В Морском корпусе Петра Великого (ВВМКУ им. М.В.Фрунзе) состоялся очередной выпуск молодых офицеров.
Они пополнят ряды Российского ВМФ, а также Береговую охрану ФСБ, МВД России. Таковы реалии нынешнего времени.
Кроме 165 российских, в строю выпускников будущие офицеры для Вооруженных Сил Казахстана и других зарубежных стран.
Начальник корпуса контр-адмирал Еремин Юрий Прокопьевич докладывает вице-адмиралу Смуглину Федору Савельевичу, заместителю Главкома ВМФ по ПВР.
Знаменные группы, в строю Знамена старейшего российского военно-морского учебного заведения (ВВМКУ им. М.В.Фрунзе и ВВМУПП им. Ленинского Комсомола).
Отдельной группой, по праву, в общем строю стоят выпускники, закончившие Морской корпус с медалью.
Среди выпускников - питоны, выбравшие судьбу военного моряка в стенах Нахимовского училища.
В церемонии вручения знаков принадлежности к офицерскому корпусу – погон и кортиков – принял участие капитан 1 ранга Курдин Игорь Кириллович, председатель Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников.
Президент Русского Гидрографического общества Неронов Николай Николаевич вручил выпускникам - офицерам-гидрографам - грамоты Гидрографического общества.
Среди почетных участников церемонии старейший преподаватель Морского корпуса, профессор Лаврентьев Анатолий Васильевич (справа), многие тысячи штурманов учились устройству технических средств кораблевождения по его замечательному учебнику.
Начальники факультетов докладывают начальнику корпуса о завершении церемонии вручения погон и кортиков выпускникам.
Начальник Морского корпуса Ю.П.Еремин докладывает Ф.С.Смуглину о завершении церемонии вручения погон и кортиков.
Состоявшийся после окончания церемонии митинг был открыт выступлением вице-адмирала Ф.С. Смуглина, свое напутственное слово он закончил здравицей в честь Морского корпуса и лейтенантов флота возгласом "Ура"!
Молодые офицеры ответили троекратным "Ура"! Строй штурманско-гидрографического факультета.
Представитель Администрации СПб зачитал приветствие Губернатора, напутственные слова произнесла представительница районной Администрации.
Почетный участник церемонии и митинга - адмирал Иванов Виталий Павлович.
И, конечно, самыми заинтересованными участниками действа стали родственники, друзья выпускников.
Выслушали выпускники и сердечное напутствие от родителей.
В соответствии с традицией был возложен венок к памятнику И.Ф.Крузенштерну.
Знамена на середину!
Клянемся верно служить Отечеству!
Начальник корпуса Ю.П.Еремин, напомнил, что он вступил в командование Морским корпусом в 2006 году, прибыв на месяц раньше дня поступления нынешних выпускников. Юрий Прокопьевич заверил своих воспитанников, что командование будет следить за их службой и успехами, а также о готовности оказывать помощь. Заключительные слова начальника: «Помните, Морской корпус - ваш дом, его двери для вас всегда открыты».
В заключение приведем цитату из прошлогоднего репортажа - : "Грустные, печальные переживаем времена. Факты и результаты реформаторского зуда Министерства обороны во главе с министром, видимо, нет нужды повторять, они общеизвестны. Как точно и образно сформулировал Сергей Капица: «Россию превращают в страну дураков». "Данные ВЦИОМ говорят о том, что мы, наконец, пришли к тому, к чему стремились все эти 15 лет, - воспитали страну идиотов. Если Россия и дальше будет двигаться этим же курсом, то ещё лет через десять не останется и тех, кто сегодня хотя бы изредка берёт в руки книгу. И мы получим страну, которой будет легче править, у которой будет легче высасывать природные богатства. Но будущего у этой страны нет! Именно эти слова я произносил пять лет назад на заседании правительства. Время идёт, а процессы, которые ведут к деградации нации, никто даже не пытается понять и приостановить. У нас происходит полный разрыв слов и дел..." - К глубокому нашему сожалению, новые факты псевдоноваций и псевдоулучшений той самой псевдодеятельности множатся, обнаруживаются в кампаниях по выпуску молодых офицеров и набору в высшие военно-морские учебные заведения. В такой атмосфере и маленький светлый луч - уже праздник".
Сегодня СМИ продолжают, некоторые объективно, освещать события начала Великой Отечественной войны. Хороший повод для сравнения сегодняшнего дня с 1941-м годом. Победы над врагом имели место уже в первые дни войны, боевые действия велись и на вражеской территории. Ни одна пограничная застава (войска НКВД!) не отступила и не сдалась. Сегодня мы неизмеримо полнее представляем, кто и как ковал Победу в Великой войне. В том числе и своими победами 1941 года. Да, были паника, неразбериха, потеря управления, отступление, сдачи в плен, предатели и диверсанты, паникеры. Те, кто "рвал рубаху" и кричал, что все погибло. Сегодня, как представляется, переживаем растянувшийся на годы (псевдореформирования) 1941 год. Продолжается разрушение систем национального образования, здравоохранения, обороны, безопасности, продолжается "крысятничание" и одновременно уход от ответственности "власть предержащих". Впору надеяться на "божий суд"? Можно, конечно, но полезнее для нас и потомков брать пример с героев Отечества, героев 1941 года, тех, кто и сегодня "любит театр (дело, Отечество) в себе, а не себя (свой карман и карман своих близких) в театре (глобализируемом мире).
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), Карасев Сергей Владимирович (КСВ).
25 июня, в День открытых дверей, питоны разных лет выпуска посетили Alma mater. Знакомый парадный вход, Пеньковая улица, кто по булыжнику, кто по асфальту которой практически ежедневно строем и вне строя перемещался между корпусами училища. Конечно, не остался без внимания центральный трап.
« Мы в жизнь входили по железным трапам, Нахимовскими песнями звеня …»
Вадим Валунский (вып. 1975 г.), погиб 27.7. 1985.
На перилах увековечены фамилии всех выпускников. Фамилии многих и многих вошли в историю нахимовских училищ, историю Флота, Отечества.
Посещение училища - это не только прикосновение к своей истории, которая началась в этих стенах. Это и своего рода проверка!
Здание и помещения в отличном состоянии, чувствуется заботливая рука. Нынешним нахимовцам есть где учиться, чему учиться и у кого учиться!
Успехов Вам, дорогие питоны и нахимовцы, Вашим командирам, педагогам, служащим!
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), Карасев Сергей Владимирович (КСВ).
Стреляли сначала только по самолетам. Но все мимо. Потом нашу батарею разделили. Две пушки утащили в горы, 18 км. за Новороссийск. Я уже в то время был 1-м номером. Наш пулемет в одной стороне и 2-й с другой – охраняли орудийную позицию. Пока наши орудия стреляли, мы только смотрели. Только один раз я два «Мессершмидта» расстрелял. Мы на горе находились, а они над дорогой паслись. Вот тут мы и постреляли. Я две ленты расстрелял, а толку мало. Не то он завалился за гору, или туда спланировал. Не знаю, что с ним было. Стрелял прямо в упор, каких-то 50 метров. Когда боезапас расстреляли, оказалось, что армейцы, которые с нами были, ушли, а батарею нашу оставили. Тогда мы два пулемета расставили один назад, другой направо. Прислуга сразу пошла в одну сторону по горам, а нам надо было вниз спуститься. У нас дальномер был, и кое-какие продукты погрузили и пошли вниз. С горы слезли, не пешком конечно, а на «полуторке». Повернули к шоссе, и пошли к Волчьим воротам. А там патруль спрашивает: - Как вы проехали? Мы же минировали! - Проехали!.. Уже светало, а ребята уже вышли к Цемесской речке, которая вдоль дороги течет, и кашу варить начали. Наш командир знал куда идти. Но у нас ЧП получилось. Немцы по горам нас уже обошли справа, и слева тоже. Постреляли немного. Моего командира ранило. Перевязать ему рану нечем. Моряк есть моряк – бескозырку в зубы и терпи. На всех батарейцев и на нас один пулемет и одна винтовка, одна пушка - одна винтовка. Больше ничего не было. Нас немцы погнали. Потом боезапас загорелся, мы вправо вверх полезли по горе, по кочкам пулемет тащили 60 с лишним килограмм на катках. Все-таки вынесли его. Четыре пулеметные ленты номер у меня нес, а я сам пулемет тащил. А там наши оборону уже поставили. Нас спросили, куда мы бежим, старший лейтенант с нами шел, сказал что надо, и нас пропустили. Только прошли километр и нас опять остановили, да еще говорят разоружаться. А у нас нечего разоружать-то. Пулемет отдать – ну возьмите. Стал я его им подвозить, смотрю, а кожух разбит и чего я его тащил? И кончилась моя работа на Максиме.
Пришли на Мысхако, там мне дали ДП. Немцы залезли уже в город, а мы на мысе. Что будет, то и будет. Будем стрелять, пока боеприпасы не кончатся. Старшина у нас, Алешичев был, на шлюпке 2 лайбы остановил. Говорит им: - Если не подойдете к берегу, сейчас помашу своим, и всех вас разобьют. И они к берегу подошли. А раз такое дело, что у нас две пушки, не отдавать же. А пушки хорошие. По квадратам били, чуть ли не всю ночь. До этого мы и стреляли и в атаку ходили на совхоз Мысхако. И мы по грудь в воде на два сейнера залезли. Один сейнер нас на Кабардинку привез, а другой в Геленджик увез. Нам пришлось тащиться от Кабардинки до Геленджика. Там был дивизион, несколько пушек стояли. - Расскажите о задании, на котором Вас ранило. - Высадились с катеров удачно. Едва поднялись в гору, один из моряков наступил на мину. Раненого перевязали, понесли на себе. С риском преодолели минное поле, прошли в тыл и провели разведку. Мы рассчитывали продуктов на пять суток. Время подошло, и нам нужно было выйти к морю, чтобы нас забрали. Но вернуться не смогли. Патрули отрезали нам путь к морю. Делать нечего, пошли в обход по вражескому тылу. Потом, когда прошли аэродром в Цемесской долине, вышли на левую сторону Цемесской бухты. Мы не знали, где фронт проходит. В одном месте даже попали во что-то вроде болота по колено. Нам нужно было выйти к морю и пришлось по этой грязи топать. Шли по ночам. Попутно собирали сведения о размещении сил противника. Более десяти суток длился этот переход. Наткнулись на наблюдательный пункт. А они на ночь уходят. Мы разбили у них только телефонный аппарат.
Пошли со стороны моря по горе. И на этой горе, как я шел, меня, все равно что, толкнуло, я повернул в сторону к кустам. Сам не знаю почему. Когда очнулся, под кустом лежу, по мне огонь прыгает, и ничего не слышу. Голову повернул - вроде бы живой. В метре от меня костер горит. А оказалось, что это наша мина, да еще с бутылкой КС. Она меня и укусила. Я не вижу своих, потихоньку кричу, огонь задувайте, потому что на меня огонь идет. Но никто мне не отвечает. Думаю – труба. Один остался. Левое бедро обожгло, больно. Я его пощупал, вроде бы ничего - целое, другой раны не чувствую. А тут немцы, после того как взорвалось, начали стрелять с одной стороны, и наши тоже начали стрелять. Да еще везде огонь. И я пополз на пузе, где-то с километр. Между камнями пролез, смотрю там обрыв. Да еще темно, но вот-вот рассвет. Это было в начале января. Пригляделся – там не больно далеко прыгать. За камни держусь, и спустился вниз. Слышу, море гудит. Надо к морю идти. Пока я спускался, рассветать начало. Смотрю – дорога на Геленджик. И я пошел вдоль дороги по кустарнику к Кабардинке. Слышу топ-топ. Кто-то идет. Я затаился в кустарнике. Вижу, человек идет, накрытый плащ-палаткой и винтовка у него под палаткой торчит. Надо что-то предпринимать. Он прошел мимо меня, я через канаву перепрыгнул, хорошо, что море и ветер шумят, меня не слышно. Он шаг и я шаг, приладился к нему. А потом приемом его за горло, голову назад, а другая рука у меня свободна, я стрелять могу. Когда перевернул его, а из-под палатки звездочка! У меня сразу отлегло. А он ничего сказать не может. Я его спросил кто он. Он ответил, что почтарь. В штаб за письмами ходил. Мы вместе пошли. Дошли до очередного поворота, там стоит патруль, где-то с отделение. Он подошел, сказал пароль, его пропустили, а я говорю, что не знаю пароль, ведите меня к начальнику. - А кто ты такой?, - спросили меня. - Я иду с тыла. Они мне сказали, раз так, то разоружиться надо. Разоружиться-то больно хорошо! У меня 4 диска, 4 гранаты, 500 патронов в мешке, да еще нож, бинокль, часы, но это все мало весит. Я развязался, все снял и в мешок положил.
Старшина здоровый такой спрашивает: - Как ты стреляешь из автомата? - Как, как не знаешь что ли?! Нажал, да и пошел. Он хотел стрелять, а я смотрю, ствол забит грязью. Когда я на землю после взрыва падал, все забилось грязью. Я сразу закричал: «Стой!». Взял из приклада шомпол, прочистил и говорю: «Вот, теперь стреляй». А он, как нажал, и остановиться не мог, пока патроны не кончились. Я думаю, ладно, мне не отчитываться. Привели меня. Там какой-то чин, на меня чуть ли не матом. А у меня губы зачерствели, рот не открывается. Я ему говорю, что прежде чем спрашивать позови сестру, видишь же в каком виде я. Он понял, что я пока ничего говорить не буду. Прибежала девчонка, меня чем-то намазала. Мне вроде бы легче стало. Я говорю, что иду из тыла врага к себе в часть. Ко мне дозвониться можно только в штаб военно-морской базы в разведотдел. Они позвонили. Потом меня спросили, что я видел. Я рассказал, где немцы везли мимо нашей группы боеприпасы, еду. Они мимо нас проехали на подводах. Мы их обошли и пошли дальше. У нас была задача, что даже бумажку, после себя в землю закапывать. Чтобы никаких следов. Этот чин позвал кого-то. Сказал ему, чтобы меня отвели к повару. Только говорит не давай ничего густого, а то желудок не примет. А я-то уже кусок хлеба съел. Мы с почтальоном пока шли, я его спросил, есть у него что-то поесть. Он сказал, что на день ему дали горбушку. Я и попросил дать мне немного. А засунуть ее в рот не мог. Кусочками небольшими отрывал и ел.
Привели меня к , у меня котелка своего не было, налили мне в котелок, я поел. Повар говорит, что вот у него кровать, только она без матраца, ложись, все равно не на земле. Я лег и заснул. Столько дней мы не спали. Только подремлешь и опять вперед. Только заснул, и меня будят. Пошли, говорят, за тобой машина приехала. Иду, смотрю, меня ждут. Я мешок в машину бросил, автомат положил, и поехали мы в Геленджик. Ехать мне не очень хорошо. Я встал, на кабинку облокотился, чтобы ветром обдувало, и не так больно было. В Геленджик на Толстый мыс, в разведотдел приехали, сразу мужики меня обступили: - Рассказывай, мол, чего? Ну, я рассказал, где были, что делали, как шли, все. - Раз рассказал, вот тебе бумага, садись и пиши. Правда, они мне бутерброд дали сначала. Боеприпасов у нас много было, а есть нечего. Я пока писал, уже опять ночь наступила. Мне сказал начальник, я уже не помню, какое звание было у него: - Иди на пирс, где катера, к дежурному, пока ты идешь, мы дадим распоряжение, и они тебя на ту сторону (мне нужно было на Тонкий мыс) переправят. Пришел туда, а там какой-то начал из себя строить. Я ведь пришел как ободранец, с мешком, с огромным сидором, и командовать начал. Я говорю ему, что если он сейчас не отправит меня, то я пойду еще раз к начальнику разведки. Если не хочет, то пусть отправляет меня. В общем, согласие мы нашли. Он подчинился. Выделил маленький посыльный катер, на котором один моторист и я. Мы быстро на ту сторону переправились. А все это происходит зимой, стемнело быстро. Я поблагодарил моториста и пошел по территории, которую мы облазили всю кругом и на пузе, и бегом. Мне нужно на другую сторону, к морю, где наш каземат. Иду, там часовой спрашивает: - Стой, кто идет?! - Свои. - Я знаю, что свои, говори, кто!
- Краснофлотец Плакунов с задания вернулся. - А, давай, проходи. Иду дальше, там часовой у штаба, тоже ему доказывай, кто ты. Но сразу проводили меня и тоже начали расспрашивать. Позвали кладовщика, принесли большую банку мясных консервов и кружку. Говорят: - Ты рассказывай и ешь. Я и сижу, говорю и ем, говорить, ведь не идти и не ползти. Рассказал, все как было, позвали фельдшера. Говорят ему: - На твоего клиента, а то у тебя никого не было, бери его. Только я лег, и тут же заснул, уже потом слышу, кто-то стонет, думаю, кого-то еще привезли, а это один из наших – ноги обморозил. Я ему говорю: «Что ты стонешь, стони потихоньку». Разругались, ну это мелочь. Спросил у него, все ли дошли. Больше потерь не было, как обошли меня немного стороной и до самого Тонкого мыса и шли. А утром, опять машина. Погрузили нас, и снова в разведотдел. Когда приехали, мне говорят, ты уже отмеченный, сиди на машине, тебе там делать нечего. Остальные, кто остался – бумаги писали, говорили, что как. Затем в бане помылись, новое обмундирование получили. Я в санчасти сидел, мне надоело там одному. По вечерам всегда песни поют, байки рассказывают. А это что? Я и говорю, переводите меня на мой топчан. Девчонки мне одному туда в котелке первое и второе, хлеба носили с доставкой на дом. Потом ребята прибежали, которые в госпитале были. И разговор, что пойдем всей группой на Малую землю. Устроили нас, комиссар сказал, чтобы больным, у кого кишка тонка, после роспуска в строй не ходить. У нас один такой попался, остальные все опять на построение. Написали что-то вроде рапорта, что мы такие-то идем в бой. Каждый подходил и расписывался. Этот кусок толстой бумаги в Геленджике был, в краеведческом музее.
Клятва куниковцев, подписанная ими перед десантом
Мы получили приказ командования нанести удар по тылу врага, опрокинуть и разгромить его. Идя в бой, мы даем клятву великой партии Ленина в том, что будем действовать стремительно и смело, не щадя своей жизни ради победы над врагом. Волю свою, силы свои и кровь свою каплю за каплей, мы отдадим за жизнь и счастье нашего народа, за тебя горячо любимая наша Родина. Нашим законом есть и будет движение только вперед. Мы победим! Да здравствует наша Победа!
А, раз такое дело, мне не надо и говорить, что еще я больной. Так и пошел, правда болячка была, губы болели, лицо тоже, но зато стал гладенький, розовенький, а то был загорелый, а стало все белое. Ничего, прошло. Много всего было, лучше это не повторять. - Сколько всего у Вас было ранений? - Контузия была и, когда подорвался и обгорел, а больше не было. - Какого рода задачи вам приходилось выполнять, и сколько было таких заданий? - Нашей группе разведчиков было поручено нанести удар по вражескому гарнизону, расположенному в Южной Озерейке. Группу возглавлял старший политрук Либов.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
При выпуске из училища он вполне заслуженно был награжден серебряной медалью. Мне пришлось все эти годы учиться с Виктором в одном классе и даже какое-то время сидеть с ним на одной парте, и должен сказать, что, хотя я был всегда настроен против сынков высокопоставленных папаш, Виктор вызывал у меня уважение и симпатию. Думаю, что это было взаимно. К сожалению, затем наши дороги разошлись. Я поступил в училище имени Фрунзе, а Виктор посвятил себя инженерной деятельности и окончил другое учебное заведение. Сейчас он капитан первого ранга. Живет и служит в Москве. Иногда встречаемся. С другими однокашниками видимся значительно реже, в основном по юбилейным датам, так как большинство их осело в Ленинграде. С первого же дня мы хотели выглядеть бывалыми моряками. По молодости нам казалось, что если брюки у нас будут широкими, матросский воротник, или, как его называют, гюйс, будет не синим, а белым, якорь на бляхе— счищен почти на нет, а бескозырка иметь форму блина, то тогда мы станем выглядеть морскими волками. И первое время после выдачи формы мы на уроках до мозолей на ладонях полировали пастой «ГОИ» свои бляхи. В банные дни, сжигая руки хлоркой, мы травили в тазиках синеву наших воротников. Ночью подкладывали под матрац брюки, натянутые на фанерные «торпедки». Конечно, нам за это здорово попадало. Мы лишались увольнения в город. Теперь это вызывает улыбку. Но тогда мы были обыкновенными мальчишками и слепо подражали «жоржикам» и «стилягам», которые никогда не переводились. Чтобы сделать бескозырки блинами — к чему только не прибегали. Один наш товарищ умудрился вставить внутрь бескозырки чугунный кружок от плиты. Были у нас модники, которые все ушивали, начиная от суконок, кончая бушлатами. Ребята над такими модниками всячески подшучивали. Спали мы в длинных ночных рубахах. Так вот, дождавшись, когда модник уснет, ребята за ночь ушивали на нем рубаху, да так, что утром он не мог ее снять, бывало, что рубаху «стиляги» пришивали к матрацу толстыми нитками. Утром под смех товарищей жертва вставала вместе с матрацем. Не скажу, что это перевоспитывало, но в какой-то степени такая действенная критика умеряла пыл модников.
Иллюстрация того, как выглядел тот самый бантик на бескозырке. В современном исполнении (к сожалению, ссылка затерялась).
Но два обстоятельства заставляли нас всех глубоко страдать. Одно из них — ленты на бескозырках, другое—прическа. Дело в том, что на наших бескозырках муаровые ленты с надписью «нахимовское училище» не имели концов, иначе говоря, тех развевающихся на ветру ленточек с якорями, которые носят настоящие моряки. Вместо них нахимовцы носили на бескозырках бант, как в английском флоте. Этот бант стал предметом насмешек городских мальчишек, да еще в присутствии девочек, — а это было особенно обидно. Нашли выход. Подшивали концы с якорями матросских лент к нашей ленте, засовывали их внутрь бескозырки, а когда выходили в город, ленточки выпускали. Я тоже отрезал концы с якорями от подаренной ленты с надписью «Марат» и подшил к нахимовской бескозырке. Но при этом нужно было срезать бант, а начальство за этим следило. Подчас получалось и так: идет нахимовец в городе, на голове бескозырка с лентой и бантиком, а сзади развеваются длиннющие концы. Уж о длине-то мы заботились! Об этих проделках узнало начальство, и перед увольнением стали проверять бескозырки. Если находили концы с якорями, их тут же отрезали, а виновный лишался увольнения. Что делать? Выручил Виктор Кузнецов. В каникулы рассказал отцу о наших и своих мучениях, и Николай Герасимович смилостивился: в трех старших классах училища с восьмого по десятый разрешили носить ленты с якорями. Более того, старшеклассники теперь нашивали на левый рукав красные нашивки: одна — восьмой класс, две — девятый и три—• десятый. Радости нашей не было границ. Еще бы: мы учились как раз в восьмом классе, и нам вручили ленты нового образца. Итак, одна проблема решилась. Но оставался еще один, не менее важный для нас вопрос — прическа. Мы росли, взрослели, и, естественно, нам хотелось нравиться девчонкам. Тут, по нашему разумению, всю красоту определяли волосы. Но нас безжалостно стригли под машинку. Мы много раз обращались к командованию с просьбой разрешить носить нормальные прически, но неизменно получали отказ. И вот в одну из поездок в Москву на парад ребята решили послать делегацию к руководителям ВМФ. Должность Главнокомандующего Военно-Морским Флотом временно исполнял адмирал А.Г.Головко. Вот к нему-то и были делегированы с общей просьбой двое воспитанников-фронтовиков: я и нахимовец младшей роты Коля Сенчугов. Нам вручили пригласительные билеты в клуб Военно-Морского Флота на праздничный концерт. Ребята строго предупредили: «Без положительного ответа не возвращайтесь!»
И вот мы в клубе. После торжественного собрания объявили перерыв перед концертом, и мы с Колей пробрались за сцену в служебную комнату. В своих мундирах мы выглядели солидно, все знали, что мы нахимовцы, поэтому и пропустили нас за сцену, где перед концертом отдыхало высокое начальство. Чеканя шаг, мы подошли к группе адмиралов и громко, почти одновременно попросили разрешения обратиться к адмиралу Головко. До этого ни Коля, ни я в лицо Головко никогда не видели, но, зная, что он где-то здесь среди стоящих, обратились сразу ко всем. Адмиралы обернулись, увидев нас, заулыбались, а один из них, как мы сразу же догадались — , сказал: — Обратиться-то я разрешаю. А вот как я буду вас одновременно слушать, не знаю. Давайте кто-нибудь один. У вас какой вопрос ко мне? Смущенные, мы стояли перед известнейшим в стране адмиралом. Арсению Григорьевичу в ту пору было немногим больше сорока лет. Плотный, коренастый, красивый человеке вьющимися черными волосами, он не мог не вызывать к себе симпатию. Мы все знали, что адмирал в годы войны командовал Северным флотом, причем был назначен на эту должность в очень молодом возрасте — тридцати четырех лет. До этого он воевал добровольцем в Испании, командовал Каспийской и Амурской флотилиями. Вскоре после войны стал начальником Главного штаба ВМФ, заместителем Главнокомандующего ВМФ. И вот перед таким человеком стоим мы с Колей.
— Так какой у вас ко мне вопрос? — повторил адмирал. — Мы пришли oт имени всех нахимовцев просить у вас разрешения на ношение волос, — сказали мы, немало робея. — Волосы? — переспросил адмирал. — Ну этот вопрос не простой, и я его один решить не могу. Вот, может быть, вместе с начальником тыла Военно-Морского Флота, генерал-полковником Воробьевым. Что скажете, Сергей Ильич? Мы умоляюще посмотрели на начальника тыла. — Это нужно тщательно продумать, Арсений Григорьевич, — ответил Воробьев, — но сначала лучше послушаем концерт... Вы концерт-то будете смотреть? — спросил он нас. — Так точно, товарищ генерал-полковник,— ответили мы в один голос. Хотя, честно говоря, нам было не до концерта. — Ну и прекрасно. Пойдемте в зал. Адмирал Головко посадил рядом с собой Сенчугова, а я сел с генерал-полковником Воробьевым. Что происходило на сцене, я почти не видел. Шутка ли, сидеть рядом с такими начальниками? И потом я чувствовал, что сижу в чьем-то кресле. Может быть, адмирала или генерала. И от этого мне тоже было неловко. С большим облегчением услышал объявление об антракте. В антракте мы снова напомнили о своей просьбе. В конце концов, адмирал Головко и генерал-полковник Воробьев пришли к выводу, что короткая аккуратная прическа нам будет к лицу. Головко сказал, что в принципе он согласен такое разрешение дать, но окончательное решение обещал принять несколько позже.
Счастливые от сознания выполненной миссии и полные впечатлений от встречи с прославленным адмиралом, мы возвратились в казарму. Нас с нетерпением ждали. Мы подробно рассказали о встрече, но предупредили, что окончательно решение будет принято позже. Однако все сразу восприняли это как дело решенное. Утром весть о том, что нам разрешили ношение волос, со скоростью света распространилась по всем ротам, дошла она и до командования училища. После завтрака меня вызвал к себе заместитель начальника училища по строевой части капитан второго ранга Михаил Михайлович Рожков. — Ты был вчера, Иванов, в клубе на концерте? — спросил Михаил Михайлович. — Так точно, был. — И не стыдно тебе было ездить в таком неопрятном виде? Я покраснел и сказал, что вид у меня вполне приличный.
— Ты в зеркало посмотри, — настаивал Рожков, — у тебя же волосы на уши лезут. Я-то знал, что волосы у меня подстрижены, что отросли не больше сантиметра. — Завтра парад. Давай-ка приведи себя в порядок! Я был у Рожкова любимцем. Но никогда не думал, что Михаил Михайлович так накажет меня за то, что взял на себя роль общественного ходатая. На глазах у меня навернулись слезы. Было обидно получить разрешение на ношение волос для других, а самому лишиться последних. Но Михаил Михайлович был неумолим, и под сочувственные взгляды товарищей по парадной роте меня тщательно подстригли под ноль. — Вот таким ты мне больше нравишься, — сказал Рожков. И, наклонясь ко мне, тихо добавил: — Это тебе урок. Такие вопроси не решаются через голову непосредственных начальников. Вскоре в училище объявили, что нам разрешено ношение короткой аккуратной прически. Все радовались. Вместе со всеми ликовал и я. И мне уже не портило настроение то обстоятельство, что мои волосы на полсантиметра короче, чем у других. Но радость наша длилась недолго. Вскоре на должность Главнокомандующего был назначен адмирал И.Юмашев. Осенью 1948 гола он побывал в нашем училище. Нас построили в актовом зале, и адмирал, внимательно осмотрев нас, сказал: — Красивы вы, ребята, с волосами, а без волос, наверно, будете еще краше.
Питоны не держат обиду. -
Эта фраза решила все. Вскоре нам стало известно, что ношение волос разрешено только выпускному классу, а остальным — стрижка под ноль. Нашу роту это решение особенно не огорчило. Мы учились уже в девятом классе, не за горами был и последний — выпускной класс. Всего и делов-то — два-три раза подстричься. Сегодня такие проблемы нахимовцев не волнуют. И ленты у них с якорями, и наголо их не стригут. Да и учатся всего два года. Много лет спустя так получилось, что моя семья жила в том же доме, где проживал адмирал Головко со своей семьей. Родители моей жены были дружны с Арсением Григорьевичем и его женой Kирой Николаевной — актрисой МХАТа. В один из приездов в Москву в отпуск при встрече с адмиралом Головко я напомнил ему ту давнюю историю с полосами. Оказывается, Арсений Григорьевич ее помнил и от души посмеялся на тем, как мы выпрашивали у него волосы. В другой раз, поздравляя меня с присвоением звания капитан-лейтенанта, он шутя сказал: — Видимо, зря я тогда разрешил носить вам прическу, глядишь, сейчас бы твоя шевелюра была погуще.
«Жанетта» поправляла такелаж...»
История песни -
В училище была прекрасная художественная самодеятельность. Создавать ее стали зимой 1944/1945 года. Вначале не было инструментов, и мы, энтузиасты, под руководством учителя пения, израненного фронтовика, играли мелодии на губах. Именно так мы аккомпанировали певцу, исполнявшему песню "Встань, казачка молодая, у плетня". Затем, когда училище получило различные музыкальные инструменты, был создан хороший струнный оркестр. По решению командования мне выдали полный немецкий аккордеон, с которым я не расставался вплоть до выпуска из училища. Ребята подобрались голосистые, петь любили. Самые лучшие наши концерты случались вечером, после поверки перед сном. Любимым местом для таких выступлений была умывальня в гальюне. Под грохот нашего ударника —виртуоза Игоря Кириллова, под аккомпанемент моего аккордеона ребята пели самые разнообразные песни. Всю душу и голос вкладывали в фокстрот «А я сердце свое потерял на широком приморском бульваре». Но основной темой была, конечно, морская. Мы пели про капитана с трубкой и девушку в серенькой юбке, про юнгу Биля, который молча защищался от ударов у перил и его любила Мэри. Популярной была у нас песня про парусник «Жаннета». Каждый вечер во всю силу легких мы голосили, как «в Кейптаунском порту, с какао на борту «Жаннета» поправляла такелаж. И прежде чем уйти в далекие пути, на берег был отпущен экипаж». Дальше известно, что может делать экипаж парусника, отпущенного на берег перед выходом в море. Откуда они брались, эти лихие песни, до сих пор понять не могу. Конечно, такие слова: «Когда море горит бирюзой, опасайся шального поступка, у нее голубые глаза и широкая серая юбка» — вызывают сегодня улыбку, но нас тогда привлекало в таких песнях иное: честь моряка, его преданность любимой женщине. Пели мы и то, что исполняли на вечерней прогулке: «Пары подняли боевые корабли. Уходят в плаванье, с кронштадтской гавани, чтоб стать на страже советской земли». Очень любили песню про бескозырку и бушлат: «В нашем кубрике, в чести, в почете, две заветные вещи лежат: это спутники жизни на флоте — бескозырка да верный бушлат. Бескозырка, ты подруга моя боевая и в решительный день, и в решительный час я тебя, лишь тебя надеваю...»
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Весть об их подвиге разнеслась по всей армии, по всей стране. Верховный Главнокомандующий приказал всех участников десанта представить к званию Героя Советского Союза. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 апреля 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство матросу Ефиму Митрофановичу Павлову было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 5891). После лечения в госпитале Павлов вернулся в свой батальон морской пехоты, в котором воевал до весны 1945 года. После войны Е.М.Павлов в звании старшины демобилизовался. Жил в городе-герое Москве. После лечения в госпитале вернулся в свой батальон... После войны проживал в Москве, заведовал столовой на Волоколамском шоссе, рядом с большим зданием Гидропроекта. Столовая считалась образцовой, в нее приезжали за опытом многие кулинары Москвы того времени. Был женат, воспитал дочь. Является почетным гражданином Николаева. Скончался 14 августа 1985 года. Похоронен в городе Москве на Ваганьковском кладбище (участок № 34). В Николаеве в сквере имени 68-ми десантников установлен памятник. В посёлке Октябрьском на берегу Бугского лимана, откуда уходили на задание десантники, установлена мемориальная гранитная глыба с памятной надписью. Награждён орденом Ленина, двумя орденами Отечественной войны 1-й степени, медалями. Удостоен звания "Почётный гражданин города Николаева."
Десантник из числа 68-ми Героев.
В ночь на 26 марта 1944 года в районе посёлка Богоявленского (ныне посёлок Октябрьский) отряд погрузился на лодки и прошёл 15 километров вверх по Южному Бугу, оба берега которого были в руках врагов. На рассвете он высадился в порту города Николаева. Отряду была поставлена задача: скрытно высадившись в тылу, нарушить коммуникации, посеять панику, сорвать намеченный на 26 марта угон мирного населения в фашистское рабство, нанести удар по немецкой обороне с тыла и содействовать наступающим советским частям в освобождении города.
Бесшумно сняв часовых, десантники заняли круговую оборону в двухэтажном здании конторы элеватора (44 десантника), находящемся восточнее конторы деревянном домике (десять десантников) и каменном цементном сарае (девять десантников). Один матрос устроился в небольшом сарайчике. Вооружённые противотанковым ружьём и пулемётом в тридцати метрах юго-восточнее конторы, залегли на железнодорожной насыпи перед забором ещё четыре матроса. В главный опорный пункт превратили здание конторы элеватора. Матрос Павлов занял позицию в цементном сарае, находившемся ближе всех строений к городу. Здесь командиром "гарнизона" стал старшина 2-й статьи Бочкович. В стенах пробили бойницы, двери и окна заложили кирпичом, ящиками с песком. Когда на дороге появилась телега с двумя гитлеровцами, и оба были ранены, Павлов сумел догнать одного фашиста и взять его в плен. Другому раненому удалось скрыться. На рассвете гитлеровцы обнаружили десантников и одну за другой предприняли три атаки. Вначале фашисты шли в рост. Подпустив их на близкое расстояние, Павлов и его друзья открыли огонь из автоматов и винтовок. Цепи гитлеровцев таяли на глазах. Подтянув в район боя до полка пехоты с танками, миномётами и артиллерией, гитлеровцы в середине дня предприняли очередную попытку сломить сопротивление десанта. Фашисты начали методично обстреливать из пушек и миномётов постройки, где засели десантники. От рушившихся стен они получали ушибы, но продолжали вести огонь по наступающему врагу. В этом бою погиб пулемётчик Прокофьев, а матрос Хакимов из противотанкового ружья уничтожил один пулемёт и подбил один фашистский танк. Павлов вёл огонь по фашистам из автомата.
Перед пятой атакой фашисты подтянули шестиствольные миномёты и применили термитные снаряды. Они подожгли деревянный домик, где сражались десять десантников, задымился и цементный сарай. До конца первого дня обороны десантники отбили ещё три атаки пьяных, обезумевших гитлеровцев. Здания подверглись бомбёжке мелкими бомбами с воздуха, обстрелу нескольких танков. Во время восьмой атаки погиб матрос Миненков. К концу дня из девяти защитников цементного сарая в живых осталось семь человек. Были потери и в других точках обороны – в конце дня от нескольких танковых выстрелов рухнул горящий деревянный домик, погребя под руинами четыре матроса и пять сапёров. В здании конторы потерь не было, но многие были ранены. Утром 27 марта 1944 года от прямого попадания снаряда обрушилась часть стены цементного сарая, после чего фашисты возобновили натиск на отважных десантников. Они вплотную подобрались к цементному сараю, где оборонялись Павлов и 6 его соратников. Начался довольно долгий гранатный бой. Стоявший на ящике Павлов бросал в фашистов гранаты, подаваемые другим бойцом, в результате чего гитлеровцы понесли потери и отошли. Затем снова начался миномётный обстрел. Через некоторое время от разорвавшегося над головой снаряда Павлов и ещё два матроса были засыпаны обломками и контужены. После того, как их откопали, Павлов продолжил бой. Матрос Хакимов из противотанкового ружья подбил два артиллерийских орудия. Фашисты применили огнемёты. В проломы сарая стали врываться струи огня. В ответ Павлов и другие бойцы посылали гранаты и вели огонь по пехоте. Бронебойщик Хакимов, прежде чем противотанковое ружьё окончательно вышло из строя, сумел уничтожить два огнемёта. В середине дня в одной из атак Павлов был ранен осколком разорвавшегося снаряда, но продолжал вести бой. Гитлеровцы многократно пытались пробиться к основной группе десанта, расположившегося в здании конторы элеватора, но враг не мог пройти через маленькие «гарнизоны», расположенные в тридцати-пятидесяти метрах вокруг конторы. Когда у забора на железнодорожной насыпи погибли два десантника, а два, получив раны, отошли в контору, повалив забор, немцы устремились к конторе. Основной бой переместился туда.
Старшина 2-й статьи Бочкович Кирилл Васильевич, старший краснофлотец Миненков Василий Семёнович, краснофлотец Хакимов Михаил Кобирович.
Фашисты усилили артиллерийский и миномётный огонь. Враг стрелял по окнам и проломам. В комнатах было невыносимо жарко. Казалось, фашисты поставили перед собой задачу - сравнять с землей двухэтажное здание, сжечь его защитников. Моряки задыхались от едкого, удушливого дыма. Им приходилось не только отбиваться от врага, но ещё и вести борьбу с огнём, который возникал то в одной, то в другой комнате. Люди гибли от пуль, осколков снарядов и мин, от камней, то и дело отскакивавших от стен. И как бы ни было тяжело, никто не помышлял о сдаче на милость врага. Десантники стояли насмерть. Двое из них, жертвуя собой, бросились с гранатами под танки. Ко второй половине дня 27 марта практически все, оставшиеся в живых, были ранены. Фашисты ворвались в здание конторы, и там возникла рукопашная схватка. Все фашисты были уничтожены. Но и число десантников с каждой атакой сокращалось. Вечером в последней восемнадцатой атаке гитлеровцы применили отравляющие вещества и огнемётные танки. В цементном сарае у семи десантников, отбивших восемнадцать атак, стали заканчиваться боеприпасы. Павлов предложил ночью пробраться в здание конторы и принести оттуда боеприпасы. Под покровом ночи двое товарищей пробрались в здание конторы и никого там живыми не нашли. Фашисты сожгли их термитными снарядами. Вернувшись в сарай, десантники поклялись живыми в плен не сдаваться и взяли каждый себе по последней гранате. Утром 28 марта фашистские автоматчики стали пробираться к конторе. Но из развалин застрочил одинокий пулемёт! В это время в порт прорвались передовые отряды советских войск. Навстречу им из развалин сарая вышли 5, в том числе и Павлов, и из конторы один десантник. Двоих раненных вынесли из сарая и отправили в госпиталь. В развалинах конторы нашли ещё четверых живых израненных и отравленных газами десантников, трое из которых скончались на руках советских бойцов, а один в госпитале 10 апреля.
ПАНКИН Игорь Семенович
Род. 28.02.1916 в Москве. Окончил ФЗУ. До 1937 работал слесарем на заводе ТИЗПрибор. В 1937 призван в ВМФ. С авг. 1937 по июнь 1938 — ученик радиста. С июня 1938 по янв. 1939 — радист гидроотдела ТОФ, с янв. 1939 по нояб. 1943 — радист отдельной бригады торпедных катеров ТОФ. С нояб. 1943 по 9 мая 1945 — радист отдельного отряда торпедных катеров Дунайской военной флотилии ЧФ. Участвовал в освобождении гг. Керчь, Севастополь, Одесса, Варна, Вена и др. С дек. 1945 — в запасе. С 1946 по 1952 работал в системе Министерства связи в должности техника, старшего техника и инженера. В 1952-1954 был в командировке по линии нефтяной промышленности в Монголии. С 1955 по 1974 работал в Министерстве связи. Последнее место работы — НИИДАР. С 1974 на пенсии. Награжден медалями.
Плакунов Капитон Андреевич
Плакунов Капитон Андреевич после парада Победы
Плакунов Капитон Андреевич родился 25 августа 1922 года. Член КПСС с 1943 года. До 1941 года работал на Свердловском промкомбинате в должности слесаря-механика по ремонту счетно-пишущих машин. Четырнадцатилетним он впервые переступил порог промкомбината, и единожды выбранной специальности остался верен на всю жизнь, проработав там 52 года. Вместе с другими комсомольцами Плакунова перевели на завод, спешно переоборудованный на военное производство. Наложили бронь. Капитон Андреевич проявил настойчивость и добился, чтобы его взяли на фронт. В сентябре 1941 года он был направлен в 31-ю стационарную батарею Новороссийской военно-морской базы Черноморского флота. С сентября 1941 по сентябрь 1942 года проходил службу в должности пулеметчика, зенитчика. С сентября 1942 по август 1943 года служил в отделении разведки диверсионной роты Новороссийской военно-морской базы Черноморского флота, разведчик отряда особого назначения под командованием , связной комиссара отряда Героя Советского Союза Николая Васильевича Старшинова. С августа 1943 по март 1947 года служил в 393-м Новороссийском стрелковом батальоне Севастопольской бригады морской пехоты разведчиком, оружейным мастером. Участник боев на Малой земле, десантов в Новороссийск и Керчь, участник освобождения Крыма. Войну закончил в Румынии. Капитон Андреевич участник парада Победы в составе парадного полка военно-морского флота. Награжден орденом Красного Знамени, орденами Отечественной войны I-ой и II-ой степени, орденом Красной Звезды, Трудового Красного Знамени, медалями «За оборону Кавказа», «За победу над Германией», «За воинскую доблесть. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина» и 6-ю медалями за освобождение городов.
- Вы готовились к военной службе? - Мать одна нас с братом воспитывала. На улице все ребята знали друг друга. Конечно, хулиганили немного, но все было в норме.
До войны вышла большая кинолента , «Чапаев» и много других картин о Гражданской войне. Все детство с этим прошло, мы на этом и воспитывались. В общем, подготовка у нас была хорошая. - Как проходила Ваша служба на батарее? - На Перекоп не было пути, там немцы уже были, и нас перебросили на Ростов и затем в Новороссийск. Там прошли распределение, для прохождения курса молодого краснофлотца. Люди с мысхакской крупнокалиберной батареи нарыли землянки, а кубрики нам отдали как молодым. И началось раз-два, не без этого, оружие: винтовку, пулемет ручной ДП изучали. Потом люди с пушек ушли на фронт, а мы молодые их стали пополнять. Я посмотрел на снаряд в тридцать с лишним килограмм и двадцатикилограммовый заряд, сколько сил нужно, чтобы их таскать! В батарее было четыре пушки. Под каждой пушкой находился каземат и никакого приспособления, чтобы поднимать снаряды. Мы сами бегали. В одну сторону пустые люди бегут, в другую с грузом. Я решил схитрить. У меня отец рассказывал о Первой мировой войне, тоже с немцами. Он там пулеметчиком был. И мне запомнились его рассказы, да еще Чапаев тоже на пулемете был! И я попросился в пулеметчики. Матчасть на зубок все знали. Даже сложный замок разбирали и собирали. Сначала я был пятым номером на счетверенной установке. Сидел в углу под пулеметами и крутил ручку, которая подавала воду на стволы. Потом старшие мужики ушли. Все с желанием уходили на фронт. Я с пятого номера перешел на один ствол, который стоял на треноге. В виду того, что многие ушли на фронт, нас в отделении было четыре человека и пятый старшина, который командовал, а не семь, как должно быть.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
