Важное
"Океанограф" Балтийского флота пришел к берегам Венесуэлы
Виброисточник на гусеничных тележках 
|
Качатский буржуинМы перестали чураться иностранцев. Прямо скажем, что произошло это буквально в последние годы. И никаких раритетов на этот счёт. Они вообще стали вполне доступны к общению с россиянами, а последние и подавно перестали побаиваться «контакта с иностранцами», как это было на протяжении десятилетий существования советской власти.И всё-таки сие больше присуще молодому поколению. Ну а мы, у кого «соответствующие органы» лишь о напоминании, о них вызывали не просто желание держаться подальше, но и говорить шёпотом, а то и вовсе молчать, остерегались по-прежнему. Себе дороже. Хотя извечно знаем, что «если очень хочется, то можно». И случается, что среди «рассейского» люда подчас назревают чувства, толкающего имярека на невообразимые поступки, граничащие по грандиозности с подвигом Сусанина. «А, была-не была!!! И будь, что будет!», очертя голову вершил задуманное. А дело было в провинциальном городишке, относящемся по прежним меркам к революционным априори, то есть независимо от обстоятельств. Словом, беседовать с буржуем было равнозначно «идти против советской власти». Довелось встретиться под сенью лип со старым флотским другом Василием. Одет он был, прямо скажем, не для светского раута, но в обычных для улицы джинсах и футболке. В ресторан могли и не пустить. Хотя сотенная купюра убедила швейцара нарушить традицию и на глазах у изумлённого горожанина исключительно похмельного вида распахнул двери во всю ширь. Да и ресторан-то был полупустой. А ко всему мой, исключительно «денди лондонского» вид внушал уважение даже милиционерам с приличным стажем службы. Итак, вошли, расположились вальяжно. Похмельный горожанин за окном горящим взглядом проводил подаваемый официантом на наш столик графинчик водочки и дымящиеся лангеты с зеленью. На протяжении всего нашего разговора о былом, НЕКТО за витриной нервно сглатывал слюну. Но вскоре, договорившись встретиться с другом у него дома, мы, походя, опорожнили «беленькую» и вышли в благоухание лип. Мой дружбан поспешил, было к трамваю, но тот тронулся раньше. Следующего не предвиделось. Тем временем незнакомец отлип от созерцания ресторанных благ и двинулся прямиком ко мне, полагая, что угощаться водкой теперь его очередь. Ну а мне как бы без разницы кого угощать. (Раз буржуй, значит рябчики и миллионные состояния непременны). Ещё на подходе, как видно, боясь упустить халявную выпивку, сбивчиво заговорил с привздохом: «Вот ведь, скажи, мил человек…, как оно всё устроено! Ы-ык!» Икота не давала свободы развитию мысли. А то и вовсе сбивала с панталыку. «Ы-ык!!». «Оно ведь как! Это чё ж с людьми делают!», - упорно нащупывал собеседник нить разговора. В финале, которого уже замаячила рюмка водки, хотя и без закуски: я повернулся к страждущему. И его адреналин залил хозяину органы. Говоруна понесло: «Ы-ык! Ить продают землю почём зря! А?! Людям-то чё остаётся? Ы-ык! Вот я, к примеру (при этих словах он поперхнулся, явно уверовав во вторую рюмку) не человек?!». «Ну, браток, эдак мне надо стоять не менее получаса, чтобы узнать углубляющийся смысл и возможное завершение темы. Надо под каким-то предлогом пресечь собеседника и похоронить его желания, так выразительно проявляющиеся на его лице» - подумалось мне. Визави взмок от напряжения, как хорошо оплачиваемый адвокат после убойной речи. И тут меня осенило: «Вас волен зи? Ихь канн нихт! Битте лянгзам, геноссе!», что означало «Чего вы хотите, не пойму! Пожалуйста, медленней, товарищ!». Если вам доводилось хотя бы слышать, а тем более видеть знаменитую финальную сцену из пьесы Н.В. Гоголя «Ревизор»: «К нам едет ревизор!», то все эмоции артистов, занятых в этом бессловесном порыве были бы сущей безделицей по сравнению с гримасой выпивохи. «Хы ты фа-фа-шист?», - побледнев белее савана на выдохе прорычал «говорун». - Ихь бин каине фашист, ихь бин дойче!» - понесло меня на уровне шестого класса средней школы. Убитый горем, потеряв веру в человечество, бедолага чуть ли не взвыл: «Ах, твою в душу, стерва буржуйская!», целиком надеясь на незнание «настоящего русского» новоявленным буржуем. Но тут меня окликнул друг , всё ещё ожидавший трамвай: - Слышь, Валер, на закусон твоей любимой поджарки Лидка сготовит! Не опаздывай!». - Не фиг делать! - вполне по-русски ответил я. Мне бы лучше было кивнуть головой: в конец сражённый людской подлостью (с его точки зрения), визави не то завыл, не-то застонал. «Ы-ы-ых, бля!». И его шаткая фигура направилась в сторону могучей русской реки Волги. Невольный стыд обуял меня: уж лучше бы купил ему шкалик! Откуда мне знать, какая заковыка в его судьбе выбила из привычной колеи жизни! Нет, догоню-ка я его. Незнакомец назвался Евгением. Прошли, беседуя до ближайшего летнего кафе. Действительно, как быстро можно потерять всё человеческое в обычном нашем понимании! Ещё два года назад Евгений вполне мог по обличию сойти едва не за интеллигента. И приехал он в этот город в надежде найти приют среди нас, россиян, покинув обжитый Азербайджан. Да и покинул Евгений ставшие родными ему места не по доброй воле: вспыхнула разожжённая кем-то национальная рознь. Жена была из местных и уехал он в Россию один лишь потому, что был русским. Хотел лишь одного: устроиться и привезти семью. А теперь…Что теперь: прописки нету, жилья нету, семьи не стало. Одним словом, - бомж. Когда-то служил на флоте, на Камчатке… Господи, мысленно воскликнул я, да ведь это наш, флотский пропадает! Не дело бросать своих в беде! Так оно и случилось. Не без помощи Василия и флотского братства Евгений нашёл своё пристанище в речном пароходстве и так же, как в бытность на Каспии водит буксиры по Волге-матушке. Вперед Содержание Назад
|
