Трайнин Александр после окончания ЛНВМУ учился в училище Береговой обороны в Риге.
Игорь Владимирович Леоненко записал в дневнике в январе 1948 года (выпускной десятый класс): "Занимался с Санькой Трайниным английским. Ужасный оболтус, хотя и не глупый. Не любит систематически заниматься." И это все, что известно однокашникам о нем на сегодня. По крайней мере приведем краткую справку об училище Береговой обороны в Риге, оно, к сожалению, не так известно, как например, ВВМУ им. М.В.Фрунзе или ВВМКУ им. С.М.Кирова, хотя также по праву гордится своей славной историей.
Училище береговой обороны Военно-морских Сил РККА создано приказом Реввоенсовета СССР № 334 от 18 апреля 1931 года... Летом 1931 года происходит первый набор курсантов из числа краснофлотцев Черноморского, Балтийского флотов и Днепровской флотилии. Увлеченная военно-морской специальностью молодежь активно шла в училище. Однако состав курсантов первого набора по общеобразовательной подготовке оказался чрезвычайно пестрым. Было очевидно, что для создания нормальных условий учебы необходимо уделить серьезное внимание общеобразовательным дисциплинам. В связи с этим для повышения общеобразовательного уровня кандидатов, принимаемых в училище, директивой начальника Управления учебных заведений ВМС от 15 июня 1931 года были созданы подготовительные курсы. Училище начало свою работу в Севастополе в зданиях на Корабельной стороне, где раньше размещался учебный отряд Черноморского флота.
Но эти здания не могли удовлетворить потребности училища в учебных помещениях. Поэтому в августе 1931 года началось строительство нового корпуса при активном участии командного и курсантского состава училища... Осенью 1933 года состоялся первый выпуск курсантов из училища. В числе успешно закончивших его был Борис Митрофанович Гранин, герой Гангута в дни Великой Отечественной войны
Обратите внимание на ленточку на бескозырке.
Уже в первые годы работы личный состав училища добился хороших успехов в боевой и политической подготовке, спортивно-массовой работе и развитии художественной самодеятельности. 29 октября 1933 года училище было награждено переходящим призом и грамотой ЦК ВЛКСМ. Приз ЦК ВЛКСМ был вторично завоеван и в 1934 году и по условиям соревнования был навечно передан училищу. 10 июля 1934 года училищу присваивается имя Ленинского Коммунистического Союза Молодежи Украины (ЛКСМУ). Материальная база училища значительно окрепла. Во вновь отстроенном учебном корпусе к 1935 году были оборудованы все необходимые для обеспечения нормального учебного процесса кабинеты и лаборатории. Благоустроенными стали кабинеты стрельбы по наземным и морским целям, кабинеты приборов управления стрельбой, электротехники, материальной части артиллерии. Все кабинеты были оснащены новейшей военной техникой того времени. Училище обогатилось хорошо оборудованными кабинетами морской тактики, кораблевождения, минно-торпедного оружия. Таким образом, в училище были созданы все условия для для подготовки высококвалифицированных командных кадров. Большое внимание уделялось практике и стажировке курсантов, которые проводились в частях береговой обороны, а затем на кораблях флота...
К 22 июня 1941 г. береговая оборона имела в своем составе 332 батареи из 1224 орудий калибра 356-45 мм. По сравнению с 1931 г. количество батарей увеличилось в 8, а орудий в 7,7 раз. Особенно напряженно проводилась работа по созданию береговой обороны на Балтийском флоте. Проводилось активное строительство стационарных артиллерийских батарей и на Северном, Тихоокеанском флотах. Сроки на строительство батарей отводились очень сжатые: для открытых батарей - полгода, для башенных - год. В октябре 1940 г. Н.Г.Кузнецов вместе с начальником ГМШ Л.М.Галлером докладывал И.В.Сталину о ходе работ по строительству береговых батарей и об укреплении западных морских границ на всем их протяжении.
В соответствии с планом обороны важнейшие пункты морского побережья были защищены которая была способна во взаимодействии с другими родами сил флота решать задачи по уничтожению корабельных сил противника при ведении боя в прибрежном районе на минно-артиллерийской позиции, участвовать в противодесантной и противокатерной обороне. К началу Великой Отечественной войны все наши флоты располагали хорошо организованной системой школ, которые готовили сержантский состав по всем специальностям береговой обороны. Созданное в 1931 г. Военно-морское училище береговой обороны имени ЛКСМУ полностью обеспечило флоты квалифицированными командными кадрами. С сентября 1935 г. по январь 1941 г. численность командного состава береговой обороны возросла в 6 раз (с 1822 до 10894 человека).
С первого дня Великой Отечественной войны личный состав Военно-морского училища БО им. ЛКСМУ находился на военном положении. Курсанты, наряду с тем, что учились, отражали воздушные налеты вражеской авиации, принимали участие в боевом травлении мин, строили оборонительные сооружения и охраняли стратегически важные объекты города Севастополя. Не в простой обстановке прошли четыре первых месяца войны. 28-29 октября 1941 года немецко-фашистские войска перешли в наступление по всему Крымскому фронту. Возникла реальная угроза Севастополю. В этой обстановке в городе было введено осадное положение. Военный совет флота принимал экстренные меры по подготовке города к обороне. Из моряков кораблей и береговых частей были сформированы отдельные отряды, батальоны и направлены на дальние подступы к городу.
... В ночь с 29 на 30 октября курсанты в пешем строю совершили 35 километровый ночной переход. На своих плечах они несли минометы, пулеметы, ящики с боеприпасами и различное снаряжение. Весь личный состав училища был сведен в отдельный курсантский батальон под командованием заместителя начальника училища и военкома училища полкового комиссара Бориса Ефимовича Вольфсона. Батальон состоял из роты начальствующего состава, пяти курсантских рот, в том числе минометной, пулеметной, трехорудийной 76-милиметровой артиллерийской батареи. 30 октября, заняв рубеж обороны в 4 километрах юго-западнее Бахчисарая, курсанты по приказу своих командиров приступили к оборудованию инженерных оборонительных сооружений. 31 октября батальон уже отражал сильные атаки вражеской пехоты, поддерживаемые авиацией, артиллерией и танками. В этот и последующие дни противник обрушил на позиции курсантов шквал огня, но не смог сломить их волю. Они мужественно защищали свои позиции... Потерь среди курсантов было немало. В ночь с 4 на 5 ноября курсантский батальон, выполнив приказание командующего ЧФ на бахчисарайском направлении, был переброшен в район Мекензиевых гор. На новом месте дислокации курсантский батальон совместно с 7 бригадой морской пехоты ЧФ и батальоном Дунайской флотилии наносили врагу ощутимые удары., особенно во время ноябрьского и декабрьского наступления немцев.
Чтобы сохранить курсантов для дальнейшей подготовки офицеров ВМФ, решением Военного Совета ЧФ от 17 ноября 1941 года преподавательский и начальствующий состав училища был снят с фронта и направлен на Кавказ в город Ленкорань в эвакуированное из Севастополя сюда училище... С чувством глубокого удовлетворения встретил личный состав училища весть о высокой правительственной награде. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 января 1944 года "За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронтах борьбы с немецко-фашистскими захватчиками" училище было награждено орденом Красного Знамени. В это время, перебазировавшись в конце 1942 года в сибирский поселок Танхой, а осенью 1943 года из Танхоя училище передислоцировалось во Владивосток. В условиях частых перемещений, при отсутствии должной материально-технической базы училище продолжало непрерывно готовить и выпускать для ВМФ офицеров-артиллеристов, связистов, арттехников. За года Великой Отечественной войны училище выпустило сотни офицеров для Военно-Морского Флота. Все они, как правило, уходили на флота и флотилии, где храбро сражались тысячи их предшественников - выпускников 30-х годов. У стен Москвы и под Ленинградом, на Черном, Балтийском и Баренцевом морях, на Тихом океане, в Заполярье, на Волге, на Днепре и Дунае писали наши выпускники страницы истории училища. Золотыми буквами вписаны в историю училища имена его воспитанников - Героев Советского Союза: Виктор Иванович Великий, Иван Михайлович Желваков, Михаил Михайлович Калинин, Георгий Валентинович Терновский, Тимофей Алексеевич Почтарев, Илья Алексеевич Хворостянов.
За годы Великой Отечественной войны тысячи воспитанников училища показали себя стойкими, отважными, хорошо знающими свое дело специалистами. С достоинством и честью сражались они за свою Отчизну и победили...
... Возвращение в Севастополь было невозможным - город лежал в руинах, учебная база и бытовые условия практически отсутствовали. В этих условиях было принято решение передислоцировать училище в Ригу... уже 15 февраля 1946 года Краснознаменное училище береговой обороны ВМФ было переименовано в Краснознаменное артиллерийское училище береговой обороны ВМФ (КАУБО ВМФ), а затем 25 февраля 1946 года, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР о создании Военно-Морских Сил при Наркомате Вооруженных Сил Союза ССР КАУБО ВМФ, было переименовано в Краснознаменное артиллерийское училище ВМС (КАУБО ВМС). В училище был установлен срок обучения - 4 года, а на курсах переподготовки офицерского состава береговой обороны, которые действовали при училище - 10 месяцев... ... первый ускоренный выпуск, который состоялся 15 августа 1946 года, и последующие выпуски офицеров-артиллеристов отличались высокой степенью обученности, что было в свою очередь отмечено Главнокомандующим ВМС СССР адмиралом флота Н.Г. Кузнецовым при его посещении училища в 1946 году. В работе училища большое значение придавалось совершенствованию и развитию учебной базы в целях привития курсантам практических навыков. Основой такой базы служил кадровый отдельный учебный артиллерийский дивизион на острове Мангали, оснащенный 450мм и 85-мм батареями. В 1946 году училищу была передана 130-мм подвижная артиллерийская батарея, радиолокационная станция орудийной наводки и отдельный отряд аэростатов артиллерийского наблюдения... В начале 1950 годов в береговой артиллерии сложилось такое положение, когда состояние и развитие средств вооружения флота, многообразие видов береговой артиллерии, сложность техники и ее эксплуатации требовали от офицерского состава наличия высшей степени подготовки. В связи с этим, решением Совета Министров СССР от 28 сентября 1954 года КУБО ВМС было преобразовано в высшее учебное заведение 1 категории. Приказом Главнокомандующего ВМС от 11 октября 1954 года училище было переименовано в Высшее Краснознаменное училище береговой артиллерии ВМС (ВКУБА ВМС)...
... в июле 1958 года Высшее Краснознаменное училище береговой артиллерии ВМФ реорганизуется в Рижское высшее Краснознаменное артиллерийское инженерное училище. Оно должно было готовить военных специалистов высшей квалификации для эксплуатации современного вооружения: инженеров-механиков, инженеров-электриков. Срок обучения по этим специальностям был установлен продолжительностью пять лет... ... в 1962 году было переименовано в Рижское высшее командно-инженерное Краснознаменное училище. В феврале 1963 года на базе отделения расчетов и моделирования при научно-исследовательском отделе организована научно-вычислительная лаборатория училища. Современная вычислительная техника, созданная в научно-исследовательских лабораториях и на кафедрах, научно-экспериментальная база позволили выполнять научно-теоретические и экспериментальные исследования на высоком научном уровне... В соответствии с Постановлением Совета Министров СССР от 20 июня 1977 года, училище было преобразовано в высшее военно-политическое... и 1 сентября 1977 года начало свой первый учебный год Рижское высшее военно-политическое Краснознаменное училище имени Маршала Советского Союза Бирюзова С.С.
30.06.1992. Рижское высшее военно-политическое Краснознаменное училище РВСН имени Маршала Советского Союза Бирюзова С.С. расформировано.
Трушин Лев Георгиевич.
Трушин Лев Георгиевич родился в декабре 1929 года. В училище его привез дядя, контр-адмирал Егоров Владимир Александрович, начальник Артиллерийского управления ВМФ (03.1942-03.09.1945.). О родителях сведений нет. После окончания ЛНВМУ поступил в ВМУ им. М.В. Фрунзе. В памяти однокашников сохранилось, неплохо рисовал, делал наколки «Морской черт».
Тюкин Анатолий Леонидович.
Тюкин Анатолий закончил ЛНВМУ, затем - училище им. М.В.Фрунзе. И все, что известно о нем? Нет, не все. Чем-то он выделялся из общего ряда, раз его фамилия, по крайней мере, дважды фигурирует в описании "детских шалостей" летописцем Соколовым Н.П. В шалостях отнюдь не бессмысленных...
Они были первыми" Н.П. Соколов.
После выполнения на набережной перед зданием училища нехитрых упражнений утренней зарядки - пробежка. От училища к домику Петра Первого, а в хорошую погоду и дальше - за дом политкаторжан. А бежать, ой, как не хочется. И вот из строя выскакивает и бежит в сторону сначала один воспитанник, за ним другой, третий, ещё и ещё... Прикрывая лица воротниками, чтобы не быть узнанными старшиной, беглецы несутся к ближайшему дому, где, пригибаясь, как при игре в чехарду, и обхватывая друг друга руками, устанавливаются головами вовнутрь, а наружу одинаковыми обтянутыми робой задами - ждут, когда рота пробежит. Старшине бежать за нарушителями дисциплины бесполезно, проверено: оставшийся без командира строй тут же распадается и поворачивает обратно. Пока рота продолжает пробежку сачки нежатся в лучах утреннего солнца, спокойно покуривают. Но вот слышится топот возвращающейся роты, звонкий голос старшины, подсчитывающего ногу. Беглецы, также пряча лица, зигзагами возвращаются и ныряют в спасительный строй. Старшина бессилен что-либо предпринять. Его попытки: «Тюкин, я вас всё равно узнал. Будете наказаны!», - заканчивались ничем, так как тут же из строя раздавался голос: «Товарищ старшина, это не я, я - в строю». Перед уходом из кубрика на завтрак и занятия снова обход старшины - принимается заправка коек. Тут он опять Бог и царь над нами. На какие только ухищрения не пускались мы, добиваясь идеальной заправки! Загибы серых байковых одеял вдоль матрацев для образования требуемой складки фиксировались прохождением по ним молодыми зубами. Красные буквы «Н» (ноги) на одеялах выравнивались по всему ряду коек до сантиметра. Стоим, каждый у своего места, ждём прохода старшины. Рр-аз! и сорвано одеяло с одной койки! Рр-аз! - с другой. Значит, что-то не так. Может быть, одеяло плохо натянуто, провисло посередине. А, может, подушка под ним оказалась чуть сдвинута против общего ряда. Или просто старшина интуитивно угадал в хозяине койки недавнего беглеца из строя... Тем, кто спит на верхнем ярусе, меньше достаётся от невысокого роста старшины.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Они отгорожены от бульвара Падомью высоким дощатым забором, выкрашенным серой краской. Там, вдали, в конце здания, есть ещё дверь – вход в санчасть. Здесь, в свободные от занятий погожие дни, мы проводили неофициальные спортивные игры. По окончании училища здесь было торжественное построение – нам вручали лейтенантские погоны, офицерские кортики и дипломы о получении высшего образования.
А вот третье событие - эпохальное. В начале второго семестра второго курса, после небольшой задержки в Москве, из командировки прибыл наш Батя - начальник училища. Собрал весь состав училища в клубе и зачитал приказ: нас сделали подводниками, а училище стало именоваться (в закрытой информации) "Второе Высшее Военно-морское училище подводного плавания". "Первым..." стало "Первое Балтийское" (позже - училище им. Ленинского Комсомола). Известие было встречено громом аплодисментов. В этой связи произошла и коренная структурная реорганизация. Вместо “однопрофильного” - подготовка вахтенного офицера - училище стало специализированным. Были созданы два факультета: штурманский и минно-торпедный. Это, в свою очередь, привело к изменению внутренней подчиненности. Если ранее курсы представляли собой как бы административные единицы со своим начальством, нечто горизонтальное, подобное многослойному пирогу, то теперь факультетская организация стала похожей на институтскую (университетскую). Структура училища приобрела “продольный” или “вертикальный” вид: штурманские роты всех курсов, от первого до последнего, замкнулись на свое факультетское руководство. Разница только в титулах руководителей. Если в гражданском ВУЗЕ руководитель факультета - декан, то у нас - начальник факультета. С утверждением новых должностей появились и новые начальники. Начальником моего штурманского факультета был назначен капитан 1 ранга Кабо Исаак Соломонович. Его заместителем стал капитан 2 ранга Олянюк С.А., бывший нашим начальником курса со дня образования училища. К 1954 г. (мы уже третьекурсники) наши жилищные условия значительно улучшились. Нахимовцев осталось мало (последний 10-й класс), их переселили в клуб на первом этаже соседнего со “шведской казармой” здания, бывшего Собрания какой-то гильдии (позже – Музей Революции, а ныне Музей Вооруженных Сил Латвии). Это здание вплотную примыкает к “Пороховой” башне и сопрягается с ней внутренними лестничными маршами. С лестничных площадок между первым и вторым, а так же между вторым и третьим этажами были входы внутрь "Пороховой" башни, где были оборудованы "Ленинские комнаты" с подшивками газет, журналов, настольными играми, пианино и проч.
Рига улица Смилшу 20.
Здесь проводились собрания, коротали досуг в свободное время. Кубрики третьего курса разместились на 2-м этаже, четвертого - на 3-м. Каждый взвод (класс) имел свой кубрик, кровати располагались в один ярус (в отличие от прошлого). Между ними прикроватные тумбочки для средств личной гигиены и письменных принадлежностей. Между двумя крыльями спальных помещений – просторный вестибюль, где проводились общие построения. У одного из простенков вестибюля стояла открытая пирамида с личным оружием - винтовками Мосина образца 1891/30 года под присмотром дневального. Уход за винтовкой (чистка, смазка) - личная проблема курсанта: подошел к пирамиде в удобное для тебя время, взял свою винтовку, проверил, привел в порядок при необходимости, поставил на место в свою ячейку и гуляй смело. Но если до тебя проверил командир роты и обнаружил на винтовке легкий налет пыльцы - прощай очередное увольнение. Несколько позже пирамида обрела запоры с амбарным замком. Но ключ находился у дежурного по роте и, при необходимости произвести чистку, проблем к его получению не было. Еще у нас на вооружении были палаши. Это такая "штука", похожая на саблю, только покороче и менее изогнута. Можете себе представить военного моряка с саблей на боку? Смешно! К счастью, носили мы палаш только при исполнении службы дневальным или дежурным по роте. Но мы знали, что наши “побратимы” в других городах даже в увольнение ходили с палашами у левого бедра. Попробуй пройтись с девушкой под руку, когда между вами оружие, хоть и холодное. А на танцах? Помнятся бесконечные переходы строем. Особенно когда обрели спальные корпуса "шведской казармы" и бывшего Нахимовского училища. Утром из спальных корпусов идем на завтрак в учебный корпус (столовую открыли в нем после капремонта), расстояние около километра. После обеда - в спальные корпуса для послеобеденного отдыха (святое дело). После часового отдыха - опять в учебный корпус, после самоподготовки - снова в жилые корпуса. Все эти “челночные” переходы из спальных корпусов в учебный и обратно осуществлялись по бульвару Падомью, мимо строящейся гостиницы "Рига". Начинали строительство гостиницы пленные немецкие солдаты, отбывавшие трудовую повинность за преступления, совершенные в годы войны. К 1952-му году стены здания поднялись до уровня 3-го этажа. Вскоре было принято решение о возвращении пленных в Германию, и леса строящейся гостиницы украсились молодыми каменщиками, маляршами, подсобницами. Между нашим строем и контингентом молодых строительниц иногда, по ходу, пробегал обмен короткими шутками, колкостями.
ФРАГМЕНТЫ ПАНОРАМЫ СТАРОЙ РИГИ.
По бульвару Падомью, мимо строящейся в то время гостиницы “Рига” (светлое семиэтажное здание слева) мы совершали неоднократные ежедневные переходы из учебного корпуса к спальным корпусам у Пороховой башни (справа на снимке) и обратно. На перекрестке ул.Ленина и бульвара Падомью, чуть дальше статуи Свободе, возле уличных часов “Лайма” (“Счастье”), назначались все встречи в дни увольнений.
На плацу у Рижского замка, где размещался Дворец пионеров, мы “отбивали” строевой шаг. Жители улочек этой части города почти ежевечерне наслаждались нашими “концертами” строевых (и не только) песен. Не знаю, правда это или нет, но молва донесла, что по выпуску, получив назначение к отдаленному месту службы, один наш однокурсник-лейтенант, назову его условно “Василий С.”, проходя мимо строящейся гостиницы, а к тому времени она уже насчитывала этажей 6-7, прокричал ввысь: - Девки, кто хочет за меня замуж? - Я-а-а! - откликнулись с лесов. - Слезай! И уехала молодая супружеская пара чуть ли не на Камчатку. Но это, если и было, то потом. А до того мы все ходили. Перед вечерней поверкой обязательная вечерняя получасовая прогулка по улицам Старой Риги, с распеванием строевых песен, а иногда слегка фривольных - “А парень с милой девушкой на лавочке прощается...”, или что-нибудь подобное. Иногда, чтобы не ломать голову над поднадоевшим репертуаром, заводили заунывную, нескончаемую за время прогулки, лермонтовскую “Скажи-ка, дядя”. Наши вечерние "концерты", очевидно, нравились жителям Старой Риги. По крайней мере, жалоб, насколько помню, не поступало. По большим праздникам - большие праздничные дневные прогулки с офицерами, в парадной форме, при орденах, во главе колонны, со Знаменем училища (Военно-Морским флагом), под марши духового оркестра по главным улицам столицы Советской Латвии. Дети радовались несказанно! Поскольку ежедневные переходы большей частью были связаны с приемом пищи, имеет смысл остановиться и на проблеме питания. Кормили нас хорошо. А годы-то были еще послевоенные, неурожайные или малоурожайные. Но мы получали полный рацион. Начальник училища лично сам уделял большое внимание этой проблеме. Лучшие повара, прошедшие испытание камбузом Нахимовского училища, стали нашими. Продукты на камбуз поступали всегда качественные, по установленным нормам. Закладка в котлы всегда проводилась под бдительным присмотром дежурной службы. Пробу пищи ежедневно снимал сам Безпальчев.
Камбуз училища.
И все же, поначалу, нам суточного пайка не хватало. В училище мы все пришли заморенные длительным недоеданием в военные и послевоенные годы. При установившемся активном режиме молодые организмы начали быстрый рост и еще быстрее начали набирать вес. Делили на пайки хлеб, масло, сахар, иногда просили добавку. Вроде наедались, а через 2 - 3 часа снова хотелось есть. На втором курсе чувство постоянного желания поесть стало беспокоить меньше. Уже и первое оставалось в бачке, и добавок хлеба не стали просить, а кое-что из меню и вовсе перестало устраивать. Запомнилась В Латвии этого "добра" – немерено, самый доступный продукт. Вначале мы эти кильки-салаки ели с удовольствием. Но поскольку их давали и в обед, и в ужин (большей частью как добавку к другой закуске), нам они скоро поднадоели. В то время мы еще принимали пищу сидя человек по 20 за длинными столами. Рассевшись, первым делом начинали сразу же отправляли алюминиевые тарелки с салакой на край стола за ненадобностью. В один из обедов дежурному по училищу офицеру не понравилось наше отношение к закуске. Посмотрел он на эту процедуру и озабоченно, но строго спрашивает: - А почему не едите кильки? Молчание, наши головы опускаются ближе к тарелкам, шеи вдавливаются в плечи. Что тут объяснять, он ведь видит нашу трапезу не чаще одного раза в месяц, на очередном дежурстве, а у нас это ежедневно, да и не по одному разу в день. Лицо дежурного багровеет, он видит в этой акции попытку отказа от приема пищи. Может быть, в его голове запестрели картинки из кинофильма "Броненосец Потемкин"? Это угроза ЧП! - Почему, спрашиваю, не едите кильки? Вам что - не нравятся советские кильки? - взрывается дежурный. И тарелки с салакой от края стола поползли в обратном направлении на свои места. Это было в 1952 году. Много позже я дошел до осознания, что бутерброд с килечкой, украшенный срезом вареного яичка, да под... Но не буду отвлекаться. Конечно, килечка – вкусная вещь, и очень к месту в нужный момент.
Уже к третьему курсу мы имели два роскошных просторных столовых зала на втором и третьем этажах учебного корпуса, под клубом. Столики на 4-х человек, прекрасная столовая посуда, накрахмаленные и отутюженные белоснежные льняные салфетки в именных мельхиоровых колечках на столах. Каждый стол и место за ним расписаны, закреплены за конкретным курсантом на постоянно. Между столами замелькали молоденькие официантки в белых кружевных передничках и тоже накрахмаленных кокошниках, ряды которых поредели после первого выпуска. Не говоря уже о хлебе, но даже часть сливочного масла и сахара после окончания трапезы оставались на столах. Мы наелись. Но не покидало чувство тревоги от устоявшегося поверья, что нам в чай добавляют на камбузе бром, как средство притупления юношеской эмоциональности, так скажем. Название этому препарату дали простое и однозначно понимаемое - "Антистоин". Число сомневающихся в том, что это соответствует действительности, было незначительным. Уже в пенсионном возрасте "со стажем", собравшись с бывшими коллегами-ветеранами на очередной пикник по какому-то случаю, в разговоре о былом один товарищ спросил: - А помните, в училище нам давали "Антистоин"? Присутствующие вспомнили сразу, закивали головами, заулыбались. Когда после паузы товарищ с грустью добавил: - Только сейчас начало действовать, - взрыв смеха последовал за признанием. А еще хорошо помнятся строевые занятия, бесконечные тренировки к очередным парадам. Парадов было много: 23 февраля в день рождения Армии и Флота, 1-го Мая в честь солидарности трудящихся всего мира, в Дни Победы над Германией и Японией, 7 ноября в ознаменование Дня Великой Октябрьской Социалистической революции, местный парад в День Военно-Морского Флота. Сам по себе, парад - дело скоротечное. Но подготовка к нему! На неделе 2-3 дня по паре часов отбивали строевой шаг, отрабатывали равнение в движении, повороты колонн в движении, ответы на приветствия и поздравления воображаемых начальников. Затем, то же самое, но с нашими длинными винтовками Мосина. Я уж не говорю об одиночной строевой подготовке, которая задолго предшествовала этому. Тренировки большей частью проводились на прямо у стен Рижского замка. На эту площадь взирали окна квартиры нашего начальника училища. И подспудно сидело в голове: "А вдруг он за нами наблюдает?" Мы знали, что если Батя узрит какую "халяву" на тренировке - мало не будет никому!
Площадь пионеров ныне -
Ближе к дням торжеств к нам подключался духовой оркестр. И нас удивляло: оказывается, оркестранты ходят не хуже нашего. Когда успели научиться? Не доходило, что на их счету этих парадов и тренировок побольше, чем у нас. А на параде мы блистали и формой одежды, и исполнением строевых приемов. Только первый парадный сезон нас досаждало чувство ревнивой зависти, что КАУБО (среднее училище) на парадах ходит первым, а мы ("высшие") - вторыми. Начальники нас успокаивали: они, ведь, "краснознаменные"! Ну что ж, Богу - богово! Однако, эта "несправедливость", видимо, беспокоила и наше начальство. Оно, ведь, тоже бывает не лишено таких же чувств. Начальство похлопотало и, к всеобщей нашей радости, мы стали ходить на парадах первыми. Хотя эта радость длилась не более двух сезонов. КАУБО стало "высшим", а поскольку они еще и "краснознаменные", то уже заслуженно и безропотно с нашей стороны возглавили все последующие торжества. Запомнился парад 7 ноября 1953 года. День выдался по-осеннему ненастным. Накануне шел нескончаемый дождь, все поле площади Победы (“Узвара”), где всегда проводились парады, было в лужах воды. Временами с порывами ветра дождевые струи увлажняли участников парада и его гостей. Но парад был неотвратим! Принимает парад командующий войсками Прибалтийского Военного округа генерал армии Баграмян Иван Христофорович. Настрой у всех, вопреки ненастью, - показать класс! И мы показали! В тот первый и последний раз на парад мы обули рабочие ботинки из добротной яловой кожи. Ни ботинок, ни ног не жалели, брызги летели выше головы! Видимо, с трибун зрелище выглядело эффектно. Генерал Баграмян объявил благодарность училищу и повелел вписать благодарности в служебные карточки каждому участнику парада. Я долго гордился этой первой большой похвалой, расценивая ее, как личную мне.
Генерал армии Иван Христофорович Баграмян со своей внучкой.
КАУБО. Отношения с береговыми коллегами складывались сложно. И не ревность в первенстве на парадах была тому виной. Первопричиной стали разные уклады. У них он был уже сложившимся, имел многолетние традиции. Кстати, наш Батя свою ВМУЗовскую карьеру начал именно в этом училище еще до войны, в Севастополе, где дислоцировалось училище. У нас же традиции еще только начинали зарождаться. И не все несли высокую нравственность и высокую культуру. Представьте, мы идем в свои первые увольнения в город. Встречается почти такой же курсант, как и ты, разве что с красной окантовкой погон, а не с белой, как у нас, и большим количеством "галочек" на левом рукаве. И ты слышишь вслед: - Товарищ курсант! Недоуменно оглядываешься, ищешь глазами большое начальство, которому зачем-то понадобился, и видишь перед собой только такого же горемыку, устремившего на тебя вопрошающий взор. - Меня, что ли? – “Может, какой знакомый, или что-то хочет спросить…" - перебирают извилины в мозгу. - Вы почему не приветствуете? – вопрошает курсант. - Кого? - возникает невинный вопрос. - Как это "кого"? Меня! Вы что, разве не видите? – набирает экспрессию диалог. - А кто ты такой? Катись-ка подобру-поздорову, - возбужденный отпор "нахалу". - Я курсант старшего курса! - не менее возбужденное резюме обиженного старшекурсника. Нас инструктировали перед увольнением, напоминали правила поведения в городе, естественно, напоминали требования Уставов в части воинских приветствии старшим по званию. А то, что их надо отдавать и старшим по курсу - этого нам не объяснили, поскольку старшего курса у нас еще не было. Мы были единственными, а воинские уставы насчет старшинства по годам службы - безмолвствовали . Заканчивались подобные встречи не только перебранкой, но и драками. Постепенно их "каубовское" болезненное самолюбие смирилось с "де-факто", не стали они проявлять эту традиционную особенность за пределами своих ворот. Со временем притерпелись, адаптировались, смирились с существованием себе подобных, но с небольшими странностями. А через пару лет, ходила молва, что отдельные подружившиеся наши курсанты даже стали бывать в КАУБО на танцах. Было и еще одно среднее Военно-Морское летно-техническое училище. Но оно размещалось где-то вдали, на окраине Риги, в районе Киш-озера. Их курсанты в центре бывали редко, к нам относились с пиететом. Мы же, в свою очередь, принимали почитание благосклонно. На кличку "мокрицы", которую мы им дали, они не обижались.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
В доме, построенном по своему проекту, он создал сотни гениальных полотен-марин – всего около 6 тысяч. Часть его картин составляет обширную экспозицию местной картинной галереи, которую он основал в своём доме и подарил городу. В конце лета вернулись в Североморск. Постоянные разъезды ансамбля (значит, отсутствие дома) вынудили Алю покинуть этот динамичный коллектив и перейти в местную музыкальную школу. Это позволило больше уделять внимания своему ребёнку, который требовал ежедневного внимания и ухода. Музыкальная школа была единственным учреждением такого рода в городе, и потому блатным учебным заведением с чисто женским коллективом. Попытки мужчин внедриться в него обычно заканчивались неудачей. Знаю о внутренних нравах школы только по рассказам очевидцев, поэтому подробности раскрывать не считаю возможным. Сам же был неоднократным свидетелем, как бурно приветствуют колонну школы и, особенно её директрису, трибуны и зрители на ежегодных парадах-демонстрациях на центральной площади города. Как большой белый лебедь гордо проплывала дородная директриса и за ней – послушная толпа сородичей. Аля работала педагогом-иллюстратором. Эту должность ввели, кажется, специально для неё. Она, как я понял, не учила петь, а демонстрировала, как надо петь под аккомпанемент учащихся, которых обучали владению музыкальными инструментами. И таким образом, как бы продолжала сольную певческую деятельность. Пела и в ежегодных отчётных и праздничных концертах учеников школы, которые выступали в качестве хормейстеров. 22 мая 1967 года в отчётном концерте Аля исполняла арию из оперы Верди «Травиата», романс Чайковского «Примирение» и русскую народную песню «Степь, да степь кругом» под оркестр учащихся-баянистов. Пользовались большим успехом лекции-концерты, которые проводила директор школы Г.К.Брильц. Одна из таких лекций была посвящена творчеству композиторов «Могучей кучки». В концерте принимали участие профессиональные музыканты и преподаватели школы. Аля пела романс Ц.А.Кюи «Сожженное письмо» на слова Пушкина, арию Снегурочки из одноимённой оперы, а также арию Марфы из оперы «Царская невеста» и арию царевны Лебедь из оперы «Сказка о царе Салтане», все три произведения Римского-Корсакова, концертмейстер Роза Геннадиева.
В этом же году состоялась передача-концерт на Диктор телевидения, представляя двух молодых певцов (Алю и молодого человека), рассказала об их творческом пути. Они исполнили несколько арий из опер, песен и романсов. Сохранилась в домашнем архиве любительская запись части этого концерта с телевизора, к сожалению, низкого качества. Начала своё выступление с «Ave Maria» Шуберта. Затем пела арии из опер Бизе и Верди, несколько романсов, в том числе «Сон» Грига и «Нимфа» Римского-Корсакова, а также русские народные песни «Отставала Лебёдушка», «Над полями да над чистыми» и др. 5 ноября на концерте после торжественного собрания города, посвященного 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции, Аля спела песню Броневицкого «Такая любовь». Концерт заканчивался хореографической сюитой «Дружба народов» в исполнении танцевальной группы ансамбля Северного флота. 17 ноября Аля участвовала в сводном концерте музыкальных школ Североморского района и пела русскую народную песню «Над полями да над чистыми» в сопровождении оркестра баянистов музыкальной школы. Последний аккорд в Североморской школе был поставлен 24 декабря 1967 года. В первом отделении отчётного концерта Аля спела романс Рубенштейна «Ночь» под аккомпанемент ученицы педагога Ф.С.Пастернак Дины Васильевой и арию Микаэлы из оперы Бизе «Кармен». Во втором отделении концерта Аля выступила в роли режиссера постановщика пьесы-сказки «Новогоднее приключение трёх маленьких друзей». В сентябре 1967 года Маша пошла в первый класс местной средней школы № 1 на улице Кирова. Школа находилась сравнительно недалеко от дома и, кроме самых первых дней, ходила самостоятельно. Учительница была очень внимательна к ребятам, они отвечали повышенной привязанностью. С наступлением очень снежной зимы добираться до школы стало сложнее. Возвращаясь утром с дежурства оперативным по части, я имел возможность наблюдать, как стайка детей, в том числе и наш ребёнок, добирается в школу, штурмуя снежные заносы. Они вваливались в класс часто с опозданием из-за непогоды, засыпанные снегом. Учительница тщательно обметала снег, помогала раздеться и сушила мокрую верхнюю одежду в классе на батареях. К сожалению, учиться в этой обычной, но хорошо организованной школе пришлось лишь одно полугодие. Мысль о необходимости перевода в Ленинград возникла не вдруг. Прошло 10 лет «беспорочной» службы на Севере, из них 5 лет – в ракетной части в Североморске. Требовалась смена обстановки. Угнетала быстро устаревающая техника лаборатории. Новинки ракетной техники шли транзитом на побережье. Здесь же нагромождались горы бесперспективного вооружения. Никто эти завалы разгребать не торопился. Как это аукнется взрывами и пожаром в будущем, никто предвидеть не мог.
Перед началом майского парада Североморского гарнизона на улице Сафонова. На фоне тягача с зенитной ракетой капитан 3 ранга В.Дмитраж (слева), начальник цеха зенитных ракет, майор Н.Дорватовский и я. Все в парадных шинелях с кортиками и в белых перчатках. Город Североморск, 1 мая 1967 года.
Существовали и другие причины. Одна из них связана с необходимостью думать не только о своем здоровье, но и о здоровье семьи. Пока были молоды, влияние природного фактора под названием «Север» не ощущалось. Судя по записям в медицинской книжке, к врачам в этот период, практически, не обращался, за исключением болезни гриппом. Однако отрицательные факторы влияния Севера существуют. Медицинские справочники отмечают повышенную солнечную активность летом и ультрафиолетовое голодание зимой, сухой с недостатком кислорода воздух, резкие перепады давления и низкую минерализацию питьевой воды. Эти и другие аномалии медленно и незаметно ослабляют защитные функции организма, способствуют появлению некоторых болезней. Родители и близкие оставались в Ленинграде, с возрастом всё чаще болели и требовали нашего непосредственного присутствия и внимания. Частые поездки по семейным обстоятельствам не поощрялись командованием, были разорительны в экономическом отношении и не решали проблемы. Хотя Аля и не рвалась с Севера, я всё же начал искать пути возвращения в пенаты. Это оказалось делом непростым. В своё время существовала система плановых переводов с флота на флот. Я уже этого сказочного периода офицерской службы не застал. Всё зависело от личной инициативы и связей. Отдел кадров флота мог отправить на Новую Землю по своей инициативе, а в Ленинград – нет вакансий. Обязательным условием перевода в город на Неве являлось наличие там жилья. Точнее, само жильё, как таковое, никого в серьёз не интересовало – нужно было представить справку о наличии жилья. В этой игре с кадровыми службами у нас был козырь, т.к. такую справку без труда могла взять жена. Сам же я – вряд ли, по крайней мере, без больших хлопот. Феномен заключался в том, что у меня никогда не было паспорта и, следовательно, штампа о прописке. Я вырос в казарме и обходился без общегражданских документов. В Ленинграде я, может быть, и был прописан до войны на Моховой улице, где жил с родителями до 1941 года. После войны вернулись в Ленинград, но в нашей квартире жили другие люди, а наша семья какое-то время мыкалась по углам у родственников и билась в судах. С 1946 года я учился в разных военных училищах и вопросами прописки не интересовался. Конкретными вопросами о переводе начал заниматься в 1966 году. Находясь в отпуске, посетил отделы кадров ряда училищ и военных институтов. Нигде не отказывали, но и не ждали с распростёртыми объятьями. Помог, как часто бывает, его величество случай. В техническом отделе нашей ракетной части какое-то время работал выпускник Военно-морской академии Служил и работал добросовестно, но чувствовалось, что его потенциальные возможности значительно выше. Работа в этом отделе явно не требовала академических знаний. Вскоре, правда, ему предложили место преподавателя в академии. Провожая его, я без особой надежды сказал, чтобы он подыскал мне место службы в Ленинграде. Он же, оказывается, воспринял мою просьбу вполне серьёзно. Волокита в кадровых службах заняла по времени около года, в результате в конце 1967 года я вместе с семьёй перебрался в Ленинград.
2.4. Флагман морской науки. (Военно-морская академия, 1967 – 1980)
Специалист подобен камбале - зрит в одну сторону.
К.Прутков.
2.4.1. В водовороте информации. (отдел военно-технической информации, 1967 – 1975).
Новый 1968 год отмечали уже в Ленинграде. Закончился первый этап флотской службы, связанный с Заполярьем. Предстояло обустроиться и утвердиться на новом месте, что обычно не просто. Разместились мы с согласия тёщи в её двухкомнатной квартире на улице С.Перовской. И всё было бы приемлемо, если бы не «овраги» - вдруг возникшие обстоятельства. Пока мы длительное время отсутствовали в Ленинграде, эта комната фактически пустовала. Но стоило нам разместить там свои вещи (разгрузили 5 т контейнер с мебелью и вещами), как сразу же появились родственники - претенденты на эту комнату. Видимо, боясь потерять эту жилплощадь, молодая семья Гали (родная сестра Али) срочно выехала от родственников мужа, где жила в отдельной комнате в другом районе города, и расположилась на Перовской. Де-юре это было законно, т.к ранее в этой квартире были прописаны обе сестры и, пока были школьницами, жили вместе в этой комнате. Теперь же в эту 18-метровую комнату, перегороженную шкафом на две части, было втиснуто две семьи (четыре взрослых и два ребёнка). Продолговатая комната с одним окном превратилась в склад мебели с угловыми (точнее, зашкафными) жильцами. Подселение Горбуновых было неожиданным, и я оказался неготовым к такому повороту событий. О нашем плане возвратиться в Ленинград они знали заранее, и никаких возражений не возникало, а мы знали, что комната пустует. Аля не захотела конфликтовать со своей младшей сестрой, смирившись с этим фактом. Я же был уверен, что никакой реальной необходимости в этом не было. Это подтвердили события ближайших месяцев: когда мы переехали в Дачное (район в южной части города), Горбуновы вернулись в прежнюю квартиру. Неприятный осадок в душе у меня сохранился на многие годы. Мои энергичные попытки решить жилищный вопрос путём временного снятия квартиры или вступления в ЖСК не увенчались успехом. Жилищная проблема в городе была ещё более остра, чем на Севере, и сходу увязла в бюрократическом болоте. Всё решило время. В остальных житейских делах всё складывалось благополучно. Аля вернулась в хоровой коллектив Капеллы, Машу определили в ближайшую
Военная служба также складывалась нормально. Сравнительно быстро освоился с обязанностями в совершенно новой сфере деятельности. С моим прибытием заканчивалось комплектование отдела военно-технической информации Военно-морской академии (ВМА), куда я был назначен приказом ГК ВМФ. Небольшой коллектив отдела состоял из семи человек: четырёх офицеров (начальник отдела, его заместитель, старший офицер отдела и офицер), двух инженеров, как правило, офицеров запаса, и делопроизводителя. Начальник отдела занимал небольшой отдельный кабинет, остальные – в общей просторной светлой комнате рядом. Три офицера отдела неофициально назывались кураторами определённых факультетов академии. Далее я буду использовать слово куратор вместо официальных названий должностей. Заместитель начальника отдела Смирнов Геннадий Александрович курировал командный (первый) факультет. Мне предназначались факультеты вооружения (второй) и кораблестроения (третий), Егорову Анатолию – факультет радиоэлектроники (четвёртый). Основные обязанности кураторов заключались в обеспечении профессорско-преподавательского состава академии научно-технической информацией. Надо отметить, что не только отдел был впервые образованным, но и дело, которым предстояло заниматься, также было новым. В отличие от военно-морского училища, академия выполняла большое количество научно-исследовательских работ для ВМФ. Исполнителями этих работ были преподаватели кафедр и научные сотрудники некоторых лабораторий, для которых требовалась постоянная подпитка информационными новинками, каждому по своей специальности. Базовым элементом существующей системы информации на протяжении многих лет служила богатая фундаментальная библиотека академии. Добросовестные и квалифицированные работники библиотеки работали традиционным методом и только по открытой литературе, и не имели возможности заниматься тематическим подбором информации для каждого исполнителя НИР. Новому отделу предстояло создать гибкую систему индивидуального обеспечения информацией, в т.ч. и секретной.
Изучение новой профессии облегчалось тем, что все сотрудники отдела находились в равном положении и вместе осваивали азы информатики. Общегосударственная система научно-технической информации также ещё только формировалась, и подготовленных специалистов в этой области знаний практически не было. Первым делом в отделе была налажена серьёзная учёба по специальности. Библией и единственным учебным пособием служила монография профессора А.Михайлова «Основы информатики» - компиляция на основе многочисленных зарубежных источников печатной информации. Все сотрудники отдела, не зависимо от возраста, который колебался в широком диапазоне – от 30 до 60 лет – учились с охотой. Старшее поколение – «деды» (оба капитаны 1 ранга в отставке) – выполняли полезную и конкретную работу. Капустин Иван Георгиевич, бывший политработник, занимался организацией участия учёных академии в семинарах, симпозиумах и других научных мероприятиях в стране и за рубежом. инженер-кораблестроитель, кандидат технических наук, бывший преподаватель кафедры военного кораблестроения, имел богатый опыт написания научных докладов, рефератов и других подобных документов. Его крупных размеров голова с копной седых волос была генератором идей и дельных предложений. В свободное от работы время он продолжал писать и публиковать книги по актуальной для флота тематике. В нашей домашней библиотеке есть его две последние книги: «Авианосцы и вертолётоносцы» (в соавторстве с З.Ф.Слепенковым и Б.А.Колызаевым), Воениздат, М. 1972, и «Аварии и катастрофы кораблей», Л. Судостроение, 1977. Обе книги с дарственной надписью автора. После увольнения из отдела по возрасту и до последних дней жизни (в 1985 г) он продолжал работать над новой книгой, которая была посвящена судам на воздушной подушке. Ежегодно в день рождения Короткина, по его приглашению, мы со Смирновым и Капустиным продолжали посещать юбиляра в его холостяцкой квартире (жена давно умерла) на Васильевском острове, где он занимал две большие комнаты в обширной коммунальной квартире. Эти вечера превращались в дружеские самоотчёты за прошедший период и обмен разнообразной информацией. Хлебосольный хозяин дома с удивительно молодой не по возрасту душой делился своими планами, показывая пример жизнелюбия и творческого долголетия.
Часть ежегодного отпуска в 1968 году провёл в Центральном санатории МО СССР в Крыму. Хотя наступило календарное лето, и июньское солнце припекало, но вода оставалась холодной (+15°). Пробовал окунуться, но это не доставляло удовольствия. Особых впечатлений этого посещения курортной зоны в Крыму память не сохранила. Кроме посещения дегустационного зала Ялтинского треста ресторанов крымского «Укркурортторга», основанного А.И.Микояном в 1958 году. Дегустация марочных вин комбината «Массандра» и института «Магарыч» проводилась сеансам по 30 минут, в течение которых предлагалось попробовать 10 сортов вина, разлитого в крохотные рюмочки. В домашнем архиве сохранился входной билет, стоимостью 1 руб. 50 коп., на оборотной стороне которого я записал названия предложенных вин: алиготе, мадера, портвейн белый, портвейн красный, кагор (название от одноимённого города во Франции), кокур (сорт винограда), солнечная долина (с «букетом» персика), мускат белый южнобережный (мускус-аромат), токай южнобережный (токайские сорта винограда – от названия реки в Венгрии), мускат белый «красный камень» (от названия деревни Краснокаменки). Дегустационный зал размещался в удлиненным прохладном подвальном помещении за длинным дубовым столом и стульями, стилизованными под винные бочки. Дегустация сопровождалась любопытным рассказом винодела об истории каждого сорта вина, целебных свойствах и культуре винопития. Конец 1968 года оказался беспрецедентным на печальные события семейного масштаба. 28 октября на 85 году жизни скончался дед Али – известный в своих кругах музыкант Евгений Александрович Елизаров. Всю осень он болел и провёл на своём массивном диване в окружении врачей и родственников. Двухкомнатная квартира деда на улице Софьи Перовской под номером 111 находилась рядом с квартирой Александры Евгеньевны, куда мы втиснули свои вещи и где ночевали гуртом. Большую часть времени, особенно по выходным, проводили за стенкой в компании Алиных тётки и бабушки, поэтому были непосредственными свидетелями его последних дней и минут жизни. Накануне кончины он почувствовал себя лучше, и появилась надежда на выздоровление. Однако на следующий день домочадцы, находившиеся на кухне, услышали звон разбитой чашки, выпавшей из рук деда. Это был конец его земной жизни. С помощью Саши Давыдова (троюродный брат Али), жившего в этом же доме, перенесли деда в морг рядом расположенной больницы имени С.Перовской. Через несколько дней его провожали в последний путь на Северное кладбище (в Парголово) близкие родственники и немногочисленная делегация музыкантов. Следующим ударом стала смерть на 51 году жизни моего отчима (автор учеб. пособия "Основы картографии"). Каждая смерть – трагедия для семьи, особенно если уходит из жизни человек в расцвете творческих сил. Нельзя сказать, что всё случилось неожиданно. Последний год он тяжело болел, перенёс операцию на мочевом пузыре (рак), но выздоровления из-за поздно принятых мер не произошло. Гражданская панихида проходила в Гидрометеорологическом институте, где он преподавал больше 20 лет. В скорбном молчании мимо гроба прошли студенты и преподаватели института. Похороны состоялись 15 ноября на Большеохтинском кладбище в присутствии нескольких сотен студентов и сотрудников, которые на руках пронесли гроб от ворот кладбища до места захоронения. Выступившие на панихиде профессора и сослуживцы, как в институте, так и на кладбище искренне сожалели о потере одного из лучших преподавателей института. По прошествии многих лет не просто описать атмосферу проводов в последний путь уважаемого на работе и так нужного в семье человека. Эти дни были действительно скорбными днями, как дома, так и в стенах института. Ему бы жить ещё, да жить. Тем более, что, после нескончаемого лихолетья, жизнь постепенно начала налаживаться. Всего несколько лет назад семья переехала в отдельную квартиру, налаживался домашний быт, впервые появился относительный достаток. Доцентская зарплата позволила наконец-то приобрести первое в жизни приличное зимнее пальто, которое осталось практически не ношенным. На работе завоёвано признание в научных кругах и любовь, и уважение сослуживцев, на выходе – издание новых учебных пособий и научных статей в области картографии и аэросъёмки. Всё рухнуло в одночасье, и семья осталась без кормильца. Мать была в отчаянии от потери мужа и средств к существованию, т.к. её мизерная пенсия в 60 рублей на двоих позволяла лишь не умереть с голода. Через несколько дней после этих печальных событий мама предложила моей семье переехать с Перовской в Дачное. Без особых раздумий предложение было принято. Наше новое жильё роскошным назвать было бы преувеличением, но в сложившейся ситуации стало выходом из тупика. Вскоре переехали и разместились в малогабаритной четырёхкомнатной квартире по проспекту Ветеранов (дом 8, квартира 10). Это была так называемая с общей площадью 37,5 кв.м. Мама устроила себе гнездо в бывшем кабинете мужа, площадью не более 8 кв.м. Вместо письменного стола поставили кровать, но жизненного пространства в комнатке оставалось немного, т.к. значительную площадь занимал книжный шкаф. Этот шкаф был сделан по заказу и занимал всю глухую стену от пола до потолка по всей длине комнаты. Бабуля осталась в своей крохотной пятиметровой комнатке напротив совмещенного с ванной туалета. Маша получила лучшую 9-метровую квадратную комнату, а нам с Алей досталась сравнительно большая 15-метровая проходная гостиная, из которой был вход на кухню и в Машину комнату.
Позднее мама неоднократно пересказывала байку о том, как она получала ордер на новую квартиру. Дом на улице Маяковского, где жила наша семья, в начале шестидесятых годов поставили на капитальный ремонт с расселением жильцов. Когда в жилищном комитете выписывали ордер, то предупредили, что в квартире совмещенный с ванной санузел и проход на кухню через большую комнату. Намаявшись в коммуналках, мама была так рада любой отдельной квартире, что ничтоже сумняшеся произнесла: «Если бы мне сказали, что проход на кухню через крышу, я не обратила бы на это никакого внимания». После этой фразы есть ещё одна, не лишённая юмора: «И действительно, три человека будут жить каждый в отдельной комнате, и ещё одна общая – да это же я буду жить, как госпожа Черчилль!» Как немного надо простому советскому человеку для полного счастья.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Пробежал незаметно определенный срок, и встал вопрос зачетов, экзаменов, контрольных работ, потребовалось подтверждение усвоенного. Вот тут и вырисовался "багаж" каждого, с которым он пришел в училище. Оказалось вдруг, что на плохо вспаханной почве большие урожаи проблематичны. Проросли массово "хвосты", в зачетках появились "гуси-лебеди" – двоечки. И пошло неведомо откуда определение “албанец”. И даже без всякого обидного подтекста, а чисто по определению. Допустим, что-то тебе не совсем понятно, обращаешься к коллеге за помощью. А тот в меру своего понимания и таланта пытается как-то разъяснить, а если не возымело - тут же: "албанец". А могло быть и без повода: "Слушай, албанец, ты чем будешь заниматься на самоподготовке?" Просто так, безобидно, как "будь добр". Трудно объяснить первопричину. Может замедленная реакция, как национальная черта части этого народа, побудило моду. Но, к слову сказать, моя рота по основному месту формирования была несколько своеобразной. Во-первых, многонациональной. Представительство национальностей в роте (по нисходящей) было примерно таким: русские, азербайджанцы, армяне, украинцы, евреи, осетины, коми, чуваши и многие другие. Причем, как сейчас говорят, "лица кавказской национальности" составляли добрую половину. И что надо отметить - никаких национальных конфликтов не было. Конфликты могли возникать по пустякам, и только в силу природной горячности характеров отдельных коллег, что быстро и дружно улаживалось в своей среде.
Но, еще раз обращаюсь к общеобразовательной школьной подготовке. Уровень ее у курсантов, прибывших из сельских районов Закавказья, заметно выделялся в худшую сторону. Многим из них пришлось расстаться со званием "курсант", сменив его на "матрос", и продолжить дальнейшее обучение в Таллиннском флотском экипаже. Помнится Алеша Мирзоян (Алеша - его полное имя) из горного армянского селения до поступления в училище не столько учился, сколько чабанил. Занимался классической борьбой, физически был очень крепким, но науки давались с величайшим трудом. Находились "остряки", спрашивали: "Алеша, за сколько баранов ты купил аттестат?" От обиды глаза его наливались кровью, но, по своему добродушию, долго обиду не таил. Кое-как умудрялся натянуть "троечки" по отдельным предметам. И то благодаря природной хитрости - отлавливал преподавателя, говоря: "Товарищ "N", я ваш предмет больше всего люблю, мне он так нравится, но я тут что-то не понимаю, я выучу, клянусь. Поставьте мне "тройку" (зачет)". На большее он не претендовал. И срабатывало! Но не всегда. На контрольной по высшей математике весь класс помогал ему решить на доске какое-то уравнение, что обеспечивало ему "тройку" и перспективу какое-то время продержаться. Процесс решения уже довели общими усилиями до финального знака равенства. А я из кожи лез вон, из-за спин впереди сидящих товарищей показывал значение правильного решения, написанное на "экране" – листе бумаги. И тут Алеша (о, ужас!) написал часть правильного ответа, стер его тряпкой и вывел “двойку”. Председатель комиссии утвердил решение лаконично: “Вы правильно оценили свою работу”. Каково же было негодование Алеши на меня! Никакие мои протесты на несправедливость его упреков, никакие мои клятвы и заверения, что я не показывал такой ответ, Алешу не убедили. В тот же день училище распростилось с Алешей. Ушел он от нас с несправедливой обидой на меня. Я это подтверждаю и спустя почти полвека. А широкоупотребительная кличка “албанец”, наконец, обеспокоила командование. Наш "отец и наставник", командир роты, собрал нас и провел короткую, но убедительную беседу: - Я слышал, многие из вас обзываются “албанцами”. Это нехорошо. Албания - это дружественная страна, и употребление названия этой страны в неподобающем виде не способствует укреплению дружбы народов социалистического лагеря. Подумав какое-то время (получилась как бы естественная артистическая пауза), для более глубокого восприятия значимости мысли добавил: - Но если вам так уж невтерпеж, то вы хоть "турками" обзывайтесь. Разойдись! После такой доходчивой беседы "албанцы" вышли из употребления, а "турки" тоже не привились.
Глава 3. БУДНИ КУРСАНТСКИЕ.
В курсантском коллективе, как и в любом другом, смешное чередовалось с грустным, радости перемежались горестями, а то и трагедиями. Светлые периоды сменялись темными, как рисунок матросского тельника. При всех положительных процессах, ряды первого набора училища ко второму курсу поредели на целую роту. И не только по причине неуспеваемости, но и по недисциплинированности. Пьянство и самовольные отлучки, повторные опоздания из увольнения, драки в городе с гражданскими соперниками, поклонниками наших девочек - все шло в строку! На вечерних поверках уже стало как бы традицией - зачитывать приказы об отчислении из училища. Приказы начальника училища звучали величественно и традиционно жестоко: "Курсанта "N" за систематическую низкую успеваемость (или, например, за приведение себя в нетрезвое состояние путем распития спиртных напитков, или следует другая причина) разжаловать в матросы и направить для дальнейшего прохождения службы во Флотский экипаж. Срок службы в училище не засчитывать". И так ежевечерне, за редкими исключениями, от одного до 5-7 человек. Да, "не засчитывать". А впереди - пять лет срочной службы на кораблях. Тогда на флоте служили еще по пять обязательных лет.
А требования к курсантам все возрастали, дисциплина ужесточалась, особенно после вступления в должность Начальником ВМУЗ Кучерова С.Г. В курсантской среде появилась даже горькая шутка: "Один правит - все трясутся", с намёком на фамилию. Не обходилось и без курьезов. Вот один из них. Был в нашем классе курсант Баширов. Ничем особенным в нашей среде не выделялся, разве что крупным носом на худощавом узком лице. Ни блестящих успехов в учебе (чаще на "троечку", или "троечку с натяжкой", иногда под честное слово, что выучит, пересдаст), ни заметных физических данных. Но в целом сдержан, исполнителен. Хотя, насчет "физических данных", я не совсем прав. Занимался он классической борьбой и даже был несколько раз чемпионом училища в наилегчайшем весе - ему не могли подобрать соперника в этой категории. Он был единственным, все остальные были тяжелее. И вот в одно субботнее или воскресное увольнение курсантов "на берег", получил "добро" на отдых и курсант Баширов. Заканчивался погожий осенний день. И пришел нежданно в училище, к возвращению уволенных, начальник училища капитан 1 ранга Безпальчев. Практиковал он иногда подобную акцию, интересовался тем, где и как провели время курсанты. Давал советы на будущее, делал замечания по внешнему виду, содержанию и правилам ношения формы одежды. И все же, при всем его благодушии, если не было поводов к замечаниям, встреча с ним вызывала какую-то оторопь. Лучше, когда проскользнешь незаметнее. В тот поздний вечер занял он открытую наблюдательную позицию на улице у парадного подъезда училища. Все шло своим чередом: усталые, но довольные возвращались с "отдыха" на покой курсанты. И вдруг, громы небесные! Прямо на Безпальчева, из темноты, к освещенной площадке у парадного подъезда на неравномерном зигзаге, неровной морской походкой выплыло нечто курсантоподобное. Это "подобное" тоже узрело опасность по курсу, отпрянуло в сторону и переменными курсами и скоростями начало отрыв в направлении городского канала. - Догнать! Взять! Доставить! Выяснить, кто такой! - взревело начальство нечеловеческими голосами. Засуетились, забегали служивые, догнали, извлекли из кустов сирени тело и под белые руки доставили в вестибюль училища.
Высокий, с двумя рядами колонн вестибюль блистал обилием света от ярких настенных бра и громадной хрустальной люстры по центру. Между двух колонн на небольшом постаменте замер часовой у Знамени училища. В ужасе застыли дежурный по училищу, его помощник, рассыльный, командиры рот, дежурные по ротам. Внесли тело. Влетел разъяренный Безпальчев. Тело, а им оказался Баширов, обвело мутным взором присутствующих, остановило свой взор на Знамени, громко изрекло: - Умру за ЦК Партии! - выскользнуло из объятий сопровождающих и бесчувственно рухнуло на пол. «Ай да Баширов, ай да сукин сын!», - сказал бы Поэт. Задал головоломку Руководству. До понедельника оно судило-рядило, а нам объявило: "Курсанта Баширова, за приведение себя в нетрезвое состояние путем распития спиртных напитков, подвергнуть аресту на семь суток с содержанием на гарнизонной гауптвахте". Из объявленных семи, Баширов отсидел пять. Через месяц взыскание было снято. Еще через месяц он стал кандидатом в члены партии, старшиной 2-й статьи и моим командиром отделения . Не поделился Баширов с нами причинами своего грехопадения. Но казарменные аналитики выстроили свою версию: приезжали земляки, сделали удачную коммерцию лавровым листом на знаменитом
Окончил Баширов училище ни шатко, ни валко и затерялся где-то в береговых частях. На флоте его не видели. Но все это - "мелкие брызги", как говорят, или "пена". Всегда при решении главных проблем что-то где-то всплывает. А главными были: учеба, тренировки, зачеты, экзамены и т.д. Все вертелось вокруг этого. Из нас умело лепили нужный материал. Учебный процесс формировался традиционно. Как в любом другом высшем учебном заведении, с той лишь разницей, что под постоянным присмотром командиров разных рангов, с обязательной уставной субординацией, все в рамках строгих ритуалов, по строгим правилам Уставов Вооруженных Сил. И стимулы другие: получил "двойку", не сдал "зачет" - сиди без берега. Провинился в чем - тоже сиди без берега. Находишься в составе вахты, дежурства, караула, естественно, какое уж тут увольнение. А увольнение проводилось (при отсутствии всех "если") только по субботам вечером и в воскресные дни с обеда до ужина, или после ужина - кому как повезет. Сидишь, бывало, "без берега", поглядываешь в окна на окрестные бульвары, где рассекают довольные жизнью и свободой твои сверстники-студенты с девочками, улыбочками, флиртами. И где уж тут до восторженной романтики. Скорее лезут черные мысли: кой черт меня попутал... Но вот вырвался в увольнение - все радости жизни в твоих руках! Ты молод, весел, жизнерадостен, весь в предвкушении чего-то неземного. Все вокруг красиво, мило, мысли и желания враздрай. И если уволился днем, к твоим услугам кинотеатры, парки, аллеи. Уволился вечером - все дороги ведут на танцы в какой-нибудь клуб. А клубов в Риге – не сосчитать. “МВД”, “МГБ”, “На Вальню”, “Баранка” (автомобилистов), “Железка” (МПС) и т.д., и т.п. Наконец, "Дворец пионеров" - шикарный паркет, интерьер, "пионерки" 9 - 10-ти классного возраста, интерес к которым после второго курса угас. Традиционный клубный музыкальный ансамбль: аккордеон, саксофон-кларнет, труба, контрабас, ударные. Иногда другие вкрапления. Репертуар - все танцевально-джазовое. Ждановские Постановления ЦК о борьбе с космополитизмом, о тлетворном влиянии разлагающей западной псевдокультуры до порогов клубов не дошли. Там звучали “Истамбул-Константинополь”, “Черная пантера”, “Меги-вуги”. “Краковяки”, “Польки”, “Па-де-катры”, “Па-де-грасы”, “Па-де-патинеры”, “Мазурки”, “Молдованески” и т.п. мы осваивали в клубе училища под свой духовой оркестр, перешедший по наследству из Нахимовского училища.
К слову, о клубе. Появился он у нас не сразу. В учебном корпусе место у него было в правом верхнем углу т.н. буквы “Л”. Но эта часть здания еще с войны оставалась разрушенной от попадания в нее, то ли немецкого артиллерийского снаряда, то ли от их же авиационной бомбы. В восстановленном виде мы получили это крыло только на третьем курсе. Восстановили его в объеме 4-го и 5-го этажей. Высокий, с двумя рядами колонн, как и в вестибюле парадного подъезда, хрустальные люстры, бра, золоченая лепнина на карнизах стен и колонн, прекрасный паркет. Наш клуб пользовался настолько большой популярностью у рижских девушек, что с их экспансией приходилось бороться доступными способами: лимитированием пригласительных билетов, выставлением пикетов. Но от их натиска все наши заслоны рушились, как карточные домики, они проникали все в больших количествах, поражая нас как вирусы. Танцы, конечно, занимали значительную часть досуга, но, надо отдать должное, что командование сумело организовать и привить другие, более интеллектуальные виды развлечений. Как-то незаметно появились в училище профессиональные режиссеры, хореографы, спортивные тренеры и др. Пошла работа по выявлению "талантов", пристрастий, увлечений (в положительном смысле). Образовались кружки художественной самодеятельности. Появились солисты вокала, драмкружок, кружок бальных танцев и плясок. Заработали спортивные секции классической и вольной борьбы, фехтования, бокса, тяжелой и легкой атлетики. И, естественно, хор! Это особая статья. В лозунговой форме это нечто такое: каждый взвод (класс) - отдельный хор. К примеру, как это осуществлялось. Во время самоподготовки заходит в класс командир роты, дает приказание старшине взвода построить класс в коридоре в колонну по два и вести в клуб на спевку хора. И никакие отговорки на отсутствие голоса, музыкального слуха - не помогут. Только квалифицированный вердикт хормейстера после выбраковки "бесталанного" мог избавить от хора. Я, грешный, голосовыми данными не блистал, но музыкальный слух был сносный, после определенного тренажа мог вести и первые партии, и вторые, за что удостоился даже доверия дирижировать хором. Но врожденная скромность и неумение осмысленно увязать жесты с музыкальной интерпретацией, не позволили взять на себя лестное предложение. В моем классе образовалось ядро любителей драматического искусства. Лидерами этого "движения" стали наши “скоморохи”, как в шутку мы их величали, - Борис Яшин и Юра Алексеев. В разговорах замелькали фамилии театральных знаменитостей: Грибова Алексея Николаевича, Рыжова Николая Ивановича, Яншина Михаила Михайловича, Топоркова Василия Осиповича, Попова Алексея Дмитриевича, его сына Андрея Алексеевича, Черкасова Николая Константиновича, Меркурьева Василия Васильевича. Повелись глубокомысленные рассуждения о Московской и Ленинградской театральных школах, о "системе перевоплощения" Станиславского и т.д., и т.п. От разговоров постепенно перешли к репетициям и постановкам отдельных миниатюр из классического репертуара, а затем и к спектаклям.
Появились в драмкружке и девушки, ученицы старших классов из соседней средней школы. Стало интересней. Втянули и меня, соблазнили ролью Апломбова в "Свадьбе" А.П.Чехова и только потому, что "жених" должен был (в перспективе) целоваться с "невестой". Объявились таланты в сольном вокале. Прекрасные теноровые партии исполняли Станислав Москалец, Слава Борщенко. С интересными национальными танцевальными номерами выступали наши кавказцы - Эдик Самедов и Володя Петросян. Прекрасную игру на фортепьяно демонстрировал Алик Шахназаров, а на баяне - Матвей Андреев. Талант художника открыли у Игоря Масленникова. Бывало, что по несколько дней толпились курсанты возле оформленной им стенгазеты. И привлекало не столько написанное, сколько нарисованное. У Игоря была манера в каждый рисунок вкраплять женские силуэты, как арабскую вязь. И мы подолгу, с интересом, расшифровывали его ребусы. Вскоре появились первые спортивные чемпионы училища: в классической борьбе - Гурген Симонян, по боксу – Юра Коркин. Со временем лучшие спортсмены приняли участие в соревнованиях на первенство ВМУЗ. Эдуард Дадунцев (бакинец), кандидат в мастера по шахматам, ученик Тиграна Петросяна, возглавил шахматную секцию.
по шахматам и шашкам - участница полуфинала южной зоны Всесоюзного юношеского командного первенства в Тбилиси. Сидят: Арустамов Ю., Левинов, Халилбейли С., тренер Абрамян С. Т., главный судья Зислин, капитан Хачатуров Н.Х., Хатунцев Н.; стоят: Мирза С., Королев М., Шаин И., Квач Н., Скалозубов В., Дадунцев Э. И др. 17 июля 1949.
Любители же азартных развлечений самозабвенно "забивали козла". В специальных занятиях, тренировках, строевой муштре, зачетах, экзаменах, культурно-просветительских мероприятиях дни бежали с курьерской скоростью. Во втором семестре первого курса мы (училище) получили новое пополнение - старших товарищей, готовый второй курс. К нам, основателям Рижского училища, прислали одну роту курсантов второго курса из Владивостока, из ТОВМУ, и один взвод из Севастопольского училища. До этого времени мы были единственными "любимыми". Теперь у нас появились "старшие братья". Приняли мы их доброжелательно, а позднее, на флотах, встречались, как с близкими родственниками. Годовые экзамены за первый курс приблизились так стремительно, что мы не успели не только оглянуться, но и должным образом подготовиться. Не хватало, как всегда, одного дня . Мой "недостающий день" пришелся на физику. Вытащив билет, я погрустнел. На первый вопрос, пожалуй, на "четверку" наскреб бы знаний, на второй мог "наговорить" с трудом балла на “три”. А вот третий вопрос и задача просматривались, как "торричеллиева пустота". В сумме "тройка" вырисовывалась весьма сомнительно. Можно было взять второй билет с заведомым занижением общей оценки на один балл, но это тоже рискованно. И тут прорезалось дремавшее чувство гордости, я отказался отвечать и сдал билет. "Два балла" однозначно лишали меня одной недели отпуска из четырех положенных для успевающих. А в отпуск, в первый курсантский отпуск, так хотелось!
Через день, которого не хватило, я уже знал почти все, через два - готов был сдавать безбоязненно. Но для досрочной сдачи лазеек не было. "Неделя и ни днем раньше", - распорядилось безжалостное начальство. В последующие дни я уже был завзятым консультантом другим коллегам по несчастью. Экзамен сдал блестяще. Все вопросы, задачу - "без сучка-зазоринки". Мне дополнительные вопросы - отчеканил, еще задачу - решил с ходу на доске. Тогда задают самый каверзный вопрос - об эффекте "просветленной" оптики и его физическом обосновании. Пожалуйста! Председатель комиссии удивленно спрашивает: - А почему вам на экзамене поставили двойку? - Да я не стал сдавать, - "скромно" пролепетал я. - М-да, извините, "пятерку" вам поставить не сможем. Все же вторая сдача...- прокомментировал председатель. Да мне "нужен не балл - лишь бы отпуск не пропал" - пропело в душе курсантское кредо. Уже в предпенсионном возрасте мой однокашник Виктор Асмолов почему-то благодарно вспомнил: "Слушай, а помнишь мы "сидели" с тобой на экзаменах по физике? Ты мне тогда так помог! А почему ты тогда получил "двойку"? Бывает… С переходом нас на второй курс, в училище произошло еще ряд событий. Одно из них знаменательное - нам предоставили жилые помещения в известной в Риге “шведской казарме”. Это длинное двухэтажное здание напротив “Бастионной горки”, рядом с “Пороховой” ("Песочной") башней. Говорили, что во времена шведского правления теми краями, здание строилось под конюшни, но в дни нашего проживания в них, следов пребывания этих благородных животных мы не обнаружили. Там разместились наши кубрики (спальни), камбуз, столовые, бытовые помещения, каюты (кабинеты) командиров рот, курсов, канцелярии, санчасть. Второе событие более существенное: нашего курса стало меньше еще на одну роту. Дело в том, что в Гатчине открыли новое радиоэлектронное училище, и для его укомплектования нам пришлось поделиться кадрами курсантов. Отбор предполагался добровольный, но закончился, как всегда, по-военному: отсчитали недостающее количество, повернули «направо» и увели строем на погрузку. И осталось на нашем курсе, из первоначальных четырёх, всего две немногочисленные (немногим более 100 человек в каждой) роты.
Наши жилые помещения: У Пороховой башни (1650 год) и в «Шведской казарме».
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Пятые сутки под Панцирем. Я читаю разные умные книжки про Арктику. Сегодня сделал два важных открытия: оказывается, под Панцирь следует ходить только в августе-сентябре... А вот в декабре-марте – не следует... Оказывается, в это время выиграть у Панциря Нельзя!!! Я имею ввиду всплытие во льдах... Пройтись на глубине 150 метров – пожалуйста... Если не боитесь пожара, радиации, поступления воды и иных аварийных ситуаций, когда всплытие в надводное положение может оказаться для Корабля и Экипажа Жизненно Необходимым! Боязнь замкнутого пространства здесь обретает гипертрофированность невероятную! Представьте себе; Вы помещены в абсолютно герметичную бочку, а эта бочка, в свою очередь, помещена в еще одну, также абсолютно герметичную... Никакого шанса выскочить из бочек у Вас нет... Исход один – смерть... Помощи ждать неоткуда… Все иллюзии напрасны... И искать бесполезно… И некого... Оставь надежду Всяк; сюда входящий! Поэтому вся Наша Надежда – это Наш Корабль и Мы Сами... Помните, у Высоцкого: «Ведь здесь мы на воле... Ведь это наш мир…» Не бойтесь... Ведь это – для декабря-марта… А сегодня – пока еще сентябрь... Поэтому бочка – только одна... Поэтому и разводья наверху есть... Поэтому и шанс выиграть у Панциря есть... Мы и выигрываем... Пока... И, слава Богу! А вот диалог из жизни Центрального поста… С Нами для «обкатки» вышел вновь назначенный на одну из подводных лодок нашей дивизии молодой командир... Он замкнут, надменен и полон собственной значимости... Еще бы! Кто на флоте может похвастать тем, что из «механиков» вышел в командиры атомной подводной лодки? Вот этот – может и Злые языки из Экипажа часто употребляют по отношению к нему словечко «породистый»... При этом, нимало не заботясь о том, что их могу услышать...
В штурманскую рубку этот «второй» заходит, как к себе домой... Велено ему не препятствовать... Дай то дай это…. Даю... Беру... Опять даю... Опять беру... Из-за чего возник спор в центральном посту – я так и не понял... Что-то насчет режима регенерации... словом, не помню. врать не стану... По-моему «второй» что-то приказал вахтенному механику, а тот адресовал eгo... к командиру боевой части пять... Наш Механик – этот тот, про которого слово «грамотный» употребляют в Экипаже только в превосходной форме! И вот – он сцепился со «вторым»... Голоса все громче и громче... Наконец – появляется Командир... Наш! «В чем дело?» – это «Наш» – «второму». «Режим регенерации задан неверно!» – это «второй». «Механик – расчеты на стол!» – это «Наш». «Давайте посмотрим документы», – это «второй» – «Нашему». «Давайте, посмотрим Устав!» – это «Наш» – «второму». «Я не согласен с Вами!» – это «второй» – «Нашему». «На Этом Корабле Решения принимаю только Я!!! – это «Наш» – «второму». И – все... Инцидент исчерпан... «Второй» испарился... Наступает тишина... И так бывает иногда... Больше «второго» я в центральном посту не видел... А вот о «Нашем» думаю все чаще... Командир вообще ни с кем не делится Ответственностью за Корабль... Всю Командирскую Работу делает только сам... И никому из посторонних не позволяет вмешиваться в дела своего Экипажа... При этом для Командира не имеет значения, прав или не прав тот или иной член Экипажа в глазах посторонних. Вот так... Командир никогда не повышает голос... Не ругается матом... Ничего не забывает... И никого не жалеет за промахи в службе... Он – Грамотный!!! Мне кажется, что нет такого Железа и такого Документа на корабле, которого бы не знал Командир! Его грамотность давит Меня сильнее, чем страх перед Арктикой... В оценках он жесток и безапелляционен... Язык как бритва! Больше всего от Него достается старпому и помощнику... Идите, и, наконец, начните работать!»… «Ваша безответственность восхитительна!»... «И эту галиматью Вы называете выводами?»... «Изучите, наконец, руководящие документы»... «Вы не соответствуете должности»... Его не интересуют трудности исполнителей... Его интересует только Конечный Результат! А вот и Он, собственной персоной... «Чем занимается мой недопущенный младший штурман?»... – И он как тут... Улыбчивый и ехидный... Без рогов...
Господи, как же осточертел мне этот вопрос!!! И как далек пока Мой Конечный Результат... Сегодня Мы не всплываем... Хорошо...
Шестые сутки под Панцирем.
Мы потихоньку «набиваем» руки... Это – о всплытии во льдах… Сегодня – тоже, что и позавчера... Чистая вода над нами! Редкие льдины... мелкие... лед тонкий... Поворот... Еще поворот… Начали всплывать! Пятый раунд... Знакомый холодок под сердцем... Без боевой тревоги... Одной боевой сменой... И все удалось... Да, Он ничего не боится... Ни бога, ни черта... ...Ощущение такое, что Корабль оказался в Стране Разводий!!! На много миль вокруг – разводья... Большие... Маленькие... Овальные... Многоугольные… Короткие... Длинные... Узкие... Широкие... С плавающими льдинами... И совершенно чистой поверхностью... Без льдин... Лед стал заметно толще... Исчез голубоватый оттенок... Темный серый цвет... Это – куски пакового льда... Нехороший симптом! Небо – пасмурное, однотонное... Нос корабля уткнулся в торос... Они почти нависают над палубой... Свободно можно дотянуться с корпуса… Гробовая тишина и Белое Безмолвие... 85° северной широты... 300 миль до Северного полюса. Мы снова чуть не «промазали»! Корабль всплыл у самой кромки… паковых льдов... Такой лед рубкой не проломишь… И продуванием цистерн не продавишь... Панцирь крепчает… Картина уже не так восхищает Меня, как прежде... Лед как лед... Торосы как торосы... Экая невидаль – всплыть во льдах! Ха–ха... Только передали радио на Берег, как акустики «обрадовали»! «Шум винтов по пеленгу... градусов» Опять иностранная атомная подводная лодка! Второй раз за двое суток... «Пасут» нас американцы… Плотненько держат за хвост... На войне, как на войне... Сегодня – они нас, завтра – мы их... А ощущение, что Арктика вот–вот сыграет с нами какую-нибудь скверную штучку, не проходит... Слишком все гладко идет! И у нас, штурманов, тоже... Гладко... Приемоиндикатор пашет, как часы... Определили Место Корабля... Скорректировали промерочный галс... Эхолоты работают... Гирокомпасы не разбегаются... Словом – совет да любовь! И вот тут – взрыв… Не бойтесь, не бомбы, не торпеды.., «Рванули» мои эмоции!!! ПэЭф сегодня встал не с «той ноги»... Чего у него там случилось, не знаю... Может, устал... Может еще чего... Но он вдруг заявил мне с издевкой: «Какая Ваша заслуга в том, что Корабль еще не сел на мель? Нулевая, никакой!» А мои двадцатичасовки, кальки глубин и сданные зачеты что, не в счет? Ну, тут я ему «врезал»! Весь «пар» выпустил, накопленный за 25 суток похода!! Все! Конец карьере лейтенантской!!! Думают ли животные или нет – не знаю! Но издеваться над собой никому больше не позволю! Я не подопытная обезьяна и не экипажный «мальчик для битья»! Не нанимался на это... Прибежал ЭсШа... Замполит... Старпом... Еще бы! Так я давненько не орал! Наверное, белые медведи наверху разбежались кто куда! И американские акустики оглохли! Кровь из ушей сутки не могли остановить... ПэЭф ушел... А меня «воспитывали» два часа! Зам... Старпом... Помощник... По очереди... А вот ЭсШа – нет! Как вы думаете, почему? И Командир – нет! Как вы думаете, почему? Я для них просто пацан-неврастеник… После этой истории Экипаж смотрит на меня иначе, чем раньше... Осуждают, наверное... И правильно... А ПэЭф оказался выше сведения счетов с неврастеником-лейтенантом! На следующий день я сдал ему очередной, самый сложный зачет – по квазикоординатам... Этот день я Никогда забуду... Потому что он чуть не оказался для Нас всех Последним...
Седьмые сутки под панцирем.
Несутся дни похожей чередою Опять тревога... к бою, по местам! А я прошу: поговори со мною... Я стосковался по твоим глазам... Мне здесь не плохо... доверяют дело, И потихонечку вхожу в ряды... Но я не стал отчаянным и смелым Под толщей льда, под тяжестью воды Обычным был... таким же и остался... Одной Тобою жил я эти дни... С одной Тобой ночами целовался, С одной Тобой делил и явь и сны... К Тебе иду... стремлюсь... бегу, девчонка! Одной Тобой мечтаю наяву... Ищу везде твою фигурку тонкую, Мою девчонку... женщину мою…
Это – Я... Опять говорю с Ней... Московское время – 03.27… Любимое время... Никто не достает вопросами… Вниманием... Заботой... Хорошо! Но – к сожалению, недолго музыка играла... Да, да! Панцирь зовет... Привычный маневр по поиску полыньи и сегодня выполняется Нами быстро... Опять над кораблем Чистая Вода вместо Льда... Опять ищем полынью без объявления боевой тревоги... Снова на боевых постах только дежурная боевая смена... Все буднично... Привычно... Знакомо... А вот и граница полыньи... Поворот... Еще поворот... Ну, вот и все... Добро пожаловать! «По местам стоять! К всплытию без хода...» По-моему, все же не совсем без хода... Помощник снизу кричит, что воздушные пузырьки смещаются... Он смотрит в перископ из трюмной выгородки... Простое устройство придумали: к головке перископа подвели трубку от воздушной системы... Когда Корабль всплывает строго вертикально, то пузырьки равномерно скользят вниз по обе стороны от трубки... Как только появляется инерция – пузырьки сразу смещаются в противоположную сторону! Голь на выдумки хитра... Зато просто, а главное – надежно... Но вот вроде все устоялось... Корабль медленно идет вверх... По инструкции положено всплывать не быстрее, чем 0,3 метра в минуту... Но стрелка глубиномера перемещается явно быстрее… Над нами – Чистая вода! Чего беспокоиться... обычное всплытие... Еще несколько минут – и все... И все... Как просто... и страшно... Я смотрю на индикатор навигационного обнаружителя... Только что он был светлым... Это значит, что Льда над Нами мет... А сейчас он стремительно Темнеет!!! Появился лед... Откуда, черт побери, он взялся? Вместе с Заполняющим Душу Ужасом из моей глотки вылетает нужная комбинация слов: «Над Нами – Лед!»... Командир услышал... Вот и помощник из трюма вопит; «Лед над Нами!» Как эхо в сердце... Лед! Лед! Лед над Нами! Это Арктика внезапно ощерила зубастую пасть... Индикатор навигационного обнаружителя – Черный! На экранах эхоледомеров – Ночь... Лед над Нами! Лед, лед, лед...
Один из создателей отечественного эхоледомера И.М. Короткин. -
Арктика, наконец, захлопнула долгожданный капкан! А Мы – всплываем! Быстро... глубина 25... 23... 22 Как же быстро поднимается Корабль! Да еще боцман рвет душу, черт бы его побрал... «Глубина 20 метров... 17... 14... 11...» Что же Командир? Чего Он ждет?? Командуй же что-нибудь... Черт бы Тебя побрал!!! «Заполнить быструю!!» Как выстрел в самое сердце... Скорее! Вниз... Прочь из пасти... Внизу в трюме короткий хлопок... Но это – не то, хорошо уже знакомое Мне уханье десятков тонн воды, стремительным водопадом заполняющих цистерну быстрого погружения... Не то! Не то! Что там, у них? …Спасения пока нет… «Глубина 10 метров... 9… 8…» Корабль упрямо лезет вверх! Господи, останови же Его!! «Заполнить быструю!!!» Такого Голоса я еще Никогда у Командира не слышал... Значит, Опасность близка... В трюме – снова хлопок... А Мы Всплываем! Вот сейчас Удар! Еще минута... и все... Нет спасения... «Глубина 7 метров... 6...» Все... Все Мои внутренности превратились в маленький горячий комочек... а вокруг – Ледяной Ужас… Но... что Это?? Знакомое уханье – Ура!!! Быстрая... Наконец заполнена! Лодка встала!!! Удара нет! Живем! Кто же там, в трюме, развернулся? Вдруг Корабль стремительно повалился на нос! И вниз... Полетели! «Глубина 20 метров... 30... 40…» «Продуть быструю!!»... Шум в трюме... Воздух выдавливает воду из цистерны... С трудом... А мы летим... «Дифферент 5 градусов на нос... 10 градусов...» «Глубина 60... 80... 100... Дифферент 15 градусов....» «Глубина 120... Дифферент 19 градусов...» ...С моего стола в штурманской рубке все летит на пол... Упираюсь ногами в носовую переборку... Будто этим поможешь! И вот уже я стою ногами на радиопеленгаторе!!! На нем ни один штурман ногами никогда не стоял! «Глубина 130...» А боцман? Почему не докладывает дифферент? Дифферентомер зашкалил... На 20 градусов... Все круче пике... Все ближе и ближе Ледяное Нутро Полярного Океана... В голове две отчетливые мысли... Над нами – паковый лед... Метров 5-6 толщиной... Аварийное всплытие исключено... А жаль... Под нами глубина 3500 метров... Бездна... А у Корабля предельная – 300... И вот уже одна сплошная Пустота там, где Сердце... «Глубина 150...»
Я всех вижу... Лица у людей в центральном – сплошные белые пятна... Остановившиеся глаза... Пот на лице Командира... Градом льет... Глаза неподвижные... Осмысленные... Губы сжаты... Чего Он ждет?? А вот – вахтенный матрос у колонки аварийного продувания... Белое лицо... Белые костяшки пальцев... Руки вцепились в клапана носовой группы... Глаза – безумные, страшные, вот-вот выскочат из глазниц... Будто впились в Командира... «Продуть нос!!!» Бешено вращается маховик клапана носовой аварийной группы!!! Пошел воздух... Пошел, черт побери! Дифферент медленно отходит... Даем ход турбинами... Глубина 170 метров... В центральном – гробовая Тишина... Белые лица неподвижны... Руки вытирают пот… «Центральный! Восьмой... бидон со сметаной опрокинулся!»
Мы хохочем до упада... До полного изнеможения… Все... Командир… Старпом... Механик... Акустики... Я... Живы, черт Нас возьми! Что же произошло? А все просто... Когда цистерна быстрого погружения заполняется как положено, то весь трюм центрального заполняется водой... А ее потом надо убирать.,. Это – обязанность трюмных... Неприятная... А им неохота делать дурную работу... Поэтому, по команде Командира вахтенный трюмный лишь «пшикнул» водой в Быструю... Он так решил! Боевой тревоги-то по Кораблю не объявлялось, поэтому ничего особенного этот матрос в команде Командира не почуял... А старшины команды в это время в трюме не было! Готовность-то – №2... Но... он-таки успел появиться там вовремя! Удар пудовым кулаком в лоб шутнику-забавнику – и быстрая заполнена... В последний момент... Фингал – огромный! Синий с красноватым подтеком... Все смотрят... Любуются... Есть на что посмотреть... Но – виновник не обижается... Улыбка в 32 зуба... Он – живой! Ему – хорошо... У него еще будут дети и внуки... И у Нас... Через три часа Мы все-таки вспыли во льдах... Без хода... По боевой тревоге... С соблюдением всего и вся... И шестой раунд – наш... А вокруг – красота... Арктика, похоже, сжалилась над нами... Адреналином откупились... Живите, недоумки! И помните: со Мной шутки плохи... Я пока не привык к Опасности... Самое странное в эти минуты – ощущение Полной Ясности в голове... Даже на лице – Улыбка... А в душе – Леденящий Ужас и Пустота вместо Сердца… Впервые сегодня Я подумал: очень хочу ребятюшечку...
Чтоб след на Земле остался в случае чего... Жена, слышишь Ты Меня? А Железо словно взбесилось... Раз остались живы – занимайтесь! Вышел из строя вертикальный руль, перископ… Весело... Да, эту автономку я запомню! Навсегда... Боевое крещение… Льдом, Холодом и Железом... Очередная двадцатичасовка позади... Но спать будут другие... у кого Железо исправно... А Вы – за работу, товарищи! У Вас – матчасть не в строю! Боевая задача под угрозой срыва... Так закончился Этот День, который мог стать, но не стал для Нас Последним...
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
