Сыну, внуку и далее – по цепочке памяти. Н.З. ФРАГМЕНТЫ ПОДБОРКИ «О НАШИХ ЖЕНАХ» (Из материалов, заказанных Н.В.Лапцевичу Татьяной Конецкой, но по сей день остающихся не реализованными)
Н.В.Лапцевич:
Наше поколение - единственное, прожившее практически целиком (начало 1930-х - конец 1990-х) свою жизнь в советское время, испытало на себе все его плюсы и минусы. При этом, как цыплёнок, только что вылупившийся из яйца, признаёт за курицу-мать первое, увиденное им живое существо, так и подавляющее большинство из нашего поколения было лишёно доступа к какой-либо информации, кроме преподносимой ежедневно и ежечасно партийными печатью и радио, чем и довольствовались. Такого рода информацию мы усваивали почти на уровне подсознания, она вдалбливалась в нас в виде догм, почитаемых единственно и незыблемо верными.
Во времена молодости нашего поколения (середина ХХ века) семьи создавались молодёжью, как правило, сразу или в первые два-три года после учёбы в ВУЗе или военном училище. Семьи возникали по-разному, но практически обо всех можно с уверенностью сказать, что в основе брачного союза молодой пары лежала только любовь – и при этом чаще всего первая. Социальный статус жениха и невесты не имел существенных различий – богатством и недвижимостью они не были обременены. Внебрачные связи осуждались Партией и Комсомолом, да и в целом в обществе подобные явления считались предосудительными. Молодая семья начинала свою жизнь с чистого листа, что, как показывает опыт, являлось дополнительным фактором, скрепляющим семью. Семьи молодых моряков-лейтенантов неподготовленностью, неопытностью напоминали щенков, брошенных в воду – им сразу предстояли нелёгкие испытания на выносливость. Мужья, как правило, отсутствовали часто и подолгу, и главными фигурами неизбежно оказывались жены. Семья для них – главный приоритет в жизни, объект постоянных первоочередных забот. Муж, как правило, играет хотя и важную, но всё-таки вспомогательную роль, обеспечивая семью в первую очередь материально. Сфера приложения его усилий – служба, а семья – объект отцовских забот и место отдыха и восстановления сил, Опять же всё это обычно под опекой жены. В 1950-е годы страна приступила к созданию мощных Военно-Морских сил. Строительство и существование Большого Флота невозможно без оборудованных мест базирования с развитой инфраструктурой. Но этот непременный элемент флотского механизма, решающим образом влияющий и на уровень боеготовности флота, и на нормальные условия жизни моряков и их семей, не пользовался целеустремлённым вниманием руководства страны и флота – и так сойдёт, перетерпят, справятся, опираясь на всемерно декларируемый патриотический долг перед родиной.
В.Лебедько с главкомом ВМФ СССР С.Горшковым
Как пишет известный подводник контр-адмирал В.Г.Лебедько: «Порой новые места базирования встречали подводников одинокой плавбазой при пустынных берегах. Часто плавбазы служили не только местом расположения штабов и экипажей, но и семей подводников. В жутких и порой невыносимых условиях жили тогда подводники и их семьи. Великое терпение и самоотверженность требовались от них». И далее о Северном флоте: «Жестокие морозы, полярные ночи, льды, ледяные и снежные ураганы, беспросветные туманы, постоянная борьба за жизнь гарнизонных городков, и при всём этом необходимость решения задач боевой подготовки, приёма оружия, выполнения различных ремонтов и докования – таковы были условия базирования… Ни один флот мира не базировался в таких условиях, а если бы попытался это сделать, то скоротечно развалился бы от аварийности и перестал существовать как боевое объединение. С нами этого не произошло, но всё же мы платили за это авариями и жизнями». (В.Лебедько: - СПб.: «Галлея Принт», 2006 - 75[5] с. ил; - стр. 14, 22). О трагедиях аварий и людских потерь – отдельный разговор. А сейчас представьте хоть на миг самочувствие молодой жены – вчерашней горожанки, студентки, выросшей под крылышком матери и смело последовавшей за мужем, неоперившимся лейтенантом, к месту его службы. Мытарства начинались сразу, с вокзала или аэропорта города, в котором располагался штаб Флота. С этого момента и надолго – на многие годы – главной проблемой семьи было обрести пригодное для жизни жилье. Высокие флотские инстанции в лучшем случае что-то обещали в неопределённом будущем и препровождали бедолагу-лейтенанта вниз, по команде. И только в части (на корабле, лодке), куда офицер был назначен, непосредственные его сослуживцы – деваться-то некуда – начинали изыскивать какие-то решения проблем, свалившихся им на голову. Как правило, это было или поселение вновь прибывших во временно пустующее жильё, если хозяин уехал в отпуск, или подобие комнаты в дряхлом бараке, или, при отсутствии того и другого, подселение к семье лейтенанта, уже обретшего какое-никакое пристанище. Далее мысленно вообразим повседневные будни молодых жен. Их борьбу с десятками проблем один на один (муж ведь сутками занят на службе или вообще в море). Изо дня в день трудно переносимый быт во временном жилье, мало приспособленном для проживания, при отсутствии элементарных атрибутов цивилизации, в условиях холода, нехватки угля, продуктов, воды, лекарств и т.п.. Нелишне добавить к этому, что наличие или появление в семье ребёнка (к слову, добрую половину своей молодости мы прожили при запрете абортов) влекло к возрастанию трудностей в геометрической прогрессии. Конечно, выручали любовь, запас здоровья и нерастраченных сил и стремление во что бы то ни стало создать и сохранить семью. И еще – поддержка, солидарность, взаимовыручка живущих рядом более опытных «подруг по несчастью»...
ДАЛЕЕ Н.В.ЛАПЦЕВИЧ ПЕРЕСКАЗЫВАЕТ ОТДЕЛЬНЫЕ МОМЕНТЫ ИЗ ПЕРВЫХ ЛЕТ ЖИЗНИ ДРУЗЕЙ-ОДНОКАШНИКОВ И ИХ ЖЕН, ПОДЕЛИВШИХСЯ С НИМ ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ. ЭТО – ЗИНАИДА СУВОРОВА (жена командира АПЛ К-429, потерпевшей катастрофу), ЭТО – КИРА ЧЕРНОВА… НАДЕЖДА ЛЕБЕДЬКО… НИНА ЛАПЦЕВИЧ… АНТОНИНА СЕЛИГЕРСКАЯ… ОЛЬГА БРЫСКИНА… ЕЛЕНА КРЫЛОВА… НО ИЗ ВСЕГО ЭТОГО СОДЕРЖАТЕЛЬНОГО МНОГООБРАЗИЯ Я ВОЗЬМУ ТОЛЬКО ФРАГМЕНТЫ, КОСНУВШИЕСЯ МЕНЯ И ЕЛЕНЫ – ПУСТЬ ЭТО СОХРАНИТСЯ У ВАС ДЛЯ ПАМЯТИ.
* * * *
Сочихин Апполос Сергеевич, Лапцевич Николай Васильевич, Загускин Николай Евгеньевич (Н.З.)
Н.В.Лапцевич – обо мне
Вот пример, подтверждающий – в который раз – что настоящая любовь преодолевает все преграды! Лодка, на которой молодой лейтенант-минёр НЗ проходил службу, при переходе Северным морским путём с СФ на ТОФ вынуждена была долго отстаиваться у острова Диксон. Затем, не пробившись через пролив Лонга, несколько лодок зазимовали в устье реки Колымы, вблизи Нижних Крестов (ныне посёлок Черского). Природа, одарила Н.З. фантазией, литературными способностями, здравым смыслом, чувством юмора, предприимчивостью. Всем этим он активно пользовался, чтобы разогнать полярную скуку, нахлынувшую на соплавателей. К числу его придумок относилось, в частности, «Якорное пятиборье имени Харитона Лаптева» – состязательные игры в шахматы и в шашки (в том числе в поддавки), а также со сложным многофигурным выбиванием вражеских шашек путём «выщёлкивания» их с доски. Разрабатывались и осуществлялись также изобретательные розыгрыши, типа срочного вызова доктора на флагманский крейсер с машинописным докладом о произведенной на лодке дератизации и о проверке экипажа на педикулёз. Вот одна из невинных, казалось бы, проделок Н.З. На рейде острова отпросившись у командира на береговую почту, Н.З. предложил офицерам отправить телеграммы родным и близким. В ответ сомнения: «А что писать? Где мы – нельзя, куда и когда придём – тоже нельзя; да и не угадаешь». Но Н.З. убедительно возразил: «Где мы – станет ясно из самой телеграммы! А текст можно дать любой оптимистический. Например: «Нерпы имеют добродушный вид. Целую – и подпись». Текст понравился. Все, кроме командира, продиктовали свои адреса. На почте одинаковые тексты в семь разных городов приняли без возражений, в том числе и у самого Н.З., жене, в Ставрополь. А на следующий день к борту ПЛ безмолвно подошел крейсерский катер. На нём прибыл оперуполномоченный особого отдела… Тотчас же Н.З. был вызван к командиру. Особист потребовал написать объяснительную по поводу отправленных телеграмм. Он негодовал: – Вы переполошили все спецслужбы, от Диксона до Москвы! Текст был воспринят, как условный сигнал, типа: «Над Испанией ясное небо!». Проводной связи с Диксоном нет, телеграммы идут по радио, значит на весь мир!.. В итоге последовавших разбирательств «переполох» завершился более или менее благополучно. Командир объявил по выговору всем участникам, кроме Н.З. – его намеривалась наказать Москва. Но, видно, позабыла. Столь благостный конец не слишком типичен для тех времён. Но это присказка, а сказка впереди. Через некоторое время нескольким лодкам пришлось зазимовать на Колыме. Н.З. приобрёл в Крестах Колымских «дом», у известного уголовного авторитета. Недорого – всего за половину месячного оклада. «Дом» сильно смахивал на сарай, но имел окошко; к тому же в нём, по требованию Н.З., доверенный человек от уже убывшего из Крестов авторитета, безропотно сложил в дополнение к буржуйке, кирпичную плиту. А моряки из родной БЧ-3 обили стены, пол и потолок брезентом, а поверх этого фанерой. При температуре минус 55 в жилище бывало всё-таки не слишком уютно. Однако, для Н.З. и прилетевшей вскоре из Ставрополя жены Елены (трое суток добиралась через Москву полярной авиацией) это было счастливое время.
Нижние Кресты, зима 1956 года. Лена прилетела особым рейсом полярной авиации. Это наш «дом».
Много позже, на золотой свадьбе, Н.З. вспоминал: – Дежурства по лодке…ежедневная сколка льда вокруг корпуса… собачьи упряжки… Сотни белых куропаток… шампанское, крабы, оленьи языки и консервированные ананасы в магазинчике… и бочонок с самодельной брагой в нашей избе, по вечерам становившейся пристанищем для друзей-сослуживцев… светлые времена!.. Поражает, насколько близким к реалиям колымской зимовки 1956 года оказался стих, написанный мной ещё в 1953-м, перед выпуском из Училища, в первую годовщину нашей с Леной свадьбы. Многое совпало, хотя и не в деталях.
От Н.Загускина – Н.Лапцевичу.
«НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ЕЛЕНЕ КРЫЛОВОЙ» – так Н.З. отреагировал на мою просьбу прислать какие-нибудь биографические материалы о жене. И вот что он написал. К сожалению, я не нашел стихов периода, прямо относящегося к Крестам Колымским, хотя, возможно, они есть – «докомпьютерная эра», бумаги могут оказаться где-то в чемоданах. Надо сказать, что я никогда не писал стихов о тяготах, испытываемых Леной – только шутливые, хвалебные и оптимистические строки. Но она никогда и не жаловалась на тяготы жизни. Всегда умела преодолевать трудности. Более того, задавала другим морским женам оптимистический настрой и являла пример в преодолении любых житейских проблем. Право же, нет места, куда бы она ни следовала за мной, иной раз, сдавая сына, ещё маленького, на попечение бабушек, но чаще возя его с собой. Первый её выезд «на службу» был летом 1953-го – в Поти, на стажировку. И была она при этом на шестом месяце. Старенькие потийские лодки пребывали в непрерывном ремонте, и нас с Юрой Клубковым, в шикарных мичманских фуражках, просили не путаться под ногами. И мы пили в погребках турецкий кофе и маджари, а под вечер ловили на волнозащитном молу крупных крабов и Лена их нам варила. Следуя за предначертаниями моей службы, Лена была в Николаеве… в Севастополе… в Либаве … в Нижних Крестах, без малого трое суток добираясь туда полярной авиацией… Затем, при моём уходе с лодок в службу военных сообщений, прилетела с сыном в Петропавловск-Камчатский, в многонаселённый двухэтажный барак с удобствами во дворе. Интересно отметить, что ВУЗы, не законченные по разным причинам («Холодильной», «Совторговли») никогда не способствовали её трудоустройству, тем более карьере. На работу её приглашали-призывали по мере надобности. И она шла. И всегда справлялась, мгновенно усваивая любые навыки и быстро их совершенствуя. В Крестах Колымских местный суд призвал её к печатанию судебных, чаще всего адвокатских материалов, написанных наспех. И ей не раз приходилось помогать суду в решении весьма принципиальных вопросов. Например, рассматривалось дело о побеге зэка «с бараном». «Баран», как и предусматривалось, был благополучно съеден. Дело возбудили. Адвокат, прилетавший из Магадана, а затем срочно уехавший, всё время путал в своих протоколах весьма сходные фамилии фигурантов. В результате оставалось не совсем ясным кто кого съел: Угланов Урханова или наоборот Урханов Угланова? И Лена, мало того, что печатала, но ещё и помогала логически разобраться в этом бредешнике. Позже её машинописные навыки, приобретённые на Колыме, стали технологической основой моих ВГИКовских учебных трудов и некоторых последующих сценариев. Печатала она и диссертацию для своего шефа в Военмедакадемии. Впрочем, о медицине позже. На Камчатке основной стала работа в детских садиках. Началось это опять же по испытывавшейся садиками нужде и поначалу возмещалось всего лишь приёмом нашего сына, при вечной нехватке мест. Но карьера при этом получилась почти адмиральская! Няня… повар на несколько дней…заведующая… музыкальный воспитатель (талант общения с детьми оказался важнее – всего-то 6 классов музыкальной школы!). В итоге, звали сразу в три садика в разных концах города. И она успевала, изобретательно при этом организуя праздники. По возвращении в Питер, у Лены всегда оставались два образцовых садика при безоговорочном присвоении ей специалистами РОНО высокой профессиональной квалификации. Незадолго до пенсионного возраста (не ощущаемого тогда ни внешне, ни внутренне) Лена, ещё раз, по стечению обстоятельств, коренным образом поменяла работу. Она стала медицинской сестрой в медакадемии – помощницей высококлассному врача – ультразвуковика. Именно тогда, в возникшей причастности к медицине, в стремлении и умении помогать страждущим, проявилось её истинное, доселе не вполне очевидное призвание. Отсюда и многолетняя привязанность к ней сотрудников клиники, и искренняя признательность пациентов. Одним словом, медицинские труды и свершения – это отдельная песня. Но что это мы – работа, да работа. Разве больше ничего не было? Какие необыкновенные, подводно-охотничьи путешествия мы совершали – в Крым, на Кавказ, на Иссык-Куль… И в сказочную российскую глубинку…
15.08.10
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
В летне-осенние месяцы этого 1955 года наша рота проходила военно-морскую практику на крейсере «Керчь», который тоже являлся кораблем итальянской постройки «Emanuele Filiberto Duca D’Aosta», числился в своё время самым быстроходным крейсером, был получен СССР по той же самой репарации, что и «Новороссийск». Поскольку «Керчь» являлся старой постройки и совершенно не мог конкурировать с нашими тогда новейшими крейсерами проектов «68» и «68-бис», которые почти ежегодно пополняли эскадру Черноморского флота, то он был переведён в состав бригады учебных кораблей.
На этом крейсере в 1955 году мы оказались впервые, хотя морская практика была уже вторая и теперь носила характер приучения нас, курсантов, к организации корабельной службы, изучению устройства корабля, участию во всех корабельных работах как по повседневной деятельности, так и при отработке кораблём учебно-боевых задач, несению дежурно-вахтенной службы в роли подвахтенных. Мы были расписаны по боевым постам всех боевых частей, в том числе и в БЧ-5, каждый имел книжку «Боевой номер», обязанности по которой должны были знать наизусть. Я, в частности, попал, как ребята говорили, в «котёл», то есть был расписан в котельное отделение. Моим командиром боевого поста вентиляционной котельной установки, дублёром которого я оказался, был старшина 1-ой статьи, служивший по пятому году, старше меня года на три, но наши взаимоотношения оказались ровными и добрыми. Ко мне он относился с явным превосходством, но без оскорблений, подначек, терпеливо и наставительно. Хотелось бы, конечно, оказаться у штурманов, если не в штурманской рубке, то хотя бы на постах электронавигационной группы. Я понимал, что штурманская боевая часть не «резиновая», а курсантов много, всех не распишешь на эти боевые посты. Учебные занятия обычно проводились ежедневно в составе класса или небольших групп, изучали буквально всё от клотика до киля от цепного ящика до румпельного устройства. Занятия с нами проводили корабельные офицеры. Для нас ещё мало опытных в морской жизни курсантов, тем не менее, это сразу было заметно, что даже такие большие корабли у итальянцев не были рассчитаны на длительное пребывание личного состава. Кубрики были маленькие, предусмотренные для размещения незначительного числа личного состава. Нам свой ночлег пришлось проводить на подвесных койках, как в старые времена парусного флота. Для нас это было ново и, в какой-то степени, интересно.
Значительная часть корабельного коридора по левому и правому борту непосредственно под верхней палубой являлась нашими кубриками. Каждый курсант получил две простыни, лёгкое байковое одеяло, наволочку с подушкой и парусиновую койку. Поначалу было трудно сообразить, как приспособиться к правильному применению и использованию такого экзотического вида отдыха. Однако быстро и без проблем научились сразу после подъёма вязать койки, аккуратно складывая подушку, одеяло и простыни и по всей её длине, сворачивая в ровные кульки и стягивая их поверху шкертами. Свёрнутую в кулёк свою койку каждый курсант складывал в определённый рундук. Вечером перед отбоем койки разбирались и навешивались на крюки стоек в два яруса. Койка принимала вид люльки-гамака. Положение тела при отдыхе, разумеется, было не вполне обычное, когда ноги оказывались на уровне головы, да и свободно растянуться, разбросить руки по сторонам не представлялось возможным. По молодости, прямо скажу, такие мелочи не казались неудобствами. В дневное время кубрик был свободен для построения, проведения учебных тренировок, занятий и приёма пищи, которую мы приносили согласно номеру своего бачка на шесть человек с корабельного камбуза. Вспоминается, что при проведении занятий с нами по темам устройства корабля и борьбе за живучесть офицеры крейсера часто отмечали, как конструктивный недостаток итальянских кораблей, почти полное отсутствие водонепроницаемых переборок. И на самом деле, мы убеждались, что можно было пройти с носа в корму без особых проблем, а если и попадались какие-нибудь переборки, то двери в них никогда не задраивались даже по тревогам. В конце октября наша военно-морская практика подходила к завершению. Крейсер «Керчь» после многодневного плавания по Чёрному морю возвратился в Севастополь. Нашу роту сняли с корабля и отправили в училище. К местам своего постоянного базирования подходили и другие корабли. На свои штатные места в Северной бухте вставали на бочки крейсера, готовясь к приближающимся торжественным мероприятиям, посвящённым очередной годовщине Октябрьской революции и празднованию 100-летия героической обороны Севастополя в период Крымской войны (1854-1855 годов). Главным объектом предстоящего праздника должен быть стать линейный корабль «Новороссийск» - флагманский корабль Черноморского флота, который последние дни находился в море на отработке учебно-боевых задач и должен был своевременно прибыть в главную военно-морскую базу. Второй линейный корабль Черноморского флота «Севастополь» находился на ремонте и в планируемых мероприятиях не принимал участие.
Поздним вечером 28-го октября 1955 года в Северную бухту Севастополя вошёл линкор «Новороссийск» и встал на свою бочку № 3, расположенную в нескольких сотнях метров от Графской пристани, а по прямой до берега, где находился Военно-Морской госпиталь, вообще было не больше ста метров. Вспоминая события той роковой ночи, хочу отметить, что накануне наш взвод заступил в караул на территории училища. У нас выделялась охрана на внутренние и внешние посты. Мне в тот раз досталось несение службы часовым на внешнем посту по охране первого (северного) учебного корпуса. Моя смена часового приходилась как раз с 00 часов до 02 часов 29 октября 1955 года. Поскольку это была северная часть территории училища, то хорошо просматривалась вся акватория перед входом в базу, и можно было наблюдать заход и выход кораблей, виден был Константиновский равелин, частично просматривались боновые сооружения, ограждающие вход в бухту, но самой бухты не было видно. Незадолго до смены с поста я заметил, что в направлении Северной бухты заметались по небу всполохи от прожекторов. Возможно, я чуть ранее слышал какой-то глухой звук похожий на взрыв, но из-за большого расстояния не придал этому особого значения. Однако на неожиданно появившийся прожекторный свет внимание обратил, о чём доложил разводящему, пришедшему на мой пост со сменой. По инструкции сменившийся часовой ещё в течение двух часов должен бодрствовать в караульном помещении. Я не знаю, доложил ли начальник нашего караула, а им был наш помощник командира взвода Анатолий Богодистый, дежурному по училищу об изменении обстановки, но какие-то звонки в караульное помещение были. Подходило время для моего законного отдыха, как в караульное помещение неожиданно прибыл дежурный офицер по училищу и дал команду: «Караул в ружьё!» Не прошло и несколько секунд, как мы все стояли в строю. Вот тут-то узнали первые очень краткие, но достаточно тревожные и волнующие сведения о случившейся катастрофе на линкоре на котором в 1 час 30 минут произошёл мощный взрыв. Дежурный офицер сказал, что подробности уточняются, и приказал повысить бдительность, усилить охрану, выставить дополнительные посты. Всё было по настоящему серьёзно, тревожно, ответственно. Ни о каком отдыхе до сдачи караула уже никто не задумывался.
События той трагической ночи и последовавшие затем организационные мероприятия во многом запомнились мне и, наверное, большинству моих товарищей на всю оставшуюся жизнь.
10.
Теперь я хочу возвратиться к нашей так называемой штурманской практике летом 1954 года после окончания первого курса. Вспоминая о том времени, с уверенностью заявляю, что благодаря имеющемуся у меня некоторому опыту, приобретённому в нахимовском училище во время плавания на учебно-парусной шхуне, я весьма быстро адаптировался в новых корабельных условиях: и море мне не было в диковинку, и весь уклад повседневных обязанностей был знаком, и специфическая, морская терминология, которая некоторых ребят иногда ставила в тупик, была для меня хорошо знакома. Естественно, много было и мне в новинку, но ко всему я достаточно быстро привык и, пожалуй, моя уверенность и правильные действия в новых условиях вселяли уверенность большинству ребят, которые жили вдали от моря и впервые в жизни вступили на палубу корабля. Практику мы проходили на старом-престаром корабле, угольщике, можно сказать, ветеране военно-морского флота, которое в наше время называлось «Нева».
На русском языке -
Корабль, входивший в бригаду учебных кораблей, раньше являлся минным заградителем и во время войны использовался по своему прямому назначению. Возможно, тогда носил другое название, которое мне неизвестно. Огромный неуклюжей формы, с широченной кормой, удобной для постановки мин, учебный корабль «Нева» ныне, как нельзя лучше, подходил для подготовки курсантов штурманской специальности. Вместительные трюма по всей ширине корабля, которые раньше заполнялись минами, были переоборудованы для учебных целей. Удобные настоящие штурманские столы для выполнения навигационной прокладки, на которые были выведены репитеры гирокомпаса, счётчики лага и эхолота, с полным комплектом необходимых инструментов, навигационных карт всех масштабов и районов плавания, пособия, наставления, лоции, различные справочники – буквально всё необходимое для штурмана было в нашем распоряжении. На палубе по бортам были установлены несколько магнитных компасов. Но что очень важно на двух курсантов выдали по секстану, рабочие часы и секундомеры для выполнения астрономических определений места по небесным светилам. Помимо ежедневных занятий, в учебных целях выделялась своя курсантская круглосуточная штурманская вахта. Что греха таить, были моменты, когда порой не у всех всё сразу получалось, как надо: и обсервации вдруг оказывались на берегу, да и линия пути, не поймешь почему, непредусмотрительно пересекала береговую линию, или по ошибке перепутаешь ориентиры, или пеленг возьмёшь не прямой, а обратный. Самое сложное, пожалуй, было с астрономическими наблюдениями, когда из-за плохого знания расположения и распознавания светил не успеваешь вложиться в короткий промежуток навигационных сумерек для измерения их высот: то горизонт исчез, но звёзды видны, как на подбор, то горизонт виден чётко, как линейка, а все звёзды растворялись на светлеющем небе. Обидно ужасно. Опыт приходил постепенно. Некоторые курсанты для количества выполненных заданий научились даже решать астрономические задачи обратным ходом. Эта штурманская практика, на мой взгляд, была самая интересная, познавательная, полезная для приобретения необходимого опыта. Мы в эти месяцы тщательно проутюжили всё Черноморское побережье от Одессы до Батуми, выучили и запомнили все маяки, створы, береговые ориентиры, банки, мели и отмели, запретные районы плавания, подходы к основным портам и базам флота.
Наша «Нева», как правило, не удалялась далеко от береговой черты и не развивала максимальной скорости более шести-восьми узлов, поскольку это было просто не под силу. Ведь корабль ходил на угле, а паровой котёл не мог держать «больше» пару, то и скорость была соответствующая, а нам другой и не требовалось. Нас курсантов иногда выделяли для несения вахты не только на сигнальный мостик в качестве дублёров вахтенных сигнальщиков, но и в котельное отделение дублёрами матросов-кочегаров. Четырёхчасовая вахта и всё время с лопатой у раскалённой топки, не шутка. Вахтенные матросы к нам, дублёрам, были, однако, милосердны и если видели, что мы выбивались из сил, то отбирали у нас лопаты и сами бросали уголёк в топку. В период небольших перерывов невольно вспоминалась песня кочегара: «на палубу вышел, а палубы нет». Эти вахты мне тоже запомнились. Я и сейчас полагаю, что надо было прочувствовать, хотя бы чуть-чуть, каков матросский труд кочегара.
Курсанты Черноморского Высшего Военно-Морского училища имени П.С.Нахимова Вячеслав Яшан, Дмитрий Васильченко и Геннадий Дудкин. 1954 год. Севастополь.
Вспоминается, что первая морская практика объективно сдружила нас, первокурсников, таких разных, приехавших в большинстве своём из сельской местности и маленьких провинциальных городов, не имеющих никакого личного представления о море и морской профессии. Мы стали более покладисты и терпеливы друг к другу. Себя-то я уже чувствовал достаточно опытным и знающим курсантом, поэтому такие перемены, происходящие с моими одноклассниками, мне были весьма заметны. После возвращения в училище с практики среди курсантов по рукам ходило, хотя и маленькое, но проникнутое тёплым чувством к училищу и будущей морской службе стихотворение неизвестного начинающего поэта из наших рядов, которое я переписал в свою записную книжку:
И вновь предо мною открытое море, По-прежнему воздух звенит по утрам. Сюда из похода вернулись мы снова, В Стрелецкую бухту - знакомую нам.
Стрелецкая бухта – родной уголок, Отсюда расходятся много дорог, Отсюда, товарищ, курс верно беря, Пойдём мы в походы в любые моря.
Стрелецкая бухта – родная моя!
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
О времени и наших судьбах. Сборник воспоминаний подготов и первобалтов "46-49-53". Книга 1. СПб, 2003. (Автор проекта, составитель и редактор сборников Ю.М.Клубков)
Расставание с Севастополем
После прибытия в Севастополь судьба сыграла со мной (конечно, не без моего согласия) очередную "шутку". Началось мое возвращение в родной и любимый Ленинград, но не напрямую, а через Николаев. Порой мне кажется, что обратная дорога в Ленинград началась прямо с Дуная! Вернулся в свою бригаду ракетных катеров, учил, кого надо, устройству ракетного оружия и основам его боевого использования, регулярно стоял оперативным по бригаде, ходил на ракетные стрельбы и делал массу других флотских дел. Попутно воспитывал двоих дочерей и потихоньку окончательно восстанавливал здоровье. И вот однажды, осенью 1965 года, приехал в Севастополь из Николаева районный инженер военной приемки, начальник военных приемок всех южных судостроительных заводов и конструкторских бюро, капитан 1 ранга Грушин. Он набирал кадры в военную приемку в связи с новой программой военного кораблестроения и открывшимися вакансиями. В отделе кадров флота ему в числе других кандидатов рекомендовали и меня. Состоялась моя беседа с ним в где он остановился.
Я ему, наверно, понравился. К тому времени я уже кое-что слышал о военной приемке, как об одной из элитных структур флота, поэтому дал согласие на должность военпреда на Черноморский судостроительный завод в Николаеве. С женой я не посоветовался, что само по себе неправильно, но в данной ситуации было принято единственно верное решение. Жена мое решение о переводе в Николаев приняла в штыки. Ее понять можно: Николаев - не Севастополь. Влюбленность в красавец Севастополь, только что полученная квартира и с трудом налаженный быт, школьницы - дети, нежелание вновь переезжать на новое место - неотразимые доводы жены. Ехать в Николаев она категорически отказалась. Но и меня тоже понять надо: бесперспективность службы в занимаемой должности угнетала. Два взаимоисключающих мнения в семье сыграли, как это ни странно, положительную роль в нашем переезде в Ленинград в дальнейшем.
Николаев
Осенью 1965 года я оказался в Николаеве. Если память не изменяет, таких, как я, из Севастополя прибыло еще трое. В бытовом отношении, конечно, было не очень хорошо. Снимал частное жилье. Сначала один, потом на пару с Витей Четвериком, тоже переведенным из Севастополя. Он страстный рыбак, прекрасный специалист и радиолюбитель, при мне собравший хороший телевизор. В начале 1967 года получил комнату в гостинице - офицерском общежитии. С деньгами тоже было туго. Семья - в Севастополе, я - в Николаеве. Оклад у военпреда не ахти какой, "плавающих" нет. Домой, в Севастополь, приезжал раз в полтора-два месяца. Добирался на автобусе более полусуток. Питался скудно, зато "шила" было вдосталь. Служба и работа были по душе. Приняли меня в ракетно-артиллерийской группе приемки очень хорошо. Заместитель старшего военпреда капитан 2 ранга Матвеев Лев Николаевич оказался тоже родом из Ленинграда. Из Ленинграда был и Леня Ферапонтов, впоследствии военпред в Невском ПКБ в Ленинграде - головном бюро по проектированию наших авианосцев. Свобода в обращении, полугражданская служба и интересная работа с новейшей техникой и людьми, ее создающими. Строились новые корабли, на них устанавливались новые образцы оружия. Все это очень мне помогло в дальнейшем в обретении соответствующего качества как специалиста - прикладного ученого в 1-м ЦНИИ МО. К моменту моего появления в Николаеве на Черноморском заводе уже велось интенсивное строительство наших первых авианесущих кораблей — вертолетоносцев проекта 1123: головной — "Москва", второй — "Ленинград". В конце концов в верхах победила идея, за которую в свое время пострадал уважаемый всеми моряками адмирал флота Советского Союза Н.Г.Кузнецов: авианесущие корабли необходимы флоту.
Одновременно с проектированием (Невское ПКБ) и строительством корабля разрабатывались для размещения на нем и новейшие образцы оружия и вооружения. В моем ведении находились зенитные ракетные комплексы (ЗРК). Головной ЗРК "Шторм" (главный конструктор Г.Н.Волгин, ВНИИ "Альтаир") проходил испытания на опытовом корабле ОС-24, командиром БЧ-2 которого в то время был я. Во время государственных испытаний головного вертолетоносца не сходил с корабля почти полгода. Весной 1967 года на завод приехала группа специалистов отдела вооружения 1-го ЦНИИ МО - головного института военного кораблестроения во главе с начальником отдела капитаном 1-го ранга Горшковым Николаем Ивановичем. Одна из важнейших функций института - научно-техническое сопровождение вновь проектируемых и строящихся кораблей ВМФ. Вот для этого группа и прибыла в Николаев на завод и в нашу военную приемку. Попутно надо было посмотреть, а не найдется ли в военной приемке нужный отделу вооружения специалист. Вакантное место имелось. Глаз положили на меня. Был дан запрос в Главное управление кораблестроения ВМФ. И в сентябре 1967 года приказом главкома я был переведен на службу в 1-й ЦНИИ МО в Ленинград! Глубоко признателен Александру Михайловичу Ярукову - выпускнику нашего училища 1952 года. Напомню, что в училище он был сталинским стипендиатом и знаменосцем нашего парадного расчета. Дело в том, что в упомянутой группе специалистов 1-го ЦНИИ был и он, к тому времени капитан 3 ранга, старший научный сотрудник. Именно он при просмотре моего личного дела обнаружил, что я выпускник того же училища и замолвил доброе слово за меня. Вот так, по прошествии четырнадцати лет, я вернулся в безгранично любимый мною Ленинград. Была вроде бы цепь случайных событий, но я считаю, что все события выстроились в закономерный ряд, который и привел меня в Ленинград, разумеется, не без моего активного участия. Трудно представить, кем был бы я, в каком положении была бы моя семья сейчас, после распада Союза, и что бы мы делали в Николаеве или Севастополе? Воистину, что ни делается, все делается к лучшему. При всей трудности бытия в Николаеве я очень благодарен военной приемке и хорошим людям, окружавшим меня, за науку и практику, Там я познал азы военного кораблестроения и новейшую технику. Это помогло мне достаточно быстро адаптироваться в институте.
Ленинград
После приезда в родной город, особенно в первое время, восторгам моим не было предела. Со службы домой я ходил пешком по маршруту: улица Чапаева от Гренадерского моста — улица Куйбышева — — Марсово поле — Садовая — Дзержинского — Загородный — Бронницкая у Технологического института. Жил я у мамы два с половиной года, пока менял квартиру в Севастополе на Ленинград. Несколько слов об учреждении, в котором я прослужил и проработал более 30 лет, где нашел свое окончательное место на флоте и в жизни. Первый центральный научно-исследовательский институт военного кораблестроения МО РФ (1 ЦНИИ ВК МО РФ) является головным институтом в области кораблестроения. Прообразом этой специализированной научной организации, разрабатывающей основы технической политики строительства флота, стал учрежденный в 1801 году "Ученый комитет". Менялись с годами структура "Ученого комитета" и его названия, совершенствовалась его деятельность, но неизменным оставалось стремление руководства российского, а затем советского флота сосредоточить в нем усилия по определению научно-обоснованных перспектив развития кораблей, по применению новейших достижений науки и техники в военном кораблестроении. Возрастание роли науки в строительстве флота привело к созданию в 1931 году, в дополнение к существующему Научно-техническому комитету военно-морских сил (НТКМ), научно-исследовательского института военного кораблестроения (НИИ ВК), формирование которого было завершено 2 сентября 1932 года. Эту дату принято считать днем рождения 1 ЦНИИ МО. С января 1948 года институт размещается в зданиях бывших казарм лейб-гвардии гренадерского полка, расположенных на берегу реки Карповки, напротив Ботанического сада. При непосредственном участии Института возрождался отечественный военно-морской флот в довоенный период и создавался современный ракетно-ядерный океанский флот в послевоенный период. В 1970-е и 1980-е годы в создании новых кораблей и их оружия и вооружения принимал активное участие и я, начиная с исследований в области программ военного кораблестроения, проектирования кораблей, научно-технического сопровождения проектирования кораблей в ЦКБ и КБ и кончая испытаниями и отработкой кораблей и оружия. В предыдущей короткой фразе вместились огромный объем собственных работ и взаимодействие с десятками конструкторских бюро и НИИ ВМФ и промышленности, занимающихся проектированием и созданием как собственно кораблей, так и их оружия, вооружения и техники. Сотни командировок по стране "от Москвы до самых до окраин": Москва, Севастополь, Одесса, Николаев, Херсон, Феодосия, Зеленодольск, Нижний Новгород, Хабаровск, Таллинн, Калининград, Балтийск и так далее.
При моем непосредственном участии (под проектными чертежами стоит моя подпись) были созданы новые эсминцы, ракетные катера, авианесущие корабли, суда плавучего тыла и корабли на новых принципах движения. Смело могу сказать, мне есть чем гордиться. За участие в создании в 1985 году я был награжден орденом Красной Звезды. Из общей цепи повседневной, трудной и многоплановой работы хочется выделить два интересных и важных для меня события: командировку во Вьетнам и защиту кандидатской диссертации. В феврале 1981 года я был направлен в Ханой во главе группы специалистов для оказания помощи вьетнамцам в вооружении их кораблей (в основном бывших наших) новыми зенитными средствами. Командировка была тяжелой физически, но познавательно интересной. Достаточно сказать, что за две недели я проехал по Вьетнаму более 2,5 тысяч километров. Командировка пришлась на тот период, когда у Вьетнама крайне обострились отношения с Китаем. Будучи в Холонге (Северо-восточная часть Вьетнама), отчетливо слышал артиллерийскую канонаду на границе. Там же, во Вьетнаме, 11 февраля узнал, что под Ленинградом разбился самолет, и погибли многие офицеры из командования Тихоокеанского флота. Уже после возвращения в Союз узнал, что в числе погибших были Джемс Чулков и Вадим Коновалов. Вечная им память. Для диссертации выбрал тему, которую подсказала конференция по проблеме '"эффективность, качество и надежность эргатических систем", на которую я был делегирован от института в 1976 году. Диссертация была связана с цифровым моделированием корабельных боевых полиэргатических систем. Большую помощь в разработке темы оказал однокашник Володя Евграфов, который в области систем "человек-машина" был к этому времени уже докой. Вскоре он стал доктором наук. Мой путь к защите был мучительным и долгим, но я не падал духом, хотя к этому были все предпосылки. В январе 1983 года я успешно защитился в 14 НИИ ВМФ (радиолокация и радиоэлектроника). В том же году, будучи на должности начальника лаборатории, получил звание "капитан 1 ранга".
Краткий итог
Завершая повествование о работе в 1-м ЦНИИ МО не могу не сказать, что вместе со мной в одном отделе служил Володя Вашуков (пришел на три года позже меня), а в аналогичном нашему отделе у подводников служили Миша Шмелев (вечная память) и Норд Лебедев. Они зарекомендовали себя очень хорошими специалистами. Не ради хвастовства, а объективности ради, отмечаю, что у меня более 60-и научных трудов, из них более 30-и - печатных; 13 авторских свидетельств на изобретения, из них три - внедрены. Мне трижды продлевали службу на пять лет каждый раз. Уволился в запас в 1989 году, имея 40 календарных лет службы. Подводя итог, с полным основанием могу сказать, что я прошел большую школу службы во многих ее сферах: командирской, штабной, преподавательской, военпредовской и научной. Послужил и на катерах, и на крейсерах, и на берегу. На момент написания этих записок работаю в должности старшего научного сотрудника на прежнем рабочем месте. Полный титул, которым я при необходимости (например, на отзывах по диссертациям) подписываюсь, такой: "старший научный сотрудник отдела вооружения 1 ЦНИИ МО, кандидат технических наук, капитан 1 ранга в отставке".
Мои дорогие потомки и наследники
Но главный мой итог жизни - две дочери, внук и три внучки. Надеюсь дожить до правнуков. Город Пушкин Март 2001 года
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Ровно два года минуло с того дня, как ушел в свой последний, самый дальний поход старый моряк, заслуженный художник России, а главное - замечательный человек – Рудольф Александрович Кунников. До последнего дня ему сопутствовали молодая душа и громадье творческих планов. Увы, но большинству последних, похоже, так и не суждено сбыться. Архангелогородцы, что постарше, наверняка помнят его борьбу за то, чтобы старейший морской порт обрел и внешние признаки приморского города. Здесь и его проект установки сигнальной пушки на Пур-Наволоке, где в 1584 году, собственно, и был заложен город-порт. Для этой цели планировалось возвести своеобразный бастион из камней, которые, по преданию, доставлялись приходящими судами по царскому указу для укрепления береговой черты. Казалось, дело за малым - собрать булыжник на отмели у яхт-клуба. Поручить энтузиастам идеи возведение «бастиона», установить пушку, благо она сохранилась в запасниках Краеведческого музея, и вернуть городу славную традицию и право полуденного сигнального выстрела, данное Петром Великим всего лишь четырем городам-портам: Архангельску, Азову, Кронштадту и Санкт-Петербургу. Не тут-то было! А ну как пушку похитят охотники за металлом!? Полемика, шедшая с 1983 года, постепенно сошла на нет… А замечательный по своей идее проект памятника поморским жёнкам! Хотя, как показывает опыт Северной столицы, дело это не шуточное. Целых два полновесных конкурса прошли вхолостую. Отразить в камне благородный подвиг жены моряка оказалось не под силу десяткам маститых скульпторов и архитекторов. О другом памятнике мне постоянно напоминает висящий рядом с домом транспарант с эмблемой радиостанции «Радио Балтика». Речь идет о памятнике гренландскому тюленю, спасшему северян от голодной смерти в годы военного лихолетья. Даже место этому памятнику было присмотрено художником. В Петровском парке, у драмтеатра, где нынче фонтан. Причем, последний органично вписывался в композицию. Памятник играл бы и другую важную роль – напоминал неблагодарным потомкам спасенных о грустной судьбе беломорского тюленя. Вспомним события прошедшего июля, когда десятки тел мертвых тюленей – жертв экологических катаклизмов покрыли беломорский берег.
Однако шире всего был известен Рудольф Александрович и у нас, и за рубежом как автор памятного знака «Участнику плавания в полярных конвоях». О конвоях он знал не понаслышке, познав «холодный угол ада», как называли его союзники, во всей «красе». Еще в 1942-м юнга Кунников ушел в свой первый боевой поход на ГИСУ «Академик Шокальский», а в 1944-м, несмотря на возраст, стал матросом эскадренного миноносца «Разумный». Корабль считался одним из лучших на Северном флоте, не раз участвовал в проводке союзных конвоев, отражая атаки германских подлодок и самолетов. Юный кок поначалу стеснялся своей флотской специальности, но как-то раз, обратившись к командиру с очередной просьбой перевести его в артиллеристы, услышал, что промахнись тот из пушки по врагу, ничего особенного не произойдет, а вот если ошибется кок, то для всего экипажа - беда. Вопросы отпали. Краснофлотец Кунников готовил борщи для команды, по тревоге занимал место по боевому расписанию и отважно боролся, как все, с обледенением корпуса. На его глазах был торпедирован и погиб эсминец «Деятельный», унеся на дно Баренцева моря десятки боевых друзей... Под руками мастера-очевидца маленький кусочек металла необыкновенно точно выразил суть подвига союзных моряков. Впервые увидев его в 1972 году, ветераны дали восторженную оценку памятному знаку, справедливо сочтя его полновесной боевой наградой. Талант Рудольфа Кунникова, как человека, умеющего лаконично и выразительно отразить суть явления, раскрылся в его творчестве художника-геральдиста. С 1987 года в Геральдическом зале экспонируется 47 его работ, среди которых: - значок города Архангельска, выпущенный миллионными тиражами, - медаль в честь 400-летия Архангельского морского порта, - почетный знак «Участник оборонных работ» в память о 35 тысячах женщин и подростков, невзирая на стужу и лишения возводивших укрепления осенью 1941 года на участке Мурманск-Петрозаводск и многие другие…
Почему художник в последние годы отдавал явное предпочтение миниатюре, спросите вы? Ответ простой, арсенал живописца: краски, холст и подрамники стремительно дорожает, а для изготовления значков и медалей достаточно немного гипса, пластилина и все тот же талант. Талант мастера всю жизнь гармонично сочетался с любовью к морю. Похоже, именно оно было его музой, со временем уступив часть позиций верной супруге Тамаре Андреевне. В послевоенное время Рудольф Александрович участвует в арктических экспедициях, ходит в загранку на дизель-электроходе «Индигирка». Осев на берегу, он остался близок морской тематике, чтобы в этом убедиться, было достаточно побывать в его мастерской. Эскизы маслом штормового моря, известных кораблей, портреты знаменитых капитанов, модели будущих памятников. Часть последних, к счастью, все же удалось реализовать. Это обелиск в честь портовиков Великой Отечественной на Бакарице, мемориальная стена в память погибших экипажей в здании Северного морского пароходства и др. А разве можно забыть грандиозный праздник, посвященный 60-летию прибытия в Архангельск первого союзного конвоя «Дервиш» в августе 2001 года! Весь город тогда был увешан яркими и выразительными плакатами работы Кунникова… О выдающихся душевных качествах Рудольфа Александровича могут бесконечно рассказывать его друзья, к числу которых я имею честь причислить и себя... Он умер в ночь на тридцать первое. А в ушах до сих пор звучит высокохудожественный свист и хрипловатый голос Рудольфа Александровича, распевающего куплеты военной поры: Хэлло – привет, товарищ миссис Евдокия, Я постараюсь к Вам вернуться поскорей, Рад буду видеть Ваши очи голубые. Ваш Джонни Митчелл, ёлки-палки и о’кей… Светлая ему память!
Курганов Андрей (Александр) Николаевич
25 июля в Мурманск зашел большой круизный лайнер «Дискавери». На борту теплохода - из Великобритании, Австралии, Канады и других стран антигитлеровской коалиции. В этот день гостей ожидала ставшая уже традиционной встреча с российскими ветеранами конвоев и посещение памятников и музеев боевой славы Заполярья. Надев форменные кители и заслуженные награды, мурманские ветераны готовились к встрече с боевыми товарищами. По дороге они вспоминали годы юности, те далекие 1940-е, когда попали на фронт. Александр Курганов, ветеран северных конвоев, ветеран ММП: - Я родился в Ярославской области. Отца в 1942-м забрали в армию. Нас у родителей было семеро. Мать больная была, получила инвалидность. Из самых взрослых был я и старшая сестра. В голодном 1943-м, туда, где я жил, приехал военный офицер. Он был приближен к И.Папанину, который в то время был уполномоченным ГКО на Севере. Папаниным была организована школа юнг Северного государственного морского торгового флота, которая и носила его имя. Офицер порекомендовал мне написать Папанину, и мы вместе составили письмо. А в начале 1944 года мне пришел вызов в военкомат. Так я оказался в Архангельске. В середине войны страна ощущала острую нехватку военных и морских кадров. Специализированные морские училища в короткие сроки обучали совсем еще мальчишек 14-16 лет азам судового ремесла. Уделяли внимание и военной подготовке молодежи. - Немного проучившись, - вспоминает Курганов, - я сам попросился на работу. Нужно было помогать семье, которая голодала. Меня и еще нескольких ребят взяли на ледокол «Ленин». Я помогал машинисту на судне. Днем и ночью учились, работали. Несли рабочую вахту, 4 часа через 8. А по тревоге становились к орудию. Несколько раз нас бомбили с воздуха немцы. Но в то время они уже были не такими активными. Завидев наши пулеметы, они бросали бомбы в воду и давали деру. Ледокол «Ленин» наряду с ледоколами «Сталин», «Красин», «Ф.Литке», «Микоян» помогали осуществлять круглогодичную навигацию в Арктике. Благодаря их работе суда доставляли военные грузы в порты Бакарица и Экономия. За годы войны «Ленин» участвовал в проводке 778 транспортов, в том числе 343 союзных...
Орудийный расчет в конвое. 1942 г. - Огненные походы: Мурманское морское пароходство в годы Великой Отечественной войны: — Мурманск: Кн. изд-во, 2005.
Белоснежный красавец «Дискавери» пришвартовался у южных причалов Мурманского морского рыбного порта рядом с рыболовецкими судами, которые на его фоне казались маленькими лодочками. На пирсе почетных гостей ожидали автобусы, которые отвезли ветеранов и гостей к мурманскому Алеше. Возле памятника гостей встречал оркестр Северного флота, а у Вечного огня выстроился почетный караул. Здесь состоялся торжественный митинг с участием губернатора Мурманской области Дмитрия Дмитриенко, командующего Северным флотом, вице-адмирала Николая Максимова, первых лиц администрации города и правительства области. - В этом году наша область будет отмечать знаменательную дату - 65-летие разгрома немецко-фашистских войск в Заполярье, - сказал Дмитрий Дмитриенко. - Советский Союз и другие страны, народы которых отстояли свою свободу и независимость с оружием в руках, подняли знамя Великой победы над фашизмом. Но заплатили они за это страшную цену. Миллионы жизней оборвала война. Угроза фашизма оказалась так велика, что отодвинула на второй план все противоречия и различия, разделяющие государства и народы. Среди гостей выделялись яркие мундиры военных моряков с поблескивающими на них орденами и медалями. Одетые в береты, шотландские килты и гетры иностранные ветераны привносили в мероприятие некоторую экзотику. Вместе с иностранцами на Кольскую землю прибыла съемочная группа, которая готовит документальный фильм о героях северных конвоев.
Собравшиеся на митинг почтили память погибших моряков минутой молчания и возложили цветы к мемориалу. Затем автобусы с ветеранами направились к памятнику участникам конвойных операций, посетили и музей Северного флота. После обеда утомленные, но довольные мероприятием иностранцы приехали в порт. Пожав руки своим русским боевым товарищам и крепко обнявшись на прощание, зарубежные гости отбыли на свою родину.
Почти всем им уже далеко за восемьдесят. Они прожили нелегкую жизнь и многое испытали. На их памяти - война, гибель боевых товарищей, непростые послевоенные годы. Но странное дело - язык не повернется назвать этих седых, сохранивших военную выправку мужчин стариками. Над такими годы не властны… Ветераны полярных конвоев на днях посетили Мурманск. Гости из Великобритании, Австралии, Канады и ряда других стран антигитлеровской коалиции прибыли в столицу Заполярья на океанском лайнере «Дискавери». Кто-то из них уже бывал в Мурманске в послевоенное время и рад был вновь увидеть наш город, а кто-то оказался здесь впервые. Программа пребывания была расписана по минутам: после торжественной встречи судна под звуки военного духового оркестра ветераны отправились к мемориалу Защитников Заполярья, где состоялся митинг в память о погибших в годы войны. В митинге приняли участие губернатор области Дмитрий Дмитриенко, командующий Северным флотом Николай Максимов, первый заместитель главы администрации Мурманска Алексей Паламарчук, ветераны. Минута молчания, возложение венков - и ветеранов уже ждут экскурсии на атомоход «Ленин», в музей Северного флота и к что в сквере на Ленинградской.
На заполярный берег ветераны сошли при полном параде - кто в строгих френчах, кто в военных кителях с медалями, а кто и в традиционном шотландском килте. Издалека, из родных краев, привезли венки - небольшие, строгие, с множеством прикрепленных к ним открыток - от тех, как объяснили, кто в силу возраста и других причин не смог побывать у нашего Алеши. - Во время войны я в составе конвоев трижды причаливал к мурманской земле, - рассказал англичанин Джек Хомс. - Я был очень молод - когда началась война, мне было всего шестнадцать. Больше немцев я боялся северного холода - ведь знал, что в ледяной воде можно выжить всего несколько минут. Но все же пошел именно на флот - это так романтично, а в молодости все мы романтики. А мурманчанин Андрей Николаевич Курганов войну встретил в пятнадцать лет - стал юнгой. Ходил на ледоколе «Ленин», который обеспечивал проводку судов конвоя во льдах. - Некоторые моменты до сих пор ярки в памяти, - вспоминал он, - как забыть, когда на твоих глазах тонет подбитый фашистами транспорт. Мы тогда обеспечивали проводку в Архангельск - основной поток грузов шел туда. И вот один из кораблей дает сигнал «SOS» - его подбили. А мы не имеем права помочь, спасти людей - иначе подставим под удар весь караван. Такое не забывается. Кстати, после войны Курганов продолжал ходить в море, отработал в пароходстве сорок пять лет.
С лета 1941-го по май 1945-го около 1400 торговых судов прошли дорогой полярных конвоев. Их путь лежал вдоль берегов оккупированной Норвегии и был невероятно опасен из-за прохождения вблизи баз немецкой авиации, подводного и надводного флота, а также из-за очень сложных погодных условий. Как отметил, выступая на митинге командующий Северным флотом вице-адмирал Николай Максимов, удалось доставить в нашу страну 17 с лишним миллионов тонн грузов на сумму 13,3 миллиарда рублей. Этот результат был оплачен гибелью многих военных и торговых кораблей, людей, на месте последнего пристанища которых не осталось ни знака, ни надгробия.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
О времени и наших судьбах. Сборник воспоминаний подготов и первобалтов "46-49-53". Книга 1. СПб, 2003. (Автор проекта, составитель и редактор сборников Ю.М.Клубков)
Кровоизлияние было не одномоментное, как при инсультах. Постепенно, как говорили врачи, сквозь стенки истончившегося мозгового сосуда кровь микродозами просачивалась в спинномозговую жидкость, для которой кровь - страшный яд. Почему я пишу об этом так подробно? Потому, что эта болезнь - одна из основополагающих вех в моей службе и жизни. Нечего было и говорить о продолжении службы в плавсоставе. При такой болезни мне полагалась первая группа инвалидности. Но благодаря опять же полковнику медицинской службы В.С.Захарову, к счастью, этого не произошло. Он возглавлял военно-медицинскую комиссию. И перед заседанием медкомиссии мне сказал, что от моего желания и от его голоса будет зависеть решение комиссии. А как я должен был поступить? У меня "на руках" целиком зависящие от меня жена и две маленькие дочки. И я сказал Виталию Сергеевичу: "Мне надо служить". "Хорошо - ответил он, - ты будешь служить, но только не на кораблях". Так я был признан не годным к службе в плавсоставе, годным к службе на берегу и ограниченно годным (какой-то степени) в военное время. И тут мне опять повезло. Во-первых, я получил квартиру. Нет смысла распространяться о том, какое это было счастье для всей семьи. Во-вторых, друзья-сослуживцы нашли мне хорошее место на берегу. За год до моей болезни в Севастополе на территории седьмого учебного отряда был организован 90-й учебный центр для подготовки индонезийских моряков к освоению передаваемых Индонезии наших крейсеров и эскадренных миноносцев. В это время был пик наших дружеских отношений с Индонезией. Тогда, при Хрущеве, мы расширяли свое активное влияние, в том числе и в Юго-Восточной Азии. Я был назначен на должность преподавателя артиллерийского цикла этого учебного центра в сентябре 1962 года. К моменту моего назначения очередной поток индонезийцев для учебы еще не прибыл в Севастополь. У меня было насколько свободных месяцев, за которые я подготовился к занятиям, готовил конспекты и потихоньку восстанавливал силы после болезни. От учебного центра до моего дома ходьбы было всего минут семь. Где еще могли быть для меня такие условия? Силы я восстановил, и уже летом 1963 года играл в волейбольной команде на первенство Севастопольского гарнизона среди офицерских команд, чем вызвал восторг, удивление и крайнюю озабоченность полковника В.С.Захарова, который случайно наблюдал за одной нашей игрой. Служба в учебном центре - это мое первое знакомство с иностранцами. В нашем коллективистском понимании индонезийцы выглядели крайними индивидуалистами. И мы всеми силами стремились привить им наши нормы коллективных отношений и советского образа жизни. По-моему, в этом мы достаточно преуспели. До нас доходили слухи, что еще при все экипажи кораблей, подготовленные в нашем центре, по прибытии в Индонезию расформировывались, моряков разбрасывали по разным кораблям. А при Сухарто, я думаю, многие серьезно пострадали.
Сукарно и Сухарто.
Учить индонезийцев было интересно, но и очень сложно. Преподавали мы им специальные дисциплины на русском языке. Перед началом специальной учебы они проходили курс русского языка. Учили, начиная со строения вещества и кончая специальной электротехникой и материальной частью оружия, которое было установлено на передаваемых Индонезии кораблях. Очень интересными были совместные культурные и спортивные мероприятия. У меня осталось много фотокарточек того времени. С точки зрения карьеры и совершенствования по специальности центр ничего не давал. Передавали мы индонезийцам эсминцы проекта 30-бис и крейсер "Орджоникидзе" проекта 68-бис. Остались хорошие воспоминания о дружном сплоченном коллективе артиллерийского цикла во главе с его начальником капитаном 2 ранга В. Бобылевым. В мае 1964 года очередной раз попал в жернова большой политики. В Индонезии произошел государственный переворот. К власти пришел Сухарто - ярый антикоммунист, диктатор. И наш учебный центр прекратил свое существование. Меня продолжала вести рука проведения. После расформирования учебного центра преподавателей разбросали кого куда, аж до окраин необъятной страны. Немногие остались в Севастополе. Одним из оставшихся был я. При содействии сослуживца по циклу, капитана 2 ранга Юстмана (до учебного центра он был командиром БЧ-2 крейсера проекта 68-бис), получил назначение в 41-ю бригаду ракетных катеров на должность начальника кабинета ракетного оружия — помощника флагманского специалиста ракетного оружия бригады. Бригада базировалась в бухте Карантинная. Стал выходить в море на ракетных катерах и неоднократно участвовал в ракетных стрельбах. Тогда интенсивно осваивались новые катера проекта 205, вооруженные ракетным комплексом Опыт службы в этой бригаде пригодился мне в последующем при работе в 1-м ЦНИИ МО.
Служба в бригаде была очень напряженной. По пять раз в месяц приходилось заступать оперативным дежурным по бригаде. Изматывающее, тяжелое дежурство. Катеров каждый день в море выходило много: на стрельбы, на мерную милю, на отработку задач боевой подготовки, которая была очень интенсивной. И каждого командира катера надо было проинструктировать по документам, по связи и опознаванию. С каждым надо было держать связь, постоянно знать, где он и что делает, быть под пристальным оком оперативного дежурного штаба флота, начальника штаба и командира бригады. А бригада была боевая, вернувшаяся с Кубы после Карибского кризиса. Командовал бригадой весьма суровый комбриг —- капитан 1 ранга Шкутов, который за карибские события был награжден орденом Ленина. В бригаде меня снова свела судьба с который в 1951 году руководил нашей курсантской практикой на торпедных катерах в губе Долгая на Севере. Здесь он был уже начальником штаба бригады. Катерник до мозга костей. Затем он стал комбригом на Тихоокеанском флоте, а окончил службу командующим Каспийской флотилией.
Незабываемое путешествие
Мой учебный кабинет ракетного оружия считался лучшим на Черноморском флоте. Мною впервые была сделана попытка ввести электронное программное обучение специалистов. Изучать комплекс "Термит" в класс неоднократно приходило и командование флота, Видимо, это и послужило одним из оснований для того, чтобы рекомендовать меня летом 1965 года в командировку в Объединенную Арабскую республику Египет в составе группы советских военных специалистов для оказания помощи египтянам в строительстве военных сооружений и в освоении военной техники, которая еще со времен Хрущева интенсивно нами передавалась Насеру. Моей задачей было собрать необходимые данные и подготовить проект технического задания на разработку и создание учебных классов по ракетному комплексу, установленному на катерах, передаваемых египтянам.
21 октября 1967 года в районе дельты Нила четырьмя ракетами П-15, запущенными с египетских катеров пр.183Р был потоплен израильский эсминец "Эйлат".
Учебные классы должны были быть созданы в городе Александрии, где базировался флот египтян и размещался штаб их ВМС. В составе группы специалистов были еще два флотских офицера. Их задачей было помочь арабам в создании технических позиций и ремонтной базы комплексов ударного ракетного оружия катеров. Командировка длилась более месяца, была чрезвычайно интересной во всех отношениях и насыщенной всякими событиями. Принимали египтяне нашу делегацию по высшему разряду. Известно, что на это время пришелся пик нашей дружбы с Насером (может, чуть раньше, когда у власти был еще Хрущев). Заканчивалось строительство Асуанской плотины на Ниле. Развивалось интенсивное военное сотрудничество. Довольно любопытно, как я добирался до Египта. Я и еще двое были посланы вдогонку основной группе специалистов. В начале августа 1965 года, после прохождения военного совета Черноморского флота в Севастополе, военного совета при 11-м главном управлении Генерального штаба в Москве и экипировки во все гражданское на складах 11-го ГУ, мы перелетели на АН-12 с подмосковного аэродрома на аэродром военной транспортной авиации в Кривой Рог. Переспав ночь, на следующее утро перелетели в Симферополь, откуда, после оформления таможенных формальностей и пополнения запаса водки, которую, как нам сказали, с нетерпением ждали в Каире наши советники, полетели в Каир через Турцию. По команде командира при взлете и посадке мы, то есть три пассажира, перебегали из носа в корму и обратно для дифферентовки самолета.
Прилетели в Каир во второй половине дня. Вышли из самолета и задохнулись от дикой жары. Это был жуткий контраст. Летели-то мы в грузовом отсеке АН-12 на высоте около десяти километров и замерзали от холода. За день до нашего прилета с одним из группы прилетевших в Каир специалистов прямо на аэродромном поле случился солнечный удар. Меня, слава Богу, пронесло, если ко всему прочему учесть, что со мной было два года назад, и что я обманул медицинскую комиссию в Севастополе. Переночевал в гостинице "Грин Вел". На следующий день утром в аппарате наших главных военных советников, которые размещались в посольском районе на острове Замалек на Ниле, мне дали билет на поезд до Александрии и записку на арабском языке, которую я должен был показать таксисту в Александрии, чтобы он отвез меня, куда мне надо. И одного, без сопровождающего, посадили на поезд Каир-Александрия. Добрался я до Александрии и до наших военно-морских советников благополучно. Уже вечером я пил с ними бренди ."Бык" на десятом этаже гостиницы "Гайд Парк" с видом на шикарную александрийскую набережную и бухту. Быстрая, всего лишь за три дня, смена страны, ситуации, климата и впечатлений: Севастополь — Москва — Кривой Рог — Симферополь — Каир — Александрия! Это запомнилось на всю жизнь! О Египте даже мечтать было невозможно! О чем рассказать, сразу и не решишь. С работой я справился вроде бы неплохо, хотя для меня все это было впервые. Очень помогли старшие товарищи в группе (в зеленом), для которых, как оказалось, подобные командировки - дело привычное. Ярчайшее впечатление оставили: туристская поездка в Порт-Саид; поездка под Александрию на специально для нас оборудованный пляж на пустынном побережье Средиземного моря; прогулки по Александрии и Каиру; поездка в Гизу и осмотр Египетских пирамид; парад 24 августа в Каире по случаю дня независимости республики, где мимо наших трибун медленно в открытой машине проехали Нассер и Амер в окружении телохранителей (запечатлено на фото); приобретение сувениров и подарков домашним. Все окутано экзотическим флером. И заключительный, организованный специально для нашей группы, прием в загородном стрелковом клубе для высшего египетского офицерства в известном пригороде Каира - Гизе, в непосредственной близости от сохранившегося до наших времен седьмого чуда света - пирамид. Одна из стен клуба, выходящая в сторону пирамид, была из стекла. Трудно передать чувство восторга от увиденного: на фоне абсолютно черного неба, усыпанного яркими звездами, возвышаются специально подсвеченные пирамиды Хеопса, Микерина и Хефрена, а также сфинкс. В банкетном зале нас обслуживали по специальному ритуалу негры-суданцы в красных халатах и чалмах, расшитых золотыми позументами. В тот раз я впервые попробовал виски, которое большого впечатления не оставило.
Египетские пирамиды — это фантастическое зрелище!
Это все праздничные впечатления, но была и интересная проза. Например, как меня обокрали в Александрии, и что из этого вышло. Иногда я ездил в выходные дни и по вечерам в русский культурный центр, организованный в пригороде Александрии в бывшем дворце короля Фаруха. В это время в Египте было много русских, особенно строителей Асуанской плотины, которые на отдых приезжали в Александрию. Уютное место с библиотекой, кинозалом, теннисными кортами и волейбольными площадками. Туда от моей гостиницы надо было ехать на автобусе вдоль знаменитой Александрийской набережной километров десять-пятнадцать. Автобус обычный рейсовый, условно разделенный на два класса. Для того, чтобы автобус остановился, где тебе надо, необходимо было дать знать шоферу, дернув за веревочку колокольчика, В очередной раз я так и поступил на обратном пути в гостиницу. Помню, автобус был набит арабами битком. У гостиницы я сошел, автобус тронулся дальше. Уже подходя к гостинице, я обнаружил отсутствие в заднем кармане брюк кошелька. А в кошельке были: билет на поезд Александрия — Каир, полтора фунта египетских денег и таможенная квитанция на 21 рубль и сами деньги, которые мне разрешили взять с собой таможенники в Симферополе, когда мы вылетали из Союза. Вот эти деньги и квитанция стали причиной некоторых неприятностей. Мне пришлось сообщить о пропаже своему главному, а тот, ввиду "серьезности" дела, велел обратиться в наше консульство в Александрии, что я на следующий день и сделал. Помню прекрасное здание консульства — тоже, наверно, одна из бывших резиденций короля или его приближенных. Большой зал, в глубине которого стол, а за столом — сам консул. Выслушав меня, он сказал, что дело серьезное и что, когда я буду в Каире, то должен обратиться с этим вопросом в наше посольство. Ну, думаю, влип. "Впрочем, — сказал консул, — приходите ко мне завтра". Естественно, я пришел в консульство на следующий день, В зале был тот же консул и еще какой-то неприметный, невдалеке сидящий человек. Позднее до меня дошло, что этот незаметный — "из органов". Консул прочел мне мораль о потере бдительности, вызвал секретаршу и продиктовал ей справку, которую я до сих пор храню, как реликвию: "Справка, выдана настоящая гражданину СССР Карасеву Леониду Васильевичу о том, что у него в г. ОАР во время командировки были похищены 21 (двадцать один) рубль советских денег. Удостоверяю. Генеральный консул СССР в г. Александрии ОАР" и подпись, а также большая гербовая печать.
Забегая вперед, скажу, что справка мне не понадобилась. Возвращались мы обратно всей делегацией на теплоходе "Латвия" через Одессу. А одесские таможенники посчитали наше пребывание в Египте очень недолгим и не заслуживающим внимания. О том, как мы возвращались, тоже стоит немного рассказать. Плыли мы по маршруту: Александрия — Пирей (Греция) — Стамбул (Турция) — Констанца (Румыния) — Одесса. В Александрии бывалые наши люди предупредили, что в Пирее мы будем стоять часа четыре, не меньше, и есть возможность побывать в Афинах, чтобы поглазеть на Афинский акрополь, Парфенон и другие достопримечательности. Афины от Пирея примерно в часе езды. Денег нам дадут мало. На такси хватит только в один конец. Но в Пирее работают три русских таксиста, выходцы из СССР или потомки выходцев из России. Одного зовут Костя-одессит, второго - Ильюша-Муромец за его мощный вид, а имя третьего не помню. Эти ребята всегда приезжают в порт к приходу русского теплохода, И прекрасно знают, что денег у русских хватит только до Афин. Они с удовольствием, несмотря на то, что себе в убыток, из любви к бывшим соотечественникам возят русских до Афин и обратно за полцены. Прибыли мы в Пирей в начале сентября 1965 года, а там накануне были сильнейшие народные волнения, связанные с какой-то сменой власти. Порт пустынен, кругом мусор, битые стекла, бутылки. Сошли мы с теплохода последними, так как таможенники досматривали теплоход часа два-три. Стоим на берегу и думаем, что делать. А делать нечего, кроме как гулять по Пирею. И вдруг, как в сказке, подъезжают два такси. Из одной машины вылезает маленький сухонький человек. "Русские?" — спрашивает. Мы отвечаем, что русские. "Очень хорошо. — говорит, — я — Костя-одессит, а там, в другой машине — Ильюша, сейчас подъедет третий". Все так и получилось, как нам говорили. Повезли они нас в Афины, точнее к Афинскому акрополю и Парфенону. Там мы подышали воздухом древней Греции, сфотографировались на фоне Парфенона, Костя-одессит оказался бывшим тренером "Спартака" и был в курсе всех наших футбольных дел, в частности, все знал об Эдуарде Стрельцове.
Вот он — знаменитый храм Афины Парфенос на Акрополе, посмотреть на руины • которого съезжаются люди со всего света
Хорошо нас встречал Стамбул. С оркестром на молу, который играл русские мелодии, с радостной толпой на причале. Побывали мы на Стамбульском базаре и в знаменитой Голубой мечети.
Окончание следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
