А ничего особенного. Великолепная солнечная погода, море два балла, рядом с лодкой на расстоянии менее кабельтова – эсминец под "матрасно-звездным" флагом США. Над лодкой снижается "Neptun" и закладывает вираж. Мы передаем радио на берег, ждем ответа. Наконец пошла информация, прямо искры летят из аппарата! ЭМ доложил командующему 2-м флотом о нашем всплытии, а самолет определил наши координаты. Захожу к штурману, даю их для сравнения. Разница только по широте – четыре мили. Неплохо для самолета и для нас. Эсминец, гонявший нас, «Чарльз П.Сесил». Нам присвоено наименование "Контакт С-13". ЭМ поднял флаг "Ухо" четыре флага НББГ и еще какой-то сигнал. "Ухо" - приглашение к международному своду сигналов (МСС). НББГ - его международный позывной, а вот сигнал?! "Штурман! Подать сюда МСС. Ищут, наконец, находят в аккумуляторной яме, слегка облитым электролитом. Разбираем сигнал, оказывается, спрашивает "Что случилось? Нужна ли помощь?"
Своего международного позывного мы не имели, помощи просить не собирались, отвечать не сочли нужным. Больше "Чарльз" нам не докучал, а все пытался держаться рядом, так как мы лежали на курсе 90 градусов со скоростью менее пяти узлов. На таком ходу он не мог управляться, поэтому - то стопорил, то проходил туда и обратно вдоль левого борта в 50-100 метрах. Анализирую поступающую информацию. Самолетов базовой авиации все также много, шесть-восемь одновременно в воздухе. Вот один идет любоваться на нас. В море отмечаю шесть эсминцев на различных удалениях, авианосца не наблюдаю. Командующий 2-м флотом благодарит экипаж "Чарльза" за успешные действия и выражает сожаление, что не удалось узнать бортовой номер "контакта". Интересно, что за контакт? А вот еще один миноносец доносит командующему: "Волк ощетинился антенной". Волк... "Волк... Волк. Просматриваю предыдущие сводки. Вот "Волк" – одновременное донесение самолета и эсминца, как о нас! Значит, еще кто-то, кроме нас, сопровождается американцами в надводном положении. А если принять во внимание неизвестный "контакт", то может стать совсем грустно. Впрочем, больше информации на эту тему пока нет, продолжаем работать. Наконец, берег отреагировал на наши запросы по радиосвязи, скомандовав "Оторваться!" Легко сказать! Продолжаем зарядку аккумуляторов, часто прерывая ее из-за вскипания электролита. На лодке делается большая приборка, выбрасываем мусор, протухшее мясо (что-то морозильная камера у нас плохо работает). С эсминца все это поднимают крюками, рассматривают и, не найдя ничего ценного, выбрасывают. Что они там надеются найти? Продолжаю выяснять обстановку, засекаю маршруты полетов самолетов базовой авиации. Обозначился район их действий. Проверяю свои расчеты в течение последующих суток и докладываю командиру. Закончена зарядка аккумуляторной батареи, самая длительная в практике нашего стармеха, пополнен запас воздуха высокого давления. Проведены все возможные ремонтные и регламентные работы. хорошо провентилирована, все отдышались и отдохнули. Готовимся к отрыву. За несколько минут до захода солнца на мостике остался один командир.
Отрыв
"Срочное погружение!" Даже флаг не стали снимать. Проваливаемся на глубину, ставим приборы помех, увеличиваем ход, маневрируем. Гидроакустики дают прицельную помеху своим гидролокатором и наблюдают, как заметался "Чарльз", все более удаляясь от нас. Через час его не стало слышно. Ложимся на курс для занятия района, свободного от базовой авиации. Доходим до него без приключений, всплываем, ложимся в дрейф. Погода пасмурная, но море спокойное. Вокруг плавают огромные водоросли саргассы, похожие на толстые, диаметром до метра, канаты, свитые из лиан с листочками, между которыми снуют мелкие рыбешки. Этакие перекати-поле, собранные в одну линию, которые сначала цепляются за нос лодки, тянутся, а потом разрываются. Немудрено каравеллам Колумба в них было и запутаться! Внешняя обстановка нормализовалась. Боевых кораблей ВМС США в море не видно, базовая авиация перешла к повседневной деятельности: два-четыре самолетовылета в сутки. Чем был вызван такой всплеск боевой активности американских ВМС, неужели нашими лодками? Но тогда зачем, нужно было останавливать торговые суда? Кстати, в эти дни ни разу не отмечались подводные лодки США, даже на боевой подготовке... Узнаем, когда придем в базу. Невесело встретили праздник 7 ноября. Наконец, долгожданная команда с берега: "Следовать в Кольский залив!" Очень рады, что все заканчивается, жаль, что не побывали на Кубе, но все-таки погрелись.
Возращение. Ноябрь-декабрь
Обратное движение проходило при повседневной деятельности противолодочных сил ВМС США во всех зонах, что давало возможность соблюдать полную скрытность без особых усилий, да и приобретенный опыт многого стоил. Весь режим плавания был подчинен строжайшей экономии топлива. На Кубу-то мчались полными ходом, солярки не жалели. С берега пришла обширная инструкция, как надо экономить, но наш стармех Потапов и так великолепно знал свое дело, хотя, конечно, инструкцию принял к руководству. Замеряли почасовой расход, довели его до возможного минимума, обследовали все топливно-балластные цистерны, заполненные уже водой, и к великой радости, в верхней их части обнаружили топливо, которое отстоялось от воды за эти недели. Отбирали его оттуда со всевозможным тщанием, чтобы не набрать воды. Припомнили аналогичный случай из опыта Великой Отечественной войны. Появилась надежда, что дойдем домой без дозаправки. Стало холодать, закончились теплые денечки, идем на Север. На Фареро-Исландском рубеже ночью в надводном положении попали в армаду рыбаков, занятых ловлей рыбы. Мы без огней, они в ярчайшем освещении и с музыкой плывут по воле волн. Наверное, был взят хороший улов и вся команда шкерила рыбу. Уклоняясь от них, наш командир закладывал такие маневры, что штурман, еле успевая их отслеживать, не выдержал и пообещал объявить забастовку. Страху натерпелись, но все обошлось.
К подошли в первых числах декабря. Идем в надводном положении. Зима, ночь, сильный шторм. Навстречу нам вышел буксир для вспомоществования, если не хватит топлива. В такой шторм помощь, в основном, может быть моральная, хотя и за это ему большое спасибо. Топлива хватило! Ура механикам! В разрыве снежного заряда справа маяк Цыпнаволокский, приветливо подмаргивающий красно-белым глазом. Вот он полуостров Рыбачий – родимая наша земля. Впереди Кольский Залив. Море постепенно успокаивается, входим в залив, поворачиваем в губу Ягельную. Знакомый причал, от которого уходили 67 суток назад, швартуемся. Все! Эпопея закончилась. Теперь будет береговое продолжение – разбор с оргвыводами. Матросов поощрить, офицеров не наказывать! А весь сыр-бор разгорелся, оказывается, из-за того, что американцам не понравилось размещение ядерных ракет Советского Союза на Кубе. Чтобы воспрепятствовать этому, они готовы были развязать ядерную войну, а перед этим еще объявили морскую блокаду Кубы, в которую мы и "въехали". Это их еще более убедило в агрессивности русских, но, понимая, что в ядерной войне им тоже мало не покажется, они решили полюбовно договориться с нашим правительством, предварительно озаботясь созданием "благоустроенного" концлагеря для пленных советских подводников на пляже Майями, штат Флорида. Да, не привелось нам воспользоваться "гостеприимством" американцев... Три ПЛ: Б-36, Б-59, Б-130 были обнаружены силами ПЛО ВМС США (С-13, "Волк", "Контакт";) и принуждены к всплытию. Как правильно выразился кто-то из командования "вы – потопленные". Только одна лодка Б-4 под командованием капитана 2 ранга Р.Кетова сумела оторваться от преследования. Командир группы ОСНАЗ этой лодки капитан-лейтенант Б.А.Кузнецов был награжден орденом Красной Звезды.
Основные моменты борьбы с ПЛ. Предоставлено Дж. Ф. Маккеем. -
Об экипаже нашей Б-36 можно говорить много и хорошо, но ограничусь только несколькими словами: это настоящие мужчины и настоящие подводники, именно о таких говорил герой-подводник Великой Отечественной войны: "... и нет бойцов, подводников смелей, и нет нам почвы тверже под ногами, чем палубы подводных Кораблей". Да, с такими можно идти не только в разведку.
Из воспоминаний жены командира БЧ-3 подводной лодки «Б-36» участника Карибского кризиса Мухтаровой Аллы Сергеевны.
29 сентября 1962 года я выписалась из больницы и шла домой, где меня никто не ждал. На душе было очень тяжело и одиноко. Совсем недавно, месяц назад, мы отдыхали на юге, я ждала ребенка, все было так хорошо. Неделю назад я потеряла ребенка, а муж находился в Сайда-губе, куда отправили несколько подводных лодок для подготовки к походу. В этот же день ко мне прислали матроса-вестового, который объяснил мне, что я одна не попрощалась с мужем, завтра в 9 утра от штаба отходит катер - это последняя возможность, они уходят. На следующее утро катер быстро пришвартовался в Сайда-губе. Место было укромное, слегка прикрытое скалами, где стояла плавбаза «» и 4 подводных лодки. Меня сопроводили на плавбазу и указали каюту, где я должна находиться, и было сказано, по возможности, муж подойдет к вам. С первой минуты было понятно - обстановка напряженная, идет серьезная подготовка к отходу. Отовсюду: сверху, снизу отдавались приказы, что-то перевозили, грузили, шел такой грохот до самого вечера. За день муж заходил 3 раза, ненадолго.
Через час он зашел и стал спрашивать как я оказалась в больнице, как здоровье, но минут через 15 его позвали - я понимала, что очень уж все серьезно, не до меня. Обед он попросил принести на двоих в каюту - единственная возможность, когда мы смогли поговорить. Днем заходили офицеры с различными просьбами: кому нужно передать письмо, кому переслать. Холостяки просили переслать деньги родителям, держа наготове адреса и деньги - времени было мало. К вечеру зашел муж и сказал, что он идет на лодку, сойти больше не сможет. Мы попрощались, я пожелала удачи, удачи, и еще раз удачи. Давила эта неопределенность, все-таки куда, зачем, на сколько? Пока этого никто не знал. Вскоре на плавбазе наступила полная тишина. Было уже за полночь, в каюту постучали. Боцман сказал пора, одевайтесь теплее - и мы пошли на верхнюю палубу, муж заранее попросил его о том, чтобы я смогла проводить их. На нижней палубе стояли командование флота и представители от главкома. Я видела, как по очереди каждый командир отчитывался о готовности к походу, в ответ получал различного рода напутствия и рекомендации. Затем началось движение (в то время было не принято, но что-то меня осенило, и я стала крестить каждую уходившую лодку). Первая лодка повернула от места стоянки и по прямой пошла по заливу. На какой из них был мой муж, я не знала. Старые бортовые номера были закрашены. Когда первая лодка заворачивала за скалу, выходила вторая, и так они шли с интервалом в 20-30 минут. Последняя лодка выходила - уже начинался рассвет. Утро было хмурое, холодное. Темно-серые облака висели низко, как бы сливаясь с серо-свинцовыми волнами, в воздухе стояла небольшая туманная дымка. Вот так они уходили. Боцман сказал мне, что катер на Полярный будет через час-полтора. Вам сообщат - идите, погрейтесь, в каюту. В каюте я подошла к иллюминатору - ждала катер. Мне казалось, что я не плакала, но слезы невольно текли по щекам. По прибытии в Полярный, я подумала, чем бы себя занять, и решила пойти на курсы кройки и шитья при Доме офицеров, которые начинались с 1 октября. Семьи, в основном, разъехались. С нашего экипажа остались жена командира с детьми, помощника с дочерью, штурмана с дочерью и я. На других экипажах семей оставалось также немного. Мы договорились, если что-нибудь будет известно - сообщать друг другу. После 20 октября в прессе стали появляться небольшие сообщения, что не все спокойно в районе «Карибского моря».
Затем по радио объявили, что Джон , президент Америки, выступил по телевидению о введении на Кубу строжайшего карантина, с целью недопущения на остров советского наступательного оружия, а затем была объявлена морская блокада Кубы. Хрущев, в свою очередь, тоже выступил, где заявил, что если будут обыскиваться советские суда в открытом море, то он прикажет своим подводным лодкам потопить американские военные корабли. Сомнения уже не было - речь идет о лодках, где находятся наши мужья. Затем последовал приказ Министра Обороны Малиновского об объявлении наивысшей боевой готовности страны. Гражданское население жило более-менее спокойно, и только те, которые имели какое-то отношение к этим событиям, кое-что знали и понимали, жили в постоянном страхе, что будет дальше. Так продолжалось несколько недель. В газетах не было ничего утешительного — одни угрозы с одной и с другой стороны. Однажды, выходя после занятий из ДОФа, на котором был установлен громкоговоритель, я услышала о снятии наивысшей боевой готовности страны - это было 21 ноября. Потихоньку стали успокаиваться. В декабре нам сообщили, что мужья возвращаются домой, после 20 декабря - уже конкретнее, кто и когда. До нового года пришли все. Я никогда не забуду, что эта была за встреча. Катер причалил, и мы: жены и дети, смотрели, как они выходят. Искали своего мужа, отца - все целовались, обнимались, плакали от радости. Внешне они были уставшие, не бритые. Такое впечатление, что они вернулись после войны. Мы же были рады, что все они вернулись, целы и невредимы. Через несколько месяцев моему мужу был вручен орден «Красной Звезды» за тот поход, а в октябре у нас родилась дочь Юлия, которую прозвали «кубиночка».
Мухтаровы. Полвека спустя.
Воспоминания бывшего командира БЧ-3 подводной лодки «Б-59» капитана 1-го ранга в отставке Леоненко Анатолия Владимировича о походе на Кубу. «Камикадзе СССР».
В сентябре 1962 года группа подводных лодок 69-й бригады, а среди них и Б-59, где я был командиром БЧ-3, была переведена из города Полярный в бухту Ягельная. Там на слабо подготовленной базовой инфраструктуре началась скрытная подготовка к походу. В ходе её на Б-59 был выгружен весь боезапас торпед и загружен другой в количестве 22-х торпед с разными техническими и боевыми номиналами. Среди них, перед самым выходом в море, в первый торпедный аппарат была загружена торпеда с ядерным зарядом. Просматривая телепрограмму "Discover", где освещались некоторые моменты и факты Карибского кризиса с участием командиров американских кораблей, непосредственно имевших контакты с нашими лодками в Саргассовом море после их вынужденного всплытия в надводное положение, я узнал, что американцы не знали о наличии на борту наших всплывших лодок ядерных торпед. Известие об этом факте до них дошло спустя год. Анализируя в воспоминаниях свои действия в период контакта с всплывшими подводными лодками, они говорили о том, что непродуманные и разного рода провокационные действия с их стороны могли привести мир к катастрофическим последствиям. Но всё это было много позже, а в сентябре 1962 года подготовка к походу продолжалась. Несмотря на то, что в это время на флоте была приостановлена демобилизация и запрещены перемещения по службе, на нашей подводной лодке перед самым выходом в море вдруг заменили командира корабля и его заместителя по политчасти. Мы не знали своих новых начальников, а они соответственно не знали нас. Вся подготовка к походу считалась законченной и время, остававшееся до выхода, стало стремительно сокращаться. Прощаясь с кораблём, бывший командир подводной лодки капитан 2-го ранга Егин поднялся на мостик, где я нёс службу вахтенного офицера, пожелал доброго пути, на прощанье поцеловал и в путь дорогу.
1-го октября мы отдали швартовы, и бухта Ягельная осталась за кормой. Вошли в Норвежское море и «» по морям и океану «быстрее, чем заяц от орла» гремя тремя дизелями на весь мировой океан, ибо управляющим штабом нам была задана высокая средняя скорость перехода. Такая скорость в большей мере подходила для надводного корабля, а нам наносила вред в соблюдении скрытности, важнейшего тактического фактора при выполнении подводной лодкой своего боевого предназначения. При продвижении корабля на запад назначенные сеансы связи по московскому времени фактически оказались в светлое время суток. Видимо, в Москве руководство ВМФ забыло о существовании часовых поясов, что стало очередным минусом в возможности соблюдать скрытность.
— Сегодня ночью прихожу с моря, говорят: на «Каме» — нахимовцы. «Отлично, — думаю, — вдруг и мой здесь!»
— Так это ваша «», товарищ капитан-лейтенант? — спросил Фрол. — Моя. — Значит, это вы четырнадцать кораблей потопили? — воскликнул Авдеенко. — Стало быть, я, — улыбнулся Поприкашвили-старший. — А вы еще много потопите, а? — совсем глупо спросил Бунчиков. — Боюсь, что пока счет закрыт, — ответил Поприкашвили. — Это был последний фашистский корабль в Черном море. Он подергал свою густую черную бороду, словно проверяя, крепко ли она держится. — А вы расскажете, как потопили четырнадцатый корабль? — Лучше я расскажу, как потопил первый. Вот эту самую «щуку» я получил за три месяца до войны, прямо с завода. Я сам поднимал на ней военно-морской флаг. Мы все полюбили наш новенький подводный корабль. Как, по-вашему, он хорош? Мы единогласно одобрили его «». — Вы думаете, мы в первый же день войны стали топить врага?.. Ничего подобного! Несколько суток мы ждали противника, а его все не было. До чего же нам было досадно! Вторая и третья позиции тоже не принесли нам военной удачи...
— Так никого и не потопили? — спросил Фрол. — Были у меня нетерпеливые ребята, вроде тебя, — усмехнулся Поприкашвили. — Все спрашивали: неужели мы ничего не потопим? Пришлось им внушать, что умение ждать на войне так же необходимо, как и способность к стремительным действиям. Каждый день, проведенный в море без сигнала атаки, казался нам вычеркнутым из жизни. Мы говорили друг другу: «Может быть, завтра, наконец, встретим?» И вот мой помощник обнаружил у берега транспорт. Как только стемнело, мы всплыли. Перед носом лодки возвышался черный корпус большого корабля. Я произвел залп. Лодка вздрогнула. Я скомандовал: «Лево на борт!» Нельзя было терять ни секунды. Через полторы минуты я услышал взрыв. Когда мы всплыли, на месте транспорта поднимался столб дыма. С берега зашарили прожекторы. Мы скрылись, не замеченные противником. «С первой победой!» — поздравил меня командир соединения... И вот я четырнадцатый раз возвращаюсь в базу с рапортом о потоплении корабля, но слова «С первой победой!» остались для меня самой памятной, самой дорогой наградой! — Еще о чем-нибудь расскажите! — попросил Фрол. — Еще о чем-нибудь — в следующий раз, — засмеялся Поприкашвили. — А мы можем осмотреть вашу «щуку»? — Безусловно. — Сегодня? — Во всяком случае, не позже чем завтра утром. А теперь, прошу прощения, я должен идти к командиру соединения. Приглашаю вас всех на обед. У нас — жареный поросенок. Фрол даже крякнул от удовольствия: он любил вкусно покушать. Одно, как видно, его огорчало: если разделить поросенка на всех, достанется каждому по крохотному кусочку!
* * *
Но оказался целой свиньей, пуда в полтора весом. Как и в какой печи умудрился зажарить целиком свинью рыжеусый кок — осталось навсегда его тайной. «Именинники», в новых форменках, в орденах, встретили нас очень радушно и принялись усаживать за стол в шестом кубрике «Камы». Я с удивлением заметил, что все были усатыми. Правда, у одного усы росли хорошо, у другого — плохо. У молодого торпедиста, сидевшего слева от меня, усы были русые, шелковистые. У комендора с цыганским лицом, с черными глазами и с зашитой щекой, сидевшего от меня справа, — густые, пушистые, черные. У рыжего акустика, рядом с Фролом, были рыжие усики колечками. У боцмана, который сидел возле Илюши, усы были редкие, неопределенного цвета и росли, очевидно, медленно, потому что он то и дело не то вытягивал их, не то подкручивал. С Забегаловым сидел второй торпедист, с черными усиками, торчащими кверху, как стрелки. Словом, среди экипажа «щуки» не было ни одного безусого матроса... Боцман огромным ножом разделил поросенка на аппетитные, сочные, хрустящие куски. Каждому досталось, кроме того, по большой ложке гречневой каши. Все с большим удовольствием принялись уничтожать праздничное блюдо. Хозяева подкладывали нам все новые куски, подшучивали над нами и предлагали завтра же вместе с ними «прогуляться на позицию». — Не сдрейфите? — спрашивали они. — Не сдрейфим, не беспокойтесь, — отвечал Фрол. — Вы лучше расскажите-ка нам, как вы транспорт топили. — А что, расскажем, пожалуй? — подмигнув, спросил боцмана рыжий акустик. — Расскажем. Как не рассказать таким славным ребятам! — А вы как, травить будете или рассказывать правду? — спросил Фрол. — Ого, да тебя не проведешь! — удивился боцман. — Ты, я вижу, бывалый. — Он даже катер водил, — сообщил Илико. — И в «вилку» попадал, — поторопился добавить Авдеенко. — Как, даже в «вилку»? — заинтересовались артиллеристы. — Расскажи, расскажи! Фролу пришлось рассказать. Расчувствовавшийся боцман положил Фролу на тарелку еще свинины и сказал: — Нет, мы травить не будем. Мы расскажем про поросенка, который нам достался труднее всех. Он был пятым по счету. Ну, кто начнет?
— Скажите, товарищ боцман, — спросил я не выдержав, — почему у вас на «щуке» все до одного с усами? Хозяева переглянулись и вдруг расхохотались. Хохот стоял такой, что, казалось, дрожит весь кубрик. — Вопрос в самую точку! — давясь от смеха, сказал боцман. — А вы такую песню слыхали: «Давайте же, товарищи, в свободные часы отращивать, отращивать гвардейские усы», — пропел он. — Лодка у нас гвардейская? Гвардейская. Командир у нас с усами? С усами. — Но ведь командир с усами и с бородой? — поправил я боцмана. — А что мы можем поделать, если бороды не растут? — обиженно проговорил рыжий акустик, и опять все захохотали. — Придется, значит, и нам с тобой, Кит, усы отращивать, — сказал Фрол, приведя в полный восторг подводников. — Начинай, Чепчик, — сказал боцман, когда все перестали, наконец, хохотать. Мой сосед, торпедист, по фамилии Чепчик, начал: — Было это на второй год войны. Вышли мы на позицию... — Днем находились под водой, — продолжал мой другой сосед, комендор, — а ночью всплывали подышать свежим воздухом. Мы, комендоры, с нетерпением ждали: ух, встретиться бы поскорее с врагом! — А мы, торпедисты, не ждали? — обиделся торпедист.
— Ждали все, — примирил их боцман. — И вот, ровно в тринадцать ноль-ноль, штурман доложил командиру: «Входим в квадрат». Мы вошли во вражеский порт. В тринадцать десять вахтенный командир заметил в перископ танкер. Командир встал к перископу. Лодка легла на боевой курс... — Мы все наблюдали за командиром, ждали команды, — продолжал торпедист. — Не отрываясь от перископа, он приказал: «Аппараты товсь!» — Как только торпеды ушли из аппаратов, — подхватил боцман, — лодка быстро пошла на глубину. Ведь сразу же после взрыва «охотники» кинулись нас искать!.. — Мы услышали двойной взрыв, — сказал торпедист, — значит, в цель попали обе торпеды! Потопили танкер!.. — Тишина была мертвая, — вставил рыжий акустик. — Мы ведь знали, что «охотники» выслушивают нас гидрофонами... — Все головы поднимались кверху, — продолжал боцман. — Мы слушали и даже шептаться не смели. Когда в одном из отсеков стала капать вода, нам показалось, что враг и это услышит. Я осторожно, на цыпочках, подошел и подложил кусок мягкой пакли... — Тишина... Минуту, другую, третью... — не выдержал акустик. — Но вот — снова шум над кормою. Работали винты корабля. Послышались глухие, тяжелые взрывы: нас закидывали глубинными бомбами. Лодка вздрогнула, ее подбросило кверху. Мы все попадали. Лодку теперь так ударило, что из плафонов посыпались стекла. Свет погас... — Век буду жить, а того, как нам пятый поросенок достался, никогда не забуду! — продолжал боцман. — Тихо-тихо кругом, будто в могиле, и вдруг слышу — вода журчит... просачивается в лодку... течет где-то! Неужели сдал корпус? Не может быть!.. А вода все журчит да журчит... Во входной люк просачивается! Поджали люк, стало снова тихо... Дело прошлое, теперь прямо скажу: понял я, что дело наше — труба. Фашист, он не оставит лодку, придет бомбить снова... — Так и было, — продолжал рыжий акустик. — Через полчаса снова начал, да как! Бомбы рвались у бортов. И потом вдруг по борту заскрежещет...
— А что это было? — не выдержал Авдеенко. — Фашист на якорь встал да зацепил нас якорной цепью — вот что было! — пояснил боцман. — Девять с половиной часов подряд он нас, проклятый, бомбил. Дышать стало нечем. И вдруг ровно в полночь стучит кто-то в лодку... — Ой! — испуганно воскликнул Бунчиков. — Стучит да стучит, — продолжал боцман. — А зачем стучит? Кто? Догадался я наконец: нас специальными приборами с носа до кормы простукивают. Промеривают, значит, наши размеры. Утром снова примутся за бомбежку. А может, решили, что прикончили нас, и собираются поднять лодку... — А дышать-то уже совсем нечем было, — напомнил акустик. — Мы на нашего командира дивились, — продолжал торпедист, — тяжело ему, как и нам, а лицо спокойное, будто знает, что и лодку и нас он выручит. Как посмотришь на него — и у тебя спокойнее на сердце... — А он в это время задачу решал, — пояснил боцман. — И задача была вот какая: что если всплыть да фашиста обжулить? Другого-то выхода нету. Ослабеют люди. Не позже чем через час ослабеют. Тогда и механизмами управлять не смогут. И вот наш «батя» приказал шепотом: «Готовиться к всплытию. Артиллерийский расчет — ко мне!» — Приходим мы к командиру, — продолжал комендор. — Дышим, как рыба на льду. «Как только лодка всплывет, — шепчет командир, — мигом люки отдраить, артиллерийский расчет выбегает на верхнюю палубу к пушкам, открывает огонь по врагу. Остальные забрасывают фашистов гранатами. Лодка должна прорваться!» И так уверенно все это «батя» шепчет!.. — Не прошло и минуты, как наша «щучка» оторвалась от грунта — и давай всплывать... — Ну? Ну? — послышалось со всех концов стола. — Лодка всплыла. Командир открыл люк. Сам — на мостик, за ним — остальные... И что мы видим? Темнота кругом. Один буй по корме светится, другой — по носу, а против рубки светится крестовина. Это, значит, фашист указывает, что лодку нащупал. Наша «щучка», оставив за собой сети, буй, крестовину и зазевавшихся фашистских «охотников», полным ходом пошла в открытое море... Ух, и дышали же мы!..
— И дышали же! — повторил акустик. — Воздух был свежий, ночной, соленый! — с чувством сказал комендор. — Одно слово — наш, черноморский! — подхватил торпедист. — Давно мы так не дышали! — А как домой торопились! Но только в базу мы нескоро пришли, через много часов. — И нас как раз уже ждал пятый жареный поросенок, — заключил рассказ боцман. — А фрицы и по сию пору не найдут нас на дне морском! И удивляются же, — засмеялся торпедист. — Ну, а теперь отдыхать, дорогие гости! — скомандовал боцман, поглядывая на опустевшие блюда. — Отдых — дело святое. Когда мы пришли в свою палубу и стали располагаться на отдых, все набросились на Илюшу: — Ты что же про своего отца никогда ничего не рассказывал? — А что я мог рассказать? — в свою очередь взъелся Илико. — Что я мог рассказать, я вас спрашиваю? К отцу пристанешь, бывало, а он тебе в ответ: «Вышли. Ждали. Дождались. Обратно в базу пришли». Вот и все.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Норвежское море. Передовая зона ПЛО (американская).
Надводное положение, хмурое небо, мрачное, и "горбатое" море, ощутимо качает, полный ход на трех дизелях. Такая погода для перехода самая лучшая: противолодочный самолет обязательно будет использовать радиолокацию для поиска, мы его обнаружим раньше, чем он нас, и успеем погрузиться. Работаю в тесном взаимодействии с радиотехнической службой (начальник – старший лейтенант Ю.Жуков). Регулярно перемещаюсь между радиорубкой ОСНАЗ и рубкой радиометристов, где постоянно находится мой инструктор-радиометрист старший матрос Шарашкин, озабоченный тем, что его должны были уволить в запас, а вместо этого послали за океан. Грустит по родной Калмыкии. Рядом с рубкой, между выдвижными устройствами и торпедным автоматом, на лежаке разместился флагманский механик бригады, капитан 2 ранга Любимов. Он, уже которые сутки, не снимая сапог, бдит за вахтой центрального поста, периодически обходя всю лодку. В свободные минуты проводит "душеспасительные" беседы с калмыком, заканчивая их всегда восклицанием: "Эх, Шарашкин-Шарашкин!.." Мои моряки-радисты хорошо освоились. Теперь полностью уверен, что пропусков в информации не будет. По нашим данным силы ПЛО в передовой зоне находятся в повседневной деятельности: три самолетовылета в сутки с Исландии в сторону Норвегии и северной Англии, иногда в сторону острова Ян-Майен, на рубеже Исландия-Фареры отмечается один английский сторожевик. Вошли в зону действия базовой авиации. Закончились спокойные деньки, теперь поныряем! Самолет мы обычно засекали с момента его вылета, через некоторое время определяли его курс и скорость и если он проходил вблизи нас, докладывал командиру и вахтенному офицеру время пролета. Иногда к информации добавлял бортовой номер самолета и фамилию его командира. Это неизменно вызывало оживление в центральном посту. Из-за плохой погоды самолеты непрерывно использовали радиолокатор, поэтому 6-8 раз в сутки мы обнаруживали его работу и немедленно уклонялись срочным погружением. Кроме этого, приходилось уклоняться от транспортных судов и рыбаков. Это снижало нашу среднюю скорость, подвижная точка на карте Атлантики убегала вперед. Механикам доставалось больше всех. Стопорение дизелей, переход на электромоторы, прием балласта, иногда поддифферентовка. а затем все в обратной последовательности. Стармех А.Потапов мрачно шутит: "Все-то ты выдумываешь, никаких самолетов нет. Вот возьму сейчас кувалду и все рога на "Накате" посшибаю!" "Накат" – эта та самая станция, которая обнаруживала работу самолетных радиолокаторов. Я ему мог только посочувствовать. Конечно, приятного мало: никого не видно, а нырять приходится, кто только эту радиолокацию выдумал!?
Фареро-Исландский рубеж
Проходим воображаемую линию рубежа. Ночь. Кромешная тьма. Сильный ветер и разгулявшийся шторм. Полный ход в надводном положении, кладет так, что зашкаливает кренометр и выплескивается электролит из аккумуляторов. Верхняя вахта одета в гидрокомбинезоны и привязана шкертами. В такой сильный шторм английских сторожевиков на рубеже не видно. Отстаиваются в базе. Да, в такую погоду "хороший хозяин и собаку во двор не выгонит", а вот два неугомонных самолета типа "Neptun" продолжают кружить в небе. Один идет с Севера на Кефлавик, а второй уходит к Норвегии. Смена вахты. С потоком воды по трапу скатывается сигнальщик, за ним скрюченный вахтенный офицер, наш минер А.Мухтаров. Помогаем ему снять комбинезон. Он вскрикивает. Оказывается, его накрыло и прижало к козырьку мостика волной. "Доктора в Центральный!" Прибывает доктор и устанавливает диагноз: перелом двух ребер. Уводит Аслана к себе на перевязку. Возвращаюсь в свою рубку, просматриваю последние материалы. "", идущий на посадку в Кефлавик, обнаружил кратковременную работу радиолокатора советской ПЛ. Смотрю параметры, очень похоже на нашу РЛС. Кто-то, идущий ближе нас к Исландии, не выдержал плохой видимости и "махнул лопатой", т.е. осмотрелся радиолокатором. Да, крупно повезло американцам — заработали премию, а для всех нас не очень хорошо — нарушена скрытность перехода.
Северная Атлантика. Океанская зона ПЛО (тоже американская)
Вышли в Атлантику. Погода заметно улучшилась, шторм стих. Обнаружили, что потеряли носовой аварийный буй. Где-то он теперь плавает, а в кают-компании вестовой подсчитывает уцелевшую посуду. Находимся в зоне интенсивного судоходства. Днем идем под РДП, а ночью всплываем и мчимся, как ошпаренные, на трех дизелях. Плавание под РДП (работа дизеля под водой) - довольно напряженный режим. Он требует высокой бдительности от всей вахты, начиная с вахтенного офицера, который совместно со вторым офицером ведет внешнее наблюдение в перископы, рулевого-горизонтальщика и даже от доктора, по чьей рекомендации командир разрешает изменить курс, чтобы избежать отравления личного состава выхлопными газами, попадающими внутрь лодки при попутном ветре, (до этого все ходят с пятнами копоти под носом). Иногда из-за ошибки рулевого, не удержавшего глубину, или особенно крупной волны, захлестнувшей шахту РДП, перекрывается доступ атмосферного воздуха к дизелям, и они начинают сосать воздух из отсеков подводной лодки, создавая в них довольно сильное разрежение. При этом возникает ощущение, что у тебя вылезают барабанные перепонки из ушей и глаза из орбит. Уклоняться от торговых судов приходится как днем, так и ночью. Противолодочные самолеты отмечаются вдалеке: около авиабазы Лагенс на Азорских островах и в Иберийской зоне (около Испании). По данным открытой печати, американцы в недалеком будущем собираются установить полный контроль за обстановкой в океанах. Сколько же сил и средств потребуется. Хотя со своей системой ПВО они управились на «отлично». Если так же будет и с противолодочной обороной, то в будущем нам – подводникам придется попотеть. Ну, а пока в лодке теплеет. Флагмех уже снял сапоги и обулся в сандалеты. Экипаж втянулся в походную жизнь и служба идет по накатанной колее, но старпом не давал расслабляться, оставаясь неизменно требовательным во всем, в то же время, не теряя чувства юмора, особенно при розыгрышах нашего "головастика" – специалиста по ядерному боезапасу. Командир ночами выводил вахтенных офицеров на мостик брать высоты светил, а затем совместно со штурманом проверял точность определения места каждым.
В свободное время моряки много читали. Наибольшей популярностью пользовались Ильфа и Петрова, цитировали наизусть целыми абзацами. Заболел старшина команды гидроакустиков: аппендицит, необходима операция. Кают-компания была переоборудована под операционную, нырнули на 150 м, малый ход. Тишина. Работает наш доктор Виктор Буйневич. На столе больной, под столом медбрат – хлопнулся в обморок при виде йода и блестящих инструментов. Ассистировать доктору вызвался флагмех Любимов. Справились успешно. Через шесть дней старшина заступил на вахту. Идем к югу, в лодке теплеет, а снаружи погода портится, надвигается ураган из Мексиканского залива. Сначала оповестили американцы, а потом и наше береговое командование. Уходим на глубину, на ста метрах еще покачивает, что же тогда творится наверху?! Всплываем, погода ясная и теплая, море балла четыре. Лодка вспарывает волны и поднимает стаи летучих рыб Изумительное зрелище. Впереди виден красно-белый предмет, подходим ближе – бакен. Где-то сорвало с якоря и вынесло в океан ураганом. Вдруг с бакена взлетает маленькая, явно сухопутная, птичка и вьется над нами, Как она сюда попала за сотни миль от берега! Прости милая, ничем помочь не можем. Погружаемся, встаем под РДП. Курс на остров Кайкос. При одной из постановок под РДП вышел из строя дизель. В течение суток мотористы во главе с командиром моторной группы лейтенантом Поповым перебрали его и ввели в строй. И это в условиях тесного дизельного отсека в подводном положении при одуряющей жаре и духоте, работали с огромными гаечными ключами и усилителями. Молодцы мотористы!
Саргассово море. Ближняя зона ПЛО (опять американская)
Очень жарко в отсеках, особенно в подводном положении. Температура забортной воды 26-28°, ходим в одних трусах с полотенцами на шее. У всех сильное раздражение кожи – потница, хотя регулярно протираемся спиртовым раствором. Хочется пить. Тропики, сумерек нет. Ночами часто вспыхивают зарницы, похожие на фотовспышку. Освещают видимый горизонт и слепят, но что особенно удивительно, не создают радиопомех, Значит они не электрического происхождения. Впоследствии я встречался с моряками торгового флота, которые в это время были здесь и тоже обратили внимание на это явление, так как ни ранее, ни потом они этого не наблюдали 20-23 октября резко усилилась деятельность базовой авиации и ВМС США. Причина нам не ясна, но то, что это не обычные осенние учения было понятно. С авиабаз Бермуда и Джексонвилл наблюдали до 20 самолетовылетов в сутки, в море отмечались противолодочный авианосец и восемь эсминцев, смещавшихся к востоку от побережья США. Особенно докучает авиация. О надводном положении и не вспоминаем. Хорошо, если под РДП удавалось непрерывно продержаться пару часов, но упорно продвигаемся вперед. У штурмана разглядываю карту и читаю в лоции об островах Кайкос. Скоро уже подойдем к ним, а там и рукой подать до Кубы. Команда с берега: "Занять позицию Ш... Д...". Не иначе какие-то осложнения с нашей кубинской командировкой. С берега новостей не передают, да и проблема с сеансами связи. Почему-то все в светлое время суток, видимо, при их назначении забыли о семичасовой разнице во времени. Поворачиваем в заданный район, занимаем его и приступаем к патрулированию. Днем под электромоторами, с подвсплытием на перископную глубину, ночью под РДП, с частыми уклонениями от самолетов, что не способствует нормальному режиму зарядки аккумуляторной батареи. Кроме того, получаются большие пропуски в добывании информации. Однако, несмотря на это, прямо-таки прет информация о пиратских действиях боевых кораблей ВМС США: останавливают и досматривают торговые суда. Правда, советские транспорты не останавливали. Значит, боятся, уважают! А вот и в вашем районе! Смотрю на карту, определяю направление и дистанцию, докладываю командиру: "По пеленгу... градусов, дистанция ….. миль американский эсминец... остановил и досматривает судно под ... флагом!" Ложимся на курс равный пеленгу, через расчетное время подвсплываем и наблюдаем транспорт, эсминец и катер между ними. Продолжаем патрулирование позиции. В отсеках не жара, а жарища. Самые прохладные – концевые отсеки. Там всего плюс сорок два градуса при стопроцентной влажности. Подумаешь, в парилке и больше выдерживали (правда, минут пятнадцать-двадцать)! Скорее бы ночь, да под РДП.
25 октября после сеанса командир подозвал меня в центральном посту и поздравил с присвоением очередного звания - капитан-лейтенант. Служу Советскому Союзу! Конечно, очень приятно получить истинно флотское звание в море. Не успел принять поздравления, как прибежал моряк и просит срочно прибыть в рубку разведки. Прохожу в 4-й отсек, втискиваюсь в дверь. Старшина команды показывает последние материалы. Одна и та же информация одновременно от самолета "Neptun" и двух эсминцев. Координаты, к сожалению, не определяются, и повторяется слово "волк". Ассоциация "волчья стая" ко мне пришла значительно позднее, а в то время я приказал постоянно наблюдать за эсминцами и немедленно докладывать вновь появляющуюся информацию. Перед рассветом заканчиваем зарядку аккумуляторной батареи и уходим на глубину. Начинается дневная баня. Особенно горячо в аккумуляторных отсеках. Кроме работающей аппаратуры, свою лепту в жару вносят приборы сжигания водорода, которые еле справляются со своей функцией, так как электролит в аккумуляторах во время зарядки и разрядки разогревается до температуры более 50°С и сильно "газит" – выделяет водород. Представьте себе комнату в 12-14 кв.м со сводчатым потолком, высотой в центре 2 м, без окон, с герметично задраенными дверями, тесно заставленную от пола до потолка различной "угловатой мебелью". В проходах стоят "тумбочки" – приборы регенерации воздуха, которые не только не охлаждают воздух, а совсем наоборот – еще сильнее разогревают его. Пол комнаты постоянно подогрет до 50-55 градусов, а сверху нависают аккуратные "радиаторы центрального отопления" - приборы сжигания водорода, пышущие стоградусной жарой. Кроме этого, открыты два люка в "подпол" – аккумуляторную яму, из которой поднимаются пары серной кислоты, (содержащие два десятка ядовитых компонентов), и воздух тоже не озонируют. И в таких вот условиях в отсеке несут вахту одновременно несколько моряков, выполняя ответственную и важную для корабля работу, без стонов и жалоб. Днем информация о внешней обстановке поступает от станций гидроакустического наблюдения и иногда, по необходимости, командир осматривается в перископ. Но это опасно, так как море спокойное и наш след может быть легко обнаружен. Прозрачность воды тоже позволяет увидеть лодку, идущую в подводном положении на небольшой глубине, с самолета. Заканчивается утомительный день. Ночь, точнее, темное время суток наступает практически в восемнадцать часов по местному времени. Готовимся к всплытию под перископ и постановку под РДП для зарядки подсевшей за день аккумуляторной батареи. Нахожусь в рубке: жду поднятия антенн. Ожидание затягивается. Перехожу в Центральный пост. В это время подняли перископ, и командир осмотрел горизонт. Горизонт чист. Доклад гидроакустика: "Шум справа … градусов. Шум слабый" В перископ по данному направлению ничего не наблюдалось. Видимо, дальний транспорт. Так и классифицировали. "Следуют команды: – "Поднять Накат!" – "Поднять ВАН!" – "Поднять РДП!"
Стою в дверях метристов, наблюдаю за экранами. Справа 90° вспыхивает яркая отметка сигнала. Доклад радиометриста: "Сигнал корабельной РЛС, справа 90. Очень сильный!" Да, это AN/SPS-10 – станция надводного обнаружения американских кораблей. Одновременно в Центральном слышится доклад: "Центральный! Акустик. Сигнал гидролокатора, справа 90!" Команды: "Опустить выдвижные! Боцман! Ныряй на глубину ... метров! Моторы средний вперед!" Доклад акустика; "По пеленгу... шум винтов эскадренного миноносца, с него продолжает работу гидролокатор!" Нырнули, уходим.
"В парилке"
Напоролись! Как он очутился здесь без хода и огней? Ждал? Похоже, нас увидел самолет и дал "наколку", зря мы поторопились с поднятием РДП. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения. Нужно отрываться. Над головой, сквозь корпус лодки, слышен шум, похожий на стук швейной машинки, чик-чик-чик – шум винтов эсминца и скрежещущие стуки – зондирующие импульсы гидролокатора. Вцепился! Пытаемся оторваться маневром, но не хватает скорости, так как аккумуляторная батарея практически разряжена. На помощь первому эсминцу подошел второй. Определили параметры нашего движения и заняли места впереди и сзади лодки. Периодически стопорят ход или циркулируют вокруг нас. Не иначе весь курс БП по противолодочной обороне решили на нас отработать. Впервые им представилась такая возможность, как впрочем, и нам. Иногда гидролокаторы переключаются на ручной режим, и слышно как "сверчок" простукивает корпус ПЛ от носа в корму и обратно. В лодке полная тишина и полумрак, отключены почти все потребители электроэнергии, поэтому отчетливо прослушиваются все действия "супостатов". Увеличиваем ход и с маневром курсом погружаемся на 200 м, стопорим ход. Эсминцы продолжают удерживать контакт с нами. Спустя некоторое время один из них уходит, другой остается и продолжает "молотить" нас по корпусу гидролокатором. Температура воды за 9 градусов, но пока в лодке прохладнее не становится. В аккумуляторных отсеках +60°С, там находится только вахта. Акустики выдерживают тридцать минут и иногда падают в обморок. Втаскиваем их в первый отсек, здесь в "прохладе" (всего сорок три градуса) они быстро приходят в себя и, отдохнув, идут сменять товарища. Прохожу по лодке, смотрю, как чувствуют себя моряки. Все нормально, жалоб нет, даже шутят. Честно говоря, другого и не ожидал. Над первым отсеком рванула сигнальная граната, затем с небольшим интервалом еще две по курсу лодки.
Американцу надоела наша неподвижность, и он вежливо приглашает к прогулке. Командир собрал всех офицеров в кают-компании, обрисовал ситуацию: "Под водой трое суток, батарея разряжена полностью (стармех уточнил, что вместо электролита в батарее плещется водичка), связи с берегом не было, что происходит в мире, не знаем, необходимо всплывать" и предложил офицерам высказаться. Все доложили свое мнение и командир ПЛ капитан 2 ранга А.Дубивко принял решение: "Всплывать!" "Боевая тревога!" Всплываем. Командир поднимается в боевую рубку к перископу, помощник командира берет флаг ВМФ Советского Союза, прикрепленный к штыревой антенне, и направляется к трапу. "Продуть балласт!" С 30 м дуемся аварийно. Помощник с флагом устремляется наверх. В центральном обычная обстановка на всплытии и напряженное ожидание: "Что там?"
Матрос, стоя на коленях, начищал суконкой блестящие поручни трапа. — Драишь, дружок? — спросил Фрол. — Как видишь, — ответил матрос. — «Чистолем» протираешь? — «Чистолем». — Песочком, бывает, получается лучше. Матрос проводил нас удивленным взглядом. В одном из кубриков спали подводники, они рано утром пришли с позиции. Один из матросов, свесив ноги с койки, штопал носки. — Отдыхаете? — спросил Фрол. — Отдыхаем, — ответил матрос. — Ну, отдыхайте, — сказал он тоном адмирала, производящего смотр. — Потопили кого-нибудь? — Нет. — Не повезло, значит? Ничего, в другой раз повезет. Идем, Кит.
На Фрол спросил: — Суп нынче с чем? С бараниной? — А тебе откуда известно? — улыбнулся худой рыжеусый кок. — По запаху, — не смущаясь, ответил Фрол. — Я в запахах хорошо разбираюсь. Лаврового листу положил? А красного перцу? И он пустился в разговор о приготовлении пищи с таким знанием дела, будто сам был опытным коком. Фрол заглянул и в радиорубку, где совершенно очаровал радиста, и тот дал нам послушать, что творится в эфире. В радиоузле Фрол пообещал выступить с рассказом о Нахимовском, и за это нам завели патефон, и мы услышали арию Гремина из «Евгения Онегина» и вальс из «Спящей красавицы». Фрол выведал у киномеханика, часто ли бывает на «Каме» кино и какие будут показывать фильмы. В библиотеке он сказал матросу-библиотекарю: «Вот мой дружок ужас сколько читает. Ему можно брать по две книги?» В парикмахерской Фрол привел в недоумение парикмахера, заказав «нахимовскую стрижку». Парикмахер, не зная, что это за стрижка, но не желая признаться, осторожно нащупывал, похожа ли эта стрижка на бокс или на полубокс. Фрол остался доволен и щедро расплатился. Мы попали в баню со множеством душей, обложенную белым кафелем. — Жаль, что нет пару, — сказал Фрол. — А то бы попарились, Кит! (Я с ужасом вспомнил, как однажды Фрол чуть не до смерти захлестал меня веником.) К обеду мы уже были коротко знакомы с парикмахером, коком, радистом, библиотекарем, киномехаником и матросом, владевшим патефоном и пластинками, а к ужину чувствовали себя на «Каме» как дома.
* * *
Рисунок М.Чернакова.
Только что я видел во сне отца, маму, Стэллу и дядю Мираба. Мы все пришли к Антонине, и она радостно сообщила: «Вы знаете? Дедушке сделали операцию, он опять видит...» Но сна досмотреть не удалось. В ушах пронзительно засвистело, я проснулся, подпрыгнул, больно стукнулся обо что-то лбом и чуть было не вывалился из койки. Тут я вспомнил, что живу в матросской палубе, боцманские дудки свищут подъем и нужно немедленно вскочить, собрать постель, уложить койку, отнести ее наверх, в специальный ящик, именуемый «сеткой», одеться и бежать умываться. С трудом выкарабкавшись из качающегося гамака, я шлепнулся на палубу, мигом натянул брюки и форменку, зашнуровал ботинки. Фрол уже скатал постельное белье, одеяло, подушку и койку в ровную, аккуратную колбаску. Искусство укладывать койку давалось мне с большим трудом. У меня обязательно что-нибудь торчало — то кончик подушки, то кусок одеяла, то конец простыни высовывался, словно заячье ухо. Умывальная на «Каме» была большая, с десятками кранов, обильно выпускавших воду; толчеи не было, места хватало, и все успевали быстро помыться. Умывшись, я побежал на камбуз. Кок с рыжими усами раздавал завтрак. После завтрака меня позвал Фрол.
— Погляди-ка, — сказал он, перегибаясь через фальшборт, — «щука» с «дела» пришла. Я увидел внизу подводную лодку. Она, как детеныш к киту, прильнула к высокому борту «Камы». Матрос, вооруженный кистью, начал замазывать на рубке «щуки» вписанную в красную звезду цифру «13». — Знаешь, что это значит? — спросил Фрол. — Нет. А что? — Это значит, что они утопили тринадцать кораблей. — А зачем же матрос замазывает «тринадцать»? — Погоди, увидишь. Оставив в неприкосновенности единицу, матрос вывел на месте тройки красивую, ровную цифру «4». — Эй, дружок! — сложив ладони рупором, закричал Фрол любовавшемуся своей работой матросу. — Потопили? Матрос задрал голову кверху и кивнул.
А так катерники вели счет победам. -
— Такого? — раздвинул Фрол над фальшбортом ладони. Матрос замотал головой. — Значит, такого? — раздвинул Фрол руки пошире. Матрос опять замотал головой. — Так, значит, эдакого? — закричал Фрол, раздвинув руки до отказа. Матрос широко раздвинул руки, держа в одной руке ведро, в другой — кисть. — Ого! — похвалил Фрол. — Тысяч на двенадцать. — Чего «тысяч на двенадцать»? — не сообразил я. — Чего, чего! Тонн. Штука большая. Сегодня узнаем, что и как. — А как ты узнаешь? — Проспятся — расскажут. Вот попасть бы на поросенка! — На поросенка? — Подводники, как потопят корабль, по радио сообщают: у нас, мол, удача. А в базе уже понимают; поросенка режут и жарят. Ух, и вкусно до чего, за уши не оттянешь!
Подошел Горич и тоже посмотрел на свеженькую цифру «14». — Надеюсь, командир лодки разрешит побывать вам на «щуке». Он пошел по палубе, а нас с Фролом чуть было не окатило водой: началась утренняя приборка. В училище воду надо было таскать ведрами из умывальника. Здесь по всем палубам вытягивались длинные, похожие на змей, шланги, и эти змеи выплевывали густые струи ослепительно чистой воды. Вода ручейками бежала по дереву палуб, по обшивке надстроек, по запотевшему стеклу толстых иллюминаторов, по медной окантовке люков, по черным желобкам возле борта. Никуда нельзя было скрыться от этого потопа, он настигал повсюду, и матросы разгоняли воду щетками и швабрами. Наконец, корабль был вымыт и весь сверкал: прозрачные капли высыхали на голубовато-серой обшивке. Предстоял подъем флага. С первого же дня жизни на «Каме» я полюбил эту торжественную минуту. В лагере тоже каждое утро поднимали флаг, но здесь подъем флага был гораздо торжественнее. Каким бы делом ни был занят офицер или матрос, он тотчас же становился спиною к борту. Только минуту назад было шумно на палубе: один матрос бежал на ют с мостика, другой — с бака на мостик, боцман крепко выговаривал кому-то за плохо надраенную «медяшку», переговаривались сигнальщики, и шофер, привезший полный грузовик мяса, перекликался с баталерами и коком, — и вот все стихло, все замерло, настала такая тишина, что стал слышен далекий цокот копыт по асфальту. — На флаг! — разнеслась по всему кораблю команда. Мы все резко повернули головы. Очень медленно флаг корабля пополз к небу. И на всех кораблях, стоявших в бухте, выстроились по борту матросы и офицеры, отдающие честь флагу. И, наверное, в эту минуту по всему Черному морю, на всех кораблях — в Новороссийске, в Севастополе и в Одессе, до самого устья Дуная — матросы и офицеры стояли, отдавая честь флагу.
Флаг дошел до места. Этот флаг — знамя корабля. Он никогда не будет спущен перед врагом, и если будет сбит в бою, его тотчас же заменят другим. «Погибаю, но не сдаюсь!» поднял сигнал броненосец «Адмирал Ушаков». Не спустив флага, пошел ко дну «Стерегущий», дравшийся один с целой японской эскадрой. Под таким же флагом, как флаг на «Каме», корабли высаживали десант на Малой земле и проводили караваны на Севере; крейсера «Киров» и «Аврора» защищали Ленинград и Кронштадт; стоящая тут у борта «щука» потопила четырнадцать вражеских кораблей; «Кама» отбивалась от немецкой подводной лодки и от трех самолетов... Вот какому флагу мы отдавали честь! Прокричал горн, просвистали дудки, пробили склянки. Часовой стал у флага, и каждый взялся за то дело, которое он на минуту оставил. — Здорово, Кит? — спросил Фрол. — Хорошо! Мне действительно было хорошо в это ясное утро. — Гляди-ка, гляди! — показал вдруг Фрол на спускавшегося с мостика чернобородого офицера в белом кителе. — Узнаешь? — Поприкашвили? — Он самый! Если бы нашему Илико приклеить усы и бороду, он был бы вылитым капитан-лейтенантом Поприкашвили! Илико рванулся было вперед, но сдержался и подошел к отцу так, как нахимовцу подобает подходить к офицеру. Выслушав сына, отец крепко расцеловал его и похвалил за настоящую флотскую выправку. Потом Поприкашвили-старший поздоровался с Горичем и Сурковым.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
При возвращении к родным берегам, после прохода Фарерских островов, нам вновь не повезло, так как закончилось топливо. Однако оно еще оставалось в «мертвом пространстве» топливных цистерн. Этот остаток топлива мотористы через трубопроводы вентиляции топливной системы собирали в 5-й отсек в цистерну сточного топлива, где его смешивали с маслом и ручным насосом закачивали в расходный топливный бак, а оттуда данная смесь поступала к дизелям. Используя эту смесь, мы под дизелями прошли Норвежское море. При подходе к Баренцеву морю у нас закончился запас масла, поэтому остаток пути до базы прошли под электромоторами.
Так закончилась моя первая морская одиссея. Но она меня многому научила. Я приобрел большой опыт в эксплуатации и ремонте механизмов и технических средств электромеханической боевой части. В 1963 году я был назначен командиром БЧ-5 подводной лодки «Б-36», на которой прослужил до 1970 года, то есть я последним из состава первого экипажа, «Кубинского», покинул нашу «гвардейскую» ПЛ. В 1968 году я был награждён орденом «Красной Звезды». Моё имя занесено в «Книгу почета» ПЛ «Б-36».
Записки бывшего командира группы ОСНАЗ подводной лодки «Б-36» капитана 1-го ранга в отставке Аникина Радомира Серафимовича об участии корабля в операции «Кама». - Краснознаменное ордена Ушакова 1-й степени соединение подводных лодок Северного флота. Серия "На службе Отечеству", выпуск 2, 2003 г.
Начало. 11 января. Губа Горячие ручьи
Резко хлопнула оконная форточка, и со стороны Екатерининской гавани грохнул отдаленный мощный взрыв. Смотрю на часы: 8 часов 15 минут. Одет, собираюсь идти в Полярный, в поликлинику для прохождения медкомиссии на годность к службе в подплаве. Захожу к дежурному по Отряду. Он звонит в Полярный, но ему не отвечают. Видимо, случилось что-то серьезное. Позднее узнаем, что в гавани у пирса взорвалась Б-37 и есть жертвы...
В поликлинику я попал только спустя две недели. В рамах вставлены новые стекла взамен выбитых взрывом. Обстановка деловая, спокойная, но заметно, что все глубоко переживают случившееся, разговаривают о катастрофе неохотно. Обошел врачей, получил заключение, медицинскую книжку, подан в приказ. Жду. В конце апреля пришел приказ о переводе меня командиром группы ОСНАЗ на ракетную ПЛ К-36 в губу Ягельная. Рассчитываюсь со всеми делами в Отряде, сдаю числившуюся за мной технику и в один прекрасный майский день отправляюсь к новому – третьему за два с половиной года месту офицерской службы. Идя по лужам через знаменитую городскую свалку в Полярном, наводненную огромными крысами и стаями ленивых чаек, жирующих на отбросах, перехожу "Чертов мост", спускаюсь вниз по улице и вот я на катере, шедшем в губу Ягельная. Весна. Хотя кое-где еще лежал снег, сопки начали зеленеть. Зимой только два цвета, все черное и белый снег, а сейчас и вода голубая, и сквозь белые облака проглядывает голубое небо. Подошли к пирсу, ошвартовались. Сошел с катера и пошел вдоль причального фронта. Видно, что база недавно освоена и продолжается интенсивное строительство. Сколько же здесь отсыпано скального грунта! Построены отличные плавпирсы, к которым ошвартованы подводные лодки и ПКЗ. Лодки пр.613 и несколько переоборудованных "каракатистого" вида с четырьмя контейнерами под крылатые ракеты. А вот и ракетоносцы пр.629 с массивными рубками, которые в разговорах между собой мы называли «сараями». Нашел командира К-36 на ПКЗ и представился ему. Он был несколько удивлен моим внезапным появлением, выслушал и отправил к старшему помощнику капитану 3 ранга Маслову. У старпома все как положено: рапорт, приказ, место размещения.
Доложил, что я должен прибыть к своему начальнику в разведку. Встретив полное понимание с его стороны, я отправился на поиск осназовцев. Первым встретил старинного приятеля и сослуживца капитана-лейтенанта А.Дубровко. Вместе с ним зимовали на полуострове Рыбачий. Александр сразу выдал мне полную информацию: формируется новая 20-я ЭскПЛ, в которую входят: дивизия ракетных ПЛ и бригада торпедных ПЛ. Командиром эскадры назначен контр-адмирал Л.Ф.Рыбалко, тот самый, которого выперли из Албании наши "лучшие друзья" албанцы. Начальник разведки эскадры капитан 3 ранга А.Зубков, его помощник капитан 3 ранга С.Хохлов, а сам А.Дубровко – помощник начальника разведки по технической части. Сейчас он занят приемкой и установкой на лодки аппаратуры. Начальство торопит, так как эскадра должна куда-то уходить к новому месту базирования, по слухам – за границу. Командиры групп займутся комплектованием подразделений, приемкой аппаратуры на кораблях и специальной подготовкой. Размешаемся вместе с осназовцами местной эскадры, которыми командует капитан-лейтенант Г.Мартьянов – опытный разведчик-подводник и страстный филателист. Поднялись по лестнице на четвертый этаж самой дальней казармы и зашли в рабочую комнату офицеров. "Ба! Знакомые все лица!" Артур Мурыгин – учился курсом старше меня во ВВМУ им. А.С.Попова, отличник учебы и ярый хоккеист. Успел послужить в отрядах разведки городов Баку и Мурманска. Вадим Орлов – выпускник ВВМУ им. М.В.Фрунзе, служил помощником на МПК, затем в Отряде - в Горячих ручьях. Олег Шишин – самый старший из нас, обучался в уже несуществующем Североморском ВВМУ под лозунгом "Минер – это почти инженер", в Горячих ручьях был помощником командира разведывательного корабля. Боксер-тяжеловес, дрался на ринге с самим Николаем Королевым – чемпионом Советского Союза.
А вот и незнакомые: Леонид Замковский, Борис Щербаков – оба из Таллинского радиоотряда. Борис Кузнецов – ас мурманского радиоотряда. Здороваемся, знакомимся. Быстро вхожу в курс всех дел, начинается повседневная и очень интересная работа. Разведка в ПЛ имеет свою специфику и особое назначение. Мы все не имели опыта службы на лодках, поэтому многому пришлось учиться, начиная с устройства корабля. Непосредственным организатором и вдохновителем нашей подготовки был С.Хохлов, настойчивый и въедливый, иногда до оскомины, но ровный, и справедливый начальник. Подготовка личного состава групп совмещалась с практическим несением вахты, а офицеры несли оперативное дежурство. Особо следует отметить высокий уровень общеобразовательной и специальной подготовки наших моряков срочной службы. Все имели среднее или среднее специальное образование, радисты 1-го или 2-го класса с первичным знанием английского языка. Конечно, в разведку был особый отбор, но и выбирать было из кого. Частенько обсуждали вопрос: "Куда пойдем?" Однозначно, что на юг, так как снова прошли медкомиссию в Североморске на годность к службе в странах с тропическим климатом. Куба и Гана единственные наши более-менее друзья в южных широтах, но Гана находится от США в полтора раза дальше, чем Кольский залив, поэтому лодки там держать не имеет смысла. Остается Куба. У нас сейчас с ней налаживаются теплые отношения. На Кубу так на Кубу, только когда? В трудах и заботах проходит лето. В июле на Север приехал Н.С.Хрущев. Присутствовал на флотских учениях, в Гремихе вручил награды атомщикам, в Мурманске выступил перед тружениками Советского Заполярья. Очень их обидел, обратившись к ним со словами: "Дорогие наши, дважды дорогие", намекая на полярную надбавку. Одним словом, сердечной встречи не получилось.
В начале сентября из Полярного в Ягельную перешли четыре лодки пр.641 — 69-я БрПЛ. Вся эскадра собралась в одном месте. Значит, совсем скоро закончим подготовку и двинем в моря. Проходит две недели, и нам объявляют, что четыре группы переводятся на 69 бригаду: капитан-лейтенант Б.Кузнецов на Б-4; старший лейтенант Р.Аникин на Б-36; старший лейтенант В.Орлов на Б-59; старший лейтенант А.Мурыгин на Б-130. Видимо, бригада торпедных лодок пойдет первым эшелоном, сроки неизвестны, но быть в готовности. Наконец-то!
Уходим. 1 октября 1962 г. Губа Ягельная
"Все позади", как пел потом Владимир Высоцкий! Бесчисленные "быть готовым к пятнице", занятия, дежурства, установка и проверка аппаратуры – все позади! Так что вот уже сейчас, вот-вот мы уходим, уходим, уходим! Подводные лодки стоят у плавпирса в свежей, после бесчисленных замен бортовых номеров, краске. Великолепные "букашки" пр.641. Команды на кораблях, все готово. С другой стороны пирса ошвартована плавбаза, на борту которой командование эскадры дает последние наставления нашим командирам, офицеры прощаются с семьями, привезенными по такому случаю из Полярного. Погода солнечная, тихая. Сопки уже желтеют. Осень. На пирсе кучками стоят уходящие и провожающие. Сдаем партбилеты инструктору политотдела, отдаем зарплату, полученную вперед за три месяца, начальнику для пересылки семьям, прощаемся друг с другом и расходимся по кораблям. В ночь снимаемся со швартовов, выходим из Кольского залива. Открываю вахту согласно заданию на разведку. Пока вблизи никого не наблюдаю, только в Варангер-фьорде несет дозор норвежский катер охраны рыболовства. Поднимаюсь на мостик и пытаюсь слева разглядеть , у которого прослужил целых два года. Не увидел, к сожалению. Впереди Нордкап.
Норвежское море. (Сразу за "Углом" )
Надводное положение, полный ход. Пасмурно, море "горбатится". 4-5 баллов, слегка качает. Слышу по трансляции; "Командиру группы ОСНАЗ прибыть в штурманскую рубку!" Прибываю. В рубке командир лодки капитан 2 ранга А.Дубивко, старпом капитан 3 ранга А.Копейкин, и штурман капитан-лейтенант В.Наумов. В руках командира большой и толстый пакет, на котором написано: "Вскрыть Ш...,Д... Смотрю на него (пакет) с почтением, раньше о таком только читать доводилось. В полной тишине командир вскрывает пакет, достает из него громадную карту Атлантического океана и раскладывает гармошкой на штурманском столе. Изучаем ее: от Кольского залива до островов Кайкос проведены четыре параллельные линии – маршруты следования с контрольными засечками. Один из них наш. Береговые догадки оказались правильными. Командир и штурман с циркулем в руке занялись какими-то расчетами. Внимательно прислушиваясь к ним, я понял, что нам задана большая средняя скорость перехода порядка девяти узлов и что будет очень трудно держаться у нашей подвижной точки, поэтому, пока позволяет обстановка, будем и в надводном положении идти полным ходом. Топлива не жалеть, так как идем в один конец. Всем все ясно. Расходимся по местам. Собираю своих моряков в рубке, разъясняю ситуацию, уточняю задание на ближайшие дни. Все довольны, что безвестность закончилась. Обрабатываю поступившую информацию: в нашем районе противолодочных сил не наблюдаю, южнее на патрулировании один американский "Neptun" с авиабазы Кефлавик. Скоро мы войдем в активную зону ПЛО. По вновь полученным данным, уточняю координатную сетку авиации и местонахождение английских сторожевиков на Фареро-Исландском рубеже.
