Обратимся теперь к Камчатке, у берегов которой во время Крымской войны разыгрались самые сильные на Тихом океане бои, изумившие весь мир. Непосредственною ареною их явилась Авачинская губа(1), главный залив полуострова, являющийся одним из лучших в мире. Известный географ Э. Реклю говорит в своем описании Камчатки: «Один из этих небольших заливов, находящийся недалеко от южной оконечности Камчатки, есть знаменитая Авачинская губа, одна из бухт, оспаривающая у Рио-де-Жанейро и Сан-Франциско право на звание лучшего порта в мире».
Авачинская губа — обширный, овальной формы, замкнутый бассейн с большими, подходящими к самым берегам глубинами. С океаном губа соединена узким проливом—«воротами»—между высокими отвесными скалами.
Извилистые берега Авачинской губы изрезаны многочисленными бухтами, некоторые из них являются в свою очередь прекрасными гаванями.
Одна из таких бухт — Петропавловская (Мало-Авачинская) губа или гавань находится в северо-восточной части Авачинского залива. С запада от Авачинского залива ее отделяет скалистый полуостров Сигнальный, на противоположной стороне поднимается гора Петровская («Петровка»). Незначительная по размерам Петропавловская губа врезается в материк в северном направлении на 0,5 мили(3).
Примерно в середине восточного берега Петропавловской губы, от уступов горы Петровской, идет в северо-западном направлении к Сигнальному полуострову коса из песка и гальки («Кошка»). Этот природный мол делит Петропавловскую губу на две гавани: Внешнюю (южную) и Внутреннюю (северную).
Расположенная к югу от Кошки Внешняя гавань отделена от Авачинского залива сопкой Сигнальной (южная часть одноименного полуострова), а у входа прикрыта мысом этой сопки и противолежащей (почти на одной параллели) возвышенностью Красный яр.
Внутренняя гавань («Ковш») отграничена от Авачинской губы Никольской сопкой («Николка»), а от Внешнего рейда — Кошкою. С этим рейдом Ковш соединен узким проходом между оконечностью Кошки и горой Сигнальной. Глубины этого пролива достаточны, однако, для прохода даже крупных судов. Ковш, таким образом, прикрыт с юга Кошкой, с востока — Петровкой и с запада — полуостровом Сигнальным. На восточном и северном берегах Ковша лежал в то время, главный город и порт обширной области Петропавловск-Камчатский.
Отделяющий Петропавловскую губу от Авачинской полуостров Сигнальный круто вздымается из моря и вытянут с севера на юг почти параллельно берегу материка. Своей северной оконечностью он соединен с коренным берегом, а южная выступает в море. Западный берег полуострова, обращенный к Авачинской губе, идет по меридиану и обрывается в воду почти отвесными скалами; восточный спускается в Петропавловскую гавань сравнительно пологими склонами.
Полуостров образован двумя возвышенностями, покрытыми березовым лесом и почти непроходимым в то время кустарником (кедровником и ольховником). Возвышенности эти разделены глубокой и короткой впадиной («Седлом»). Северная, более высокая и широкая, называется Никольской, а южная — Сигнальной сопкой.
Северная оконечность Никольской горы спускается сравнительно полого к низменности, на которой лежит озеро Култучное (Верхнее). От Авачинского залива озеро отделяется низким, но довольно широким перешейком из песка и гравия. Глубины залива позволяют судам подходить почти к самому перешейку. Заболоченное и топкое озеро Култучное замыкало в те времена Петропавловск с севера. Между озером и уступами Никольской горы проходила узкая грунтовая дорога — единственное тогда сухопутное сообщение Петропавловска с западным побережьем (Болынерецком) и внутренними районами полуострова (долиною реки Камчатка).
Южная часть полуострова Сигнального (гора Сигнальная) обрывается во всех направлениях крутыми скалами. На западной и южной сторонах скалы эти отвесно падают прямо в воду, оставляя у подошвы сопки очень узкую полосу, покрытую щебнем. К восточному, обращенному к Внешней гавани склону горы примыкает низменная 'песчано-галечная площадка. Крайняя юго-восточная оконечность Сигнальной горы, где ее крутые обрывы переходят в низменность, называется мысом Сигнальным.
Здесь — в районе Петропавловской гавани и Сигнального полуострова — разыгрались ожесточенные бои с англо-французами в августе—сентябре 1854 года.
Самое отдаленное владение России — Камчатка оставалась почти на всем протяжении дореволюционной истории и наиболее забытой окраиной.
В годы открытия и присоединения к России полуострова он привлекал внимание главным образом своими пушными богатствами, особенно впервые найденными там морскими бобрами и котиками. Дальнейший интерес к Камчатке был связан с первыми исследованиями дальневосточных приморских районов, которые были предприняты русским правительством в начале XVIII века: плаваниями Козьмы Соколова и Никиты Трески (в 1716— 1717 гг.), Ивана Евреинова и Федора Лужина (в 1720— 1721 гг.) и др. После двух камчатских экспедиций Беринга стало очевидным стратегическое значение полуострова как форпоста на Тихом океане, а также значение его в развитии торговых сношений с тихоокеанскими странами — Китаем, Японией, Америкой. Однако главную роль продолжал играть в то время Охотск — единственный порт на Дальнем Востоке. В 1731 году появляется первый указ об устройстве Камчатско-Охотского края с центром в Охотском порту.
В конце XVIII века значение Камчатки возрастает. Петропавловск становится главной базой усиливающегося движения русских к открытым ими, но еще не исследованным берегам Америки. Уже первые, состоявшиеся после Беринговых правительственные экспедиции Креиицына и Левашова (1764—1769 гг.) и Биллингса, Сарычева и Галла (1785—1792 гг.) внесли заметное оживление в жизнь полуострова. Последующие кругосветные плавания выдающихся русских военных моряков: Крузенштерна и Лисянского (1803—1806 гг.), Гагемейстера (1806— 1807 гг.), Головнина (1807—1809 гг.) и других, заходивших во время своих рейсов на Камчатку, снизили роль Охотска, лежавшего в стороне от этих рейсов, и сделали Петропавловскую гавань главным опорным пунктом России в северо-восточных водах.
Сравнительно оживленным периодом в жизни Камчатки было первое десятилетие XIX века. Доклад Крузенштерна сенату о печальном положении полуострова заставил правительство обратить на него внимание. Камчатка была признана весьма важным для России в политическом и в торговом отношении пунктом на Тихом океане. Возможность сосредоточения в незамерзающей Авачинской губе(3) крупного флота, большое значение порта для сношений с Китаем и Японией, Северной и Южной Америкой, Филиппинскими и Сандвичевыми островами, перспективы его развития как центра внешней торговли— все это побудило царское правительство проявить некоторые заботы о Камчатке. Но соответственно такому пониманию значения полуострова внимание уделялось только самому Петропавловску и выражалось главным образом в снабжении его материалами, необходимыми для порта и мореплавания. Западное побережье и внутренняя часть полуострова, не говоря уже о других районах края, оставались совершенно забытыми.
Однако и такая ограниченная забота о дальневосточных окраинах продолжалась недолго. Война 1812 года совершенно отвлекла внимание правительства от Дальнего Востока. После 1817 года принимаются, правда, некоторые меры к устройству Петропавловского порта, к развитию на Камчатке ремесел и сельского хозяйства, но все эти меры были незначительными и не дали ощутимых результатов.
В деятельности Российско-американской компании Камчатка занимала ничтожное место, так как ее больше всего интересовала Русская Америка; торговля и промыслы в Камчатском крае были развиты очень слабо.
С начала 20-х по конец 30-х годов Камчатка оказалась совершенно заброшенной. Сельское хозяйство совсем не развивалось, промыслы падали, население нищало. Несмотря на некоторый подъем в жизни Петропавловска в первом десятилетии XIX века, он попрежнему оставался ничтожным захолустьем. Накануне Крымской войны (в 1852 г.) в этом городке насчитывалось 156 деревянных домов и около 1600 жителей.
Постоянная связь этой окраины с центром отсутствовала, переписка по какому-либо вопросу не только с петербургской, но и с иркутской администрацией, в ведении которой была Камчатка, длилась десятилетиями. Положение населения полуострова особенно ухудшилось в 40-х годах в связи с усилившимся хищничеством американцев в тихоокеанских водах и полной беззащитностью края. Американские китобойные суда постоянно промышляли в территориальных водах России, заходили даже в самый Петропавловск, команды их разгоняли караулы, разбирали на дрова постройки, выжигали леса, истребляли пушных зверей, грабили местное население.
Такому общему печальному состоянию соответствовала и весьма слабая обороноспособность Камчатки. Появление первых воинских частей на полуострове относится к концу XVIII века. В 1800 году был сформирован камчатский полк в составе двух батальонов. Он был создан по образцу ланд-милиции, и занятие воинских чинов сельским хозяйством всячески поощрялось. В 1803 году полк был преобразован в камчатский батальон из пяти рот, одна из которых была отправлена в Гижигу. В 1812 году батальон был расформирован и образованы флотская рота для обслуживания Петропавловского порта и казачьи команды для несения полицейской службы. В связи с упразднением областного управления на командира петропавловской морской роты возложено было управление всем полуостровом.
В конце 40-х годов вооруженные силы Камчатки состояли из ста морских чинов и ста казаков. Эти двести человек служили и гарнизоном, и полицией, и рабочей силой (для административных нужд) не только Петропавловска, но и всего полуострова. Для защиты порта со стороны Авачинской губы имелись деревянные брустверы с десятью устарелыми пушками малого калибра.
Вид на Петропавловск с моря.
На трех мысах, у входа в Авачинскую губу, стоял» «маяки», или сигнальные вышки, которые сообщались друг с другом и передавали в порт обо всем, что происходило на море. Настоящим маяком (с полным оборудованием) был, собственно говоря, только один Дальний маяк, расположенный на мысе Маячном, выходящем в океан. Остальные маяки — на мысах Бабушкином (западный берег Ворот) и Раковом (к северо-востоку от предыдущего, на восточном побережье губы) — были заняты лишь вахтенными постами, передававшими дальше посредством сигналов полученные с Дальнего маяка известия.
Некоторое оживление наступило на Камчатке в начале 50-х годов в связи с общими широкими замыслами Муравьева, направленными к экономическому подъему дальневосточных окраин. Планы Муравьева, единственного высшего, администратора, лично побывавшего на Камчатке (в 1849 г.), предусматривали значительное развитие хозяйства полуострова, в частности земледелия, скотоводства, китобойной промышленности и ремесел, организацию регулярного сообщения с охотскими и южными районами Дальнего Востока, разработку в связи с этим угольных месторождений, устройство грунтовых дорог и крупного порта и пр. Для осуществления таких планов предполагалось переселить на Камчатку в ближайшее десятилетие три тысячи семей из Сибири.
Оценивая сложившуюся обстановку, в особенности усиленное проникновение Англии на Тихий океан, Муравьев придавал большое значение Авачинской губе и Петропавловскому порту, которыми очень интересовались англичане. В том же 1849 году он писал Л. А. Перовскому, одному из немногих николаевских министров, поддерживавших Муравьева в его дальневосточных начинаниях:
«Я много видел портов в России и в Европе, но ничего подобного Авачинской губе не встречал: Англии стоит сделать умышленно двухнедельный разрыв с Россией, чтобы завладеть ею и потом заключить мир, но уже Авачинской губы она нам не отдаст и, если б даже заплатила нам миллион фунтов за нее при заключении мира, то выручит его в самое короткое время от китобойства в Охотском и Беринговых морях; Англия, разумеется, никого не пустит в эти моря беспошлинно».
Несколько позже, напоминая об агрессивных намерениях Англии на Дальнем Востоке, Муравьев указывал:
«К самым существенным условиям Англии в этом отношении должно принадлежать: овладеть Камчаткою или оставить ее пустынною и господствовать на восточных берегах Китая и Японии и таким образом, так сказать, отрезать Россию от Восточного океана».
Необходимым условием обороны Дальнего Востока Муравьев считал открытие плавания по Амуру и доставку именно этим путем в Приморье, на Охотское побережье и на Камчатку всех необходимых средств защиты. Перевозка их кругосветным морским путем или сухопутным путем из Якутска была бы настолько сложна и длительна, что неприятель опередил бы русских. Естественно поэтому, что особенно важной задачей на случай военных действий было, по мнению Муравьева, укрепление наряду с устьем Амура Петропавловска.
В результате личного посещения Камчатки у Муравьева возник, как это видно из его доклада правительству в 1850 году, обширный план организации обороны всего района Авачинской губы и создания там мощной военной крепости. Совершенно незащищенные порт и город предполагалось перенести в Тарьинскую губу, очень удобную для устройства большого порта, и связать эту губу с мощными батареями, защищающими самый вход в Авачинский залив (Ворота). Далее проектировалось соединить Тарью каналом для гребных судов и канонерских лодок с внешнею, находящеюся за Воротами Ягодовою бухтою. Это обеспечивало, в случае блокады Ворот, возможность выхода из Авачинской губы. Такое устройство обороны требовало, конечно, большого усиления военно-морских сил Камчатки. А для укреплений и батарей нужно было не менее трехсот орудий крупного калибра, преимущественно бомбических.
Будучи в 1849 году на Камчатке, Муравьев на месте позаботился об укреплении Петропавловска. На подступах к порту он приказал соорудить батареи на выбранных им лично местах. Одною из них была именно та озерная батарея (№ 6)(4), которая дольше всех удержалась в решающем бою 24 августа (5 сентября) 1854 года. Указывая начальнику Камчатки Машину место для установки этой батареи, Муравьев сказал: «В случае десанта неприятеля в обход Никольской сопки вы его встретите картечью отсюда».
Весь этот план обороны Петропавловска был разработан до мельчайших деталей и нанесен на многочисленные карты и планы. «Смею думать, — заканчивал свой доклад Муравьев, — что в Камчатке и Охотском море нам должно иметь военные средства, соответственные тем, которые имеют англичане у китайских берегов и Сандвичевых островов».
Широкие замыслы развития хозяйства и укрепления обороны Камчатки не были, конечно, осуществлены. Ограниченное, бездарное правительство Николая I сочло все эти планы Муравьева «мечтою и фантазиею» и приписало их «пылкости его воображения».
Единственными результатами упомянутого недолгого периода оживления было изменение административного положения Камчатки и некоторое усиление ее обороноспособности ко времени военных действий 1854 года.
В декабре 1849 года была образована самостоятельная Камчатская область во главе с военным губернатором-моряком, являвшимся одновременно и командиром порта. Охотский порт перенесен в Петропавловск, который должен был стать главным военным и коммерческим портом на Тихом океане. В 1850 году туда был переведен гарнизон из Охотска, в 1852—1854 гг. отправлены артиллерия и снаряды, посланы, как указано выше, военные суда («Двина» и «Аврора») и увеличены сухопутные силы.
После объявления Францией и Англией войны России на Камчатку был отправлен корвет «Оливуца» (из эскадры адмирала Путятина) с приказом немедленно укрепить порт и обороняться до последней возможности от неприятеля(5).
Уверенность тихоокеанского военно-морского командования в лице Муравьева и Путятина в неизбежности нападения союзников на Петропавловск объяснялась следующим.
Сосредоточенная на Тихом океане англо-французская эскадра, в ожидании разрыва коалиции с Россией, вела наблюдение за русским флотом и готовилась к внезапному нападению на него тотчас по получении сведений об объявлении войны. Отдавая себе отчет во всей трудности поисков русских судов в океане, неприятель решил атаковать их в одном из портов. Эти намерения союзников подтверждались иностранными (европейскими и американскими) газетами, сообщавшими, что англо-французской эскадре категорически предписано блокировать русские порты и уничтожить русский флот. Кроме того, сообщалось, что Англией отправлен дополнительно к наличному флоту сорокашестипушечный фрегат «Пик» для нападения на русский фрегат «Диана», прибывший весною 1854 года на Дальний Восток.
Противнику, таким образом, необходимо было установить место главной стоянки русской эскадры. Таким пунктом, по мнению англо-французов, был, вероятнее всего, Петропавловск с его замечательной и широко известной Авачинской губой. Лиман и устье Амура, равно как и более южные бухты, оставались тогда еще неизвестными иностранцам. На всех морских картах в Татарском «заливе» не значилось ни одной гавани, берега показаны были как сплошь скалистые и недоступные. Сахалин соединялся с материком песчаным перешейком, так что вход в Амурский лиман с юга считался невозможным. Доступ туда с севера, с Охотского моря, был прегражден отмелями. Опровергавшие все эти сведения открытия экспедиции Невельского и составленные на их основе новые карты хранились в тайне.
Отсюда-то и вытекала уверенность русских, что все внимание англо-французов в предстоящей кампании будет устремлено на Петропавловск, как на единственно подходящий, по их мнению, пункт стоянки русского флота. Русские, по той же самой причине, считали самым безопасным местом устье и лиман Амура и бухты Татарского пролива. Предположения эти полностью оправдались: во всю навигацию 1854 года неприятельские корабли не показывались ни в Охотском море, ни в Татарском проливе, и первый удар был нанесен Петропавловску.