Важное
Главное в военных СМИ за неделю: первый полк С-500, "спасательный" жилет для пилотов, готовность четвертого "Ясеня-М"
КМЗ показал 
|
Главная / Издания / Литература / Книжная полка / Тарле Евгений Викторович. Экспедиция адмирала Сенявина в Средиземное море (1805—1807)
Переговоры Сенявина с англичанами. Русско-английская конвенция 4 сентября 1808 г.ПредисловиеПервые годы жизни и службы Сенявин и Ушаков Начало средиземноморской экспедиции Освобождение русскими Боко-ди-Каттаро и далматинских славян от французского ига Установление боевого содружества русских и черногорцев Дипломатическая борьба Сенявина с французами и австрийцами из-за Боко-ди-Каттаро Возобновление Сенявиным военных действий против французов Успешные боевые действия русских и черногорцев против наполеоновских войск и окончательное утверждение Сенявина в Боко-ди-Каттаро Восстание в Далмации против французов Начало кампании Сенявина против турок. Поражение англичан в проливах. Неожиданный уход английской эскадры в Египет и отказ англичан поддержать Сенявина Победа русского флота у Афонской горы Последствия Тильзитского договора для Сенявинской экспедиции Сопротивление Сенявина требованиям Наполеона. Дипломатическая борьба Сенявина и Жюно — герцогом д’Абрантесом в Лиссабоне. Появление англичан на рейде Переговоры Сенявина с англичанами. Русско-английская конвенция 4 сентября 1808 г. Эскадра Сенявина в Англии. Нарушение англичанами подписанной конвенции. Возвращение в Россию Сенявин в царской немилости и подозрении в неблагонадежности. Разговор с министром внутренних дел. Декабристы и Сенявин Последние годы жизни Примечания В августе 1808 г. французы ушли из Лиссабона на английских транспортах, и англичане заняли Лиссабон. Сцена осталась та же: Лиссабон и устье реки Тахо. Но действующие лица долгой драмы сенявинского возвращения на родину переменились. Вместо герцога д'Абрантеса с его войском перед Сенявиным был английский адмирал Коттон со своим флотом. Нужно сказать, что уже во второй половине июля 1808 г. по инициативе англичан начались сношения между Сенявиным и английской блокирующей эскадрой. Англичане проведали о происходящем между генералом Жюно и Сенявиным конфликте и решили ковать железо, пока горячо, и, побудив Сенявина перейти на их сторону, нанести тяжкий удар франко-русскому союзу. Даже если бы царь впоследствии дезавуировал Сенявина, все равно на Пиренейском полуострове утвердилось бы мнение, что русские — враги, а не друзья Наполеона. Адмирал Коттон, начальник блокировавшей устье Тахо английской эскадры, решил попробовать: не попадется ли Сенявин в сети? 16 июля русский адмирал получил “через некоего португальца” письмо от Коттона с предложением прислать своих представителей для переговоров. 18 июля ездившие от Сенявина к адмиралу Коллингвуду его представители — коллежский советник Засс и флаг-офицер Макаров — вернулись на свою эскадру и доложили следующее. Адмирал Коттон уведомлял Сенявина о том, что, во-первых, его начальник, лорд Коллингвуд, извещает об уже начавшихся со стороны французов неприязненных действиях против России и о задержании во французских портах всех русских судов, туда зашедших, и, во-вторых, что русский император, завладев [342] Шведской Финляндией, приостановил военные действия против Швеции и ведет мирные переговоры как со Швецией, так и с Англией. Для пущего подтверждения своих слов Коттон прочел вслух письмо, якобы полученное им от лорда Коллингвуда. При этом Коттон “утвердительно говорил, что в теперешнее время непременно последовал уже мир между Англией и Россией”. Но хитроумная затея не удалась: Дмитрий Николаевич так же мало поддался англичанину, как он перед тем мало поддавался французу. Выслушав рассказ Макарова и Засса об их свидании с Коттоном, Сенявин остался непоколебим: “Я не следовал никогда таковым и подобным извещениям, а всегда, не переменяя поведения моего, руководствовался только высочайшими вашими, августейший монарх, инструкциями, а потому оставил английского адмирала без ответа”{1}. Конечно, “августейший монарх” был очень рад, что Сенявину, а не ему, пришлось решать этот труднейший и опаснейший вопрос: спасать эскадру от англичан и вместе с тем не разрушить еще очень нужный тильзитский союз, упорно отказывая Жюно в его настойчивых, повторных, раздраженных требованиях. Одно дело — отказы русского адмирала французскому генералу, совсем другое — отказ русского императора французскому императору. Во всяком случае Сенявин не лгал, когда писал потом Жюно, что никакого соглашения с англичанами у него не было. После ухода французов приходилось думать о том, как бы английские власти не объявили эскадру своей военной добычей, а русского адмирала со всеми экипажами судов — военнопленными, так как Англия считала себя в тот момент формально находящейся в состоянии войны с Россией. Позиция Сенявина в этот критический момент переговоров с англичанами очень усиливалась аргументом, которым он так предусмотрительно запасся, борясь против домогательств Жюно: “Мое поведение в течение десяти месяцев пребывания в Лиссабоне, мои постоянные отказы принимать хотя бы малейшее участие в предлагавшихся мне враждебных мерах (против англичан — Е. Т.), и именно 12 августа, когда генерал Келлерман явился на мой корабль от имени главнокомандующего генерала Жюно, чтобы обязать меня совместно с французскими войсками занять форты и защищать Лиссабон,— все эти мотивы поддерживают меня в твердом убеждении, что ваше превосходительство примет во внимание вышеуказанные обстоятельства и что законное нейтральное положение будет соблюдено относительно моей эскадры, пока она будет находиться в р. Таго”,— так писал Сенявин английскому адмиралу{2}. Сенявин заявил далее Коттону, что после ухода французских оккупантов Лиссабон возвращается в законное [343] португальское владение, а так как Россия не находится с Португалией в состоянии войны, то он считает себя и свою эскадру находящимися в нейтральном порту{3}. Этот ход Сенявина был очень искусным. Ведь англичане явились в Португалию, торжественно провозгласив перед всем миром, что их цель — освобождение Португалии от наполеоновского захвата и возвращение ее законному правительству, бежавшему от Наполеона в Бразилию. Юридически позиция Сенявина была, таким образом, непререкаемо правильной и обязательной для англичан. После некоторой проволочки командующий английской эскадрой Коттон ответил, что он велел вывесить на фортах британские флаги и что он не считает Лиссабон нейтральным портом. Это несколько позже категорически, в письменной форме подтвердил прибывший на флагманский корабль Сенявина “Твердый” по поручению адмирала Коттона контр-адмирал Чарлз Тайлер{4}. Между тем сухопутные войска англичан подходили и подходили к городу, а их эскадра приближалась к русской. Об этом критическом моменте Сенявин доносил потом царю: “Таким образом, будучи стесняем со всех сторон несоразмерно превосходнейшими неприятельскими силами и удобствами для них и, был уверен, что при малейшем со стороны моей упорствовании эскадра, высочайше мне вверенная, должна непременно истребиться или достаться во власть неприятеля, не сделав никакой чести и пользы для службы вашей, всеавгустейший монарх, с другой стороны, находил выгоду купно с честию поддаться на предложения неприятельские”{5}. Англичане могли бы истребить эскадру Сенявина. Но именно сознание, что он ни за что не согласится на безусловную сдачу и что предстоит кровавый бой, заставило Коттона пойти на переговоры и после довольно упорных споров признать необходимость подписать с русским адмиралом особую конвенцию. 4 сентября она была подписана Коттоном. Основное требование Сенявина было принято адмиралом Коттоном: русская эскадра не считается взятой в плен, она отправится в Англию и будет там находиться до заключения мира между Англией и Россией, после чего и возвратится в Россию с тем же экипажем и со всем тем корабельным имуществом, которые на ней будут в момент подписания конвенции. Что заставило адмирала Коттона пойти на условия Сенявина? То соображение, что с Россией, несмотря ни на что, следует очень считаться, потому что еще весьма возможен новый поворот в пользу Англии, а поэтому лучше не раздражать русских таким актом, как потопление эскадры. Повлияло и искусное дипломатическое лавирование Сенявина, позволившее ему [344] не соглашаться, несмотря ни на какие угрозы, с требованиями Жюно о выступлении против англичан. Это и дало возможность Коттону впоследствии утверждать, что он не мог рассматривать Сенявина как врага, фактически воевавшего против Англии. Слова Сенявина во время устных переговоров, что он “под стенами Лиссабона, без пользы для англичан и к разорению того города, которого государь (состоит) в миролюбивом положении с российским императором, взорвет свои корабли и не сдаст ни одного корабля”, сильно повлияли на Коттона{6}. Все условия подготовлявшейся конвенции были оговорены при личном свидании Сенявина с представителем Коттона 21 августа 1808 г. В сопроводительном письме, написанном в тот же день, Сенявин снова внушительно напоминает англичанину, что в тот момент, когда жестокая буря в океане загнала русскую эскадру в устье Тахо, Португалией еще управлял принц-регент, который и гарантировал гостеприимный прием. Потом, когда французы, занявшие Лиссабон, требовали участия Сенявина в военных действиях против англичан, русский адмирал отказал. Теперь англичане владеют Лиссабоном, следовательно, они должны бы обращаться с русской эскадрой дружественно{7}. Представляя Сенявину текст конвенции, адмирал Коттон писал, что эта конвенция составлена так, чтобы все было сделано “самым деликатным образом (the mode of so doing subjects of a most delicate nature)” и именно так,— прибавлял Коттон,— “чтобы менее всего могли бы быть оскорблены чувства вашего превосходительства (in the manner least likely to wound your Excellence's feelings)”{8}. Эти детали уже сами по себе являлись исключительным доказательством, до какой степени Сенявину удалось в самых критических, самых опасных условиях оградить не только свою эскадру, но и честь и достоинство русского флага. Сенявин настоял, чтобы в “конвенцию 4 сентября” (нов. ст.) был включен пункт, по которому сам он и все его офицеры, матросы и солдаты (морской пехоты) могут возвратиться немедленно в Россию без всяких условий, то есть имеют право, вернувшись, хоть сейчас принять участие в военных действиях против Англии. Много потом нареканий пало на Коттона в Англии за то, что он уступил Сенявину в атом вопросе. Во французской историографии о судьбе сенявинской эскадры с давних пор повторяется старая фальсификация Тьера, который излагает события так: “Они (англичане — Е. Т.) отказались обойтись с адмиралом Сенявиным так хорошо, как этого требовал Жюно, больше во имя щепетильной [345] чести (par un scrupule d'honneur), чем по велению долга, так как этот адмирал, который мог бы спасти общее дело, помогая французам, погубил его, отказавшись это сделать, и не заслуживал нисколько, чтобы из-за него были затруднены переговоры. Тем не менее Жюно потребовал, чтобы русский адмирал получил свободу удалиться в северные моря со своим флотом, и Жюно грозил предать все огню и крови и отдать Лиссабон наполовину разрушенным, если (англичане) не уступят в том, чего он требовал”. Здесь все лживо от начала до конца: 1) Жюно и не думал предъявлять подобных “требований” о Сенявине, а потому англичанам не пришлось и “отказывать”. 2) Вовсе не Жюно грозил борьбой, от которой мог бы пострадать Лиссабон, а Сенявин, и никто больше. Все это нагромождение лжи опровергается, впрочем, немедленно самим Тьером, который вдруг добавляет, что Сенявин “к счастью афишировал (afficha) свое желание вести переговоры за свой счет, очевидно, не желая ни в чем одолжаться перед французской армией, от которой он ничего не заслужил. Жюно поспешил согласиться, и тогда, когда главная трудность была устранена, быстро пришли к соглашению”. Так изображает Тьер переговоры, начатые Жюно с англичанами и приведшие к спасению русской эскадры, после того, как Жюно, и пальцем не двинувший, чтобы спасти русских, и даже не уведомивший Сенявина, сел со своим войском на английские суда и отбыл, согласно договоренности с англичанами, в полном составе и со всеми боеприпасами во Францию, где их всех благополучно и высадили{9}. Так писалась на Западе история сенявинской экспедиции! “Правдивость” Тьера в европейской историографии там, где речь идет о России, особенно о русской военной истории, явление не индивидуальное, а общее. Если они не лгут, то стараются совершенно обойти молчанием “неудобные” факты. Офицеры, участники сенявинской экспедиции, всецело одобряли образ действий своего адмирала. У русских было 7 кораблей и один фрегат. А у англичан было тут же 15 превосходно вооруженных кораблей и 10 фрегатов, да еще и артиллерия фортов, уже занятых англичанами и мимо которых пришлось бы русской эскадре пройти. Из английских кораблей 3 было 100-пушечных, остальные 70-пушечные. “Наше положение было критическое, нам предстояла славная и бесполезная для отечества смерть. Сенявин своим решительным отзывом, что он погибнет под стенами Лиссабона, убедил баронета Коттона заключить конвенцию”,— пишет Панафидин, гордящийся тем, что “все войска на кораблях должны возвратиться в Россию без всякого условия насчет нашей службы, сохраняя все почести и с флагами... [346] Итак, мы оставляем Лиссабон, идем вместе с английскими кораблями в Англию под своими флагами, точно как в мирное время. Не хвала ли Сенявину, умевшему вывести нас с такою славою из бедственного нашего положения?”{10}
|
