Художник подчеркивает, что внешний блеск фигуры Пилата, сияние его расшитой золотом тоги, противопоставлен невзрачному, к тому же измученному побоями и издевательствами Спасителя, который и есть Истина, но Истина, часто скрытая от глаз толпы, ибо она лишена внешнего блеска и не рядится в драгоценные одежды.
Известно, что когда из двух зол выбираешь наименьшее, оно сразу становится наибольшим. Столкнуться с этим жизненным парадоксом мне вскоре пришлось. Во время последнего захода на Камчатку во всей своей неприглядности встала одна дилемма. Год кончается, а ни один офицер в отпуске ещё не был. А этот вопрос не пустячный. Наиболее непривлекательный вариант его решения – ждать окончательного возвращения в Магадан и завершения плана боевой подготовки, которая практически вся сдвинулась на октябрь и декабрь. Так что отпуска начнутся с конца декабря. На лодке со мной 11 офицеров, а старпом ещё и за прошлый год отпуск не использовал. То есть до середины следующего года во время интенсивного плавания предстоит использовать 12 отпусков, после чего наступит время ещё 11 отпусков уже за текущий год. Это значит начнутся сплошные сдвиги, переносы, догуливания. Целый год физического напряжения и удары по моральному фактору. Второе зло поменьше. Оно означает, что уже сейчас, в период ещё не законченной напряжённой работы отпустить несколько человек. Прикинув расстановку возможностей, я решил, что в первую очередь нужно отпустить старпома, который уже второй год без отпуска. Тем более, что я в этой шкуре пробыл целых семь лет, и в старпомовское дело проник до микроскопических тонкостей. Так же можно отпустить штурмана, поскольку я сам по образованию и опыту – штурман. Можно отпустить командира моторной группы, потому что командир БЧ-У Горбовский опытный механик, на выданье в помфлагмехи находится и без командира группы справится. Можно и замполита Светика отпустить, он уже довольно пожилой и не совсем здоров, а потом в декабре отчётно-выборное партсобрание, да и к началу учебного года, то есть в марте, он должен на месте быть. А сейчас без него обойдёмся; команда при деле, в энтузиазме захлёбывается, то есть не до баловства ей. И вообще, все один к одному, молодцы да и только. И парторг капитан-лейтенант Колтушкин – помощник командира – на удивление добросовестный и порядочный офицер. Конечно, трудно будет сразу без четырёх бывалых воинов оказаться. Но, ничего, какой-то там месяц ещё, выдюжим. И отпустил я всех их четырёх, как птиц из клетки на волю. И всё, вроде, обошлось как нельзя лучше. Через месяц, наплававшись, вернулись мы в Магадан, и они все обратно слетаться начали. И занялись мы торпедными стрельбами в полном составе.
Но рано я успокоился. Оказалось, что не всё я учёл. Вернувшийся вскоре из отпуска начальник политотдела капитан 1 ранга Воронцов Владимир Дмитриевич, обладающий исключительной партийной зоркостью, сразу узрел в моей деятельности существенный изъян, и поскольку ещё он был неумолимо принципиален, то занялся мною вплотную и безотлагательно. И вот сижу я в его каюте пред его всепроникающим укоризненным взором, и мягкое кресло подо мной кажется жёстким, как известная скамья. И идёт между нами разговор: с его стороны обличающий, с моей – отвечающей. То есть в одни ворота. – Как же так, Владимир Павлович? Вам Родина и Партия доверили боевой корабль с боевым экипажем для боевых дел, а вы в ответственный момент оставили этот боевой корабль без политического руководства, а боевой экипаж – без политического контроля. Какой же вы командир? Вы незрелый командир. Какой же вы коммунист? Вы незрелый коммунист, если не сказать больше. Я пытался оправдаться, объясняя, что отсутствие на корабле во время окончания плавания замполита не повлияло ни на морально-политическое состояние экипажа, ни на выполнение поставленной кораблю задачи. Корабль не оставался без партийного руководства, так как на нём большая слаженная партийная организация (19 членов КПСС), опытный парторг, и я, командир тоже член партии со стажем. Но начпо был гранитно-непреклонен и в заключение сказал, что, как только соберётся кворум, я буду вызван на парткомиссию, и мое дело будет направлено начальнику Политуправления флота. Так что на карту поставлена моя партийная, а значит, и командирская судьба. Но вскоре пришёл приказ Главкома, в котором ПЛ «С-288» отмечается, как отлично выполнившая правительственное задание и мне, её командиру, объявляется благодарность. Парткомиссия по мою душу не состоялась, начпо поздравил меня, но относительно моей командирской и партийной зрелости остался прежнего мнения. И предупредил, желая мне добра на будущее, что если я не исправлю своего строптивого характера и легкомысленного взгляда на службу, то, в лучшем случае, не получу дальнейшего продвижения по службе, несмотря на хорошие задатки, а то и вообще однажды лишусь командирской должности.
Я же, со своей стороны, обогатился открытием, что песенная фраза «партия – наш рулевой» истине не соответствует. Раз значимость одного политработника перевешивает значимость партийной организации, то партия вовсе не рулевой, в лучшем случае подвахтенный рулевой. И члены партии - обычные пешки в игре партчиновников, которые и есть рулевые подлинные. И куда они, в меру своей зрелости или настроения, покажут пальцем, туда и надлежит шагать и партийному и беспартийному. Разница только в том, что партийный должен сильнее топать. Но, несмотря на такой удручающий вывод, уважения к начальнику политотдела я не потерял. Я знал, что суровому времени присущи суровые песни, так как постоянно своими глазами видел и своими ушами слышал и понимал, какая в действительности грозная махина «в небесах, на земле, и на море», как когда-то пелось, противостоит нашим Вооружённым силам. А потом Владимир Дмитриевич очень напоминал мне комиссара времен гражданской войны. Такого, каких я в свое детское время видел в замечательных советских фильмах и про которых в книжках читал. А детские впечатления не умирают и, наверное, закладываются в подсознание. Я был оптимистический реалист, так что полученную моральную оплеуху перенёс, как прививку оспы. Всё быстро рассосалось, и я продолжал быть тем, кем был.
Наша бригада росла и численно и качественно. Командирский коллектив собирался из индивидуумов нехилого склада. Все люди немало поплававшие и повидавшие, ориентиром для себя считающие крепкую дружбу и взаимопомощь, ценящие оптимистический юмор и непривередливость. В такой среде я чувствовал себя как карась в родном пруду. Плавали много, расставаясь в Магадане и неожиданно встречаясь в разных базах, разбросанных по всему Тихоокеанскому побережью, где радовались встречам, как с родным человеком. Пусть не удивляются этому родившиеся в эпоху нового мышления. Опять же время такое было. Я не скажу, что материально пригляднее. Нет, штанов и средств от перхоти было поменее. Зато улыбок и снаружи, а, главное, внутри - поболее. Если сейчас поют только певцы-специалисты, больше «звезды», то тогда пели все поголовно и без музыкального сопровождения, и не для слушателей, а для себя. И мне кажется, главным гвоздём, на котором висело тогдашнее мироощущение, было отсутствие зависти друг к другу. Нечему было завидовать. Пустовавшее в душах место для зависти занималось участием и сочувствием. Тогда чужими печалями печалились, как своими, чужими радостями радовались тоже, как своими. Каждый из тех, с кем довелось мне служить в магаданской бригаде, имел свой особый талант. О каждом можно было бы написать много интересного и поучительного. Только для этого нужно быть настоящим писателем, вроде Льва Толстого или Куприна, а то и Гоголя. Я же таким делам вовсе не обучен, да и сил моих на это не хватит, поэтому упомяну только о некоторых и вкратце. Например, командир ПЛ «С-173» Христов Рудольф Васильевич был человек с душой инженера и воспитателя, а его судьба занесла на подводный флот. Мы с ним в 1952 году закончили Черноморское ВВМУ, только я пришёл туда со школьной скамьи, а он из конструкторского бюро Владимирского авиамоторного завода, и был, конечно, по возрасту на много меня старше. В училище он был старшиной первой роты. До 1960 года я часто встречал его фамилию в разных приказах по флоту, где он отмечался или за успешные стрельбы или по годовым итогам боевой и политической подготовки. Но лично с ним не встречался. Флот-то большой. Но однажды постигла его большая неудача Где-то между Японией и Южной Кореей повстречалось ему соединение кораблей США, проводящее учение совместно с южнокорейским флотом. Он скрытно прошёл под охранением ударного авианосца, выявил количество кораблей и элементы их движения, но при выходе из района учения был обнаружен. Однако, уйдя под слой температурного скачка на предельной глубине, сумел оторваться от преследования и почти ушёл, если бы не большая группа южнокорейских кораблей, которые подошли в этот район, видимо, по вызову американцев.
Должен пояснить, что выучка моряков государств Юго-Восточной Азии, особенно противолодочников, намного превосходит выучку американских и европейских моряков. Это я заявляю на примере северных корейцев. Когда я служил в Находке, там проходили стажировку их катерники, которые в 1961 году утопили американский крейсер. Так вот южнокорейские противолодочные корабли обложили Христова и гоняли, пока он не всплыл с полностью разряженной батареей и задыхающейся от удушья командой. И тогда те, кто его до этого хвалили, теперь запинали и затоптали, склоняли на всех конференциях и вычеркнули из списков хороших. И вот я встретился с ним теперь в Магадане, куда перевели его лодку. Я уже упоминал, что мы там плавали и в битом льду, и в сплошном, если толщина его не превышала 20 см. Только трудно, вернее опасно было всплывать в таких условиях. И Христов спроектировал, рассчитал и сделал чертежи противоледовой защиты, представляющей систему стальных балок, защищающую ограждение мостика, антенны и выдвижные устройства при всплытии во льду. Эти устройства наша плавмастерская изготовила для всех лодок бригады, и наше плавание значительно упростилось. Рудольф Васильевич на нашей бригаде пользовался большим уважением. Он был невозмутим и спокоен, исключительно тактичен и беспристрастен в своих суждениях и поступках. К его мнению и советам всегда прислушивались. А то, что произошло с ним, было характерно для нашего флота.
Знавал я одного командира, Володю Важникова. Точно не помню, но он, кажется, служил в бухте Конюшково, что в заливе Стрелок. Всплыл он однажды посреди Японского моря. Был сильный туман. Лодка в позиционном положении. И вдруг из этого тумана на большой скорости выскакивает японское рыболовное судно и, даже не пытаясь остановиться или хотя бы сбавить скорость, несется прямо на лодку, направляя форштевень прямо в её борт. Предстоящий в таком положении лодки таран означал для неё неотвратимую быструю гибель. Реакции Важникова можно только восхититься и позавидовать. Работая моторами враздрай на полных оборотах он все-таки успел развернуться и подставить этому камикадзе свой острый форштевень. В такой ситуации что-либо другое сделать было невозможно. В результате это судно своей скуловой частью налезло на форштевень лодки, который вошёл в её корпус чуть не по якорный клюз. Дав оба назад, лодка выдернулась из пробоины и отошла, а японское судно, задирая корму, стало быстро тонуть. И сразу же из того же тумана, как черт из табакерки, выскочил японский буксир-спасатель и начал подбирать барахтающихся в воде доблестных граждан Страны восходящего солнца. Даже бритому ежу понятно, что это была тщательно подготовленная и мастерски осуществленная провокация. Но наше командование и более высокие инстанции не мешкая выразили японцам соболезнования с извинением и возместили убытки, а Важникова без всяких разговоров сняли с должности. Правда, примерно через полгода его всё-таки восстановили, и на том спасибо. А то, что он спас для страны боевой корабль и сохранил жизни экипажа, это посчитали мелочью, не стоящей не только поощрения, но даже и внимания Так что к светлым воспоминаниям о хорошем прошлом все-таки примешивается и грустное, достойное сожаления и досады. А ещё в том достославном городе Магадане обретался среди командиров нашей бригады Юра Литвинцев, который сменил комиссованного по здоровью Брыскина на ПЛ «С-286». Он был человеком совсем другого норова. Имел характер напористый и бесцеремонный, я бы сказал, нахрапистый характер. Но это внешне. Изнутри он был добр и отзывчив, как те, которые, если верить известной незатейливой песенке, живут на острове «Невезения». Был он мастер блестящего розыгрыша и черного юмора. Он мог часами рассказывать бесконечные невероятные истории, причем, когда повторял их, то они выглядели совсем по другому. За это другой, не менее уважаемый командир Виктор Богданов, что водил по тамошним морям ПЛ «С-365», назвал как-то Литвинцева Шехерезадницей. Литвинцев мог кого угодно до того заболтать, что тот поверит во что угодно.. Он мог составит добрую компанию таким известным ассам флотского зубоскальства, как Свербилов, с которым я как-то беседовал во Владивостоке. До сих пор пребываю в полном восхищении их талантом.
1967 г. Кадр из фильма о посещении Северного флота Л.И.Брежневым (предоставил Илья Курганов). Тот самый А фотографии командира, к сожалению, в интернете обнаружить не удалось. Умер 1 сентября 1991 года в возрасте 64-х лет и похоронен на одном из питерских кладбищ.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Выполняют другие планы! Каждый день! Везде - но не на корабле! Разве это выполнение плана отработки "Л-1"? Мой старенький корабль! Зачем тебе обученный и сплоченный экипаж? Ах, тебя еще и в море собираются отправить? Как тогда, под лед. Решать боевые задачи... Без боевой подготовки? Ничего, Друг: всегда надейся на нас! Даже на эти "осколки", которые я сегодня веду, и потом еще не раз приведу к тебе... Не подведем! Самым невероятным предприятием в те времена для меня как старпома было выполнение еженедельного плана боевой подготовки! Не на бумаге по принципу "провел мероприятие - запиши, не провел - тем более запиши!" А фактически! Когда в плане за каждой отметкой "выполнено" стояли реальные дела экипажа на корабле... История с "липовой корректурой" еще в лейтенантстве навсегда излечила меня от "бумажной боевой подготовки"... Горжусь, что перед кораблем я чист: все, что делалось для его боевой готовности, всегда выполнялось мной фактически... Хорошо ли, плохо ли - но всегда фактически! Судите меня... У системы было слишком много всяких "Надо..."А нас, кто служил ей верой и правдой, - слишком мало... Наша правда всегда была для Системы слишком горькой... Потому, что фактически на кораблях первого поколения выполнить все ее "надо" было невозможно! А "выполнять" липовые планы было неприемлемо для нашего понимания дела... И того состояния, в котором находились наши корабли. Лучше быть, чем казаться! Все! Вечер воспоминаний из недалекого пошлого подошел к концу... Оно внушает уверенность в будущем... Завтра - Гремиха...
... Здесь ветры и штормы, Бураны и вьюги, Здесь ночи кромешные, Вой в проводах... Гранитные скалы, Ледовые струги, Да маленький город В бескрайних снегах...
Военных колонн Бесконечное шествие... Подводные лодки В заснеженной мгле... Здесь мало маршрутов Для путешествий И вряд ли такое Найдёшь на Земле...
Здесь нет пассажиров! Здесь каждый - на месте! На мостике, Иль у горячей плиты... Большая Земля Присылает известия, Газеты, журналы, Да редко - цветы...
Идем на Работу К полярным широтам, К тропическим звездам Далеких небес, То в ватниках ходим, То мокнем от пота, Чтоб где-то спокойно Работал партсъезд.
Чтоб где-то мальчишка С букетом весенним Девчонку с волнением Ждал у метро... Чтоб дети смеялись У вас на коленях, Чтоб было спокойно Светло и легко!
И пусть средь веселья За праздничной речью За нас не поднимете Полный бокал... За тех, кто уходит Тревоге навстречу... За тех, кто воюет И кто воевал.
Прочтя, не грустите! Не надо заботы Живите, как прежде, В Москве иль в Керчи Подводные силы Советского флота Опять в океаны Уходят в ночи
... Две сестры: Островная с Гремихой Нам напомнят былые деньки - Долгих зим ураганное лихо И знакомых домов огоньки. Вот дорога шоссейная вьётся, Огибая оврагов разлом. Здесь теперь мне ходить не придется, Чтоб с тобой поболтать перед сном. Помнишь радость коротких общений Ранним утром и после нулей? Сколько счастья вмещали мгновенья Телефонных бессонных речей. Где та девушка, Что тебя вызывала на связь. Боль разлук помогла пережить нам, От отчаянья спасала не раз. Светлый образ её сохраняя В благодарной, не юной душе, Снова номер ей твой называю Вновь в Гремиху иду по шоссе. Вновь спешу я к тебе на свиданье, Снова жду, замирая, звонок, Как награду за сутки молчанья Твой услышать в ночи голосок.
... Полярный день нам Душу Солнцем греет И корпус лодки теплый и сухой. За островами море голубеет И тундра манит молодой травой. И пирс, умытый утренней росою, Зовет пройтись, как в детстве босиком, И я любуюсь северной красою, Помахивая сорванным цветком. Гремиха спит, теплом лучей согрета, От рубки тень всё меньше и бледней, Субботний день коротенького лета И на душе спокойней и светлей. Остались в прошлом трудности похода И полигонов напряжённый ритм. И вот сейчас, под синью небосвода, Мы ненадолго вышли покурить. «Добро» на вывод дал оперативный, А на причале снова тишина И канула в неведомых глубинах Кошмарным сном Холодная Война.
... Белой чайкой летит теплоход, То являясь в дали, то теряясь. Он сегодня в Гремиху придёт И у пирса замрёт, разгружаясь. На прощанье ему помахав, Мокрой линзой сверкнув, погружаясь Мы скрываемся в темных волнах С миражем в глубине расставаясь. Только в душах останется он Вестник Веры, Любви и Надежды, От тоски и запоев заслон, Светлый луч среди мрака безбрежья...
... Мне снова привиделось море И грядки подводных полей, Где точкой в безбрежном просторе Пашу я с командой своей. В центральном спокойно и тихо, Размерена вахт череда... А где-то родная Гремиха Нам радио шлёт в Никуда. Шлёт чудо И тундры заснеженной сушь, Привычную боль расставаний, Пронзающих мир наших душ... Мне снова привиделось море И Носа Святого утёс, И дом номер восемь на взгорье, И лютый январский мороз. Солёные слезы глотая И пальцы в отчаянье сцепив Кричу я, от снов убегая, Кричу я, жену разбудив. Она, испугавшись, проснётся Привычно обнимет меня, Руками к плечам прикоснётся, Желанный покой возвратя. Душа по Гремихе тоскует По службе в суровых краях Простите за то, что зову я Гремиху в навязчивых снах
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
3. «Бегущая по волнам», или первый год в Охотском море.
Чтобы не повторяться с описанием подобных фокусов в дальнейшем, забегу немного вперед и заодно воздам должное российским морякам-подводникам, которым и не такое по плечу. Ведь на такое мероприятие для американской подводной лодки, безусловно, потребовалась бы постановка в док и привлечение рабочих специалистов. В дальнейшем сподобилось мне угодить под небольшой айсберг, выплывший из Гижигинской губы, где они имеют обыкновение зарождаться. В результате этого у моей отважной «С-288» снесло всё ограждение мостика и погнуло зенитный перископ. Точно так же, без всякого докования и квалифицированных специалистов, на той же плавмастерской было изготовлено новое ограждение мостика, погнутый перископ вынули и взамен поставили новый с помощью тех же треног, только слегка модернизированных Сан Санычем. И ещё однажды ледяная глыба погнула лопасть левого гребного винта. На наших лодках гребные винты давно уже научились менять на плаву, создавая необходимый дифферент на нос. Но специалистов всё же привлекали. Эти специалисты устанавливают специальные пиропатроны у передней кромки втулки гребного винта, где она соприкасается с зазором оконечного кольца мортиры (закрывающей вал). Пиропатроны одновременно подрывают, винт сдвигается по валу назад, и его потом легко снимают. Но для такой операции сначала надо выгрузить боевые торпеды из кормовых торпедных аппаратов, чтобы исключить возможность детонации их зарядов. А для этого уже требуется плавкран или кран плавбазы. У нас же случалось так, что новый гребной винт есть, а ни плавкрана, ни плавбазы в этот момент нет, так что торпеды выгрузить нельзя. А время не ждёт. Поморщили мы лбы, почесали затылки и решили: много мы веселили народ, повеселим ещё раз. Одели на гребной винт кольцо из стального троса, от которого отвели назад несколько таких же тросов, одинаково натянутых и закрепленных на мощную чугунную тумбу на молу. Я дал средний вперед правым мотором, и левый гребной винт соскочил с вала, как больной зуб из десны. Но всё это было позднее в незапомнившиеся годы, а в тот раз, после удачно завершившегося подлёдного плавания, нам не пришлось окончательно опомниться, как поступило новое, не менее ответственное задание, исполнение которого находилось под контролем непосредственно Главкома ВМФ. Нужно было до конца апреля провести докование на Камчатке, куда прибудет экспедиция Центрального научно-исследовательского института геодезии и картографии. На лодке надлежало установить соответствующее оборудование, после чего в акватории Охотского моря провести научные изыскания, о чём там на Камчатке нам будет дан исчерпывающий инструктаж. Ориентировочно наша работа в море рассчитана на полгода. Во всё это меня посвятил комбриг, ставя задачу – тщательно подготовить лодку к середине марта 1963 года.
Работа закипела. Не успели мы оглянуться, как уже и середина марта наступила. И вот мы, выйдя из бухты Нагаева за знакомым нам ледоколом «Хабаров», попрощались с ним и бежим по холодным волнам Охотского моря на восток, где Камчатка. В это время в этой части Охотского моря, кроме гренландских китов да тюленей, больше никого нет. Вот теперь и мы ещё тут объявились. Идём, обходя отдельные льдины, огибая большие ледяные поля, стараясь не потревожить стада китов и тюленей.. А они нас и не боятся вовсе. Плывут себе своей дорогой, удивляются наверное, куда это нас несёт. Добежали мы до Курил и там, мимоходом, между островом Атласова, который своим конусообразным вулканом Алаид упирается в облака, и островом Шумшу, встретили терпящую бедствие самоходную баржу. Она из-за поломки двигателя стала несамоходной, а выход из строя радиостанции ещё больше усложнил её положение. И вот теперь волны и течения гнали её подальше от земли, имея явное намерение затерять её так, чтобы никто не нашел. А тут мы как раз. Радиостанцию им починили, а вот двигатель наладить не смогли, необходимых деталей в запасе не оказалось. Вызвав на помощь спасательные силы, мы отбуксировали её на более удобное место, где якорь до грунта достает и поставили на якорь у острова Шумшу в укрытие от ветров и волн. А сами продолжили свой путь и вот вошли, наконец, в знакомую уже бухту Крашенинникова, где на СРЗ дивизии подводных лодок и есть тот самый плавучий док, куда нам и нужно. Сразу же на другой день после нашего прибытия к нам с визитом нагрянула вся научно-исследовательская группа из пяти человек во главе с кандидатом наук Павлом Ивановичем Строевым. До встречи я представлял их себе сухими солидными людьми и был приятно удивлён, когда увидел молодых, весёлых, остроумных ребят. Все они, как говорится, прошли огни, воды и медные трубы. Походили и по горам и по лесам, и по тундре. И на судах морских плавали. Один из них отслужил на Северном флоте рулевым-сигнальщиком на подводной лодке. Их старший – Павел Иванович Строев, правда, был уже солидным по возрасту, но, всё равно, характером был прост и душой молод. Он исходил и Чукотку и Якутию и в Антарктиде отработал. Встречался и с академиком Келдышем в Москве, и со снежным человеком в Якутии. За то, что он с Келдышем знаком, это ему в плюсы засчитывали, а вот за знакомство со снежным человеком твёрдо намекнули, чтобы об этом вообще не вякал, если дорожит научной карьерой. Потому что снежных человеков не бывает. И все тут.
Поэтому, когда он об этом, то есть о снежном человеке, кому-нибудь рассказывал, то всегда свой рассказ заканчивал словами: «А вообще-то всё это выдумки. Не бывает снежного человека». Когда же ему возражали, мол как все это понимать? Вы же только что рассказали, что видели его, он доходчиво объяснял, что тогда он просто ещё не знал, что его не бывает, а вот теперь знает. Поскольку мы прибыли по важному государственному делу, а не к тёще на блины, никаких задержек нам не чинили. Не прошло и недели, как мы были уже в доке, из которого вышли в конце апреля, установив множество невиданных ранее приборов. Командир тамошней бригады, в которой мы временно разместились, капитан 1 ранга Смертин со своим штабом сделал нам контрольную проверку по задаче № 2 и остался доволен и лодкой, и экипажем. Командир дивизии провёл инструктаж, на котором присутствовали: я, замполит и начальник научной группы. Вот тогда я узнал подробно, что за работа нам предстоит, хотя в общих чертах был ознакомлен с ней Строевым С мая по конец октября, то есть в течение пяти месяцев, мы должны прочесать всю северную часть Охотского моря от Сахалина до Магадана и от Курил до западного его побережья в подводном и надводном положении параллельными галсами с востока на запад и обратно, погружаясь через каждые 25 миль и всплывая через час движения под водой, то есть сделать более полутора тысяч погружений и всплытий. На глубинах, исключающих колебания лодки, мы должны замерять силу тяжести. Полученные нами данные позволят проектировать и создавать новые самолётов и различных ракет. Кроме того, ставилась задача сделать промеры глубин, так как последние промеры там производились в 1936 году с помощью техники и по методикам, далёким от совершенства.
Нас проинформировали, что в южной части Охотского моря уже работает лодка 611 проекта, где командиром капитан 3 ранга Кошевой. Отдельно комдив подчеркнул, что факт нашей работы от нашего вероятного противника скрыть трудно, поэтому не исключено, что его силы и средства будут присутствовать в нашем районе. Мы не должны на них обращать внимания; просто при обнаружении их деятельности докладывать в штаб флота по установленному для этого каналу радиосвязи о факте, месте и характере деятельности. Эту задачу мы выполнили успешно и досрочно, так как утюжили Охотское море не покладая винтов и рулей в форсированном темпе. Круглосуточно мы то мчались по волнам и сквозь них на среднем ходу, срочно погружаясь через каждые 25 миль на различные глубины, вплоть до 100 метров, то есть туда, где исключено влияние качки во время шторма. Под водой шли на минимальном ходу, делая необходимые замеры в течение часа. Всплывали с ходом, продувая главный балласт, и опять мчались, невзирая на состояние моря. Вот почему ранее упомянутый Крылосов назвал нашу лодку И мы и наши гости – научные работники – были как единая семья, и мы настолько сработались, что один из них иногда нёс у нас вахту на горизонтальных рулях, а мы со старпомом иногда дежурили у главного прибора – электронно-оптического гравиметра. Все эти четыре месяца и механизмы и люди работали как часы. Команда до того отработалась, что срочные погружения и всплытия во второй половине плавания производились уже одной сменой. Такой ритм работы предложил я, и учёная братия с ним согласилась, оговорив только одно условие, что когда им станет невтерпёж, то было бы хотя бы на сутки послабление. Но и они, в конце концов, втянулись в лихую гонку и заразились азартом, так что указанные послабления были сделаны всего три раза. Ну и ещё иногда темп работы снижался, это когда производилась зарядка аккумуляторной батареи.
1956... 2010.
Об одном только этом плавании можно было бы написать целую повесть, но цель моя другая ,и я остановлюсь только на двух, особо запомнившихся случаях. Через пару месяцев с начала работы нам нужно было пролежать на грунте для замеров особой точности на глубине не менее 100 метров. Это было вблизи Шантарских островов, что к северу от Сахалина. Я долго выбирал по карте подходящее место и, наконец, мне одно такое приглянулось. Глубина не более 120 метров, грунт ровный, состав грунта – песок, глина, ил. Погрузились, полежали час, сделали всё, что требовалось и начали всплывать. Но не тут то было. Не отпускает нас морское дно, видно присосал мягкий грунт, да и течениями его на нас насыпало. Не помогает ни работа моторами, ни пузыри в концевые цистерны. Полчаса уже тратим электроэнергию и запасы воздуха, а толку никакого. Пришлось действовать более решительно. Рули на всплытие и дал обоими моторами малый вперед, туда-сюда перекладывая вертикальный руль. Через пару минут все рули на погружение и оба мотора средний назад. Это для того, чтобы создать избыточное давление в нижней части корпуса. И вдобавок дали хороший пузырь в среднюю группу ЦГБ. И лодка, наконец, пошла вверх к свободе и солнцу. Из воды мы выскочили, как пробка, так как при таком ускорении мне не удалось удержать её на определённой глубине. Впрочем я на лодку не в обиде, она была права. Продули окончательно среднюю группу, я отдраил люк и поднялся на мостик. Штиль, яркое солнце и остров в полутора милях от нас. И вдруг слышу какой-то то ли шелест, то ли свист. Сверху пикирует большая птица и садится на крышку пеленгаторного репитера, что наверху мостика. Это оказался то ли ястреб, то ли коршун. С острова, наверное. Большой, могучий, весь как бронзовый. С серьёзными янтарными глазами, грозным загнутым клювом. И когти как острые кривые кинжалы. Сидит, смотрит на меня фамильярно без всякого смущения и молчит. Продули весь балласт дизелем и начали зарядку батареи. Я разрешил в течение получаса выход на верх, чтобы курящие покурили и все на белый свет полюбовались. Кто-то хотел ястреба погладить, но тот так долбанул его клювом по руке, что желающих больше не отыскалось. Кто-то вынес хлебных крошек и варёных макарон. Ястреб его даже взглядом не удостоил, презрение высказав, и на подношение внимания никакого не обратил. Тогда по моей просьбе кок вынес мелко порубленное мясо. Ястреб его с достоинством употребил и взгляд его заметно потеплел. Так и шли мы, заряжая батарею, ястреб как изваяние сидел на своём месте и смотрел вдаль. Когда начало темнеть, я приказал лечь на обратный курс на остров, опасаясь, что в темноте птица вдруг не найдёт дорогу назад. Впоследствии я понял, что это излишне. Так как эта зоркая сильная птица способна в любое время и в любую погоду удаляться от берега в море до полсотни миль, а может и больше. Пришло его время, ястреб окинул нас с вахтенным офицером внимательным взглядом, расправил свои могучие крылья, издал громкий клёкот и, казалось, совершенно без малейших усилий взмыл высоко в небо. Там он сделал круг над нами и улетел в сторону острова.
Зарядку мы закончили под утро и пошли по своему маршруту на восток, выполняя работу. О ястребе я уже и забыл, но когда на третьи сутки мы подошли к этому месту, только чуть севернее, ястреб снова нас навестил. Когда мы всплыли, он так же спикировал из поднебесья и уселся на своём месте. И так продолжалось двое суток. Когда я перед всплытием поднимал перископ и осматривал воздушное пространство, то обнаруживал его, делающего над нами круги. Продували среднюю. Я поднимался на мостик и он камнем падал сверху, садился на своё любимое место и иногда приветственно вскидывал в стороны крылья, словно здороваясь со мной. Я же приветствовал его вскидывая руку с открытой ладонью. Когда мы погружались, он взлетал, делал над нами круг, как бы прощаясь, иногда и второй, пока мы не скроемся под воду полностью. Но пришёл день прощания с этой прекрасной птицей. Мы шли уже в полусотне милях севернее островов, и я почему-то почувствовал, что ястреб вроде бы насторожился и понял, что вижу его в последний раз. Перед погружением я протянул руку и погладил его по перьям на шее. И он не клюнул меня. Я сказал ему: «Ну прощай, друг. Удачи тебе» и закрыл за собой люк. Как я и предполагал, при следующем всплытии, на следующий день, ястреб уже не прилетел. Потом Шантарские острова остались далеко на юге, но я нет-нет да и поглядывал не раз в небо, но ястреб больше не появлялся… Второй запомнившийся случай был другого рода. Мы закончили первый этап работы и зашли в Магадан для пополнения запасов воды и продовольствия, так как до него нам было ближе. До этого запасы мы пополняли у острова Парамушир, куда их нам доставляла та самая самоходная баржа, которой мы однажды оказали помощь. А сейчас мы зашли в Магадан и увидели, что нашей бригады там нет. Все куда-то разбрелись и плавбаза с ними. Старшим на рейде остался торпедолов во главе с заместителем комбрига капитаном 1 ранга Зеленцовым и флагмехом инженер-капитаном 2 ранга Липавским. Они организовали нам пополнение запасов в морпорту, после чего мы неделю простояли в бухте Весёлая, где провели ППР (планово-предупредительный ремонт). В город никто не выходил. А чего нам там делать? Семьи наши, у кого они были там, на летний период улетели на материк родных навестить. От своей жены я получил письмо ещё перед выходом с Камчатки, в котором она писала, что получила двухкомнатную квартиру в новом доме, адрес указала и написала, у кого оставила ключ. А также сообщила, что вернутся они с дочкой к сентябрю, к началу учебного года. Так что время мы провели вдали от цивилизации, где был один причал, сигнально-наблюдательный пост, да один рыболовный сейнер. Но было не скучно. Вечерами крутили фильмы, играли в волейбол, ловили рыбу на блесну. А однажды Магаданский обком прислал нам туда труппу артистов Театра Ленинского комсомола, который приехал на гастроли в тамошний театр. Их было пятеро, они показали нам в течении двух вечеров две постановки. Я уже забыл какие, но помню что все мы смотрели их с большим интересом. Сцену мы смастерили на причале, и так как постановки проходили по ночам, то сцена освещалась тремя прожекторами с лодки, с торпедолова и с сейнера. А зрители размещались на настиле причала, сидя кто на чём. Питались в это время артисты у нас, а ночевали под навесом на сигнальном посту, где мы им соорудили временное жильё из подручных материалов. Время прошло весело, так что и мы и артисты остались друг другом довольны.
И вот мы снова вышли в море и продолжили его прочесывание. В нашем районе появились небольшие И весьма кстати, так как они нам помогли вскоре в одном деле, а в каком, сейчас объясню. Однажды гидроакустики засекли шум винтов. Проиграв задачу на автомате торпедной стрельбы, я установил, что какое-то судно движется параллельно нам в дистанции 20-30 кабельтовых, несколько обгоняя нас. Всплыли под перископ, осмотр показал, что никаких судов до самого горизонта нет. Возникло подозрение, что это подводная лодка. Но какая? Лодка Кошевого, который ведёт работу, аналогичную нашей, быть тут не может, так как до него сейчас семьсот миль. Шумы вскоре пропали, но на следующий день появились снова. И снова неизвестная цель обогнала нас, следуя параллельным курсом. Я решил, что это ни кто иной, как те самые силы и средства вероятного противника, и дал в штаб флота соответствующее радиодонесение Через несколько часов был получен ответ, что в наш район направлен самолёт и эскадренный миноносец. На третьи сутки странных шумов не прослушивалось, зато мы обнаружили на горизонте эсминец, а в небе два раза пролетал самолёт. Но на пятые сутки неизвестная цель опять появилась. И я решил кое-что отмочить по данному факту. Что-то я давно уже ничего не отмачивал. Так что пора. И решил я для выполнения задуманного привлечь этих самых гренландских китов. Мне было известно, что в конце пятидесятых годов противолодочные силы США на тихоокеанском побережье несколько раз поднимались по тревоге, так как сразу в нескольких местах там обнаруживалась работа гидролокаторов на частотах, близких к частотам гидролокаторов типа «Тамир», которые, как было американцам известно, стоят на вооружении советских подводных лодок. Но никаких там лодок американцы так и не нашли, и кое у кого родилось предположение, что на таких частотах, вероятно, между собой общаются гренландские киты, которых там водится немало. Вот я и решил предположение это проверить и пугнуть подводную лодку, которая наверняка американская. Однажды, проходя в районе пасущегося стада этих морских исполинов и одновременно прослушивая неизвестные шумы, я приказал гидроакустику дать несколько гидролокационных посылок «Тамиром-5лс», что он и сделал. И тут же акустик услышал, словно в ответ, такие же звуки сразу в нескольких местах. Причем они повторялись ещё некоторое время. Неизвестные шумы после этого пропали и больше не прослушивались. До сих пор я не уверен твердо, то ли мы ту лодку напугали и она, решив что её обнаружили, несколько кораблей начали ее преследование, покинула район, то ли эскадренный миноносец и самолёт послужили причиной её ухода. Но вот такой интересный факт был.
После месяца второго этапа плавания мы на короткое время забежали на Камчатку, сделали контрольную выверку электронно-оптического гравиметра в и заскочили в дивизию подводных лодок. Там мы пополнили запасы топлива, дополучили продовольствие, и я отпустил в отпуск несколько членов экипажа. И снова в Охотское море, где плавали ещё месяц. И вот, наконец, эту скучную работу закончили. Когда к 1 сентября вернулись в Магадан, наша бригада увеличилось ещё на три лодки. Демонтировали научное оборудование, распрощались с научной группой, которая, прихватив всё своё, ушла на пароходе во Владивосток, и включились в повседневную деятельность своего соединения. До ледостава успели выполнить торпедные стрельбы и поучаствовать в тактическом учении. Жизнь и служба побежали по накатанной дороге. Дочь пошла уже в третий класс, а жена устроилась на работу в НИИ «Северовостокзолото». Я получил очередное воинское звание капитан 2 ранга, но без падений и опять взлётов не обошлось.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Моя штурманская стезя подошла к концу. Есть приказ о назначении Меня помощником командира на другой корабль.
... К вам сейчас обращаюсь былые друзья, С кем когда-то учились и жили. К тем годам, о которых забыть нам нельзя, Где бы в дальних краях не служили. Нет дороги на свете трудней, чем у нас - Тех, кто выбрал шторма и туманы, Кто подолгу уходит от ласковых глаз, Под водой обходя океаны. На полгода уйдёшь от портовых огней - Под водой лишь приборы мерцают. И идёшь ты, не ведая доли своей, А ведь рядом беда поджидает. Отказали системы, и всплыть нам нельзя, Мы на грунте остались навеки. Никогда не узнают ни мать, ни жена, О том, как погиб ты в отсеке. О скольких погибших не пишут статей, Навеки оставшихся в море. А сколько на пирсах стоит матерей, Скрывая в себе своё горе. Кто лёгких путей не молил у судьбы, Кто с морем знаком и туманом, Кто видел сиянье полярной Звезды - Тому не страшны ураганы. На мостике тесном спокойной рукой Сжимает он ручки штурвала И счастлив своею нелегкой судьбой, Домой возвращаясь устало. Так выпьем, друзья, за хозяев морей, За тех, кто сейчас в Океане, За тех, кто решает судьбу кораблей - Кого мы зовём штурманами.
... Нас волны качают легонько И в штурманской вновь тишина А ну отодвинься в сторонку, Холодная Наша Война. Позволь нам встряхнуться немного, Доспехи тяжёлые снять, Присесть перед дальней дорогой И сердца биенье унять, Подняться на мостик холодный, Увидеть кровавый закат И розовый свет небосвода, И звёзд немигающий взгляд. Холодному ветру подставить Закрытую ватником грудь, И жаркое лето представить И в тёплую воду нырнуть. Минуты бегут незаметно, Всё гуще вокруг темнота. И радость видений заветных Съедает в ночи пустота. Но вот и пора погружаться, Доспехи надеты опять, Нам не на кого обижаться, Что снова пора воевать.
является переменной звездой, относящейся к классу пульсирующих звезд – цефеид. На протяжении последних ста лет амплитуда колебаний блеска звезды (разница в блеске в максимуме и в минимуме), как свидетельствовали результаты наблюдений, монотонно уменьшалась и уже была близка к нулю; это явление, вообще говоря, нехарактерно для цефеид и трактовалось как свидетельство «старения» Полярной. Если в начале XX века амплитуда колебаний блеска составляла около 10%, то к его концу сократилась до 2%. Однако неожиданно на рубеже столетий размах пульсаций Полярной звезды стал возрастать вновь. Этот процесс начался примерно 10 лет назад, и за это время амплитуда колебаний блеска увеличилась в два раза – с 2% до 4%.
Последний раз штурманская рубка открывает передо мною свою дверь. Провожу ладонью по столу автопрокладчика... Включаю радиопеленгатор... Помните, как я стоял на нем ногами в первом походе? В гиропосту чисто и тихо... Похлопываю "головы" гироазимутов... Картинка с летним деньком последний раз улыбается мне. Спасибо, Железо... И прощай!
Меня представляют другому экипажу. Он только что привел корабль из длительного ремонта. Впереди - процедура ввода в первую линию. А это означает "начнем с начала, начнем с нуля". Нуль - он и есть нуль! Обхожу будущее поле деятельности. Мое появление не вызывает у матросов никакого шевеления. Кучи распростертых тел на койках. Слышу реплику: "Это что за х...?" Ленивый ответ: "Помеха новый" Что ж, начнем пожалуй... Разбиваю банку с водой над головой, удостоившей меня "лестных" слов... Во всю глотку ору: "Пожар в казарме! Горит проводка в сушилке...". "Отдыхающих будто ветром сдувает. Две минуты суеты... Вот все они - на центральном проходе... Так же громко ору: "В две ширенги становись! Ровняйсь! Смирно! И - началась... война за твердый уставной порядок в экипаже! Наконец-то мои "фрунзенские" навыки востребованы... Да еще как! Я снова - командир... И мое
Флоту и Системе до зарезу нужен еще один перволинейный экипаж! И они его получат... А я нужен Системе... Теперь уже в новом качестве командира... Как и раньше, в училище, здесь мною применялась та же схема: уставная требовательность в сочетании с заботой о людях... Через месяц экипаж имел новый кубрик для моряков, где они спали на койках не в два, а в один ярус... Уничтожены крысы. Оборудована душевая с электронагревателем. Светлые занавески на окнах... Система утепления помещений позволила людям спать раздевшись... Суконные половики позволяли долгое время сохранять красоту выкрашенного польской эмалью пола. В условиях Гремихи это и сегодня воспринимается как сказка... Люди отвечали мне постепенным принятием уставной требовательности. Очень повезло с вновь назначенным Командиром Корабля... Его уникальный стиль работы на берегу до сих пор восхищает меня. В понедельник утром как обычно он вызывает меня к себе: "Запишите, что необходимо сделать... пункты №2,7,15, 18,22,25 - обязательны к исполнению до пятницы. Остальные - желательны. Вот канистра спирта. Для ускорения дела. И право арестовывать от моего имени, как средство крайнего принуждения нерадивых". Абсолютная самостоятельность и исполнение только своей работы! Полная поддержка со стороны командира всех моих начинаний, инициативы и творчества... Именно командиру я обязан одним из своих помощничьих подвигов... Кораблю предстояла перегрузка аккумуляторной батареи... Надо было выволочь из подводной лодки 224 тяжеленных элемента (от 80 до 220 кг каждый) и затащить в нее такое же количество новых... Замысел, организация, исполнение - все это было мое! Я всегда умел слушать мнение подчиненных... Результат был ошеломляющим: мы справились с задачей за неделю! Иду по плацу из штаба дивизии, незнакомый матрос останавливает меня неожиданной речью: "Товарищ капитан-лейтенант ... Вас приглашает к себе наш командир...". Подавив удивление, следую за ним. И вот - стучусь и вхожу в кабинет командира соседнего корабля. Он из ветеранов, которые проходили обучение у Курчатова и Александрова. Орден "Боевого Красного Знамени" - за первый поход на Полюс. Еще будучи лейтенантом. Вхожу - и замираю, открыв рот. За столом почти все командиры кораблей нашей дивизии... Хозяин идет мне навстречу... "Представляю Вам офицера, который повторил мой рекорд: перегрузил батарею за неделю... Молодец!" Ошеломленный, отказываюсь от угощения и прошу разрешения уйти... Меня не удерживают...
Так впервые в жизни я получил самое ценное неформальное признание - командирской Касты... Это тебе не Система, и не Конвейер Верноподданности. Здесь - порыв души настоящего профессионала..., вызванный глубоким пониманием сути дела... Твоей сути, которая невидима большинству... Я ему "показался"! А у моего командира - неприятности... Попал под "колпак" политического отдела... Дыма без огня не бывает... Это дело не мое, но... В политическом отделе меня спросили: "Было?" И снова я сделал не тот выбор, который ждала Система: "Не было!". Им было непонятно, что двигало мною! А я не мог предать человека... Зачеркнуть все ТО, что он мне дал в командирском становлении... Так, впервые я осознанно поставил свою карьеру под угрозу... Не поддержал формальную правоту Системы, предпочел ей то, что предписала мне Душа... Риск был велик... От разборки партийной комиссии меня спасло то, что начальник политотдела уходил на новую должность... "Ты пока не зрелый коммунист..., поэтому партия тебя прощает... Впредь думай, кого защищаешь и покрываешь... Я ухожу, но мой заместитель остается... И будет об этой твоей ошибке помнить". За все в жизни надо быть готовым платить... И меру платы каждый выбирает сам... С Системой в те времена шутки были плохи... А с Партией - тем более... Но у каждого должна быть черта, за которой - для тебя места нет! Переступил - и ты уже другой... Не хороший, не плохой..., а другой... А тот, прежний - Умер... Вот так... Спасибо Вам, Товарищ командир! За то, что впервые с открытыми глазами заставили выбрать человеческие отношения, а не вслепую - Систему и Партию...
Я - в очередной автономке... С другим экипажем ... Командир Дивизии приказал сдавать на допуск к самостоятельному управлению кораблем... Кому? Старшему на борту (ЭсБэ). В этой роли сегодня тот самый командир, который похвалил меня за рекордную перегрузку батареи... Уже через несколько дней я осознал, что передо мной - другой ПэЭф... И - начался кошмар... как в той первой автономке... Есть такой документ: "Инструкция по использованию средств движения" Тонюсенькая книжечка чуть больше десятка страниц... Быстро выучиваю содержание наизусть... невелики интегралы! ЭсБэ любезен: "Сдать хочешь? хорошо... переводи турбину в ... режим". Чего проще... Быстро воспроизвожу текст "Инструкции..." отличная память... Уверенность в себе... Знай наших! ЭсБэ задумчив: "Значит, ты так это представляешь... А я - по другому... Расскажи, пожалуйста, что по этой команде делает каждый боевой пост электромеханической боевой части..." Он понимающе оценивает выражение моего лица: "Вижу, тебе надо подумать... Решишь, что готов - приходи...". Через час секретчик приносит мне три красных толстых книги: «ЭсБэ сказал, чтобы Вы их прочитали...» Учебник трюмного... Учебник машиниста-турбиниста... Учебник электрика... В каждом около 300 страниц и альбом схем... Тупо смотрю перед собой... Он, что издевается? Да я и за полгода это не прочитаю... Но поплачешь, поплачешь - и перестанешь! Так когда-то говорил мне Первый Командир... Через две недели я сдал ЭсБэ ту кошмарную инструкцию... А до окончания похода оставалось всего 30 суток... А сдача только начиналась. Спасибо Вам, ЭсБэ! Ваши уроки я усвоил навсегда... И в отношении себя ...И в отношении ...Других...
В Баренцевом море.
«Частое оставление корабля старшим помощником командира несовместимо с должным исполнением им своих ответственных обязанностей...» Статья корабельного устава... Это и про меня тоже... Я вернулся на свой первый корабль... Теперь в новом качестве... И корабль вернулся из годового ремонта... Так что "Опять двадцать пять" - первая линия ждет Вас, ребята... На предыдущем экипаже я целый год исполнял обязанности старпома. Это было хорошее время полной самостоятельности! Выработалась привычка - принимать решения с последующим докладом командиру... В условиях бербазы такая схема давала хорошие результаты... Ну, а в море все шло согласно писанных и не писанных законов подводной службы... Короче - я привык к самостоятельности, творчеству и инициативе! И к тому, что командир меня в этом всегда поддерживал... Результатом явилось то, что круг обязанностей старшего помощника я хорошо освоил еще до назначения на должность... Командир помогал мне выработать свой старпомовский стиль. На новом месте все радикально изменилось! Есть такие командиры, которые навсегда остаются старпомами... Они способны "загрызть" экипаж "насмерть", вникая в бесконечное море различных бербазовских мелочей. Откровенно "ревнуют" успешных старпомов, постоянно вмешиваясь в их распоряжения, а то и вообще подменяя их... навязывают им свой "прошлый" старпомовский стиль... Любые "отличия" от этого стиля воспринимают чуть ли не как личное оскорбление... "Делайте, как я приказал..." ..."Когда я был старпомом..." Словом, попал я на новый стиль... И нашла коса на камень! Меня всегда удручала бумажная волокита... Обилие всяких "больших" и "малых" бумаг в обязательном реестре подавляло... А бесполезность и безмозглость многих из них даже восхищала... Снова вспоминается В. Маяковский "Я планов наших люблю громадье..." Смысл этой фразы применительно к нашей повседневности - это наличие большого числа планов, которые зачастую невозможно было выполнить фактически... Из-за того, что все они попадают на один и тот же отрезок времени... Поэтому их выполняли на бумаге. Вот один из примеров. Экипаж начал отработку задачи «Л-1». Согласно плана боевой подготовки дивизии... Но в строю экипажа, который я сегодня веду на корабль, всего 15 человек: 2 офицера, 3 мичмана и 10 матросов... Где остальные, спросите Вы? А везде: роют канавы, убирают помойки, разгружают транспорт с краской, пашут на камбузе...
"И, повернувшись задом к супостату, Забыв про Ледовитый океан, Канавы роют флотские ребята - Далекие потомки каторжан!" (из гремиханского фольклора)
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
3. «Бегущая по волнам», или первый год в Охотском море.
Служил на ПЛ «С-288» старшиной команды гидроакустиков старшина 1 статьи Крылосов. Он был не только классный специалист, активный комсомолец и прирождённый моряк, но ещё и очень эрудированный и общительный парень с душой поэта, да будет над ним такая же слава там, где он находится сейчас. Однажды он назвал нашу лодку и я сейчас собрался рассказать об одном из этапов моей службы, с которым как раз связано это название лодки. Вот почему мне и вспомнился этот замечательный подводник Крылосов. И ещё. Чтобы не возвращаться ещё раз к этому старшине, я, забегая вперед, сообщаю, что он, как и я, как и вообще каждый подводник, был ещё, до некоторой степени суеверным, что обнаружилось однажды следующим образом. Те, кто плавал на боевых кораблях, знают, а кто не плавал, тем сейчас скажу, что был такой обычай на флоте, а, возможно, он и сейчас остался. Он заключается в том, что периодически на всех кораблях в одночасье меняются бортовые номера. Были одни номера, люди к ним привыкли, сжились с ними, как сживается человек со своим именем, данным ему родителями. И вдруг, вот с этого момента ты не 35-й, как до этого был, а 114-й. Здравствуйте, как говорится, я ваша тетя. Вот теперь и путайся, пока не привыкнешь. А потом какое-то ещё неуютное чувство, хочешь – не хочешь, а возникает. Вот так однажды случилось и с нами. Был бортовой номер нашей лодки – 35. И как раз в течение всего этого периода, когда он, этот номер гордо красовался на обоих бортах рубки, нам всю дорогу везло. Из каких только передряг мы не выходили, и всегда без потерь и с успехом. Может быть номер тут и не причём вовсе. Но как знать. И вот приказали нам этот номер на рубке закрасить и, как высохнет, намалевать другой – 114. Что мы, естественно, и сделали. А куда денешься? И тут, пошло – поехало. То трубопровод охлаждения дизелей лопнет, и трюм водой заполнится, то короткое замыкание в распределительном щите, то у замполита приступ радикулита. А тут ещё мичман-баталер оказался нечист на руку, и его на 4 года осудили. Хорошо хоть недалеко отправлять пришлось. Ведь в Магадане же мы. Тут всё рядом.
Меня всё время мысль несерьезная, но оттого не менее навязчивая сверлила. Ох не от нового ли номера всё это деется? Но я эту мысль гнал, поскольку сызмальства числился в атеистах. И вдруг однажды все беды разом прекратились, и вновь заулыбалась вернувшееся к нам везение, и удача опустила на поникшие было наши головы свою теплую ласковую ладонь. На душе просветлело но нет-нет да и кольнёт сомнение. А вдруг ловушка это, вдруг нашу бдительность усыпляют?. И вот однажды стою я под козырьком мостика, курю и вглядываюсь сквозь мокрое стекло иллюминатора в хоровод седых волн и спички уронил. А когда нагнулся за ними, то увидел на внутренней стороне борта за тумбой магнитного компаса отчётливо выведенную цифру 35 – наш прежний бортовой номер. Это Крылосов, сразу понял я. Ведь он же однажды написал для стенгазеты прекрасное стихотворение «Наш 35-й бортовой». Когда вернулись в базу, я приказал вызвать ко мне Крылосова. Он прибыл, доложился, а я подошёл к нему, крепко пожал ему руку и сказал: «Спасибо, ты настоящий моряк и подводник». И больше ничего не сказал, но он всё понял. А теперь приступаю к сути в соответствии с заголовком этой главы. С момента прибытия в Магадан прошло всего два месяца, отнюдь не праздных. За это время, в личном плане, я успел встретить прибывшую на пароходе из Находки семью и устроить дочку в школу, во второй класс. Мне временно, до вступления в строй дома, выделили однокомнатную квартиру в старом бараке, где соседями были бывшая секретарша Сергея Мироновича Кирова и бывший японский шпион, проходивший по делу Блюхера. Вот как раз в этой квартире мне и пришлось чинить канализацию вместе с отсидевшим срок за связь с лесными братьями Андрисом Карклиньшем, о чём я уже упоминал. В служебном же плане я полностью включился в командование лодкой. Провёл строевой смотр и инвентаризацию обмундирования команды. На семинарах и групповых упражнениях проверил знания офицеров по устройству подводной лодки, ПУАБ, НБЖ, своих должностных обязанностей по корабельному уставу, а на корабельном учении по борьбе за живучесть убедился, что личный состав отработан совсем неплохо. В общем, полностью оправдал случайно услышанную реплику корабельного врача о том, что новая метла по-новому метёт. Я конечно не смутился и обиды на врача вовсе не затаил. Ничего, от всего этого будет только польза. Должен же я показать, что я всё-таки командир и напомнить лишний раз, что служба не мёд, а суровая необходимость.
И вскоре все убедились сами, что взбодрил я экипаж своевременно, так как начали осуществляться замыслы Главкома ВМФ, и в начале февраля уже запланировано опытовое учение по выходу подводной лодки подо льдом из бухты Нагаева на расстояние 100 миль. И выбор пал именно на мою лодку, так как на второй лодке командир капитан 3 ранга Брыскин был комиссован по состоянию здоровья и ожидал приказа о переводе на береговую службу. А ещё меня, как молодого командира, прибывшего на лодку постоянной готовности надлежало проверить по элементам курсовых задач № 2 и № 3, то есть по управлению подводной лодкой во всех случаях плавания. В начале февраля на ледоколе «Хабаров» прибыл руководитель этого учения и председатель комиссии по моей проверке командир Улиссовской дивизии подводных лодок контр-адмирал за глаза прозываемый Мишкой Квакиным, так как отличался непредсказуемым взбалмошным характером и был непревзойденным матерщинником. Но, с другой стороны, это был опытнейший подводник с твёрдым беспристрастным характером. Не теряя времени попусту, он вызвал комбрига вместе со мной и чётко поставил нам задачу сразу на обоих языках, которыми владел в совершенстве, то есть на военно-русском и матерном. И это правильно. Из собственного опыта знаю, что только в таком случае русским человеком задача уясняется наиболее глубоко. Потом ледокол взломал лед до середины бухты и оторвал лодку от берегового припая. Я с комбригом на борту пробился через битый лед на середину бухты, мы погрузились, удифферентовались и, удерживая глубину 20-30 метров, двинулись к месту всплытия за линией сплошного льда. А ледокол, параллельно нам, опережая нас, с офицерами штаба на борту и во главе с адмиралом двинулись туда же. Задача стояла серьёзная. Нужно было под сплошным, более чем метровой толщины льдом, проверить в этих условиях эффективность работы гидроакустических средств, возможность обнаружения с помощью гидролокатора «Тамир-5лс» полыней и мест битого льда. После выхода на чистую воду штаб проверит лодку по элементам ранее указанных задач, венцом которых будет плавание под РДП, борьба за живучесть в подводном положении и торпедная атака по ледоколу без применения практической торпеды. Но то, что оценивать всё это будет не кто-нибудь, а адмирал Попов, все перечисленное усложняло вдвойне.
Назначенные 100 миль мы прошли за 26 часов, в течение которых ни разу не теряли ледокол из гидроакустической видимости, добившись дальности его обнаружения более 60 кабельтовых, установив тем самым, что наша гидроакустика при подледном плавании вполне надёжна. Вот только определение мест с битым льдом этот гидролокатор не обеспечивает. В процессе плавания мы вынуждены были часто включать помпы и главный осушительный насос из-за сильного отпотевания и пропусков сальников, что приводило к большому скоплению воды в трюмах. Из-за перемерзания трубопровода охлаждения гирокомпаса его пришлось временно отключать и, наладив обогрев, ускоренно запускать и приводить в меридиан. В остальном всё было в порядке. Через пару часов после погружения мы вместе с комбригом обошли отсеки и убедились в чёткости работы людей и механизмов. Потом лодку ещё по разу обошли я, старпом и механик. Я был очень доволен грамотностью и серьёзностью всего личного состава. Но не расхолаживался и не впадал в иллюзии, так как понимал, все самое трудное ещё впереди. И вот мы всплыли. К северу от нас в пяти кабельтовых сплошной лед, на юге тоже в пяти кабельтовых лежит в дрейфе ледокол «Хабаров». Как когда-то кто-то из классиков сказал: «Мороз и солнце, день чудесный». Но любоваться красотами и пускать восторженные пузыри некогда. С ледокола поступил семафор: «Подойти к борту!» И мы подошли. Мы с комбригом на мостике лодки, адмирал на палубе ледокола, двадцать минут совещания с одновременным перекуром. К нам с ледокола по штормтрапу спустились офицеры штаба и мы отходим. Началось заключительная фаза мероприятия. Скажу без лишних подробностей: всё, что нужно было выполнить, мы выполнили. Но в конце второй половины дня началось непредвиденное. Когда, согласно плана, двигаясь под РДП, сыграли срочное погружение на глубину 30 метров, для проведения учения по борьбе за живучесть, началась не учебная, а фактическая борьба с авариями. На глубине 25 метров боцман доложил, что не работают кормовые горизонтальные рули. Лодка проскочила заданную глубину, и её с трудом удалось остановить на глубине 75 метров. И одновременно вышел из строя
Меняя моторы при удержании, я обратил внимание на то, что лодка управляется по глубине тогда, когда работает левый мотор, а при переходе на работу правым, управление теряется. На основании этого я сделал вывод, что не исправен только правый горизонтальный руль, левый же работает нормально, и доложил свои соображения комбригу. Он согласился. Но тут вышел из строя и вертикальный руль: сразу поступил доклад из 7-го отсека о том, что там заклинило привод вертикального руля. С разрешения комбрига я сел за горизонтальные рули, а боцмана послал в 7-й отсек устранять неисправность. В конце концов, я вывел лодку на заданную 30-метровую глубину и добился нормального её удержания. Всплывать мы не стали, так как из-за выхода из строя шумопеленгатора, не могли уверенно судить об обстановке над нашими головами. Запросто могли при всплытии столкнуться с ледоколом. Но вскоре поступил доклад об устранении неисправности привода вертикального руля, в отсек вбежал запыхавшийся боцман, и я передал ему вахту на горизонтальных рулях. Минут через двадцать вошёл в строй и шумопеленгатор. Оценив надводную обстановку, мы всплыли. Сразу же с палубы осмотрели подводную часть кормы, создав для этого дифферент на нос, и установили, что правое перо руля отсутствует. Когда, доложив о происшествии, мы ошвартовались к борту ледокола, адмирал пригласил в свою каюту комбрига с флагманским механиком и меня с командиром БЧ-V, где прошёл детальный разбор случившегося, во время которого адмирал не скупился на крупнокалиберные выражения в адрес нашей, как он выразился грёбаной банды. Однако сложилось единое и единственное предположение, что правое перо изначально было плохо закреплено на валу или же там вообще отсутствовала контргайка. Во время отрыва лодки от берегового припая перо было слегка сдвинуто со своего места, а во время интенсивного маневрирования под водой окончательно соскользнуло с вала. И теперь на всю высоту ответственности встал провокационный вопрос: что теперь делать? Или возвращаться в базу, не завершив так хорошо задуманное, или рискнуть в надежде на то, что ещё молодой и не до конца проверенный командир сможет довести дело до благоприятного завершения. Лично я уже решение принял, но, не имея права его озвучить, просто сидел с сосредоточенным видом, чтобы меня не заподозрили в легкомыслии, и молчал, боясь спугнуть старших начальников. Им решать, так как они более ответственны. Адмирал долго сверлил меня пристальным оценивающим взглядом и, наконец, спросил: «Командир, сможешь управлять лодкой с одним левым рулем?» – Смогу, товарищ адмирал, – ответил я как можно спокойнее.
Тогда адмирал вперил свои грозные очи в комбрига; – Кириенко, ты всё это время был с командиром. Скажи, справится он? – Справится, товарищ адмирал, – ответил комбриг, и я чуть не задохнулся от чувства глубокой благодарности. Было принято решение: продолжить сдачу задач, если дополнительная проверка подтвердит возможность управления лодкой в подводном положении при отсутствии правого пера кормовых горизонтальных рулей. До рассвета следующих суток провели зарядку аккумуляторной батареи и пополнили запасы воздуха высокого давления. Я же, собрав во втором отсеке механика со старшинами команд электриков и мотористов, провёл подробный инструктаж по действиям во время движения во льдах в режиме электродвижения, а командиру 1 отсека объяснил на какую величину и на какое время нужно открывать аварийные захлопки цистерны главного балласта № 1, чтобы при заполненном при этом десятом номере ЦГБ, лодка оставалась бы на ровном киле. Это я сделал потому, что уверенно предполагал, что нам в этом режиме придётся скоро идти. На рассвете мы погрузились, поплавали под водой с изменением глубины погружения и убедились, что управлять лодкой при нашей аварии вполне можно, всплыли в позиционное положение, доложили результаты на ледокол и получили разрешение на выполнение учебной торпедной атаки. Атаку выполнили успешно. Всплыли и подошли к борту ледокола. Возвращаться в базу решено было под проводкой ледоколом, но на этот раз адмирал решил идти с нами на лодке. После начала движения адмирал сказал комбригу: «Иди, Кириенко, отдыхай пока, а я тут побуду, я все бока уже на ледоколе отлежал». Уходя вниз, комбриг пристально посмотрел мне в глаза, и я понял, что этим он предупредил меня, чтобы я не сплоховал перед адмиралом. А Попов после его ухода сказал мне: «Давай командир командуй сам и не вынуждай меня вмешиваться».
И мы шли. Я взял себя в руки, и уже почти забыл вскоре, что под козырьком стоит большой начальник. Когда же, пройдя десятимильный участок битого льда, мы стали приближаться к сплошному ледяному массиву, я перешёл на режим электродвижения и приказал принять балласт в СГБ № 10 и до такого же объема заполнить СГБ 1. Только после этого адмирал вылез из под козырька, встал на правом крыле мостика и долго изучающее осматривал обстановку. Потом спросил меня: «Командир, ты где этому научился?» А я спокойно ответил: «В Северном ледовитом океане, товарищ адмирал». И в первый раз увидел на лице Попова улыбку. В полночь он вызвал комбрига на мостик, а когда ушёл вниз, комбриг разрешил мне подмениться старпомом. В базу вернулись задолго до рассвета. Адмирал не поленился подняться наверх, и я понял, что моей швартовкой он остался вполне доволен. Но настроение моё от этого не улучшилось, так как я был уверен, что после всего случившегося, задачу у нас не примут. Во время разбора в кают-компании плавбазы после большого разноса всех нас, участников этого ледового шоу, то есть меня, старпома, замполита и командира БЧ-V, а также и комбрига с начальником штаба и флагмехом, адмирал затих на несколько минут, что-то ворча неразборчиво себе под нос, и, вдруг совсем другим тоном спокойно объявил решение: «Экипаж лодки проявил хорошие знания и практические навыки, а также высокий моральный дух и мужество при фактической аварии. Авария произошла не по вине экипажа и не повлияла на выполнение поставленной задачи. Поэтому задачу от подводной лодки надлежит принять с оценкой «хорошо», а неисправность горизонтальных рулей устранить в трёхнедельный срок своими силами с привлечением плавмастерской и местного судоремонтного завода. В тот же день мы приступили к работам. В начале, конечно, обследовали подводную часть с помощью водолазов, которые установили, что отсутствует и не левом руле. Их просто не установили, когда лодка полтора года назад проходила докование. Новое перо руля и обе контргайки были изготовлены в течение трёх суток, а вот с установкой всего этого на место возникли проблемы. Такую работу мог выполнить только плавкран, но таковой был только в морпорту, а исключительно суровые морозы бухту заковали на совесть. И ледокол «Хабаров», получив команду, срочно убыл спасать суда в район Первого Курильского пролива, а когда он вернётся, никто сказать не мог. Но положение спас старпом капитан 3 ранга Клюшкин.
Заходит он однажды ко мне в каюту и кладёт на стол какой-то раскрытый журнал. Смотрю и вижу интересные рисунки, в которых изображено как в стародревние времена в каком-то православном монастыре на звоннице устанавливают тяжёлый колокол с помощью системы из деревянных треног, блоков и верёвок. Идея была простая, и мы с большой поспешностью приступили к её осуществлению. Был как раз солнечный морозный день и было в этот день захватывающее представление. Хоть кино снимай! На молу, на верхней палубе плавбазы и на льду бухты собрались толпы зевак из числа личного состава бригады и рабочих завода. Вокруг кормы нашей лодки большая полынья, которая на морозе парит, как кастрюля с супом. В эту полынью только что спустились двое лёгководолазов. Вокруг полыньи стоят три пятиметровой высоты треноги из деревянных брусьев, укреплённых стальными балками полосового профиля. На верхушках треног тали, на которых висит перо горизонтального руля весом с тонну, а оттяжки держат по десять матросов. Старпом Вася Клюшкин в полушубке стоит на самой корме и, как дирижёр без палочки, руководит всем этим ансамблем. На льду за кормой механик Горбовский Сан Саныч (везёт мне на знакомых Сан Санычей) с двумя полностью готовыми к спуску водолазами и доктор с медицинской сумкой. Я там же неподалёку в роли директора всего этого театра и замполит Светин при мне, мало ли чего. Старпом доложил о готовности, я дал команду, и мероприятие началось. Талями плавно спустили перо в полынью, где с помощью водолазов и матросов на оттяжках его одели на вал и поставили на место. Потом так же опустили туда же контргайку, водолазы одели на неё большой тяжелый ключ с длинной рукояткой, от которой в противоположные стороны шли оттяжки. С помощью этих оттяжек, по сигналу руки водолаза, высунутой из воды, эту гайку и завернули до места. Таким же образом поставили контргайку и на левый руль. Прошло чуть больше часа, и работа закончилась.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
