«Буря! Ночь! В кромешном мраке Заунывный вой собаки, Огороженный плетнём Деревенский старый дом. Скрип дубовой половицы... Лег пятнадцати девица В красной шапке набекрень Бодро лезет на плетень. У плиты стоит старушка, На плите лежат ватрушки, Звон стекла — на грудь нога: «Где от сейфа ключ, карга!» «Нет ключей!» «Ты лжешь, хрычовка!» Небольшая потасовка, Дикий вопль, удар ножом, Кровь из раны бьет ключом. Перекошенные лица. Тяжело дыша, девица Ставит ногу на носок, Поправляя свой чулок».
Гангстер Джон но телефону Сообщает Вулфу Стону: «Хьюмен стрит, один, скорей!» «Через пять минут!» «О кей!» И вот в клубах серой пыли Гангстер мчит в автомобиле, Вдоль стены крадётся тень - Гангстер лезет на плетень. В это время вдохновенно Аппаратом автогенным Внучка режет бабкин сейф - Звон стекла, удар - О кей! Из громадной чёрной раны Кровь со свистом бьёт фонтаном, Утюгом проломлен лоб - Внучка валится как сноп.
И ДАЛЕЕ ВСЁ В ТАКОМ ЖЕ ДУХЕ !!
Сыщик Том с ужасным стоном Лупит Джона телефоном И летят во все углы Части гангстерской скулы. Потянулись к Джону рыла Амазонских крокодилов И бандит на дне реки Был растерзан на куски. Провожая взглядом Джона. Том звонит по телефону: «Это сыщик Том Гарлей! Гангстер съеден, все о кей!» Дриль и Гриль тетрадь закрыли И, осклабившись, спросили: «Ну, так что же, каково?» Босс ответил: «Ничего!! Мы сценарий чуть подправим, Обязательно добавим Эпидемию чумы, Пять побегов из тюрьмы, Шесть иль восемь ограблений Девять-десять отравлений И, как это там у вас? «И нашествие горилл!»
« Да! И нашествие горилл С ограблением могил. В общем, фильм хороший, ценный. Есть в нём бодрый пыл военный, Сделан в духе наших дней Ваш сценарий для детей». Знатоки заулыбались: «Мы, как видите, старались, Зная, что подобный труд Очень ценит Голливуд». Но не только в Голливуде Есть разбойникам приют. Из бандитской шайки - в судьи Иногда они идут. Может стать разбойник мэром, Уважаемым лицом. Может стать миллионером, Уолл-стриттовским дельцом. Говорят вот, трудновато Им добраться до Сената. Но бандиты иногда Попадают и туда. Да и в чём тут трудность, если Даже в президентском кресле И на этот раз сидит Патентованный бандит!
Лёша Кирносов обладал большим творческим потенциалом, но не смог полностью реализовать его из-за неуёмного бурления страстей... - Л.С. Сумкин. «Основные этапы и интересные случаи. - О времени и наших судьбах. Сборник воспоминаний подготов и первобалтов "46-49-53". Книга 3. СПб, 2003.
Это яркое красочное произведение написано юношей, ленинградским подготом Алексеем Алексеевичем Кирносовым, дважды членом Союза советских писателей. У него есть много отличных стихов и прозаических произведений, по глубине не уступающих нашему знаменитому маринисту Виктору Викторовичу Конецкому, например, сборник «Ступени» [14]. Сколько же талантливых мальчишек и подростков собрали подготовительные училища! Какое счастье принадлежать этому братству!
О самодеятельности. Филатов Олег (СВМПУ-1951)
Учебный корпус СВМПУ (фото В.И.Литошенко - СВМПУ-1950).
В один из летних вечеров после ужина курсанты разбрелись по территории училища (в меру дозволенных пространств) и отдыхали, наслаждаясь природой (небольшая рощица между КПП и учебным корпусом) после жаркого душного дня. Внутри учебного корпуса в фойе кинозала клуба сиротливо висело объявление, приглашающее всех на просмотр очередного шедевра курсантской самодеятельности: «Маленькие трагедии» по Пушкину. Но до трагедий ли воспитанникам, когда так приятно посидеть, побродить в роще? И к началу спектакля начальник клуба доложил начальнику училища о пустом зале. Скорее всего, он доложил начальнику политотдела, а тот уже — самому начальнику училища. Контр-адмирал Навроцкий приказал сыграть «Большой сбор». На сигнал сбора отовсюду сбегались курсанты и строились поротно. Все были в робах. Нас строем завели в зал клуба (кинозала), где на сцене за кулисами истомились в нервном ожидании исполнители. Погас свет. Курсанты перешёптывались, крутили головами. Прошло четверть часа, шум в зале улёгся. Ещё полчаса - и зал взорвался аплодисментами. Наши товарищи, игравшие в спектакле, воодушевились и сыграли так, что запомнилось на всю жизнь. После этого спектакля играть сигнал «Сбор» больше не пришлось. Отныне очередную постановку курсанты ожидали с нетерпением, и начальнику клуба никогда более не приходилось жаловаться на пустой зал.
Добавление Леонида Зотикова:
Ставили много пьес. Особо удалась пьеса «Разлом» в марте 1951 года. Главных героев играли: Лео - Минкевич, Годун - Володя Казин, Берсенев - Кравченко, Боцман - Зотиков. В постановке плясок самым главным режиссёром и исполнителем был Борис Черемхин, пришедший в СВМПУ из ансамбля (кажется, Игоря Моисеева). Был у нас и спорт в сочетании с самодеятельностью: агитпробеги на лыжах в близлежащие сёла, где выступали на сценах местных клубов.
Домрист Кулик
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Этот цветочек, это хрупкое беззащитное растение, почему-то носило человеческое имя.
Валера Душко, единственный сын горячо любимой и взаимно любящей своё чадо мамочки, родился и жил в Киеве, там же он в 1976 году выучился на военно-морского политического работника. Каким-то необъяснимым образом эта нежная украинская мимоза попала во Владивосток, в жесткие лапы Тихоокеанского флота, в необузданное и грубое сообщество офицеров береговой базы ракетных и торпедных катеров. К тому времени, когда это чудо – Валера Душко, был назначен к нам на бербазу секретарём комсомольской организации, я отслужил уже первые два года, ожидал звания старшего лейтенанта и, в его глазах, выглядел бывалым флотоводцем. Поэтому по всем непонятным ему вопросам военной службы, он обращался только ко мне. Его наивность мне импонировала, и я взял его под свое покровительство. - Юра! – спрашивал у меня Душко.- Что такое узел? - Завяжи шкертик, вот тебе и узел. Шкерт - это, Валера, такая флотская веревочка.. - Да нет, я же серьезно спрашиваю. Вот здесь написано, скорость торпедного катера тридцать шесть узлов. Мы изучали, но я позабыл. - А! Вот что ты имеешь в виду! Узел, голубь, это миля в час. Может, ты не знаешь, что такое морская миля? - Как это не знаю? – возмущается Валера. - Миля – это 1852 метра. - Молодец, Валера, - отвечал я, - ты еще не совсем потерян для лучшей береговой базы Тихоокеанского флота. Новый «комсомолец» был холостяком, жилье ему не светило, поэтому он поселился в своем кабинете, дополнив его продавленным диваном. Все остальное, необходимое для проживания без особых излишеств и выполнения нехитрых служебных обязанностей, там уже было – платяной, кривобокий шкаф, стол с инструкциями под стеклом и три шатких стула. У окна в ведре с землей стояло чахлое растение, напоминающее фикус. Комсомольские учетные карточки лейтенант Душко хранил в обувной коробке из-за отсутствия сейфа. С первых дней службы, Валера заскучал по дому, на стенах его кабинета появились многочисленные одинаковые карандашные надписи – «К i е в», он повсеместно бранил «проклятих москалей», сославших его в такую даль. Надо сказать, что Валера Душко, ко всему прочему, оказался украинским националистом. Тоску по «рiдной батькiвщине» он изливал на наши головы в виде жалоб на всё.
Душко явно не мог стойко переносить все тяготы и лишения военной службы, как велела присяга. Хотя должность его была непыльная и никто, кроме политотдельского «комсомольца» старшего лейтенанта Гусева, его работой не напрягал, Валера страдал от самой военной системы, построений, уставов, вида расхристанных матросов береговой базы, отсутствия домашней еды и сладкого. В вечных помыслах о Киеве, доме, он стал рассеян. Стал думать, как безболезненно завершить еще почти не начатую военную службу. Уйти просто так из Вооруженных Сил в то время было практически невозможно. Зря, что ли Родина на вас убогих потратила деньги на учебу? Пей, прогуливай службу, загуби работу хоть десяти комсомольских организаций, но отдай Родине свой воинский долг. Квартиру, мерзавец, ты все равно не получишь, очередное звание – тоже шиш, но и лишить звания лейтенанта и уволить на гражданку никто не мог кроме министра обороны, поскольку первое офицерское звание присваивал именно он. Отвлекать целого министра обороны по таким пустяшным вопросам, как увольнение в запас за пьянство или прогулы отдельно взятого лоботряса, отцам-командирам как-то не хотелось. Имея привычку жечь разные бумажки в пепельнице и задумчиво созерцать огонь, Валера нечаянно сжег, таким образом, две учетные карточки комсомольцев, валяющихся в бумажном хламе на его рабочем столе. После этого он получил первый нагоняй от начальника политотдела бригады ракетных катеров – его прямого начальника. Раньше был абстинентом, теперь начал потихоньку пить пиво, затем любовь к пиву незаметно для него перешла на водку. Флотская водка, или в просторечии - «шило» получалась путем разбавления корабельного спирта напополам с водой. Степень вонючести зависела от ГОСТа спирта. Технический гидролизный спирт имел резкий запах резиновой галоши. Спирт-ректификат был удобоварим, но пили его особы приближенные к начальнику шкиперского склада. А уж настоящий медицинский спирт на береговой базе по долгу службы употреблял только сорокалетний «карьерист» старший лейтенант медицинской службы Петров Анатолий Иванович. Валера себя на флоте ещё ничем не проявил и поэтому скромно пил простой гидролизный спирт, закусывая его крупно нарезанным шматом сала. Он регулярно получал посылки из дому от заботливой мамы с соленым салом и конфетами. Если конфетами Валера еще делился с сослуживцами, то сало, как истинный хохол, урча от наслаждения, поедал один. После «шила» утром у него все внутри пересыхало, и на этот случай в боевой готовности всегда стояли две трехлитровые банки
За пивом надо было тащиться с болезненным утренним синдромом вдоль берега от бухты Большой Улисс до бухты Малый Улисс почти два километра. Там в буфете судостроительного завода всегда можно было разжиться заветным напитком. Через полгода службы Валера стал там своим человеком, катал и ловко открывал пивные бочки, как бы нечаянно трогал за выпуклости озорных языкатых продавщиц, потом общался за кружкой пива с простым советским народом, с такими – же, как и у Валеры, пересушенными внутренностями от вчерашнего. - Валерка! – хрипло кричали ему заводские работяги. – Тащи сюда свою воблу, мы уже взяли тебе литру жигулевского. Махнем не глядя! - Валерик! – томным голоском звала разбитная буфетчица Райка. - Открой бочечку, пожалуйста, а я тебе, касатик, после работы, что-то да-а-ам! Как-то его бербазовское логово посетил журналист из флотской газеты «Боевая Вахта». Причем не один, а с начальником политотдела бригады капитаном 2 ранга Малаховым и вышестоящим образцовым «комсомольцем» старшим лейтенантом Гусевым. Было осеннее, серое, промозглое утро. За пыльными стеклами кабинета «комсомольца» виднелось такое же серое море с пенистыми барашками волн. Катера, привязанные швартовыми к берегу, переваливались с борта на борт. Вождь пролетариата в виде маленького памятника на одном из пирсов решительно показывал кепкой направление на пивнушку в бухте Малый Улисс. Традиционно трещала от вечернего «чаепития» с катерниками Валерина голова. Во рту, казалось, оправился табун лошадей вместе с конюхами. Шепотом проклиная щедрых на «шило» москалей из дивизиона консервации, Душко привычно воткнул две трехлитровых банки в объемистый баул и был уже готов отбыть в командировку за пивом… Нежданная комиссия загубила все его планы. Начпо сел за стол и, к своему удивлению, обнаружил под стеклом на столе фотографию голой красотки. Даже не в эротическом виде, а самое, что ни на есть порно.
Валера был близорук, постоянно носил очки, вот кто-то и воспользовался его подслеповатостью подсунув, ради шутки, этот -Душко! Мать-перемать! Что это за б….?– гневно спросил Малахов. Валера надел очки и заворожено посмотрел на снимок: - Девушка какая-то, - осторожно ответил он, - но я лично её не знаю. - Душко, вы что, идиот? Порвите эту гадость сейчас же! Да-да при мне! Валера с сожалением разорвал красотку на четыре части, преодолевая острое желание рассмотреть её повнимательней. - Скажите, Душко, - вдруг вкрадчиво спросил собкор «Боевой Вахты», - а где же у вас портреты вождей? Валера удивленно повел взглядом по стенам, и, действительно, мол, куда это они подевались? Вдруг, вспомнив, он опрометью бросился за шкаф, вытащил оттуда запыленные и загаженные мухами портреты Ленина и Брежнева, куда он их засунул, готовясь к побелке кабинета, два месяца назад. Кабинет так и не побелили, а портреты так и не повесили… - Вот же они, вот они, голубчики мои! – радостно объявил он, демонстрируя портреты обалдевшей комиссии. Затем проверяющие вытащили на свет божий обувную коробку с учетными карточками комсомольцев береговой базы. По внешнему виду карточек было видно, что секретарь комсомольской организации, любил перебирать их жирными пальцами во время поедания сала. Под столом валялись заскорузлые, с запахом тлена, Валерины носки. В воздухе явственно ощущался резиновый спиртовой перегар. Везде - на полу, на подоконнике, в ведре с фикусом валялись бычки от сигарет «Прима». В верхнем левом углу кабинета мохнатый, жирный паук сплел огромную ловушку, в которой билась несчастная зеленая муха. Начпо брезгливо обвел долгим взглядом всю эту безотрадную картину. - Душко! – наконец устало сказал он. - За полгода службы вы превратились в такого же мерзкого паука, как этот ваш сожитель на потолке. Полезайте к нему по этой паутине, влипайте в неё, ловите и жрите вместе мух, пока вас не выгонят с военной службы.
Через три дня после проверки в главной флотской газете «Боевая Вахта» появилась разгромная статья, повествующая о худшей флотской комсомольской организации, возглавляемой неким Валерием Душко. Валера обиделся на критику и на три дня пропал из расположения части, изредка названивая от какой- то подруги дежурному по береговой базе, чтобы его не сочли дезертиром. Когда он вернулся, начались боевые действия между Китаем и Северным Вьетнамом. Китаю приспичило оттяпать у наших братьев-вьетнамцев какую-то провинцию. Все политработники «добровольно», по указу сверху, в срочном порядке писали заявления об отправке их сражаться за социалистический Вьетнам против агрессора Китая. Валера в своей рассеянности или, может быть, подчиняясь стадному инстинкту, тоже настрочил заявление и отдал в политотдел бригады. После этого он начисто забыл о содеянном. Три дня прошло спокойно, а на четвертый, когда я дежурил по части, Душко ворвался ко мне в дежурку с выпученными на пол-лица глазами и истерично закричал: - Юра, меня отправляют на войну!.. Я даже не умею стрелять!.. На стрельбище в училище мне не доверяли патронов!.. Зачем эти гады - китайцы полезли на наш Вьетнам, не сидится им собакам дома!.. А что мне туда брать с собой?....Мне Гусев сказал, что из всех работников политотдела только я удостоен этой чести – защищать социализм с оружием в руках! Почему только я?.. Что написать маме?.. Мне только двадцать два года, а я один за всех поганых москалей должен защищать каких-то ср…. вьетнамцев от хунвэйбинов и погибнуть в самом расцвете лет! Дальше пошла бессвязная речь и пузыри изо рта. Я догадался, что это происки бригадного «комсомольца» Гусева. Но поскольку я тоже был «поганым москалём», то в отместку я решил поприкалываться над Душко: - Валера, успокойся, ну, причем тут поганые москали, ты ведь сам написал заявление о том, что рвешься в бой. А теперь, моя радость, когда тебе коммунистическая партия выразила такое великое доверие, ты бьешься в истерике, как обманутая девушка в предчувствии аборта. Перед отправкой на передовую, тебя всему обучат: и стрелять, и гранаты кидать. А брать ничего не надо, кроме личных вещей - зубная щетка, мыло, бритва, майка, трусы и носки. - Трусов побольше набери, - добавил я ехидно, - там взрывают и пули свистят, тебе придется их часто менять.
- Юра! Не шути так! Ты же мой друг! Прошу тебя, сделай же что-нибудь, чтобы вместо меня кого-нибудь другого послали в этот дурацкий Вьетнам. Я не хочу быть Героем Советского Союза! Поговори с Гусевым, наверняка, есть добровольцы достойнее меня. Если отмажешь от фронта, то с меня шикарный кабак. Последняя фраза решила дело. Я пошел в политотдел к Гусеву. - Сережа, - дипломатично начал я, - зачем ты Валеру Душко посылаешь во Вьетнам? Я тебя очень прошу, освободи это дитя береговой базы от кровавой разборки с китайским милитаризмом. - Ты что, тоже купился на прикол? – удивился Гусев. - Да я просто пошутил, никуда его не направляют и вообще уже нам дали отбой. Там и без нас наемных головорезов хватает. Хотя, знаешь – Сергей мечтательно закатил глаза, - Душко я бы лично отдал бы на поругание китайцам за подрыв авторитета секретаря комсомольской организации. Ладно, успокой его, скажи, что я нашел ему достойную замену. К Валере я вернулся не сразу. Сказал, что честно отработал поход в ресторан за его счет. Мол битый час уговаривал Гусева, пока он не сломался и не нашел другого кандидата на эту почетную миссию. На радостях Душко, кроме меня, пригласил в ресторан «Зеркальный» и Сережу Гусева – бригадного комсомольца, отличника боевой и политической подготовки. Чтобы не было осечки при знакомстве с представительницами лучшей половины человечества, они надели парадную военно-морскую форму – черная тужурка с якорями, белая нейлоновая рубашка и галстук. Я пошел по гражданке, опасаясь патрулей, выполняющих свой ежедневный античеловеческий план по задержаниям. В «Зеркалах» Гусев на дармовщинку как-то быстро напился вдрызг, скандалил, выражался нецензурно, в связи с чем попал в заботливые руки военного коменданта и дальнейшие полночи провел в застенках комендатуры. Утром его оттуда вытащил лично начальник политотдела Малахов. Звания отличника БП и ПП Сережа Гусев приказом командира бригады катеров лишился в тот же день. Очередное звание капитан-лейтенанта потом долго маячило ему впереди не приближаясь, будто звезда Вифлеема. Что бы там ни было с Гусевым, речь не вовсе о нём. У Валеры в тот день в «Зеркальном» произошла эпохальная для него встреча, которая, можно сказать, ускорила его тернистый путь к демобилизации. Пока в сизых табачных глубинах ресторанного зала буянил старший комсомолец, пока его забирал патруль, близорукий Валера попросил меня подобрать ему хорошую девушку для танца. Забыл сказать, что Валера Душко был очень красивый, высокий парень с черными волнистыми волосами. Глаза у него были карие, большие, с длинными ресницами. Девушкам он всегда нравился. Чтоб еще больше нравиться, Валера в ресторан очков никогда не надевал. Я повёл взглядом и обнаружил за соседним столиком в компании двух подруг прелестное существо лет девятнадцати-двадцати в вечернем красном платье, нежной белой кожей и длинными белыми локонами по плечам. Валера, тоже оценивающе смотрел на зал, пальцем растягивая правый глаз. Так он лучше видел. - Посмотри налево, Валера, видишь там шикарную блондинку? Не будь я женат, я бы тут же ей сделал предложение! Иди, приглашай!
С первыми звуками эстрады Валера резво подскочил с места и ринулся к ней, чтоб никто не успел перехватить. Девушка уже смотрела на него в предвкушении тесного совместного танго с этаким флотским красавцем, но Валера пролетел мимо неё к соседнему столику, за которым сидела в таком же красном платье и белыми локонами по плечам блондинка, но старше первой лет эдак на двадцать пять. Я шипел ему вслед: «Не эта! Не эта!», но Валера уже сделал свой выбор. После танца он мне категорично сказал: - Её зовут Надя, она доцент каких-то там наук, зарабатывает крутые бабки, у неё трехкомнатная квартира, живет одна, я еду к ней с ночевкой. Других красавиц мне не ищи. Всё! - Валера, но она же тебе в мамы годится! Эта тихоокеанская бабушка вынянчила и обучила азам секса не одно поколение таких юных лейтенантов флота, как ты. Я помню ее с далекого детства, когда первый раз попал в этот ресторан. Попроси у кого-нибудь очки и рассмотри её в упор. Ты увидишь на её лице три килограмма макияжа. Потяни её за волосы, это - же парик! Может она вообще лысая! - Ту, молодую леди, – добавил я, - уже увели морпехи, но еще не поздно, ты успеешь найти свое счастье на разводе у площадки перед кабаком. - Всё, Юра, молчи! - уперся, как баран, Валера. - Я уже пообещал Наде бурную ночь и, как джентльмен, выполню обещание. Тем более, она отвезет меня к себе на такси за свой счёт. Надя сказала, что дома у неё для меня уже накрыт стол. Представляешь, дружище, она знала, что познакомится со мной именно в сегодняшний вечер, и приготовила для нас двоих романтический ужин. Ну, что я мог ответить на такую наивность? Через пять минут пожилая, белокурая бестия заботливо упаковала в гардеробе ресторана Валеру Душко в его шинель и поспешно увезла на такси свою кудрявую добычу домой, в свои шикарные апартаменты. Валерина судьба пошла на новый виток с непредсказуемыми последствиями.
Одно время этот же предмет у нас вёл Чфас Евгений Абрамович. Он приходил в класс с огромным портфелем. Когда что-нибудь падало на пол, он поднимал очки и спрашивал: «Что упало?». Просил принести ему упавший предмет и, если он не имел отношения к уроку, то он открывал свой огромный портфель, укладывал туда конфискованную вещь с обещанием возвратить её к концу учебного года. Мы просекли эту его привычку и стали к каждому уроку подбирать какие-нибудь ржавые гаечные ключи и другие железяки, случайно роняя их на пол. Он очень спокойно на это реагировал, унося из класса портфель с трофеями. Куда он их дальше девал, я не знаю, думаю, что просто выбрасывал, во всяком случае нам он ничего не возвратил. Помню, на уроке физики мой сосед по парте Гера Бронзов заснул, ну с кем не бывает. Учительница читает условия задачи:: «Бронзовая проволока длиной 10 см нагревается до 300 градусов и т.д.» Сосед по парте продолжает спать. Учительница повторяет условия задачи, Геру сзади будят, он, услышав слово «Бронзовая», ошалело вскакивает и как положено чеканит : «Есть нахимовец Бронзов». В переплётной мастерской мы среди разных вещей делали записные книжки, которые нам переходили в собственность. В такую красивую записную книжку я записывал слова полюбившихся песен.
Среди русских народных и советских песен были и такие, как «В стране далёкой юга», «В нашу гавань заходили корабли» и другие. Однажды на уроке математики я достал для чего-то из стола эту книжку, и её сразу же взял в свои руки майор Блинов Дмитрий Иванович. Он её изучил и ему показалось, что среди хороших песен есть недостойные. Короче говоря, он очень долго воспитывал меня сам, затем передал офицеру-воспитателю. Рябкин Анатолий Андреевич прекрасно разбирался в нашей психологии, он понимал, что эти песни - это не наше мировоззрение, а детские шалости, поэтому он попросил на его глазах разорвать все эти «блатные песни». Уже спустя много лет на радио появилась передача «В нашу гавань заходили корабли». Как знать , может быть какие-нибудь из тех песен подошли бы к этой передаче. Ещё немного о парадах. Знамя училища носили отличники учёбы, да к тому же и рослые нахимовцы. Одно время носил его Виталий Самарин, затем Михайлов, Макаров, Захаров, Борис Маркитантов.
Маркитантов Борис Степанович. Род. в г. Грозном. Закончил ЛНВМУ с золотой медалью. Окончил Высшее военно-морское инженерное училище им. Ф.Э.Дзержинского (1964). Доктор технических наук, профессор, член-корр. СПбИА, член-корр. РАЕН (1992). Специалист в области разработки и развития фундаментальных и прикладных аспектов теории эксплуатации сложных организационно-технических систем и новых технологий обучения эксплуатирующих их специалистов для повышения эффективности, надежности и безопасности использования и восстановления кораблей ВМФ.
После появления в училище огромного с усами мичмана Буденкова Петра Афанасьевича он стал неизменным знаменосцем. После парадов в Москве мы обязательно ездили смотреть вечерами праздничную иллюминацию и с Ленинских гор наблюдать праздничный салют. С первых дней пребывания в училище мы стремились освоить особый, весьма образный и выразительный морской язык, который органично вписался в живую разговорную речь. Наибольшее количество морских терминов было заимствовано Петром I у голландцев: штурман, боцман, лоцман, лоция, бот, крейсер, верфь, галс, вымпел, компас, рангоут, трюм, трал, рейд. От англичан русские моряки переняли слова: флот, шхуна, вельбот, тральщик, монитор, лайнер, ватерлиния, бимсы, мичман, пирс и много других. Слова: флотилия, корвет, рандеву, параван французского происхождения, каравелла - итальянского, а высшее воинское звание моряков адмирал - арабского, в котором оно произносится как «амир аль бакр», т.е. «повелитель на море». Особенность морской терминологии связана также со спецификой корабельной службы, где необходимость краткого и ясного приказания требует его чёткого выполнения и обязательного доклада о сделанном. Взаимоотношения между начальниками и подчинёнными особенно ярко выражает слово «есть». Это переделанное на русский лад английское «уез». т.е. «да», «исполнено», «готово».
"Якоря не бросать"
Особенностью морского языка является многозначность одного и того же термина, его широкое распространение в бытовой жизни. У моряков слово «травить» означает ослабить канат или тошноту во время морской болезни, оно же означает рассказывать невероятные истории, небылицы. Выражение «бросить якорь» применяется в смысле прочно обосноваться, надолго устроиться. «Показать корму» - уклониться от встречи с кем-либо, уйти. «Пройти под ветром» - счастливо избежать опасности или встречи с грозным начальником. «Запеленговать» — заметить что-либо или кого-либо. «Лечь в дрейф» - отдать себя на милость кого-то или чего-то. Приказ «Отдать концы» у моряков означает, что при отходе от причала необходимо открепить швартовые концы на берегу и выбрать их на корабль. В разговорной речи это выражение употребляется в смысле «уйти в мир иной», а когда говорят «и концы в воду», то подразумевают, что кому-то удалось замести следы преступления, спрятать компрометирующие его улики. Традиционными отличительными признаками морского языка является сложившаяся в течение веков перестановка ударения в отдельных слогах, а также произношение некоторых слов во множественном числе, противоречащим правилам русской грамматики. Слова «рапорт» и «компас» моряк произносит с ударением на втором слоге. Слова «мичманы» и «боцманы» на флоте произносятся как «мичмана» и «боцмана».
Немало слов и понятий имеют собственные названия, отличающиеся от общепринятых. Моряк обязательно лестницу назовёт трапом, скамейку- банкой, кухню - камбузом, повара - коком, верёвку - тросом, пол- палубой, потолок - подволок, вместо слов крепить, привязывать- найтовать, артиллерист - комендор, кладовщик - баталер, порог - комингс, закрыть - задраить. В актовом зале училища была на стене написана крылатая фраза адмирала С.О.Макарова: «В море - дома, на берегу - в гостях». Нам нравилось говорить «Добро», что означает да, согласен, разрешаю. Предупреждение об опасности у нас было «Полундра». Лентяй, бездельник , лодырь - «сачок, сак», производное от него «сачковать, саковать», т.е. бездельничать. Получить взыскание - получить фитиль. «Шабаш» — окончание работы, начало отдыха, идёт от команды гребцам на шлюпке, означающая прекратить грести, убрать вёсла и снять уключины. Освоили мы и неписаные правила поведения на корабле: - По трапам не ходят, а бегают. - Нельзя сидеть на палубе, свесив ноги за борт. - Нельзя бросать с палубы за борт мусор. - Нельзя сидеть на корабле на кнехтах. - Нельзя плевать за борт. «Бачок» - кастрюля, назначался для раздачи пищи бачковой. «Гальюн» - туалет, драить гальюн после отбоя посылались нарушители дисциплины, которым объявлялись наряды вне очереди. «Конец» - трос небольшой длины. «Линь» - тонкий пеньковый трос,
- колокол, на котором отбивают склянки. Опытные моряки для предсказания погоды пользовались не только сводками метеоцентров, но и наблюдениями за солнцем, луной, небом, облаками, за водной поверхностью, за характером ветра, поведением морских птиц. Яркая утренняя заря, прозрачный воздух при восходе солнца и бодрящий летний ветерок предвещают ухудшение погоды. После такого рассвета небо в первой половине дня покрывается тучами, поднимается сильный ветер, который в средних широтах нередко сопровождается дождём, а зимой - снегом. Ярко окрашенный закат при пылающем золотом и пурпуром чистом небе и затуманенный восход с бледно-розовой утренней зарёй - верные признаки тёплого и тихого дня летом и безветренного дня с ровным морозцем зимой.
В кабинете военно-морской подготовки на крейсере «Аврора» были развешаны плакаты с приметами о погоде в стихотворной форме:
Если небо красно с вечера Моряку бояться нечего; Если ж красно поутру, То ему не по нутру.
Вечером небо коль полно огня, Утром же зарю туман застилает, Верные признаки чудного дня, Старый моряк парусов прибавляет.
Если солнце село в воду, Жди хорошую погоду; Если солнце село в тучу - Берегись, получишь бучу.
Морские птицы перед сильным штормом всегда заранее возвращаются к берегу:
Птицы коль к берегу держат свой путь, Ветер здоровый, поверь, будет дуть.
ходят по песку - Моряку сулят тоску. Если чайка села в воду - Жди хорошую погоду.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
После того, как нас успешно выпустил из училища «в люди» Максимыч, его назначили начальником лаборатории в училище. Служба такая, что и мечтать не приходилось. Лаборатория уже доживала свой век, единственное, что веселило, так это действующий макет подводной лодки первого поколения по диаметральной плоскости на всю стену. Как рассказывал Максимыч, он нужен был, когда приезжала комиссия что-то проверять. Комиссию приводили к Максимычу, он включал этот вот макет, лампочки разноцветные мигают, винты крутятся, и комиссия бьется в экстазе. В итоге – положительное решение. И второе – выдача нескольких литров «шила» в месяц на протирку той самой схемы. Как протиралось, объяснять, надеюсь, не надо. Отправили однажды Максимыча в командировку в город N за вагоном металла для нужд училища. Поехал, прихватил на всякий случай конвертируемую валюту – «шило». Подходя к заводу, с которого был выписан металл, Максимыч увидел трехкилометровую очередь автомашин (все за тем же пресловутым металлом), но подводник нигде и никогда не пропадет, всегда найдет выход из любой ситуации. Действуя по принципу «…дитям мороженое, его бабе цветы…» (секретарше конфеты, директору «шило»), Максимыч вагон металла оформил и даже умудрился сделать так, что завод перегнал его на железнодорожную станцию.
Прибыв на ж/д станцию, Максимыч убеждается, что вагон стоит в ожидании состава в направлении Крым. И ждать этого радостного момента приходится, как до следующего всемирного потопа. Придя к коменданту ж/д станции и увидев там какого-то пехотного старшего лейтенанта, Максимыч выкатил ему на стол 0,5 «шила» и объяснил ситуацию. Далее события начали развиваться с сумасшедшей скоростью: комендант ж/д станции, вот этот самый пехотный старлей, дает команду задержать уже вышедший за пределы станции состав на Крым, вернуть его и прицепить к нему вагон с металлом!!! Что было и выполнено железнодорожниками незамедлительно. Всего лишь за пол-литра «шила» комендант провернул дело под маркой «Срочный секретный специальный груз для оборонной промышленности»! И кто после этого скажет, что уже в те времена в нашей среде алкоголь не являлся конвертируемой валютой?
Пока я находился в море, пришёл приказ о переводе меня в Калининград. В Отряде в течение полутора лет я вначале выполнял обязанности офицера одного из направлений в информационном Центре, а затем помощника начальника штаба Отряда. В этот период мне посчастливилось познакомиться и узнать много новых офицеров, которые тогда ещё были только капитан-лейтенанты, но, на мой взгляд, уже являлись опытными специалистами нашего интересного и важного дела, некоторые из них даже имели высокие правительственные награды за успешное выполнение заданий командования. Могу назвать Ивана Яценко, Аркадия Ужанова, Владимира Шитова, Григория Штукатурова, командиров наших разведывательных кораблей, например, Александра Минкина. К слову сказать, командиром одного из них позднее стал мой одноклассник по нахимовскому училищу Юра Котт, получивший за выполнение специального задания боевую награду – орден «Красной Звезды», а также много других офицеров, которые регулярно ходили в морские походы в составе подвижных групп и добывали важные и ценные сведения о вероятном противнике. в Калининграде для меня оказались ещё более трудными, чем на диком отдалённом острове. Офицерского общежития в Отряде не было. В гарнизонной гостинице по существующим положениям более месяца не разрешалось проживать. Приходилось жить, где попало, снимая углы или комнатёнки, в ряде случаев, у не всегда порядочных хозяек да ещё за большую плату, но попадались, правда, редко вполне приличные варианты по конфиденциальной рекомендации.
Такая неустроенность, вероятно, сказывалась на моём состоянии и поведении, что заставляло неоднократно обращаться к командиру Отряда капитану 2-го ранга В.И.Глуханову с личной просьбой рассмотреть мой вопрос о переводе по семейным обстоятельствам в родственные по профилю деятельности воинские части, расположенные в Москве и Подмосковье, как имеющего там близких родственников и располагающих для моего проживания жилищными условиями.
Мои настойчивые обращения к начальству имели достаточные основания и с другой стороны. Мне было достоверно известно, что в Отряд регулярно приходили запросы сообщить списки офицеров, имеющих жилплощадь в Москве. Как стало мне известно значительно позже, в эти годы происходило формирование новых воинских частей центрального подчинения. Однако командир Отряда капитан 2-го ранга В.И.Глуханов до поры до времени с твёрдой настойчивостью отвечал на подобные запросы, что среди его подчинённых нет офицеров, желающих служить в Москве, полагая тем самым, избежать излишних забот и хлопот в связи со сменой офицерских кадров. Как сейчас вспоминаю, чтобы не надоедал своими «глупыми» вопросами о переводе в Москву, меня регулярно отправляли в «морские круизы» в составе командира подвижных групп. Так, мне за сравнительно короткий промежуток времени, например, представилась возможность на тральщике встречать в Финском заливе и сопровождать отряд английских кораблей, совершавших визит в Ленинград, неоднократно нести дозорную службу на сторожевых кораблях и подводных лодках, а также участвовать в дальнем плавании через Балтийские проливы, Северное, Норвежское и Баренцево моря на подводной лодке из Балтийска в Полярное и в других походах. Тут вспоминается один совершенно неординарный случай, непосредственным свидетелем которого мне представилось быть. В одном из походов на дизельной подводной лодке проекта 613, совершавшей переход из Балтийского моря на Северный флот, у одного из матросов случился приступ аппендицита. Начальник медицинской службы капитан м/с Михаил Портной в корабельных условиях успешно провёл операцию. Это был его четвертый подобный случай. Значительно позже мне стало известно, что Михаил Портной успешно окончил в Ленинграде Военно-Медицинскую Академию имени С.М.Кирова и в последствии исполнял обязанности главного хирурга Тихоокеанского флота.
Наконец, командование Отряда во второй половине 1961 года приняло решение перевести меня подальше от Калининграда на остров Рюген (Германия), считающийся по местным меркам самым, что ни на есть отдалённым местом, как Чукотка в наших понятиях, где командиром части вместо капитана 3-го ранга Швечикова был назначен капитан-лейтенант Скороходов. Здесь хочу рассказать о том, каким образом меня отправляли в Германию. Это была моя первая зарубежная поездка и, чтобы я как-нибудь случайно не заплутал, меня сопровождал проходивший службу в одной из наших воинских частей на территории Германской Демократической Республики капитан-лейтенант Орест Сергеевич Тиминский, которому я был представлен во 2-м отделе Разведки КБФ. Мы оговорили все условия нашей поездки и должны были встретиться в назначенное время перед самым отъездом на городском железнодорожном вокзале в Калининграде. Заблаговременно получив служебное предписание, перевозочные документы, оклад денежного содержания за месяц и полностью рассчитавшись с Отрядом, я с двумя огромными чемоданами своих личных вещей прибыл на вокзал, как и договаривались. Орест Сергеевич пришёл с небольшим кейсом в гражданской одежде и выглядел очень элегантно, как мне показалось, даже весьма по заграничному. Я рядом с ним в морской офицерской форме и со своими неуклюжими чемоданами в руках, с которыми приходилось таскаться по вокзалам и вагонам сначала на посадку в Калининграде, при пересадке на другой поезд в Минске, а затем на таможне в Бресте и, особенно в Германии, выглядел весьма нелепо. Из Берлина нам нужно было рано утром уже на местном поезде отправляться на север в Штральзунд. Для того, чтобы переждать ночь, мы остановились в двухместном номере какой-то простенькой гостиницы. У меня, естественно, не было ни пфеннига, поэтому все расходы взял на себя Тиминский, поведение и внешность которого ничем не отличались от обычного немецкого обывателя, это ему позволяло непринуждённо разговаривать по-немецки и с работниками гостиницы, и в гастштеттах, и с попутчиками в поезде. Находящийся всегда рядом с ним я себя чувствовал в таких ситуациях весьма дискомфортно, почти также как герой рассказа Короленко «Без языка».
На вокзале в Штральзунде меня встретил кто-то из работников новой моей части, оказывается, такая была договорённость. На этом наше совместное путешествие с Тиминским завершилось, и, поблагодарив его за помощь, я со своим сопровождающим на автомобиле ГАЗ-69 убыл к новому месту службы. Жизнь на казарменном положении в закрытом гарнизоне мне была знакома и достаточно привычна. С офицерами этой части, однако, мне даже толком и не удалось познакомиться, кроме самого Скороходова и зампотеха Моисеева, потому что сразу в составе подвижной группы из Засница на сторожевом корабле ушёл в море и, пересаживаясь с одного борта на другой, был снят с кораблей, несущих дозорную службу в проливе Кадет-Реннен, более чем через месяц. После прибытия с моря к месту службы в пункт дислокации, меня вызвал к себе командир части капитан-лейтенант Скороходов и с шокирующим воображение недоумением зачитал выписку из Приказа ГК ВМФ № 03156 от 28.11.1961 г. о моём назначения в Центральный Морской Радиоотряд ОСНАЗ Разведки ВМФ и с большой надеждой на нелепую кадровую ошибку попросил разъяснить, чтобы это значило. Я внутренне как бы оказался подготовлен к такому развитию событий и, конечно, был несказанно рад, что, на мой взгляд, свершилась справедливость, но, не показывая охватившего меня внутреннего подъёма и счастливого возбуждения, по возможности, спокойно ответил, что в данном событии нет никакой случайной ошибки. Командир части капитан-лейтенант Скороходов, надо сказать к его чести, поступил со мной весьма порядочно и не стал по каким-либо выдуманным причинам препятствовать или задерживать мой отъезд в Москву. Даже наоборот, уточнив, что в ближайшие дни из Штральзунда в Балтийск планируется переход нашего эскадренного миноносца, Скороходов согласовал возможность отправки меня в СССР на этом боевом корабле и предупредил, чтобы я немедленно передал свои обязанности своему заместителю, полностью рассчитался с воинской частью и находился в готовности к отбытию. Одновременно с этим он разрешил мне самостоятельно выехать в ближайший город Грайфсвальд, где бы я мог растратить только что полученную при расчёте по должности всю наличность в немецких марках, начисленную мне почти за два месяца службы в Германии. Не прошло и трёх суток после этого, как я убыл к новому месту службы в Москву.
Совершив последний переход на в Балтийск теперь уже в качестве пассажира, я заехал в Калининград, чтобы представиться командованию Отряда о своём новом назначении. Однако командира части капитана 2-го ранга В.И.Глуханова я не застал. С докладом прибыл к начальнику штаба капитану 3-го ранга С.Г.Харитонову, заменившему к тому времени на этой должности капитана 3-го ранга Буланова, закоренелого холостяка и скомпрометировавшего себя большим пристрастием к спиртному и общению с женщинами, склонными к весёлому времяпровождению, которых в Калининграде было большое количество. Поскольку Харитонов меня знал по службе в отдалённой островной местности, то без всяких излишних обиняков он пожелал мне успехов в дальнейшей службе. Сергей Григорьевич пригласил меня в этот вечер к себе домой, где нас очень заботливо встретила его жена Валентина Степановна. Вечер провели в доброй, тёплой и душевной обстановке. На следующий день я отбыл в Москву, навсегда покинув Калининград. Вскоре, как мне стало известно, Харитонов, не без собственной инициативы, также был переведён в одну из воинских частей, находившуюся в ближайшем Подмосковье. Вслед за Харитоновым из Балтийского Отряда в части Центрального подчинения стали назначаться и другие офицеры и мичманы.
6. Центральный Морской Радиоотряд
Вымпел и Нагрудный Знак Центрального Морского Радиоотряда ОСНАЗ в честь 50-летия со дня образования.
Недавно отметивший своё 50-летие Центральный Морской Отряд, созданный и начавший свою боевую деятельность с 1955 года, к моему прибытию всё ещё продолжал формироваться, расширяться, отрабатывать и совершенствовать повседневную организацию и особенно дежурно-вахтенную службу на боевых постах.
В Центральном Морском Радиоотряде ОСНАЗ Разведки ВМФ я прослужил почти пять лет с конца 1961 до средины 1966 года. К моменту моего прибытия к новому месту службы Отряд, как я понимаю, временно располагался в замечательном по природной красоте восточном районе ближнего Подмосковья южнее озера Биссерово недалеко от железнодорожной станции Купавна. Помнится мне, что к западной части этого озера примыкала огромнейшая дачная территория с взлётно-посадочной полосой для лёгкомоторных самолётов, принадлежащая одному из первых Героев Советского Союза генерал-майору авиации М.В.Водопьянову (1899-1980).
Иногда он самолично приходил к командиру Отряда, обращаясь за помощью, выделить ему машину, трактор или бульдозер для работы на даче, в чём, естественно, никогда не было отказа.
В своём распоряжении Отряд тогда имел несколько одноэтажных барачного типа деревянных зданий. В двух бараках размещался личный состав. Условия для проживания матросов были, прямо скажу, далеко не комфортные: большая теснота, двухъярусные железные кровати, узенькие проходы между ними, недостаток свежего воздуха. Все это не обеспечивало, на мой взгляд, хорошего и полноценного отдыха для матросов-радиотелеграфистов, несущих сложные и напряжённые круглосуточные вахты. Не лучшие условия для работы, требующей максимальной концентрации внимания для анализа и оценки добытых данных, осуществления правильных выводов по происходящим событиям, были у офицеров информационной службы. Они размещались в мало-мальски перестроенном и, на первый случай, приспособленном для повседневной работы таком же бараке, а по существу ютились в малюсеньких кабинетах, забитых до отказа текущей, справочной, учётной и другой необходимой литературой. Этим очень важным подразделением тогда руководил активный участник Великой Отечественной войны, опытный специалист, знаток китайского языка капитан 2-го ранга В.Н.Покровский, за которым закрепилось то ли прозвище, то ли кличка «маманьдя», имеющая право на существование. Дело в том, что когда Вячеслав Николаевич призывал своих подчинённых не спешить делать необдуманные и скороспелые выводы по тем или иным оперативным вопросам важного характера, то он частенько приговаривал «manmande», что в переводе с китайского языка на русский и означало «медленно, медленней, неторопливо, неторопливей». С не меньшим напряжением трудилась инженерная служба Отряда, возглавляемая участником Великой Отечественной войны капитаном 2-го ранга А.М.Сидоровым. Задача заключалась в обеспечении непрерывной и бесперебойной работы разнообразных радиотехнических средств, многие из которых тогда представляли уникальные образцы современной радиоаппаратуры. Боевые посты основного добывающего информацию подразделения Приёмного Центра, на которых в круглосуточном режиме неслась дежурно-вахтенная служба, располагались в двух одноэтажных кирпичных зданиях, одно из которых имело высокую трёхэтажную надстройку, типа каланчи, куда надо было подниматься по крутой лестнице. Можно предположить, что в этих зданиях когда-то размещалась пожарная команда. В первом техническом здании, значительная площадь которого давала возможность оборудовать большое количество боевых постов, ведущих перехват в радиосетях вероятного противника в слуховом режиме, всегда поддерживалась полнейшая тишина. Зато во втором здании и в надстройке первого здания стоял невообразимый шум, создаваемый непрерывным стрёкотом великого множества телетайпов и другой сложной и громоздкой аппаратуры, где осуществлялся перехват одноканальных, многоканальных, многократных и других технических видов радиопередач.
На переднем плане командир отличной группы Приёмного Центра капитан-лейтенант О.М.Кусенко. В глубине снимка: слева – барак, где размещался штаб Отряда и Информационный Центр; в средней части снимка на дальнем плане – первое техническое здание Приёмного Центра; справа – здание клуба. Купавна. 1960 год.
На территории части в других бараках и небольших одноэтажных зданиях находились столовая, клуб для проведения собраний и демонстрации кинофильмов, санитарная часть, гараж, склады и другие помещения для вспомогательных и хозяйственных подразделений. Футбольное поле, хотя и не очень хорошего качества, и волейбольная площадка не пустовали во время проведения физических занятий и спортивных соревнований. Особой популярностью среди офицеров и мичманов пользовался настольный теннис, хотя число играющих было незначительно, но зато все они являлись настоящими виртуозами маленькой ракетки, поэтому на такие баталии всегда собиралось большое количество болельщиков.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
