В начале 1980-х, после очередной автономки, остался за командира с личным составом. ЗКПЧ купил посулами и обещаниями после возвращения из отпуска квартиру предоставить. И, конечно же, не предоставил. Я сам себе ее предоставил потом, но это отдельная байка. Служим мы с любимым личным составом, ожидая пакости с его стороны и считая дни до своего отпуска. На очередном докладе по пятницам у комдива мне ставится задача к утру побелить тротуарный «…от КПП и до обеда!» в связи с втиранием очей очередной проверяющей комиссии из ГШ ВМФ. Не смертельно. Иду в казарму, по пути останавливает СПНШ и дружески советует взять на камбузе кипятку и вымыть этот гребаный поребрик щетками с мылом. Ни извести, ни щеток не то что в Гаджиево, а и по всей Мурманской области нет. Это, мол, адмиралы думают, что все и вся есть, а выкручиваемся мы с тобой.
Опять не смертельно. И мой горячо любимый личный состав всю ночь отмывал поребрик от КПП и до утра. Все равно он был давно покрашен «слоновкой». Вроде бы цвет стал нормальный, но утром меня вызвал комдив, заставил переодеть брюки зиппером назад и 15 минут пытался обучить меня камасутре, с выворачиванием рук без наркоза. Снова не смертельно. Начальство к этому периоду своей службы я изучил неплохо и поэтому лишь молчал, что очень хорошо помогает на службе. Любовь не вечна, удалил он меня из своего кабинета, и пошел я, солнцем палимый. Идя по пирсу, увидел открывшийся иллюминатор в каюте СПНШ, из которого вылезла «евойная морда» с вопросом: что, мол, отодрал тебя старый пень? Молчание, как известно, знак согласия. Иди, говорит мне СПНШ, сын мой, и наеб*нься, да погуляй дня три, я тебя прикрою. Вот это я незамедлительно исполнил с огромным удовольствием.
Перед началом демонстрации нас расставляли вдоль всей площади шеренгами, чтобы демонстранты свободно двигались своими колоннами мимо трибуны, но не переходили из одной колонны в другую. По окончании демонстрации мы забирали свои карабины, возвращались в училище, чистили оружие. Вечером нам выдавали ракетницы, ракеты и мы шли производить салют. В то время ещё не было тех салютных установок, из которых производят салюты сейчас. Ракеты запускали курсанты военных училищ, а для грохота стреляли пушки, установленные в разных частях города. Команда на стрельбу подавалась по рации из единого пункта управления. Стреляли мы всегда из разных мест: с Кировского моста, от Петропавловской крепости, с борта крейсера "Аврора" и многих других мест. При стрельбе с борта крейсера «Аврора» Гена Эккер выронил свою ракетницу за борт и она утонула в Неве. Шуму по этому случаю было очень много, вроде её всё-таки нашли водолазы. В то время за любой патрон и за оружие спрашивали очень строго. Это после распада Союза с оружием началась вакханалия, и его не имеет только самый ленивый. Так вот ещё о парадах. С карабином нам пришлось отшагать всего три парада. Затем нам карабины заменили на автоматы Калашникова, и мы ходили на парадах с автоматами в положении «На грудь». Это была уже почти детская забава, в таком положении ходить было одно удовольствие. Салюты проводились не только на 7 ноября и 1 мая , но и на другие праздники. Иногда нас направляли не производить салют, а выставляли в оцепление, например, на Кировский или Литейный мост. Мы стояли вдоль перил моста, наблюдая, чтобы народ не повис на перилах или не свалился в воду с моста. Бывали пьяные, которые от восторга готовы были броситься в воду. Мы следили, чтобы не было давки на мосту. Общий же порядок поддерживала милиция. Всё-таки главным делом для нас была учёба. Каждый день было по три двухчасовых лекции, которые читали нам очень авторитетные учёные, в основном доктора наук, профессора. Физику читал О.М.Тодес, высшую математику Т.Я Арешкин, сопротивление материалов П.И. Клубин, теоретическую механику М.М.Успенский. Кстати, благодаря П.И.Клубину мы быстро запомнили формулу для определения касательных напряжений, возникающих при изгибе в балке прямоугольного сечения, которая впервые была выведена выдающимся русским инженером Д.И. Журавским в 1855 году. По научному она звучала так: касательное напряжение в продольном слое балки равно произведению поперечной силы в рассматриваемом сечении на статический момент относительно центральной оси части поперечного сечения, лежащей выше рассматриваемого слоя волокон, делённому на момент инерции всего сечения относительно нейтральной оси и на ширину рассматриваемого сечения. У нас она легко запоминалась так: толкнёшь Клубину сопромат - будешь инженером.
В.Медведев и В.Роженцов на посту у знамени училища (ВИТУ ВМФ).
Программа первого курса была одинакова для всех факультетов и всех специальностей. Мы изучали высшую математику, физику, сопромат, теормех, химию читала В.И.Григорьева, начертательную геометрию читал А.В.Трохов, английский язык, историю КПСС читал Амелин. Для закрепления лекционного материала проводились практические занятия в классах и лабораториях училища. По каждому предмету нужно было выполнять самостоятельные задания, решать различного рада задачи, проводить и оформлять лабораторные работы, закреплять теоретический материал, выполнять и защищать курсовые работы. При отсутствии задолженности по всем этим разделам курсантов в конце каждого семестра допускали до экзаменов. Не успели мы оглянуться, как наступила первая в нашей жизни сессия. В каждом полугодии мы сдавали обычно 4-5 экзаменов. К экзаменам готовились очень серьёзно. На каждом курсе оформлялся экран хода сдачи экзаменов, в котором отражалось ежедневно состояние дел на курсе. Разумеется, что подготовка у всех была неодинаковой, да и способности к учёбе разные. Для некоторых твёрдая тройка была дороже, чем пятёрка. Были среди нас и получавшие на экзаменах неудовлетворительные оценки, мы их называли «академиками». После успешной сдачи экзаменов курсанты разъезжались на каникулы, зимой на 10 суток, летом на 30 суток. «Академики» оставались в училище для переэкзаменовки. Были случаи, когда курсант оказывался не способен пересдать какой-либо предмет, тогда его вынуждены были отчислять из училища. Если срок его службы до училища и его учёба в училище равнялись необходимому для срочной службы, то отчисляемый курсант мог быть уволен в запас. Если службы не хватало, то отчисляемый отправлялся в войска дослуживать необходимое время. Отчисление могло произойти не только по успеваемости, но и за грубое нарушение воинской дисциплины. К сожалению, такие случаи тоже были. Некоторые курсанты сами писали рапорта с просьбой отчислить из училища по различным причинам: кто-то понял, что не для него эта профессия, или не для него будущая офицерская служба, или семейные обстоятельства складывались очень неблагоприятно. Так было с курсантом Мищенко Артуром, который уже отслужил 4 года до училища. На первом курсе он женился, на втором курсе у него родился ребёнок, ни у него, ни у жены никаких родных в Ленинграде не было, помочь молодой семье было некому, он жил на казарменном положении. В итоге он подал рапорт с просьбой отчислить его из училища, что и было сделано, хотя нам, его одноклассникам было очень жаль расставаться с таким хорошим во всех смыслах человеком. В дальнейшем мы не встречались, но по слухам он закончил ЛИСИ.
После успешной сдачи экзаменов мы разъехались по домам. Кстати, нахимовцам и суворовцам учёба давалась сравнительно легко. Я приехал в Иваново к своим родным, которые жили в новой квартире на Сортировке, но почти каждый день ходил к своим друзьям детства на улицу Сакко, хотя постепенно знакомился со своими сверстниками и по новому месту жительства, которых уже успел узнать мой старший брат. Я вообще быстро входил в любой коллектив, при этом немалую роль играло и то обстоятельство, что моряков в Иванове все очень уважали, а я учился в училище и носил морскую форму. В Иваново селилось много мужчин, которые отсидели какой-то срок, и по окончании срока им советовали ехать в центр текстильного края, где было много незамужних девушек и женщин. Я знал многих из тех, кто отсидел за разные дела, но ничего плохого о них сказать не могу. Они пели блатные песни, которые до сих пор помню, была у них бравада, и кое-кому из молодёжи нравилась их манера поведения, некая разухабистость. Чуть что не нравилось, сразу предлагали потолковать. Один раз пошли мы с ребятами на каток на городской стадион. У ребят оказались знакомые девочки, с которыми они стали кататься, а я спокойно катался в одиночестве. Проезжая мимо одной из групп мальчишек, я без всякой мысли притормозил, так как мне показалось, что среди них есть мой знакомый. Увидев, что я разглядываю их, они быстренько подъехали ко мне и начали своё толковище со мной, выясняя, кто я, да что я, да пацан ли я. Потом один из них предложил для разбора ситуации позвать какого-то Володю, который у них вроде руководителя был. Каково же было моё удивление, когда в подъехавшем Володе я узнал родственника мужа моей сестры. Он тоже сразу узнал меня и с радостью бросился ко мне, мы обнялись. После этого он устроил головомойку своим парням. «Зарубите себе на носу, что это Виктор, мой родственник, но самое главное то, что он служит в Морфлоте».
Носить тельняшку считалось престижным даже тем, кто никогда не служил и моря в глаза не видел. После его слов вся братия стала со мной знакомиться. Я катался на катке, и буквально каждые три минуты ко мне подъезжал кто-нибудь из моих новых знакомых и интересовался, не пристаёт ли кто-нибудь ко мне и нет ли у меня каких-либо проблем. В дальнейшем мы неоднократно встречались с этими ребятами в саду 1 Мая, куда наш двор ходил на танцы по вечерам, и всегда ребята старались опекать меня. Каждый сад в городе имел свой контингент. Малолетки лет до 15 ходили в городской сад недалеко от цирка. Начиная с 15 до 22 лет ходили в сад 1 Мая. Более старшие ходили в «хлопчик», сад Большой Ивановской мануфактуры, который называли садом последних надежд. В эти же каникулы произошло ещё одно событие, которое очень сильно потрясло и расстроило меня. Дело в том, что у меня была в Иваново знакомая девушка, с которой мы дружили года два. Она было из нашей компании, и были у нас взаимные симпатии. Когда я уезжал в Ленинград, мы обменивались письмами, отношения были чисто товарищескими, ни о какой близости и речи не было. Мы все вместе гуляли, ходили на танцы или куда-нибудь целым коллективом: Стас Забываев, Толя Буденков, Аля Жирнова, Нина Алексеева и другие. Однажды после танцев я проводил свою девушку до её дома, смотрю, она что-то мнётся, а потом вдруг сказала мне, что она любит другого и чтобы я к ней больше не ходил. Вообще-то у нас с ней до сих пор никаких признаний в любви не было. В этих случаях ивановские парни били мягко говоря по роже, с тем и расставались. Но я не так был воспитан, чтобы поднять руку на девушку. После её слов в душе появилась пустота, и я пошёл домой. Сестра Галя, увидев моё расстроенное лицо, аккуратно всё выпытала, после чего посоветовала мне плюнуть на всё это дело с высокого дерева. В общем-то она была права, потому что в этом возрасте увлечения меняются, в чём я мог убедиться в дальнейшем. То мне кто-то нравился, то я кому-то нравился, но расставались мы всегда очень спокойно. Может быть потому, что у нас были чисто товарищеские отношения. Тем не менее настроение было неважное, каникулы заканчивались, надо было возвращаться в Ленинград. В училище сразу же влились в круговерть учёбы, кроме того я ходил в танцевальный коллектив, что занимало много времени. По субботам, как правило, в училище проводились танцевальные вечера, приходило много девушек, и вскоре у нас образовался свой круг: Валера Сизов, Лена Соболева, Люда Жолобова, ещё несколько курсантов и девушек. Мы вместе ходили не только на танцы, но и гуляли по городу, ходили на выставки и в музеи, иногда в театры, когда нас отпускали в увольнение.
В.М.Медведев в увольнении.
На младших курсах увольнительную давали в субботу вечером до 24 часов и в воскресные дни с утра до 24 часов. На четвёртом и пятом курсах желающие могли сходить в увольнение в город и в среду после занятий. Девушки относились к нам, как к своим братьям, тем более что родных братьев у них не было. Я помню, как в один из праздников я был на дежурстве у нашей типографии на улице Чайковского, так Лена с Людой напекли очень вкусных пирожков и привезли мне, чтобы я не грустил и знал, что друзья всегда со мной. На улице Чайковского у нас размещались какие-то склады, санчасть и общежитие, в котором жили курсанты из дружественных нам стран, и называлось всё это корпус 7. Подготовку военных инженеров-строителей для стран народной демократии училище стало проводить с 1947 года, а поскольку контингент иностранных курсантов расширялся, в 1955 году было создано специальное отделение, а в 1961 году отделение было преобразовано в факультет для иностранных курсантов. Учились у нас курсанты из Китая, ГДР, Румынии, Албании. Самыми прилежными были китайские курсанты, занимались в своих классах до поздней ночи. Они говорили, что председатель Мао послал их учиться, и они постараются получить максимум знаний. Недаром в выпусках 1958 и 1959 года окончили училище с отличием и золотой медалью китайские курсанты Ло-вень, Дин Ди-чжун. Фан Пей-мин, Чи Дэ-мо. Сюй Бин-минь. Сюй Сюэ-ган, Ху Сяо-лян.
Немецкие курсанты больше любили с русскими девушками. Что касаемся албанских курсантов, то почему-то сложилось мнение, что они не очень понимают те науки, которые изучают. Когда о ком-либо хотели сказать, что он не очень здорово соображает, то говорили, что он совсем как албанец. Хотя вообще-то албанцы были нормальные ребята, без всякого выпендрёжа.. Я не могу сказать, что было трудно учиться. За шесть лет учёбы в Нахимовском училище мы привыкли к распорядку дня, к жизни на казарменном положении, к постоянному пребыванию в коллективе. У нас была хорошая подготовка, поэтому изучение новых дисциплин не вызывало каких-либо трудностей. Мы с удовольствием помогали своим однокурсникам, особенно по таким предметам, как высшая математика, физика, химия, сопромат, теормех. английский. Тем курсантам, которые отслужили до училища 2-3 года, учёба давалась нелегко, хотя обо всех этого сказать нельзя. Очень хорошо учились Рабинович Виктор, Капура Фаддей, Папенко Николай, Яловенко Володя, Седых Коля, Дьяченко Коля и многие другие. В изучении некоторых предметов иногда как будто озарение приходит. В теоретической механике трудно решались задачи с кариолнсовым ускорением. В какой-то момент это ускорение вроде как прояснилось, как-то выделилось в сознании как что-то живое и после этого стало очень просто решать с ним задачи. По органической химии нас научили строить сложные структурные формулы и правильно называть вещества. До сих пор в голове осталось название дихлор дифенил трихлор метил метан, а попросту ДДТ-дуст. А вот к электричеству почему-то душа никогда не лежала, поэтому я и не пошёл на электромеханический факультет. Я, конечно, знал теоретические основы электротехники, теорию электричества, электрику, автоматику, но любви к этим наукам не испытывал. За учёбой быстро прошла зима, началась подготовка к майскому параду, а там и опять экзамены. После окончания первого курса нас отправили проходить лагерную практику, в течение которой мы проводили практические занятия по инженерной геодезии, учились работать с теодолитом, нивелиром, проводили съёмку местности. Помимо этого изучали тактику морской пехоты, морское дело, занимались спортом, выполняли задачи по дальнейшему обустройству лагеря, строили забор из колючей проволоки.
Медведев В.М. вышел в Финский залив. 1960 г.
По субботам и воскресеньям устраивали вечера отдыха. В лагере жили в палатках. В один из выходных дней участников художественной самодеятельности пригласили выступить с концертом в одном из пионерских лагерей в г. Зеленогорске. Мы с удовольствием откликнулись на это приглашение. Ехали туда в кузове открытой автомашины, вокруг изумительная природа Карельского перешейка. Концерт прошёл с большим успехом, ребятишки от всей души аплодировали пению Валеры Сизова, Толи Дёмина, нашим пляскам, пародиям, скетчам, сценкам. Мы так понравились ребятишкам, что у многих из них возникло желание в дальнейшем поступить учиться в военное училище. В августе разъехались по домам на каникулы, уже считая себя второкурсниками, нашив на рукав две галочки.. Первый курс считается во всех училищах без вины виноватые. Из его состава назначается дежурное подразделение, которое выполняет все возникающие задачи: разгрузка чего-либо, срочная уборка, чистка картошки и множество других проблем. Ну не пятикурсникам же этим заниматься. Второй курс называется непокорённые. Конечно, их тоже привлекают ко всяким не очень престижным делам, но уже в меньшем объёме. Третий курс называют весёлые ребята, находятся на переломе учёбы. Четвёртый курс - женихи, пятый курс - отцы.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Наша автомобильная рота разбила лагерь неподалеку от речки в довольно живописном месте. По крайней мере, тут росли деревья, спасающие от жары. Утро начиналось с планерки, на которую должны были являться все мы - командир целинной роты капитан-лейтенант Бережной, зампотех капитан Ходырев, командиры автомобильных взводов. Мы ехали в контору и рассаживались в кабинете. Директор совхоза Каскырбай Буриханов проводил планерку в течение двух часов, причем на своем родном казахском языке. Что он там говорил своим подчиненным казахам, Аллах это ведает. Казахи, что- то вяло отвечали в ответ. Время тянулось нескончаемо, жутко хотелось спать, и мы тихо дремали на стульях. В завершение планерки Буриханов обращался к нам. - Товарищи! Пожалуйста, не спите, - говорил он, - сегодня отправьте одну машина на поле для уборки пшеницы, две – перевозить юрты чабанов и ГАЗ-53 для меня. Все, планерка закончена. Техника простаивала. Подчиненный мне народ от безделья занимался всем, что на ум приходило. Предприимчивые корейцы, удивительно похожие на казахов и проживающие по всему Казахстану протоптали тропку к нашему балагану и снюхались за командирскими спинами с «партизанами». На пятый день пребывания в Ленинском, я проснулся от удивительного аромата спелой дыни. Откуда в июне могут взяться дыни? Открыл глаза. Повсюду, на подоконнике, на полу, во всех углах моей командирской комнаты лежали дыни вперемежку с арбузами. - Командир, угощайся, - протянул мне поднос с нарезанной на толстые скибки дыней Малыш, - вку...у...усно! - Откуда? Где украли!? Совсем охренели? Малыш обиделся. - Кореец дал нам за работу полмашины арбузов и дынь. - Какую еще работу? – спросил я. - Мы возили ему чеснок в Эмбу на рынок. - Почему я не знал?
- Вы бы не разрешили, - Малыш хитро улыбался, наблюдая, как я с аппетитом поедаю - Логично, - ответил я с полным ртом нежной мякоти, – но впредь ставьте меня в известность о ваших коммерческих планах. Питались мы исключительно хорошо. Кроме флотского пайка – тушенки, сгущенки, овощей, маленький казах, водитель молоковозки каждый день привозил нам по четыре бараньих туши – по одной на взвод. У казаха было длинное труднопроизносимое имя, взятое из народного эпоса, и мы называли его Николаем. Водитель по совместительству пас двухтысячную отару совхозных овец. В этом общем стаде были и его личных тридцать овец. Директор совхоза заключил с Николаем договор на месяц о поставке баранины для усиления питания водителей-целинников и платил ему деньги. - Николай, сколько у тебя в отаре своих овец? – спросил у него Гена Ходырев. - Тридцать штук. - А хватит нам на месяц? - На сто лет хватит! – Казах хитро прищурил и без того узкие глазки. Тридцать овец – это, по- военному говоря, был неснижаемый запас Николая. Убыль на столы целинной роты пополнялась ежедневно четырьмя баранами из совхозного стада. Перепись отары никогда не велась, и сколько там ягнят родилось на данный момент, никто не знал. Ну, так вот. Сытые полусонные водители слонялись с лоснящимися от жира пухлыми рожами, не зная куда себя девать. Ежедневно всего три-четыре машины выезжали на работу. Всю целинную технику казахи переварить не могли, несмотря на служебные поездки директора и главного агронома по соседям, их жен по подругам, перевозку чабаньих юрт и овец с места, на место. С хлебного поля приехал, выспавшийся в тенечке, водитель Вася Горелый. Задача Васи – по сигналу комбайна подъехать и принять на борт зерно из бункера. Но пока при хилом урожае злака наполнялся бункер комбайна, Горелый отсыпался на много дней вперед. - Сегодня подняли сайгаков, - деловито сообщил народу Вася, - спали среди хлебного поля. - Давайте устроим ночное сафари на сайгаков, - загорелся мой подчиненный прапорщик Кулишин. Он был заядлым охотником и привез с собой на целину двустволку ИЖ-43. В общем, идея созрела. Совхозное начальство с одобрением отнеслось к отстрелу сайгаков: «Проклятые звери вытаптывают наши поля!» Директор Буриханов дал в помощь местного охотника похожего на басмача. Он был вооружен одноствольным ружьем с разбитым прикладом и кривым ножом. Ножом казах резал горло подранкам.
Вечером прапорщик Кулишин и «басмач» забрались в кузов по- народному - «колуна». В кабину рядом с водилой посадили еще одного «партизана» с фарой работающей от аккумулятора. Он должен был направлять свет фары на сайгачье стадо, чтобы охотники в них попали. Благословясь, выехали в ночную степь. Ранним утром довольные охотники вывалили из кузова семь убитых сайгаков и тут же начали их разделывать: мясо - повару Сане Пыхову, а рога - себе на сувениры. Ближе к обеду, как всегда, привезли баранью тушу. Саня наваливал на первое в глубокие алюминиевые миски целинников, дымящиеся куски сайгачатины. - Санёк, жижечки плесни! Жижечки!– жалобно просила моя команда, - тут же одно мясо! - Настреляли, так жрите, холодильника у меня нет, - злобно отвечал Саня Пыхов. Помогать разделывать сайгаков к нему никто не пришел, и он без отдыха провозился с ними до обеда. - А что у тебя на второе? - А на второе у меня жирная горячая баранина, - издевался повар, - приятного вам аппетита. Азиатское лето набрало силу. Жара – около сорока. Пожелание приятного аппетита на горячую баранину звучало, как оскорбление. Да еще после употребления пары килограммов сайгачатины. Больше на охоту никто не ездил. Зато повадились ходить в соседнее село на танцы. Так тогда называлась дискотека. А жителями этого села были сосланные в военные времена немцы. Знакомство с девушками немецкой колонии благотворно повлияло на внешний облик моих подчиненных. Они стали каждый день бриться, подшивать на гимнастерках свежие подворотнички и чистить до блеска сапоги и ботинки. С опрятными, культурными немками «партизаны» вели светские разговоры и даже не выражались матом. Идиллия продолжалась недолго. Нежные трепетные «партизанские» чувства не успели перерасти в пылкую любовь, как ревнивые немецкие парубки, разломав чей-то забор, побили моих целинников колами. - Вот, фашисты! Танками надо вас давить гадов! Сталина на вас нет! – убегая, орали неудачливые ухажеры. Прошел месяц. Нас перебросили в глухую степь, почти к границе с Россией. Поселились в бывших овечьих кошарах. Договор с казахами на поставку баранины закончился. Сайгаков не было. Тушенка с перловкой всем приелась.
Мне очень хотелось поближе познакомиться с бытом кочевых казахов. Случай представился к концу июля, когда в один из дней ко мне подъехал ко мне на лошади знакомый водитель молоковозки казах Николай. Он кочевал со своей многочисленной отарой неподалеку от нашей стоянки. - Камандыр, привет! - Привет, что надо? – спрашиваю его. - Ремень вентилятора, однако, нада, - казах показал мне лопнуший ремень вентилятора от двигателя Газ-53, - вот такой. Огромное количество различных ремней висело в моем КУНГе, но без разрешения зампотеха капитана Ходырева выдавать ничего я не имел права. Тем более постороннему. - Есть такой, но мне надо разрешение зампотеха, - ответил я. - Попроси его хорошо, пусть даст мне такой ремень, очень нада, - Николай, подмигнул мне глазом, - скажи, если не пожалеет, то я вас обоих приглашу на бешбармак. Что такое бешбармак я примерно знал. Это казахское угощение является целым ритуалом, и отказаться побывать у Николая в гостях я не мог. Гена Ходырев, услышав слово «бешбармак», сразу распорядился дать ему целых два ремня, один про запас, и счастливый казах, прижимая к себе драгоценный подарок, уехал на маленькой своей лошадке куда-то вдаль. Предварительно он рассказал, когда и куда нам приехать. Вечером мы с Геной уселись в мой командирский ГАЗ-53 и поехали в гости к Николаю. Дорог в степи нет. Казахи ориентируются по солнцу и по звездам, как заправские штурманы. Мы ехали точно по направлению, какое нам указал Николай. Вскоре увидели несколько У одной из них стояла знакомая молоковозка с поднятым капотом.
Подъехали поближе и увидели Николая, приветливо подзывающего нас к его юрте. Тут же пожилая казашка свежевала, подвешенного на перекладину, барана. - Жена! Встречай дорогих гостей! – приказал ей наш друг. Мы прошли в юрту, на ковре уже сидели, скрестив ноги, трое казахов. Казашка указала нам на почетные гостевые места во главе низкого длинного стола. Мы с Геной сели на подушки и, подражая остальным гостям, скрестили ноги под столом. Зашел Николай с огромным купеческим самоваром в руках и водрузил его на стол. Жена расставила чайные чашки по количеству гостей, поставила коробку с сахаром-рафинадом, и все гости дружно стали пить горячий чай. Из вежливости мы с Геной тоже выпили по чашке. Откуда нам было знать, что перед жирной бараниной надо разогреть желудок чаем - Гена, Юра! Наливайте еще, пейте, - Коля радушно налил нам по второй чашке. Всякой вежливости наступает предел. - Понимаешь, Николай, - дипломатично начал Гена, - у нас, русских, свои обычаи... Хозяин сразу врубился в ситуацию. - Понял, понял! Он метнулся куда то и принес бутылку водки. Капитан Ходырев поднял вверх большой палец – молодец! Перед нами появились добротные граненые стаканы. Хозяйка вовремя принесла в тазу дымящийся бешбармак – куски отварной баранины. Положила перед каждым гостем домашние лепёшки.
- А вы, что, водку пить не будете? – с надеждой на отказ спросил Гена. - Нет, нет! – замахали руками казахские гости, - мы чай! Ходырев разлил сразу всю водку по стаканам и высокопарно произнес тост. - За сотрудничество и дружбу между могучим Тихоокеанским флотом и прекрасным Казахстаном! Мы с ним выпили до дна. Закусили добротным куском мяса. Казахи сосредоточенно сопели в свой чай и потели. Когда они выпили по три чашки, и приступили к баранине, мы выразительно посмотрели на хозяина. Непьющий Николай достал вторую бутылку, припасенную для такого случая. Мы с Геной повторили фокус со стаканами, занюхали лепешкой и закусили бешбармаком. Душа распахнулась. Нам захотелось спеть что-нибудь родное, русское, и мы затянули что знали: «Ой, мороз, мороз...». Казахи тихо разговаривали меж собой. - Подпевайте, товарищи!- после второго стакана Гену понесло, - давайте дружно петь хором! Из вежливости казахские товарищи внесли свои бессловесные голоса в наш общий рёв: « ... ма...а...а...иго...о каня...я...а...а». Праздник закончился за полночь. Сытые и хмельные почетные русские гости взгромоздились в свой грузовик. Зампотех уселся за руль с неживым лицом и вялым состоянием тела. Я сел рядом, и мы поехали искать свое стойбище. Гена рулил по гладкой степи, залитой лунным светом, в разные стороны. Дорог нет – езжай куда хочешь. Наконец, зампотех окончательно уснул и мы заглохли посреди Северного Казахстана. Я долго смотрел на звездное небо и нашел Полярную Звезду. Как всегда, она указывала строго на Север. Но где было наше Ленинское, на севере, юге, западе или, может, на востоке сообразить было невозможно... Проснувшись утром, я увидел всадника на низкой лошадке. В первых лучах солнца он мирно ехал вдоль линии горизонта. Растолкал Ходырева. Гена завел машину и, сигналя беспрерывно, мы помчались догонять казаха спрашивать дорогу. Всадник стал спасаться от нас бегством, наверно, подумал, что в такую рань гоняться за жителями на грузовиках могут только басмачи. Железный конь выносливее казахской лошади. Мы догнали доброго молодца, успокоили его и расспросили, как добраться домой. Казах облегченно рассказал нам, в каком направлении надо ехать, и мы, к подъёму личного состава, добрались в свою целинную роту. Вот такой у нас с Геной получился «бешбармак».
Вспоминая те годы и оценивая результаты выполненной многоплановой работы, надо отдать должное стараниям и инициативе всего воинского коллектива Отряда, лично командиру капитану 1-го ранга С.А.Арутюнову, службам инженерного и материально-технического обеспечения, практически всем офицерам, мичманам, старшинам, матросам и гражданскому персоналу. С согласия автора стихотворения Евгения Кирилловича Никитина, ветерана Центрального Морского Отряда, капитана 1-го ранга, поэта, журналиста, хочу привести полный его текст, который, по мнению многочисленного коллектива, проходящих ныне службу в Отряде и ветеранов в сущности, является Гимном морских радиоразведчиков.
Гимн моряков – радиоразведчиков
Использовали ламповые станции И спутников-разведчиков полёт Для сбора достоверной информации, В которой так нуждается наш флот.
Даем оценку обстановки метко, Без лишних слов и розовых прикрас. Мы - ветераны радиоразведки. И Родина надеется на нас.
Мы знаем, что в морях и океанах, Вдали и возле наших берегов, В тумане политических обманов Ещё не мало прячется врагов.
Мы не жалеем наших нервных клеток, Все, делая по чести и уму. Мы - ветераны радиоразведки. Нас не сломить вовеки никому.
В простых делах и сложных ситуациях Нас будут помнить много-много лет. Как помним мы те старенькие станции, Когда вокруг давно уж Интернет.
Коль живы корни, не завянут ветки. И дети скоро встанут с нами в ряд. Мы - ветераны радиоразведки. Наш отчий дом – морской разведотряд.
Примечание: Текст стихотворения опубликован в альманахе «Мы служим России», стихи и очерки ветеранов военной Разведки. Изд. Москва-2008.
Капитан 1-го ранга Евгений Кириллович Никитин. Родился 17 апреля 1938 года. В Военно-морском флоте с 1955 года. Окончил в 1960 году ВВМУ связи и направлен для прохождения службы в Центральный Морской Радиоотряд Разведки ВМФ. С 1964 года находился в длительной зарубежной командировке. В 1969 году проходил службу в Разведывательном Управлении ГШ ВМФ. В 1974 году окончил Военный институт иностранных языков. С 1983 года – обозреватель газеты «Красная Звезда», а с 1986 года – редактор журнала «Морской сборник». Награждён орденом «За службу Родине в ВС СССР» III степени. Уволен из рядов Военно-Морского флота в запас в 1990 году. Автор нескольких книг, в том числе об аварии атомного ракетного крейсера стратегического назначения К-219 «Роковые Бермуды» и многочисленных публикаций. С 1990 года – обозреватель информационного агентства ИТАР-ТАСС. За вклад в развитие мировой цивилизации занесён в американский справочник «Кто есть кто в мире».
Считаю своим долгом сказать следующее. В августе 2005 года мне довелось побывать на торжественном мероприятии, посвящённом 50-летию образования Отряда. В период моей службы мы только отмечали первое десятилетие. За прошедшие 40 лет произошли, как мне кажется, колоссальные и принципиальные изменения во всех сферах жизни и деятельности Отряда. Это и понятно. Было радостно на душе, что отношение к нам, ветеранам, заложившим основу будущего успеха, независимо от того, кто, сколько лет прослужил в Отряде, было уважительное и доброе.
Ветераны-радиоразведчики Центрального Морского Отряда ОСНАЗ ВМФ.
13. Возможные кадровые перестановки
Вспоминаю, что в период начала 1960-х годов в Отряде происходили значительные кадровые перестановки, многие офицеры получали новые назначения, как внутри части, так и переходили на должности в центральные подразделения Разведки ВМФ. Это коснулось и Приёмного Центра. Я сейчас не могу сказать, в какой последовательности проходили перемещения. Но могу точно утверждать, что на замену командира первой группы вместо капитан-лейтенанта Виктора Гусева пришёл капитан 3-го ранга Алексей Лапшев. Внешне сдержанного и серьёзного, но, как оказалось на практике, большого шутника и человека, не лишённого повышенного чувства юмора, что не всегда многим нравилось, командира второй группы капитан-лейтенанта Бориса Коршунова заменил капитан-лейтенант Дмитрий Тищенко. Кстати говоря, мне тоже доставалось от Бори Коршунова, любившего, кроме всего прочего, давать своим коллегам разные смешные имена или прозвища, подмечая какие-то индивидуальные особенности того или иного человека. Несмотря на то, что мой возраст тогда уже подходил к тридцати годам, на моих щеках обычно играл яркий румянец, от которого мне невозможно было избавиться, особенно в минуты какого-то смущения или излишнего волнения при неожиданных ситуациях. Подметив это, коварный и шутливый Борис Коршунов стал называть меня «сеньор помидор» или, того хуже, просто вульгарно «красный помидор». Услышав такие прозвища, я поначалу волновался и нервничал и от этого ещё больше покрывался сплошным красным цветом. К моему счастью и удовлетворению, эти прозвища вскоре забылись. Однако, ненасытный на остроумие Боря Коршунов переименовал меня в которое закрепилось за мной на долгие годы.
(из серии «Песни гражданской войны») Художник В. Смирнов.
Даже сейчас, по прошествии почти сорока пяти лет, встречаясь с ветеранами Отряда, эти слова некоторыми сослуживцами по-прежнему вспоминаются. Повод для моего переименования у Бориса Коршунова появился сразу после того, как меня осенью 1964 года назначили командиром третьей группы вместо капитан-лейтенанта Олега Кусенко, весьма ответственного, инициативного и требовательного офицера. В должности командира радиотелеграфной группы я прослужил ровно два года, которые совпали с передислокацией Отряда на новое место. Приёмный Центр разместился в просторной двухэтажной казарме. На первом этаже находилась самая большая по количеству матросов первая группа, на втором этаже вторая и третья группы, которые были почти одного состава по численности. Просторные, светлые, с высокими потолками кубрики позволяли избавиться от невероятной тесноты на старом месте и расположить личный состав на одноярусных кроватях, между которыми были большие расстояния и широкие проходы. К тому же, в казарме были служебные помещения и отдельные кабинеты для старшинского и офицерского состава. Кроме того, командиры групп для работы с секретными документами по специальности имели также свой кабинет в служебном здании, где осуществлялось несение боевой вахты, и велась вся оперативная деятельность Отряда. Помощником командира третьей группы в это же время был назначен мичман А.М.Молчанов, переведённый в Отряд из родственных по профилю деятельности частей КГБ. Он оказался человеком опытным, знающим службу, требовательным к подчинённым, по характеру уравновешенным. Мне с Александром Матвеевичем удалось установить весьма хороший рабочий контакт, и наше взаимодействие приобрело характер полного понимания в выполнении стоящих перед группой задач. Если мичман А.М.Молчанов главным образом выполнял организационно-строевые функции, то специальные вопросы деятельности вахтенных радиотелеграфистов на боевых постах контролировал инструктор Приёмного Центра мичман В.М.Сенной, отличнейший специалист, неоднократный победитель многочисленных соревнований и чемпион ВМФ по специальности.
Матросы срочной службы Центрального Отряда, увольняемые в запас. 1965 г.
Могу назвать только некоторых офицеров и мичманов, изображенных на этом снимке 1965 года. Проселков А.Г., Сенной В.М., Рябчун В.И., Яковлев В.С., Волков Е.И., Козеюк В.Н., Бурцов Г.М., Белоусов А.М., Кудинов В.Д., Арутюнов С.А., Сидоров А.М., Ручин А.К., Казаков Н.Н., Славинский Н.К., Верюжский Н.А., Макаров В.К., Краюшкин В.Н.
Выполняя обязанности командира радиотелеграфной группы Приёмного Центра, которая тогда являлась в Отряде «отличной», мне с моими грамотными и ответственными помощниками удалось не только сохранить это звание, но и завоевать первое место в Отряде. В течение этих двух лет я всегда чувствовал поддержку и понимание со стороны начальника Приёмного Центра капитана 2-го ранга О.С.Капустина. За это время личный состав группы обновился более, чем на 60-70%. Много времени мне приходилось уделять индивидуальной работе с матросами. Практически я знал биографические данные каждого матроса, из каких мест призывался, кто родители и их семейное положение, чем занимался до призыва на военную службу, с какими результатами закончил учебный отряд, внимательно присматривался и оценивал настоящее отношение к службе и несению боевой вахты, достойных поощрял, выдвигал на должности старших специалистов и командиров отделений, ходатайствовал о присвоении воинских званий для матросов срочной службы, другим помогал исправить замеченные недостатки, а к нерадивым, увы, приходилось применять дисциплинарные взыскания. Надо откровенно сказать, что подавляющее большинство матросов срочной службы были отличные парни, ответственно, что очень важно, относились к выполнению своих обязанностей. Всех, разумеется, я не смогу перечислить, но назвать некоторых из них всё-таки постараюсь. Вот, например, такие ребята запомнились, как Боря Дорохов, Володя Корольков, Эдуард Еленский, Слава Лавриненко, Серёжа Тарасов, Володя Кочерин, Федя Хританков, Володя Вшивцев, Виталий Митин, Ваня Ковалёв, Ваня Легута, Костя Ревин, Толя Лашкан, Женя Шевцов, Толя Синько, Петя Кочерга, Гриша Душевский, Валерий Воробьёв, Вася Будзишен и многие другие.
Жизненное кредо: Есть неглупые люди, но я не верю им. И они легли под время, под власть. Легли, потому что поняли: эту ораву им не победить.
Все они с разными характерами и судьбами, родившиеся или перед самой войной, или в годы войны, детство которых прошло в необыкновенно тяжелейших условиях, если принять во внимание, что семьи многих из них оказались на территории, временно оккупированной немецкими захватчиками. Хотя большинство личного состава группы до призыва проживали в сельской местности, тем не менее, многие имели среднее или среднетехническое образование. Валерий Воробьёв даже имел высшее образование, а Ваня Киримов незаконченное высшее педагогическое образование. Ваня Коваленко, например, изъявил желание во время службы поступить на заочное отделение инженерно-строительного института, в чём ему не было отказано. Некоторые матросы после окончания срока срочной действительной службы оставались на военной службе в качестве сверхсрочнослужащих. Так, например, из нашей группы продолжил службу в Отряде отличник боевой и политической подготовки, специалист 1-го класса, командир лучшего отделения старшина 1-ой статьи Миша Горничкин, прослуживший в рядах ВМФ в итоге около тридцати лет, а после демобилизации ставший крупным предпринимателем. В большинстве своём матросы и старшины были общественно активные и благодаря целенаправленной работе как по командирской линии, так и со стороны комсомольской и партийной организаций отдельные матросы и старшины вступали в члены КПСС. Назову, например, старшину 1-ой статьи Толю Синько, который до службы окончил техникум железнодорожного транспорта и успел поработать бригадиром колёсного цеха вагонного депо, а на службе, став членом КПСС, принимал активное участие в работе комсомольской организации и был избран секретарём Комитета ВЛКСМ Отряда. После демобилизации Анатолия Синько на эту должность был избран также представитель нашей третьей группы старшина 1-ой статьи Валерий Воробьёв. К слову сказать, через несколько лет совершенно случайно на переходе станции метро «Парк имени Горького» у меня произошла встреча с Анатолием Фёдоровичем Синько. Разговор был мимолётный, но эмоционально тёплый и доброжелательный. Хотя каждый из нас был ограничен во времени и торопился по своим делам, однако, узнав и поприветствовав друг друга, удалось только уточнить, что А.Ф.Синько, являясь уже тогда руководителем какого-то крупного предприятия, приехал из своего Краснодарского края в Москву по служебным делам. Обменявшись краткой информацией общего характера, мы пожелали друг другу дальнейших успехов и расстались, не догадавшись договориться на продолжение дальнейшего контакта, что, вероятней всего, должно было исходить от меня.
Матросы и старшины отличники боевой и политической подготовки Приёмного Центра Отряда. В первом ряду: капитан-лейтенант Н.А.Верюжский, инженер-капитан В.Н.Зикеев, инженер-капитан 2-го ранга В.Д.Кудинов, инженер-капитан-лейтенант В.Ф. Чернов. Москва. 1965 год.
Среди матросов и старшин группы, большинство из которых были комсомольцами, в результате активной воспитательной и целенаправленной партийно-политической работы естественно возникало стремление, как тогда говорили, стать активными строителями коммунистического общества. Такие желания матросов и старшин группы я всегда обсуждал с замполитом Приёмного Центра и получал соответствующий инструктаж для дальнейших действий. Мой партийный стаж уже тогда позволял давать партийные рекомендации для вступления в члены КПСС и этим правом я с большим удовольствием пользовался. Были случаи, когда у некоторых моих подчинённых срочной службы кандидатский стаж заканчивался после их демобилизации, тогда они, находясь в новых условиях на гражданском положении, обращались с просьбой дать им такие рекомендации. Помню, что писал такие рекомендации, например, бывшему отличнику боевой и политической подготовки, специалисту 1-го класса, командиру отделения радиотелеграфистов старшине 1-ой статьи Володе Боровкову, поступившему на учёбу в Горьковский Сельскохозяйственный институт, и Николаю Моханю, при прохождении военной службы проявившего себя только с положительной стороны, после демобилизации проживавшего в Барановичах. Уверен, что они оправдали доверие, стали достойными людьми. Но самое главное, на мой взгляд, было то, что во время службы все мои подчинённые бдительно несли боевую вахту и отменно выполняли свой воинский долг.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Сообщество «Ленинградское Нахимовское военно-морское училище» на национальной почтовой службе мэйл.ру mail.ru проводит голосование в поддержку Обращения Нахимовского Собрания к Президенту России по вопросу дальнейшей судьбы исторического крейсера «Аврора», поставленного на вечную стоянку в 1948 году у здания Нахимовского училища. Проголосуйте, пожалуйста
