Должность старпома – особенная. Недаром Корабельный устав сопровождает её характеристику словами «...несовместима с частыми отлучками с корабля». Выступая главным организатором повседневной и боевой службы экипажа, старпом должен в тонкостях знать буквально всё и вся на корабле. Вряд ли я в двадцатичетырёхлетнем возрасте соответствовал всем требованиям, которые предъявляет такая должность и вдобавок на корабле, где перед этим всё «сползало вниз» достаточно длительное время: я имею в виду уже не раз упомянутый переход Северным морским путём и адаптацию к службе на Дальнем Востоке. Но условия морской службы не допускают рассуждений на темы «возможного» и «невозможного»: назначили тебя, и принимайся за дело. Командир «С-79» капитан-лейтенант Владимир Владимирович Перегудов был из числа пришедших с Севера и получил своё назначение немногим раньше меня.
Отец его был известным у нас же служил второй Перегудов – он был в семье приёмным сыном. С такой родословной братьям нужно было «держать марку», что они и делали, став оба впоследствии адмиралами. Но в 1956 году до этого было ещё далеко. Владимир Владимирович был спокойный и рассудительный человек, но всех трудностей и нюансов тихоокеанской службы он поначалу явно не оценил. На новом моем корабле не чувствовалось той слаженной атмосферы экипажа подводников, которую в короткий срок удалось создать на «С-145». Очень может быть, что дело здесь зависело не только от способностей командиров, различий и в других привходящих обстоятельствах службы хватает на каждом корабле, но разницу я заметил сразу. Например, помощник командира, выпущенный на несколько месяцев раньше меня из Тихоокеанского училища, никак не мог смириться с приходом старпома «со стороны» и тратил время то на пустые обиды, то на объяснения в любви, и то, и другое мне было мало приятно. С другими офицерами никаких проблем у меня не возникало, в том числе и с моим однокашником по училищу Саней Гаврильченко, он был штурманом. Но мне и в голову не приходило чего-то «передавать» ему из моего тихоокеанского опыта, и, как оказалось впоследствии, – совершенно зря. Впрочем, если предположить наше совместное желание к такой «передаче», не совсем ясно, оказался бы я способен к этому делу. Взявшись укреплять порядок, мне сразу пришлось столкнуться с неприятием многими гонористыми моряками «тихоокеанца». Становилось всё более понятным, что я недооцениваю инерции сложившихся на корабле не совсем правильных традиций. Вскоре к нам назначили замполита в звании лейтенанта – Сашу Нестерова, его переучили из авиационных механиков, и он по делу помогал командиру в работе с экипажем. Но замполит не имел опыта подводной службы, и поэтому помощь его не могла затрагивать вопросов морской подготовки экипажа. А, как я сейчас понимаю, дело было именно в профессиональном становлении всех специалистов корабля: у большинства из них стаж был достаточен, должности и воинские звания – тоже, но до требуемого совершенства знаний и навыков было ещё далеко. В такой обстановке мне находиться до этого не приходилось, и, надо сознаться, я не сразу понял почему мне не совсем «хорошо» на новом месте службы. Всё вроде было как всегда: и люди, и техника похожи на ту же «С-145», но... Прошло время зимнего рейдового сбора, мы сдали первые две или три задачи курса боевой подготовки и после майских праздников должны были начать торпедные стрельбы. И вот, 8 мая 1956 года произошло, пожалуй, самое неприятное морское происшествие за всё время моей службы – наша лодка села на мель, и не где-нибудь, а на самом видном месте при входе в главную базу. В преддверии Дня Победы мы возвращались в надводном положении из полигона в Уссурийском заливе в Улисс. Как часто бывает у берегов Приморья в это время, стоял туман. Но наша лодка была оснащена радиолокатором, его «тарелка» вращалась на выдвинутом основании. Казалось, что с этим прибором никаких проблем при движении в тумане не должно возникнуть, ведь это не «малыш», имеющий допотопное оборудование. Как это там говорится в популярном фильме: «Хотите – верьте, хотите – нет», но во мне неожиданно стало нарастать нехорошее беспокойство.
1956 год. Двое молодых начальников: Саша Нестеров и я.
Сначала я предложил командиру объявить боевую тревогу. Вообще-то старпом с такими «инициативами» никогда не выступает. Но Владимир Владимирович, не говоря ни слова, объявил тревогу. Мы с командиром уселись на сидения, устроенные на мостике по краям ограждения рубки, но видимости почти не было, и после запросов вниз об обстановке я попросился подойти к экрану локатора и карте. Командир, также без расспросов, согласился (потом он сказал мне, что беспокойство передалось и ему), и я быстро спустился вниз. Ни до локатора, ни до карты дойти мне не довелось. Прямо у трапа находился индикатор работающего эхолота, и показания этого прибора – вспышки неоновой лампочки на круговой шкале – «скакали» у отметок 20 метров и быстро убывали. А когда мы много раз по существу «вслепую» входили на старых лодках в главную базу, всем штурманам было хорошо известно, что глубины менее 19 метров являются критически малыми, и заходить за них недопустимо. Отвратительно визгливым голосом я заорал что есть силы: «Оба самый полный назад!» Моряк, который по боевой тревоге управляет машинными телеграфами в боевой рубке, не привык получать такие команды и замешкался на секунду, но командир тут же повторил приказ, и ручки телеграфа были переведены в нужное положение. Дизеля остановились, и только электромоторы начали набирать обороты заднего хода, как в носу послышался противный любому моряку скрежет соприкосновения корабля с грунтом. Как раз в это время подул небольшой ветер, и мы увидели в сотне метров знакомый всем который стоит на входе в пролив Босфор Восточный. Большего позора трудно было себе представить! Оказалось, Гаврильченко неграмотно вёл прокладку и принимал остров за стоящее на якоре судно (в этом месте их сроду не бывало). Мы осмотрелись, никаких повреждений лодки обнаружено не было, она разворачивалась под действием винтов «враздрай», но сходить с мели не желала. Притапливание кормовой группы балластных цистерн тоже не поправило дела: стало ясно, что мы «залезли» на песчаную мель очень прочным обтекателем гидроакустических станций, который торчит снизу в носовой части лодки. О ЧП было доложено начальству, и к нам довольно быстро подошёл спасательный буксир.
Вокруг рубки был заведён толстенный пятидесятимиллиметровый конец, и буксир «шутя» стянул нас с мели. В соответствующем настроении мы вернулись на базу. Наутро начала раскручиваться машина справедливого возмездия. О происшествии в памятный день доложили министру Жукову, и тот отпустил нашему командиру «тройчатку»: его сняли с должности, назначив старпомом на соседнюю лодку, понизили в воинском звании: вместо очень близкого перехода в старшие офицеры он стал старшим лейтенантом, и влепили «строгача» по партийной линии. Примерно так же командующий флотом поступил с Гаврильченко: его разжаловали до лейтенанта и назначили командиром рулевой группы. В этом месте сочинения самое время вспомнить о роли семейных традиций у военных людей. Сашин отец – капитан 1 ранга, узнав о промахе сына, специально по этому случаю приехал в далёкий Владивосток, но не для того, чтобы чего-то выпрашивать или «устраивать» в интересах сына, а просто поддержать его в трудную минуту. Вот бы последовать этому примеру современным «блатмейстерам»... Меня не наказывали, но в это время подошло время вступать из кандидатов в члены партии, и я попросил отсрочку (потом я расскажу об этом подробнее). К нам назначили нового командира – капитан-лейтенанта Юрия Владимировича Шумилова. С ним мы должны были срочно повторить все задачи курса боевой подготовки. Ещё до прихода к нам нового командира, дивизию посетил главнокомандующий ВМФ С.Г.Горшков. Увидев строй нашего экипажа с моей фигурой во главе, он спросил, кто такие. Услышав объяснения, флотоводец изрёк: «А, это те!» и тем самым произвёл заключительный плевок в наш адрес. Нужно было «отмываться». Делается это на флоте тоже просто: нас начали «денно и нощно» гонять в море, чтобы наверстать упущенное, и морская вода, омывающая лодку со всех сторон, постепенно удаляла с нас казалось бы не отмываемые позорные пятна. В ходе этого процесса, заодно с остальными моряками, и я проходил «проверку на прочность». Выходили мы постоянно с кем-нибудь из командования бригады, и роль проверяющего чаще всего выполнял замкомбрига по подготовке командиров Новиченко. Это был довольно «жёсткий» человек из числа солдат Великой Отечественной, выучившийся впоследствии на моряка. Меня он явно недолюбливал и постоянно «терзал» разными «вводными», то есть неожиданными вопросами и постановками задач из области личной подготовки и организации службы экипажа. У меня хватало выдержки (запасов этого материала мне отпущено природой явно недостаточно) и чувства юмора, чтобы постоянно «отражать нападения» сердитого мужика. Особенно я радовался, когда проверяющий сам «садился в лужу», что иной раз случалось при экзаменовках по штурманской части, устройству корабля и его радиотехнического оборудования. Потом замкомбрига сам собой отстал от меня, уж не знаю по каким причинам. Вся описываемая вакханалия со стахановским прохождением задач курса боевой подготовки проходила в разгар прекрасного лета, и поэтому интенсивные были совсем необременительными. Тем не менее, мне хочется рассказать, как один из них чуть не окончился бедой, а заодно, – порассуждать на тему человеческой решительности и устойчивости (в литературе крайние степени этих свойств именуются героизмом и трусостью).
Мы долго и нудно отрабатывали манёвр срочного погружения, на его выполнение отводится очень мало времени. С ходу «загнать» лодку на глубину не так-то просто: нужно остановить дизели, загерметизировать связанные с их работой отверстия и прочный корпус в целом, заполнить главный балласт и выполнить множество других операций. Естественно, для быстрого погружения на мостике не должно быть лишних людей. В перерывах между ответственными упражнениями экипаж стоял по боевой тревоге, на мостике находились только проверяющий и наш командир с сигнальщиком. В это время старшим в центральном отсеке является старпом, он же следит за выходом наверх через рубочные люки. Однажды, пока командиры перекуривали, ко мне тихонько обратился командир торпедной группы с просьбой выйти наверх, у него схватило живот. Хотя это и является азбукой нашего дела, когда я выпускал пострадавшего наверх, то напомнил ему о необходимости повторного разрешения от командира. В это время мне приказали пройти во второй отсек к радистам. Оставив за себя помощника, я отправился выполнять поручение, которое заняло минут пятнадцать до нового погружения. Как обычно, хлопнул верхний рубочный люк, заревели сигналы и в центральном посту пошла суета с приёмом балласта. Один из приводов не сработал, послышались команды на повышенных тонах. И вдруг я увидел, как кремальера закрытого верхнего рубочного люка повернулась, люк открылся и на фоне голубого неба (в данной ситуации эта картина могла вызывать только ужас) показалась буквально зелёная физиономия упомянутого выше лейтенанта. У меня хватило ума не заорать, я жестом велел «зас...» спуститься вниз и таким же способом – рулевому Старостину задраить люк. Ошалевший моряк (он перед этим боролся с «самооткрыванием» люка) мгновенно всё понял и восстановил герметичность корабля. Это сейчас я так долго описываю происшествие, а в жизни оно заняло пару-тройку секунд. Лейтенанта я пропихнул во второй отсек, а Старостину знаком велел помалкивать. Поздно вечером, принеся командиру для утверждения план на следующий день, я доложил, что во время задержки с погружением мы были «на волосок» от серьёзного происшествия. Ведь начни лодка погружаться с открытым люком, из-за одного перепуганного человека при тогдашнем уровне подготовки экипажа неизвестно, чем бы всё кончилось. Через некоторое время тот же лейтенант ещё раз продемонстрировал свои волевые качества. В седьмом отсеке, которым он командовал, расположен резервный бак системы гидравлического управления механизмами, где содержится примерно пятьдесят литров веретённого масла для компенсации убыли при работе приводов. Обычно этот бак свободно вентилируется, но кто-то по ошибке перекрыл краник, давление в баке поднялось, непрочную конструкцию порвало, и масло сквозь щели стало брызгами поступать в отсек. Масляные брызги – это не тугие струи забортной воды под давлением. Никакими неприятностями, кроме бытовых, они не грозят. Но наш герой бросил подчинённых разбираться с поломкой и удрал в шестой отсек, где его кителю уже ничего не угрожало. Впрочем, это не совсем верно: «пятно» осталось. Может быть, сейчас и не стоило вспоминать о неприглядных эпизодах прошлого, но, как говорится, из песни и поганого слова не выкинешь.
В.В.Перегудов в домашней обстановке (снимок сделан уже после посадки на мель).
Надо сказать, что такое поведение было в редкость, чаще мне приходилось наблюдать моряков, мгновенно реагирующих на неприятные ситуации и бросающихся их устранять, не считаясь ни с чем. Например, запомнилось, как во время одной из швартовок мы обнаружили на пирсе замыкание зарядных концов, находящихся под ошибочно поданным напряжением. В месте замыкания даже брызгало расплавленным оловом. Из состава швартовых команд первым прыгнул на пирс наш моторист Логунов и ловко (а также, – грамотно) растащил злополучные концы. Не мне об этом судить, но подумалось, что такие ребята и становятся героями в соответствующих обстоятельствах. Постепенно дела наши вошли в нормальную колею, история с посадкой на мель начала забываться, даже Владимир Владимирович на соседней лодке (ею командовал уже упомянутый К.Д.Подольский) с юмором вспоминал детали происшествия. Стенал только помощник этого корабля, жалуясь всем, что у него теперь два командира и двойная нагрузка: за себя и за отсутствующего старпома. Летом нас поставили в док. Как раз в это время ко мне приехала на побывку жена. Телеграмма о её приезде, конечно, не была доставлена вовремя, и подруга моя пешком вынуждена была изучать географию пыльных Владивостокских окраин. К счастью, как раз во время её пешего перехода мне с ребятами удалось «поймать» такси для переезда из дока в бригаду. Я увидел знакомое жёлтое платье с «горошинами» и начал на ходу выскакивать из машины. Такси было аварийно остановлено, один из друзей уступил моей подруге место, и началась наша кратковременная семейная жизнь. Мой приятель Лёша Тепляков одолжил нам на время своё жилище, я метался между доком и мысом Чуркина, где мы квартировали. Уж не знаю, удивлялась ли жена моему образу жизни. Впрочем, времени на это было отпущено немного: отпуск у студентов короткий. Я всё забываю упомянуть, что параллельно с нашей офицерской жизнью назначений, звёздочек на погонах и нашивок на рукавах шла не менее сложная жизнь «простых» моряков, которых на пять лет отрывали от привычной среды для выполнения воинского долга. В этой жизни тоже были воинские звания и нашивки на погонах, экзамены на «классность» (таким образом фиксировался уровень специальной подготовки), разные поощрения и взыскания, перемещения по службе и отпуска. Но принципиальное отличие моряков срочной службы состояло в том, что все перипетии службы для них были временным делом, и соответственно воспринимались на фоне совершенно иных представлений и ценностей привычной жизни, которая осталась где-то далеко от наших кораблей. Забывать об этом не следовало никогда: при столкновении этих двух «миров», в которых одновременно жили моряки, могли происходить события, не предусмотренные никакими уставами и законами (типичным примером этого может служить заведомо безрезультатная «борьба» с пьянством). И хотя наши подводники представляли собой отборную часть призываемых на военную службу, разного рода проблем, в конечном счёте, – связанных именно с фундаментальным устройством человеческой личности, и с ними было предостаточно. Одно из серьёзных происшествий по части «дисциплины» моряков как раз и произошло у нас в описываемое время.
На «С-79» служил мотористом Женя Лекомцев – парень то ли чувашской, то ли удмурдской национальности, родом из глухого приволжского села. Всех таких людей бюрократическая призывная машина считала русскими и не ограничивала их призыв на подводный флот (по другим национальностям большой страны дело обстояло не так просто). Женя был на редкость старательным парнем и пользовался буквально всеобщей симпатией. Например, даже строгий флагманский механик досрочно принял у Лекомцева экзамены на второй класс, так как официальное время работы комиссии приходилось на период отпуска экзаменуемого. Правда, в поведении матроса из далёкой сельской местности были свои странности. Например, он, как и все его соплеменники, не знал употребления уважительных форм местоимений. Когда Женя начинал волноваться, от него невозможно было добиться обращения на «Вы». В бригаде торпедных катеров, где мы в это время квартировали, у меня был случай неприятного объяснения по этому поводу с дежурным капитан-лейтенантом. Когда офицер услышал в ответ на своё замечание ответ на «ты», возмущению его не было предела, и мне пришлось выступать в роли дипломата. Сказанное не означает какой-либо ограниченности матроса, просто упомянутая «вторая» его жизнь проходила уж очень далеко от привычных нам понятий общения между людьми. Например, во время очередной проверки нашего экипажа на вопрос политработника о должностях Хрущёва от Лекомцева последовал ответ: «Я точно не знаю, но неплохо пристроился». Согласитесь, что дурак или тупица так ответить не может. В то время моряки срочной службы призывались на пять лет, и за период службы им были положены два месячных отпуска. К этим отпускам с Дальнего Востока прибавлялось пятнадцать суток на дорогу и, как правило, не более десяти суток за счёт поощрений. Догадываясь о необходимости «разгрузки», начальники в подавляющем большинстве случаев не скупились на такую прибавку. Как я уже упоминал, наш Женя досрочно сдал зачёты на классность, получил желанный значок и убыл в своё Поволжье. Но к назначенному сроку на корабль не прибыл. Мы с замполитом послали запрос в военкомат и получили ответ, способный повергнуть в ужас любого ценителя драмы и трагедии. По случаю приезда нашего героя домой произошла безобразная пьянка, в ходе которой Лекомцев застрелил из охотничьего ружья нескольких человек (трое из них были Лекомцевыми и приходились ему родственниками), а потом, осознав, что натворил, покончил с собой с помощью этого же ружья. То, что начальство ругало наших офицеров вместе с флагманским механиком, – ничтожная мелочь по сравнению с трагедией далёких от флота несчастных людей... После выхода из дока частота выходов в море не уменьшилась. Мы выполняли оставшиеся торпедные стрельбы, участвовали в забытых ныне учениях и делали все другие положенные нам дела. Стало ясно, что из полосы неудач лодка выбралась. Меня даже отпустили в отпуск, не затянув это мероприятие до следующего года. Опять я сманивал жену с лекций в кино, а потом переписывал конспекты: в Москве впервые шёл фестиваль итальянских фильмов, недоступных раньше обычным зрителям. К этому времени простых людей начали пускать в Кремль, и мы впервые посетили историческое место. О существовании не меньших, но более заброшенных крепостей в других русских городах я попросту не знал, любоваться ими довелось много позже. По возвращении на восток я застал хлопотные приготовления бригады к переводу на новое место базирования. Пирсов в Малом Улиссе для лодок не хватало, и последние полгода мы находились в гостях у катерников в Большом Улиссе. А новую базу нам спешно строили в бухте Конюшкова, которая расположена в заливе Стрелок, на полпути между Владивостоком и Находкой. Сухопутный подъезд к новому месту базирования был только по грунтовой дороге. Как водится, никаких излишних помещений для моряков и их семей тоже не было построено. Но наша страна – это место для героических свершений по планам мудрой партии. 31 декабря в морозную штилевую погоду мы вошли в новую для нас бухту. В пустынной базе с холодными казармами нас ждал военторговский грузовик с мандаринами: кто-то из начальства или интендантов догадывался о существовании новогодних подарков. В каком-то неведомом нам плане была поставлена «галочка» или другая отметка о выполнении очередного пункта.
15 декабря 1962 г. выведена из состава флота, передана ВМС Индонезии (переименована в «Пасопати»(Pasopati). Участвовала в операциях по защите независимости Индонезии и операции «Трикора». В 1994 г. исключена из списков ВМС Индонезии и установлена в качестве на берегу реки Калимас.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Стоим в Северодвинске на ремонте. Вечером кофе с «шилом» в казарме. Самый разгар, и обнаруживается, что эквивалент на исходе. Встал вечный вопрос: «Что делать?». Время за 23 часа. Вызывается идти на лодку за этим самым «шилом» Саня Пуга (не путать с Пуго - бывший министр такой был внутренних дел при ГКЧП). Не ходи ты, Саня, в Африку гулять - ВОХРа живым не выпустит! Но прорвался Саня сквозь наши заслоны со словами: «У меня на ПУ ГЭУ три литра заначено!». Пришел через час с трехлитровой банкой «шила». Как кордон прошел? «Элементарно, Ватсон! - отвечает наш друг. - Банку под ремень на животе, шинель мичмана на себя (он-то толстый!) и до дому. Для вохрушек толстый мичманок - обыденное дело, да еще с повязкой дежурного на рукаве». Александр при стоянке в Двинске, заказал и ему изготовили трехлировую канистру из мельхиора сантиметровой толщины размером на всю спину - летний вариант выноса «шила» через КПП завода. Незаметно было даже под рубашкой с короткими рукавами.
И.С.Филатов. О воспитателях и преподавателях. Окончание.
Преподаватель по алгебре. Фамилии не помню. 1 курс. Выглядела вполне прилично: стройная фигура, рост средний, волосы каштановые, лицо с правильными чертами, почти классической красоты, отличалась немногословием. Это было положительным качеством, ибо она кратко и четко излагала учебный материал. Как методист, была превосходна. Она признавалась своей подруге, что она не любит готовить и заниматься домашним хозяйством, хотя это необходимо. Т.е. она относилась к категории тех женщин, для которых «домашнее хозяйство - худший вид рабства». Ее можно было бы считать красивой, если бы не одно «НО» .... Взгляд ее был направлен внутрь. Когда все же взгляд прорывался вовне, то в нем чувствовалась какая-то тоска, задавленность бытом. Но, главное, чувствовался какой-то страх, словно она старалась скрыть свою тайну. И вот однажды, придя на урок, она написала 2 варианта контрольной работы на доске. Мне эти задачи оказались знакомы, я зашушукался с соседями на тему решения задач. Она засекла это и вызвала меня к доске. Как потом оказалось, она хотела посадить меня за свой стол, чтобы не подсказывал другим. Сама склонилась над классным журналом, делая перекличку и отметки о присутствующих учениках, распределяла варианты задач по столам (партам).
А я в это время взял мел и написал мгновенно решение этих задач. Преподаватель вдруг отметила единодушие в каком-то быстром писании воспитанниками в своих тетрадях, обернулась и обомлела, когда увидела написанное решение задач на доске. Возмутилась и решила, когда увидела шпаргалки и решила учинить обыск на предмет обнаружения оных. Вначале она ощупала меня снаружи, затем приказала снять форменку (верхнюю рубашку), затем - тельняшку. Ничего не обнаружив, она стала ощупывать мои карманы. Пришла в нервное волнение сродни охотничьему азарту, когда охотник вступил на тропу добычи. Я стоял и улыбался. Она была очень разочарована, что так ничего не нашла. Приказала одеваться. Когда я оделся, она сказала: « Вы решили обе задачи на «5», но я снижаю вам оценку до «3», т. к. подсказали всему классу и сорвали контрольную, идите на место!» Потом добавила: «Вам понятно?». Ответ - «Да, понятно». «Что понятно?» Ответ с юмором: Хорошо, что Вы не потребовали раздеться до трусов! Все засмеялись и она тоже. Но через неделю аналогичный эпизод произошел в другом классе, где она все же застукала воспитанников со шпаргалкой. Вызвала его к доске, пыталась провести аналогичное дознание на предмет изъятия шпаргалки. Тот из-за неожиданности и стыда оказал сопротивление и проявил словесную грубость, чем привел ее в состояние тихой истерики, а далее своими действиями способствовал усилению истерики, которая неожиданно переросла в глубокую истерику. Пришлось вызывать врачей. Вначале ее лечили две недели дома, а потом поместили в больницу. После больницы она уволилась, мы были потрясены таким оборотом дел. Преподаватель математики (алгебра и геометрия) Столяр Абрам Аронович проводил обучение на уровне университетской программы, кроме обязательных по школьному курсу. Дал основы логической геометрии и алгебры. Проводил занятия с таким подъемом и энтузиазмом, что увлекал нас на восприятие и понимание математики. Кстати, в это время он готовился к сдаче экзаменов на ученое звание «кандидат математических наук». Будучи уже курсантом Высшего ВМУ, я участвовал в одном из конкурсов по математику и, кроме классических методов решения, привел параллельно решение с помощью логической геометрии и алгебры, как нам давал Столяр. Выиграл призовое место. Жюри высоко оценило подготовку подготов. Преподаватель математики Филиппов Вадим Георгиевич. Преподавал тригонометрию. Воспитанники дали ему прозвище «КЕ» (Его любимым выражением было: «Возьмем отрезок КЕ»)..... Превосходный специалист, отчасти моралист. Очень строг и требователен. Использовал книги Магницкого (учебник и задачник). Оберегал их как зеницу ока. По ним задавал задачи и задания. Очень любил озадачивать воспитанников какими-нибудь неожиданными, повышенной сложности задачами и примерами. В этом смысле воспитанники побаивались его.
У меня с ним связан один эпизод. На одном из уроков по тригонометрии он предложил 25 вариантов задач. С учетом нескольких комбинаций из этого числа, каждый должен был решить 3 варианта. Некоторые, более подготовленные решили по 5-7 вариантов, а я решил побить рекорд и решил аж 19 вариантов! Очень любил этот предмет, тренировался и прорешал некоторые задачи заранее. В решении допустил 3 описки в начальных условиях задач из-за спешки. И что Вы думаете? Преподаватель поставил мне «двойку»! На недоумение многих преподаватель жестко постулировал следующую аргументацию: 1. «Необходимо изживать в себе торопливость». 2. Быть самокритичным, не искать оправданий и сочувствия со стороны сослуживцев, оправдывая свои ошибки «как изволил выразиться конкурсант, описками». 3. «Торопливость и несамокритичность в практической жизни нередко приводит к гибели людей и кораблей, и никому не будет интересно выслушивать оправдания и видеть «размазывание слез и соплей» по поводу описок и торопливости. 4. В жизни надо избегать ситуаций, в которые исполнитель сам себя загоняет в угол: «Во, сколько взялся сделать, а на поверку допустил ряд ошибок». 5. Любое начатое дело необходимо доводить самым настоящим образом до конца, не взирая ни на что. Согласно русской пословице «Взялся за гуж, не говори, что не дюж!» Разумеется, столь жесткий подход имел громадное воспитательное значение для будущих офицеров-моряков! Такой подход не шел ни в какое сравнение с риторикой типа: «Это не хорошо. Конечно, описки. Надо избегать их». Можно было подобную риторику услышать, но можно было и не услышать. Для всех это был прекрасный предметный урок. Я не был в обиде на преподавателя и вскоре исправил оценку на «5».
Были другие примеры, когда преподаватели не справлялись с воспитанием воспитанников. Особенно в этом отношении характерна середина третьего курса и его предокончание в 1951 г. Сложилась обстановка хуже некуда: старшины по объективным причинам ушли из училища. Дисциплина резко упала. Самой безобразной ротой оказалась вторая рота третьего курса (где учились Юра Соддатенков и Игорь Филатов). По архивным данным по количеству дисциплинарных проступков, в том числе самовольных отлучек, случаев пьянства и наказаний, количеству неуспеваемости («двоек») вторая рота значительно превысила суммарные нарушения всех рот училища. Командира роты так «задолбали», что у него опустились руки, и его вынуждены были заменить на другого. Одна из преподавательниц, узнав, что одного из воспитанников отправили на «губу» (это был один из бывших матросов с флота и принявший присягу), прилюдно заявила: «Такого надо не на губу сажать, а помещать в каземат в подземелье!». В интересах дела такое заявление было неуместным. Обратимся непосредственно к точке зрения руководства училища. (См. ЦВМА Ф. 1134 Оп.0020877 Пор.№ 12 Д.№51) «Протоколы заседаний учебно-воспитательного Совета и переписка по ним...» 1. с.б. о дисциплине. ...У некоторых воспитанников сложилось иждивенческое настроение - работать вполсилы, закончить училище за счет государства, а потом смотреть, куда себя пристроить. Приводит пример: «Я не враг своему здоровью и перегружать себя учебой не намерен». А потому имеет оценки «3», реже «4», которые вреднейшим образом действуют на массы. 2.... Неправильное отношение сложилось у воспитанников к изучению английского языка. Пошли разговоры, что мы, дескать, разобьем американо-английский блок, и нам английский язык будет не нужен. 3. Критика преподавателей-офицеров и вольнонаемных: «Капитан 2 ранга Малец часто возмущается дисциплиной во второй роте - «не могу», «невозможно заниматься», «ужасная недисциплинированность». Ему вторит капитан Афанасьев, оба они информируют о непорядках командира второй роты капитан-лейтенанта. Не надо искать глубокого разрешения этого вопроса, как это делает капитан 2 ранга Чугунов и целый ряд вольнонаемных преподавателей и к тому же не - офицеров. Начальник дает рекомендацию, аргументация которой характерна для той эпохи: «То, что «мы» из себя строим подчас глубоко мыслящих людей, разбирающихся только в высоких материях и изображающих в своем поведении сверх интеллигентность, - это глубоко ошибочно. Советскому человеку, большевику, присуща прежде всего скромность, которая его украшает».
4. О поведении преподавателей. «... С приходом в класс один из преподавателей окриком «Вон из класса!» выгоняет одного из воспитанников из класса за то, что тот улыбнулся по своей юношеской привычке. Когда воспитанник хотел узнать, за что его выгнали, то преподаватель дополняет: «Вот я вас выгнал за то, чтобы вы не спрашивали, за что я вас выгнал». (Преподаватель логики и психологии. Прим, авторов) .... Или преподаватель З...ва: ставит вопрос по приходу в класс «Товарищи воспитанники, мы будем сегодня читать, или нет?» По ответу одного невыдержанного воспитанника «Нет!», преподаватель покидает класс. И уже преподавателя вынуждены водворять в класс!» 5. Вывод: «Все зависит от самих преподавателей!» ...В итоге командованию пришлось принимать срочные меры по наведению порядка. Был поставлен новый командир роты. На каждый взвод поставили отдельного офицера-воспитателя. С младших курсов забрали и перевели опытных старшин. Отстающих воспитанников взяли под строгий контроль и оказывали им дополнительную помощь по учебе. Старшины и офицеры дневали и ночевали в рогах третьего курса, принятые меры позволили быстро устранить непорядок и к концу учебного года кардинально выправить положение.
СТАНОВЛЕНИЕ КОЛЛЕКТИВА.
Шли по пути пропаганды и поддержания флотских традиций: дружба, поддержка друзей и принципов: честность, порядочность, сопереживание, внимательность, умение держать слово, смелость. Подлость и трусость в любой форме презирались. В начальный период, как началась служба и учеба, начала обнаруживаться пропажа различных вещей и денег. Все это у нас хранилось открыто на полках тумбочек или в каптерке. В конце концов вора поймали. Слегка его помяли, но от окончательной расправы его спас старшина роты. Это был один из воспитанников роты. На следующий день на общем комсомольском собрании его исключили из рядов комсомола и рекомендовали командованию училища отчислить его из училища. Что и было сделано, на следующий день его отправили домой. Через пару месяцев он прислал покаянное письмо, просил прощения у всех... и попросил восстановить его в комсомоле.... С самого начала шла «притирка» между воспитанниками и их сближение, закладывалась будущая приязнь или дружба по каким-то неясным, иногда невероятным причинам, иногда, в силу молодости и горячности, происходили стычки, например, Володя Березовский попал в училище с флота (ЮНГА). По какому-то случаю имел претензии к Олегу Филатову, а нарвался на брата-близнеца Игоря.
Олег Филатов (СВМПУ 1951).
Не разобрался, стал словесно нападать на него. В общем получился полный «раздрай». Поскольку у воспитанников не было в почете разводить словесные пустые споры по типу. «Ты - сам такой!», то решили провести дуэль. Пистолетов и шпаг в наличии не оказалось. Потому решили биться «на кулачках». Выделили секундантов, приняли условие не бить по лицу, чтобы потом не разбираться с начальством, а наносить удары только по корпусу. Выбрали место дуэли — гальюн с большой площадью и полом, покрытым каменными плитками. Здесь не учли требования техники безопасности - пол мокрый, скользкий, что оказалось решающим фактором в дуэли. Расположились друг против друга. Замерли, ожидая команды секундантов. Внешне результат был предрешен в пользу Березовского. Игорь-москвич, еще слабо физически развитый, скромный и стеснительный. Другой, напротив, имеющий практический жизненный опыт, знающий некоторые элементы бокса, физически более развитый, нахальный и, в какой-то мере, наглый. Секунданты дали команду и бой «гладиаторов» начался. Березовский сразу перешел в атаку, осыпал Игоря градом ударов. Тот более менее защищается и даже переходит в ответную атаку. Правда, эти удары совсем не напоминают правильно поставленные удары, какие свойственны боксу, а более напоминали тычки, временами весьма ощутимые и болезненные. Затем, они поочередно поскальзываются на мокром полу, падают, снова подымаются... Игорь, кинувшись в атаку, опять подскальзывается, падает по инерции вперед и нарывается на локоть Березовского и расшибает нос в кровь, бой прекращается. Хотя перевес на стороне Березовского, все считают, что побежденный и победитель одинаково выиграли в глазах окружающих. Не струсили и решили вопрос по-мужски. А главное, не побежали жаловаться начальству и не потребовали адвокатов! После этого боя Игорь понял, что надо себя уметь защищать и решил научиться боксу. Записался в секцию, стал заниматься. Отдельно, почти тайно, стал брать уроки бокса у Юры Богатенко - чемпиона по боксу. Тот учил его различным приемам, технике и тактике ведения боя, отрабатывал специальные серии ударов. Через некоторое время стал боксером, делающим успехи. И это пригодилось.
Отличный боксёр Юра Богатенко.
(Примечание. Не путать с Поступил и учился в ГВМПУ. Выпускался первым выпуском СВМПУ в 1948 г., когда мы только поступили в училище. Контр-адмирал. Служил на Северном Флоте, будучи командиром подводной лодки, так напутствовал вновь прибывших офицеров на ПЛ (особенно молодых):... «Мне на корабле не нужны разгильдяи, писатели, поэты и осведомители. Находясь на службе, исполнять служебные обязанности согласно устава. Во взаимоотношениях между собой обращаться по званию. Вне службы строить отношения на возрастной основе и именовать друг друга по имени и отечеству». После ухода в запас остался жить на Севере.)
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Нашему доктору Анатолию Ивановичу Петрову, когда-то в молодости, в драке, звезданули топором по лбу, оставив поперек него глубокий шрам. Грубое мужественное лицо корсара, тяжелый щетинистый подбородок, густо поросшее рыжими волосами тело, мощные длинные руки и сутулая спина частично подтверждали утверждение Петрова, что далекие предки у него были викингами. Накиньте на Иваныча медвежью шкуру, дайте в руки меч, и перед вами предстанет настоящий воин-варяг. Даже никакой грим не потребуется. Несмотря на внешний зверский вид, Анатолий Иванович Петров был отличным хирургом и широчайшей души человеком. В любое время дня и ночи и в любом состоянии он был готов оказать медицинскую помощь пострадавшим морякам. А естественным его состоянием было состояние перманентного опьянения. Утром доктор похмелялся от вчерашнего, а к вечеру напивался от сегодняшнего. Поэтому в свои тридцать девять лет наш доктор носил скромное звание старшего лейтенанта. Одним словом Петров был флотским «карьеристом». Когда я пришел служить на береговую базу ракетных катеров, до дембеля ему оставался год. После сорока лет офицер флота в звании старлея подлежал увольнению в запас, как неперспективный. Примерно за неделю док выпивал свой месячный лимит медицинского спирта, после чего выходил на крылечко медпункта береговой базы катеров и начинал охоту на катерных спиртоносов. Рядом с медпунктом находился шхиперский склад, и мимо Анатолия Ивановича пройти незамеченным было невозможно. Катерники получали для своих приборов около трех килограммов спирта ежемесячно, правда, похуже качеством, но вполне пригодный для употребления внутрь. Если бы кто-то недоразвитый использовал бы его по назначению, то есть действительно протирал механизмы и приборы, его бы сочли дураком, руки бы не подавали и вслед плевали. На флоте спирт любого ГОСТа предназначен только для человеческих организмов. И вот, на этот крошечную месячную норму «шила» в три килограмма приходилось около десяти офицеров и мичманов ракетного или торпедного катера. Задачка для второго класса, сколько спирта перепадет ежедневно каждой корабельной глотке имеющей к нему доступ? Не утомляйте себя сложным расчетом – около десяти граммов. А тут еще Анатолий Иванович, как пограничник Карацупа, сторожит тропу к складу.
- Слышь, летёха, плесни-ка, чутка старикашке доктору, - подзывал Анатолий Иванович очередную жертву, - вот сюда в колбочку. Опытные спиртоносы уже знали, что из себя представляет волшебная докторская колбочка. Сделанная из тонкого стекла, несмотря на миниатюрный вид, она вмещала в себя поллитра жидкости. Новички же, впервые попавшие в лапы эскулапа- охотника за «шилом», бездумно лили спирт доку в его хитрую колбочку через заботливо вставленную им же стеклянную вороночку. Лили, лили из своих бидончиков, а колбочка все пустая и пустая. - Может достаточно, Анатолий Иванович? – несмело спрашивали лейтенантики. - Да, что ж вы мне только донышко и намочили, нельзя так жадничать для больного доктора. Я вас лечу, не покладая рук, а вы … эх! - возмущался Петров. Колбочка наполнялась доверху и доктор, довольный охотничьим трофеем, шел в свой кабинет. Химический склад, бывший в моем заведовании, как начхима бербазы, находился тоже рядом с медпунктом. Мне приходилось часто ходить мимо сидящего в засаде доктора Петрова. - Химик, заходи, поболтаем про жизнь, - звал он меня. Спирта я не получал, просто он любил со мной пообщаться от скуки. Работы, по сути, у него было немного. Мы шли к нему в его кабинет, где он и лечил и проживал, так как был холостяком. Доктор плескал по стаканам спирт. Закуску, как таковую, он не признавал, но для меня находился кусочек колбасы или плавленый сырок. Я спирт разбавлял, а Иваныч пил всегда неразведенный. Причем полный граненый стакан. Док на вдохе выпивал стакан до дна, после мощного выдоха, волосатой лапой вытирал рот, доставал из нагрудного кармашка кремовой флотской рубашки надгрызенную галету, нюхал её и откусывал кусочек. Затем нехитрая снедь снова пряталась в карманчик, и Анатолий Иванович, блаженно откинувшись на спинку стула, начинал петь песни очень похоже хрипя.
Первая моя с ним встреча произошла на третий день моей лейтенантской службы. Было общее построение всего личного состава береговой базы катеров. Как обычно, химик и медик в строю стоят всегда рядом, профессии-то почти родственные. На флоте химик обычно остается за доктора при убытии последнего в отпуск. Сложного в военно-морской медицине ничего нет. Ассортимент лекарств в корабельной аптеке невелик – аспирин и йод. Аспирин дается при всех внутренних болезнях, а йод используется при всех наружных. - Сейчас все строем идем в эллинг перебирать картошку. Офицерам тоже быть и контролировать свой личный состав – распорядился командир береговой базы. Доктор схватил меня за рукав: - Пошли быстрее, химик! - Да куда спешить, успеем на картошку, там её гора, всем достанется, - ответил я. - Ты еще молодой и должен слушаться старших, я вижу, что тебе требуется наставник – строго сказал мне Анатолий Иванович. Бодрой трусцой мы с ним спустились по крутой лестнице вниз к ракетно-технической части, где слева от неё находилось большое крытое помещение, называемое эллингом. Доктор резко повернул направо. - Анатолий Иванович, нам же к эллингу!- удивился я. - Следуй мне в кильватер, - скомандовал мой наставник, - мой нюх меня еще ни разу не подвёл. Мы подошли к старому одноэтажному зданию, стоящему напротив пирса катеров консервации. Доктор нашел на железной двери какую-то потайную кнопку, похожую на гайку и трижды надавил на неё. Высунулась какая-то небритая рожа и, узнав Петрова, осклабилась.
- Какие люди, какие люди к нам! Скорая помощь! Милости просим, Анатолий Иванович. Мы прошли в комнату, где за железным столом, застеленном газетами, сидела небольшая компания младших офицеров и один старый мичман. На столе стояла пустая трехлитровая банка, открытые банки «Камбалы в томатном соусе». Дым стоял непроницаемой стеной. На кушетке, кто-то громко храпел, завернувшись в шинель. - Ваша мама пришла, молочка принесла! Прошу любить и жаловать, господа офицеры, это наш новый химик, вот привел его на экскурсию, - представил меня Анатолий Иванович. - Не заложит? – подозрительно осведомился у дока некто в мятой рубашке, с таким же мятым лицом и погонами старшего лейтенанта. - Да нет, вроде наш человек, - поручился за меня доктор Петров. Он достал из-за ремня бутылку спирта и царственным жестом вручил её мятому. Через полчаса я их всех уже знал. Это была не шайка отпетых флотских алкашей, как мне подумалось вначале. Это были офицеры ракетно-технической части, вернувшиеся из Ирака, где они два года обучали арабов стрелять советскими ракетами. Отмечали они свое возвращение на родину безвылазно третьи сутки, обросли щетиной и сами утомились в этой грязной, неуютной берлоге. Жены периодически пытались вытащить их домой, но флотское братство и «шило» спаяло их неразрывными узами. Подъехал еще какой-то гонец на мотороллере, привез со склада рыбные консервы, и праздник продолжился. Давно наступила третья стадия опьянения, когда все говорят о службе и абсолютно никто друг друга не слушает. Гул голосов перекрывался хриплым баритоном доктора Петрова – Высоцкого: - Протопи…и…и ты мне баньку, хозя…я…а…юшка, я от белого цвету отвы..ы…к… На картошку мы с Анатолием Ивановичем успели. Там её еще много осталось, три дня перебирали. А «иракцев» неугомонные жены, подключив политотдел, из кильдыма вытащили только через неделю.
Разъехались мы на каникулы, не зная, что нас ожидают большие перемены. У мамы и у сестёр отдыхалось неплохо, никаких забот, кроме как понянчиться с племянниками и племянницей. Каждый раз, когда я уезжал в Ленинград, мама провожала меня со словами, что она уже старая и видимся мы в последний раз. Я всячески отвергал эти её слова и был прав, потому что судьба дала её ещё много лет жизни. Хотя жизнь у неё была нелёгкой, забот на её плечи ложилось много, порой нечего было есть, но в целом у неё здоровье было. Она никогда не носила очков, хотя все её дети ходили в очках. У неё был нормальный слух, она не страдала желудочными заболеваниями, хотя питалась кое-как, не соблюдая никаких диет и распорядков дня. Могла доесть прокисший суп, не разрешая его вылить, могла поесть какую-нибудь рыбу с запахом. Ела не строго по часам, а когда хотела есть. Верила в бога, постоянно ходила в церковь на службу, благо белая церковь было рядом с домом. соблюдала посты, соблюдала христианские заповеди.
Если я или брат находили какую-нибудь вещь на улице и приносили домой, мама нас отсылала, чтобы мы положили эту вещь на старое место, не твоё - не бери. Совершенно неграмотная женщина она своим житейским опытом воспитывала нас, учила культуре поведения. Например, входя в помещение, надо снять головной убор и поздороваться со всеми, садиться только после приглашения, и многим другим нужным в жизни вещам. Мы росли в детстве не в тепличных условиях и не среди идеальных пай мальчиков. В Иваново, как я уже говорил, было много тех, кто отсидел в тюрьме. За что сидели, это уже другой разговор. Например, Баланцева работала в столовой на фабрике и ей дали 10 лет за то, что она хотела своим детям принести поесть, а её задержали на проходной. Отец Лёвы Филатова работал в оркестре в цирке и за какую-то ерунду тоже отсидел несколько лет. Я не очень разбираюсь в классификаций преступлений, были и настоящие воры, были урки, ещё кто-то. Но самое главное в том, что нас, мальчишек, никто никуда не привлекал, не втягивал, никаким глупостям не учил. Я считаю, что всё идёт из семьи. Когда ругают армию, упрекая её в том, что в ней процветает дедовщина, что командиры не воспитывают своих подчинённых, всё это хренотень и словоблудие. В армию приходит не дитя неразумное, а 18-летний грамотный юноша, со своим характером, со своими привычками. Если есть в нём какие-то отрицательные качества, то он их вынес из своей семьи. Обвинять в этом армию просто глупо.
Теперь о переменах в жизни училища. Как известно, в конце 1950-х годов появилось как основное средство ведения войн, что привело к разработке соответствующих этому оружию новых способов достижения основных целей войны. Перед советским народом встала жизненно важная задача в короткие сроки создать надёжный ракетно-ядерный щит нашей Родины. Возросла роль заблаговременно возводимых специальных сооружений: боевых ракетных комплексов, сооружений противовоздушной и противоракетной обороны, систем предупреждения о ракетном нападении, высокозащищенных командных пунктов, узлов связи, приёмных и передающих радиоцентров, аэродромов, сооружений для запуска космических объектов. Значительно усложнились технические системы и оборудование военных объектов: энергооборудование и автоматика, системы вентиляции и кондиционирования, охлаждения, пожаротушения и многие другие. Значительно расширились задачи строительства в Министерстве обороны. Всё это отразилось на судьбе училища, и в апреле 1960 года оно было выведено из системы ВМФ и передано в ведение заместителя Министра обороны СССР по строительству и расквартированию войск. Это было единственное училище, где готовили отличных военных инженеров-строителей и электромехаников для строительства и эксплуатации береговых объектов ВМФ. Многие из них зарекомендовали себя умелыми организаторами строительного производства и эксплуатации энергетических установок. Использовать его только для подготовки специалистов для ВМФ посчитали слишком жирным.
Ковалев Александр Дмитриевич, Ураган Александр Александрович, Медведев Виктор Михайлович. ВИТУ ВМФ, 1960 г.
В сентябре 1960 года ВИТКУ ВМФ было переименовано в высшее военное инженерно-техническое Краснознамённое училище. Ему было вручено новое Знамя, а для военнослужащих училища установлена новая форма одежды - военно-строительных частей. Часть курсантов не хотела мириться со своим новым положением:. кто-то написал рапорт с просьбой перевести в любое другое военно-морское училище, кое-кто подал рапорт с просьбой отчислить из училища. Какое-то время были разброд и шатания, в голове у многих были сомнения, что же будет дальше. В военно-морские училища никого не перевели, потому что у них тоже были значительные изменения структуры и сокращения численности, как я уже говорил о Каспийском училище имени Кирова. Началось усиленное внедрение в сознание мысли, что флот и авиация уже не нужны в большом количестве. Могут понадобиться подводные лодки с атомными двигателями, вооружённые ракетами, а надводные корабли можно отправлять на слом. Именно в этот период большое количество офицеров флота было переведено на должности инженеров-испытателей на крупнейшие полигоны Войск ПВО и РВСН в г. Приозёрск на озере Балхаш и в Капустин Яр. У всех было высшее образование и многие из них в дальнейшем заняли высокие должности, как генералы Боровков, Дёмин и многие другие. Когда я учился на 1 курсе строительного факультета, одна группа была набрана по специальности «инженер-сантехник». В связи с тем, что эта специальность становилась очень нужной для новых объектов, решено было создать ещё одну учебную группу, планировали в дальнейшем сформировать сантехнический факультет. Специалисты кафедры санитарной техники начали всех агитировать за переход в эту группу, объясняя нам, что мы будем специалистами по кондиционированию воздуха, сможем создавать искусственный климат в любом помещении, в наших руках окажется всё жизнеобеспечение сооружений. Всё это было интересно, завораживало, но не это сыграло важную роль при переходе нас, группы товарищей, со строительной специальности на сантехническую.
Роженцов Виталий Борисович, Ураган Александр Александрович, Чернов Василий Васильевич, Смирнов Всеволод Михайлович.
Дело в том, что у нас командиром отделения был сержант Валя Мельников, который своими мелочными придирками порой просто доставал нас. Собравшись в узком кругу, я, Виталик Роженцов, Саня Ураган, Вася Чернов, Сева Смирнов, все бывшие нахимовцы, решили перейти в сантехники, чтобы не чувствовать гнёт Мельникова. Самое смешное было то, что на следующий день следом за нами к нам пришёл и Валя Мельников. Он нам сказал, что узнав о нашем переходе, он был очень огорчён и решил немедленно идти с нами, так как он не может мыслить продолжение учёбы без нашею коллектива, без нашей помощи, что он к нам очень привязался и мы ему ближе родных. Он был родом с Дальнего Востока, родных у него действительно не было, пришлось смириться с его прибытием. После перехода всех желающих со строительного факультета в сантехники нас перемешали с существующей группой и поделили пополам. Я попал в 125 класс, старшиной которого был назначен сержант Рабинович Виктор, командирами отделений сержанты Коля Батуро, Валя Мельников и Коля Паненко. В класс попали Медведев, Чернов, Яловенко, Дьяченко, Сорокин, Ксенофонтов, Смирнов, Ураган, Капура, Тылевич. Дворецкий, Шлюбуль, Щеколдин, Климов, Роженцов, Максак, Онянов. До выпуска не дошли с нами Сорокин, Ксенофонтов и Щеколдин. Сорокин попросил его отчислить, Ксенофонтов был отчислен по неуспеваемости, а Щеколдин отчислен за грубое нарушение дисциплины. Надо сказать, что Рабинович умел держать весь класс в руках, не пользуясь при этом своими дисциплинарными правами. Происходил он из простой семьи, до призыва в армию работал помощником машиниста на железной дороге, но у него был какой-то природный дар общения с людьми. Он был очень эрудированным человеком, умел быстро сходиться с людьми, имел подход к людям, никогда не повышал голоса, учился очень хорошо, училище окончил с отличием, в общем был действительно лидером. Для класса выдвинул лозунг «125 класс, поднавались!», который использовался и при сдаче экзаменов и при выполнении любых работ.
Вверху слева родное ЛНВМУ и "Аврора".
Нас частенько привлекали для оказания помощи городу осенью при закладке овощей. Ездили мы на овощную базу на станцию Сортировочная. Работали всегда на совесть. Жаль, что у Рабиновича неудачно сложилась жизнь после выпуска. Он был занесён в книгу почёта переменного состава училища. После выпуска был назначен начальником участка в Мурманск. Как рассказывали, там он совершил какие-то злоупотребления или хищения, за что был осуждён. Ни на одну встречу выпускников не приезжал, никто не знает, где он и что с ним. Он очень активно участвовал в художественной самодеятельности, сколотил небольшую группу, в которую, помимо него, входили Мельников, Медведев, Дёмин, Чернов, Дьяченко и поставил моноспектакль, в котором были хоровой, танцевальный, драматический, музыкальный номера. Всё это было сделано с большим юмором и вызывало гомерический хохот у зрителей. Смысл был в том, что рота убыла на учения, остались в казарме старшина, дежурный, дневальный и двое освобождённых по болезни. Вдруг прибывает комиссия, которая должна проверить, как развивается самодеятельность, и вот эта пятёрка выступает во всех жанрах. С этим концертом мы выступали во многих местах, и в военной и в гражданской среде, и везде пользовались большим успехом. Иногда Рабинович устраивал нам выступления на корпоративных вечеринках, как например, в одной из стоматологических клиник, специалисты которой якобы вынимали из полости рта больной зуб, приводили его в хорошее состояние и вставляли на место. Нам они тоже обещали вылечить все чубы, но, к счастью, мы пока не нуждались в лечении. В благодарность за выступление для нас был накрыт шикарный стол со всякими блюдами, и хотя мы не голодали, так как нас в училище кормили неплохо, мы с удовольствием поужинали.
мы провели ещё в морской форме, а перед новым годом нам преподнесли подарок: всех курсантов переодели в пехотную форму. Морскую форму оставили только пятикурсникам, не имело смысла выдавать им комплект новой формы на полгода. Очень странно было их видеть на училищных вечерах. Они занимали целый ряд стульев вдоль сцены и так снисходительно посматривали на танцующую публику. Нам выдали для повседневного ношения полушерстяные гимнастёрки, брюки-галифе и пилотки защитного цвета, яловые сапоги с портянками. В парадную форму входила фуражка или шапка, закрытый китель со стоячим воротником защитного цвета, темно-синие брюки-галифе и хромовые сапоги. Новогодний вечер 1961 года мы встречали в новых "фраках". На рукавах не было никаких нашивок, свидетельствующих о том, на каком курсе учится курсант. Девушкам стало трудно ориентироваться, курсант какого курса пригласил её на танец. Умные девушки определяли это по ходу разговора: если такие науки как сопромат, теормех мелькали в прошедшем времени, то юноша учился не ниже, как на 3 курсе. По внешнему виду курс определить было невозможно: первокурсники норой выглядели старше пятикурсников. В дальнейшем, уже после нашего выпуска, форма претерпела значительные изменения: китель стал открытым, появилась рубашка с галстуком, брюки навыпуск и ботинки, на рукавах кителя стали нашивать горизонтальные нашивки с обозначением курса от первого до пятого. Изменения в форму одежды вносятся до сих пор. Что интересно, когда я первый раз приехал в Иваново в новой форме, не в морской а в пехотной, ни у кого это не вызвало никаких вопросов. Наш сосед дядя Коля Улыбин даже с одобрением заметил, что наконец-то нас одели как положено бойцам Красной Армии.
Знакомые девушки поздравляли нас с Новым годом и с новым Фраком. Нам больше нравилось носить синие выходные бриджи не с кителем, а с шерстяной гимнастёркой, что мы часто и делали, отправляясь в гости, в город и т.д. Конечно, это было нарушение формы одежды, но с этим нарушением нас отлавливали только в нашем клубе. 2 курс, помимо переодевания принёс нам много других хлопот. Наиболее сложные теоретически инженерные предметы изучаются на втором курсе. В дополнение к теормеху и сопромату пошли гидравлика, строительная механика, теория машин и механизмов, сокращённо ТММ - тут моя могила, детали машин и другие. Часть из них переходит и на третий курс. Основная масса курсантов с честью одолела 2 курс, сдала весеннюю сессию и была направлена на производственную практику для приобретения рабочих специальностей. Мы часть практики прокладывали инженерные сети в нашем лагере, учились чеканить стыки водопроводных и канализационных труб, устанавливать колодцы и выполнять многие другие работы. Вторую половину практики мы работали в цехах завода по производству сантехнического оборудования. За эту работу нам не платили никаких денег. У нас было денежное содержание на 1 курсе 75 рублей, на 2 курсе —100 рублей, на 3-м и последующих курсах - 150 рублей. Это при средней зарплате в те годы около 700 рублей, до денежной реформы 1961 года, когда на всех денежных единицах убрали один ноль. Мы работали на различных участках завода с целью приобретения рабочих навыков и освоения промышленных профессий, а также знакомились с технологией заводского производства. Рабочих не хватало, на участке штамповки был полный завал, и мастер цеха попросил меня и Севу Смирнова поработать на прессах с полной отдачей, обещая нам заплатить за выполненную работу. В то время, как наши однокурсники без особою напряжения осваивали заводские профессии, мы с Севой с утра до вечера в течение примерно 10 дней штамповали разные детали, обеспечив ими надолго завод. Когда мы заикнулись об оплате мастер начал юлить, ссылаться на какие-то сложности с оформлением нарядов, в итоге мы получили уши. Уж лучше бы он вообще не заикался об оплате, а просто попросил бы выручить Мы к нему не могли предъявить никаких претензий, так как не были оформлены юридически на работу, в итоге остался горький осадок.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
