения задания отстал (похоже, потерял ориентировку), как, видя, что он «чешет на запад», Делаев стал сигналить ему: «Следуй за мной». И как пришлось ему довести штурмовик. И только убедившись, что с ним все в порядке, повернул Делаев на свой аэродром. И едва дотянул до него. Прошло почти сорок лет. Поседели ветераны, закончившие войну 23—25-. летними пареньками. Давно стали бабушками 20-летние девчата-оружейницы. И по-прежнему выбывают из строя бойцы. Теперь их уносит неумолимое время. Но неизменно встречаются живые. И как только наступает пора сбора и кто-то первым подает сигнал, как на поверку, слетаются они в родное Заполярье, где прошла их суровая военная молодость... Коротко о судьбе героев. Первый командир эскадрильи «Комсомолец Заполярья» Георгий Васильевич Громов закончил войну в Берлине командиром авиационного полка. В марте сорок пятого был представлен к высшей правительственной награде — званию Героя Советского Союза. Он провел шестьдесят четыре воздушных боя и лично сбил тринадцать самолетов противника. До 1963 года генерал-майор авиации Г. В. Громов продолжал службу в армии. Был заместителем командира соединения. Позже работал в ДОСААФ, учил молодых парней и девчат прыгать с парашютом. Последний раз Громов приезжал в Заполярье в 1974 году. Побывал на местах боев с фашистскими оккупантами, встречался с боевыми друзьями, красными следопытами. В Килп-Явре — школе, носящей имя Героя Советского Союза Алексея Хлобыстова, Громов провел урок мужества. На вопрос, за что получил звание Героя Советского Союза, ответил так: «Не за один бой — за многие. Сколько раз приходилось драться с превосходящими силами противника! Один шел против шести, против девяти немецких истребителей...» В 1975 году Громова не стало. Бывший комиссар эскадрильи, а затем и ее командир Иван Михайлович Жариков ныне — подполковник запаса. Живет и работает в Туле. Ведет большую патриотическую работу среди молодежи. За время войны он сделал триста боевых вылетов, сбил лично девять самолетов противника и шестнадцать в группе, награжден двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й степени и Красной Звезды. Уволился из армии в 1960 году с должности заместителя начальника штаба дивизии. Надя Арсеньева и Миша Делаев поженились вскоре после Победы. Жили дружно и счастливо. Вплоть до 1958 года. В этот год Михаил Делаев погиб при исполнении служебных обязанностей. Надежда Андреевна осталась одна с тремя, детьми (сын Валентин — 11 лет, дочь Вера - 7 лет и сын Юрий — пяти месяцев). Было трудно. Но она выдержала. Всех детей воспитала, выучила, вывела, как говорят, в люди. Теперь у нее уже три внучки и внук. Вспоминая пережитое, она пишет: «Девушки эскадрильи «Комсомолец Заполярья» за три с лишним года в шинелях не утратили своей женственности, не огрубели душой. Все честно выполняли свой долг перед Родиной, выполняли любую работу, куда бы ни послали». Вернулась в Ленинград после войны и Тоня Александрова (Шамаева). У Антонины Дмитриевны тоже есть внуки. Иосиф Иосифович Михайлов уволился из армии в 1961 году, будучи заместителем командира полка, в звании подполковника. В начале пятидесятых командовал эскадрильей «Комсомолец Заполярья». К тому времени она состояла из опытных летчиков 1-го и 2-го класса, способных выполнять боевые задачи в самых сложных метеорологических условиях на реактивных самолетах. Сейчас живет в Евпатории, часто встречается с молодежью. Иван Яковлевич Жученко войну закончил старшим лейтенантом в должности командира звена. Награжден двумя орденами Красного Знамени и орденом Отечественной войны 2-й степени. После войны окончил военно-воздушную академию. Был командиром полка, преподавателем тактики, уволился в звании полковника в 1975 году. Живет в Киеве. Кандидат исторических наук, сотрудник Института истории партии при ЦК Компартии Украины. Иван Иванович Разумов после войны был командиром эскадрильи «Комсомолец Заполярья». Награжден двумя орденами Красного Знамени и двумя орденами Красной Звезды. Окончил военно-воздушную академию, служил на летных должностях до 1975 года. Уволился из армии в звании полковника. Сейчас живет в Липецке, работает старшим преподавателем авиации в школе ДОСААФ, Прославленный воздушный разведчик Антон Романович Сливка окончил военно-воздушную академию. Служил в группе советских войск в Германии. В 1953 год командовал авиаполком в Белорусском военном округе, позже — авиадивизией. А с 1969 года до увольнения в запас служил в центральном аппарате ВВС. С 1975 года находится в запасе, живет в Москве, ведет большую военно-патриотическую работу. И еще одна справка. Авиаэскадрилья «Комсомолец Заполярья» принимала участие в Параде Победы на Красной площади. Перед Мавзолеем В. И. Ленина были пронесены овеянные славой боевые знамена 19-го и 20-го гвардейских истребительных авиационных полков. Не забыты подвиги защитников Заполярья. В Мурманске есть улица Алексея Хлобыстова. В Килп-Явре, под Мурманском, его имя носит средняя школа. Кинолюбителями института, на опытном заводе которого трудился до войны Алексей Хлобыстов, создан документальный фильм о нем. На территории института сооружен бронзовый бюст летчика, установлена мемориальная доска в цехе опытного завода. Недавно одна из улиц Москвы также названа именем героя. Более двухсот боевых вылетов совершил за два года боев на Севере Михаил Бычков, лично сбил шесть вражеских самолетов и семь в группе. Отважный летчик награжден двумя орденами Красного Знамени и орденом Отечественной войны 1-й степени. На родине Михаила Бычкова в Тульской области его именем названа школа. В настоящее время эскадрилья «Комсомолец Заполярья» входит в одну из гвардейских авиационных частей и несет службу по охране неба нашей Родины. Оглавление Назад
|
