А небо потемнело, и заполыхали ослепительно яркие молнии. Вдали почти непрерывно что-то громыхало.
С моря набегала .
Гроза ходила кругами, то удаляясь, то вновь возвращаясь. Весь Кивиранд освещался непрерывными молниями, мертвенный свет их врывался в окна, наполняя дом холодным и ослепительным светом.
Гроза бушевала до вечера и наконец стала медленно утихать, хотя молнии еще изредка полыхали. В бухту зашел освещенный тральщик. Прямо над Кивирандом в черном небе раскинулась Большая Медведица.
В Народном доме продолжался костюмированный бал. Рыбачки танцевали с матросами, положив им на погончики сильные, загорелые руки.
И, глядя на них, я вспомнил два других бала, у другого, южного моря, в суровые, военные времена...
Бальным залом служила длинная комната на втором этаже пустовавшего дома. Окна смотрели на море, стекла были разбиты недавней бомбежкой; их завесили толстыми флотскими одеялами. Люстру заменял карбидный фонарь, дававший зеленовато-ослепительный свет, а вместо свечей коптили фитили, вдетые в гильзы снарядов. В комнате стояли три садовые скамейки.
Баянист, сыграв «», начал «Сказки Венского леса».
Матросы в штанах из маскировочной ткани, похожих на шаровары запорожцев, закружились в любимом вальсе.
У морской пехоты было преимущество перед экипажами кораблей: на кораблях не положено служить девушкам, а в батальоне их было три — Валя, Зина и Вера, все как на подбор маленькие, крепкие и безудержно храбрые. Они не только перевязывали товарищам раны, но и рука об руку шли с ними в бой...
Девушки были похожи на мальчишек — стриженые, в таких же, как у матросов, шароварах, в бушлатах.
Они кружились, склонив набок стриженые головки, меняя своих кавалеров — еще бы! Каждому хотелось потанцевать с дамой, даже если бы она носила не юбку, а маскировочные штаны.
Но вот беленькая Валя куда-то исчезла, пропустила один, два, три танца — и вдруг с прославленным разведчиком Володей закружилась по комнате чудесная девушка в белом платье, похожая на . Все расступились, и у всех стали мечтательными глаза — девушка в белом платье напомнила довоенною жизнь, любимых в таких же праздничных белых платьях, жен, невест, оставшихся где-то там, очень далеко...
(Роль Карлы Доннер в фильме "Большой вальс" исполняла оперная дива Милица Корьюс польско-эстонского происхождения, получившая Оскара за эту роль.
На фотографии она в роли Карлы Доннер. Штурман Касатонов.)
...Значит, Валя носила в своем вещевом мешке это платье и хранила его...
Вальс, за ним — веселая полька, за полькой — фокстрот, потом снова вальс. И каждому хотелось пройти хоть один круг с Валюшей, напомнившей, что война-то когда-нибудь кончится, что девушки снова наденут белые платья и можно будет танцевать при раскрытых на освещенную улицу окнах...
...И вдруг началась бомбежка... без разрывов зениток, без сирен и гудков...
Все метнулись к лестнице; перепрыгивая через ступеньки, выскакивали на берег моря; всматривались в черное небо.
Вокруг грохотало, но не было ни желтых звездочек разрывов, ни лучей прожекторов, мечущихся в небе Вое осветилось: и берег, и море, и развалины городка. И тут мы услышали хрипловатый голос Валюшки:
— Ребята, да ведь это — гроза!
В ту же ночь я стоял с долговязым разведчиком Володей (на него никак не могли баталеры подогнать обмундирование, из рукавов всегда торчали слишком длинные руки). Я знал, что Володя храбр, ходил в рискованные разведки, воспитал отчаянных разведчиц — Валю, Веру и Зину, но я не знал, что Володя — поэт. Он робко спросил меня, могу ли я послушать его стихи. Достал из-за пазухи флаг своего корабля, сказал, что поклялся поднять его послезавтра над городом, и прочел взволнованную клятву в стихах.
— Еще что-нибудь, — попросил я.
Володя читал уже смелее: стихи его напоминали стихи , любимого моряками поэта-подводника. Володя читал о том времени, когда будет уничтожен враг и любимая девушка прижмется щекой к суровой щеке моряка...
...Через два дня Володя водрузил флаг над вокзалом. Флаг вскоре сбили; тогда Володя взобрался на заводскую трубу и повесил красную косынку его помощницы Зины. А в город входили войска...
Володя потом признавался, что самое страшное было — слезать с высоченной трубы. Пули снайперов его не страшили.
...А Валя в том же десанте, опережая матросов, бежала с автоматом в руках: «Полундра, фрицы, матросы пришли!»
Она была ранена в живот. Товарищи вынесли ее из боя и отправили катером в госпиталь. Вальс в полутемном бараке чуть было не стал ее последним танцем в жизни.
После войны Валя вышла замуж и родила двух славных ребятишек.
Володя написал еще много стихов: он записывал их в маленькую тетрадку. Он погиб, как и Лебедев, не дожив до победы... Тетрадка со стихами — пропала...
И вспомнился в грозовую ночь в Кивиранде еще один бал.
...Сегодня трудно представить Сочи мертвым городом, с пустыми санаториями и безлюдными улицами, на которых печально шелестят пальмы, с пляжами без купальщиков и с морем, пустынным до самого горизонта.
В Сочи помещались редакция и типография флотской газеты «Красный черноморец»; редактор газеты любил печатать рассказы и повести — книги на корабли не доходили.
На снимке слева направо: политрук 10-го автобатальона А. Ханцев, А. Соколенко, инструктор политуправления Черноморского Флота Н. Емельянов, работник штаба 7-й бригады морской пехоты Л. Осиновский и комиссар Северной батареи А.Лебедев. При обороне Севастополя все, кроме Александра Соколенко, погибли.
Приезжавшие с флота писатели и журналисты останавливались в крохотной гостинице возле театра — другие были закрыты. Во флигельке за гостиницей время от времени появлялись необычные люди: из вражеского тыла, из крымских лесов.
В госпиталях лечились тяжелораненые — главным образом моряки.
В зале сочинского театра тоже был бал. Зал заполнился моряками, увешанными новенькими медалями и орденами; одни вошли на костылях, другие — с подвязанной рукой или забинтованной головой.
В Сочи чудом попала московская оперетта.
В обитых апельсиновым бархатом креслах сидели рядом «товарищ К.» и «товарищ П.», знаменитые моряки-партизаны, и молодой врач Ольга из партизанских лесов, и потерявший руку моряк-герой Куропятников, и раненый старшина Гриша Кукушкин — герой Севастополя, и капитан-лейтенант Сухорук, только что вернувшийся с Украины, оккупированной гитлеровцами, и командир лидера, не раз героически прорывавшегося в Севастополь, и летчик, еще вчера летавший над Крымом, и подводник, позавчера подстерегавший вражеские суда и утопивший транспорт с боезапасом.
После спектакля начался бал.
Выздоравливавшие моряки танцевали с сестричками — через несколько дней моряки уйдут на свои корабли. Те, кто на костылях, смотрели на них с нескрываемой завистью. Не будь костылей, они показали бы, как танцевать!
Оркестр устал, но бал продолжался. Казалось, эти всё в жизни испытавшие люди никак не могут натанцеваться.
Наконец стали гаснуть огни.
Люди расходились под прояснившимся небом. На площади толпились госпитальные автобусы. Под оползающим берегом шумело беспокойное море. Было пусто на улицах, темно в домах, и только во флигельке за гостиницей что-то мелькало в раскрытых окнах — кто знает, может быть, сейчас «товарищ К-» или «товарищ П.» собирают в свой вещевой мешок вещи и еще до рассвета спрыгнут в Крыму с парашютом...
Небо над Кивирандом очистилось. Грозы — как ни бывало. Матросы прощаются с девушками-рыбачками. Матросам пора на корабль. Шлюпки ждут у причала. Заманчиво горят в бухте огни.
На рассвете моряки уйдут в море. Уйдут в море и рыбаки и рыбачки. И пожалуй, матрос не узнает завтра нежную девушку Линду, с которой он танцевал нынче вальс, в суровой Линде — рыбачке, — если тральщик встретится в море с ее мотоботом...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
