Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Когда завершится модернизация Северной верфи?

Как продвигается
модернизация
Северной верфи

Поиск на сайте

Часть VI

Страница I

Страница II

Страница III

Страница IV

Страница V



Цветаева Марина Ивановна

        Моряки и певец
        Молитва морю
        Юнге
        Наяда
        С моря


Черный Саша (Гликберг Александр Михайлович)

        Штиль
        Прибой
        Над морем
        Курортное
        Солнце жарит. Мол безлюден...
        В море
        В облаках висит луна...
        Грубый грохот Северного моря...


Эллис (Кобылинский Лев Львович)

        На Vita Nuova Данте
        Бедный юнга


Языков Николай Михайлович

        Корабль
        Маяк
        Морское купанье
        Море
        Нелюдимо наше море...
        Пловец
        Морская тоня
        Водопад


Цветаева Марина Ивановна (1892-1941 гг.)

Зеленоглазая гениальная поэтесса Марина Цветаева всю жизнь гордилась и подчеркивала «морское» происхождение своего имени, ощущала себя безгранично принадлежащей морской стихии. Многие мгновения детства и юности Марины Цветаевой дышали морем. Именно на море, в Коктебеле, в доме Максимилиана Волошина, произошла ее встреча с мужем Сергеем Эфроном. Море в восприятии Цветаевой отождествлялось с мифологией, легендами, собственными чудными воспоминаниями и мечтами, которые, переплетаясь в творчестве, формировали волнующий ритмический и образный узор поэтического полотна ее творчества.

Море в поэтике Цветаевой – образ удивительно всеобъемлющий и многогранный. Это источник и колыбель жизни – каждого конкретного человека и всего человечества. Море – олицетворение стихийной свободы и погружения в глубины бессознательного, творческого, божественного.

Когда Цветаева находилась в эмиграции в Чехии, она безумно страдала оттого, что там не было моря – любимого и спасительного.

Сейчас моря и океаны бороздит пассажирский теплоход, носящий гордое имя русской поэтессы – «Марина Цветаева».



Моряки и певец


Среди диких моряков - простых рыбаков
Для шутов и для певцов
Стол всегда готов.

Само море нам - хлеб,
Само море нам - соль,
Само море нам - стакан,
Само море нам - вино.

Мореходы и певцы - одной материи птенцы,
Никому - не сыны,
Никому - не отцы.

Мы - веселая артель!
Само море - нам купель!
Само море нам - качель!
Само море - карусель!

А девчонка у нас – Заведется в добрый час,
Лишь одна у нас опаска:
Чтоб по швам не разошлась!

Бела пена - нам полог,
Бела пена - нам перинка,
Бела пена - нам подушка,
Бела пена - пуховик.


Молитва морю


Солнце и звезды в твоей глубине,
Солнце и звезды вверху, на просторе.
Вечное море,
Дай мне и солнцу и звездам отдаться вдвойне

Сумрак ночей и улыбку зари
Дай отразить в успокоенном взоре.
Вечное море,
Детское горе мое усыпи, залечи, раствори.

Влей в это сердце живую струю,
Дай отдохнуть от терпения - в споре.
Вечное море,
В мощные воды твои свой беспомощный дух
предаю!


Юнге


Сыплют волны, с колесами споря,
Серебристые брызги вокруг.
Ни смущения в сердце, ни горя, -
Будь счастливым, мой маленький друг!

В синеву беспокойного моря
Выплывает отважный фрегат.
Ни смущения в сердце, ни горя, -
Будь счастливым, мой маленький брат!


Наяда


Проходи стороной,
Тело вольное, рыбье!
Между мной и волной,
Между грудью и зыбью -

Третье, злостная грань
Дружбе гордой и голой:
Стопудовая дань
Пустяковине: полу.

Узнаю тебя, клин,
Как тебя ни зови:
В море - ткань, в поле - тын,
Вечный третий в любви!

Мало - злобе людской
Права каменных камер?
Мало - деве морской
Моря трепетной ткани?r> Океана-Отца
Неизбывных достатков -
Пены - чудо-чепца?
Вала - чудо-палатки?

Узнаю тебя, гад,
Как тебя ни зови:
В море - ткань, в горе - взгляд, -
Вечный третий в любви!

Как приму тебя, бой,
Мне даваемый глубью,
Раз меж мной - и волной,
Между грудью - и грудью...

- Нереида! - Волна!
Ничего нам не надо,
Что не я, не она,
Не волна, не наяда!

Узнаю тебя, гроб,
Как тебя ни зови:
В вере - храм, в храме - поп, -
Вечный третий в любви!

Хлебопек, кочегар, -
Брак без третьего между!
Прячут жир (горе бар!)
Чистым - нету одежды!

Черноморских чубов:
- Братцы, голые топай! -
Голым в хлябь и в любовь,
Как бойцы Перекопа -

В бой...
Матросских сосков
Рябь. - "Товарищ, живи!"
...В пулю - шлем, в бурю - кров:
Вечный третий в любви!

Побережья бродяг,
Клятвы без аналоев!
Как вступлю в тебя, брак,
Раз меж мною - и мною ж -

Чту? Да нос на тени,
Соглядатай извечный -
(Свой же). Всё, что бы ни -
Что? Да всё, если нечто!

Узнаю тебя, бic,
Как тебя ни зови:
Нынче - нос, завтра - мыс, -
Вечный третий в любви!

Горделивая мать
Над цветущим отростком,
Торопись умирать!
Завтра - третий вотрется!

Узнаю тебя, смерть,
Как тебя ни зови:
В сыне - рост, в сливе - червь:
Вечный третий в любви.

Понтайяк, 1 августа 1928


С моря


С Северо-Южным,
Знаю: неможным!
Можным — коль нужным!
В чем-то дорожном,

— Воздухокрутом,
Мчащим щепу! —
Сон три минуты
Длится. Спешу.

С кем — и не гляну! —
Спишь. Три минуты.
Чем с Океана —
Долго — в Москву-то!

Молниеносный
Путь — запасной:
Из своего сна
Прыгнула в твой.

Снюсь тебе. Четко?
Гладко? Почище,
Чем за решеткой
Штемпельной? Писчей —

Стою? Почтовой —
Стою? Красно?
Честное слово
Я, не письмо!

Вольной цезуры
Нрав. Прыгом с барки!
Что без цензуры —
Даже без марки!

Всех объегоря,
— Скоропись сна! —
Вот тебе с моря —
Вместо письма!

Вместо депеши.
Вес? Да помилуй!
Столько не вешу
Вся — даже с лирой

Всей, с сердцем Ченчи
Всех, с целым там.
Сон, это меньше
Десяти грамм.

Каждому по три —
Шесть (сон взаимный).
Видь, пока смотришь:
Не анонимный

Нос, твердозначен
Лоб, буква букв —
Ять, ять без сдачи
В подписи губ.

Я — без описки,
Я — без помарки.
Роз бы альпийских
Горсть, да хибарка

На море, да но
Волны добры.
Вот с Океана,
Горстка игры.

Мало - по малу бери, как собран.
Море играло. Играть — быть добрым.
Море играло, а я брала,
Море теряло, а я клала

За ворот, за щеку, — терпко, морско!
Рот лучше ящика, если горсти
Заняты. Валу, звучи, хвала!
Муза теряла, волна брала.

Крабьи кораллы, читай: скорлупы.
Море играло, играть — быть глупым.
Думать — седая прядь! —
Умным. Давай играть!

В ракушки. Темп un petit navir`a *
Эта вот — сердцем, а эта — лирой,

Эта, обзор трех куч,
Детства скрипичный ключ.

Подобрала у рыбацкой лодки.
Это — голодной тоски обглодки:

Камень — тебя щажу, —
Лучше волны гложу,

Осатанев на пустынном спуске.
Это? — какой-то любви окуски:

Восстановить не тщусь:
Так неглубок надкус.

Так и лежит не внесенный в списки.
Это — уже не любви — огрызки:

Совести. Чем слезу
Лить-то — ее грызу,

Не угрызомую ни на столько.
Это — да нашей игры осколки

Завтрашние. Не видь.
Жаль ведь. Давай делить.

Не что понравится, а что выну.
(К нам на кровать твоего бы сына
Третьим — нельзя ль в игру?)
Первая — я беру.

Только песок, между пальцев, ливкий.
Стой-ка: какой-то строфы отрывки:
«Славы подземный храм».
Ладно. Допишешь сам.
Только песок, между пальцев, плёский.
Стой-ка: гремучей змеи обноски:
Ревности! Обновясь
Гордостью назвалась.

И поползла себе с полным правом.
Не напостовцы — стоять над крабом
Выеденным. Не краб:
Славы кирпичный крап.

Скромная прихоть:
Камушек. Пемза.
Полый как критик.
Серый как цензор

Над откровеньем.
— Спят цензора! —
Нашей поэме
Цензор — заря.

(Зори — те зорче:
С током Кастальским
В дружбе. На порчу
Перьев — сквозь пальцы...

«Вирши, голубчик?
Ну и черно!»
И не взглянувши:
Разрешено!)

Мельня ты мельня, морское коло!
Мамонта, бабочку, — всё смололо
Море. О нем — щепоть
Праха — не нам молоть!

Вот только выговорюсь — и тихо.
Море! прекрасная мельничиха,
Место, где на мели
Мелочь — и нас смели!

Преподаватели! Пустомели!
Материки, это просто мели
Моря. Родиться (цель —
Множиться!) — сесть на мель.

Благоприятную, с торфом, с нефтью.
Обмелевающее бессмертье —
Жизнь. Невпопад горды!
Жизнь? Недохват воды

Надокеанской.
Винюсь заране:
Я нанесла тебе столько дряни,
Столько заморских див:
Всё, что нанес прилив.

Лишь оставляет, а брать не просит.
Странно, что это — отлив приносит,
Убыль, в ладонь, дает.
Не узнаешь ли нот,

Нам остающихся по две, по три
В час, когда бог их принесший — отлил,
Отбыл... Орфей... Арфист...
Отмель — наш нотный лист!

— Только минуту еще на сборы!
Я нанесла тебе столько вздору:
Сколько язык смолол, —
Целый морской подол!

Как у рыбачки, моей соседки.
Но припасла тебе напоследки
Дар, на котором строй:
Море роднит с Москвой,

Советороссию с Океаном
Республиканцу — рукой шуана —
Сам Океан-Велик
Шлет. Нацепи на шлык.

И доложи мужикам в колосьях,
Что на шлыке своем краше носят
Красной — не верь: вражду
Классов — морей звезду!

Мастеровым же и чужеземцам:
Коли отстали от Вифлеемской,
Клин отхватив шестой,
Обречены — морской:

Прабогатырской, первобылинной.
(Распространяюсь, но так же длинно
Море — морским пластам.)
Так доложи ж властям

— Имени-звания не спросила —
Что на корме корабля Россия
Весь корабельный крах:
Вещь о пяти концах.

Голые скалы, слоновьи ребра...
Море устало, устать — быть добрым.
Вечность, махни веслом!
Влечь нас. Давай уснем.

Вплоть, а не тесно,
Огнь, а не дымно.
Ведь не совместный
Сон, а взаимный:

В Боге, друг в друге.
Нос, думал? Мыс!
Брови? Нет, дуги,
Выходы из —

Зримости.

Вандея, St. Gilles-sur-Vie, Май 1926 г.

* Речь идет о детской песенке (фр.).


Черный Саша (Гликберг Александр Михайлович) (1880 – 1932 гг.)

Саша Черный известен российскому читателю преимущественно, как поэт-сатирик, автор блестящих стихотворных фельетонов, публиковавшихся в журнале «Сатирикон». Однако, лира Саши Черного была не только язвительно-саркастической: мало, кто сегодня помнит, что поэт писал еще и прекрасные стихи для детей, и прекрасную лирику. Родившийся в Одессе, поэт часто обращается в своей поэзии к морю. Саша Черный – непревзойденный мастер пейзажной и бытовой детали. Читая его стихи, можно глазами поэта подметить разные оттенки моря, почувствовать его соленый запах, грудью ощутить силу штормов. Но, даже описывая торжество стихии над человеком, поэт всегда сохраняет чувство юмора, и относится к происходящему с крошечной толикой сарказма.



ШТИЛЬ


Море дремлет... Солнце стрелы
С высоты свергает в воду,
И корабль в дрожащих искрах
Гонит хвост зеленых борозд.

У руля на брюхе боцман
Спит и всхрапывает тихо.
Весь в смоле, у мачты юнга,
Скорчась, чинит старый парус.

Сквозь запачканные щеки
Краска вспыхнула, гримаса
Рот свела, и полон скорби
Взгляд очей - больших и нежных.

Капитан над ним склонился,
Рвет и мечет и бушует:
"Вор и жулик! Из бочонка
Ты стянул, злодей, селедку!"

Море дремлет... Из пучины
Рыбка-умница всплывает.
Греет голову на солнце
И хвостом игриво плещет.

Но из воздуха, как камень,
Чайка падает на рыбку -
И с добычей легкой в клюве
Вновь в лазурь взмывает чайка.

1911



ПРИБОЙ


Как мокрый парус, ударила в спину волна,
Скосила с ног, зажала ноздри и уши.
Покорно по пестрым камням прокатилась спина,
И ноги, в беспомощной лени, поникли на суше.
Кто плещет, кто хлещет, кто злится в зеленой волне?

Лежу и дышу... Сквозь ресницы струится вода.
Как темный Самсон, упираюсь о гравий руками
И жду... А вдали закипает, белеет живая гряда,
И новые волны веселыми мчатся быками...
Идите, спешите, - скорее, скорее, скорее!

Мотаюсь в прибое. Поэт ли я, рыба иль краб?
Сквозь влагу сквозит-расплывается бок полосатый,
Мне сверху кивают утесы и виллы, но, ах, я ослаб,
И чуть в ответ шевелю лишь ногой розоватой.
Веселые, милые, белые-белые виллы...

Но взмыла вода. Ликующий берег исчез.
Зрачки изумленно впиваются в зыбкие скаты.
О, если б на пухнущий вал, отдуваясь и ухая, взлез
Подводный играющий дьявол, пузатый-пузатый!..
Верхом бы на нем бы - и в море... далеко... далеко...

Соленым холодным вином захлебнулись уста.
Сбегает вода и шипит светло-пепельный гравий.
Душа обнажилась до дна, и чиста, и пуста -
Ни дней, ни людей, ни идей, ни имен, ни заглавий...
Сейчас разобьюсь-растворюсь и о берег лениво ударю.

1912, 1914 Капри


НАД МОРЕМ


Над плоской кровлей древнего храма
Запели флейты морского ветра.
Забилась шляпа, и складки фетра
В ленивых пальцах дыбятся упрямо.

Направо море - зеленое чудо.
Налево - узкая лента пролива.
Внизу безумная пляска прилива
И острых скал ярко-желтая груда.

Крутая барка взрезает гребни.
Ныряет, рвется и все смелеет.
Раздулся парус - с холста алеет
Петух гигантский с подъятым гребнем.

Глазам так странно, душе так ясно:
Как будто здесь стоял я веками,
Стоял над морем на древнем храме
И слушал ветер в дремоте бесстрастной.

1913, Porto Venere. Spezia


КУРОРТНОЕ


Суша тверже, я не спорю, -
Но морская зыбь мудрей...
Рано утром выйдешь к морю -
К пляске светлых янтарей:
Пафос мерных колыханий,
Плеск волнистых верениц, -
Ни фабричных труб, ни зданий,
Ни курортов, ни темниц...
Как когда-то в дни Еноха,
Неоглядна даль и ширь.
Наша гнусная эпоха
Не вульгарный ли волдырь?
Четвертуем, лжем и воем,
Кровь, и грязь, и смрадный грех...
Ах, Господь ошибся с Ноем, -
Утопить бы к черту всех...
Парус встал косою тенью,
Трепыхнулся и ослаб.
Горизонт цветет сиренью.
- Здравствуй, море! - Кто ты? - Раб.





* * *


Солнце жарит. Мол безлюден.
Пряно пахнет пестрый груз.
Под водой дрожат, как студень,
Пять таинственных медуз.
Волны пухнут...

Стая рыб косым пятном
Затемнила зелень моря.
В исступлении шальном,
Воздух крыльями узоря,
Вьются чайки.

Молча, в позе Бонапарта,
Даль пытаю на молу.
Где недавний холод марта?
Снежный вихрь, мутящий мглу?
Зной и море!

Отчего нельзя и мне
Жить, меняясь, как природа,
Чтоб усталость по весне
Унеслась, как время года?..
Сколько чаек!

Солнце жжет. Где холод буден?
Темный сон случайных уз?
В глубине дрожат, как студень,
Семь божественных медуз.
Волны пухнут...

1911


В МОРЕ


Если низко склониться к воде
И смотреть по волнам на закат -
Нет ни неба, ни гор, ни людей,
Только красных валов перекат...

Мертвый отблеск... Холодная жуть,
Тускло смотрит со дна глубина...
Где же лодка моя и гребец?
Где же руки, и ноги, и грудь?

О, как любо, отпрянув назад,
Милый берег глазами схватить,
Фонарей ярко-желтую нить
И пустынного мола черту!

1911


* * *


В облаках висит луна
Колоссальным померанцем.
В сером море длинный путь
Залит лунным, медным глянцем.

Я один... Брожу у волн.
Где, белея, пена бьется.
Сколько нежных, сладких слов
Из воды ко мне несется...

О, как долго длится ночь!
В сердце тьма, тоска и крики.
Нимфы, встаньте из воды,
Пойте, вейте танец дикий!

Головой приникну к вам,
Пусть замрет душа и тело.
Зацелуйте в вихре ласк,
Так, чтоб сердце онемело!

1911



* * *


Грубый грохот Северного моря.
Грязным дымом стынут облака.
Черный луг, крутой обрыв узоря,
Окаймил пустынный борт песка.
Скучный плеск, пронизанный шипеньем,
Монотонно точит тишину.
Разбивая пенный вал на звенья,
Насыпь душит мутную волну...
На рыбачьем стареньком сарае
Камышинка жалобно пищит,
И купальня дальняя на сваях
Австралийской хижиной торчит.
Но сквозь муть маяк вдруг брызнул светом,
Словно глаз из-под свинцовых век:
Над отчаяньем, над бездной в мире этом
Бодрствует бессонный человек.
1922, Kolpinsee



Эллис (Кобылинский Лев Львович) (1879-1947 гг.)

Эллис, Лев Кобылинский – прозрачная поэтическая тень, легко скользнувшая по Серебряному веку русской литературы. Поэт, переводчик, теоретик символизма, христианский философ и историк литературы, он больше известен сегодня, как учитель и первый литературный вдохновитель сестер Цветаевых. Романтичный, своеобразный, он был увлечен символизмом: его лирика полна туманных образов, смутных намеков, таинственных предчувствий. Таковы и стихи Эллиса о море. Они возвышенны, в них звучит ускользающая любовная печаль, серебряные мотивы средневековья, как будто морские волны неслышно переговариваются в ночи с ранимой душой поэта.



НА VITA NUOVA ДАНТЕ (Из О.Уайльда)


Стоял над морем я, безмолвный и унылый,
а ветер плачущий крепчал, и там в тени
струились красные, вечерние огни.
и море пеною мои уста омыло.

Пугливо льнул к волне взмах чайки длиннокрылой.
"Увы! - воскликнул я. - Мои печальны дни,
о если б тощий плод взрастили мне они,
и поле скудное зерно озолотило!"

Повсюду дырами зияли невода,
но их в последний раз я в бездны бросил смело
и ждал последнего ответа и плода,

и вот зажегся луч, я вижу, онемелый,
восход серебряный и отблеск нимбов белый,
и муки прежние угасли без следа.



БЕДНЫЙ ЮНГА (баллада)


Пусть ветер парус шевелит,
плыви, фрегат, плыви!
Пусть сердце верное таит
слова моей любви!

Фрегат роняет два крыла,
вот стал он недвижим,
и лишь играют вымпела
по-прежнему над ним.

Покрепче парус привязать,
и милый взор лови!
Но как же на земле сказать
слова моей любви?

Мне нужны волны, ветерок,
жемчужный след ладьи,
чтоб ей без слов я молвить мог
слова моей любви;

им нужен трепет парусов
и блеск и плеск струи,
чтоб мог я ей сказать без слов
слова моей любви.

И вот я с ней, я ей твержу:
"Плыви со мной, плыви!
О там, на море я скажу
тебе слова любви!"

Ей страшен дождь соленых брызг
и трепет парусов,
руля нетерпеливый визг;
ей не расслышать слов.

Пусть парус ветер шевелит,
плыви, фрегат, плыви!
Пусть сердце верное хранит
слова моей любви!



Языков Николай Михайлович (1803-1846 гг.)

Н.М.Языков – поэт пушкинской эпохи: его лирика жизнелюбива, вольнодумна, но в то же время глубоко патриотична.

Стихи Языкова о море в основном написаны во время его путешествий по Европе: Франции и Италии. Они живы и образны, звенят аллитерациями, как эхо набегающих волн. Поэт восхищенно любуется красотой морских далей, для него море – непознанная глубина, великая сила, с которой не в состоянии совладать человек. Только сильные душой, мужественные мореходы способны бросить вызов неукротимой стихии. Поэт искренне восхищается такими людьми!

Прекрасные стихи Языкова «Нелюдимо наше море…» легли в основу песни, ставшей в России воистину – народной.



КОРАБЛЬ


Люблю смотреть на сине море
В тот час, как с края в край на волновом просторе
Гроза рокочет и ревет,
А победитель волн, громов и непогод,
И смел и горд своею славой,
Корабль в даль бурных вод уходит величаво!

18 декабря 1839, Ницца, предместье Мраморного креста



МАЯК


Меж морем и небом, на горной вершине,
Отважно поставлен бросать по водам
Отрадный, спасительный свет кораблям,
Застигнутым ночью на бурной пучине,

Ты волю благую достойно творишь:
Встает ли свирепое море волнами,
Волнами хватая тебя, как руками,
Обрушить тебя в глубину: ты стоишь!

И небо в тебя, светоносного, мещет
Свой гром, раздробляющий горы, - ты цел;
Он, словно как пыль, по тебе пролетел,
И бурное море тебе рукоплещет!

Декабрь 1839, Ницца, предместье Мраморного креста



МОРСКОЕ КУПАНЬЕ


Из бездны морской белоглавая встала
Волна, и лучами прекрасного дня
Блестит, подвижная громада кристалла,
И тихо, качаясь, идет на меня.
Вот, словно в раздумье, она отступила,
Вот берег она под себя покатила
И выше сама поднялась, и падет;
И громом, и пеной пучинная сила,
Холодная, бурно меня обхватила,
Кружит, и бросает, и душит, и бьет,
И стихла. Мне любо. Из грома, из пены
И холода - легок и свеж выхожу,
Живее мои выпрямляются члены,
Вольнее дышу, веселее гляжу
На берег, на горы, на светлое море.
Мне чудится, словно прошло мое горе,
И юность такая ж, как прежде была,
Во мне встрепенулась, и жизнь моя снова
Гулять, распевать, красоваться готова
Свободно, беспечно - резва, удала.

17 июня 1840, Ницца, предместье Мраморного креста




МОРЕ


Струится и блещет, светло как хрусталь,
Лазурное море, огнистая даль
Сверкает багрянцем, и ветер шумит
Попутный: легко твой корабль побежит;
Но, кормчий, пускаяся весело в путь,
Смотри ты, надежна ли медная грудь,
Крепки ль паруса корабля твоего,
Здоровы ль дубовые ребра его?
Ведь море лукаво у нас: неравно
Смутится и вдруг обуяет оно,
И страшною силой с далекого дна
Угрюмая встанет его глубина,
Расходится, будет кипеть, бушевать
Сердито, свирепо и даст себя знать!

1842, Венеция


* * *


Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно;
В роковом его просторе
Много бед погребено.

Смело, братья! Ветром полный
Парус мой направил я:
Полетит на скользки волны
Быстрокрылая ладья!

Облака бегут над морем,
Крепнет ветер, зыбь черней,
Будет буря: мы поспорим
И помужествуем с ней!

Смело, братья! Туча грянет,
Закипит громада вод,
Выше вал сердитый встанет,
Глубже бездна упадет!

Там, за далью непогоды,
Есть блаженная страна;
Не темнеют неба своды,
Не проходит тишина.

Но туда выносят волны
Только сильного душой!..
Смело, братья, бурей полный
Прям и крепок парус мой!


ПЛОВЕЦ


Еще разыгрывались воды,
Не подымался белый вал,
И гром летящей непогоды
Лишь на краю небес, чуть видном, рокотал;

А он, пловец, он был далёко
На синеве стеклянных волн,
И день сиял еще высоко,
А в пристань уж вбегал его послушный челн

До разгремевшегося грома,
До бури вод, желанный брег
Увидел он, и вкусит дома
Родной веселый пир и сладостный ночлег

Хвала ему! Он отплыл рано.
Когда дремали небеса
И в море блеск луны багряной
Еще дрожал, уж он готовил паруса.

И поднял их он, бодр и светел,
Когда едва проснулся день
И в третий раз пропевший петел
К работе приглашал заспавшуюся лень.

Конец мая или июнь 1839


МОРСКАЯ ТОНЯ


Море ясно, море блещет;
Но уже, то здесь, то там,
Тень налетная трепещет,
Пробегая по зыбям;
Вдруг поднимутся и хлынут
Темны водные струи,
И высоко волны вскинут
Гребни белые свои;
Буря будет, тучи грянут,
И пучина заревет.
Рыбаки проворно тянут
Невод на берег из вод.
Грузно! Что ты, сине море,
Дало им за тяжкий труд?
Много ты в своем просторе
Водишь рыб и всяких чуд;
Много камней самоцветных,
Жемчугов и янтарей,
Драгоценностей несметных,
Соблазняющих людей,
В роковой твоей пучине
Бережет скупое дно, -
Что ж ты, дало ль, море сине,
Рыбакам хоть на вино?
Невод вытащен. Немного
Обитателей морских.
От сокровищ бездны строгой
Нет подарков дорогих!
Вот лежит, блестя глазами,
Злой, прожорливый мокой
С костоломными зубами;
Вот огромный блин морской,
Красноносый, красногубый,
С отвратительным хвостом;
Да скатавшегося в клубы
На раздолье волновом
Воза с два морского сору,
И один морской паук;
А тащили, словно гору,
А трудились сотни рук!
Море стихло, море ясно;
В хрустале его живом
Разыгрался день прекрасный
Златом, пурпуром, огнем;
Видом моря любоваться
Собралась толпа гостей;
Ей мешают наслаждаться
Рыбаки: бегут за ней
И канючат, денег просят -
Беднякам из бездны вод
Сети длинные выносят
Непитательный доход!

7 декабря 1839,
Ницца, предместье Мраморного креста



ВОДОПАД


Море блеска, гул, удары,
И земля потрясена;
То стеклянная стена
О скалы раздроблена,
То бегут чрез крутояры
Многоводной Ниагары
Ширина и глубина!

Вон пловец! Его от брега
Быстриною унесло;
В синий сумрак водобега
Упирает он весло...
Тщетно! бурную стремнину
Он не силен оттолкнуть;
Далеко его в пучину
Бросит каменная круть!

Мирно гибели послушный,
Убрал он свое весло;
Он потупил равнодушно
Безнадежное чело;
Он глядит спокойным оком...
И к пучине волн и скал
Роковым своим потоком
Водопад его помчал.

Море блеска, гул, удары,
И земля потрясена;
То стеклянная стена
О скалы раздроблена,
То бегут чрез крутояры
Многоводной Ниагары
Ширина и глубина!

Первая половина 1830



Главное за неделю