Важное
Начало модернизации "Северной верфи" запланировали на конец 2025 года
Как новое оборудование 
|
Главная / Издания / Литература / Книжная полка / Тарле Евгений Викторович. Экспедиция адмирала Сенявина в Средиземное море (1805—1807)
Возобновление Сенявиным военных действий против французовПредисловиеПервые годы жизни и службы Сенявин и Ушаков Начало средиземноморской экспедиции Освобождение русскими Боко-ди-Каттаро и далматинских славян от французского ига Установление боевого содружества русских и черногорцев Дипломатическая борьба Сенявина с французами и австрийцами из-за Боко-ди-Каттаро Возобновление Сенявиным военных действий против французов Успешные боевые действия русских и черногорцев против наполеоновских войск и окончательное утверждение Сенявина в Боко-ди-Каттаро Восстание в Далмации против французов Начало кампании Сенявина против турок. Поражение англичан в проливах. Неожиданный уход английской эскадры в Египет и отказ англичан поддержать Сенявина Победа русского флота у Афонской горы Последствия Тильзитского договора для Сенявинской экспедиции Сопротивление Сенявина требованиям Наполеона. Дипломатическая борьба Сенявина и Жюно — герцогом д’Абрантесом в Лиссабоне. Появление англичан на рейде Переговоры Сенявина с англичанами. Русско-английская конвенция 4 сентября 1808 г. Эскадра Сенявина в Англии. Нарушение англичанами подписанной конвенции. Возвращение в Россию Сенявин в царской немилости и подозрении в неблагонадежности. Разговор с министром внутренних дел. Декабристы и Сенявин Последние годы жизни Примечания Александр, вопреки ожиданиям Многих дипломатов Европы и прежде всего вопреки ожиданиям Наполеона, отказался ратифицировать договор, заключенный Убри, и велел своему представителю прекратить дальнейшие действия впредь до нового распоряжения. Александр очень благодарил Сенявина. Дело в том, что на далекой от Сенявина центральной европейской политической арене быстро развертывались исторические события громадного значения, и обстановка менялась так часто, что, и близко стоя ко всему происходившему, за ней трудно было уследить. В начале июля 1806 г., когда Убри подписывал свой договор, было одно, а 31 июля, когда Александру представлен был .этот документ для ратификации,— наступило совсем другое. Во-первых, окончательно обнаружилось, что Англия на мир с Наполеоном не пойдет, что надежды, возлагавшиеся в Париже на переход власти к Фоксу после смерти Питта, тщетны и что из переговоров лорда Ярмута ничего не выйдет. Во-вторых, в Пруссии с каждым днем возрастали страх, вражда и жестокое раздражение против Наполеона, создавшего Рейнский союз летом 1806 г., подчинившего себе половину германских государств и не давшего Пруссии обещанного Ганновера. Отношения двора Фридриха-Вильгельма с Наполеоном становились все более напряженными, и серьезно поговаривали об очень близкой войне. В России и царские сановники, и аристократия, и широкие дворянские круги не только не сочувствовали Наполеону, но желали ему поражения и не прощали Аустерлица. Поэтому представлялось необходимым поддержать Пруссию против страшного неприятеля: победа Наполеона могла лишь приблизить его к русской западной границе. Всех этих обстоятельств и соображений было вполне достаточно для царя, чтобы воздержаться от ратификации мира, подписанного Убри, даже если отвлечься от слишком иногда преувеличиваемых некоторыми историками чисто персональных мотивов: аустерлицкая травма еще оказывала болезнетворное действие, а все уступки, на которые пошел Убри, представлялись именно как последствия Аустерлица, потому что этот договор являлся формальным окончанием (очень запоздалым) проигранной в предшествующем году кампании на моравских полях. Вырисовывался неожиданный случай снова выступить на поле брани и загладить Аустерлиц. Все это вместе заставило царя отказаться в августе от ратификации договора, подписанного 8 июля 1806 г. [286] 26 августа (ст. ст.) Сенявин узнал о своем неожиданном и полном торжестве; на эскадру прибыл русский фельдъегерь, привезший повеление Александра от 31 июля (ст. ст.), решительно отменявшее все прежние распоряжения, которые посылались, пока царь еще не остановился на решении отказать в ратификации договора Убри. Итак, война России против Наполеона, прерванная переговорами Убри, возобновилась. На главном театре военных действий, то есть в Восточной Пруссии, она началась фактически лишь в ноябре (1806 г.), а Сенявин начал ее уже очень. скоро после получения радостного для него известия в сентябре 1806 г. Его дерзкое неповиновение царской воле было вполне оправдано; русские военные позиции не были уступлены, и генералам Мармону и Лористону предстояла нелегкая и очень долгая борьба. Мармон узнал раньше, чем Сенявин, что Александр не пожелал ратифицировать русско-французский проект мирного договора, подписанный Убри 8 июля 1806 г., и он всячески торопился вынудить Сенявина к сдаче Боко-ди-Каттаро. Но 7 (19) сентября Сенявин получил уже и официальный документ: повеление Александра от 12 (24) августа о возобновлении военных действий против французов. Уже 14 (26) сентября черногорцы под предводительством владыки Петра Негоша подошли к французскому лагерю и, поддержанные вылазкой из Боко-ди-Каттаро и русский флотом, обстрелявшим с моря Пунта д'Остро, обратили французов в бегство, остановить которое Мармону не удалось. Мало того, на другой день, 15 (27) сентября, наступление возобновилось, и Мармон был еще дальше отогнан от города. Трудная была эта затянувшаяся борьба с крупным отрядом, находившимся в распоряжении Мармона. И все-таки очень долго французы ровно ничего не могли поделать. Черногорцы с момента прихода сенявинской эскадры сражались с утроенной энергией и уверенностью. Наполеон раздражался и рекомендовал своему маршалу покончить с “разбойниками” и “варварами” черногорцами. Но, сидя в Париже, легко было давать эти советы. Мармон, при: всей своей самоуверенности, так часто переходившей у неге в необузданное хвастовство, все же стал в. конце концов понимать, что справиться с “разбойничьим гнездом” на Черной Горе — дело необычайно трудное. Вообще широкие планы Наполеона, клонившиеся к завоеванию Далмации и Черногория, были сведены русским сопротивлением в 1806 г. к нулю. Завоевателю пришлось ждать середины 1807 г., когда он получил по договору в Тильзите то, что ему не захотел отдать и не отдал Сенявин. А программа [287] относительно Черногории у Наполеона была вполне определенная. Вице-король Италии принц Евгений сообщил генералу Мармону еще 2 августа 1806 г. приказ Наполеона, в котором говорилось следующее: “После того как пройдут большие (летние) жары, пусть генерал Мармон соберет все свои силы и, имея двенадцать тысяч человек, нагрянет на черногорцев, чтобы отплатить им за все содеянные ими варварские поступки. Пока эти разбойники не получат хороший урок, они всегда будут готовы выступить против нас”. Но Наполеон рекомендует осторожность в войне против черногорцев. Он приказывает Мармону “хитрить ((dissimuler) с черногорским епископом, а около 15 или 20 сентября, когда наступит прохлада и он примет все предосторожности и усыпит своих врагов, он соберет двенадцать или пятнадцать тысяч человек, способных воевать в горах, с несколькими пушками и раздавит черногорцев”{1}. Мармон укрепился в Рагузе и старался создать себе там прочную базу ввиду предстоящей борьбы с Сенявяным, которую он стал считать неизбежной. “Я бесконечно много раз требовал от адмирала, чтобы он выдал мне Боко-ди-Каттаро, но его ответы, всегда рассчитанные на откладывание, показывали его недобросовестность, и я должен был не доверять и наперед готовить средства, чтобы бороться с этим”,— писал он. Придвигаясь все ближе к Боко-ди-Каттаро, Мармон занял в двух милях от этого города небольшой порт Молонту и высадил артиллерию яа мыс Пунта д'Остро — к западу от залива, в глубине которого находится Боко-ди-Каттаро. Русские начали обстреливать французов, строивших батарею в этом пункте. “Адмирал не переменил своего тона и, напротив, объявил, что у него есть приказ охранять Боко-ди-Каттаро: это означало продолжение войны”,— пишет Мармон. Он недолго оставался в недоумении: “Эти мои операции были в разгаре, когда я получил одновременно известие, что русский император отказался ратифицировать договор, подписанный Убри, и приказ войти в Далмацию и занять наблюдательную позицию перед австрийцами, озаботившись предварительно защитой Рагузы”. А так как Сенявин продолжал обстреливать Пунта д'Остро, то даже убрать оттуда только что выстроенную французами батарею было трудно. “Я не мог убрать мою материальную часть иначе, как только с согласия адмирала”,— признается маршал Мармон. “Я послал на его корабль заявление, что батарея была предназначена исключительно для защиты устьев (Каттаро), на передачу которых я имел основание рассчитывать, но так как обстоятельства изменились, то я соглашаюсь увезти мою артиллерию с Пунта д'Остро при условии, что он не будет чинить никаких препятствий; он обязался — и (мы) взялись за работу”. Тут [288] Мармон “стилизует” (рассказ. Ничего Сенявин не “обязался” делать, а просто маршал хочет скрыть полный провал своего предприятия на Пунта д'Остро, свалив все на мнимое вероломство русского адмирала: “Когда батареи были уже оголены и пушки погружены на барки, Сенявин переменил свое мнение... Я приказал тогда бросить пушки в море, а порох, ядра и все то, что можно было унести легко,— перенесть сухим путем, остальное было уничтожено. Это начало кампании никуда не годилось”,— справедливо замечает Мармон{2}. Но он надеялся взять реванш в будущем. Раздражали и беспокоили французов и отважные действия сенявинской эскадры на Адриатическом море, где русский флот буквально установил полное господство. В течение всей осени 1806 г. Сенявин посылал свои корабли перехватывать на Адриатическом море французские и итальянские торговые суда и наносил большой урон неприятельской торговле и снабжению портов, находившихся во власти Наполеона. “...Сенявин употребил все свое внимание на деятельнейшее нанесение вреда неприятелю помощию флота, недопущением никаких пособий к нему через море и истреблением его торговли. Наши корабли ежегодно приводили призы. К концу октября осуждено было оных трибуналом кастельновским более чем на два миллиона рублей. В плену у нас находились 1 генерал, 2 полковника, 150 штаб- и обер-офицеров и до 3000 солдат. Но важнейшее приобретение состояло в перехвачении 370 инженерных офицеров с ротой саперов, коих Наполеон, заключив мир с Россией, послал в Боснию и в Константинополь для делания укреплений по снабженным от него же планам, кои также достались нам в руки”{3}. С каждым месяцем эти действия флота становились все более значительными. Сенявинский флот вредил прежде всего итальянской торговле, и немудрено, что вице-король с тревогой следил за действиями русского адмирала на суше и на море. 8 сентября 1806 г. принц Евгений, вице-король Италии, получив известие, что царь отказался ратифицировать мирный договор с Францией, спешит уведомить об этом Мармона, Тогда же он сообщил Мармону и слух, будто бы Россия объявила войну Турции. Но слух этот был преждевременным. А пока Евгений не скрывает своего беспокойства. Что делать? Сенявин оказался и хитрее и сильнее, чем французы думали, и с этим приходилось считаться. “Так как я предполагаю, господин генерал Мармон, что вы еще не могли овладеть Каттаро, то я спешу вас предупредить, что теперь уже прошло время это сделать”,— пишет принц Евгений Мармону 24 сентября 1806 г. Предвидится выступление Пруссии против Наполеона, а “враг усилится и подкрепится всеми способами”. Следует, укрепив [289] Рагузу и оставив там генерала Лористона с отрядом, самому Мармону уйти в город Зару (в Далмации) и там с большею частью войск укрепиться. Вице-король полагает, что “в этой области война должна уже стать только оборонительной”{4}. Вообще же Мармону рекомендуется “потихоньку” (tout doucement) отступать к Далмации, то есть подальше от Сенявина с его бокезцами и черногорцами. А между тем, как надеялся вице-король еще в июле и августе, что Сенявин сдаст свои позиции! “Напрасно наемные журналисты старались всех уверить, что Катаро взята, о чем в Венеции в театре и барабанном бое объявили, напротив того, скоро везде узнали, что Сенявин, не дав обмануть себя переговорами, разбил славных генералов и остался спокойным обладателем провинции Катарской”,— пишет В. Броневский{5}. Военные действия Сенявин возобновил немедленно. Французы, как уже сказано, стояли на мысе Пунта д'Остро, который находится у входа в Бокезский залив из Адриатического моря. Сюда Мармон имел неосторожность привезти несколько орудий большого калибра. Когда получено было известие об отказе Александра ратифицировать договор Убри, Сенявин “на другой же день посадил на гребные суда отряд из 1000 человек”, напал на Пунта д'Остро, отрезав французам пути отступления к Рагузе, и “почти без сопротивления взял их батареи и отряд французов, на них бывший”{6}. Начиная военные действия против французов, Сенявин отдавал себе полный отчет в их важности и трудности. 14 сентября он изложил свои соображения по этому поводу в докладе Павлу Васильевичу Чичагову, управлявшему тогда морским ведомством. Необходимость занятия русскими Боко-ди-Каттаро Сенявин прежде всего объяснял с политико-стратегической точки зрения, имея в виду борьбу с Турцией и Наполеоном. Хотя бокезцы всецело желали упрочения России в их городе и области, русским нельзя было положиться только на помощь этих славянских народов, храбрых в бою, но не привыкших к регулярной войне и неохотно отдалявшихся от своих домов и семейств. Поэтому без серьезных русских регулярных воинских сил не обойтись, если придется длительно отстаивать эту землю от такого сильного врага, как французы. Ввиду этого Сенявин настойчиво указывал Чичагову (очевидно, для непосредственного доклада царю), что необходимо значительно увеличить отряд, находившийся в его распоряжении, а для того, чтобы успешно бороться с французами, нужно эту значительную армию регулярно снабжать всем необходимым. Сделать же это было возможно, пока сохранялся мир [290] с турками, через Босфор и Дарданеллы: Херсон, Одесса и Николаев явились бы в таком случае базами снабжения для русской армии, воюющей в Далмации и борющейся за Боко-ди-Каттаро и Рагузу. Но “если запрут нам Константинопольский пролив, — писал Сенявин,— то войска и эскадра останутся здесь в самом затруднительном и бедственном положении”. Другое условие успешной борьбы с французами заключалось в том, чтобы французские силы были заняты войной на севере. Иначе они, владея Италией и находясь в Далмации, могут подвезти очень большие силы, переведя их сюда также из армии, которая находилась у них в германских землях, а также “из самой Франции”. Для обороны у русских пока “способов” мало, всего около трех тысяч регулярных войск. Но если французы “принуждены будут обратить главную свою силу в другую сторону и невозможным им сделается посылать сикурсы, то мы, получив некоторое подкрепление сухопутных войск, вместе со здешними народами можем не только побудить французов к оставлению рагузинской области, но и в состоянии будем далее распространить наши подвиги, и до самой Истрии”. Другими словами, Сенявин очень надеялся на предстоявшую войну Наполеона против Пруссии, что позволило бы удержать Боко-ди-Каттаро в русских руках. Иначе “мы можем лишиться всего нашего влияния у бокезов, черногорцев и других славянских народов”{7}. Одно желание Сенявина исполнилось. Наполеон оказался надолго занят “на севере” войной сначала против Пруссии (с конца сентября 1806 г.), а потом (с ноября 1806 г. до середины июня 1807 г.) против Пруссии и России и послать большую армию на далматинское побережье не счел возможным. Но второе условие, требовавшееся, по мнению Сенявина, для прочности русской позиции на Адриатическом море, не осуществилось: между Турцией и Россией, как увидим дальше, вспыхнула война, закрывшая для русских судов Босфор и Дарданеллы.
|
