Важное
Два российских атомохода прошли под льдами Арктики
Как отремонтировать 
|
Главная / Издания / Литература / Книжная полка / Мурад Мамедов. Опережая смерть, пришло бессмертье...
РЖАВЫЙ ОСКОЛОК В ТРАВЕСвою замечательную книгу о Хаджи-Мурате, человеке большого мужества и отваги, Лев Толстой начинает такими словами:«...Я возвращался домой полями. Стояла самая середина лета. Луга убрали и только что собирались косить рожь...» На краю поля увидел Толстой раздавленный репей и подумал: «...Экая энергия! Куст раздавлен, сломан, вмят в грязь, а один стебель все еще торчит вверх... стоит и не сдается...» Почему все это припомнилось мне теперь у деревни Гостилицы, у совхозных полей: и скошенные луга, подернутые утренними туманами, и раздавленный ропей, который отстаивает жизнь до последнего? Может быть, потому, что Гусейн Алиев любил эту удивительную книгу? Может быть, потому, что поле, и цветы, и молчаливый лес, и случайный ржавый осколок снаряда, затерявшийся в траве у того места, где умер Алиев, снова воскрешают в памяти его историю?.. Я иду вдоль совхозного поля. Ищу хоть какие-нибудь следы войны, следы разыгравшейся здесь когда-то трагедии. Но их нет— Новые, совсем городские дома поднимаются за полями, на которых тарахтят тракторы и работают люди. Многие из них не знают войны. Другие ее почти забыли. Но ведь я и не предполагал, что кто-то вспомнит воздушный бой летом 1941 года. И приземлившийся в этих местах советский истребитель, и окровавленного, умирающего пилота. Я не ждал, что кто-то сведет меня на место, на небольшую лесную полянку, где растет высокая сочная трава и пряно пахнувшие цветы, и скажет: — Вот здесь это и случилось... Нет, я не ждал такого. Нельзя требовать от человеческой памяти невозможного... Но ведь есть воображение. Великое человеческое богатство. Ведь можно лечь на траву и, глядя в голубое небо, представить себе воздушный бой. ...Вот истребитель делает боевой разворот. Идет в атаку. Трасса его пулеметной очереди коснулась плоскости фашистского бомбардировщика. Черный хвост дыма тянется за стервятником. А сам он уходит куда-то за лес. И там, за макушками сосен, глухо взрывается. И еще один падает поблизости и горит. Я вижу разбитую кабину, искореженные плоскости, которые лижет огонь, и бесчувственные тела фашистских пилотов, неудачливых завоевателей». И третий, постыдно удирающий бомбардировщик... А потом грохот и трескотня боя смолкают. И только огромным шмелем гудит в небе мотор истребителя. Вот где-то здесь, совсем рядом, была примята трава самолетом Алиева и кровь его капала на эту траву, когда Гусейна вынимали из разбитой кабины... Я поворачиваюсь на бок. Внимательно осматриваю траву. Карабкается по стебельку трудолюбивый и вечно занятый муравей. Остановился, поводил усиками, словно локаторами, и заспешил дальше по своим муравьиным делам. Белая бабочка на минуту присела на цветок. Сложила крылья. В перелеске птицы завели песню. Должно быть, чижи. Высоко в небе, там, где еще минуту назад видел я подбитый истребитель, запел свою звонкую песню жаворонок... Гостилицы... Интересное, какое-то теплое название. Очень русское и доброе. Придумали его, наверное, еще наши прапрадеды. Самая обычная деревня Ленинградской области. Ничем особенным неприметна. А так ли? На деревенской площади видел я скромный обелиск — памятник героям гражданской войны, героям ожесточенных боев за Петроград. А рядом — другой памятник — героям Великой Отечественной. Тем, кто в 1944-м стоял под Ленинградом, прорывался к Нарве и Таллину. В Гостилицах находится известный на всю область совхоз «Красная Балтика»... ...В небе гудит самолет. Нет! Это уже не плод моей фантазии, а настоящий самолет. Мирный стук его мотора не похож на шмелиное гудение мотора истребителя... Это АН-2, «Аннушка», покачивая крыльями, выплывает из-за леса. Делает разворот и заходит на поля. Самолет сельскохозяйственной авиации. Летчики помогают полеводам. Подкармливают поля. Обычное в наши дни явление. Но для меня появление в чистом небе самолета кажется необычным. Мне все еще видится не мирная «Аннушка», а тупоносый «Ишачок» — И-16... Я слежу за уходящим самолетом и думаю: «Знают ли пилоты, слышали ли они когда-нибудь об Алиеве?! Если б знали: что вот здесь, над этими местами, гремел бой, что здесь он, умирая, посадил самолет... Если б они знали...» Я поднимаюсь с травы. В моих руках — ржавый осколок снаряда. Я нашел его здесь случайно. Среди травы и цветов. Он пролежал много лет никем не замеченный, потому что никому не был нужен... Мне он тоже не нужен, ржавый, исковерканный кусок металла. Он был только толчком. Он помог вспомнить и представить... «Может быть, бросить его на дороге? — размышляю я.— Ребята поднимут... Поднимут ли? Они, наверное, и не поймут, что это такое. Они не поверят, что ржавый кусок стали мог убить человека, разбить мотор самолета, пробить насквозь плоскость. Они не знают, что это такое. Для них снарядный осколок просто ненужная железка... А может быть, это и хорошо? Хорошо, что они не знают что это такое... Наверное, так!» Я возвращаюсь домой лугами. Размахиваюсь и забрасываю кусок ржавого металла, ненужную железку, далеко в траву. Вперед Оглавление Назад
|
