Важное
Экипаж поднялся на борт первого патрульного ледокола "Иван Папанин"
Линейка комплексов 
|
Глава 2. Чему бывать...По сути, последнюю ночь в нормальном понятии, мы не спали. А в два часа пополуночи спешно сгребли приготовленное и загрузили в подогнанную Михаилом машину. Всё прочее уложили с вечера. Попрощались с жёнами и в путь. Ночные улицы Омска казались нам бестактно залитыми светом и лакейски ухоженными.Гаишник у моста через Иртыш с уважением посмотрел на нас, одетых в собачьи шапки, унты и прочие полушубки и, проверив документы, сказал: «Далековато вы в эдакую морозяку двинулись! Побереглись бы…». С тем и откозырял. Отъехав, для поднятия настроения, я траванул несколько анекдотов и одну быль про дальнобойщиков. Такие же, как мы, отъезжая в рейс ночью, выпили самогона «на дорожку» как всегда. А заели редькой с квасом. Так, мол ГАИ не учует спиртной дух. Так же, как и нас, тормознули у моста на выезде. Глянули документы и, походя спросили, не выпили ли? Дыхните, мол. Ну и «дыхнули» разом. Постовой отпрянул, изумившись: «Вы что, говно ели?!» Посмеялись. - Миш, цепи где обуем? Асфальт-то до Тюкалы…, - нарушил я молчание. - А после неё и обуемся. Да подзаправимся чутка. Дальше где ещё сподобится! Кабина у нашего ЗИЛка была не подстать северным - одинарная, не утеплённая. Но печка грела на совесть и было жарко в наших полушубках и унтах. Вот только аккумулятор не поменяли…Жаль. Хотя свистящий за стеклом ледяной ветер был будто и не про нас. Асфальтное полотно поднималось над заснеженными полями. И студёная позёмка аккуратно вылизывала его дочиста. Километры сами наматывались на спидометр. А я травил анекдоты, веселя своего напарника и себя тоже. Уж больно задорно смеялся Мишаня. Всё чаще попадались берёзовые колки и лесопосадки снегозадержания. Какая-то ворона, сдуру видно, летела вровень с кабиной, будто спохватившись, ругнулась по-вороньему, каркнула и взмыла вверх, да в сторону перелеска. И чего разлеталась? Сидела бы где в скирде соломы, в тепле, коротая жёсткую сибирскую зиму! Занималось рассветное зарево. Таким же оно было в 1949 году, когда мы летели на Крайний Север с невесть откуда взявшимся отцом. Он заехал к нам с бабушкой как бы в виде постояльца на ночь. В ту пору чаще ездили на санях. Лошадь под покрытой изморозью попоной, кошовка с сеном, кнут и ружьё. Районные уполномоченные (были такие должности) чаще ездили с наганами, либо маузерами: волки об эту пору погуливали. А постоялец был с простым одноствольным ружьём. Назвался Аркадием. И нам с бабкой было нипочём не догадаться, что проезжий и есть не кто иной, как мой отец. Слышали о нём в деревне, что он где-то на Севере большим начальником работает. И всё. Поели картошки с бараниной, они с бабушкой распили «чекушку». Спали на полатях, бабушка на печи. Спозаранку гость уже надел дорожный тулуп, дал бабке полусотенную за постой (неслыханные деньги по тем временам!) и предложил мне с ним прокатиться. Кто из деревенских пацанов отказался бы… Изрядно отъехав от деревни, уже по дороге он всё мне и поведал. Что отец он мне родной и хочет забрать с собой на самолёте. В санях был припасён ещё тулупчик. От Омска уже летели на Ту-4 - «летающая крепость». Тогда гражданской авиации как таковой не было, а в Кондинск и севернее летали МБР-2 и американские «Каталина», да «Дуглас». В салоне все сидели в унтах и волчьих тулупах. Холодно. Меня лётчики взяли в кабину. Лётчики были в мехах и казались очень большими, ну просто огромными. Меня поместили в олений мешок с клапаном. Было тепло и очень интересно. Солнце светило во всё небо. Внизу виднелась вроде как серенькая травка. - Гляди, Валерка, а это карликовые берёзки! А во-он там- стадо оленей. Хочешь порулить? И давали мне, скорее всего, лишь подержаться за некую половинку руля. Но всё это было прямо-таки как во сне: жуть, как интересно, и хотелось чтобы сон не кончался. А потом был Салехард: замёрзшие пароходы, олени, нарты, чумы и бескрайняя тундра. Лётчики говорили, что таким же путём летали Анатолий Ляпидевский с экипажем для спасения папанинцев. Все эти события ушли с детством в небытиё. Теперь же мы приближаемся на своём ЗИЛке к тем былым местам. Но насколько? Всё дальше можно было разглядеть окрестности. Предвкушалась экзотика Природы. И на самом деле: на опушке лесочка, что впереди, едва виднелись озорующие зайчишки. Штуки три, а может и четыре. Только странные они: окрасом серые. Машина приблизилась и тут… - Миш, смотри-ка! Вон, вон, - у лесочка, вроде как собаки! Неужто волки?! Мой водила от неожиданности даже крутанул чуть баранку не туда, отчего машина слегка вильнула на встречку. Благо, на трассе никого. - Они, треклятые! Резвятся, греются. Слопали, поди кого… Оно может и так. Только заронились невесёлые мысли: «А ведь слопать-то могут и нас...». Но за лесочком открылась деревенька. - А вот вам и Малиновка! Миш, «скидавай сапоги, власть меняется», - в такт именитой музкомедии оповестил я о разлапистой деревеньке за глубоким кюветом. - И «сапоги» достанем, а заодно чайку хлебнём! Вон она, Тюкала-то... Всё: асфальту и шикарной езде-проминаду пришёл конец. Заправились. Водрузили цепи на колеса, тихо матерясь и сбивая о наледь пальцы. Кожа на руках местами отдиралась, примерзая к металлу домкрата и монтировки. Солнце слепило, а рассветный мороз крепчал. На заправке столбик термометра застыл на отметке 42 градуса Цельсия. Надо поспешать. Далее шла почти грунтовая дорога, слегка сдобренная гравием. Уж лучше бы его не было: промеж камешков задерживался снег . Его трамбовали колёсами и вот вам готовый гололёд! Обнадёживающе бряцали цепи. Временами совершенно неожиданно и беспричинно машину юзило. Мои руки невольно стискивали поручень, неприятный холодок испуга заставлял ёжиться. Уж больно глубокие были кюветы по краям дороги. Скорость едва под сорок километров. Начались тягуны и спуски. Порой было ощущение, что мы тормозим чуть ли не своим телом. Начало садиться солнце, а до Абатска, где мы намеревались переночевать, оставалось более полусотни километров. В низине, где-то впереди, чернел лесок. Начался крутой спуск в глубокую ложбину. При этом дорога сворачивала влево под высокий холм. Справа открылся глубокий овраг. Торможению цепи почти не помогали. Сзади напирал прицепной кузов. Серьга его визжала, выворачивая телегу к оврагу. Мы как по команде открыли двери: прицеп и машину складывало пополам в сторону оврага. Надо было срочно что-то подложить под колёса прицепной телеги… Я судорожно выскочил из машины, тем более, что она будто заваливалась в мою сторону. - Валерка, вон чурбан какой-то ! Тащи его под колесо!!!, - истошно заорал Миша. Чурбан, кусочек полугнилого дерева, булыжник, - всё это, спотыкаясь и скользя, я трясущимися от страха и холода руками втискивал под колёса. Всё более темнело. Из-под снега торчала какая-то коряга. Было рванул её на себя, но тщетно. Попытался второпях ещё раз.. И будто наткнулся на нечто жёсткое, колючее. Поднял глаза и обмер: из чащи со снежного пригорка за мной наблюдали… волки. Впопыхах рванул прочь от леса, к машине! И надо же, что мой ас именно в этот момент нашёл единственно верный в этой ситуации выход: включил первую передачу и отдал тормоз. Машина подалась корпусом вперёд и телега выровнялась. - Быстрее прыгай в кабину! Я больше тормозить не буду! - срывая голос, крикнул напарник. Я и сам инстинктивно понял замысел Михаила: пан или пропал! Стоит только нажать на тормоз, как ситуация повторится. А на второй «дубль» едва ли хватит времени. Сбив колени и едва не потеряв унты, всё-таки рухнул на сиденье. Захлопнул дверь. Страха уже не было, лишь какое-то отчаяние и безысходность: будь, что будет! Об увиденном в чаще промолчал: не до того. Начал закипать радиатор: перегревался мотор. Запросто может заклинить вал. А это уже верная смерть на морозе. Даже если просто факелом жечь бензин, то и это не надолго. Мишка выматерился и врубил вторую передачу. С непривычки дорога понеслась ужасающе быстро. Господи, только бы удержаться на дороге! И когда только кончится этот спуск с поворотом... Конечно же, именно в таких, безысходных случаях мы мысленно, а иной раз и с воплем, молим высшие силы пощадить, спасти нас. Будь мы крещённые или вовсе атеисты. Темень наступила аккурат вровень с окончанием спуска. Кем-то проделанная колея вела прямёхонько в ложбину с лесочком. Туда и свернули. Сил говорить уже не было. Ветер неистовствовал, гудел уже где-то там, поверх берёз. Встали. Двигатель насторожённо, но с облегчением урчал. Молча достал стакан и подал его Мише. Лук, хлеб и водка были тут же, в кабинке. Водка показалась не крепче чая. Бутылка через пять-шесть минут опустела. Но дрожь в теле и ногах не унималась. И было без слов ясно, что нас ждёт ночёвка в лесу. Такой близкий и желанный Абатск был теперь для нас далёк, как Амстердам. Впереди простирались болота и тот самый, пресловутый зимник. Соваться без разбора, а тем более ночью было чистым безрассудством. - Мишань, а я волков видел… - Эка невидаль, я их не только видел, а и отстреливал намедни с кумом. - Да нет, Миш, я только что видел. Там, но косогоре, в лесу. Много их! - Хреново дело, брат. С ними не пошуткуешь. Они и своих не жалуют, коли кровь учуют. Так-то. Костёр надобен. Да поболе, чтоб с искрами до неба. Разжиться бы дровцами, хворостом. Да они вона где - под снегом вмерзшие! Поди, достань! Вот беда-то. Нешто попробовать. А? Но тут даже сквозь шум мотора донёсся леденящий душу вой: «У-у-уэ-ууаа…». Одиночный вой повторился. Вслед за ним, будто спохватившись, завыли по меньшей мере трое-четверо волков. Мы сидели и молча слушали это жуткое песнопение. Не к добру это. - Миша, а ведь это они добычу учуяли, вроде как «большой сбор» скликают…Видно, окружать будут, чтобы исподтишка напасть… Во, влипли! Вперед Содержание Назад
|
.jpg)