Судьба Рейзера Владлена Яковлевича трагична. Родился в марте 1930 года на Украине. Участник Великой Отечественной войны (воспитанник в 385 отдельном батальоне связи). Это он, как записал в своем дневнике Игорь Леоненко, попал "на карандаш" за то, что лазал загорать на крышу гостиницы, в просторечье называемой "буржуйкой", и оставил свои инициалы на "грамоте" рабочего (чертеже кораблестроителя).
Будучи старше, если не по возрасту, то по жизни, не сумел преодолеть "вольницу" батальонного баловня, что было характерно для некоторых фронтовиков, и в 1946 году, будучи в отпуске, заразился сифилисом и застрелился. Видимо, от стыда, поскольку его добровольному уходу в мир предшествовала лекция о венерических болезнях начальника медицинской службы училища полковника Бауэра.
Рогов Артемий Иванович родился 10 января 1929 года. Первоначально еще в 1943 году его зачислили в Тбилисское Нахимовское училище, а после образования Ленинградского Нахимовского он был переведен в 1944 году из республиканской столицы в стольный град Питер.
Бусько М.И. называет Тему Рогова достопримечательностью 11-го класса. Сын начальника Главного Политического управления ВМФ был добросовестным и аккуратным мальчиком в отличие от некоторых других детей высокопоставленных родителей, которым порой даже возраст занижали, чтобы "пристроить" в училище, как например, так называемому "сыну Орловой". Заметим, что в те годы, рано или поздно, но училище избавлялось от них благодаря коллективам воспитателей и воспитанников, никакие заслуги и ранги родителей помочь не могли.
"За заправку койки старшина всегда выставлял ему «пять». И по черчению у него были неплохие оценки, так как над чертежами, которые мы тогда исполняли, думать не надо было. Зато по всем остальным предметам у него были только двойки и единицы. Всю самоподготовку он усердно зубрил уроки, но, вызванный к доске, ничего толком сказать не мог." В другом месте М.И.Бусько вспоминает, заявление Миловидова на педсовете, когда его упрекнули за выставленный «О» (ноль) Теме Рогову, что такой, мол, отметки в шкале оценок нет: «Что же мне делать, если у Рогова нулевые знания по географии!»
Урок географии. Миловидов Иван Иванович.
Еще одна особенность поведения высокопоставленных детишек, которая не помешала сыновьям Наркома ВМФ Н.Г.Кузнецова стать достойными людьми, состояла в нарушении "общих правил", что также сохранил в своей памяти и для нашей истории Михаил Иванович Бусько. "В наше время существовала так называемая «система разрядов» по успеваемости. К первому разряду относились отличники и «хорошисты», которые имели право на сквозное увольнение в город с вечера субботы до вечера воскресенья. Ко второму — те, кто имел в четверти тройки, и они имели право на увольнение в город с утра до вечера в воскресенье. И наконец, третьеразрядники, то есть двоечники, имели право только на одно увольнение в месяц. Воспитанник, получивший двойку на экзамене, должен был во время каникул его пересдать и уж потом ехать домой. Если же двоек было две или больше, тогда весь отпуск пропадал за трудами праведными. На Тему Рогова эти общие правила не распространялись. За неделю до начала отпуска из Москвы прилетал самолет и Тема «делал нам ручкой». Возвращался он тоже неделей позже. Такая жизнь Темы продолжалась до тех пор, пока Сталин не снял его отца с должности. Тема был тут же исключен из училища за неуспеваемость. Тогда я впервые понял, что не все в жизни человека зависит от его личных качеств."
Сделаем еще одно отступление, обратимся к публицистике Юрия Полякова, сборник "Порнократия". Цитата из статьи 1995 года: "... не случайно несгибаемые большевики, до старости довольствовавшиеся регулярным продуктовым заказом и бесплатной путевкой в барвихинский санаторий, своих детей и внуков старались пристроить поближе к той небольшой скрипучей дверце в железном занавесе, которая помогала приобщаться к жизненным стандартам идеологического противника. Окончив спецшколу и хороший вуз, потомки старых большевиков, привозя из-за границы джинсы и запретный том Генри Миллера, говаривали, что мы так не умеем ни шить, ни писать. При этом они как-то не задумывались, что если б не преобразовательный зуд их дедов, то наши Саввы Морозовы и другие работяги в картузах и поддевках завалили бы джинсами с романтическим названием «портки» полмира, а что касается Генри Миллеров, то они у нас перед революцией косяками ходили, как карпы в правительственном пруду. Кстати, по одной из легенд, Гостомысл был внуком Вандала. Улавливаете? Впрочем, скрипучей дверью пользовался авангард гостомыслов, большинство же ограничивали свой кругозор щелями и дырочками в проржавевшем железном занавесе. Это многое объясняет в наших нынешних заморочках и в наших нынешних лидерах."
Юрий Поляков не только принадлежит к числу читаемых и почитаемых прозаиков, он также один из самых ярких и острых современных публицистов, чьи статьи вызывают неизменный восторг читателей и такое же стойкое неудовольствие властей предержащих. В 1993 году из-за статьи "Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!" кремлевское начальство даже собиралось закрыть "Комсомольскую правду". В книгу "Порнократия" вошли статьи, написанные автором с 1986 по 2004 год. Собранные вместе, они образуют честную летопись нашего смутного времени и могут служить своего рода учебником современной политической истории.
Трудно удержаться, чтобы не привести еще одну мысль из статьи 1997 года: "Теперь очевидно — советский режим пал жертвой собственной оптимистической идеологии, на разработку и внедрение которой он потратил огромные средства. Если бы хоть у кого-то были сомнения в необратимости прогресса, в неизбежности улучшения жизни, — хрен бы шахтеры стучали своими касками супротив партократов, а творческая интеллигенция черта с два топтала бы давно уже скончавшийся социалистический реализм. «Метили в коммунизм, а попали в Россию» от силы несколько тысяч убежденных антикоммунистов, по историко-генетической иронии происходящих непосредственно от «пламенных революционеров». Большинство населения метило в светлое будущее, а попало в себя самое. Я, конечно же, не хочу сказать, что «все у нас было хорошо». Все зависит от того, с чем сравнивать. Общаясь доверительно с соотечественниками, работавшими в советские времена за рубежом, я приметил любопытную закономерность: чем в более высокоразвитой стране человек трудился, тем больше у него было претензий к покинутой временно Родине. И наоборот. А если человек, как большинство советских людей, вообще никуда не выезжал (разве что в Крым или на Кавказ) и сравнивал тогдашнюю жизнь, к примеру, не с нью-йоркским супермаркетом, а с периодом послевоенного восстановления? В этом случае, согласитесь, оптимизм гомо советикуса не кажется таким уже нелепым и беспочвенным.
Будь «неуклонное повышение благосостояния советского народа» всего лишь пропагандистским мифом — коммунисты, как это ни парадоксально звучит, оставались бы у власти и по сей день… Но оптимизм гомо советикуса опирался, согласимся, и на реальные факты жизни. Сейчас, слушая какого-нибудь телевизионного витию, в это трудно поверить. Однако при советской власти рождались дети, росло народонаселение, игрались свадьбы и новоселья, выплачивались зарплаты и пенсии, строились садовые домики — маленькие, зато в огромном количестве, а за похищенных детей и журналистов не родители выкладывали доллары, но руководители соответствующих органов — партбилеты. Жить постепенно становилось если и не веселее, то во всяком случае — все-таки лучше… Вот и автор этих строк начинал жизнь в каморке заводского общежития, расположенного в переулке, где стояла одна-единственная частная машина, а встретил достопамятный суверенитет России в трехкомнатной квартире и каждый вечер, паркуясь у дома и ругая советскую власть, ломал голову, куда бы воткнуть свои «Жигули». Неуемная жажда реформ появляется обычно на сытый желудок. И утоляется у всех, кроме самих реформаторов, очень быстро. Победа Ельцина — это подлинный триумф советской идеологемы «завтра будет лучше, чем вчера». Борьба хорошего с лучшим закончилась падением советской власти. Никому ведь в голову не могло влететь, что завтра может оказаться хуже, чем сегодня. И академик Сахаров, клеймя с трибуны съезда афганскую войну, я уверен, не мог себе вообразить, что следующая война будет вестись уже на территории России, что компоненты для атомной бомбы станут контрабандировать, как пасхальные яйца, и что на крымские пляжи начнут высаживаться пока еще учебные украинско-американские десанты. Андрей Дмитриевич, если вы меня слышите и если я в чем-то прав, явитесь хоть на миг обнищавшим атомщикам, устроившим марш протеста на Москву, чтобы не помереть с голодухи."
Рекомендуем читать и художественные произведения Ю.М.Полякова, и его публицистику тем, кто хочет понять причины происшедшей цивилизационной катастрофы, нынешнее скорбное наше бытие и заглянуть в будущее. А нам пора вернуться к "отцу и сыну", к Роговым.
Благодаря Ю.Полякову в нашем языке появились такие слова и выражения, как "апофегей", "женоненасытник", "господарищи", "десовестизация", "теловек"... Но когда речь идет о женщинах, любовной страсти и политике, Юрий Поляков более чем серьезен. Его обуревают мысли, которые не могут не быть интересны всем, кто любит думать, всем, кто любит литературу - и вообще всем, кто любит жизнь такой, какая она есть.
Видимо, в семье Тему Рогова воспитывали в духе беспрекословного послушания, что развитию ума не то что не способствует, противопоказано, поэтому в итоге одно послушание. Отца на флоте прозывали Иваном Грозным. Оправданный обстоятельствами места и времени войны в семейной атмосфере такой характер оказался фатальным. Предполагаем, что жизнь сына не сложилась, и дело вовсе не в том, что его отчислили из Нахимовского училища после снятия отца с высокой должности. Другая версия - отец сам забрал сына из училища. Все дело в характере ума, типе сложившейся личности.
Итак, отец, Рогов Иван Васильевич, генерал-полковник береговой службы (25.9.1944).
Вместо подробной биографической справки из сборника Лурье Вячеслава Михайловича "Адмиралы и генералы Военно-Морского флота СССР в период Великой Отечественной и советско-японской войн (1941-1945)". - СПб.: Русско-балтийский информационный центр БЛИЦ, 2001., обратим Ваше внимание на статью В.Лурье и Ю.Рубцова, опубликованную в Морском сборнике (№ 8, 1999 г.).
На флотах он слыл Грозным.
Судьба отвела этому человеку всего 50 лет жизни. По выражению одного из его коллег, он буквально сжег себя на службе. Или служба сожгла его? В любом случае написано о нем необоснованно мало. Чтобы хоть в сжатом виде дать представление о его жизненном и боевом пути, представим биографическую справку, составленную нами по материалам Центрального военно-морского архива. Иван Васильевич Рогов родился 10 (22) августа 1899 г. в Казани. Русский. В РККА с 1919 г. В ВМФ - с 1939 г. Член КПСС с 1918 г. В годы гражданской войны воевал в составе войск Юго-Западного, Восточного фронтов, получил ранение в войне с Польшей (09.1920). Политрук роты, батареи (04.1919-04.1920), военком санчасти 12-й армии (04-12.1920), госпиталя, санитарного поезда в Казани, инструктор ПУ Запасной армии, политотдела дивизии (12.1920-11.1922). Ответственный организатор партработы 136-го полка 16-й стрелковой дивизии Приволжского ВО (11.1922-06.1923). Военком караульной роты (06-12.1923), помполит начальника главного артиллерийского склада (12.1923-11.1924), военком 6-го отдельного понтонного батальона (11.1924 - 04.1926), 1-го железнодорожного полка ЛВО (04.1926 - 11.1927), 6-го топографического отряда (11.1927 - 03.1931), 3-го геодезического отряда МВО (03.1931 - 03.1933), командир 3-го топотряда ЛВО (03.1933-03.1936). Начальник 2-го управления топографических работ ХВО (03.1936 - 12.1937). Военком 23-й стрелковой дивизии (12.1937 -04.1938), Генерального штаба РККА (04-09,1938). Член Военного совета БВО (09.1938 •03.1939). Участник советско-финляндской войны (1939-1940). С марта 1939 г. - начальник Политуправления (с 1941 г. - Главного ПУ) ВМФ, заместитель наркома ВМФ. На этой должности находился всю Великую Отечественную войну. Одновременно с 12.1943 г. по 02.1944 г. - член Военного совета Черноморского флота. В распоряжении министра Вооруженных Сил СССР с 04 по 08.1946 г. С августа 1946 г. - член Военного совета - заместитель командующего войсками ПрибВО по политической части. Скоропостижно скончался 5.12.1949 г. в Риге, похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище. Воинские звания: бригадный комиссар (19.04.1938), дивизионный комиссар (5.09.1938), корпусной комиссар (9.02.1939), армейский комиссар 2 ранга (1.04.1939), генерал-лейтенант береговой службы (13.12.1942), генерал-полковник береговой службы (25.09.1944). Государственные награды: орден Ленина (1945), ордена Красного Знамени (1940, дважды 1944, 1949), орден Ушакова 1-й ст. (1945), орден Нахимова 1-й ст. (1944), орден Красной Звезды (1936), медаль "XX лет РККА" (1938), медаль "За оборону Севастополя" (1943), медаль "За оборону Кавказа" (1944).
Рогов пришел в руководящее звено Военно-Морского Флота в весьма сложный период. Вновь созданный Наркомат ВМФ переживал пору становления - развертывалась большая судостроительная программа, шла напряженная боевая подготовка на кораблях, во флотской авиации и частях береговой обороны. Остро недоставало опытных кадров, изрядно выбитых в ходе репрессий. Новичку впору было растеряться. "Мои первые опасения - сумеет ли он, новый на флоте человек, разобраться в специфике морской службы, - вспоминал нарком ВМФ Адмирал Флота Советского Союза Н.Г.Кузнецов, - быстро рассеялись. Возвращаясь из поездок на тот или иной флот, Иван Васильевич удивлял и радовал всех нас тем, что глубоко понимал задачи, которые призваны были решать штабы, политорганы, корабли и части ВМФ". Контр-адмирал А.Т.Караваев, бывший в годы войны инспектором ГлавПУ ВМФ, подтверждает, что Рогов с первого дня взялся упорно и систематически осваивать военно-морское дело: самостоятельно изучал уставы, наставления, специальную литературу, не стеснялся обратиться за помощью и советом к сотрудникам аппарата. Ему удалось быстро уловить специфику уклада и деятельности сложного флотского механизма. Однако не все были такого мнения. По свидетельству известных флотских историков капитанов 1 ранга в отставке доктора исторических наук И.А.Козлова и доктора военно-морских наук В.С.Шломина, Рогов представлял собой типичного номенклатурного политработника, который, если пренебречь частностями, не очень понимал и не жаловал флот. В работе проявлял склонность к командно-нажимному стилю руководства. И эту точку зрения нельзя не учитывать, несмотря на то, что она противоречит мнению, высказанному Н.Г.Кузнецовым (Видный политработник армии и флота.— «Воен.-ист. журн.», 1969, № 8.) и некоторыми другими флотскими начальниками. Не следует забывать, что их книги выходили тогда, когда партия и ее полпреды в Вооруженных Силах были вне критики.
"В сорок втором прибыл к нам на Балтику начальник Главного политуправления ВМФ армейский комиссар 2-го ранга Иван Васильевич Рогов. С этим могущественным человеком я за время своей службы встречался дважды и сохранил о нем добрую память. Во флотских кругах его называли Иваном Грозным — и не без оснований. Он был действительно крут, но в нем привлекала оригинальность мысли, шаблонов он не терпел. Летняя кампания в то время была в разгаре, у подводников были успехи. Разобравшись в обстановке, Рогов выступил на совещании работников Пубалта с поразившей всех речью. «Снимите с людей, ежечасно глядящих в глаза смерти, лишнюю опеку,— говорил он.— Дайте вернувшемуся из похода командиру встряхнуться, пусть он погуляет в свое удовольствие, он это заслужил. Не шпыняйте его, а лучше создайте ему для этого условия…».
Не кажется ли Вам, что А Крон в отличие от "номенклатурных историков" заметил и сохранил для подлинной истории свидетельства ума и понимания и уважения достоинства военного моряка уровня подводника Петра Денисовича Грищенко?
С началом войны Иван Васильевич возглавил процесс перестройки партийно-политической работы в ВМФ на военный лад, стараясь придать ей военно-практическую направленность. Подобный "прагматизм" себя полностью оправдывал. Так, 1 октября 1941 г. начальнику Политуправления ЧФ П.Т.Бондаренко он дал директивное указание на случай эвакуации войск и сил флота из Одессы учесть недостатки, допущенные командованием КБФ при организации перевода сил флота из Таллина в Кронштадт: уход некоторых транспортов не в ночное, а дневное время, слабое прикрытие с воздуха, плохое рассредоточение по кораблям командных кадров, из-за чего были допущены лишние потери, случаи паники. Указания Рогова, безусловно, сыграли положительную роль при эвакуации Одессы, признанной специалистами одной из наиболее успешных в Великой Отечественной войне.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
На улице уже начало смеркаться, целый день хмурившееся небо разразилось гнусным мелким дождём, дорога покрылась лужами, соединёнными участками разжиженной грязи. К дому на Большом Улиссе, где проживал Трофимов, предстояло добираться пешком по этому месиву. Путь предстоял долгий, минут на 40, а по этой грязи и на все 60. Можно было воспользоваться общественным транспортом, но такой вариант абсолютно не гарантировал его успешность, а что касается сроков исполнения, то можно было не сомневаться, что быстрее домой всё равно не попадёшь. Автобусом с Диомида можно доехать до Луговой, там пересесть на автобус, который идёт до Большого Улисса, или хотя бы до Малого, там уже недалеко. Получается почти равносторонний треугольник. Через Луговую, если от неё ходит автобус на Улисс, затратишь столько же времени, как и на пеший вариант, но гарантии, что там ходит автобус, никто не даст, надо всегда рассчитывать на худшее. Владивосток приучил жителей к этому. Это город традиционного дефицита, там всегда чего-то нет. То вдруг исчезает на несколько месяцев зубная паста, то мужские трусы, то мясо или растительное масло, то ещё что-нибудь. О регулярности и интенсивности движения общественного транспорта и говорить нечего. Да что говорить о такой ерунде, хуже когда там на долгие месяцы становится дефицитом питьевая вода, тепло или электроснабжение, а то и всё в комплексе одновременно. Метрах в 500-х от Диомида Трофимову попался автосамосвал, стоящий в дорожной луже, из-под задранных кверху жалюзей капота двигателя торчал зад водителя-стройбатовца. Уже отойдя метров десять, у Трофимова возникли мысли: «А ведь курс самосвала совпадает с моим... Шофёр копается в двигателе, что-то ищет... Может, скоро и найдёт то, что ищет? Так может и подъехать удастся?». Вернулся, поинтересовался. Да, можно будет и подъехать. Причина простая: заглох двигатель. Трофимов о двигателях знал только в общих чертах. Знал, что у двигателя есть цилиндры и поршни, что туда через карбюратор поступает воздушно-бензиновая смесь, а от аккумулятора через систему зажигания эта смесь воспламеняется, приводятся в движение поршни, шатунно-кривошипный механизм и т.д. Всё это на уровне курса физики за среднюю школу. Вокруг этих познаний у Трофимова забурлил мыслительный процесс. – Искра есть? – спросил он тоном знатока. Оказалось, что есть. – А бензин поступает? – не унимался Трофимов. – Наверное, нет. Ищу... «Если не идёт бензин к карбюратору, то что?» – вдумывается Трофимов. – А бензин есть? Оказалось, что тоже есть. – А бензопровод не засорился? – Уже продувал, – подтвердил стройбатовец. «Соображает», – отметил про себя Трофимов.
– Тогда, наверное, не работает топливный насос, – делает вывод Трофимов. Стройбатовец с версией соглашается. Мысли Трофимова заработали ещё напряжённее и интенсивней: «Если бензин в карбюратор насосом подать нельзя, то надо шлангом из какой-нибудь ёмкости». Такой ёмкостью оказалось мятое грязное ведро, нашёлся резиновый шланг и Трофимов предложил, опять-таки из усвоенных в школе уроков физики, использовать систему сообщающихся сосудов. Нацедили 2/3 ведра бензином, подсоединили шланг к штуцеру карбюратора, Трофимов поднял ведро повыше и... двигатель завёлся! А дальше всё было просто: Трофимов обязался держать ведро в своих руках, а стройбатовец взял обязательство довезти Трофимова в Большой Улисс до дома. Всё шло по намеченному плану, неприятности доставляли только неровности дороги, на которых бензин выплёскивался из ведра на мундир Трофимова. Это приходилось терпеть. Но когда на перекрёстке Малого Улисса, вместо того, чтобы повернуть направо, стройбатовец сделал левый поворот, к своему гаражу, Трофимов не стерпел и выдернул шланг из карбюратора. Двигатель заглох, машина остановилась. Конечно, мольбам и заверениям стройбатовца о том, что из гаража он непременно доставит Трофимова домой, последний поверил. На абсолютно тёмной территории гаража стройбатовец мигом затерялся. Отойдя несколько метров в сторону, Трофимов уже не смог найти и аварийную машину. В залитом бензином мундире, с горечью в душе от коварного обмана, Трофимов пешком, не считаясь с лужами, добрался домой. На звонок открылась входная дверь, в проёме встречала жена. – Трофимов! А от тебя снова спиртным пахнет... «Нет в жизни счастья! Кругом несправедливость и обман...» – сверлило в голове Трофимова, пока крепкий сон не взял своё.
Утром следующего дня пробудившегося Трофимова встретили яркое солнышко, светившее в окно тесной коммунальной комнатушки, и возле кровати улыбающаяся жена. – Вставай, вставай, дружок! Завтрак готов... На службу не опоздаешь? – нежно ворковала жена. На спинках КЭЧевских стульев висели вычищенные, отутюженные китель и брюки. Только лёгкий запах бензина на мгновение, тёмным облачком скользнул в воспоминании о прошлом дне, но настроение не испортил. В этот день вывеска и дифферентовка прошли, как по маслу, без сучка-задоринки. Повседневная служба пошла по накатанной колее: база – море, море – база, море – море – море, база. Да, чутьё Трофимова не подвело, лодка потеряла в скорости в среднем 1,5 узла, стала самой тихоходной, но на успешность боевой подготовки, на качестве выполнения поставленных задач, это не сказалось. Она продолжала быть в передовиках. Злополучную деревянную «шубу» лодка носила около четырёх лет. По ней стреляли практическими торпедами все лодки соединения. Естественно, предпринимались все меры предосторожности и безопасности. И каждый раз торпеды и цель благополучно расходились в своих горизонтах, ни разу не столкнувшись. Должно быть, Бог отвёл. Позже были построены лодки-цели по специальному проекту. И у Трофимова всё складывалось не худшим образом А что касается «нежных воркований» и прочих сантиментов жены Трофимова, то автор имеет полное право на литературный вымысел. Прости меня, Трофимов, за откровения.
* * *
Осмотрев Диомид, вспомнив былое, мне захотелось проехать по пути «героя», тем более, что по нему в своё время вышагивал и я. Володя, мой гид, с удовольствием поддержал. Доехав до улицы Олега Кошевого, мы всё же отклонились от маршрута, чтобы наведаться к дому на улице Окатовой, «крюк» небольшой. Здесь, в 2-х этажном, одноподъездном на восемь квартир доме, я с семьёй до «Классов» занимал в 2-х комнатной квартире одну комнату 22 кв. м, соседнюю комнату занимала семья офицера-медика. Адольф, сосед с очень непопулярным в нашей стране именем, был страстным любителем аквариумных рыбок. От него я впервые узнал названия некоторых пород, но все его усилия пристрастить и меня к своему «хобби», успеха не имели. Помню как он, бывало, прибежав вечером со службы, усаживался перед аквариумами, выкуривал одну за другой сигареты и, пуская клубы дыма, подолгу любовался своими питомцами. Мне кажется, он их знал не только по породам, но и по именам собственным.
А в выходные дни Адольф переключался на хозяйственные вопросы: чистил аквариумы, заготавливал пропитание своим любимицам, да и себя не забывал. Его «кулинария» была специфичной. Рыбкам он сушил каких-то насекомых, козявок, – мне казалось, что это были тараканы, – потом измельчал их почти в порошок, а себе жарил то ли говяжьи, то ли свиные почки. Почки он любил так же страстно, как и своих рыбок. У Адольфа недоставало терпения довести процесс жарки до нужной кондиции, едва почки распаривались, как он выхватывал куски со сковороды и с жадностью поглощал. По выходным квартиру наполнял сизый «туман» и жуткий аромат, а в кухню зайти было просто невозможно. Из окна нашей совместной кухни было видно окно комнаты коммунальной квартиры Колесниковых в соседнем доме. Смутно вспоминаю, за давностью прошедших лет, ЧП у Колесниковых. У Нины, Володиной жены, ночью, в ненастье подошёл момент рожать второго ребёнка. Ни в доме, ни вблизи, не было ни телефонов, ни таксофонов, «скорую» вызвать не удавалось, личных машин в те времена у нашего брата ещё ни у кого не было. Подняли по тревоге весь дом, мобилизовали «бабок-повитух», нашлась какая-то врачиха-педиатр, доставили лодочного врача – молодого лейтенанта, который разыскал свои академические конспекты и начал срочную самоподготовку по подобающему случаю. Только через оперативную службу соединения ПЛ, удалось всё же вызвать «скорую», когда Павлик уже появился на свет. Сделав этот «крюк», мы поехали дальше к бухте «Улисс». По этой дороге, а чаще срезая углы, мною хожено-перехожено, все эти тропы-дороги ведут в воинскую часть, в которой я прослужил от командира рулевой группы до командира подводной лодки. Помнится, однажды вечером по этим тропам-дорогам я возвращался после моря домой, я нёс «презент» от рыбаков – два больших краба. Они уже «устали» в пути и не шевелились. По дороге я поднимал их за клешни выше плечей, чтобы они не доставали до земли, но с каждым метром пути крабы становились всё тяжелее и тяжелее, а руки опускались всё ниже и ниже. Наконец, руки ослабели совсем, и дальше я тащил крабов по пыльной тропе уже волоком. Жена не обрадовалась. А ночью крабы пробудились, должно быть от голода, начали ползать по прихожей, громко цокая клешнями по полу, мешая сладкому сну. Наутро пол в прихожке был покрыт большими лужами слизи, похоже, экскрементами... Жена меня ругала. Но после, сваренные в солёной воде, крабы были очень вкусными.
Вот мы подъезжаем к «Малому Улиссу». Эти металлические ворота, украшенные якорями со звёздами, КПП – путь в соединение подводных лодок. Туда нам не попасть – мы «гражданские» люди. Нужен «допуск», разрешение, пропуск, хотя я знаю там всё до мелочей. Но всего, что я знаю, рассказать по определённым причинам не могу, а поведаю лучше какую-нибудь байку... Ну, вот хотя бы о Мишке Квакине, – эти места напомнили мне о нём.
МИШКА КВАКИН
Подумаете: «Причём здесь, во флотских байках, Квакин? Это же у Гайдара – гроза садов и огородов. Вроде бы не тот профиль». Да, «профиль» другой, но такой персонаж – Мишка Квакин – жил, долго на флоте служил, творил и «вытворял», хотя и под другой, официальной фамилией, которую упоминать здесь, может, не совсем этично. Кто знал этого «Квакина», тот сообразит о ком речь. О том, что он «Квакин», знали все, в разговорах между собой его так все и называли. Мне кажется, что и он сам, если не знал, то догадывался. Этот вывод я делаю из того, что когда на одном из приёмов жена офицера обратилась к нему с бытовой просьбой: «Товарищ Квакин!..» – он весь искривился, как настоящий Квакин от ворованных, недозрелых кислых яблок. Впервые я узнал о нём в 1957 году. Я ещё был «годовалым» лейтенантом, командиром рулевой группы, а он – состоявшимся «просолённым морским волком», имел звание «капитан 1 ранга», командовал соседним соединением подводных лодок, а вскоре перешёл командовать нашим соединением. Как видите, между нами дистанция огромного размера. Со временем Квакин стал начальником штаба более крупного соединения, потом начальником штаба объединения, командиром объединения подводных лодок, получил адмиральское звание. Многих офицеров подчинённых частей Квакин знал не только по фамилиям, интересовался их познаниями, потенциальными возможностями, контролировал продвижение по службе. В силу малообщительности Квакина, личных встреч мало кто удостаивался, да и не стремились, скорее – избегали. Моя личная встреча с ним состоялась только один раз. Я был уже старшим помощником командира подводной лодки, капитан-лейтенантом. Он вызвал меня, коротко спросил: – Это ваша дорога от штаба до перекрёстка? Речь шла о дороге от казармы, в которой располагался штаб соединения до ближайшего перекрестка с дорогой, идущей к другой казарме – объекте приборки, закреплённым за нашей подводной лодкой. – Так точно! – отчеканил я. – Бедлам! Передайте командиру, чтобы арестовал вас! Идите! – прорявкал Квакин. – Есть! – и я мигом помчался на объект приборки. Кругом чистота, порядок: дорога подметена хорошо, поребрики выкрашены известковым раствором аккуратно. За что «арест»? И тут, в конце объекта, увидел крамолу: матросы разрисовали под берёзу ствол какого-то тёмнокорого дерева, как память, возможно, по далёкой родине. Ну не растут в этих краях любимые берёзы! «Берёзу» отмыли соляркой, арест не состоялся – пронесло, и с Квакиным встречаться больше не хотелось, да и попадаться ему на глаза тоже.
А глаза у него были светлые, серо-голубые. Этот цвет никак не соответствовал содержанию. Такой цвет больше сочетается с нежностью, а здесь – как буравчики, одна свирепость. Если добавить к облику серые щетинистые усы, обветренное, как скалы, морщинистое лицо, никогда не озарявшееся доброй улыбкой, и рычащий голос – портрет, прямо скажем, не вызывал симпатии. Даже очень редкие попытки выдавить улыбку, делали её больше похожей на оскал. Дело своё он знал, знал хорошо. Это ценилось командованием флота и выше. У Квакина же вышестоящие авторитетом не очень пользовались. Приходит, допустим, какая-то депеша с «очень ценным» указанием «сверху», и можно было слышать от него такую реакцию: «Выкиньте это на помойку! Они ничего в этом не понимают! Там, в штабе, одни дураки!». Фразы у него короткие, рубленые, рыкающие. Умными он считал немногих, уважаемых тоже было негусто. Вот первого моего командира, Сергея Анатольевича Миронова, Квакин обожал. – О, товарищ Миронов! – потрясал в приветствии руку и, не скрывая от присутствующих своих симпатий, подтверждал: – Хороший командир! Это повторялось с каждой встречей, иногда даже с улыбкой-гримасой. Лодка наша Квакину тоже нравилась, да и было за что. Курсовые задачи мы сдавали блестяще. Даже когда флагманские специалисты «выявляли» что-то такое, что подлежало озвучиванию, то это была уже не критика недостатков, а благое пожелание: хорошее сделать ещё лучше. Умели мы и потрафить некоторым «слабостям» Квакина. Не всем это удавалось... Квакин – он и на флоте «Квакин»: взбалмошный, взрывной, самолюбивый и т.д. Это всегда надо было учитывать, но и о «слабостях» не забывать.
Одна из милых слабостей. Любил он к обеду на закуску селёдочку. И не так просто кусками, а чтобы с зеленью, и изо рта перья лука торчали. Это надо твёрдо знать! – О, хорошо, хорошо! Хороший обед! Хорошие коки! – слышится рокот в кают-компании. – А вино у вас креплёное? – интересуется Квакин У подводников – святое дело – в море обязательно полагается к обеду по 50 гр. вина. Обычно это сухие, столовые вина, иногда попадаются десертные. Но Квакин обожал креплёные. Приходилось ловчить. – Да, да! Креплёное! – подтверждал старший за столом. – Только чуть-чуть... – Хорошо! Хорошее вино! – крякнув, подтверждает Квакин. Тут надо было ещё угадать любимый градус «подкрепления». Это делалось загодя, с дегустацией коктейля под цвет и вкус любимого вина. Разбавителем, или «укрепителем», естественно, был спирт из корабельных запасов. – Хорошая лодка! Нечего тут больше проверять! Поворачивай, командир, в базу! – решает после сытного обеда Квакин и удаляется в каюту старпома. Выражение радости с лиц, обедавших в кают-компании, мгновенно распространяется по отсекам и озаряет не только лица членов экипажа, но и флагманских специалистов – не надо будет идти на повторный приём задачи. Ура! Задача принята! Вариант второй. Всё то же. Лодка другая. Всего только один, наслышанный, но плохо обученный корабельный доктор-недотёпа, ведающий сервировкой стола в кают-компании, решает почему-то уточнить непосредственно у Квакина: – Товарищ...! Скажите, пожалуйста, зелёный лук селёдке в рот вставлять? Хмурая туча оседает на чело Квакина. За столом эта туча становится ещё мрачнее. Не испробовав, как у всех, «креплёного» вина, Квакин презрительно осматривает и гневно швыряет тарелку с закуской через всю кают-компанию, поднимается, не отобедав, из-за стола и без всяких разборов, заслушивания флагманских специалистов, «рубит» приговор: – Лодка – г...! Командир – г...! Экипаж – г...! Поворачивай, командир, в базу! Нечего нам тут делать! Готовьтесь через неделю к новой приёмке задачи!
Трагедия!!! Уж в следующий раз вас «пошерстят»! В немилость Квакину можно было угодить и не по своей вине. Помнится один случай со швартовкой. Швартовка корабля – манёвр сложный и ответственный. Можно себе «нос» (форштевень) свернуть, можно соседа протаранить, можно на берег вылезть. Много и разной «каки» бывает при швартовках. Даже Сан Саныч Кодес, опытный, матёрый соседний командир, бывало, за час – два перед обедом объявляет команде: – Ребятки! Давайте быстренько на лодку, сейчас мигом перешвартуемся и на обед... И начинает его лодочка елозить взад-вперёд по бухте. Уже и обед прошел, и послеобеденный (адмиральский!) отдых «улыбнулся», а они и моторами, и рулём, и шпилём, и вручную с дополнительной матросской силой – ну никак не ошвартуются! Кроме знания – «как» – нужен значительный опыт, «чутьё» лодки, интуиция.
Окончание следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Крутой вираж в службе связан с переходом в столицу Северного флота – Североморск, выросший на месте посёлка, носившего до 1951 года название Ваенга. О причинах этого виража подробно рассказано в предыдущей главе 2.2. Хлопоты с перебазированием даже и хлопотами назвать было бы преувеличением, т.к. семья находилась в Ленинграде, а вещами еще не успели зарасти. Перебрался в общежитие ракетной базы – большую комнату в той же казарме, где жили матросы, и размещался штаб воинской части. Добротное трёхэтажное кирпичное здание казармы находилось в восточной части города на высоком месте, где соседствовало с аналогичными зданиями учебного отряда флота и, видимо, ранее ему принадлежало. В шестидесятые годы начиналась эпоха бурного развития ракетного оружия и ракетного флота, который интенсивно строился и осваивался военно-морским флотом. На это освоение страна денег не жалела, в том числе и на строительство современных береговых баз. На одной из таких крупных баз (арсеналов) мне и предстояло продолжать службу. Надо сказать, что к этому времени офицеров – специалистов по морскому ракетному оружию было подготовлено не мало, но всё же недостаточно. К тому же, для обеспечения нормальной работы базы требовались не только специалисты-ракетчики, но и офицеры широкого профиля, к которым нас с Харькиным, видимо, и отнесли. Для окончательного решения вопроса о переводе в новую часть мы были приглашены на собеседование к командиру части. Сведения о времени и месте встречи мне сообщил однокашник по Нахимовскому училищу Молочников, служивший в этой части с 1958 года. Нас с Вадимом Харькиным любезно принял высокого роста подполковник с выцветшими чуть навыкате холодными голубыми глазами, судя по отличительным знакам на погонах ранее служивший в береговой артиллерии (частях береговой обороны). Владимир Михайлович Модин являлся одним из основателей этой части и пользовался уважением у личного состава и командования флотом. При беседе присутствовал и главный инженер части капитан 2 ранга Евгеньев Витольд Михайлович, который почему-то сидел на стуле, подвернув под себя одну ногу (т.е. сидел на своём ботинке, который был на стуле?) Беседа была краткой и деловой, в результате которой нам предложили должности инженеров цеха с очень скромным окладом, кажется 110 рублей. С учётом полуторного оклада (за полярным кругом) это посчитали приемлемым, т.к. на военной службе бешеных денег никому не платили. Важнее было то, что должность инженера цеха позволяла получить очередное воинское звание. Эта воинская часть считалась инженерной и первоначально её структура в отличие от строевых военных организаций была цеховой, т.е. вместо рот, взводов были номерные цеха и лаборатории, по которым был расписан личный состав. Во главе цеха стоял начальник цеха, штатная категория которого капитан 3 ранга. В его небольшой аппарат входили по штату старший инженер цеха и два инженера цеха. Эти два штата инженеров цеха № 1, которые были вакантными, мы с Харькиным и заполнили. Должность старшего инженера цеха на протяжении ряда лет бессменно и исправно исполнял капитан-лейтенант Вержбовский Элеварий Петрович, по аналогии с корабельным уставом неофициально именовавшийся старпомом. Он был настоящим хозяином цеха, человеком на своём месте. Впоследствии вынужден был уйти на другую должность (в отдел хранения), где получил очередное воинское звание - капитан 3 ранга. С его уходом цех потерял опытного, исключительно ответственного и дисциплинированного офицера.
Род. 12.IV.1926 г. в г. Скадовске (Херсонской обл. УССР). Окончил: Краснознаменное училище береговой обороны ВМС (1946) по специальности "Артиллерист БА ВМС"; Высшие специальные классы ВМС по факультету БА (1953). Прошел подготовку в экспериментально-учебном центре ЧФ по ракетному комплексу "Скала" с КР "С1" (1956). Обучался на академических курсах офицерского состава ВМФ при ВМОЛА им. А.А.Гречко (1965). Участник ВОВ: участвовал в войне с империалистической Японией в составе частей береговой артиллерии ТОФ в должности курсанта-стажера. Служил на различных офицерских должностях в Береговой артиллерии ВМФ (1946-1955). Формировал и командовал первыми созданными на СФ ракетными частями береговой обороны, имеющими на своем вооружении ракетные комплексы "Скала" и "Сопка" (1955-1961). В июле 1959 г. успешно осуществил 180-километровый перевод РК "Сопка" от ж. д. станции Ваенга по Кольскому полуострову, в условиях бездорожья, через высокогорный хребет Муста-Тунтури на полуостров Рыбачий в район губы Скорбеевка. Командовал ракетной базой СФ (1961-1964), обеспечивал подготовку и выдачу для боевой службы и практических стрельб на РПЛ, АПЛ и надводные корабли флота ракет Р-11 ФМ, Р-13, П-5, П-5Д, П-6, П-15. Принимал участие в испытаниях БР Р-21 комплекса Д-4. Зам. начальника испытательного управления космодрома "Байконур" (1966-1969), руководил испытаниями и подготовкой к постановке на опытно-боевое дежурство ракетного комплекса морской космической разведки. Командовал испытательным управлением ГЦМП МО (1970-1976), руководил проводимыми испытаниями флотских баллистических и крылатых ракет: РСМ-40, РСМ-50, РСМ-45, КР "П-500" и "Гранит". Зам. председателя Государственной комиссии по проведению ЛКИ комплекса БР РСМ-45 (1974-1976). После увольнения в 1976 г. в запас, 2 года работал в ЛНПО "Гранит" в должности зам. главного конструктора по системе управления КР "Вулкан".
Модин В.М. свои впечатления об острове изложил в следующих строках:
Немало островов я помню, Но сердцу дорог лишь один: Полярным солнцам ослепленный С негромким именем - Кильдин.
Клубятся белые туманы, О скалы рушится прибой, Но остров выход к океану Хранит, как вечный часовой.
Его всю жизнь волна качает. И, глядя в море, каждый раз Он нас последним провожает, Он раньше всех встречает нас.
2.3.2. Встреча Н.С.Хрущева с «дважды дорогими» мурманчанами.
Во второй половине 1962 года после сдачи зачёта на допуск к самостоятельной работе по своей должности на меня было написано представление к очередному воинскому званию «капитан-лейтенант», которое вскоре было присвоено приказом командующего флотом. Памятны солнечные июльские дни жаркого лета 1962 года, связанные с посещением Н.С.Хрущевым Мурманска и Северного флота. Вначале глава правительства знакомился с гражданскими объектами Мурманской области и выступил на городском стадионе перед собравшимися мурманчанами. Я слышал трансляцию этого выступления, которое закончилось скандалом. Не доверяя своей памяти, я обратился к мемуарам некоторых свидетелей. Например, в книге Н.Мормуля и др. («Атомная подводная эпопея». М.: Боргес, 1994.) можно прочесть: «Здравствуйте, дважды дорогие мурманчане! Я говорю «дважды дорогие», потому что вы дороги мне, и стране обходитесь недёшево. Мы в Москве такого солнца не видим, а вам здесь за это выплачивают полярную надбавку». Народ на Севере не из пугливых, и главу государства немедленно освистали. Трансляция митинга была прекращена после того, как толпа прорвала оцепление и направилась к трибуне с криками и требованиями улучшить снабжение северян, в частности, мужскими носками, которые почему-то были в большом дефиците. Трансляцию прервали на моменте, когда оратор начал размахивать кулаками и что-то гневно произносить. Что именно он говорил неизвестно, т.к. сначала выключили микрофон, а затем отвели телекамеру. Негативное впечатление от первых встреч пришлось заглаживать военным морякам, которые сумели отлично провести показательное учение с последующим банкетом в Североморском Доме офицеров.
Другой авторитетный автор - И.Касатонов («Флот выходит в океан».1995.) не обходит молчанием этот же эпизод, но не упоминает о посещении 19 июля 1962 года нашей части высокими гостями, которое имело большое значение для развития морского ракетного оружия. А это мероприятие было, и к нему тщательно готовились около двух месяцев не только сотни офицеров и матросов ракетной базы, но и, в первую очередь, главные конструкторы и изготовители этого перспективного оружия в почтовых ящиках страны. Мы чистили и мыли цехи и лаборатории, дороги и причалы. Всё, что было на виду, красили и перекрашивали, даже пожелтевшую от засухи хвою декоративных ёлочек, высаженных у въезда на техническую территорию. Лавры незабвенного Потёмкина кое-кому не давали покоя. Хрущева сопровождала солидная свита из министров и военачальников, среди них и Главком ВМФ адмирал флота С.Г.Горшков. Гостям показали техническую территорию части и провели по четырём ангарам, где была развёрнута обширная выставка достижений развития ракетного оружия флота, в основном, двух конкурирующих фирм – Чаломея и Макеева. Первая занималась созданием крылатых, вторая – баллистических ракет (БР) морского базирования. Промышленность готовилась к выставке, конечно, загодя. Особое усердие проявили создатели крылатых ракет, которые заняли под экспонаты два самых вместительных ангара, демонстрируя множество тщательно выполненных красочных схем и действующих макетов. Третий ангар был занят довольно громоздким комплексом «Д-4» для стрельбы баллистическими ракетами из-под воды и корабельными зенитными комплексами. В четвёртом ангаре размещалась вся остальная наземная техника. Как и следовало ожидать, на Н.С.Хрущева большее впечатление произвело эффектное и красочное оформление техники фирмой Чаломея, и он дал зелёный свет его разработкам. Развитие баллистических ракет было приторможено, хотя американцы в это время разработали БР на твёрдом топливе с дальностью стрельбы превосходившую дальность полёта наших ракет. В своё время я задавал себе и сослуживцам вопрос, почему мы принимаем на вооружение подводных лодок только жидкостные ракеты, а американцы – только на твёрдом топливе? И внятного ответа не получил, что не удивительно, т.к. информация по этой тематике была под замком секретности. Только через тридцать лет корифеи-создатели этого оружия слегка приоткрыли свои рты и сейфы. Так, академик Е.А.Сиволодский, специалист по ракетному топливу, ответил на поставленный вопрос следующим образом. Если раньше говорили, что это связано с технологическими трудностями контроля состояния порохов во время эксплуатации ракет, то ответ специалиста другой. Оказывается, причины кроются в невозможности безопасной перевозки снаряжённых ракет по нашенским дорогам. Американцы же для этих целей используют водный транспорт, т.к. их военно-морские базы и заводы расположены на побережье обоих океанов. Может быть это и так, но были и другие причины. Они кроются в истории создания этого оружия и технологических трудностях. Один из разработчиков оружия Б.Е.Черток недавно отметил в статье газеты «Известия» от 11.03.1992, что у советских ракетных триумфов было немецкое начало. Раньше и это было большим секретом. Теперь это можно прочесть не только в газете, но и в мемуарах упомянутого выше автора. («Ракеты и люди. М.1999). Наша первая БР Р-1 была копией немецкой ФАУ-2, разработанной под руководством Вернера фон-Брауна в Германии. Она работала на жидком топливе, состоявшем на 75 % из этилового спирта и 25 % керосина. («Ленинградская правда» от 30.03.1991). В 1946 году И.В.Сталин поручил наркому вооружения Д.Ф.Устинову заняться ракетным вооружением. С.П.Королеву было дано задание разобраться с трофейными ракетами А-4 (ФАУ-2), и научиться пускать их, одновременно начать производство подобного оружия. (Я.Голованов. «Королев и Сталин». Литературная газета от 8.05.1991). В 1948 году состоялись первые пуски ракеты Р-1, которые показали, что при дальности полёта 260 км разброс по точности попадания в цель составляет 4 и более км. В дальнейшем под руководством С.П.Королева в Подлипках под Москвой в короткие сроки были созданы и приняты на вооружение ракеты Р-2, Р-5, Р-11 и Р-11 ФМ. (М.Ребров. Город Королева./Российская газета от 22.09.1992.) Причём уже в первых усовершенствованных отечественных ракетах Р-2 и Р-5 по предложению В.П.Глушко этиловый спирт и вода были заменены смесью изопропилового и метилового спиртов. Это повысило дальность полёта ракет, но, полагаю, огорчило немалочисленных поклонников Бахуса. Одновременно начались работы по созданию нового класса самовоспламеняющихся топлив на основе азотной кислоты и окиси азота. Горючим для этих окислителей служили смеси органических жидкостей, которые у немцев имели кодовое название «тонка». Что оно значит, упомянутый ранее академик Сиволоцкий не знает. Одна из разновидностей трофейного топлива – «тонка-250 – была воспроизведена в отечественных лабораторных, а затем и в промышленных масштабах под шифром ТГ-02. (Топливо ГИПХ-02./Ленинградская правда от 30.03.1991). Продолжаю начатый экскурс в историю развития ракетостроения в нашей стране. Читатель, которому эти бывшие секретные сведения покажутся скучноватыми, может пропустить приведенные технические подробности, ставшие известными мне только в последние годы. 4 мая 1954 года ЦК КПСС и СМ СССР приняли закрытое постановление о создании межконтинентальной баллистической ракеты (МБР), получившей обозначение Р-7 («семерка»). Через три года в 1957 году начались её лётные испытания. 27 августа 1957 года ТАСС сообщило, что произведены успешные испытания МБР. Полученные результаты показали, что имеется возможность пуска ракет в любой район земного шара (что звучало, как явная угроза потенциальному противнику за океаном). В этом же году произведен ряд взрывов ядерного и термоядерного оружия на большой высоте. 16 сентября 1955 года (я учился на последнем курсе Калининградского ВВМУ) в Белом море произведен пуск БР-11 ФМ с подводной лодки «Б-67» проекта В-611. (А.А.Запольский. Ракеты стартуют с моря. СПб., 1994).
Начало воплощения в жизнь идеи вооружения ПЛ управляемыми БР относится к 1952 году. 26 января 1954 года выходит постановление правительства «О проведении работ по исследованию возможности старта БР с ПЛ, а также первых пяти боевых ПЛ (АВ-611), вооружённых БР в морском исполнении типа Р-11 ФМ (модификация сухопутной ракеты Р-11). Руководителями темы «Волна» назначены главный конструктор ЦКБ-16 Н.Н.Исанин и главный конструктор ОКБ-1 НИИ-88 С.П.Королев. Для проведения первых испытаний на сухопутном полигоне в Капустном Яру соорудили качающийся стенд, а под Архангельском приступили к оборудованию вновь организованного морского полигона. В ракете Р-11 в качестве окислителя была применена азотная кислота, а в качестве горючего – тонка (ТГ-02). Применявшаяся ранее пара: жидкий кислород (низкокипящий окислитель) и спирт требовали после заправки ракеты до самого старта обеспечивать постоянный дренаж и подкачку бака испаряющегося окислителя. Совершенно очевидно, что в условиях ПЛ это сделать невозможно. Азотная кислота, представляющая собой высококипящий окислитель, не испарялась и после заправки ракеты могла оставаться в состоянии боеготовности длительное время. По сравнению с Р-1, Р-11 казалась малюткой, которую разработчики называли «карандашом». Её длина 10 м, максимальный диаметр 0,88 м, размах стабилизаторов 1,8 м, стартовый вес 5 т, дальность полёта 150 км, вес полезной нагрузки 71 кг. В мемуарах В.Н.Чернавина (Морской сборник. 1991 № 8) можно познакомиться с некоторыми подробностями освоения ракеты Р-11 ФМ на флоте. «Корабль (ПЛ проекта АВ-611) был оснащен двумя ракетами для надводного пуска. Дальность стрельбы в несколько сот километров тогда для флота считалась стратегической.
Шахты лодки тоже ещё не годились для подводных пусков. В них ракеты устанавливались на специальном столе. При загрузке шахты стол поднимался в верхнее положение, на него краном устанавливалась ракета, полузахваты обнимали её, подсоединялись штекерные устройства кабелей от бортового питания и корабельных приборов. После осмотра и выверки по корабельным приборам ракета опускалась в шахту на нижние упоры. Погрузка ракеты осуществлялась в ночное время (для соблюдения режима секретности). Перед стрельбой стол с ракетой поднимался на верхние упоры. Запускался двигатель ракеты, и когда он набирал необходимую тягу, захваты автоматически отводились…» Ракета отрывалась от стола и начинала автономный полёт по заданной программе. 16 августа 1956 г прошли успешные транспортные испытания в Арктике – первый дальний поход ПЛ АВ-611 с ракетами на борту. Лодка под командованием И.И.Гуляева прошла более 10 тыс. миль в Белом Баренцевом и Карском морях. Периодически выходил в море и руководил всеми опытными пусками ракет генеральный конструктор С.П.Королев. Этот ракетный комплекс был принят на вооружение флота в феврале 1959 года.
Ракетная гонка набирала оборот. В октябре 1960 года был принят на вооружение следующий комплекс Д-2, состоящий из ракеты Р-13, которая имела значительно большую дальность полёта, чем Р-11 ФМ, и специально построенных подводных лодок проектов 629 и 658 (атомная). Одноступенчатая ракета Р-13 имела длину 11,8 м, диаметр 1,3 м, стартовый вес 13,7 т, дальность стрельбы 650 км с точностью стрельбы (круговое вероятное отклонение) 4,0 км. Головная часть могла нести ядерный заряд, равный 1 мегатонну. В мае 1963 года принят на вооружение первый комплекс с подводным стартом Д-4 с дальностью стрельбы 1400 км. Ракета Р-21 была аналогична Р-13, но имела большие массогабаритные характеристики. Длина ракеты 12,9 м, диаметр 1,4 м, стартовый вес 16,6 т. Все упомянутые ракеты имели инерциальную систему управления и не отличались большой точностью попадания. Автору этих заметок в период службы в в/ч 63976 с 1962 по 1967 г пришлось иметь дело именно с этими типами ракет. Все цифровые характеристики ракет взяты из ограниченного круга информационных изданий периода 90-х годов. Впоследствии появились многочисленные справочники и мемуары на эту закрытую ранее тему.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С доброго согласия Саши Харламова, сослуживца по Владивостоку, сострадальца по «Диомиду», хорошего товарища, острослова и поэта – любителя, привожу в порядке наглядности стихотворный опус Александра на тему: «Речь Л.Ф.Гонтаря на совещании с командирами ПЛ и их заместителями по политчасти».
Командыры та и замы Всё отсутьствують, Как дела, нэ знають самы И нэ чувствують!
Бэнбик где-то ходить – бродить, Вечно нэ поймають, От собраний нос воротить, Планы нэ читаеть!
А Кашигин весь пропывся, Пянкы в дрэбезыну! Патраков же устранився И жуе рэзыну!
Теминдаров та Казёнов Игнорирують! По-прэступному, казённо Опэрирують!
А Харламов окопався В этом «Диомиде», Развалил всё, оказався В нэпрыглядном виде!
Пропадають в кабынетах, Всё стрэляють, лодыри! А до пянок дела нету, Будто всё для Гонтаря!
Патрыотов мало знаем: Только Захаровськый, Гонтарь, Важников с Махлаем, Ну и Антоновськый!
Оттого у нас и пянкы, А никто нэ тужить! Только мичман Солодянкын По уставу служить.
(В «Речи...» приведены фамилии бывших командиров подводных лодок, кроме Солодянкина, естественно.)
Ярким эпизодом начала 1968 года явилось ЧП международного масштаба: в январе северокорейцы захватили разведывательный корабль США «Пуэбло». Событие, конечно, чрезвычайное, последствия грозили быть непредсказуемыми. На флоте все озаботились вопросом: а каким концом это событие отзовётся на нас? Вопрос накала «холодной войны» до стадии регионального пожара встал ребром. До ремонтирующихся кораблей этот вопрос докатился тревожным эхом. В БСРК первым на конфликт отреагировал На-чПО. Он срочно собрал подручных офицеров в клубе и повёл речь: – Товарышы офыцэры! Вы уже знаетэ: корэйцы захватылы развэдоватэльный корабль «Пуебло», – сделав ударение на «о». – «Пуэбло»! – реплика из зала, акцентируя ударение на букву «э». – Да, «Пуебло»! – настаивает на своей версии докладчик и продолжает: – Так война, товарышы, то ли будэт, то ли нэ будет. А как мы отвэчаем на проискы агрэсора? Як мы укрэпляем боеготовность? Я прошол по офыцерьскому общежытыю: офыцэры пють, в бутылкы сють! Или как это по мэдыцыньскы, товарыш доктор? – Мочатся! – ответ флагманского врача. – Правыльно, я и говорю: сють! Нэхорошо, товарышы! Далее последовали призывы ускорить сроки и повысить качество ремонта подводных лодок, навести порядок в офицерском общежитии, выбросив, в первую очередь, заполненные бутылки. Всё это должно было в комплексе привести к повышению боеготовности для успешного отражения зарвавшегося агрессора. Естественно, под «агрессором» понимались только США. К счастью, конфликт разрешился мирно, агрессор был посрамлён. Бурно, тревожно, но всегда весело жили на флоте.
* * *
Однако, нам надо возвращаться к экскурсии по Владивостоку. Ехали мы с «Голубинки» на «Жигулях» по извилистым улочкам, серпантином спускавшимся к улице Ленинской. На улице Пушкинской я увидел задник нового капитального здания цирка, выходивший своей парадной стороной на улицу Ленинскую. В последний год моего проживания во Владивостоке, на этом месте, между двумя параллельными улицами велись еще только подготовительные строительные работы. А старый «шапито» раньше находился в сквере, на месте которого нынче разместился Мемориал героям гражданской войны. Мы проехали почти по всем центральным улицам Владивостока, я впервые увидел новое здание Крайисполкома на углу улиц Ленинской и 25 Октября, помнится, раньше на этом месте была аптека. Побывали на привокзальной площади, проехали почти весь полуостров Эгершельд. Затем, обратно по Ленинской, через Луговую площадь, обогнув «рог» бухты, проехали по всей улице Калининской. Подъехали и к «своему» дому.
Этот дом незабываем, в этой «хрущёвке» я получил свою первую отдельную квартиру. Это произошло уже после окончания «Командирских классов», был в звании «капитан 3 ранга», имел двухлетний старпомовский стаж и, наверное, уже состоял в списках кандидатов на продвижение. Мой сын уже собирался идти в 1-й класс. Квартира была однокомнатной, жилая комната около 15 кв.м., совмещённые удобства, всё это радовало, но ... там проживала ещё семья моего товарища Володи Колесникова с двумя детьми. С Володей мы в своё время служили на одной подводной лодке, потом вместе заканчивали Классы. Его семью габариты этой квартиры никак не устраивали и, после определённых мытарств, ему выделили 2-х комнатную квартиру, которую тоже кто-то занимал и никак не торопился освобождать. И пришлось нам в этой однокомнатной квартире жить двумя семьями – четверо взрослых и трое детей. Наши жёны и дети хорошо уживались, а мы с Володей, чтобы не пересекаться, ходили на ночёвки по очереди. Уже после отъезда Колесниковых, когда у нас со временем появился второй ребёнок, я из кухоньки в 5 кв.м.. сделал «детскую» комнату, а кухню обустроил в чуланчике, таким образом, получилась у нас «двухкомнатная» квартира. После перевода меня к новому месту службы, в эту квартиру поселился тоже мой бывший сослуживец – Саша Соломенников. Калининская улица привела нас к бухте «Диомид».
Этот район города не блещет красотой или какими-либо достопримечательностями. Это городская окраина, захолустье, но там, как я уже упоминал, мне довелось провести какое-то время в ремонтах на СРЗ. О том периоде у меня тоже остались некоторые воспоминания. Ну вот, к примеру, расскажу о приключениях коллеги. Они достоверны и, как мне кажется, хорошо отразят дух того времени. Фамилию «героя» придется изменить – поступки не очень красят. Возможно, он себя узнает, но, надеюсь, не обидится.
ЧЁРНАЯ ПОЛОСА
«Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь...» – это знают и даже поют все. Или почти все. Удача приходит тоже внезапно. Но и любовь, и удача – явления штучные, разовые. А вот «невезуха» – эта как зарядит, так сразу целыми полосами и надолго. И ей сонаты не сочиняют, дифирамбы и серенады не поют. «Невезухе», «непрухе» и т.п. реквиемы ближе. Старшему лейтенанту Трофимову, штурману дизельной лодки, да и его коллегам-сослуживцам, чёрная полоса невезения накатила вот уже около трёх месяцев. Их подводную лодку почему-то срочно решили переоборудовать в цель. Да-да, перволинейную, одну из самых лучших и успешных подводных лодок соединения решили сделать лодкой-целью, т.е. дооборудовать таким образом, чтобы она преспокойненько могла подставлять свои борта практическим торпедам, выпущенным по ней другими подводными лодками, отрабатывающими курс противолодочной подготовки. Правда, из боевого состава лодку не вывели, не разоружили, не изменили объём боевых задач, но неприятный осадок в душах членов экипажа отложился как постоянно действующий фактор. Во-первых, дополнительная нагрузка казалась в чём-то унизительной, не очень достойной для боевой подводной лодки. Во-вторых, функция цели не очень безобидна. Принять в подводном положении удар в борт практической торпеды весом около двух тонн, преследующей тебя на достаточно большой скорости – это не очень приятный подарок судьбы.
Что касается первого фактора, утешений экипаж не получил. А для того, чтобы сгладить возможный негатив на новой ниве, лодку поставили в диомидовский судоремонтный завод на дооборудование. Вскоре с подводной лодкой заводские специалисты сотворили «чудеса». В доке установили дополнительную защиту аккумуляторных отсеков подводной лодки. «Защита» имела исконно русское «ноу-хау», как теперь выражаются. Поверх лёгкого корпуса аккумуляторных отсеков наложили деревянную «подушку» из соснового бруса толщиной 150 мм и обшили эту начинку стальными листами. Очевидно предполагалось, что выпущенные по лодке практические торпеды будут попадать только в дополнительно защищённые места. Трофимова, как штурмана, такое новшество ущемило с профессиональной стороны. Штурман на корабле – хранитель времени, скоростных и манёвренных характеристик. Увидев, что подводная лодка в процессе дооборудования меняет габариты и обводы корпуса, он тут же сообразил: «Да, тут мы потеряем в скорости узла полтора – два. Это точно». Конечно, штурмана такой вывод обрадовать никак не мог. Да и кому из моряков приятно знать, что его корабль самый тихоходный из ему подобных? Несколько приятно обнадёживало другое новшество: вокруг гребных винтов заводчане соорудили добротный каркас из гнутых стальных труб диаметром около 80 мм. Это для защиты гребных винтов от поломки, если вдруг торпеда наведётся на них. Но торпеда то ли наведётся, то ли нет, а вот в повседневной деятельности, как кто-то из заводчан отметил, теперь не грозила поломка винтов при плавании зимой во льдах, да и со швартовыми на кормовой надстройке теперь можно обращаться без особой предосторожности, что их намотает на винт. Для Трофимова, как командира кормовой швартовой команды, это не пустой звук. Пока шло дооборудование лодки, экипаж разместили на жительство вблизи завода во вполне благопристойном жилкомплексе за высоким забором. После трудов праведных там можно было обмыться, принять пищу, отдохнуть. Офицеры и сверхсрочники, оставив подчинённых на попечение дежурного по городку, каждодневно после рабочего дня устремлялись к своим семьям. Не служба, а рай! В этой «райской» жизни был ещё и «райский» уголок – заводская столовая. Маршрут следования от заводского причала к городским квартирам пролегал через столовую. А в столовой, как и во всяком райском уголке, водился свой «змий». В данном случае он таился в обыкновенной пивной бочке. Выпускали «джина» (или «змия») из бочки по заводскому гудку в 17.00, с окончанием рабочего дня. Первыми к бочке устремлялись рабочие, за ними трудовая заводская интеллигенция, замыкали офицеры и сверхсрочники с ремонтирующихся кораблей. С кораблей попасть в «передовики» не всем удавалось: с 17 до 18 на кораблях шла традиционная приборка. А вот рабочий класс – тот всегда был в передовиках. Даже утром, перед работой, у центральной проходной завода к магазину, торгующему напитками, уже выстраивалась длинная очередь «передовиков» за чекушками и поллитровками. Это, естественно, приносило вред. Рядом, у газетного киоска, образовывалась жиденькая очередь трудовой интеллигенции за «печатным словом», которое ничего не приносило. А от бочкового «змия», какой он вред?
За день, к 17.00, эту бочку работники прилавка уже ополовинят, оставшееся щедро разбавят водой, пей, не пей – в осадке только вонь... И то, домой придёшь, а жена тут же: «Трофимов! А от тебя снова спиртным пахнет», – ехидненько так. Тьфу ты! И что за народ эти женщины... Настал, наконец, день, когда все работы по дооборудованию были закончены, и подводная лодка должна была отойти от заводского причала для проведения вывески и дифферентовки. Как и всегда, сделали приготовление к походу, испытали прочный корпус на герметичность, прозвучала команда: «По местам стоять, со швартовых сниматься!». Сигнал к съёмке со швартовых как бы прервал занудную, тягомотную заводскую жизнь, взбодрил экипаж, все воспряли от застойной спячки, посыпались чёткие команды, доклады, каждый знал, что ему делать и как поступать. Электрики доложили на мостик о готовности исполнять приказания по машинному телеграфу на работу главными гребными электродвигателями. Старпом приказал отдать швартовые, командир лодки решил подправить корму, слегка отбросить от соседнего корабля, дал приказание на работу моторами «враздрай», с соседнего корабля сбросили кормовые швартовые, и тут же раздался истошный вопль Трофимова с кормовой надстройки: «Стоп моторы!!!» Со скоростью 190 об/мин сброшенный швартов начал наматываться на винт и линию вала подводной лодки. Вот тебе и «гарантированное» ограждение... День пошел насмарку. Лодку оттаскивали буксирами на углубленное место, ставили на бочку, создавали дифферент на нос, стараясь оголить гребные винты, или хотя бы поднять их как можно ближе к водной поверхности. Заводские и лодочные лёгководолазы, бранясь нецензурно во все адреса, долго рубили намотавшийся швартов. На каркасе нового ограждения винтов можно было разместиться и закрепиться, но он невероятно затруднял делать хорошие замахи кувалдой. Все были удручены случившимся. А вечером в столовой не оказалось пива... Расстроенные дневными неудачами, свободные от дежурств офицеры и сверхсрочники лодки уныло направились по домам. По пути, в районе центральной проходной завода, одной из групп неудачников пришла «светлая» мысль: а не зайти ли в соседнюю рюмочную, да не пропустить ли с горя по соточке?
Идея понравилась, хотя у Трофимова и защемило в груди: опять придётся оправдываться. И он поделился горечью товарищам. Те отнеслись сочувственно: все женщины такие! Конечно, «соточки» оказалось мало, добавили еще по «половиночке». И тут Петю Мезенцева, старшину команды мотористов, осенило: – Ребята! А у меня есть чудодейственное средство! – и откопал из какого-то потаённого кармашечка завёрнутое в клочок газетки НЕЧТО. – Во! – воскликнул Петя, – Это я привёз из Индонезии, мускатный орех! Отшибает запах напрочь! Петя недавно вернулся из командировки, отгонял подводную лодку в Индонезию на продажу. Он раскрошил это «нечто», раздал по крупинке товарищам. По его уверению, после разжёвывания орешка, никакая жена, ни в жизнь не учует запаха. Некоторые сотоварищи, ободренные рекламой Петиного продукта, предложили тут же повторить заказ. Предложение должной поддержки не получило, но по несчастью в соседней столовой завода по производству лакированных жестяных банок для рыбной промышленности торговали свежим пивом. И товарищи соблазнились выпить по кружечке, после чего разойтись.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Первые впечатления от общения со старшими штурманами. (ПэЭф).
Помощника флагманского штурмана я дальше буду называть просто: ПэЭф... А своего начальника – старшим штурманом: ЭсШа... ...ПэЭф – ходячая энциклопедия в области судовождения вообще, и Подводного - в частности... Для меня общение с ним – непрекращающийся Кошмар! Первые попытки сдавать ему что-либо из зачетного листа оканчиваются одинаково: «Если Вы этого не знаете, то что же Вы вообще тогда знаете?» ...Огромная батарея разных специальных книг, которые именно я должен прочитать, растет с ужасающими меня темпами! А вот зачетный лист остается девственно пустым... ...ПэЭф издевается... «Я поворачиваю переключатель в положение II... Видите, загорелась зеленая лампочка... Расскажите, что произошло в системе курсоуказания такого, чтобы заставить лампочку загореться...» И так далее... Вы уже знаете о моих отношениях с техникой (я ее ненавижу!)... В училище я просто выучивал материал наизусть (память была отличной!), а умные преподаватели радостно удивлялись моему прилежанию и усидчивости... и своему умению научить... Здесь, у ПэЭф, память не спасает... Он требует такого Понимания Железа, как будто Оно Больной, а Я – Терапевт-диагност... Поэтому для того, чтобы сдать Часть, я сначала должен изучить Целое… Вот представьте себе мой типовой ежедневный ужас: на панелях центрального прибора системы курсоуказания в гиропосту имеется 64 различных переключателя… Чтобы сдать зачет по устройству этого прибора (а это всего один вопрос из 13 в зачетном листе!) мне пришлось сначала сдать зачеты ПэЭф по каждому из этих 64-х переключателей! Смеетесь? А вот мне было тогда не до смеха...
Все было бы еще ничего, если бы Кораблю не предстоял поход подо льды Северного Ледовитого океана... Но этот поход предстоял, поэтому мой зачетный лист стараниями ПэЭф немедленно пополнился длинным перечнем вопросов по Подледному Судовождению... Будь она проклята, эта Арктика, с ее специфическими особенностями! ПэЭф педантичен, как хронометр... Его ежедневное появление в штурманской рубке в один и тот же момент моей вахты неотвратимо... Как рок... «Сменились? Пойдемте в гиропост...» Палач-любитель молодых лейтенантов… Сегодня он ласков... «Идите в кают-компанию, посмотрите фильм, а потом доложите впечатления» Я – ошеломлен! Он что – заболел?? Или – это шутка? Ведь кино для меня – табу... По-идиотски переспрашиваю... Нет, не шутка... Радостно влетаю во второй отсек... В кают-компании – никого… Оказывается, по приказанию Командира фильм поставили на просмотр только для Меня... «Думают ли животные?» – так он называется... Краткое содержание: мартышке показали банан и положили на землю... Между ней и бананом – перегородка... Эту перегородку можно легко обойти и слева и справа... Можно... Но обезьяна почему-то не догадывается о таких прекрасных возможностях... Сначала она пытается подлезть лапой под сетку... Неудача! Потом идет в ход палка... Неудача... Потом сооружается подставка... Неудача! Потом снова палка, длиннее чем первая... И так – полтора часа... Чего только не перепробовала бедная героиня фильма, чтобы достать банан! Наконец, загородка обойдена... Заветный банан съеден! …Возвращаюсь в гиропост... Появляется ПэЭф... «Ну как? Понравилось? Вот точно так же и Вы сдаете на допуск… ...В этот день я был объектом пристального внимания Всех Членов Экипажа! На меня пришли посмотреть даже повар и интендант из далекого восьмого отсека! И на всех лицах радостно читался один и тот же вопрос: «Думают ли животные?» ...Через много дней Командир мне скажет: «Предстоял подледный поход... Надо было снять напряжение с Экипажа... Арктика – это не шутка...» ...Вы бы обиделись на Них, будь Вы тогда на моем месте? Нет? А я – да... До сих пор...
Первые впечатления от общения со старшими штурманами (ЭсШа).
Мы с ЭсШа настолько разные, насколько это вообще может быть между людьми… Трудно было найти двух более непохожих друг на друга людей для общения в течение 50 суток на площадке в четыре квадратных метра... ... ЭсШа – удав... А я – типичный ушастый кролик. Он даже молча так умеет выразить недовольство (если он чем-то недоволен!), что хочется спрятаться глубоко-глубоко... и желательно навсегда! А уж если изречет при этом что-нибудь... Вот как сейчас, например... когда Корабль всплыл на сеанс связи... «Перископ не вращается от гидравлики! Вы – командир БЧ-5 в штурманской боевой части... Идите, устраняйте неисправность... А Место корабля положено определять Мне!» Вот так-то... И место указал – иди, занимайся ненавистным железом... и напомнил заодно, кто из нас отмечен всей полнотой Ответственности за безопасность судовождения... Он вообще не любит тесноты в штурманской рубке... Особенно сейчас, когда они вместе с ПэЭф на каждом всплытии проверяют исправность нового приемоиндикатора... ЭсШа равнодушен к моим эмоциям по поводу сдачи зачетов не ему, а ПэЭф... ...Так же равнодушен он к Моему Незнанию техники… ...А вот к Моему Нежеланию заниматься Ею он неравнодушен и весьма! Сеанс связи окончен... Погружение... Привычные 60 метров над головой... Снова появляется ПэЭф... «Сменились? Пройдемте в гиропост...» Боже, дай силы вытерпеть все это... ...ЭсШа прячет ухмылку в рыжую бородку... В центральном натыкаюсь на Командира... «Чем же занимается мой недопущенный лейтенант?» Все, приехали... ... Много лет прошло с тех пор... Спасибо Вам, старшие штурмана! Вам ПэЭф, за то, что показали незнайке Цену Знаниям! Вам, ЭсШа, за то, что Клин Клином выбивали и не жалели Незнайку! Благодаря Вам всегда, где бы ни служил потом, стремился быть Настоящим Профессионалом и достойно Держать Удары Судьбы!
Экипаж наблюдает за Мной... Я наблюдаю за Экипажем... Я заметил, что, давая в разговоре между собой характеристику кому-нибудь, офицеры добавляют иногда слово «грамотный»... Это по отношению к одним... А по отношению к другим – не добавляют... бросается в глаза то, как произносится фраза... С подчеркнутым уважением! Что же, значит надо стать Грамотным! Гениальный вывод... чего и ПэЭф и ЭсШа упорно добиваются именно в отношении Меня! Им не повезло: в качестве материала достался Незнайка... Остается утешаться известной цитатой Сократа... Сказанной в утешение всем незнайкам: «Я знаю, что я знаю Мало, но я добьюсь того, чтобы знать больше!» Вас греет? Меня – нет... Ход моих мыслей прерывает ПэЭф... «Сменились? Пройдемте в гиропост...» ... Все еще хотите быть Грамотным? Будьте...
Первые неприятности в судовождении.
Неприятности в судовождении бывают мелкие, крупные, очень крупные... и с тяжелыми последствиями для Корабля (упаси нас, Боже, от этого)... Мелкие – это когда что-то из Железа ломается и быстро ремонтируется... Или когда берут в море такого, как я... и возятся с ним... Крупные – это когда забывают переключить масштаб автопрокладчика при переходе с путевой карты одного масштаба на карту с другим масштабом... И оказываются в другом измерении... Или когда одновременно выходят из строя основная и резервная системы курсоуказания... Очень крупные – когда Не Понимаешь, что происходит со средствами определения места Корабля... или с навигационным комплексом... Когда появляется в душе Леденящий Ужас от осознания того, что не ты ведешь Корабль, а едешь в Подводной Галактике вместе с Кораблем Неизвестно Куда и находишься при этом Неизвестно Где… И, наконец, с тяжелыми последствиями – это когда по вине судоводителей Корабль прекращает выполнение боевой задачи и просит Берег о Помощи... У нас сегодня – очень крупные... На очередном всплытии ЭсШа и ПэЭф обнаружили отсутствие каких-либо сигналов на входе приемоиндикатора... Этот прибор – последнее слово в радионавигации... Их всего три комплекта на всем флоте... Установку делала специальная бригада заводских специалистов... Все отрегулировано, опечатано... Нам категорически запрещено лезть внутрь прибора... Главное – без него идти под лед Нельзя! А это – основная цель похода! Вот такие дела... Поведение приемоиндикатора Абсолютно Непонятно: все контрольные проверки, предусмотренные инструкциями, дают Отличные Результаты... Прибор будто издевается над ЭсШа и ПэЭф... «Я абсолютно исправен!»... А сигналов на входе Нет! А они по всем исходным данным Должны Быть!! ...Первые сутки... перепробовали Все, что только было в силах таких специалистов, как ЭсШа и ПэЭф... Ничего... ...Вторые сутки... ПэЭф принял кардинальное решение – лезть внутрь приемоиндикатора! Весь гиропост и штурманская рубка завалены папками с эксплуатационной документацией... Рулоны бумаги от самописцев... Влезли в прибор... Прозвонили все цепочки в схемах... Ничего!!! ...Третьи сутки... ПэЭф обращается к Командиру с просьбой запросить Берег об изменениях в работе радионавигационной системы... Надо знать ПэЭф, чтобы оценить в полной мере тяжесть такого решения... Да еще на боевой службе... И здесь происходит Невероятное!!! Командир достает записную книжечку и... спокойно говорит ПэЭф: «А у системы сейчас профилактика... с... по...» Оказывается, во время инструктажа в штабе флота Командира предупредили... об Этом Самом... с... по... А он Забыл сказать об этом нам!
Зато я никогда не забуду, какое выражение лица было у ЭсШа и ПэЭф в тот исторический момент... С облегчением Вас, дорогие товарищи! «. Сейчас они оба спят мертвым сном, а я уже 22 часа стою на вахте... Хорошо... А сигналы появились! Точно тогда, когда и должны были... в соответствии с графиком профилактики системы... из записной книжечки Командира! ...Много лет спустя в одном «высоком» кабинете мне показали полотно неизвестного художника. ...Штурманская рубка... Залитый кровью автопрокладчик... На путевой карте – распростертый «труп» командира БЧ-1… Разъяренный командир корабля одной рукой вцепился в горло еще живого командира группы... В другой занесен окровавленный циркуль... Внизу надпись: «Постоянное взаимодействие Командира Корабля с личным составом штурманской боевой части – залог навигационной безопасности!» Вот так-то, дорогой читатель!
Первые «подглядывания» в перископ.
Нам нужна связь с берегом... Поэтому в назначенное время Корабль, как кит, поднимается из глубины... Нет, не на поверхность... хватануть воздуха, а в пограничный слой, который называется перископной глубиной... На этой глубине мы поднимаем антенны связи и ловим свои позывные... Сеанс связи длится несколько минут... Все это время огромный Корабль «зависает» в приповерхностном слое, высунув из-под воды перископ – свой единственный глаз... Всплытие на перископную глубину для Корабля – это всегда шаг в зону Неведомой и Всегда Существующей Опасности! Дело в том, что в момент всплытия прямо по курсу всплывающего корабля может запросто оказаться огромное судно, лежащее в дрейфе... Без хода... С остановленной машиной... Но мы-то этого не знаем! И прём, как бык на ворота! Либо, вдруг внезапно, откуда ни возьмись, появляется какой-нибудь «Летучий Голландец»…. Хотя еще минуту назад гидроакустики уверяли и себя, и нас, что горизонт чист... А дальше – все зависит от Реакции Командира и Экипажа... Кто хотя бы раз побывал в такой ситуации, тот на собственной шкуре ощутил леденящую душу точность слов «промедление – смерти подобно!» Окончательное право ответить на вопрос есть для корабля опасность наверху или нет, предоставлено только одному человеку – Командиру... Только он дает команду на подъем перископа и лично осуществляет Первый Круговой Обзор Поверхности Моря...
В этот раз все проходит спокойно... Без сюрпризов... «Горизонт чист... Поднять выдвижные... Погода... Начался сеанс связи по назначенной программе...» Привычная уже картина. Мне иногда дозволяют заглянуть в окуляр перископа... Краткие незабываемые мгновенья... Будто растворяешься в линзе... и становишься Частью Океана... Он живет своей размеренной жизнью... Серая спокойная гладь... Плавно перекатывающиеся через Корабль громады волн... Облака… Брызги пены в перекрестье линзы... Иногда – чайки над то появляющейся в волнах, то исчезающей спиной Корабля… Вдруг... Картина безмятежного покоя исчезает... В линзе голубоватый сумрак Глубины... Блики солнца затухают в мириадах белых пузырьков... Это боцман не удержал корабль... и – нырок... «Окончен сеанс связи!» Как удар хлыстом по сердцу! «Опустить выдвижные...» Все, прогулка окончена... Через несколько минут я вновь – просто член Экипажа...
Первые измерения Внутреннего Мира.
Представьте себе островок в Безбрежном Океане... Длина чуть больше 100 метров... Ширина около 7... На островке много дней и ночей живут и работают 120 человек... Оторванные от всего мира... Ближайшая земля зачастую удалена на сотни, а иногда и тысячи миль... Рассчитывать приходиться, главным образом, на себя да на Товарища по Отсеку... У Вас не появилось желания оказаться на таком островке? Меня иногда посещает мысль: о чем думают эти люди в редкие часы отдыха? Или во время ходовых вахт? То там, то здесь появляются непредусмотренные отсечными описями предметы... Самодельные календари с надписями «до конца похода осталось ... суток»... Или карта мира с надписью посреди Атлантического океана «где мы?»... В жилых каютах и на боевых постах нет-нет, да и мелькают фотографии Близких... жен, детей, внуков... Но о береге сейчас редко говорят... расслабляет... а расслабляться пока Нельзя: впереди – встреча с Арктикой... Я пока Чужак для Экипажа... Поэтому Мой Внутренний Мир полностью заполнен Ею... Суженной... Богом данной... Достаю из сумки заветную фотографию... Смеющаяся девчонка.- копна роскошных каштановых волос... Букетик голубых васильков вместо заколки... В глазах чуть заметная усмешка... Весь Мой Внутренний Мир растворяется в глубине этих глаз… Сегодня Она уезжает на Большую Землю... к очаровательной Ленинградской осени... В Неизвестную Свою Жизнь Без Меня...
Устлали листья парки Ленинграда, И навевает грусть осенний цвет… Пора чудес… Но мы тебе не рады, Ведь мы ушли и нас давно здесь нет...
Память жестока... особенно, когда снимешь ограничители… Дни и ночи медового месяца мелькают, как запретные картинки... Я и Она... и Безоблачное Небо над нами... Раздвигаю занавеску на переборке... Маленькая картина в нише... Июльский денек... Зеленый луг… Спокойная гладь лесного озера... Синее небо... и сосны на берегу... Мы покупали картину Вместе с Ней незадолго до отъезда. А сегодня она здесь, со мной... Кусочек земли в Океане. ...«Гиропост! Командира группы – на вахту!» Занавеска задернута... Фотография спрятана... Дверь в Мой Внутренний Мир стремительно захлопывается... В центральном! Внимание! Недопущенный командир группы следует на вахту... Дорогу... Дорогу... Дорогу...
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru