Влажность в отсеках все 100 %, кондиционеров, естественно, у нас никаких нет, и не проектировались. Из охлаждающих устройств - единственный бытовой на 60 человек экипажа. Несчастные электрики, несущие вахту на электродвигателях, дающих ход субмарине, да корабельный кок, электрокамбуз которого расположен в аккумуляторном отсеке - там настоящее пекло. Давно уже не видно в отсеках кителей, курток, рабочего платья, тельников. В отсеках утвердилась самая демократичная форма одежды - трусы и полотенце или часть простыни через плечо. Пот струями течёт по телу, ест глаза. Каждые 3 - 5 минут отжимаешь мокрое полотенце. Всё время хочется пить. Перетерпеть жажду невозможно, слишком сильное идёт обезвоживание организма. В центральном посту вся вахтенная смена благостно пользуется «артезианским источником» - прохладной водой (+35 - 40 гр.) из корабельной цистерны. - В трюме! - обращение к вахтенному трюмному машинисту, - Подай-ка кружечку водички из-под киля! Приподнимается крышка люка на настиле палубы, и вам подают желанный напиток. Минут через 10 - 15 всё, что вы выпили, будет отжато через полотенце на палубу отсека. С водой, конечно, не роскошествуем. Пресная питьевая вода идёт только на приготовление пищи, чая и вот так, попить. Судовой трубопровод пресной воды заглушен. Посуду после приёма пищи моем технической водой - это из дополнительного запаса, размещённого кудесниками-механиками в цистернах спецназначения. Для умывания, сангигиены - только забортная вода. Мыться солёной морской водой трудно. Даже специальное мыло, на пачке которого значится «Для солёной воды», скатывается с рук липкими шариками. Оголённые тела подводников уже через трое суток таких условий существования покрываются розовой сыпью «потницы». Наш «доктор Айболит» утром, в обед и вечером делает обход отсеков с банкой спиртового раствора бриллиантина - «зелёнки» и ватным тампоном, намотанным на карандаш, щедро разрисовывает всех подряд голубыми кляксами и разводами. Процедура сопровождается шутками, прибаутками. Все равно, с каждым днём цветных площадей на теле становится всё больше.
Продуктовый рацион подводников великолепный, грех жаловаться (1958 г.!). Мы уже снабжаемся консервированной очищенной картошкой в собственном бульоне, не то, что раньше - сушёной. Это, конечно, хуже натуральной свежей картошечки, но намного вкуснее сушёного картофеля. У нас есть твёрдокопчёная и сырокопчёная колбаса, икра лососёвых и осетровых рыб, сыр голландский, тушёнка говяжья и свиная, консервированное куриное филе в желе, консервированные ветчина, язык говяжий, различные рыбные консервы в масле, собственном соку и томатном соусе, в т.ч. шпроты, балык осетровых, севрюга в томатном соусе. Ржаной хлеб и белые батоны из спиртового теста - разогрей и они как свежеиспечённые. Нам полагается в сутки по 25 грамм шоколада, его мы бережём для дома, в подарок. Для стимуляции аппетита, к обеду полагается по 50 грамм вина, его выпиваем сразу. Как правило, нам поставляют сухие вина, могут быть и другие, всё зависит от того, что оказалось на продовольственном складе. Есть фруктовые и томатный соки, сгущённое и сухое молоко, кофе, какао, чай, сушки, галеты, печенье и многое другое. Нет только свежего мяса и свежих овощей, а сушеные лук и морковь просто портят пищу. И нет благоприятных бытовых условий. В такую жару есть ничего не хочется, запах пищи вызывает скорее отвращение к ней. Хочется только пить, пить и пить! Жажда одолевает. Только ночью, под РДП, когда температура в отсеках понижается градусов до 40 - 45, обдувают судовые вентиляторы, появляется аппетит. Волею командира изменяется суточный режим - день меняем на ночь. Днём распаренные подвахтенные «отдыхают» - млеют кто в боевой рубке, кто в трюмах, кто между торпедных аппаратов, другие в свободных выгородках, поближе к бортам лодки в самых причудливых позах. В вечерние сумерки, как правило, всплываем в позиционное положение для астрономических наблюдений. Подготовка к всплытию в позиционное положение начинается задолго до начала сумерек. В этот подготовительный период тщательно исследуется водная среда шумопеленгаторными станциями на всех горизонтах погружения. На перископной глубине визуально осматривается водная поверхность и воздушная среда, пассивной поисковой радиолокационной станцией проверяется наличие радиолокационных излучений. И только убедившись, что «неприятеля» нет, командир даёт приказание на всплытие.
"Подводные лодки 613 проекта". Серия "Боевые корабли мира", С-Пб, 2002 г.
Командир подводной лодки собственноручно отдраивает верхний рубочный люк и первым выходит на мостик. За ним тут же устремляются штурмана с секстаном, секундомером, записными книжками и сигнальщик. Для взятия (измерения) высот небесных тел (звёзд, планет, луны) секстанами, нам с Куренковым достаточно 4 - 5 минут. Звёздное небо мы знаем наизусть и заранее распределяем, что каждый из нас будет измерять. Если даже небо будет в какой-то мере облачным и сразу не удастся распознать принадлежность отдельных звёзд к созвездиям, мы впоследствии по пеленгу и расчётной высоте определим её наименование. Столько же времени требуется, чтобы выбросить мусор из отсеков за борт. За сутки его собирается предостаточно, в основном это пищевые отходы. Устройством для удаления мусора из подводного положения лодка ещё не оборудована. Долго находиться над водой нам нельзя, чтобы не демаскировать себя. Для ускорения процесса удаления мусора мы создаём «мусорную команду», не предусмотренную никакими корабельными расписаниями. Перед всплытием в позиционное положение по корабельной трансляции даётся команда: «Приготовить мусор к выбрасыванию, мусорной команде к выходу наверх!». В отсеках продырявливается и утяжеляется всё, что может плавать на поверхности, затем, по команде, контейнеры с мусором передаются в центральный пост и далее, на мостик. За бортом ничего плавающего не должно остаться, а к утру мы должны удалиться от этого места на достаточное расстояние. Естественно, каждая минута пребывания над водой используется для принудительного вентилирования отсеков и аккумуляторных ям, запускаются мощные корабельные «вдувной» и «вытяжной» вентиляторы. Упоение, наслаждение свежим морским воздухом длится недолго. Уже на первых минутах пребывания лодки в позиционном положении в центральный пост с мостика попадает пренеприятнейший запах табачного дыма, он противен даже заядлым курильщикам, находящимся внутри лодки. На мостике, в эти 10 - 15 минут пребывания в позиционном положении, кроме командира лодки, сигнальщика и штурманов, удаётся побывать очень ограниченному количеству счастливчиков. Это 2 - 3 офицера и столько же матросов из числа «мусорщиков», в порядке поощрения.
Ещё большее отвращение вызывают зловонные запахи пищевых отходов. На подводной лодке герметичных специальных контейнеров для хранения отходов нет. За сутки отходов жизнедеятельности набирается много, собираются они в открытые банки, большей частью для этого используются жестяные банки из-под галет и сухарей. Бывает, что и несколько дней нет возможности избавиться от них. При высокой температуре в отсеках и 100 % влажности, пищевые отходы превращаются в зловонную субстанцию. Но кроме пищевых, есть ещё множество источников, загрязняющих отсечную атмосферу. Это и кислотные испарения аккумуляторных батарей, это и исторжения окиси углерода - угарного газа - от дизелей и дизелькомпрессоров, это и естественные человеческие испражнения, и многое другое. За долгие часы пребывания подводников в замкнутом пространстве органы обоняния адаптируются к этой газосмеси, но когда эта «гремучая» смесь вырывается через рубочные люки на мостик, тем, кто уже успел вкусить свежий морской воздух, становится дурно. Ночью под РДП идёт напряжённый трудовой ритм: заряжается аккумуляторная батарея, пополняются запасы воздуха высокого давления, проводятся занятия по специальности и тренировки на боевых постах, делается профилактика неработающих механизмов, уборка отсеков и, естественно, приём пищи - завтрак (скорее, «вечерник»), обед, ужин и утренний чай. Курение по живой очереди разрешается только в дизельном отсеке и только при работающем дизеле. Кстати, в дизельном отсеке можно принять и тёплый душ, используя отлив от системы охлаждения дизелей. Дизеля «охлаждаются» всё той же 30-ти градусной забортной водой, которая, пройдя технический цикл, ещё больше нагревается. Кое-что смыть этой водой удаётся, но мыло все равно не поможет отмыться лучше. Для всяких интимных дел пользуемся только подводными гальюнами центрального поста, он в укромной выгородке с дверью, и в дизельном отсеке - этот открыт для всеобщего обозрения. Все пользователи освоили эти коварные устройства в совершенстве, и случаев возврата фекалий из специальных цистерн в отсеки не было, к счастью. Вот так и живём...
"Подводные лодки 613 проекта". Серия "Боевые корабли мира", С-Пб, 2002 г.
Наконец, погода позволила извлечь злополучную банку с АМСом из надводного гальюна. В один из вечеров, когда волны высотой всего только на какой-то метр перехлёстывали корпус лодки, лежавшей в дрейфе в позиционном положении, операцию по её извлечению вызвался добровольно сделать рулевой, старший матрос Мальгинов Степан. Его обвязали страховочным капроновым концом и он, сопровождаемый страховщиком, улучив благоприятный момент, юркнул в ограждение боевой рубки. «Операция» представлялась не очень затруднительной и довольно скоротечной. Но не всегда всё получается так, как планируешь: узлы шкерта, которым крепилась банка со смазкой, разбухли в воде, уплотнились и Степану никак не удавалось их ослабить. Набегавшие на корпус лодки волны принуждали его периодически подныривать - габариты выгородки гальюна не позволяли ему подвсплывать. Но вот уже, его стараниями, появилась возможность завершить работу. И в это время я, исполняя обязанности вахтенного офицера и руководителя работой, увидел по правому борту на небольшой высоте отчётливый проблесковый красный огонь летательного аппарата. - Все вниз! - громко скомандовал я. Вахтенный сигнальщик спрыгнул в рубочный люк, матрос, находившийся на страховке, прокричал мой приказ Мальгинову, трижды дёрнул страховочный конец - сигнал «срочного подъёма наверх» и по моему приказанию шмыгнул за сигнальщиком. Мальгинов не поднимался. Я перехватил страховочный конец. - Мальгинов! Вниз! Погружаемся! – дёргая троекратно страховочный конец, кричал я. Из ограждения боевой рубки слышались только накат и плеск волн... «Да уж не захлебнулся ли он? Не потерял ли сознание, ударившись о металлические конструкции ограждения боевой рубки? Погружаться, оставив Мальгинова там, на верную смерть? Но ведь не война!.. И радиометристы молчат... Значит, РЛС самолёта не работает... Может, не обнаружил?» - вихрем неслись мои мысли. Я с силой потянул страховочный конец, он начал с трудом подаваться. И тут из проёма ограждения показались сначала очертания банки, а за ней и самого Мальгинова. - Бросай банку в рубку! Сам - вниз! - крикнул я зло Мальгинову. Не успел ещё сам Мальгинов исполнить мой приказ, как на мостике быстро появился командир лодки. - Товарищ командир! Справа 110, угол места 30 проблесковый огонь - доложил я. - Все вниз! Срочное погружение - скомандовал командир.
Захлопнулся верхний рубочный люк, подводная лодка вздрогнула от набиравших большие обороты главных гребных электродвигателей, с шумом вырвался воздух из средней группы цистерн главного балласта. Подводная лодка стремительно пошла на глубину. Всё это событие уложилось в каких-то одну-полторы минуты, но, казалось, длилось вечность. Погружение было недолгим. Уже на глубине в 10 метров из боевой рубки последовал доклад: «Боевую рубку заливает! Вода хлещет из-под комингса верхнего люка! На комингс люка попал страховочный конец!». - Стоп погружение! Боцман, всплывай на перископную глубину! - приказывает командир лодки. На перископной глубине течь уменьшилась. В центральный пост срочно передали с камбуза большой разделочный нож, и командир бросился в боевую рубку к страховочному концу с ножом наперевес, как тореро на быка, впопыхах резанул по концу, вложив всю силу и гнев в жест руки. Нож рассёк капроновый конец под крышкой люка, скользнул в сжимавшей руке по стальному тубусу, описал дугу и вонзился в левую руку командира, которой он держался за трап. Через несколько секунд течь в рубке была устранена, окровавленный, бледный и злой командир спустился в центральный пост. Здесь же состоялся и скорый разбор инцидента с раздачей «подарков». Нас всё же не обнаружили, т.к. в темени южной ночи и не совсем гладкого моря нас было не увидеть, радиолокация самолёта не работала, в радиосетях авиации донесений об обнаружении целей в нашем районе мы не зафиксировали. Скорее всего, это был гражданский самолёт. Днём и ночью, утром и вечером, круглые сутки подводная лодка в напряжении вахтенных смен продолжала выполнять боевое задание. Акустики, радиометристы, радисты вели неусыпный приборный контроль за водной и воздушной средой, на перископной глубине он дополнялся визуальным наблюдением. Командный пост обобщал получаемую информацию собственных наблюдений, перехват радиодонесений судов и самолётов, развединформацию штаба флота. Вся информация наносилась на карты, планшеты, анализировалась. Командир подводной лодки на основе этой информации и её анализа строил маневрирование подводной лодки.
"Подводные лодки 613 проекта". Серия "Боевые корабли мира", С-Пб, 2002 г.
Наибольший объем информации, естественно, приходился на ночное время. Наша позиция располагалась невдалеке от маршрутов активного судоходства и, случись, не дай Бог, состояние войны, эта информация сослужила бы нам на пользу, а врагу, естественно, во вред. Потери врага могли быть очень большими. Незадолго до окончания срока боевого патрулирования с нами случилось другое происшествие, к счастью - бескровное: мотористы обнаружили трещину втулки цилиндра одного из дизелей. Оставлять дизель неисправным до возвращения в базу, и оставаться в далёком океане на оставшемся одном исправном дизеле - было непозволительно. Предстоял сложный ремонт. Для замены втулки у нас на борту всё имелось, но выполнить работу надлежало в подводном положении. Во-первых, мы не имели права демаскировать себя и, во-вторых, на качке в надводном положении управляться с крупногабаритными, тяжёлыми деталями дизеля было бы крайне трудно. Одна только крышка цилиндра весила около 250 кг, если память не изменяет, попробуй её удержать на качке - расколотит всё вокруг. Затем, надо выкатить поршень диаметром почти в 400 мм, выдернуть тоже увесистую втулку. Менее чем за двое суток непрерывного труда, доблестные мотористы справились с ремонтом дизеля. Даже во время сложного, трудоёмкого ремонта дизеля, подводная лодка продолжала выполнять боевое задание, экипаж трудился, не покладая рук. Но чем ближе подходил срок окончания боевого патрулирования, почему-то сутки становились как бы длиннее - начала приходить усталость. Наконец, настал долгожданный момент, момент окончания боевого патрулирования в заданном районе. Задание выполнено с честью, мы возвращаемся в родную базу с хорошим «уловом», нам есть, чем гордиться. Впереди, правда, ещё много суток скрытного перехода к дому, но дорога к нему как бы под горку и путь к нему кажется короче. Погода нам тоже благоприятствует. В установленный срок подводная лодка всплывает в назначенной точке, форсирует в надводном положении опасный участок моря и далее продолжает скрытное движение к той же промежуточной базе для пополнения судовых запасов. Становимся на якорь в знакомой точке, где стояли перед выходом в Океан. Командир объявляет «Боевую готовность № 2, по якорному», разрешён выход наверх, все свободные от вахты высыпают на верхнюю палубу. Октябрь приблизился к своей середине, окрестная природа уже не радовала яркими красками, погода соответствовала окончанию осеннего сезона. Прохладный северный ветерок принуждал утепляться, но у матросов, кроме рабочего платья, другой одежды нет - уходили в поход почти летом.
К борту подходит тот же знакомый буксир с провизией. Взирая на нас, члены экипажа буксира не перестают сочувственно удивляться и вздыхать. Еще не все коростины слезли с наших тел, не все голубые разводы бриллиантина смылись - смывать-то было нечем. Наши тела исхудали, кожа обрела цвет нездоровой белизны. Мы больше походили на узников Дахау или Майданека, чем на бравых военных моряков. Свежих продуктов нам почему-то не доставили («поздно оповестили, не успели...»), только консервы, которые нам не нужны. У нас полно своих консервов, провизионные цистерны не опустели, и в «шхерах», куда матросы рассовали излишки «на потом», впрок, тоже водятся. На базе, в береговой столовой рацион более скромный и эти «запасы» потом пригодятся. Бдительные борцы за чистоту и порядок, старший помощник и помощник командира подводной лодки, все эти «нарушения» знают, но делают вид, что не замечают. Только сейчас, с похолоданием, начал приходить аппетит, всё съедается почти без остатка. Кок старается, чтобы моряки могли утолить возросший аппетит. Пополнить запасы пресной воды не было бы лишним, хоть чуть-чуть сполоснуться, было бы здорово! Но на буксире такой воды тоже нет, придется обходиться своими остатками. Впереди ещё небольшой бросок и через недельку мы будем в родной базе - там есть всё! В родной базе нас, теперь совсем не похожих на «добрых молодцев», торжественно встречали, были поздравления командования, объятия и поцелуи родных, рукопожатия друзей, награждения и поощрения достойных. Меня ждали письма от родных и телеграммы трёхнедельной давности о том, что у меня родился сын - это стало самым лучшим подарком жены, находившейся по случаю у мамы, вдалеке. В родных краях было ещё достаточно солнечного тепла, листва не утратила осеннего наряда. Экипажу предстоял десятидневный санаторный отдых. Далее нас ожидали новые походы, другие «автономки», затем пошли «боевые службы», их было много, все они были разными, но первая, как потом выяснилось, оказалась самой трудной, а потому и самой памятной.
Март – август 2001 г, СПб.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
2.4.4. У штурвала научных исследований. (Научно-исследовательский отдел академии, 1975-1980). Окончание.
В повседневной текучке каждый отдел занимался своим делом и редко общался с соседями. Встречались регулярно на партийных собраниях, которые в соответствии с уставом КПСС проводились ежемесячно. Темы, выносимые на обсуждение собранию, носили глобальный или общеакадемический характер. В зависимости от темы собрания с докладами выступали обычно начальники соответствующих отделов. Выступать в прениях на таких собраниях было непросто, хотя и готовились к ним заранее. Поэтому рядовые члены партии независимо от темы говорили о своих служебных делах, не вступая в какую-либо полемику. На собраниях почти всегда присутствовал начальник академии, что придавало собранию серьёзно-деловой и сдерживающий характер. Все ораторы старались говорить коротко и ясно, чтобы не прогневить начальство своими нереальными или хлопотными прожектами. Тем более, что собрания носили скорее формальный характер, и дельные предложения соответствовали официальным документам.
«…Я тоскую везде с незапамятных пор. По тропинкам, что круто взбираются в гору, По студёным потокам, что катятся с гор…»
Расул Гамзатов. В горах моё сердце. 1956 г.
2.4.5. Иссык – Куль.
У кого-то из писателей есть выражение, что лучше гор есть только горы. Я бывал в горах Кавказских Минеральных вод и Нальчика, когда ездил вместе с Алей во время гастролей Капеллы. Когда смотришь вдаль из салона автобуса или, еще лучше, через иллюминатор самолёта, горы могут вдохновить не только поэта. В 1976 году появилась возможность представить собственное мнение о предгорьях Тянь-Шаня. Через всю страну, через несколько климатических, часовых и природных поясов проехал на поезде Москва-Фрунзе. Уезжать прошлось из Москвы, т.к. из Ленинграда не было прямого поезда. Трое суток в купе фирменного поезда прошли незаметно. За окном поочерёдно менялся пейзаж: лес, лесостепь, степь, пустыня и, наконец, где-то вдалеке отроги гор. Задумка этого путешествия родилась не в одночасье и была связана с необходимостью подлечиться. В конце января обострился шейно-грудной спенделёз, выразившийся в ноющей боли в грудной клетке, усиливающейся при движении головы, шеи и рук. Рентген подтвердил, что углы шейных позвонков заострены, это, возможно, и вызывает боль. Надо заметить, что академия, где проходили службу офицеры уже не первой молодости, обеспечивалась путёвками лучше, чем в других частях, где мне пришлось служить. Полагаю, что выбивание путёвок было одной из важнейших обязанностей начальника медслужбы академии. Большинство офицеров широко пользовались возможностью подлечиться и, одновременно, познакомиться с разными регионами страны, благо, что сеть санаториев МО раскинулась от Калининграда на западе до Камчатки на востоке. 5 июня поезд прибыл на конечную станцию с небольшим опозданием. Путника, выходящего из железнодорожного вокзала, первым приветствует М.В.Фрунзе, которого в длинной армейской шинели и буденовке привычно держится на спине резвого коня. На привокзальной площади прибывших по путёвкам ожидал небольшой автобус, доставивший отдыхающих на ночлег в эвакопункт санатория. До наступления темноты успел пройтись по этому небольшому зелёному городу, раскинувшемуся на равнине у подножья темнеющих вдалеке горных массивов.
Город Фрунзе – столица Киргизской ССР (бывший Пишпек, ныне Бишкек). Назван в честь полководца М.В.Фрунзе, который здесь родился в 1885 году. Крепость Пишпек, основанная в 1825 году, была взята русскими войсками в 1862 году. Стены крепости были снесены, а на её месте основано военное поселение, которое в 1878 году стало уездным городом. Расположен на высоте 800 метров у подножья протянувшегося с запада на восток на 375 км Киргизского хребта Тянь-шаньской горной системы. За годы советской власти Фрунзе из неблагоустроенного городка с сырцово-саманными домами превратился в современный красивый, богато озеленённый город с чёткой прямоугольной планировкой. Улицы обсажены пирамидальными тополями и дубами карагачами, скверы и площади – кустарником и разнообразными цветами. Рано утром следующего дня обладатели путёвок заняли места в санаторном автобусе и двинулись в путь. Предстояло проехать на восток республики около 300 километров. Первые сто км ехали по хорошей асфальтированной дороге вдоль реки Чу (восточная часть Чуйской долины). В восьми км от города пересекли одну из ветвей Большого Чуйского канала. Канал был вырыт вручную методом народной стройки перед Великой Отечественной войной. Глубокое и широкое русло искусственной реки протянулось на 170 км, украшает город и питает живительной влагой тысячи гектаров засушливой земли. Один из посёлков, оставшийся позади, называется Кант (по-киргизски сахар), который напоминает, что восточная часть Чуйской долины славится своими плантациями сахарной свёклы. В 60 км от столицы на берегу реки Чу расположен город Токмак. В X-XII веках на его месте находилась столица государства Караханидов (тюркского происхождения) – Баласагун. Вблизи города от тех времён осталось городище, на территории которого находится сильно повреждённый минарет мечети, известный под названием Башни Бурана. За Токмаком долина заметно сужается, зелени становится меньше, горы всё ближе сдвигают дорогу к реке. Часовая техническая остановка автобуса в районе невзрачного здания столовой посёлка Быстровка связана с вмешательством милиции, которая регулирует движение, организуя поочерёдное одностороннее движение на следующем опасном участке дороги. Далее начинается затяжной серпантинный подъём к озеру Иссык-Куль. Дорога входит в теснину Боомского ущелья то поднимаясь, то спускаясь к самой воде реки Чу. Справа вдоль дороги на головокружительной высоте проложено полотно железной дороги. Сомнительно, что она используется для перевозки пассажиров. Многолетний опыт водителя автобуса, видимо, притупляет чувство страха, и он уверенно жмёт на педаль газа даже на крутых виражах трассы. Местами левая кромка неогороженной дороги примыкает к вертикальному обрыву каньона, внизу которого видна вспенившаяся масса воды. В случае отказа тормозов или неисправности рулевого устройства участь пассажиров была бы незавидной.
За мостом, перекинутым через течение реки становится спокойнее. Горы отступают, и открывается панорама большого озера. Не останавливаясь у портового городка Рыбачье на 160-ом км., сворачиваем к югу и движемся дальше на восток вдоль южного берега Иссык-Куля. Слева вода, справа – склон горного хребта. Вдоль дороги невысокий кустарник периодически сменяется обработанными участками земли, где преобладает красный цвет мака. К 16 часам, преодолев еще 135 км, приближаемся к воротам санатория. Иссык-кульский военный расположен на берегу озера в посёлке Тамга на высоте более 1800 метров. Основную часть посёлка занимает благоустроенная и ухоженная территория санатория, на которой разбит регулярный парк с коллекцией ценных пород деревьев, живописными куртинами и цветниками. Есть даже свой зверинец, натуральные звуки обитателей которого ежедневно оповещали о начале нового дня. Разместили в общей палате с пятью койками в старом корпусе казарменного типа с минимальными удобствами. Новый жилой корпус был ещё только в проекте. Лечебные и служебные корпуса тоже не блещут внешним видом, но функционируют исправно. Меню в столовой разнообразное, но порции, особенно мясных блюд, довольно скромные, что объясняется трудностями доставки продуктов в этот отдалённый район. Получил необходимые лечебные процедуры, в том числе целебные грязевые ванны, а также рекомендации соблюдать режим, заниматься физкультурой, больше гулять, загорать и купаться на берегу озера. Последнее выполнить было затруднительно, так как вода в озере еще не прогрелась. Да и вообще озеро холодное, и даже в самые жаркие месяцы (июль-август) у берега температура не более 18-20 градусов. Закрытый плавательный бассейн тоже в процессе постройки.
расположено на высоте 1608 метров в межгорной котловине мощных горных цепей Северного и Центрального Тянь-Шаня. По величине водной поверхности (6200 кв.км.) озеро занимает 23 место в мире, а по глубине (наибольшая-702 м.) уступает лишь 5 крупнейшим водоёмам, в том числе Байкалу. В озеро впадает более ста рек, но оно считается бессточным, поэтому по требованию экологов движение моторных судов запрещено. По этой же причине водные туристические маршруты также запрещены. Свою лепту в загрязнение озера на протяжении десятков лет вносят и военные моряки, которые используют уникальное озеро для испытания торпедного оружия. Немудрено, что с первых шагов перестройки военных попросили уйти. Посёлок маленький и ходить некуда, поэтому большую часть времени занимают прогулки по внутреннему парку, а также ежедневное посещение пляжа. Для этого надо было спуститься по каменным ступенькам с высоты 1800 до 1600 метров на берег озера. Купающихся я не видел, загорающих – тоже, за несколько минут можно обгореть. Количество экскурсионных маршрутов тоже не велико. Первая поездка была посвящена знакомству с городом Пржевальском, районным центром Иссык-кульской области. Город, расположенный в восточной части озера Иссык-Куль, основан в 1869 году и назывался Каракол. В последней четверти XIX века он был базой многих экспедиций, направлявшихся на исследование Тянь-Шаня и центральной Азии – Н.М.Пржевальского, М.В.Певцова, В.И.Роборовского, П.М.Козлова и др. В 1887 г во время своего пятого путешествия Пржевальский скончался в городе Каракол. В честь этого выдающегося учёного и исследователя в 1889 году город был переименован в Пржевальск. В семи километрах от города на высоком берегу Иссык-Куля находится могила этого путешественника. Вторая поездка в горы в живописное ущелье хребта Терскей-Ала-Тау в каньон реки Барскаун. Цветная фотография запечатлела нашу экскурсионную группу (я второй справа) на высоте 2100 метров на фоне дальней перспективы каньона, где возвышаются одинокие вершины, покрытые снегом.
Растительный мир Прииссыкулья достаточно разнообразен. Здесь явно выражена присущая горным районам высотная зональность. От побережья озера до подножия гор (до высоты примерно 1800 м над уровнем моя) располагаются степи и обрабатываемые поля. Эта зелёная зона отличается разнотравьем и небогатым набором кустарников (шиповник, барбарис, жимолость). Немного выше появляются деревья. Нам встречались миндаль, фисташки, грецкий орех, алыча, дикий виноград, а так же широко распространённые клён и ясень. На высоте 2000 м большинство деревьев – хвойные. Еще выше, на высоте 3000 м зона лесов сменяется субальпийскими и альпийскими лугами, над которыми возвышаются скалистые вершины с вечными снегами и ледниками. Большее впечатление от посещения этого региона осталось не от уникального незамерзающего горного озера, название которого переводится с киргизского как «тёплое озеро», но на деле оказавшееся холодным и недоступным, а от походов в горы. Вообще говоря, индивидуальные походы в горы администрацией санатория запрещены. Это вполне объяснимо: горы таят в себе и определённую опасность – камнепады, оползни и пр. Но мне хотелось подышать атмосферой гор и это удалось – ничего невозможного нет. Сколотили небольшую группу энтузиастов, которую согласилась возглавить молодая женщина, кажется, инструктор физкультуры санатория. Раньше водила даже большие группы пешеходов, но однажды кто-то отстал и заблудился. Наша группа из 4-5 человек несколько раз уходила в горы по грунтовой дороге, которая начиналась в полукилометре от санатория. Дорога, а затем тропа пролегала вдоль горной речки, давшей название и посёлку – Тамга. По пути глазели по сторонам и рассказывали байки, больше говорила наша проводница, называя приметные пункты и горные вершины. Это помогало незаметно преодолевать высоту и проходить довольно большие расстояния, достигая альпийских лугов, и любоваться
Людей практически не встречали, за исключением единичных пастухов, перегонявших отары овец с высокогорных лугов в кошары. Овец, похоже, в горах не считают. Однажды увидели одиночную овцу, оказавшуюся в придорожной яме. Но настоящего шашлыка из баранины отведать так и не удалось. Зато впервые попробовал кумыс. Наблюдал, как в поселковой столовой местные жители пьют его пивными кружками, черпая напиток из вёдер, стоящих на столах. Кумыс присутствовал и в меню санатория, но только как лечебное средство по предписанию врача. Горы не только манят, но и располагают к размышлениям и неторопливым разговорам о творцах природы и места в ней человека. Скрытый потенциал даже на вид безобидных гор без вулканов настораживает. Человек в горах – маленькая беззащитная букашка. Попытка покорить горы даже профессионалами нередко заканчивается трагически. Некоторые народы считают многие горные вершины священными и поклоняются им как богам. Блестящие строки посвятили горам и горцам гениальные поэты и писатели прошедших эпох и современности – Пушкин, Лермонтов, Расул Гамзатов и другие. Мои спутники, такие же, как и я, материалисты, шли по горным дорогам без священного трепета, но с каким-то благоговением перед высшими созданиями природы. Иногда по пути разгорался не шуточный спор о божественных началах мироздания. Апеллировали ко мне, как старшему по возрасту в этой самодеятельной молодёжной группе. Чтобы не обижать своих попутчиков я не старался навязывать им свои представления, но и не скрывал их. Позднее я прочёл мысли пророка нашего времени А.Д.Сахарова о его отношении к религии, которые я разделяю. «Я не верю ни в какие догматы, мне не нравятся официальные церкви…. Но в то же время не могу представить себе человеческую жизнь без какого-то осмысляющего начала, без источника духовной теплоты, лежащей вне материи, и её законов. Вероятно, такое чувство можно назвать религиозным». (Вечерний Петербург. 13.12.1993.) Срок путёвки заканчивался, и я прощался с горами уже в самолёте: сначала в маленьком (Як-40) от Тамги до Алма-Аты, а затем прямым рейсом до Ленинграда в многоместном Ил-62. В столице Казахстана пришлось провести одну ночь в заштатной гарнизонной гостинице на окраине города. Утро наступившего дня было душным и влажным. Удивительно резкий контраст с утренней прохладой в Тамге в 300 км отсюда. Чтобы познакомиться с городом прошел пешком от гостиницы в южной части города (район ВДНХ) до аэровокзала по одной из центральных улиц – Ауэзова. Город возник на месте военного укрепления Заилийское, появившегося в 1854 году. Сейчас Алма-Ата благоустроенный и красивый город прямоугольной планировки с крупными кварталами, утопающими в зелени, широкими и прямыми улицами – аллеями, по сторонам которых расположены арыки. Хребет Заилийский Алатау, у подножия которого раскинулся город, является неотъемлемой частью городского ансамбля. Большинство зданий современной архитектуры украшены элементами казахской классики и окрашены в светлые солнечные тона. Перед посадкой в самолёт осталось время, чтобы заглянуть в бетонную цитадель центрального рынка. Цена яблок в (Алма-Ата в переводе означает отец яблок), к удивлению, оказалась соизмеримой с ценой в Северной Пальмире. (2 р. за 1 кг.)
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Почему-то хотелось озаглавить рассказ словами: «Мы были первыми». Задумался. Нет, далеко не первыми...
Речь, конечно, о подводниках. Ох, сколько было их, «первых»! Вспомним витязей, воспитанных - основоположником подготовки профессиональных кадров подводников, - они первыми начали осваивать серийные подводные лодки России. Вспомним первого командира первой русской подводной лодки «Дельфин» М.Н. Беклемишева. Вспомним совершившую первое океанское плавание. Вспомним боевые походы подводных лодок в Великую Отечественную войну. Многое можно вспомнить о подводных лодках и подводниках, бывших первыми, выполнявших учебные и боевые задачи впервые. И всё же, мы тоже были, если не самыми первыми, то в числе первых - точно! Мне довелось служить на подводных лодках проекта 613. На борт подводной лодки этого проекта С-293 я вступил лейтенантом в должности командира рулевой группы в июне 1956 года на Белом море. Лодка только что прибыла из новостроя после госиспытаний на Каспии. Экипаж ещё жил свежими воспоминаниями о времени строительства лодки в Сормово в 1955 году, первых самостоятельных плаваниях, испытаниях и приёмках механизмов в работе, погружениях на предельную глубину в Каспийском море, о перипетиях транспортировки лодки в доке по Волге и Беломорско-Балтийскому каналу. Экипаж формировался на Тихоокеанском флоте, с этим проектом ещё никто не был знаком, все были выходцами со «Щук». Знакомство с новым проектом все начинали с нуля в прямом смысле. Первые подводные лодки 613 проекта были заложены в 1950 году в Сормово и Николаеве, на флоте появились в 1952-м. Нам, курсантам ВВМУ подводного плавания, впервые показали издали эту лодку «живьём» после второго курса на практике в Болдерае летом 1953 года. Она стояла у отдельного пирса с зачехлённым брезентом ограждением боевой рубки, охраняемая автоматчиками, к ней запрещалось приближаться ближе 30 метров - настолько она была секретной.
Это была надежная и живучая подводная лодка, которую с нескрываемой симпатией вспоминают подводники-ветераны. - "Подводные лодки 613 проекта". Серия "Боевые корабли мира", СПб, 2002 г.
Первое плавание на полную автономность совершила подводная лодка С-70 этого проекта в 1955-м году на Чёрном море. Отрывочные итоги этого похода, тоже под большим секретом, нам, подводникам, довели только в 1956 году. Моей же лодке С-293 честь осваивать Тихий океан в автономном плавании выпала в 1958 году. А предшествовали этому скрупулёзная подготовка более года на Севере и длительный, трудный переход Северным Морским Путём на Дальний Восток, отработка всех учебных задач в течение следующего года и ввод подводной лодки в первую линию боевого состава Тихоокеанского флота. На берегу мы бывали редкими гостями. Почти каждодневные одиночные выходы для отработки элементов надводного и подводного плавания сменялись многодневными рейдовыми сборами лодок соединения с отработкой элементов совместного плавания. Собственные курсовые торпедные стрельбы - сменялись обеспечением стрельб соседей, одна курсовая задача - сменялась следующей. Через год напряженного труда мы достигли заметного совершенства. Наш экипаж в целом стабильный. В офицерском корпусе только поменялись дважды старшие помощники командира лодки - учёба на Классах с последующим продвижением в должностях - и ещё уволился в запас командир моторной группы инженер-лейтенант Геннадий Молчанов. На вновь открывшуюся должность помощника командира лодки пришел капитан-лейтенант Александр Соломенников. Остальные - ветераны. Это командир лодки Капитан 3 ранга Миронов С.А., его заместитель по политчасти капитан-лейтенант Сидоренко Ю.В., штурман старший лейтенант Виктор Куренков, я - командир рулевой группы, тоже уже «подрос» - старший лейтенант, минёр старший лейтенант Виталий Кузьменко, командир торпедной группы лейтенант Владимир Сахранов, стармех (командир БЧ-5) инженер капитан-лейтенант Михаил Семёнов и любимец экипажа фельдшер капитан м/с Дмитрий Шутафедов.
Дмитрий - старый вояка. Нет, он не старый человек, но самый старший по возрасту среди офицеров лодки, он участник Великой Отечественной войны, ушел на фронт со школьной скамьи, командовал После войны окончил медицинское училище, стал фельдшером и вот теперь он подводник. Дмитрий старый холостяк, последним из нас, младших офицеров, женился. Раньше он всегда был душой наших холостяцких похождений. Человек он скромный, никогда не кичился своими боевыми подвигами, боевых наград, которых у него было предостаточно, мы никогда не видели. Удивительной порядочности и доброты человек, к нему тянулись за добрым словом все - и офицеры, и старшины, и матросы. Экипаж у нас дружный, дисциплина строгая. Сверхсрочников немного. Старики-сверхсрочники со старых лодок, обременённые семейными узами, не рвались на новострой. Надо было отрываться от семьи, от домашнего хозяйства на несколько долгих месяцев, а то и нескольких лет, в далёкую Европу. Поэтому старшин команд готовили сами из матросов срочной службы. По третьему - четвёртому году службы это были уже отменные специалисты, асы. С таким экипажем можно творить чудеса, с ним можно идти в бой. И вот настал день, когда нам доверили выполнить скрытный поход на полную автономность в отдалённый район Океана - район возможных боевых действий в военный период. Подготовка к походу велась тайно. Никто не должен был знать, в том числе и семьи, куда мы собираемся и как надолго. Нам грузили по заявкам провизию, ЗИПы, горюче-смазочные материалы, воду до полных норм. Офицеры штабов бригады, дивизии и флота вели нескончаемые проверки. Всё бурлило вокруг нас и всё это - под «большим секретом». Более того, накануне нашего похода, из тех же мест, куда мы собирались, вернулась соседняя лодка. Нам тоже из-за большой секретности не разрешили ознакомиться с итогами её похода. Наконец, закончена предпоходовая суета. Всё, мы готовы!
«Всё», да не всё... От никуда не уйдёшь. Вдруг заболел боцман, мичман Кирсанов Анатолий Фёдорович - аппендицит. А боцман на подводной лодке - фигура немаловажная, он ведь главный управляющий горизонтальными рулями, от него зависит и скрытность, и безопасность лодки. Он надежда и опора, два других горизонтальщика - матросы срочной службы, специалисты не той кондиции, в самые ответственные моменты именно боцман управляет горизонтальными рулями. Надо учесть, что автоматики на рулях тех проектов лодок не было и в помине. Проблему решили: нам прикомандировали боцмана с соседней лодки, который не был асом, но всё же имел удовлетворительный опыт. Болезнь боцмана высветила важную проблему. Считай, что Кирсанову повезло - заболел на берегу. А случись это в море, вдали от своих берегов? Фельдшеру хирургическая операция не по силам. Раньше, когда лодки такого класса далеко от своих баз не ходили, фельдшеры вполне обеспечивали незначительные медицинские услуги, теперь картина изменилась. И эту проблему, конечно, решили - прикомандировали хирурга из санчасти береговой базы, единственного квалифицированного медика с высшим специальным образованием на соединении. Любимец экипажа, наш Дима Шутафедов, остался на берегу. Вскоре проблему врачей в штатах подводных лодок решили кардинально: должность фельдшеров упразднили и заменили хирургами - выпускниками академии и институтов. В один из дней середины сентября, после обеда, подводной лодке объявили боевую тревогу и приказали встать на якорь в бухте. Вскоре с поста НИС мы получили семафор: «Экипаж подводной лодки построить на верхней палубе для встречи с Командующим флотом». Командующий, адмирал Фокин, прибывший на катере, обошёл строй бравых молодцев, произнёс короткую напутственную речь, выразил уверенность в успехе нашей миссии и тепло попрощался. Под покровом ночи («секретно»!), мы начали скрытный переход на позицию. Да, действительно, переход был скрытным и, в данном случае, я это слово не беру в кавычки. Всё исполнялось строго по «Боевому распоряжению»: днём мы находились только на безопасной глубине, в тёмное время суток - под РДП с зарядкой аккумуляторной батареи, велось непрерывное приборное и визуальное наблюдение за водной и воздушной средой, производилось уклонение от всех обнаруженных надводных целей и авиации.
Через неделю мы достигли промежуточной базы. В отдалённой точке внешнего рейда, у безлюдного, «дикого» побережья, нам отвели якорную стоянку, подошел буксир с запасами свежей провизии. Экипаж, после недельного потаённого перехода, с радостью высыпал на верхние палубы, на свежий воздух. Бодро и весело приступили к перегрузке запасов во чрево субмарины, с удовольствием разминая застоявшиеся мышцы тела. Погода и ландшафт этих мест заметно отличались от места нашего постоянного базирования. Здесь уже похолодало, береговая зелень по-осеннему сменилась пурпуром и желтизной. Пополнив корабельные запасы, мы продолжили свой скрытный поход. Новый этап перехода обрёл другие оттенки. До пункта промежуточного захода мы шли в своих территориальных водах или близко к ним. Теперь же наш маршрут соседствовал с территориальными водами иностранного государства. Чем дальше от своих берегов удалялась подводная лодка, тем сложнее становилось плавание. Сопки скрылись за горизонтом, береговые объекты стали недоступны радиолокатору, всё тише и тише звучали сигналы береговых радиомаяков. Погода стала резко портиться. Это мы начали ощущать уже на безопасной глубине. Всплыв в вечерние сумерки для астрономических наблюдений, а описываемые события, напомню, происходили в доспутниковую эпоху, о спутниковой радионавигации ещё и не мечтали, неба мы не увидели - на море бушевал шторм. Подводную лодку бросало как щепку, в центральный пост через верхний рубочный люк временами врывались потоки воды. Становиться в такую погоду под РДП - бессмысленно, удержать подводную лодку на перископной глубине почти невозможно, волны выталкивают её наверх, а если принять дополнительный балласт в уравнительную цистерну, то в любой момент можно провалиться на опасную глубину. По радио получили штормовое оповещение: через нашу акваторию проходит
Ситуация осложнилась. Своё место имеем только счислимое, получить обсервацию невозможно, к утру предстоит форсирование опасного в навигационном отношении участка моря, после которого должны будем обязательно погружаться. До погружения надо непременно зарядить аккумуляторную батарею. Используя полученные в результате анализа данные пассивного радиотехнического и визуального наблюдения, командир - капитан 3 ранга Миронов - решил продолжить движение и вести зарядку батареи в надводном положении. В такую погоду, предположили мы, иностранные корабли все в укрытиях, самолёты ПЛО, если и будут вести разведку, визуально нас - «щепку» - в бурном ночном море не увидят, а мы, обнаружив работу их радиолокаторов, успеем вовремя погрузиться. На мостике остались только командир и вахтенный сигнальщик, вахтенный офицер вёл наружное наблюдение из центрального поста в перископ. Забор воздуха для работающих дизелей начали делать через поднятую шахту РДП. Прикрыли на защёлку крышку верхнего рубочного люка, забортная вода перестала поступать внутрь подводной лодки через боевую рубку и шахту подачи воздуха к дизелям. На штурманскую вахту вместо меня заступает Виктор Куренков, я устраиваюсь «отдохнуть» до 4-х часов утра во 2-м отсеке - кают-компании офицеров. У Виктора сложная задача - выжать из невозможного хоть какие-то данные для уточнения места подводной лодки. В лоциях много информации о районе плавания: и глубины, и характер грунтов, сезонные направления и сила течений. Но этот штормяга, ураганные ветры, то в одном направлении, то вдруг в обратном - как они повлияют на дрейф и течения? К утру я помогу Виктору «колдовать», а пока устраиваюсь на диван второго яруса. Диван узкий, это, по сути, спинка дивана, подвешенная цепями к подволоку. Пространство, к большому сожалению, стесняют торчащие шпангоуты. Наконец, с большими трудностями привязываюсь ремнями к скобам на шпангоутах. Лодка на волнах то взмывает ввысь, кренясь градусов на 50-55, то проваливается в бездну. Я, то повисаю на ремнях, то меня заваливает в шпации, шпангоуты сдавливают грудную клетку, ноги. При очередном крене слышно, как в центральный пост врываются через верхний рубочный люк шумные потоки забортной воды - видимо, по надобности зачем-то отдраили люк. На другом борту, на нижнем диване устраивается замполит, капитан-лейтенант Сидоренко. У него проблемы, ему не за что привязаться. Слышу грузный шлепок в отсеке и гневное бормотание. Приоткрываю глаза. Вижу, как Сидоренко, чертыхаясь, собирает на палубе свою постель, запихивает на диван и в очередной раз пытается закрепиться. Шлепки и чертыханья повторяются снова и снова. Наконец, он покидает отсек в поисках более спокойного места для ночлега. Гремят оба дизеля, тарахтят компрессора, гудят судовые вентиляторы, лодку мотает вверх, вниз, влево, вправо, переваливает с борта на борт… Я проваливаюсь в беспамятство, называемое «сном». С 4-х утра я на штурманском посту. Обсудили ситуацию с Куренковым, пришли к выводу: уточнить место можем, используя только радиопеленг на еле слышимый радиомаяк в районе опасности по маршруту движения лодки и глубину места, измеренную эхолотом единичными посылками сигнала, чтобы не демаскировать себя. Ура! У нас получилось!
точнее - ко времени, когда должен был наступить рассвет, - ураганный ветер рвал и метал по небу тёмные свинцовые тучи, небо сливалось с морем, дождевые вихри, смешанные с морской пеной, скрыли горизонт, визуальная видимость не превышала 3 - 5 кабельтовых. Море клокотало, волны вздымали нас кверху, почти к низким облакам, бросали камнем куда-то вниз, в пропасть, в преисподнюю и, казалось, с ещё большей силой. Но пеленг на радиомаяк был уже за траверзом. Наконец, опасность позади! Мы в Океане и можем погружаться! Там, в глубине, будет легче... Да, на глубине стало легче, но стихия давала знать о себе и там. Лодка перестала взмывать и проваливаться, вздрагивать и скрипеть, как немазаная телега, но качка доставала и там. Даже на 100- метровой глубине она продолжала переваливать лодку с борта на борт до 15 - 20 градусов, на 150 метрах бортовая качка уменьшилась до 10 градусов, но и на рабочей глубине нас продолжало заваливать на 5 - 7 градусов. Когда мы, экономя моторесурс, на третьи сутки в утренние сумерки всплыли в позиционное положение, картина изменилась. Сила ветра уменьшилась до 7 - 8 баллов, появились признаки горизонта. С разрешения командира лодки я, как вахтенный штурман, поднялся на мостик оценить перспективы астрономических наблюдений. Отработанным до автоматизма жестом, протянул руку, чтобы ухватиться за скобу колпака, закрывающего герметично выгородку пеленгаторного репитера гирокомпаса. Моя рука окунулась в чашу, наполненную водой. Кремальерный запор колпака был выбит штормовой волной, колпак отброшен, сам репитер болтался в ограждении боевой рубки на кабельном жгуте, как на пуповине, а выгородка для репитера доверху наполнена морской водой. Эта поломка оказалась самой безобидной. Ещё отсутствовала металлическая дверь на ограждении боевой рубки, её сорвало волной. Пока вентилировали отсеки подводной лодки, минут через 15 стало светлее, и нашим взорам предстал совсем удручающий вид: через перекатывающие по надстройкам волны мы не обнаружили на корме палубы, её тоже почти всю смыло в океан. Получилось, как в песне: «На палубу вышел, а палубы нет...». На корме, как из вскрытого чрева, проглядывали извивы трубопроводов, арматура, баллоны воздуха высокого давления - все окрашенные розовым свинцовым суриком. Зрелище было неприглядным. Небо всё ещё было покрыто облаками, и мы снова погрузились на рабочую глубину. В тот же день, всплыв на сеанс радиосвязи в вечерние сумерки, увидели, наконец, и, после форсирования сложного участка плавания, впервые получили достаточно достоверное место астрономическим способом. Невязка места, несмотря на всё коварство природы, оказалось в пределах расчетной. Это радовало.
Не радовало другое. Хотя тайфун и ушел из района нашего плавания, и небо стало доступным для астрономических наблюдений - океан ещё «волновался» в полную силу. Подводную лодку под РДП продолжало носить на океанской зыби. В короткие моменты утренних и вечерних сумерек, когда подводная лодка находится в позиционном положении, и мы ведём астрономические наблюдения на мостике, взору предстаёт жуткая картина. Водные валы невероятной высоты, как шутят моряки - «выше сельсовета», катятся один за другим, их высота действительно сравнима с высотой 9 - 10-ти этажного дома. В какой-то момент мы вдруг оказывались в глубочайшем ущелье, спереди и сзади возвышались высоченные жидкие горы, которые, казалось, вот-вот сомкнутся над головой и мы канем в пучину. семидесятишестиметровая подводная лодка кажется беспомощной, затерявшейся песчинкой во владениях гулливеров, она начинает, подрагивая и выпрямляясь, задирать нос и вскарабкиваться кверху, нас выносит на самый гребень очередной горы. Впереди и сзади взору предстают и мы начинаем стремительное падение в тот, что спереди. Внутри тебя всё обрывается, норовя остаться на прежней высоте. Усилием воли и привычки подавляешь естественный порыв организма. Замедлив ускорение падения, лодка снова оказывается в преисподней, и снова невольно ожидаешь, что пучина тут же непременно сомкнётся и ты, прикованный страховочной цепью к скобе на ограждении боевой рубки, вместе с лодкой окажешься погребённым в ней. Страха нет, ты просто как бы в пустоте, в полном отрешении - будь, что будет...
За неделю плавания в штормовых условиях, наши рулевые-горизонтальщики - уже виртуозы. С лодкой они вытворяют что хотят, правильнее - всё, что от них требуют, - легко, сноровисто, уверенно. Океан им дал то, чего не смогли они получить в тепличных условиях районов боевой подготовки. Под стать им и мотористы, и электрики, и трюмные машинисты. Экипаж действует, как отлаженный часовой механизм. Постановка под РДП, движение под ним в штормовую погоду с зарядкой аккумуляторной батареи ночью, срочное погружение на глубину с обнаружением радиолокационных сигналов противолодочных сил или плановое перед рассветом, исполняются мастерски. Переход становился уже как бы будничным делом. И вот тут мы, штурмана, получили первую неприятную вводную: начал незначительно, а затем и сильно, вибрировать агрегат, питающий гирокомпас. Стало очевидным, что «виновник» случившегося - один из подшипников. В ЗИПе у нас были запасные подшипники нужных размеров и шариковые, и роликовые. В течение суток мы смогли своими силами заменить сломавшийся подшипник и ввести гирокомпас снова в меридиан. Временное управление лодкой на курсе по магнитному компасу не доставило больших неудобств рулевым. Второй неприятный симптом исходил от зенитного перископа - наш основной «глаз» в ночном плавании: он начал подтекать по сальнику. Пустяк, в общем-то, надо было просто добавить смазку в пресс-тавотницу и обжать ею сальник. Но по небрежности, или недальновидности, десятилитровую банку с АМС - специальную морскую смазку, трудносмываемую водой - перед походом закрепили в надводном гальюне, который расположен в ограждении боевой рубки. Длительная штормовая погода никак не позволяла нам извлечь эту банку и переправить внутрь лодки. Эту операцию откладывали до лучших времён. С каждым днём мы всё ближе к району боевого патрулирования. Погода на поверхности заметно улучшилась. Но с каждым днём повышается температура забортной воды, растёт она и в отсеках. Подводная лодка находится уже значительно южнее по широте от места постоянного базирования. И вот мы уже в районе боевого патрулирования! Начинается основная работа. В районе боевого патрулирования стало невыносимо жарко. Температура забортной воды от поверхности океана до предельной глубины погружения выровнялась, на любом горизонте она плюс 29 - 30 градусов, в отсеках значительно теплее: в центральном посту под 50, в аккумуляторных отсеках все 60, в электромоторном 65 и только в концевых отсеках между торпедных аппаратов «оазис», там прохладно, всего до плюс 45 градусов.
Окончание следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Над Нами - снова Кто-то где-то решил - и вот Мы уже идем на север проторенной совсем недавно дорогой... Я работаю, как машина... Мы - можем! Мы - должны! Мы будем! Эти слова - символ Моей Воли... Воли к победе! Я прочно адаптировался К своему Сумасшедшему Режиму: все время накапливающаяся остаточная усталость и бессонные ночи стали Нормой Повседневной Лейтенантской Жизни... И эти нормы совершенно неожиданно сказались на моей работоспособности: она резко возросла! Неудачи у ПэЭф Меня больше не повергают в уныние... Да, Вы Все пока знаете и умеете больше, чем Я Но кто из Вас способен продемонстрировать в конце автономки такую, как у меня, Волю к победе? А Я демонстрирую Ее не только ПэЭф, но и Экипажу ежедневно... Неудача - повторный «заход»... неудача - еще раз попробуем... Еще... Еще... «Несите зачетный лист...» Этот финал тоже становится нормой Моих трудов... Вопрос №15... №16...№17... №21... Одержимость Моя явно импонирует Экипажу, особенно - офицерам БЧ-5... Они конкретно и охотно помогают Мне в сдаче корабельных вопросов... И здесь дело уверенно идет к финишу... А вот с ПэЭф все сложно... Он все время возвращает Меня к тем вопросам, которые сданы были ранее... Чуть - что не так — и «зачет» превращается в «незачет»... Поэтому к каждому вновь сданному зачету я каждый раз буквально прорываюсь сквозь Глыбу Суммарного Знания, приобретенного в виде «зачетов» ранее... Попробуйте стать на мое место - и Вам станет тоскливо до тошноты... Но я не сдаюсь! Сегодня - еще одна (уже пятая!) попытка сдать комплексный зачет по системе курсоуказания... После отдельных зачетов по 64 переключателям... Опять провал—Черт бы побрал это Железо вместе с ПэЭф! Все-таки в технике я - тупица... С тоской возвращаюсь в гиропост... ЭсШа мне сочувствует... В глазах рябит от схем... Башка чугунная... Время бежит— Тупо пробегаю цепочку за цепочкой... Картинка никак не складывается... Еще один прогон... Еще один... Глаза слипаются... Ладно... завтра продолжим... Корабль тоже устал... Вот опять перезвон колоколов! Господи, что на этот раз? «Аварийная тревога! Запах гари в центральном посту...» Спасибо, что не пожар... Ловлю себя на мысли, что чувство Опасности притупилось... перешло в некое подобие привычки... Как ноющий все время зуб... Боль есть, но мозги уже не застилает... «Отбой аварийной тревоги!» Молодцы ребята, быстро сработали...
ПэЭф хмур и сосредоточен... «Несите зачетный лист...» я похоже, достал его сочетанием Тупости и Упорства... Московское время - 00.55... Я снова на вахте... рассматриваю свой многострадальный зачетный лист... Глубокие изломы на сгибах... Сколько же раз за поход Я повторял эту процедуру! Развернешь в надежде, что окажется на одну подпись больше, чем было... Ха -ха... Остались всего три ячейки без росписей... Из 28... Вот так-то, уважаемый Читатель! Никогда не предполагал, что заполненный зачетный лист может так радовать глаз! И за каждой росписью - лейтенантская кровь и слезы... Да заскорузлые мозоли на Многострадальной Заднице... Кончается вахта... Наступает последний сентябрьский денек... 42 суток остались позади... А на пороге - октябрь...
Октябрь украсил парки Ленинграда, Осенний дождь стучит по стеклам вновь... И по аллеям милого Мне сада Шагает тихо чья-нибудь любовь... Шагает в такт дождю, под шорох листьев, Идет туда, где был и Я с Тобой... Какого черта, ну скажи на милость, Ушел Я в море, за своей судьбой? Ушел от старых, Мной любимых парков, В края холодных северных ветров, Туда, где неизвестно слово «жарко», Где любят Дело... и не любят слов... Отсек молчит... ни говора, ни звука, А в штурманской - спокойный полумрак И я прошу... ну дай скорее руку, Пойдем гулять в осенний сонный парк! Пойдем шуршать осеннею листвою! А то - почти два месяца вода... Нас укрывает темной глубиною И никому не добежать сюда...
Последняя неделя похода.
Автономка кончается... Сижу в гиропосту и слушаю Любимая песня греет Душу как и и когда...
Думаю о Ней... Все время, когда способен Чувствовать... Нет, наверное, ни одной детали Нашей короткой совместной жизни, которую я не перебирал бы в Памяти раз по 10 - 15... Сегодня Меня посещает странная мысль: Я боюсь возвращаться... Вдруг Она не приедет? А почему Она должна приехать? Как попадет в погранзону без специального пропуска? Кто Ей этот пропуск сделает? Убийственная логика! Но Душа Ее в упор не видит... В походе вообще наступает момент, когда Экипаж начинает вдруг жить ожиданием Дома... Контуры предстоящей встречи с Любимыми Людьми все явственнее и ощутимее... Вот и Мои мысли — уже на причале... А вот и знакомая шапочка... Ура!!! Грезы застилают мозги... И это неуправляемое состояние Внутреннего Мира таит в себе Беду для Экипажа.» Командиру эти признаки давно уже заметны... Все чаще Он обходит Корабль, все жестче обращается с Экипажем... Но не со мной... Сегодня Он не задает своего привычного вопроса: «А чем занимается мой недопущенный младший штурман?» Потому что со вчерашнего дня я Допущен к самостоятельному управлению электронавигационной группой БЧ-1! Поэтому и вопрос мне задается другой: «А ты что, устал?» Отвечаю, ценя Командирский юмор: «Готов к следующей автономке!» Командир задумчив: «А что, это мысль...» Вот так-то... Он в меня верит... Московское время 01.35... Привычное и уже любимое время... На Корабле почти нет спящих... Шатуны бродят из отсека в отсек... То там, то тут - мимолетные разговоры...
имеют бешенный успех... Но я собран и деловит... Ответственность за безопасность Корабля теперь лежит на Моих Плечах полной мерой... Но совладать с навязчивой идеей не могу... Знаю, что глупо хвататься за Несбывшееся... - но бессилен что-либо поделать»... Общее состояние Ожидания Дома захватило и Меня... А вдруг? А если? А может все же? Размечтался, мать твою... Помощник сделал мне поистине королевский подарок: вручил выписку из приказа Командира о Моем Допуске... Сменяюсь с вахты... Спускаюсь в гиропост... Предъявляю выписку ЭсШа... «Поздравляю, рад за Вас, товарищ лейтенант!» Радость и гордость переполняют меня: задача, поставленная передо Мной Командиром, выполнена! Честно... Достаю заветную фотографию... Ты тоже рада, девчонка? В любимых глазах - молчаливый ответ... Неожиданно для себя мгновенно засыпаю... Во сне видел Ее на пирсе... Бред... В Баренцево море вошли без Меня...
Последние сутки похода.
Завтра... Уже только завтра... Корабль идет к Гремихе... На всех лицах - Ожидание Дома». Одни мы с ЭсШа работаем по-прежнему в полный накал: по другому нельзя... У Меня помешательство... На самом себе... Ищу Ее на еще невидимом причале. Состояние – совершенно неуправляемое... Со Мной первый раз такое! Объяснить нормальному человеку свои сегодняшние чувства просто невозможно... Представьте себе: Вы точно знаете, что прыгать с 10-го этажа вниз - плохо... Но прыгаете с глупой надеждой в голове: "А вдруг пронесет?» Закон всемирного тяготения Вас никак не греет... Он сам по себе... Вы - сами по себе... Мозг блокирован Чувствами напрочь... И вот - прыгаете вниз... и разбиваетесь! Надежда - Нам компас земной, А удача - награда за смелость... Хорошо бы! и смелость есть... А вот удача...
Экипаж драит Корабль... Доводит все до ослепительной Чистоты... Вода... Ветошь... Мыло... Блестит медь... латунь... бронза... Стирается спецодежда... Пришиваются чистые воротнички... Работает машинка для стрижки волос... Только «бородачи» непоколебимы в своем Величии,.. Бороды расчесаны и готовы к обозрению Близких... На очередной путевой карте уже видна Гремиха - Наш Светлый Образ в течение последних 49 суток... Шесть часов... Пять— Четыре.., Три... Два... Один... Bce! «Боевая тревога! К всплытию!» «Корабль к бою готов!» «Акустик», прослушать горизонт!» «Лево руля! Ложиться на курс 90°...» «Центральный, горизонт чист!» «Боцман! Всплывай на глубину 7 метров с дифферентом 3° на корму!» «Товсь на быстрой!» «Глубина 30 метров... 25... 20... 17... 12... 10...» «Глубина 7 метров!» «Поднять перископ!» «Горизонт чист! Боцман, всплывай!» «Продуть среднюю!» «Продуть концевые!» «Сравнять давление через шахту подачи воздуха к дизелям!» « Открыть клинкеты по вдувной!" «Отдраить верхний рубочный люк!» «Отдраен верхний рубочный люк!» Вот я все... Передний край, прощай! До следующего раза... Мы наверху.
Свинцовая гладь моря... Моросящий дождь... Вокруг пустота... Радисты установили связь с оперативным дежурным Получено радио от Командующего Флотом в адрес Командира... Короткое слово... «Полюс»... А вот уже и дома на пригорке видны... Правда - пока на 12-ти кратном увеличении... Сердце екает все заметнее... Берег все ближе... А вот и последняя путевая карта... Финишная прямая... «Боевая тревога! Проходим узость!» Курс - 204°6... Скорость - 9 узлов... Легли на входные створы... Поворот вправо... Курс 305°7... Прошли боновые ворота... «Получено добро оперативного швартоваться к плавпирcy № 13 с запада!» Все... Наша работа закончилась! Дальше - работа Командира... Хода и курсы переменные... Все, штурмана! «Записать в журнал: ошвартовались к 13-му с запада» И вот - Экипаж в строю на пирсе... «Смирно! Равнение направо!» Командир идет навстречу Командующему Флотилией... Короткий рапорт... «Вольно! Разойдись...» А дальше... Причал... Слова поздравления... Толпа жен и детей у КПП в зону... Но... Ее там нет! Мираж рассеялся... Плохо... Мрак... Снег... Ветер... Холод... Спускаюсь в гиропост... Прислоняюсь к теплому Железу... Сегодня Оно, наконец, стало родным... Достаю заветное фото... Девочка Моя, здравствуй! Я очень Тебя люблю! До встречи...
Вместо эпилога.
Через два года я стал командиром штурманской боевой части на Своем Корабле... И старшим лейтенантом... А еще через два года... Но это - уже Другая Книга...
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
На подводных лодках, когда они в море, икра та и другая входит в рацион питания. Икра лососевых к завтраку идет хорошо, а зернистую паюсную матросы недолюбливают: “Опять нам этот “гуталин-мазут” подсунули”, просят провизионщика компенсировать чем-нибудь съедобным. Поэтому на продскладах этот продукт и залеживается. Лейтенант Петров, вникнув в “секреты” продснабжения, понял, что взаимозаменяемость продуктов в рационе допускает такие вариации, по которым даже шоколад можно поменять на сено. Поэтому отбирает продукты только те, что пользуются большим спросом. Продовольственную проблему Петров закрыл, но столько времени для зачетов было упущено… А то вот проводили слет молодых офицеров. Тоже в рабочее время. Х-м, “молодые офицеры”, собрали всех, до “капитан-лейтенантов” включительно, под одну гребенку. Но те, хоть и “молодые”, но маститые, восседали, как патриции в Римском Сенате, а бедного лейтенанта Петрова замполит принудил, как “самого молодого из молодых”, еще и речь произносить по его же замполитовским тезисам: вот, мол, я самый молодой из молодых, только что прибыл из училища (так и хотелось сказать: “Прямо с поезда!”), встретили и обласкали меня, как в родной семье, отцы-наставники (командир лодки, старпом, нелишне и меня, зама, помянуть), дали мудрые советы, направили на путь истинный, и благодаря партийной и комсомольской организациям… Ну, в таком духе. Вот и месяц пробежал. На вечернем докладе старпом требует предъявить зачетные листки. В глазах старпома отражается скепсис, лицо искривляется в гневно-презрительной гримасе: что, мол, за тип нам достался, где их, таких лейтенантов, делают? - Да, лейтенант Петров, сдерживая гнев, цедит старпом, - скромные у вас успехи. Я продлеваю вам “казарменное” положение еще на две недели. Сход на берег вам, естественно, запрещается. Ежесуточно в 23.00 и в 06.00 должны отмечаться у дежурного по дивизиону. Ступайте. В следующий срок Петров так же не уложился и получил первое взыскание. За ними последовали второе, третье, а вскоре “Карточка взысканий и поощрений” (впоследствии – “Служебная карточка”) со стороны “взыскания” имела уже солидный перечень. Большей частью там фигурировали “домашние аресты” – излюбленный начальниками вид взысканий. Вручил начальник “виновному” записку об аресте и на неделю снял с плеч заботу об организации обеспечения и проч. Не так уж и плох лейтенант Петров, не тупица и не разгильдяй. Такие, как он, составляют абсолютное большинство молодых людей. Его просто перегрузили своими и дополнительными обязанностями. И так будет до появления на корабле очередного новенького лейтенанта, и тогда все дружненько переключатся на обучение и “воспитание” следующего “фендрика”. Однако, при всем при том, жизнь на ПКЗ идет и имеет свои грани и оттенки. В соответствии с распорядком дня производится побудка, приборки, помывки личного состава, прием пищи и т.д. В кают-компании офицеров к обеду, как правило, разделанная с лучком селедочка. Командир ПКЗ, Трофим Кондратьевич, как учтиво к нему все обращаются, большой любитель селедочки. Перед его местом за столом селедочница всегда возвышается горкой.
А селедку в качестве закуски?
Лейтенант Петров со временем фиксирует такую деталь: многие офицеры-ветераны, входя в кают-компанию и завидев селедочку, тут же ретируются обратно в свои каюты, чуть позже снова возвращаются с неким блеском в глазах и азартно набрасываются на закусь. После обеда – блаженный, священный “адмиральский” час. Трофим Кондратьевич – хозяин ПКЗ. Он по-отцовски заботлив, на нем все: жилье, питание, помывки, стирки, отопление лодок. К нему почтительны все командиры лодок от “капитан-лейтенантов” до “капитанов 2 ранга”. Он доступен “лейтенантам”, поскольку недалеко ушел – сам “старший лейтенант”. Служебному положению Кондратьича лодочные офицеры не завидуют, скорее – соболезнуют. Флотские строевые офицеры попадают на береговые должности, или вот на подобные ПКЗ по несоответствию корабельным должностям, как правило, по болезни или по недисциплинированности. Кондратьича понизили в должности из командиров боевого тральщика, понизили обидно, за страсть к охоте. Командовал он до ПКЗ тральщиком, небольшим, “стотонником”, но все же боевым кораблем. Держал он на своем корабле ружьишко и в море иногда постреливал уточек. В один из выходов на траление учебных мин море было спокойным, уточек было много. Кондратьич стоял на баке с ружьишком, целился в порхающую дичь, командуя на руль: “Левее, еще левее, еще чуть-чуть… Право на борт!” В общем, куда птички – туда и он. Прокладка, естественно, не велась. И сел его тральщик на песчаную банку. Пришлось высаживать на банку “десантников” и лопатами откапывать фарватер. От начальства, конечно, утаил, но не учел, что в экипаже было кому просигнализировать. Сняли! И вот теперь он командует несамоходным кораблем, отплавался.
По окончании рабочего дня свободные от дежурства и вахт женатые офицеры и некоторые холостяки сходят на берег. Причем, пока командир лодки не отбыл, никто из подчиненных и в помыслах не имеет отлучиться. После командира, с небольшим интервалом (мало ли, вдруг вернется!) наступает черед старпомов и замов, затем командиров боевых частей, а дальше – “фендриков”. Командиры лодок – “аксакалы”, только после ужина, дав все указания, начинают неторопливо собираться к отходу. “Молодняк” нервно выжидает, этим не терпится, им надо урвать от свободы побольше в кратчайшие сроки. Наш командир не злоупотребляет свободным временем, он еще “капитан-лейтенант”, правда, на “сносях”, говорят, уже представлен к “капитану 3 ранга”. А у соседей командир “капитан 2 ранга”, тот любит вечером “козла забить” в домино, или “шарики покатать” в бильярд. К нему и так, и эдак: “Товарищ командир, а вы домой сегодня поедете?” А он: “Ну что там делать? Придешь, а там любовью заставят заниматься…” Несчастные офицеры на той лодке. В будни, да и по выходным, когда каюты старших офицеров опустеют, на ПКЗ начинается ночная жизнь младших офицеров, холостяков. Их в экипажах добрая половина. Один пошел в гости к однокашнику с другой лодки; другой – перекурить с другом, товарищем; у кого-то “под ложечкой засосало”, вскрыл банку консервов из доппайка, нашел корочку хлеба, а тут гость-товарищ ввалился, возмущается, что не по делу так закусь переводить. Нашли под что эту закусь перевести, на запах, как говорят, и мухи слетаются, завязалась компашечка, сообразили еще. И “пошла гулять губерния”. Алик Бержинский, минер с соседней лодки, лейтенант с годовым стажем, как правило, начинал бесцельные вечерние прогулки по ПКЗ в одиночку. В училище он имел первый разряд по боксу в среднем весе, до сих пор сохранял хорошую физическую форму, походка его была пружинистая, руки, поигрывая мышцами, в судорожных движениях искали “противника”. Противником чаще всего оказывался Степа Чиняков, невысокий, щупленький врач с другой лодки. Задевать Степу было опасно, он заводился с пол-оборота, становился агрессивным до бешенства. Степа парировал боксерские выпады Алика не спортивными приемами, а натуральным ломом. Да, он в ярости схватывал лом, кирку или топор с а если инцидент начинался в каюте – хватал столовый нож и начинал погоню за Аликом по офицерским коридорам с криками: “Убью!” Крики соответствовали намерениям. Алику приходилось туго.
Степа был неуравновешенным, это точно. Помнится, как на свадьбе сослуживца он долго молча бросал пристальные взгляды своему визави, затем, схватил со стола торт с кремом и запустил в лицо товарища. Еле развели потом общими усилиями гостей. Позже такая выходка случилась. Под Новый год Степа, как врач, дежурил в санчасти. Под бой курантов он пригласил в комнату дежурного больного старшину и предложил ему вместе встретить праздник. “Остограммились” медицинским спиртом. Старшина решил использовать доверительную ситуацию в корыстных целях, стал упрашивать Степу, чтобы тот отпустил больного к своей девушке. - Что? – взревел Степа, - в самовольную отлучку захотел? Снести такое нарушение дисциплины Степа не смог и расколол о голову потенциального нарушителя дисциплины двухлитровый графин с водой. Окровавленный старшина настолько оскорбился нанесенной обидой, что побежал топиться в бухте. Старшину спасли, а Степу, естественно, уволили со службы. Под горячую руку он, наверное, был способен зарезать скальпелем и больного. Доверять ему больных, тем более проводить хирургические операции, было опасно. Алик тоже прослужил недолго, был уволен в запас и уехал во Львов к любимой мамочке. Шумные всплески на ПКЗ были, конечно, нечасты. Большей частью посиделки проходили и заканчивались под утро в какой-нибудь дальней большой каюте, в тишине, в дымном табачном угаре, за росписью “пульки” по пол - ( а то и четверти) копеечки, но азартно. Как-то, засидевшись до полуночи, лейтенант Иванов вдруг вспомнил о семье и своих обязанностях перед ней, запросился: - Ребята, мне же сегодня разрешен сход… Можно я уйду? Жена…, - с предвестником слезинки в голосе выдавил Иванов. - Что? А кто твою “горку” списывать будет? – последовала возмущенная реакция. – Сиди! Раньше надо было думать… О чем надо было думать раньше – осталось неясным. То ли о решении принять участие в игре, то ли о целесообразности женитьбы. Игра продолжилась.
Редко кому удавалось вздремнуть до подъема Флага час-полтора. С 8.00 все включались в круговерть служебных проблем. Первые мысли были о том, где бы “зашхериться” на часок – второй. Динамика бытия вскоре вытесняла это желание, мечта о том, что сегодня вечером надо лечь спать пораньше, так и не сбывалась. Наступал новый вечер, и снова все повторялось. В бытовом плане офицерский коллектив был очень дружен. Если надо кого по необходимости подменить на вахте – пожалуйста, деньгами выручить – милости просим, если кто в театр собирается или на свидание с девушкой – каждый готов поделиться свежей сорочкой. Пришли, наконец, времена, когда и лейтенант Петров расправил плечи. Все зачеты уже сданы, погоны на плечах заметно пообмялись, индивидуальные особенности характера попритерлись, унифицировались под организм экипажа, да и новый лейтенант, Сидоров, как нельзя кстати, появился, отвлек внимание командования лодки на себя. Еще бы! Новый объект для воспитания и взращивания до нужной кондиции… Петрову в городе бывать приходилось. Видел он город, когда только приехал к новому месту службы, саму службу разыскивал путем опроса местного населения. Затем, посетил накануне Дня ВМФ в числе группы офицеров, выделенных для участия в торжественном собрании, проводимом в Доме офицеров. Еще – когда два-три раза получал продукты для лодки. В один из таких выходов, - какое счастье! – купил себе вожделенную мечту всех молодых офицеров – резиновые, черные, блестящие, на красной ворсистой подкладке галоши. Это был писк моды тех лет. Да и потребность их на Яграх диктовалась жизнью: кругом было бездорожье, а в ненастную погоду и труднопроходимые грязевые лужи.
В первый официальный выход в город лейтенант Петров собирался, как на праздник. Военная форма была вычищена, отутюжена, “стрелки” брюк так и норовили произвести порез при соприкосновении, на ногах сияли черным блеском новые галоши. Лейтенанты Иванов, Куренков и Кузьменко – знатоки центров городского досуга – предложили свои гидовские услуги. Все складывалось самым чудным образом. Радостные надежды вскоре померкли. Город оказался скуп на развлечения. У города были большие государственные задачи – строительство самых современных в мире подводных лодок. Город думал прежде всего о Родине, в последнюю очередь о себе и о развлекающихся. У дружной компании выбор оказался небольшой: заводской Дворец культуры ИТР (инженерно-технических работников) – туда посторонних не допускали, он для своей элиты; драмтеатр – спектакли идут один-два раза в месяц, ближайший через неделю, концерты заезжих эстрадников бывают и того реже, а танцы в просторном фойе драмтеатра под радиолу по выходным начинаются часов в 20-21. В эти дни и часы устраиваются танцы и в Доме офицеров. “Куды бедному крестья…, виноват, офицеришку податься?” Правильно! Самое доступное место отдыха, где всегда рады гостю, где всегда открыты двери – кафе-ресторан “У Эдельмана”. Кафе-ресторан - нечто вроде мужского клуба. Редкие женщины попадают туда по недоразумению, не исключено, что и по коварному замыслу. Заведение занимает часть комнат первого этажа небольшого деревянного двухэтажного дома, построенного до войны узниками ГУЛАГа. Кафе-ресторан официального названия не имеет, точнее, как-то называется: может и “кафе”, может “столовая” ОРСа № … - этого никто не знает и не интересуется, все его называют “Эйдельманом” и всем ясно, о чем идет речь.
А Эдельман – директор этого предприятия, это его фамилия. Молодые и не очень люди, ищущие развлечений, почти без сомнений, - альтернативы-то нет, - всегда устремляются к “Эдельману”. Хозяин заведения гостеприимен, обслуга вышколена, в зале таинственный полумрак, негромкая музыка. Интерьер обволакивает теплотой и уютом, расслабляет и завораживает.
Л.И. Эдельман на крыльце «Северного» с супругой, дочерью Людмилой и её подругой Лилей. Фоторепродукции В. Капустина. -
Ассортимент выпивок и закусок вполне удовлетворяет посетителей, а о доступности, и говорить не приходится. Если быть более конкретным, давайте подсчитаем. В магазине бутылка 0,5 л. водки стоит 2р.87к., коньяк 3 зв. – 3 руб.05 коп. В ресторане копеек на 30 дороже. Отбивная “с лапоть”, во всю тарелку – до 3-х рублей, плюс копеечный салат. Десерт, кофе в сумме тоже не более 3-х рублей. Подсчитали? Выходит так: если в твоем кармане есть рублей 10, можешь смело идти к Эдельману – “отдых” тебе он обеспечит на весь вечер. Конечно, первый выход “в свет” начался с “Эдельмана”. Старшие товарищи в честь премьеры предложили Петрову меню и право первым сделать заказ. Петров не избалован ресторанами, гусарскими застольями, человек он, можно сказать, скромный. Нет, он не инок, он вполне современный человек только что вступающий в самостоятельную жизнь. Со спиртными напитками он знаком, уважает десертные вина – кокур, мускатель, мускаты, может употребить немного хорошего коньяка, водку тоже пробовал, но этот напиток ему противен. По праву первого выбора Петров избрал коньяк КВВК. Вначале подумал, что достаточно было бы грамм 100, но по поведению коллег уяснил, что посиделки могут затянуться, и заказал 150, с лимончиком. Коллеги лукаво заулыбались и потребовали на троих сразу графин (2,5 л.) водки. Сладостное время тянулось долго и приятно, закусок было много, все было вкусно. Петров сделал очередной смелый шаг – заказал еще 100 грамм, товарищи поступок одобрили и, в знак солидарности с новичком, тоже добавили по 150 грамм водки. Ночное пешее возвращение на ПКЗ было трудным. Новенькие галоши лейтенанта Петрова где-то навечно затерялись в болотистых топях острова Ягры. “Отдых” прошел на славу, на душе Петрова легко, мысли светлы: «Плевать на галоши! Зачеты – мелочь, это где-то далеко и совсем даже не трудно. Офицеры у нас – то, что надо! И начальники ничего, жить можно. Экипаж тоже замечательный, классный! Конечно, наша лодка самая лучшая – это точно! Лейтенант Сидоров? Х-м-м, эстафетная палочка в надежных руках! Трудолюбив, ведёт группу политзанятий, «Вахтенный журнал», да и другую документацию оформляет своевременно и аккуратно. Продовольственная служба у него в порядке. Хорошо руководит строевой и спортивной подготовкой матросов… Да, со сдачей зачётов… ну это же безобразие, уже в три раза превысил установленные сроки и до сих пор не получил допуск к управлению подразделением и к самостоятельному несению корабельной вахты. Ему что, не хватает рабочего времени? Ну, с этим я разберусь!»
23.09.01 – 27.10.01, СПб.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
