Последние сообщения блогов

7



Пока Стэлла одевалась, Фрол тоже надел парадную тужурку, повязал галстук, хотя терпеть не мог галстуков, подошел к окну. Взглянул на осеннюю улицу, по которой ветер мел желтую сухую листву. Эх, нет Никиты с Антониной, остались в Балтийске! А ведь как дружно жили — водой не разольешь! Вот что значит с детских лет дружба да братство нахимовцев! Четвертый город, в котором они со Стэллой живут. Последний ли? Моряки то и дело переезжают с места на место. Нигде не могут обосноваться надолго. Такова судьба моряков. Своей судьбой Фрол доволен. И Стэлла с ним, и Алешка, и тетя Маро, ее он любит, словно родную мать, — ведь его мать давно умерла. И тетя Маро его любит, как сына. Когда, нахимовцем, Фрол приходил к ним в Тбилиси, она набивала ему карманы то сушеным инжиром, то яблоками, то орехами, то халвой. В их доме Фрол обрел семью, вместо той, которую потерял в Севастополе. И оттаял — а был он колючий, ершистый, закаленный в боях тринадцатилетний вояка. Тбилисский сапожник Мираб был душа человек. Жаль, умер. Жил бы да жил! Теперь больше незачем ехать в Тбилиси. Да и Нахимовского там давно нет: училищу моряков нельзя быть без моря. Во время войны в этом был смысл: в Тбилиси был тыл, на Тбилиси не падали бомбы, можно было учиться спокойно. Первые нахимовцы давно стали командирами кораблей, инженерами-изобретателями, подводниками — двое плавают на атомных лодках. К одному судьба ласкова, другого по головке не гладит. Встретил здесь Игнашу Барышева — не виделись целых шестнадцать лет (из Тбилисского училища Игнаша перешел в Ленинградское). И вот встретились — офицерами. Фрол стал комдивом и капитаном третьего ранга, а Игнаша — все еще старший лейтенант. Продвижению помешала болезнь. Не беда — нахимовцы независтливы... Ну вот наконец и Стэлла.
— Покажись-ка... Ух ты! — выразил Фрол свое восхищение.



Шестидесятые возвращаются!

Он в туалетах не особенно разбирался, но Стэлла в новом платье действительно хороша. Черный бархат вышит серебряными звездочками (Стэлла — тоже значит звезда). Своей звездочкой называл ее дядя Мираб. Своей звездочкой ее называет тетя Маро. Семь лет Стэлла и Фрол живут вместе. Сыграли свадьбу на год позже однокашника и закадычного друга Никиты. Стэлла все упрямилась: «Убедись, Фрол, в том, что ты меня действительно любишь. Убедишься— тогда позови». Фрол тосковал без нее: он, давно не имевший своего дома, заходил к Никите и Антонине и каждый свободный вечер отогревал у них душу и все спрашивал:
— Балтиец-то когда по плану появится?
Антонина смущалась, краснела и прятала глаза, а Никита как-то сообщил доверительно:
— Уже стучит!
— Неужели стучит? — удивился Фрол простодушно.
— Стучит!
— Ишь ты, шустрый какой! Ну, раз стучит — несомненно мальчишка! Счастливцы вы, черти!
Однажды Никита забежал к нему на корабль, весь взъерошенный, и сообщил, что отвел Антонину в родильный дом. Фрол, как мог, утешал друга, убеждал, что все окончится благополучно, звонил несколько раз в родильный — Никита был занят.



Фрола принимали за отца, ругали, что часто беспокоит, а потом вдруг поздравили: «Ну, от души поздравляем, счастливый отец! Роды были нелегкие, зато сын — богатырь». И Фрол так ликовал, сообщая Никите счастливую весть, что можно было подумать, это у него сын родился! Через несколько дней Антонина вернулась домой. И хотя у младенца было красное, сморщенное личико, как у всех новорожденных, Никита и Фрол нашли его красавцем. Вскоре Фрол притащил новорожденному парусную яхту, заводную моторную лодку и водолаза в скафандре.
— Ты соображаешь, что Юрке всего две недели? — спросила Антонина смеясь.
— Ну что ж? — не смутился Фрол. — Считай, что игрушки куплены впрок!
Так оно и вышло — и лодка, и яхта, и водолаз стали впоследствии любимыми игрушками подраставшего Юрки.
Через год приехала Стэлла. (Фрол написал: «Убедился, зову!») К ее приезду Фрол подыскал комнатку у старой эстонки Матильды Куузик и, как сумел, украсил ее. Стэлла приехала взбудораженная, счастливая, привезла фруктов и бурдюк кахетинского. Свадьбу отпраздновали на славу — пришли все друзья: и Хэльми со своим Михаилом Ферапонтовичем, и Антонина с Никитой; пили вино, танцевали и до утра веселились. На другой день Фрол проснулся женатым человеком — и было это непривычно, словно он надел новую и сшитую не по мерке тужурку. Ему хотелось побыть со Стэллой подольше, но надо было идти на корабль. Когда он наконец собрался уйти, Стэлла надула губы («Неужели опять станем ссориться?» — подумал в ужасе Фрол), но она вдруг обняла его, подала фуражку: «Возьми, Фролико. Я привыкну быть женой моряка».
А через год Фрол метался от корабля до родильного дома, от родильного — снова на корабль, беспрерывно звонил по телефону, и ему отвечали, что он зря волнуется, все обойдется. И действительно, к вечеру, когда он из Дома офицеров в двадцатый раз позвонил в родильный, чей-то голос ответил: «Поздравляем, товарищ Живцов, вас с сынишкой».



— Алешка! — гаркнул Живцов и принялся плясать тут же, в кабинете начальника Дома.
В этот день дул холодный балтийский ветер и море выплескивалось на набережную, забрызгивая подъезд «Золотого Якоря», а разгоряченный Фрол не чувствовал холода: он торопился на телеграф сообщить о великом событии дяде Мирабу и тете Маро — думали ли они много лет назад, когда Никита привел к ним друга-нахимовца, что этот рыжий мальчишка станет их зятем?
«Поздравляю, вы деды!» — послал он им телеграмму. И подписался не «Фрол», а «Алешка». Как будто Алешка мог уже посылать телеграммы!
Фрол стал нежнейшим отцом.
Раньше они со Стэллой ссорились по любому поводу. Теперь Стэлла сдерживалась. Она остепенилась. В Калининграде, придя на завод, Фрол убедился, с каким уважением относятся к «инженеру Живцовой».
«Мне повезло. Да, повезло!» — радовался он (еще свежи в его памяти были страдания бедного Коркина). Но Фрол свою Стэллу знал не несколько дней — много лет. Тут уже не могла совершиться «роковая ошибка»...

— Ну что же, пойдем? А то смотри, опоздаем... — заторопила Стэлла. Чудачка! Сама целый час одевалась, а теперь — «опоздаем»!
— Нам нельзя опаздывать. Я хочу выступить, Стэлла. Надо выручить того самого парня... который влип как кур во щи.



— А я, Фролико, его знаю? Кто он такой?
— Парень хороший. Больше ничего не скажу. Пошли.
И они поспешили к трамваю.
Когда они вошли в переполненный зал, диспут был в самом разгаре. «Эх, опоздали», — сетовал Фрол. Со сцены говорил пожилой капитан первого ранга:
— На днях я услышал от племянницы: «Поздравьте! Я вышла за моряка. Завтра уезжаю на Север». — «Но у тебя же не было знакомых моряков, Надя». — «Да, не было, да вот познакомилась». Оказывается, лейтенант Володя приехал в отпуск к родителям, встретил Надю, влюбился и... меньше чем в две недели молодые люди решили, что могут навсегда связать свою жизнь. Я вижу недоуменный вопрос в глазах сидящего во втором ряду лейтенанта: «А почему — навсегда?» (Веселый смех в зале.) А как же иначе? На год? На два? Или на три? «А что же ты знаешь о своем суженом?» — спросил я племянницу. «Только то, что он очень, хороший!» — «И это — все?» — «Ну а что мне еще? Он сказал, что меня очень любит и мы будем жить на самом берегу моря». Не все юные женщины, к сожалению, учитывают, и не всем влюбленные моряки разъясняют, что

«...привыкать к борьбе суровой
Должна подруга моряка...»



Так говорил наш флотский поэт Алексей Лебедев. Любимый будет часто уходить в море, придется оставаться одной. Только труженица, а не бездельница может стать верной подругой («Правильно!» — поддержали оратора многие голоса). Люди моего поколения находили своих боевых подруг на опасной в те годы комсомольской работе, в боях гражданской войны. В трудных испытаниях, в совместной, рука об руку, деятельности рождалась большая — на долгие годы — любовь. Моим сверстникам не пришлось раскаиваться, ломать жизнь, чтобы начать — неизвестно, удачно ли? — новую... А нынче некоторые считают, что можно жениться сначала «начерно», а потом уже — «набело»...
— Я согласна с капитаном первого ранга,— не дала закончить оратору рыжеволосая женщина в черном костюме. — У нас в части офицер Дмитрий Копчиков в июле прошлого года развелся с первой женой, в августе проводил отпуск со второй, в сентябре брал в канцелярии справку для третьей. А в ноябре зарегистрировался с четвертой жертвой своего дикого темперамента. И всем четырем он,— подумайте, пошлость какая! — всем четырем этот распущенный изверг клялся в любви!
— Уж и изверг! А не проще ли — донжуан?.. — сказали из зала.
— Копчиков потерял право носить погоны советского офицера! — крикнула женщина.
— А не слишком ли строго? — закричал озорной голос.
— Разрешите мне? — поднялся Фрол.
— Куда ты? — дернула его за рукав Стэлла,
— Только несколько слов.
Фрол поднялся на сцену. Оглядел зал.



Дон Жуан. Спектакль-пародия Центрального Академического Театра кукол под руководством Сергея Образцова.

— Доморощенным донжуанам на флоте не место. Согласен. Им надо воздать по заслугам. Но мог ли такой Копчиков успешно действовать, если бы не была так же легкомысленна, как и он, и противная сторона? Некоторые сроки, только что приведенные предыдущим оратором, глубоко меня заинтересовали. Хочу спросить: сколько же времени понадобилось каждой из так называемых жертв донжуана Копчикова, чтобы распознать человека? По-видимому, каждая из них думала, что, живя в космический век, можно ускорить и многие другие процессы. (Безудержный смех в зале: «Браво!») Безусловно, среди молодых офицеров встречаются люди влюбчивые, и даже весьма; им кажется, что каждая обратившая на них благосклонное внимание девица достойна немедленно стать боевой подругой. Я не верю в скоропалительную любовь. И если распущенных, вроде Копчикова, надо бить, и бить крепко, то влюбчивых и доверчивых надо предупреждать: «Осторожно, проверьте!» («Правильно!»)
Среди молодых девушек, — продолжал Фрол, — есть такие, которым жизнь с моряком представляется сплошным праздником; он наденет тужурку, всю в золоте, поведет в театр; есть и такие, которых прельщает мысль стать женой офицера, «устроиться»,— на это тоже не следует глаза закрывать! — Фрол достал из кармана письмо. — Вот послушайте, что пишет мне один пострадавший: «Я женился, Фрол Алексеевич, по первому впечатлению, встретившись с подругой жизни на танцах. Как я раскаиваюсь за «скороспелость»! Ей понравилась моя флотская форма, она думала, что жизнь на берегу моря — курорт. Беспечная, бездельница, злая, бездушная... Очень скоро я понял, что совершил роковую ошибку...» А раньше ты о чем думал? Сам, братец, и виноват! Была у нас жена старшего лейтенанта Мыльникова, бездельничала сама, других разлагала и даже оправдание безделью придумала: жена офицера, мол, это тоже профессия!



Вечер отдыха в зале Революции. Там за Невой моря и океаны: История Высшего военно-морского училища им.Фрунзе /Г.М. Гельфонд, А.Ф. Жаров, А.Б. Стрелов, В.А. Хренов. - М. 1976.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru

Поход в горящий Сухуми и не только


Капитан 1 ранга Ишинов Анатолий Александрович, ветеран Поисково-спасательной службы ЧФ

В августе 1990 года волею судьбы и оргштатными мероприятиями мой 120 дивизион тральщиков 68 бригады ОВРа был расформирован и я стал перед выбором: согласиться на должность начальника штаба бригады в Поти или Измаиле и закончить службу в боевом флоте или перейти навсегда в тыл флота начальником штаба 37 БРСС аварийно-спасательной службы флота.
Перспектива укатить в «тьмутаракань» и потом до конца службы выбираться оттуда в любимый Севастополь оказалась сильнее возможности карьерного роста и моей предыдущей службы, прошедшей в разных ОВРах – Лиепайской, Таллинской и Черноморской, и я решил перейти на якобы спокойную службу в АСС. Тем более что командиром бригады спасателей был кап. 1 ранга Гагин Д.С., выпускник моего Калининградского ВВМУ, но старше меня на 2 выпуска, который подбирал себе начальника штаба.
Ознакомительный разговор был довольно основательный и мне было что рассказать: классика прохождения службы – 2 года командир БЧ, 1 год помощник командира, 6 лет командир корабля, 2 года начальник штаба дивизиона, 2 года Военно-морская академия им. Гречко, 3 года командир дивизиона, 10 боевых служб в Средиземном море, Атлантике, Персидском заливе, орден Красной Звезды за боевое траление и проводку 34 караванов в зоне Персидского залива.
С таким послужным списком можно было идти без страха на приём к любому начальнику. Все сложилось положительно и в начале сентября 1990 года я перешагнул КПП 37 бригады спасательных судов в качестве начальника штаба. Как всегда бывает вначале с чужим и пришлым со стороны начальником, все с настороженным вниманием следят за его нововведениями.
Бригада на тот момент представляла два дивизиона спасательных судов – 162 и 168 соответственно и две группы – 288 группа подводных лодок и 1329 группа специального назначения.
Судовой состав насчитывал 53 судна, от самого большого СС «Эльбрус» до самого малого РВК, 7 подводных аппаратов различного назначения с глубинами погружения от 500 до 6000 м, 4 дельфина, обученных по поиску и обнаружению затонувших объектов и их обследованию.
Кроме того, в состав бригады входили береговая аварийно-спасательная партия со штатной численностью около 40 матросов, мичманов и одного офицера и береговая база со всеми положенными складами, автопарком и службами. В общем, это было боевое полнокровное соединение тыла Черноморского флота, самое непростое по воинской дисциплине и самое боеспособное в деле оказания помощи силам флота.
Для меня всё это было очень ново и интересно. Офицерский состав штабов и судов не отличался крепкой воинской дисциплиной и стремлением к карьерному росту, т.к. часть его представляла собой отряд людей, списанных с других частей и кораблей флота, или за любовь к «зелёному змию» или за непочтение к начальникам. Что однако не скажешь про офицеров – спасателей и водолазов. Это была элита соединения, возглавляемая заместителем командира бригады по спасательным работам кап. 2 ранга Кулаковым И.А. и флагманским водолазом кап. 3 ранга Пёховым А.И. Руководимые ими подразделения и группы были отработаны и готовы к работе по своему предназначению.
И самое главное, в бригаде всегда был интеллектуальный потенциал спасателей из ветеранов, которые, уходя в запас, оставались на гражданских должностях. Их авторитет и опыт были огромны и непререкаемы, делились они своим опытом с большим желанием. Традиции ветеранов спасателей и водолазов были очень значимы, передавались от поколения к поколению и сохраняются до сих пор таковыми, которых нет ни в одном ветеранском движении флотских соединений.
Поэтому, осмотревшись на месте, раскачиваться не пришлось, флотская жизнь не позволила, надо было работать, врастать в новое дело, менять профиль, становиться спасателем.
Первым этапом в этом деле надо было сдать на допуск к выполнению обязанностей командира спасательного отряда флота. В этом вопросе мне много помог командир бригады кап. 1 ранга Гагин Д.С., который, можно сказать, в ней вырос от лейтенанта – командира ВМ до командира бригады. Не знаю больше ни одного командира бригады спасательных судов ВМФ, прошедшего такой длинный, славный и трудный путь и заслужившего любовь и уважение подчинённых, как Дмитрий Сергеевич Гагин. Помог мне, конечно, и его заместитель по спасательным работам кап. 2 ранга Кулаков И.А., волевой, грамотный офицер, его боялись порой больше чем командира, т.к. спуску по вопросам специальности, знаний своего дела и отношения к нему не давал никому. Служба его является примером для теперешних спасателей. Начав службу командиром АСП бригады, закончил главным инженером УПАСР ВМФ в Москве, это ли не пример честного служения своему делу. Сдав зачёты в ноябре 1990 года, началась служба в «скорой помощи флота». Работ было много и возникали они как всегда неожиданно и со сроками выполнения – вчера.
Одновременно шёл развал и перестройка флота. Эта горбачёвская разруха государства, флота, устоев и принципов флотской жизни, пересмотр идеалов и символов. Первый выход на дело состоялся в декабре 1990 года на СБ-15. БДК «Фильченков» вышел в район сброса выслужившего и старого боезапаса, что в 40 милях на юго-восток от Херсонеса, и после выполнения работ не смог закрыть носовую аппарель, а погода стала ухудшаться. СБ-15 «летел» полным ходом на своих 14 узлах, готовясь к буксировке. Ветер и волна усиливались и буксир начал зарываться носом, пришлось сбавить ход до 10 узлов.
Капитан СБ-15 Гурьев Ю.П., выйдя ко мне на крыло мостика, спросил: «Ну как, товарищ НШ, наша качка на СБ?». Но сказалась старая закалка и служба на «тральцах», на что я ему ответил: «Нам такая качка – это как в буфете размяться красненьким». Он улыбнулся, протянул сигарету, мы с ним с удовольствием закурили, всматриваясь в ночную тьму моря и пытаясь увидеть впереди огни аварийного БДК. Работа была выполнена очень искусно, знающие моряки могут представить, что такое буксировать такой объект как большой десантный корабль кормой вперёд, т.к. носовую аппарель смогли закрыть уже только в заводе в базе.
Потом мы много работали вместе с Юрием Павловичем и на Змеином, и на откачке воды из восточного дока в б. Южная, и при подъёме теплохода «Кристина» в б. Ласпи, и на учениях. Я убедился, какой он умелый организатор, удачливый капитан и великий мастер-буксировщик, т.к. капитан буксира – это особый капитан, их мало, их знает и помнит флот по именам: Гурьев Ю.П., Кобылинский Г.С., Кузьмович И.Т., Макаров В.Н. Все эти уважаемые капитаны работали на наших спасательных буксирах, завоёвывая авторитет бригаде и экипажам буксиров во флотских кругах.
Весной 1991 года выполнена работа по подъёму командирского крейсерского катера 150 бригады противолодочных кораблей в Главной базе южнее Инкерманского входного створа, как раз на траверзе причала Инженерной бухты. Суть дела: командирский крейсерский катер № 371 штаба бригады на выходе из бухты Карантинная напоролся на камни, оторвал себе руль, побил винты и через пробоины в корпусе начала поступать вода. Катер-цель КВН снял его с мели, взял к борту и начал буксировать на 14 причал для подъёма на берег. В катере № 371 находился экипаж из 3-х человек, старшина катера и два матроса.
На траверзе Инженерной бухты навстречу КВН по створам на выход шёл РБ-136 9 БРСО. Носовой конец, крепивший РК к КВН, был слабенький, старый. Набежавшей встречной волной этот конец был оборван и катер поставило перпендикулярно направлению движения, катер сильно накренился, черпанул бортом воду, перевернулся кверху дном и затонул мгновенно. Старшина катера и матрос, что были в рубке, прыгнули за борт, а второй матрос, который был внутри, не смог выбраться наверх и утонул вместе с катером.
Через 30 мин. после случившегося ВМ-125 под командованием мичмана Ершова прибыл на место происшествия, встал на якорь и начал поисковые работы. Я был командиром спасательного отряда, поэтому возглавлял эту работу. Первый спустившийся под воду водолаз сразу обнаружил катер и обуйковал его для постановки плавкрана. Через пару часов подошёл плавкран вспомогательного флота, встал на якоря, водолазы застропили катер и его подняли на палубу плавкрана. При осмотре катера матроса внутри не обнаружили.
Плавкран снялся и ушёл, а мы ещё 2 дня искали в районе утонувшего матроса. Руководил водолазами дивизионный водолаз кап.лейтенант Метелин В. Работы осложнялись большой заиленностью дна и плохой видимостью у дна, водолаз работал вслепую в трёхболтовом снаряжении, добавляя к плохой видимости ещё и свою муть при передвижении по грунту. И вот на 3-и сутки работ, где-то после обеда, на водолазный пост поступил доклад водолаза: «Обнаружил что-то мягкое, вроде бы тело, голова возле моей ноги, но поднимать не буду, не могу».
Молодой водолаз просто психологически был ещё не готов к подобной работе. Метелин В. быстро сориентировался, спокойно, рассудительно дал команду водолазу: «Стой на месте, не отпускай тело, чтобы течением не унесло. Я иду по твоим шлангам к тебе». Сам быстро оделся в лёгкое снаряжение с аппаратом АВМ-5 и спустился под воду. Через несколько минут все были наверху с объектом поиска, которого сразу отправили в госпиталь, а мы свернули действия в районе работ и пошли в б. Стрелецкая к месту постоянного базирования, задача была выполнена. К тому же дивизионный и флагманский врачи соединения сделали вывод, что с водолазным составом надо проводить ещё и психологическую подготовку. Не каждый человек спокойно сможет поднять труп с глубины, и я тоже получил в этом опыт работы.
Еще хорошо запомнился случай работы на СС «Эпрон» по поиску новой торпеды в полигоне где-то почти на рейде Бельбека. Лодка проводила учебную стрельбу из положения лёжа на грунте новой торпедой по программе госиспытаний. Программой испытаний разработана система подъёма, всё продумано, всё обеспечено, но вмешался флотский «балбес» и всё пошло наоборот. Торпеда, пройдя полностью свою дальность, выбросила буёк-обозначитель для подъёма, подошёл торпедолов, оборвал все кевларовые концы, утопил торпеду и развёл в беспомощности руки. Флот «на ушах», секретная новая система наведения в торпеде. Еще 72 часа работал «стукач», но никто не нашёл, не увидел.
СС «Эпрон» получил задачу поиска в районе, в котором неделю «пахали» тральщики своей акустикой, но безрезультатно. И вот «Эпрон» спустил РК-680 и НК-300, приготовили буй Ряднова. Судно стоит на носовом якоре, катер пытается в секторе таскать корму вправо и влево. Чуть травим якорь, видимость «0», тоже безрезультатно.
И вдруг меня осенило: «У нас же есть дельфины, отработанные искать затонувшие объекты», через 4 часа ВМ‑413 доставил в район клеть с дельфинами и специалистами 1329 ГСН. Через 1 час работы дельфин по кличке Темп поставил 5 буйков в одном и том же месте.
«Эпрон» осторожно стал на 3 якоря, 2 носовых и 1 кормовой, расположив буйки-обозначители с правого борта в районе поста спуска водолазов. Пошёл 1 водолаз и тут же нашёл торпеду. Её остропили и аккуратно подняли на борт, она сразу перестала всех интересовать. И только через неделю, уже по моей просьбе, мой давнишний сослуживец по тральным силам флота начальник МТО флота кап. 1 ранга Королёв Г.Н. прислал самоходную баржу, на которую мы её перегрузили, избавившись от секретного объекта.
Советский Союз рушился до основания, вместе с ним рушился и флот, устои и принципы службы. Многие офицеры стали перед выбором: бросить всё и начать новую жизнь или, затянув ремни и уцепившись в старую идею, верой и правдой служить флоту и своей семье. Флот трясло от неразберихи, скудности обеспечения, отсутствия финансирования, а самое главное от потери перспективы службы. Старые друзья вдруг становились врагами, переходя под другой флаг и в другое государство, принимая новую присягу.
Там, где офицерский состав уважал и ценил своих руководителей за их человеческие качества, ещё оставался порядок и взаимопонимание. 8 апреля 1992 года утром в 8.00 над всеми судами соединения взметнулись на флагштоках Андреевские флаги. Мы первыми в Военно-морском флоте выразили навсегда верность единожды данной присяге и России и это был не какой-то популистский ход, а решение всего командного состава судов, рабочих и служащих бригады. И могу с гордостью сказать, что за всё это время неразберихи переприсягание и уход в ВМС Украины только 1 человек – кап. 1 ранга Рипашевский Г., командир СС «Эльбрус», спокойно без каких-то взбрыкиваний и конфликтов написал рапорт и перешёл на другой флот. Это говорит о сплочённости и единомыслии спасателей, мы предложили пример флоту по его спасению, но нас никто не поддержал и только через 3 года в 1995 году суда Вспомогательного флота тыла ЧФ последовали нашему примеру.
В день подъёма флага командующий КЧФ адмирал Касатонов И.В. вызвал кап. 1 ранга Гагина Д.С. и спросил: «Cможете удержать Андреевский флаг?». На что комбриг твёрдо ответил: «Сможем». «Тогда несите с гордостью», – подтвердил командующий.
Служба шла своим чередом; на выходах в море, а выходить приходилось на всех судах соединения, знакомился с людьми, экипажами, особенностями конструкции судов и управления ими. В августе 1993 года в районе Гудауты отрабатывались в спарке полёты над морем, один из самолётов МИГ-25 упал в море на виду пограничного поста. Бригаде была поставлена задача найти самолёт, «чёрный ящик» и лётчика. Подготовка к выходу и выход проводились по тревоге. Сборы были недолгими – заправились, собрали лучших водолазов в бригаде. Был создан отряд поиска из СС «Эпрон», ТЩМ «Cнайпер», ГС-429, командиром сил поиска назначили меня. На СС «Эпрон» в усиление установили на мостике 2 крупнокалиберных пулемёта 14,5 мм «Утёс», т.к. в районе работ обстановка была неспокойная, шёл грузино-абхазский конфликт, рекой текла кровь на склонах Кавказских гор, живущие раньше в мире два народа в непримиримой ненависти уничтожали друг друга с переменным успехом.
На переходе в район составом отряда с кораблями, имеющими стрелковое оружие, отработали совместные стрельбы и отражение быстроходных катеров противника. Мой бывший ТЩМ «Снайпер», на котором командиром был кап. 3 ранга Стрепко Н.М., являлся главной ударной и прикрывающей нас с ГС-429 силой. С прибытием в район поиска нас встретили абхазские катера, которые уже работали самодельными тралами-кошками, передав нам место и пеленг падения самолёта, наблюдаемые с пограничного поста. Работы начались с глубин 10 м, водолазы работали и с судна, и с катера.
Работа закипела и вскоре на палубе СС «Эпрон» уже лежала груда обломков самолёта. Мы нашли и подняли почти весь самолёт в разобранном виде, нашли в обломках самолёта место «чёрного ящика», но самого его и лётчика не нашли. Он при ударе о воду успел включить катапульту и вылетел из самолёта, но парашют полностью раскрыться не успел из-за малой высоты полёта, лётчик погиб.
Местные рыбаки на шлюпке подхватили парашют с лётчиком за стропы и начали буксировать тело к берегу. Прилетевший вертолёт-спасатель МИ-14 приказал рыбакам всё бросить и выйти из района, не мешать ему работать. Подспудная струя воздуха, пока вертолёт маневрировал, придавила парашют и он вместе с лётчиком ушёл под воду и его больше никто не нашёл. В том районе сильное подводное течение вдоль берега в направлении к Пицунде. Комиссия лётчиков в составе трёх генералов контролировала нашу работу, видела то напряжение, с которым водолазы стремились выполнить поставленную задачу на пределе возможности пребывания водолаза под водой на этой глубине. В общем, обломки самолёта собрали, а лётчика и чёрный ящик не нашли. Всё поднятое имущество передали в районе Гудауты на баржу, которая доставила его на берег для дальнейшей экспертизы.
Грузино-абхазский конфликт разгорался, возникла необходимость вывезти людей из Сухуми. Мы получили задачу закончить работы в районе поиска, подготовить судно для перевозки русскоязычных беженцев из Сухуми в Сочи и поступили в распоряжение командира 39 дивизии десантных кораблей контр-адмирала Михальченко Н.Г., который был старшим по эвакуации грузинского населения из Сухуми в Поти.
Время захода в порт было назначено с 15.00 до 18.00, нам дали частоту для связи с ОД грузинских формирований в Сухуми для согласования наших действий. Рано утром, оставив район поиска около Гудауты с прекрасными мандариновыми садами на склонах гор, СС «Эпрон» снялся с якоря и в утреннем тумане растаял в море. Однако около 11.00 на переходе мы были остановлены катерами абхазских морских формирований, которые потребовали досмотреть судно перед заходом в порт на предмет отсутствия на борту подкрепления грузинским военным, оказавшимся в затруднительном положении в столице Абхазии Сухуми.
Город был весь в дыму, шёл бой, абхазцы освобождали свою столицу. К борту подошёл бывший пограничный катер, имеющий вместо носовой установки АК‑230 вертолётный НУРС, пулемёты были на корме. Я встретил кап. 2 ранга в форме офицера советского флота, мы представились. Он спросил о целях нашего захода в Сухуми, о чём я ему рассказал. Затем он сказал: «Мы служили с Вами флоту Советского Союза, дайте мне честное слово офицера, что у Вас на борту нет грузинских формирований им в помощь». На что я ему ответил, что мы все поддерживаем стремление к независимости и волю абхазского народа, защищающего свою страну от нападения грузинской армии. Мы с Вами и готовы помогать во всём. Этот офицер, уже не помню его фамилии, исполнял обязанности НШ морских формирований Абхазии и направлен туда от конфедерации горских народов Кавказа, позывной его был «Ястреб».
Подарив абхазцам 10 морских дымовых шашек, мы разошлись каждый в своём направлении, довольные встречей, и на весь период нашего пребывания в районе заручившись взаимным уважением и дружественным отношением. Ответ «Эпрона» по УКВ на запросы абхазцев «Я, спасатель «Эпрон», следую по плану», был как визитная карточка и пропуском в любой район наших действий.
Итак, связавшись с ОД грузинских формирований в Сухуми, мы получили разрешение на заход в порт, но не получили уверенности в безопасности, т.к. ОД предупредил, что у него нет связи со всеми отрядами и он не может обеспечить нашу безопасность на весь период пребывания у причала в порту. Командиром «Эпрона» в то время был кап. 3 ранга Деев П.П., который уверенно управлял судном, хорошо знал его маневренные возможности, давно служил на судах данного проекта и был опытным офицером, прошедшим школу АСС в полном объёме. Мы с ним за время совместных выходов и работы в море нашли правильные способы взаимодействия и отношений, почти дружественных, т.к. были одногодки, и он был очень похож на моего школьного друга, поэтому мы старались уважать друг друга и помогать, дополняя действия каждого.
Выйдя на крыло мостика, мы обсудили окончательно наши действия на заходе и наши роли. Мы оба могли управлять судном и принимать решения, поэтому для командира отводилась роль в течение всего времени пребывания в порту находиться на ГКП, главные двигатели не останавливать, держать на самых малых оборотах, швартовые команды по местам, на юте в готовности рубить швартовые и немедленно отходить в случае возникновения какой-либо боевой ситуации. А мне отводилась роль совместно с группой усиления из морской пехоты и двух групп огневой поддержки, сформированных из личного состава «Эпрона», организовать приём беженцев и их размещение на борту. Главная задача не допустить пронос на борт оружия и взрывчатки, т.к. провокаций можно было ожидать в любой момент. Безопасность стоянки судна обеспечивали ещё 4 вертолёта и 1 самолёт в воздухе, в море на подходах к Сухуми в готовности к нанесению удара по моей команде. И приданные мне в помощь 4 наводчика – офицеры вертолётного полка из Гудауты со средствами связи для взаимодействия с обеспечивающими нас силами. Все было оговорено, продумано.
Судно удачно ошвартовалось кормой с отдачей якорей, высадив на берег швартовую группу для заведения концов, т.к. на причале никого не было. Стоим час у причала, никто не идёт на судно. В близлежащих районах взрывы, стрельба, идёт бой, горят дома. Я с мегафоном в руках, с морскими пехотинцами выхожу на причал и начинаю в мегафон приглашать русскоязычное население эвакуироваться в Россию в Сочи. Через некоторое время после моих обращений потянулся народ, по одному, группами, а потом толпой. Оказывается, грузины специально изменили информацию о нашем подходе, указав другое место швартовки судна. Досмотр подходивших беженцев на предмет оружия на берегу проводили морские пехотинцы. К 17.00 на борту насчитывалось уже около 270 человек, в основном женщины, дети и старики. Внезапно по левому борту судна с берега открыли огонь какие-то формирования, трассы пуль ложились у самого борта. Вертолётные наводчики доложили, что они засекли место на берегу, откуда ведётся огонь.
Я отдал команду на подавление огневых точек. Вертолёты нанесли удар. Сразу на связь вышел ОД грузинских формирований с претензиями, мол, мы так не договаривались, вы уничтожили нашу батарею. Я ему ещё раз подтвердил, что свою безопасность на период стоянки мы обеспечим сами. Далее до конца нашего пребывания в порту подобных случаев не было.
Приняв на борт около 500 человек, к 18 часам «Эпрон» был готов покинуть Сухуми. Судно снялось с якоря и швартовов, которые отдавали нам несколько стариков, провожавших своих родных и отказавшихся уезжать, они сказали: «Здесь могилы наших отцов и матерей и мы остаёмся с ними». Моряки перед съёмкой с якоря вынесли этим людям мешок хлеба и консервов. Проходя Сухумский маяк, береговая батарея 76-мм орудий открыла по нам огонь несколькими выстрелами, но не попала. «Эпрон» дал полный ход 16 узлов и начал отрываться от береговой черты, стоящие на верхней палубе люди наблюдали панораму горящего, в прошлом красивого города, закрытого чёрным шлейфом дыма, вечерним бризом выносимого в море. Беженцы плакали, ничего хорошего впереди их не ожидало, они оставили обжитые родные места, своих близких и родных.
С отрывом от береговой черты возникли новые сложности. Длительная стоянка в порту при работе главных двигателей на малых оборотах сказалась через час работы полным ходом. Вспыхнула дымовая труба, сотни горящих «пчёл» с воем разлетелись в разные стороны, труба представляла проснувшийся вулкан, готовый разразиться лавой на верхнюю палубу. Сыграна аварийная тревога, снижены обороты, судно легло в дрейф, аварийная партия приступила к тушению. Но всё было выполнено быстро, собрано, без лишней суеты и суматохи, беженцы даже не поняли в своих заботах опасность происшедшего. Пожар был потушен, судно легло курсом на Сочи и начало плановый 8-часовой переход.
Судовые коки расстарались, баталер продовольственный мичман Пётр Кебало, опытный и умудрённый службой, поскрёб по сусекам своих кладовых и сумел приготовить ужин на всех: экипаж и беженцев, детей даже угостили кашей гречневой с молоком, которого многие не видели уже давно. В вечернее и ночное время по судну там, где были размещены в кубриках беженцы (весь личный состав перешёл на боевые посты), ходили патрули, поддерживая порядок и спокойствие. Руководили патрулями помощник командира ст. лейтенант Герман и начальник ПСС судна ст. лейтенант Катков. Ночь прошла спокойно, на рассвете СС «Эпрон» ошвартовался в узком Сочинском порту. На берегу стояли подготовленные автобусы для доставки людей на вокзал и в санатории для временного размещения. Так закончился первый поход за беженцами, экипаж приступил к уборке и дезинфекции кубриков и подготовке к новому походу к Сухуми
Продолжение следует ...