Последние сообщения блогов

Адаму.  «Трагедия подводной лодки «М-200»

Читаю все посты, которыми вы делитесь.  Но история  случившегося  с подводной лодкой, как-то особо откликается. На то есть причины, о которых я тоже не  один раз писала здесь на блоге: Палдиски. Памятник погибшим подводникам «М-200». Его судьба. И память, которая до сих пор отзывается.

И не только:

«В истории гибели «М-200», много поучительных эпизодов, которые повторяются на протяжении всей истории флота и поныне…. Стоит описать уже забытые трагические дни гибели подводников и самоотверженной работы морских спасателей».

Для меня и уверена для многих других, трагедия подводной лодки «М-200» -  это и рассказ о том, что хотелось бы скрыть, но стало  известным. Это своего рода приговор не умению высшего  кабинетного начальства руководить, брать ответственность на себя, и даже большего -  вечного шкурнического интереса, сомнений, нерешительности, топтания, оглядки, хотя  стоит ли  еще раз  обозначать  все случившееся какими-то словами …. Об этом красноречиво сказано  теми, кто спасал:
«Спасательные работы задерживались, а время неумолимо быстро отсчитывало последние часы жизни моряков «М-200». Было много ненужной суеты, согласований, приказаний, ожидание ответов на выполнение указов и приказов, прочих проволочек. Пока наверху, решали, согласовывали и утверждали планы действий, на грунте лежала развороченная подводная лодка, и в тишине ее холодных, мертвых отсеков медленно погибали подводники.  Главкомовское:  «Мы сейчас посовещаемся…» длилось без малого 36 часов»….
И самое трудно выносимое:
«Согласно актам расследования факт прибытия главкома на место аварии «М-200» не подтвердился. Не «помнили» приезд Горшкова и другие участники событий, которых опрашивали следователи. И вообще, оказалось, что все распоряжения отдавал не главком, а командующий Балтийским флотом адмирал Головко Арсений Григорьевич!? В конце ноября, сразу же после трагических событий, Головко неожиданно перевели в Москву на должность первого заместителя главкома. Вскоре адмирал заболел. Считается, что лучевой болезнью: принимал участие в ядерных испытаниях морского оружия на Новой земле. В 1962 году легендарный моряк умер.
Виновными признали командиров лодки и эсминца, нарушивших Международные правила предупреждения столкновений судов в море (МППСС), а также командира 157-й отдельной бригады подводных лодок. Причинами, способствовавшими катастрофе, назвали неудовлетворительную организацию в подготовке «М-200» к выходу в море, низкую организацию оповещения и нарушение режима плавания в Финском заливе.
По понятным причинам вопрос низкой организации спасательной операции не рассматривался».
Есть фраза в публикации: » историю забыли на долгие годы»…. А жизнь подтверждала: все тайное, даже за семью печатями, становиллось явью. Об истории, пусть не громко, но рассказывали подводники. Они же отдавая дань святой  памяти и традиции на флоте, приносили цветы к памятнику погибшим с «М-200», ухаживали за территорией вокруг него. Боролись за его сохранение, когда эта территория не стала российской.  Памятник есть и есть памятные надгробия каждому из погибших на кладбище Палдиски. Есть люди, которые поддерживают территорию в чистоте и порядке. И есть факты, куда сюда приезжают поклониться им, через годы и расстояния.



Это фото сделано 12 октября 20015 года. Слева: старший лейтенант в запасе, штурманский электрик экипажа средней ПЛ С-95 Владимир Яковлевич Борисов ( живет в Таллинне), справа – капитан 2 ранга в отставке, командир подводной лодки С-95 Сергей Николаевич Боровков (Кронштадт).   Фото – Леонида Шуткова,  просто  неравнодушного человека, живущего в Палдиски, который сопровождал  их в этой экскурсии по памятным местам,  через многие прошедшие  годы.

Память, которая не уходит в запас…

10 октября 1953 года

Ситуация паршивая. Тот, с кем буду «вертеть афёру», появится на гауптвахте только в понедельник. Теряю двое суток, так как сегодня суббота. Очередной анекдот: сижу и по собственному желанию чищу картошку. Любовь к флоту крепнет…
Суббота… В Балаклаве сегодня весело. Ей Богу, меня там сегодня не хватает.
На Ленинградской гауптвахте было лучше. Там мы играли в преферанс, устраивали шахматные турниры, придумывали новые игры. Однажды даже умудрились продать машину дров, принадлежавших гауптвахте. Здесь же лежу и плюю в потолок.

11 октября 1953 года

Воскресение. ПО-ГО-РЕЛ!
Было скучно, поэтому немного развлёкся. Назначили на работу старшим. Во главе арестованных и в сопровождении автоматчика провели лихой налёт на женское общежитие, где нас «накрыло» начальство. Добавили пять суток. Но, товарищи начальники, так не пойдёт! В понедельник или во вторник я всё-таки выскочу! Вот увидите…
Видимо, мои дела очень плохи. Сейчас приходил Коля Таиров, но я его не видел, так как свидание не разрешили. Мне передал помощник начальника караула слова Коли о том, что сегодня они уезжают. Вот сейчас почувствовал, что очень крупно погорел.

Во-первых, теперь Щёголев наверняка оставит меня на два месяца, во-вторых, выпущусь младшим лейтенантом. Но я не хотел этого! Сейчас сижу не по своей вине, а из-за других. Начальство считает меня виновником одного происшествия, а на самом деле я совершенно не виноват.
Но главное – не унывать! Если меня выпустят младшим лейтенантом, потеряю один год и всё, так как через год буду уже лейтенантом.
Передали письмо от всех ребят. Это письмо подняло мне настроение. Молодцы! Они меня не забыли. Где-то достали денег и оставляют мне 350 рублей. Пишут, что, если не «разобьют» литер (у нас он был один на всех 11 человек), то соберут и оставят мне деньги, чтобы я мог уехать за наличный расчёт. Это действительно внимание. Меня обрадовало, что они все сдали экзамены благополучно. Боялся, что кого-нибудь из них «засыпят».

Двоих не наших оставили в Севастополе на два месяца. Меня ожидает та же участь. Но главное – не унывать! Бывает и хуже.
20 часов 35 минут. Сейчас уходит поезд Севастополь – Москва, на котором уезжают мои однокашники.
Такой уж у меня характер – долго грустить не могу. Оставили, так оставили, ну и чёрт с ними! Не ноябрьские праздники, так Новый Год буду встречать в Ленинграде. Ну, а младший лейтенант – это тоже офицер. А долго младшим я ходить не буду!

12 октября 1953 года

Сижу в пыльной камере и думаю, как бы мне пораньше выскочить, а мои коллеги едут в поезде в родной Ленинград. Сам виноват, не надо было столько гулять. Но я сдержал слово: водки у меня во рту не было. Так что я не такой уж плохой, как думает обо мне начальство.
Понедельник. Надо что-то делать. Жду врача. В училище было можно притворяться, ну а здесь? Врач знает, что больных не сажают, и любой приходящий к нему – сачёк. Нужно умудриться ему доказать, что я действительно болен. Но как? Видно будет по обстановке.

11 часов 40 минут. От души смеюсь. Погорел ещё раз. Трюк с подменой градусника в кабинете врача закончился неудачей. Меня вытолкали из кабинета врача и втолкнули в кабинет начальника гауптвахты. Тот бросил на меня грозный взгляд и привычным движением показал мне пять пальцев левой руки, то есть добавил пять суток за неудачную симуляцию болезни. Таким образом, я имел суммарно уже двадцать суток ареста, то есть должен отсидеть при окончании училища ровно столько же, сколько отсидел после перевода в 1-е Балтийское ВВМУ. Теперь освобождаюсь 28 октября!

13 октября 1953 года

6 часов 00 минут. Подъём! Подъём!
Опять слышу эту дурацкую команду. Ещё 15 раз мне придётся вскакивать под эти крики. Сегодня наши уже будут в Москве.
Перестал ходить на работы, чтобы писать, пока никого нет. Мичманов и старшин назначают на работу по желанию.
Опять анекдот! В камеру вошла комиссия во главе с комендантом города. Я, как старший по камере, скомандовал арестованным: «Встать!» и, подбежав к полковнику, рявкнул: «Смирно!» и начал докладывать. Но он перебил меня и взревел:
– Что это вы нас ставите по команде «Смирно»?
Я спокойно ответил ему:
– Вы удивительно догадливы!
– Арестовываю вас ещё на пять суток дополнительно, – зловещим шепотом произнёс комендант, наклонившись ко мне.

В ответ я вежливо поблагодарил его. Он выскочил за дверь, а за ним вся комиссия. Просуммировал, получилось уже 25 суток.
Жду, кто же догонит мой арест до месяца. Да, ещё сидеть и сидеть. Теперь даже не видно окончания срока. Надо что-то придумывать! Иначе дело не пойдёт. Но вот придумать-то что-нибудь не могу. Видимо, за время стажировки здорово поглупел.

14 октября 1953 года

6 часов 00 минут. Опять разбудил этот дурацкий крик: «Подъём!». Встаю с тяжёлым чувством. Ещё бы: десять минут назад ребята приехали в Ленинград. Обидно. Ведь мог быть в их числе и уже идти по Невскому.
Назначили старшим на работу, якобы «добровольно». Сижу на свежем чистом воздухе, так как отсюда до Севастополя несколько километров. Жарко. Сижу в одной тельняшке.
Опять умудрился погореть! Двое моих «подчинённых» (арестованных матросов) попросились уйти на два часа. Их воинская часть расположена рядом. Разрешил, конечно. Так вот эти «богатыри» налетели на коменданта города. Уйдя отсюда пешком, вернулись на машине полковника.
– Старшего ко мне, – прокричал комендант.
Я встал и подошёл к машине. Увидев меня, комендант стал протирать глаза. Посмотрев на меня ещё раз и удостоверившись, что перед ним уже знакомый мичман, он торжествующе закричал:

– Ага-а-а-а!, – и машина умчалась вместе с ним.
Поскольку мы старые знакомые, он не оставит меня без внимания. Теперь, думаю, у меня как раз будет месяц ареста.
Так и есть. Ещё пять суток! Мне нужно срочно покидать Севастополь, ибо мне заявили, что меня будут судить, если со мной ещё раз что-нибудь случится.

15 октября 1953 года

Начал «охмурять» врача. Это единственный способ выйти отсюда раньше. Пока безрезультатно. Но, как говорится, «под лежачий камень и портвейн не течёт!».
Я не боюсь никаких «дыр», не боюсь службы. Единственное, чего я хочу, это скорее оказаться на своей лодке. Не знаю, надолго ли меня хватит, но пока хочу только на море. В «дыре» я буду жить или нет, – это мне пока безразлично.

16 октября 1953 года

Ребята уже третий день в Ленинграде, а мне ещё сидеть на гауптвахте «до и больше». Но, кажется, всё-таки выйду раньше. Врач удостоверился, что у меня «воспаление лобных пазух». Подтвердил рентген! (?). Но мне никак не удаётся набить температуру. Пока вытягиваю только на 37 градусов. Нужен резкий скачок температуры градусов до 38.

Точка! Сегодня выхожу! Жду оформления документов. Врач не выдержал осады.
«Пчела и на крапиву садится. Не подражай ей!» – пишу большими буквами на воротах гауптвахты и удаляюсь.
Просидел девять суток, восемь часов и 12 с половиной минут. Сейчас гордо называю себя свободным.
Нахожусь у Нелли. Сразу идти на базу не захотел. Во-первых, нужно зайти на почту. Во-вторых, привести себя в порядок. Пойду завтра.

18 октября 1953 года

13 часов 40 минут. Лодку кренит с борта на борт. Встречные волны с силой ударяют в ограждение боевой рубки, обдавая всех, кто стоит на мостике, мощными каскадами брызг. Оставляя за кормой милю за милей, корабль идёт на выполнение очередной задачи.
Только пришёл на базу, и через два часа оказался в море. Лодка пошла на ответственное задание, и меня впихнули в неё на помощь штурману. Это приятно, но гораздо приятнее было бы сидеть сейчас у окна вагона и смотреть туда, где вдали скрылась Балаклава.

23 октября 1953 года

Сдал экзамены и завтра уезжаю. Даже не верится, что 27-го буду в Ленинграде!

24 октября 1953 года

20 часов 40 минут. Не верю, что еду в поезде. Ура! Ура! Ура! Я еду в Ленинград!

25 октября 1953 года

Видимо, я действительно нахал. Сижу в другом вагоне. В одной руке у меня пол-цыплёнка, а в другой – громадный кусок пирога. Разделяю «скромную трапезу» с двумя незнакомыми девушками.
В другом вагоне какая-то сердобольная бабушка пришивает мне погоны на бушлат.
Ну, а я, позавтракав, иду спать на чужую плацкарту.

27 октября 1953 года

Приехал! Все дружно кричат «Ура!» и выходят из вагона.
Встречает патруль! Бросаю всё и бегу скорее в тамбур…Сработал инстинкт самосохранения.

29 октября 1953 года

Ходить тяжело – мешают двухметровые рога. С рогами хожу первый раз, но «прелести новизны» не испытываю…

30 октября 1953 года

9 часов 30 минут. Всё! Юмор кончен.

7 декабря 1953 года

Полный финал таков: сегодня уезжаю на службу.
Ну а с дневником приходится прощаться. На службе у меня не будет времени писать, поэтому прощай, мой старый товарищ.

* * *

Прошу отнестись к этим дневниковым записям снисходительно, так как написаны они юношей в 1953 году, когда основными чувствами, будоражившими кровь, были романтика, восторженность и юношеский максимализм. Хотелось, простите, повыпендриваться, показать себя. Но любовь к Родине, желание стать настоящим офицером-подводником было главным!
Те, кто читал мой дневник, всегда спрашивают: «А что Люда?». А ничего. Оказалось, что это очередное юношеское увлечение, которое испытывает каждый из нас, начиная с первого класса.

Я – офицер, штурман-подводник

Хорошее начало!

Помню наш замечательный выпускной мальчишник 5 ноября 1953 года, первый офицерский отпуск (с офицерским денежным содержанием!). Но описать их уже не могу, так как с дневником покончено.
И вот уже поезд несётся в город Севастополь, к нашему первому месту службы! Он прибывает рано утром. Пока мы добрались до бригады, пока дождались кадровика, наступило время завтрака. Кадровик, объяснив, где кают-компания, предложил нам сначала позавтракать, а уж потом зайти к нему.

В кают-компании почти все столики были уже заняты. Вадик Савчук и Толя Кюбар заметили свободный стол в уютном месте, и мы направились туда. Мы не заметили, что в кают-компании стало тихо, а вестовой посмотрел на нас изумлённым взглядом.
Среди незнакомых офицеров мы чувствовали скованность, но старались вести себя непринуждённо, громко разговаривали, смеялись и, делая бутерброды, всем своим видом пытались показать, что мы – бывалые моряки.
В это время в кают-компанию вошли комбриг, начальник штаба и несколько старших офицеров. Продолжая разговор с начальником штаба, комбриг сделал несколько шагов в сторону «нашего» стола и вдруг, заметив нас, остановился. Кают-компания замерла. За каждым столом расцвели улыбки и заблестели глаза в предвкушении чего-то необычного. Мы уже поняли свою оплошность, но было поздно.
Комбриг осмотрел каждого из нас, сначала нахмурился, затем слегка улыбнулся и, обращаясь к своим спутникам, сказал:
– Ну что ж, товарищи офицеры, пойдёмте отсюда. Видимо, нас перевели во вторую очередь.
И они вышли из кают-компании.
Мы красные, как клюквенный экстракт, стоявший на столе, судорожно проглотили застрявшие в горле бутерброды и под хохот офицеров выскочили из кают-компании. Обедать в тот день никто из нас не пошёл…

Два эпизода задачи № 2

Наша лодка отправилась в район боевой подготовки для сдачи второй курсовой задачи, имея на борту командира бригады. Стояла тёплая, солнечная, безветренная погода. На Чёрном море благодать!
Выполнив комплекс предусмотренных мероприятий, всплыли. После обеда по трансляции прозвучала команда: – «Вынести мусор!». Бачковые поочерёдно полезли наверх.
Комбригу захотелось подышать и посмотреть на белый свет. Он начал подниматься по трапу из центрального поста. Увидев это, вахтенный офицер поторопил замешкавшегося в люке моряка:
– Ну что застрял? Давай быстрей!
Молодой матрос, выносивший отходы с камбуза, второпях неуклюже споткнулся и, падая, опрокинул свою бадью прямо в рубочный люк. Через секунду из люка молча вылез облитый помоями адмирал. Мигом оценив обстановку, старпом предложил устроить дополнительный перерыв для купания.
Провинившегося матроса отправили стирать форму начальства, другие занялись наведением порядка, а командир бригады, в плавках спустившись по штормтрапу в воду, поплыл вдоль борта подводной лодки. И в этот момент находившийся в прочном корпусе вахтенный трюмный продул гальюн…
В итоге, лодка в этот день задачу не сдала.

Мне повезло

Всё разъясняет моя запись на последней странице дневника, сделанная через много лет: «Валюша! А по-настоящему мне повезло 25 мая 1955 года, когда мы с тобой познакомились. Ты моя самая хорошая!».
Спасибо Всевышнему и «заму» Косте за нашу с Валюшей первую встречу! Возникает вопрос, – причём здесь замполит? Объясняю.
Когда в 1954-1955 годах на заводе города Николаева мы принимали новейшую по тем временам подводную лодку 613 проекта С-222, я целыми днями пропадал на лодке, изучая «свою родную». Вырывался в город значительно позже 23-х часов, а возвращался утром с весьма «уставшим лицом».

Однажды у нас с Костей состоялся разговор:
– Виталий Николаевич! Вы что, не можете познакомиться с какой-нибудь порядочной девушкой? Ходили бы в театр, в кино, на выставки. И в часть возвращались бы свеженьким!
– Да, но где взять порядочную девушку после 23-х? Их, порядочных, мамы давно уже уложили спать, папы закрыли все двери и покуривают возле них.
– Ну, ладно! Вот когда придём в Севастополь, я вас с такой девушкой познакомлю, что потом меня благодарить будете…

Тогда я не придал значения этому разговору, но как же Костя оказался прав!…Костя недавно женился, а его жена Мусенька, как он её называл, была подругой Валюши.
Итак, утром 25 мая 1955 года мы пришли в Севастополь, и Костя спросил:
– Ну что, пойдём?
– Куда?
– К Вале. Я же говорил вам.
Я согласился. Вечером мы отправились к незнакомой мне Вале. Честно говорю, ничего хорошего от этой встречи я не ожидал.

Предложение «зама» – явно очередная воспитательная работа. Но случилось иначе. 25 мая я впервые увидел Валюшу, а 11 июня, в мой день рождения, мы расписались. И это был самый драгоценный подарок за всю мою жизнь!
Довольно забавно это сейчас, что именно в этот день 11 июня в 11.00 меня «разбирали» на парткомиссии при политотделе дивизии. За что – не помню. Разбор начался традиционно:
– Фамилия?
– Ленинцев.
– Имя, отчество?
– Виталий Николаевич.
– Дата рождения?
– 1930-й.
– Мы спрашиваем не год рождения, а дату рождения!
– 11 июня 1930 года.
Возникла пауза.
– Сегодня, что ли? Ну что ж, поздравляем! Но это к делу не относится. Женаты?
– Никак нет!
– Холост значит?
– Никак нет!
– То есть? – Все члены парткомиссии вскинули головы и посмотрели на меня: – что это значит?
– Так я сегодня расписываюсь. Сразу после парткомиссии иду в ЗАГС.

Пауза, которая вновь возникла, оказалась значительно продолжительнее первой. Члены парткомиссии (они тоже люди) поглядывали друг на друга, не зная, что сказать. Тогда «начпо» дивизии, который присутствовал на заседании, сказал так:
– Ну вот что, товарищ Ленинцев,: во-первых, поздравляю вас, а во-вторых, идите-ка вы отсюда и больше лучше не попадайтесь!…
Испарился я сразу же, как будто меня и не было.
Вернусь к женитьбе. Некоторые могут сказать: «Ничего себе, женился через 18 дней знакомства!». Так вот из этих 18-и на десять суток мы уходили в Николаев на достройку корабля, трое суток стояли на Севастопольском рейде и два раза я сутками дежурил в части. То есть фактически мы были вместе после знакомства только три дня, а ещё точнее два вечера до 22-х часов, естественно, и один день!



Севастополь 11 июня 1955 года. С этого дня я стал счастливым семейным человеком

Короткое знакомство перед женитьбой не помешало нам жить вместе уже более сорока лет! И люблю я Валюшу с каждым днём всё сильнее. Да и как её не любить? Куда бы ни забрасывала меня судьба, в какие бы «дыры» я ни попадал, Валюша всегда была со мной. Когда я переходил вместе с лодкой к новому месту службы, через два-три дня Валюша уже прилетала и вновь была рядом.
Был даже такой случай. Когда мы переходили из Владивостока в Совгавань, на переходе, в силу определённых причин, задержались. Валюша с детьми встречала меня, сидя на чемодане около пирса.

А было трудно. Где только Валюша с детьми ни ютилась? И у знакомых, и у незнакомых, и в гостиницах, и в крохотных каютах плавбазы, и даже в «каютах» части… И никогда не жаловалась, а наоборот поддерживала меня. Всем, всем, чего я достиг, я обязан ей!

Будни подводного плавания

В 1956 году сдавали задачу №2 в Либаве. Что из себя представляет центральный пост ПЛ 613 проекта во время сдачи задачи, я думаю объяснять не надо. Не протолкнуться! Тут и комбриг, и флагмех, и флагманский штурман, и флаг-РТС, не считая различных штабных инструкторов и штатного личного состава.
Надо сказать, что мы подготовились хорошо. Все «вводные» типа «Пробоина в 1-м отсеке», «Пожар в седьмом», «Взрыв атомной бомба в районе 2-го отсека!» выполнялись с блеском. Видно было, что комбриг доволен. Наконец, постановка под РДП. Чёткое исполнение команд. Комбриг уже поговаривает о возвращении в базу и вдруг…

– Центральный! – раздалось в переговорке, – Пробоина в пятом отсеке!
Командир молниеносно открыл рот, но вылететь команде помешал комбриг, который, проявив такую же мгновенную реакцию, закрыл своей широкой ладонью рот командира:
– Владимир Александрович, – произнёс комбриг, обращаясь к флагмеху и продолжая контролировать командирский рот, – разве у нас в это время есть «Пробоина в пятом отсеке?
– Никак нет, – ответил флагмех, развернув свой свиток с планом задачи.
– А кто из офицеров штаба сейчас в пятом отсеке?
– Никого нет.
– Так что у вас происходит? – убрав руку и медленно закипая тихим голосом начал комбриг, обращаясь к командиру. – Что за организация? Что за самоуправство? А если бы пробоина была фактическая? Мне кажется, вы распустили свой личный состав. Кто что хочет, то и творит. Вам не задачу №2 сдавать, а впору оргпериод объявлять. Разберитесь!

Сжав всё высказанное комбригом в пять секунд и умудрившись втиснуть туда и всё то, что он думает о старпоме и его родственниках, особенно по материнской линии, командир приказал ему убыть в пятый отсек, разобраться на месте, доложить и сделать для себя выводы. Старпом испарился. Но через мгновение в переговорке раздался уже его голос:
– Центральный! Пробоина в пятом – фактическая!
Продулись. Всплыли. Комбриг приказал следовать в базу.
Оказалось же вот что: пробило патрубок системы охлаждения дизеля и вода била в борт, а создавалось впечатление, что она поступает из-за борта.

Комбриг долго молчал, а затем, видимо проанализировав действия личного состава и убедившись, что они были правильными, решил продолжить приём задачи. Он приказал погрузиться и входить в базу по расчётам в подводном положении, что планом выполнения задачи было предусмотрено.
Когда мы погрузились, старпом приказал:
– Осмотреться в отсеках!
– Первый осмотрен, замечаний нет! – донеслось из переговорной трубы, идущей в носовые отсеки.

Система корабельной трансляции «Каштан» ещё не была установлена. Второй отсек почему-то замешкался и докладывать начал седьмой. Старпом, нервы которого были на пределе, рявкнул в кормовую переговорку:
– Седьмой! Что вы лезете без очереди? Вы что? Считаете, что я доклады могу слушать одновременно из носовых и кормовых отсеков? У меня, как и у каждого нормального человека, только одно ухо!

Последовала пауза, а затем из седьмого отсека донеслось:
– Товарищ капитан 3 ранга! Командир седьмого – главный старшина Коляда. Я, видимо, ненормальный. У меня два уха…
Центральный «лёг», а комбрига это добило и он взвился:
– Командир! Даю неделю на подготовку к пересдаче! Никакой организации! Личный состав матчасти не знает! И разберитесь в конце концов, кто у вас двуухие, а кто одноухие…

Через несколько дней четыре подводные лодки, в том числе и наша, впервые должны были переходить на Север вокруг Скандинавии. Был выделен буксир, на котором командиры и штурманы должны были перед переходом подводных лодок пройти по маршруту в проливной зоне, чтобы лучше ознакомиться с проливами Зунд, Каттегат и Скагеррак, а также довольно сложной навигационной обстановкой в этом районе.
Из-за повторной сдачи задачи №2 мы в этот ознакомительный поход опоздали. Командиры и штурманы трёх других лодок в проливной зоне побывали, а мы нет.
Вопрос: какая лодка пошла головной? Правильно! Наша…

Две попытки пройти на Восток

Придя на Север, сразу стали готовиться к переходу на Тихоокеанский флот Северным морским путём в навигацию 1956 года в составе экспедиции особого назначения ЭОН-56. Предстояло докование корабля и выполнение множества других подготовительных мероприятий. Скучать было некогда.



Северный флот, лето 1956 года. Стоим в доке в Чалмпушке. Офицеры ПЛ С-222. Слева направо: штурман Виталий Ленинцев, командир ПЛ Виталий Александрович Свешников, замполит Алексей Лизунов, старпом Александр Таубин, доктор Василий Аниканов, командир БЧ-3 Николай Цветков, командир торпедной группы Борис Козлов

После докования всех ПЛ, выполнения других работ и окончательного формирования экспедиции началось движение большого каравана подводных лодок и надводных кораблей Северным морским путём на Восток. Ледовая обстановка в тот год была очень тяжёлой. Сроки перехода не выдерживались.



Северный морской путь, 1956 год. Это была эпопея! Подводные лодки застряли в тяжёлых льдах

В то лето мы на ТОФ не прошли. Четыре ПЛ, в том числе и наша, вернулись в Полярный, чтобы отпустить по демобилизации отслуживших срок моряков Остальные лодки зимовали на Колыме.
Переход повторили в 1957 году. Он был успешным.



Пришлось плавать вот с таким креном и дифферентом. Но мы всё-таки прорвались и «зализываем» раны



А вот и результаты «целования» с паковым льдом – деформированная часть лёгкого корпуса ПЛ С-222. Кроме того, носовые цистерны главного балласта правого борта были пробиты



Свято верил в астрономию. В открытом море при малейшей возможности определял место по светилам

После перехода Северным морским путём нашим постоянным местом базирования была Совгавань, а через два года нас перевели в Ракушку.



Совгавань, 1959 год. Офицеры ПЛ С-222 слева направо: командир торпедной группы Боря Житомирский, командир БЧ-3 Слава Горленко, командир БЧ-1-4 Виталий Ленинцев (все выпускники нашего училища) и начальник медицинской службы Вася Аниканов

Кто в Ракушке не бывал, тот и ТОФа не видал

Краткое изложение рассказа Рудольфа Рыжикова о Виталии Ленинцеве и службе подводников во Владимиро-Ольгинской ВМБ.
Эта база Тихоокеанского флота была не очень отдалённой – всего двести миль к северу от Владивостока, но уж очень, мягко говоря, глуховатой. Расположена она была в заливе Владимир, отделённом от Японского моря узким проливом между мысами Балюзек и Ватовского.
На северном берегу залива располагался небольшой посёлок с игривым названием Весёлый Яр, выросший вокруг заводика, производившего из морских водорослей продукт под названием агар-агар, очень нужный пищевой и парфюмерной промышленности.

Если от этого посёлка двигаться к югу вдоль уреза воды по узкой песчаной дороге, то через три километра можно выйти к четырём деревянным пирсам в бухте Ракушка, где базировались подводные лодки 613 проекта 126-й Отдельной бригады ПЛ ТОФ.
Недалеко от пирсов располагались здания штаба бригады, минно-торпедной части береговой базы и «миллионки» – небольшие складские постройки, где экипажи подводных лодок хранили всё то, что невозможно было постоянно хранить на лодках.



Левая часть панорамы залива Владимир.
Стрелками обозначены посёлок Весёлый Яр и посёлок Ракушка



Правая часть панорамы залива Владимир.
Виден выход в Японское море. А справа в глубине бухты базировались надводные корабли Владимиро-Ольгинской ВМБ

Поднимаясь от штаба в гору, можно добраться до береговых казарм экипажей подводных лодок, здания матросской столовой и офицерской кают-компании. Далее находится КПП.
За территорией бригады дорога становится круче. Пройдя мимо деревянного здания магазина военторга и двухэтажного здания санчасти и офицерского общежития, выходим к нескольким деревянным и каменным домам, где жили семьи офицеров и сверхсрочников.



В этих домах «с удобствами на ветру» мы жили вместе с жёнами и детьми по много лет

Это был крошечный посёлок без радио и телевидения, без кино и газет, оторванный от всего мира. Вокруг только горы и тайга. У кого были хорошие радиоприёмники, могли слушать новости. Кино иногда крутили в кубриках личного состава или в столовой с помощью узкоплёночной аппаратуры типа «Украина». Это было событием для всех жителей посёлка.
В такой ужасающей культурной отсталости быта служили и жили в то славное время подводники со своими семьями. Впрочем, офицерам скучать было некогда: интенсивная боевая подготовка и длительное пребывание в море не оставляли для этого времени…

В те достославные времена на флоте набирал силу очередной «почин», рождённый политработниками, – соревнование за звание «Отличный корабль». Экипажи трудились, что называется «в поте лица». Затрудняло эту работу отсутствие у экипажа нормального отдыха в перерывах между выходами в море. Даже увольняться матросам и старшинам срочной службы было просто некуда: никаких танцплощадок в гарнизоне не существовало, а понятия «дискотека» вообще не было.



Тихий океан в тихую погоду. В море хорошо…



А дома лучше…Посёлок Ракушка, 1959 год.
Редкий случай отдыха в домашней обстановке и общения со своей семьёй



Женщины посёлка Ракушка зимой с покупками от военторга



Женщины посёлка Ракушка летом на местном «рынке»

Трудился я в то время в должности старшего помощника командира ПЛ С-236. Командовал этим кораблём Юрий Перегудов – сын того самого Владимира Перегудова, под руководством которого были сконструированы дизель-электрические подводные лодки 613 и 611 проектов и первые наши подводные атомоходы. Юрий Владимирович избегал разговоров о своём родстве с этим знаменитым конструктором.
Службой своей с командиром я был доволен. У него многому можно было поучиться. Офицерский коллектив на лодке был замечательный: дружный, весёлый, грамотный, любящий, как пишут в аттестациях, службу и море.

Неожиданно помощник командира Витя Жилин был направлен в заграничную командировку, а на его место был назначен штурман с соседней ПЛ С-222 Виталий Ленинцев. Признаюсь честно: назначение это меня поначалу обескуражило. Виталия до этого я лично практически не знал, хотя вряд ли среди подводников моего поколения нашёлся бы офицер, не слышавший о его проделках. Как за императрицей, за ним тянулся длинный шлейф невыдуманных и выдуманных легенд и рассказов «очевидцев» о его «подвигах».
Штурманом он был отменным. Его удаль, доходившая до бесшабашности, не могла зачеркнуть его положительных качеств добросовестного офицера-специалиста и патриота подводной службы.

Вот такой человек-легенда пришёл к нам на ПЛ С-236 в тот самый ответственный момент, когда корабль был-таки объявлен отличным и вошёл в первую линию флота.
В коллектив он влился практически мгновенно. Уже в первом походе лодки в «автономку» (на боевую службу) показал себя исключительно добросовестным помощником командира, грамотным вахтенным офицером и душой не только кают-компании, но и всего экипажа! Мы с ним очень быстро сдружились. За внутренний порядок и снабжение корабля всем необходимым я и командир были спокойны.

Продолжение следует