Мужчины, говорите женщинам ласковые слова... Вам не трудно, а нам приятно! - Пойми, устала я в разлуке, И мне нужны твои слова. Они, как бережные руки, Хранят и радуют меня. Когда же их не нахожу я, Приходит тихая тоска, Я говорю тебе:"Люблю я" А мне в ответ лишь тишина... Нет я не жалуюсь, счастливей, Нет в мире женщины, чем я. К моим капризам будь терпимей... Скажи мне нежные слова...
"В Заполярье зимой темнеет рано. Солнце вообще не восходит - полярная ночь. Чуть - чуть забрезжит серый день часов в 11, а в 14 часов горном подаётся сигнал "На кораблях спустить флаг" - дневное время закончилось. Ветер стал завывать громче. Позёмка бросила в лицо очередную пригоршню снега. Хотелось есть.
Мы с Лёвой Красновым, младшим штурманом с соседней подводной лодки, весь день работали в городе Полярном в гидрографическом отделе. Сдали в ремонт и поверку штурманские приборы, оформили документы на списание старых приборов, получили " Извещения мореплавателям", "Морской Астрономический Ежегодник" на следующий год, новый "Атлас течений Баренцева моря". Усталые, но довольные возвращались на причал, чтобы на катере добраться до Оленей губы, где стояли наши подводные лодки. Мы уже год прослужили на Северном Флоте, много раз выходили в море, сдали все зачёты и получили допуск на самостоятельное выполнение своих обязанностей. Мы были такие молодые, что считали себя старыми морскими волками, корсарами морских глубин.
При подходе к причалу, где швартуется рейсовый катер, всегда замирает сердце: "Открыт рейд или закрыт?". Сегодня не повезло - рейд закрыт. Опытным взглядом я сразу обнаружил причину - белая стена тумана стояла над бухтой. Причём, туман только что подошёл. Полчаса назад, когда мы вышли из гидрографического отдела, Лёва, стрельнув глазом по сторонам, доложил мне: "Валера, тип - топ! Все светящиеся знаки, буи и створы вижу отлично. Видимость не менее 5-ти миль. Через полтора часа будем принимать душ и я тебя приглашаю в свою каюту на чай. Мама прислала из Ленинграда индийский чай со слонами и конфеты "Белочка". Твои любимые". Знал, бродяга, чем можно меня пронять! И всё- таки, я в глубине души отругал Лёву. Моряки народ суеверный. Когда имеешь дело с морем, никогда нельзя загадывать наперёд. Меня ещё с Нахимовского училища воспитывали: "Выходишь в море на сутки, собирайся на неделю; выходишь на неделю, собирайся на месяц". Так и получилось! Народ на причале возбуждённо роптал. Из Полярного до Оленей губы идти катером 45 минут. Все служивые люди десятки раз преодолевали этот путь и поскольку туман только - только подошёл, бывалые северяне, особенно женщины, настаивали, чтобы катер вышел по расписанию, иначе придётся сидеть несколько дней. Кто - то позвонил оперативному дежурному. Тот доложил руководству. Военная машина заработала... Когда она раскрутилась в обратную сторону, дежурный мичман вышел в зал ожидания (20-ти метровая комната в деревянном сарае с дровяной печкой ) и спросил: "Штурмана есть?" Мы с Лёвой гордо сделали шаг вперёд. Нас привели к оперативному дежурному базы. Он по - военному был краток." Сможете привести катер в Оленью губу?" Мы хотели возмутиться недоверием, он нам не дал такой возможности. "Вы старший", - он показал пальцем на лейтенанта Краснова Льва Евгеньевича. Видимо, тот выглядел более нахальным, чем я. "Если случится ЧП, пойдёте под суд. Оба! Всё. Полный вперёд". Счастливые пассажиры толпой внесли нас на катер и скрылись в кубрике. Мы с Лёвой огляделись. Старшина катера доложил: "Гирокомпаса нет. Магнитный компас в строю, но девиация в этом году не уничтожалась. Радиолокации нет. Скорость на среднем ходу 6 узлов. Лага нет. Эхолота нет". Мне стало жарко. Смотрю на Лёву. Он поправил шапку, как всегда набекрень. И совершенно спокойно сказал старшине катера: "По местам стоять, со швартовых сниматься". И мы вошли в туман. Я встал с левого борта, Лёва - с правого. Ничего не видно. Я смотрю на часы. Ходом 6 узлов идём уже 17 минут. Кричу Лёве: "Через 1 минуту мы выйдем из бухты и надо поворачивать налево на курс 330 градусов". Катер начало сильнее качать. Да, мы вышли из бухты. Легли на новый курс. По-прежнему, ничего не видно. "Через пять минут поворот вправо на курс 10 градусов". Я стою весь мокрый от напряжения. Перед моим взором представляется штурманская карта с фарватерами и рекомендованными курсами. Я виртуально вижу, как мы идём. "Время поворота"! Снова легли на новый курс. Я судорожно считаю: "Скорость 6 узлов, т.е. 6 миль за час. Помню, что этот рекомендованный курс длиной 1,2 мили. Значит, мы его пройдём за 12 минут". Хорошо, что у меня часы со светящимися стрелками. Контролирую время лежания на курсе. Лёва - гигант, словно читает мои мысли. Он кричит мне: "Валера, внеси поправку в скорость, поскольку сейчас время прилива и фактическая наша скорость будет меньше". Вот что значит, человек хорошо изучил приливо-отливные течения в Баренцевом море. Я набрасываю 2 минуты хода на этом курсе. Впереди самое сложное. Мы должны сделать крутой поворот влево, войти в Оленью губу и идти к берегу, но где он этот берег? Ничего не видно. Опять докладываю старшему нашей группы из 2-х человек: "Лёва! Время поворота на последний курс". Сделали крутую циркуляцию, легли на курс. Куда-то идём. Но куда? По моим расчётам через 10 минут должны подойти к причалу. Даю команду - уменьшить ход, затем - застопорить ход, идти толчками. Вытравить якорь-цепь на 10 метров. Это старый морской приём предотвратит посадку на мель. "Слушать шум прибоя!". Я слева, Лев с правого борта. Старшина катера послал одного матроса на бак - вперёдсмотрящим. Я весь в напряжении: или врежемся в скалистый берег, или сядем на мель. По моим расчётам всё - время вышло. Вот сейчас, сейчас... И вдруг радостный вопль вперёдсмотрящего: "Вижу огни причала, расстояние 10 метров". Невероятная точность кораблевождения по счислению, вслепую. Когда пришвартовались, случилось ЧП. Начфин вёз деньги - денежное содержание на две бригады лодок. Целый мешок. Мешок бросили с катера, он ударился о причал, отскочил и упал в воду. Возникла немая сцена. Точная копия "Ревизора". И опять Лёва не растерялся. По его команде матрос схватил багор, зацепил мешок и с трудом три человека подняли деньги на палубу катера. Назавтра подводники денег не получили, так как весь день финчасть сушила денежные купюры. Зато мы с Лёвой целый год получали деньги без очереди, как Герои Советского Союза. Зауважал нас финансист. Оказывается, катер потому и отправили в туман, что деньги нельзя было надолго оставлять на причале в Полярном. Финансист оценил нас. И хотя он был вдвое старше, с восхищением сказал: "Вы, товарищи лейтенанты, настоящие штурмана"! Не знаю, как Лёва, а я после этого перехода заметил первую седину в своих волосах. А это было только начало нашей морской службы."
Краснов Лев Евгеньевич.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Сегодня, когда очерк О В.В.Лободенко уже был опубликован, Алексей Петрович Наумов, однокашник Эрика Александровича, предоставил с разрешения автора фрагмент статьи Э.Ковалева "Как стать командиром атомного подводного ракетоносца" из неопубликованной книги "Мы хотели быть морскими офицерами". С радостью публикуем, с нетерпением ждем завершения работы над сборником воспоминаний и размышлений ленинградских нахимовцев 1949 года выпуска.
"Летом в лагере мы довольно много занимались и флажным семафором, непременным атрибутом флота до внедрения радио, да после. Оказалось, это отличное резервное средство связи при отказе основных средств. Под руководством старшин и офицеров военно-морского цикла мы часами передавали друг другу информацию с помощью флажков. Для закрепления наших навыков в овладении флажным семафором и передачи информации клотиком в конце каждой недели нам устраивали маленькую контрольную работу: мы были обязаны принять пять слов переданных клотиком или флажками. Оценки выставлялись по принципу: «Пять слов – пять баллов. Ноль слов – ноль баллов». В увольнение шли те, кто набрал более 2-х баллов. В жизни оказалось, что не бывает знаний и умений, не приносящих пользу. Об этом повествует случай, который произошел со мной при службе на Севере, описанный в моей книге «Возвращенные бездной. Записки подводников». Для отработки задачи торпедной стрельбы атомным крейсером обычно выделялся корабль, выполнявший задачу цели. В нашем случае, в качестве корабля цели планировалось использовать подводный крейсер «К-140». Ещё при постройке его заводской команде удалось вывести навеки из строя один из двух ядерных реакторов. С тех пор «одноногий» подводный крейсер всерьёз не воспринимали, приспособив его для отработки боевых экипажей лодок перед их походами на своих лодках в моря и океаны. На этот раз, наш экипаж ракетного крейсера «К-207», где я был командиром, был назначен на выход на «К-140» для обеспечения торпедных стрельб. А дело было в том, что инвалидный корабль «К-140» потихоньку разворовывали на запчасти; лишенный хозяина и соответствующего ухода, он постоянно ломался. Вот и теперь при выходе на нем в море нашего экипажа у нас «полетела» система погружения и сгорела последняя лампа сигнального прожектора. При сближении в районе полигона с лодкой, которая должна была выполнять торпедную стрельбу, мы обнаружили, что и у них тоже нет сигнального фонаря, Попытка организовать связь на УКВ оказалось безрезультатной. Тогда я приказал связаться с напарником с помощью флажного семафора. Сигнальщики посмотрели на меня и заявили, что, во-первых, на лодке нет сигнальных флажков, а, во-вторых, они забыли, как это делается! Пришлось мне освежить то, чему меня учили двадцать с лишним тому назад в нахимовском училище. Взяв в руки свою белую фуражку и фуражку одного из офицеров, я стал «вызывать» на связь соседку. После некоторого замешательства мне ответили и мы «разговорились». Договорившись о маневрировании при выполнении учебных торпедных стрельб, мой корреспондент поинтересовался: «Кто так лихо у вас махал флажками?». Я ответил и задал такой же вопрос. Последовал лаконичный ответ: «Начальник штаба Лободенко». Вилен Лободенко годом раньше меня закончил Ленинградское нахимовское училище (первый выпуск училища) и тоже владел семафорной азбукой. Как хорошо, что на флоте изредка попадались нахимовцы, умеющие не только петь (как это стало сейчас), но и «разговаривать» флажками. Вот и делайте вывод - знания все нужны. И не думайте, что в училище вам дают какие-то устаревшие предметы. Основы морской практики остаются неизменными уже сотни лет. Плохое их усвоение в начале обучения, как показывает практика, часто приводит к трагическим случаям."
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
«Локальные войны преследуют локальные и меркантильные цели, и только мировая война имеет целью установление мира, на то она и мировая» Я? «Сатане», «Синеве» ,«Булаве» и иже с ними посвящается…
Провода связи ЗАСС даже не дрогнули в силу своей металлической природы. Не вздрогнул и человек, принимающий телеграмму.В силу своей человеческой природы. « Белые воротнички» наконец-то совместили теорию с практикой. Крючки формул, благодаря труду сотен рабочих, превратились в реальное, мощное, сигарообразное тело ракеты с десятью разделяющимися боеголовками. Одна ракета- десять городов. Стертых с карты мира навсегда. С домами, скверами, школами, магазинами, барами, жителями, их детьми, и даже курами, собаками и кошками… Осталась сущая малость- провести последние испытания ракеты перед постановкой на вооружение и ее законным «вступлением в должность» терминатора мировой патриархальности. Генсек одобрил и благословил. ЦК взял под свой контроль. В газетах и на бумажных лентах корабельных «телетайпов» появились строчки: « ТАСС уполномочен заявить, что районы столько-то градусов широты, столько –то долготы, с такой-то по такую-то дату закрыты для судоходства и рыболовства…» Причина не сообщалась. А зачем? И кому докладывать причины? Может, тем жителям, на которых эти 10 боеголовок будут направлены? Да не смешите… Ракета, перевозимая от базы и накрываемая брезентом во время пролета вражеских спутников, успешно заняла свое место в шахте АПЛ. АПЛ заняла свое место в районе стрельбы. Судно «Гломар Челленджер»,маскирующееся под нефтеразведчика, приняв телеграмму ЦРУ, срочно вышло из ближайшего американского порта в закрытый район. *** Мы тоже приняли телеграмму из ГШ ВМФ. Оказывается, на Камчатке есть мыс Африка! Идем туда… Командир ставит боевую задачу: северяне стреляют новой баллистической ракетой, то-се, задача государственной важности. Проникаемся. А у нас великое с мелким рядом шагают, как большей частью в жизни и происходит. Я уже говорил, что командир был мужественным человеком, моряком до мозга костей, выходившим в море сотни тысяч миль, знавшим с совершенстве технический английский, бывшим на «ты» с кораблевождением и всем, что положено знать и уметь командиру. Вот только фамилия у него была не очень мужественная- Кролик. Кстати, сегодня в первый раз за неделю, командир отобедал в кают-компании. Все предыдущие семь дней питался в салоне. И хоть там рояль, красный бархат и мореный дуб, скучно ему было. Сидишь один…И музыка из салона несется то грустная, то сердитая: Григ, Чайковский, Бах… А все доктор, заведующий кают-компанией виноват. Поленился меню обновить. Вообще-то при нем хорошо было: и икорка красная с петрушечкой сверху, для красоты и изысканности, в вазочке, на закуску. И манты, впервые попробованные, и картошечка жареная, и жюльен грибной, и три первых блюда, на выбор, и два вторых. Ресторан отдыхает. На вечерний чай- молоко, кефирчик, тортики, пирожные, булочки с маком, помимо казенного хлебушка. Сбрасывались на закупки, вестовой журнальчик вел, с кого и сколько денег в конце месяца брать. Доктор гурманом был, нас приобщил. А до этого кого только не ставили заведующим – не было результата. Но и на старуху бывает проруха, не то, что на доктора. Увлекся он своими медицинскими делами, и три дня подряд в кают-компании на закуску салат из свежей капусты, с маслом подсолнечным, огурчиками. Вкусно. Но не всем, как оказалось. Увидев перед собой в очередной раз тарелку с салатом, старпом без всякой задней мысли, хотя, может, и наоборот, рявкнул на всю кают-компанию: - Доктор, я что, кролик, третий день капусту жрать?! Пауза. Вилки замерли на полпути ко ртам. Тишина нависла. Командир со звоном бросает вилку и с «изменившимся лицом» вылетает из-за стола. Как та графиня, что к пруду бежала, помните? Старпом осмысливает сказанное и краснеет. Он, хозяин кают-компании, обидел гостя. Потом приходит в себя и назначает доктору рандеву в «адмиральский час». Грядет изнасилование и грязное надругательство над эскулапом.Уходит тоже. Доедаем в молчании. Завтрак у нас по «плавающему» графику, ужин тоже. А обед-святое действо. И начинается он с того, что старпом приказывает сообщить командиру, что офицеры приглашают его к столу…И это незыблемо. Это как ежедневный подъем Флага, или завод часов. Не заведешь- не будут шестеренки крутиться. А тут не шестеренки, тут главный механизм засбоил. Все не в своей тарелке. Извинения старпома, , что он не того кролика имел ввиду, на командира не действуют, только распаляют еще больше, судя по доносящейся из салона «Героической симфонии». Даже зам ничего не может поделать. И так пятый день, и шестой. Доктора уже переизбрали. Из РТС-овцев, их у нас много было, того, что потолще, выбрали. Раз упитан, значит в еде разбирается… Прибыли через неделю делегацией к командиру: - Товарищ командир, кают-компания просит и приглашает… Коллектив он уважил. Даже у старпома лицо посвежело. А то всю неделю мрачен был, на коллективе «отрывался» в служебное время. Зато эта неделя месяца стоила как в области специальных знаний подчиненных, так и в деле совершенствования корабельной организации, службы и дисциплины. *** Что- то я отвлекся. Ах, да, мыс Африка… Ну, с натяжкой смахивает на карте на «черный» материк. Но только на карте. Берег неприветливый, пустынный. Скалы голые, серые. Мрачный пейзаж, как раз для испытаний сверхоружия. Типа, вот каким все будет потом, после его применения… Включили станцию единого времени, определились по спутнику, ждем «подарок». Зам по РТВ дерет начальника фоторегистрирующей станции. Ага, это чтоб тот случай, с горячим проявителем, когда мне фото касаток загубили, сегодня не повторился. А может и за другое, но хотелось бы, чтоб все-таки за касаток. Хотя откуда ему знать о той оплошности… Группа визуального наблюдения, восемь человек, на самой высшей точке корабля, прямо под антенной РЛС. Сектор 45 градусов у каждого. Фотографируем «Челленджер», он в 5-7 кабельтовых от нас. Настойчивые просьбы удалиться из района игнорирует. Корпус черный, рубка белая, мачты и устройства тоже черные. Погода спокойная, видимость миль десять. Ракета на подходе. Убеждаемся в этом сами: серое, но высокое небо, начинает мерцать короткими тусклыми вспышками по всему видимому горизонту, частота и интенсивность мерцания увеличивается, слышен нарастающий гул, похожий на отдаленные раскаты грома. Подносим к глазам затемненные стекла-светофильтры. А может, и так смотрим? Сквозь серое небо видна маленькая яркая светящаяся точка, как маленькое солнце.А вот она уже как теннисный мячик, а воткак футбольный.Гул нарастает и становится осязаемым, давящим... От яркого светящегося шара , появившемся в небе, отскакивают светящиеся точки. Как от спички, если ее резко зажечь, отлетает кусочек горящей серы. Точки разлетаются в разные стороны. Фиксируем точку отделения, направление полета, точку приводнения, факт подрыва. Одна падает по носу «Челленджера», вторая по корме. Взрывы. Срабатывают механизмы самоуничтожения. Там килограммов по 60 взрывчатки. Тот резво дает ход и удаляется. Обгадился, супостат. Хотя…Третья «голова-болванка» попадает тютелька-в тютельку на то место, где враг только что дрейфовал. Мы улюлюкаем ему вослед… Пара-тройка «звезд небесных» взрывается на скалистом берегу.После того, как осела пыль , а ветер разогнал дым, видим все тот же скалистый пейзаж. В нем ничего не изменилось. Радиус разлета «голов» невелик, значит, оружие получилось очень высокоточным. На площадке становится как-то неуютно. Запахло озоном. Как перед грозой. Наверх с ревом матами взлетает мой друг Павлов , гонит всех вниз, а сам исчезает в рубке управления РЛС. Оказывается, старшина, с перепуга или недосыпа, включил станцию, на всю ее мощь, в активном режиме. А станция у нас не хилая. Облучил, подлюка. Нас ведут в командирский салон в полном составе. Там мы пишем бумагу: «К Министерству Обороны СССР претензий не имеем…Обязуемся не разглашать…В случае ухудшения здоровья претензий иметь не будем. Дата, подпись». Мы возбуждены увиденным, посему быстро пишем расписки и весело вываливаемся из салона, не думая о последствиях. И чего доктор каждый день потом приставал, о самочувствии спрашивал? Правда, левый глаз у меня слезиться с тех пор начал и слепнуть, а окулисты все время понимающе кивают головой: «Ну, понятно, батенька, Чернобыль…» Но все это случилось потом, когда ни корабля, ни Министерства, ни великой страны уже не было. *** Если Париж стоил мессы, то мир стоит благодарности Генсека? Конечно стоит. Мы ее получили. Как и стрельцы-подводники. Как и ученые-создатели. Ну, перевелись Нобели, Оппенгеймеры и другие, которые раскаялись в содеянном. Счастлив тот, кто не видит и не ведает, что творит… Как часто ближайшая задача напрочь перекрывает последствия содеянного. Как часто мы не думаем о том, что повлечет за собой нажатие кнопки. Мы ждем только доклада: -Ракета вышла… А потом: - Разделение прошло успешно. Цели поражены. И ура, и поздравления, и награды, и т.д. и т.п. И это нормально. Не думать о целях. На то они так и названы- «цели». И никто из нас , служивых, никогда не выстраивал логическую цепочку от начала до конца. Себе дороже. Ах, эти увлекательные военные игры… «Стрелялки»… *** А мы видели, как она будет выглядеть, третья ракетно-ядерная мировая. Ее Начало. И то, что увидят в последний раз жители городов, о которых я писал …Зрелище увлекательное, грандиозное, величественное неизбежностью, как стихия, от которой некуда деться и противостоять не получится. Такое стоит увидеть, хоть это увиденное и будет последним. И ничто уже не удивит, после зрелища. И пусть… И увидевшим Начало уже не суждено будет увидеть Конца… И наступит мир во всем мире, похожем на безлюдный мыс Африка…
Под покровом темноты, юнга и попугай перебирались через стену Оттавского монастыря девушек-альпинисток. Юнга, обученный за последний год всем трюкам члена боцманской команды, широко размахнулся, и легкий, полипропиленовый линь с кошкой на конце, перелетел через стену и зацепился за ее камни. Несколько мгновений, и юноша оказался уже на другой стороне. Попугай порхал на высоте 15ти метров над юнгой и давал целеуказание. В три яруса были расположены окна келий девушек-альпинисток. Одно из них светилось. По разведданным попугая, это было именно оно - окно заточенной в монастыре блондинки, Лены, из бара. О стекло звякнул камешек, отрывая девушку от созерцания интернет-сайтов в неурочное время, вопреки запрету злого святого брата-инструктора.
- Кто это? - громко прошептала Лена, распахнув окно.
- Это я, из бара, помнишь? Вы еще вчера на корабль пытались забраться, и какой- то из ваших получил веслом в лоб.
- Да не ори так, брат-инструктор проснется. Тихо... Чего надо?
- Хочешь корабль посмотреть? Я тебя проведу.
- А как я вылезу?
- Ну ты же альпинистка, тебе виднее.
- Ну ладно - сказала Лена, быстро оделась и спрыгнула с подоконника окна первого этажа, прямо юнге в объятия.
.......
Лена проснулась от целого моря новых и не совсем приятных ощущений. Во первых, тот гамак, в котором она спала, довольно резво покачивался в продольной плоскости, иногда очень резко и неожиданно уходя из под нее. При этом слышался громкий, глухой всплеск и снова равномерное журчание воды. Во вторых, пахло морской солью и сосновой смолой. В третьих, тело ломило от ночи проведенной почти сложенной пополам. Растянуться в гамаке было невозможно. Вылезти из него было тоже трудновато.
Когда Лене это все-таки удалось, она обнаружила себя в углу какого-то большого помещения. Угол был отгорожен от остальной части парусиной. На себе, Лена обнаружила темно-синюю робу навыпуск и холщевые широкие брюки. На робе был большой синий воротник с тремя белыми полосками. Лена начала что-то припоминать. Какое-то торжественное посвящение в матросы и занесение в судовую роль... что-бы это ни было.
Послышался свист со странными переливами. Парусина, отгораживающая помещение, была немедленно сорвана и перед Леной предстал юнга в таком же наряде, что и она сама.
- Бежим, наша вахта - закричал юнга - Куда? Зачем? - Скорее, а то схлопочем - настаивал юнга. Он схватил девушку за руку и практически волоком потащил ее по лакированой, деревянной лестнице наверх.
На палубе у рынды, со склянками в руках, стоял боцман. Когда последняя песчинка покинула верхнюю часть часов, боцман лихо перевернул их и одновременно отсчитал 4 сдвоенных удара в судовой колокол.
- А вот и наша альпинистка - просиял улыбкой капитан - как спалось? - Спасибо, ужасно. А где мы? Что происходит? - Товарищ матрос - почему-то зарычал на нее боцман - когда обращаетесь к капитану, прибавляйте иег... то-есть... "товарищ командир" или "товарищ капитан второго ранга." Других слов не говорить. На вопросы отвечать. - Я не матрос, я Лена. В чем дело? - Матрос, вот судовая роль, вот контракт. Это ваша подпись? Да? Тогда будте добры приступить к вашим непосредственным обязанностям.
Весь первый день, матрос Лена, училась тому что на корабле нет стен, а только борта и переборки, что нет потолков и полов, а есть подволоки и палубы, нет лестниц, зато есть трапы, и что моряки вообще часто говорят очень странно и непонятно, особенно боцман. Сильно позабавили Лену странные матросские штаны. Шокировал гальюн. Огорчила перспектива надраить палубы добела песком и медяшку "так что-бы огнем горела".
Под конец дня, измотанная Лена, вся в синяках, царапинах и ссадинах не могла дождаться того момента, когда ей снова можно будет попасть в свой, еще недавно такой неудобный, гамак. Никогда, даже во время самых сложных своих восхождений на разные горки, она так не уставала. То, что, как казалось ей, должно было быть самым привычным испытанием, а именно карабканье на мачту по вантам, на деле получилось, чуть ли не самым трудным. Все-таки горы не качаются с амплитудой в десятки метров у вершины, и не пытаются сбросить тебя, когда пальцы впиваются в рей и хочется зажмуриться и не отпускать никогда, ни за что, пока не пройдет эта чертова болтанка.
Тем не менее, Лену грело чувство гордости. С мачты она не свалилась, палубу надраила, медяшку начистила, и теперь честно заслужила свой сон.
- Ложись давай - прошептал, заглянувший за парусину юнга - завтра у нас теоретические занятия. Опять боцман про Петра I будет рассказывать. Спокойной ночи.
Важное
Важное
Важное
Важное
***
