12 ноября 2013 г. скоропостижно скончался капитан 1 ранга запаса АНДРЕЕВ Николай Николаевич, начальник Санкт-Петербургского НВМУ с 2008 по 2013 г.
Николай Николаевич Андреев родился 13 декабря 1957 г.
В 1975 г. окончил Ленинградское Нахимовское военно-морское училище; В 1980 г. окончил штурманский факультет ВВМУ им. М.В. Фрунзе. Службу проходил на АПЛ в Приморье (третий командир К-244) и на КСФ (командир 339-й бригады строящихся и ремонтируемых подводных лодок, Северодвинск).
50-летний юбилей 339~й ОБПЛ. Личный состав бригады поздравляет командир бригады капитан I ранга Николай Николаевич Андреев.
Начальник НВМУ с 15.09.2008 г. по 30.07.2013 г.
Торжественно и сердечно прошла встреча по случаю 65-й годовщины со дня образования Нахимовского училища и 60-летия первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских военно-морских училищ. Капитан 1 ранга Андреев Николай Николаевич, начальник НВМУ, вице-адмирал Смуглин Фёдор Савельевич, заместитель Главнокомандующего ВМФ России по воспитательной работе, капитан 2 ранга Пятницын Владимир Вячеславович, зам. начальника СПбНВМУ по ПВР. 27–28 июня 2009 года.
Андреев Николай Николаевич на встрече питонов по случаю 66-й годовщины со дня создания Нахимовских училищ. 26 июня 2010 года.
Командир 5-й роты капитан 2 ранга Борщев Сергей Владимирович докладывает начальнику училища Н.Н.Андрееву о завершении процедуры выдачи аттестатов и нагрудных знаков. 22-27.06.2010.
1 сентября в Питонии. 2011 г.
Торжественное открытие памятника П.С. Нахимову в день 210-летия со дня рождения адмирала. 6 июля 2012 г.
21 февраля 2013 г. в актовом зале училища состоялся праздничный концерт, посвященный Дню защитника Отечества.
65-й выпуск НВМУ. 16 июня 2013 года.
Указами Президента Российской Федерации Н.Н.Андреев награжден: – орденом «За службу Родине в ВС СССР» 3 степени, – орденом «За личное мужество», – орденом «За военные заслуги», – медалью «За боевые заслуги» и другими Государственными наградами.
После командования Нахимовским училищем, Николай Николаевич приступил к исполнению должности советника в Главкомате ВМФ РФ. Россия и ее военно-морской флот со скорбью прощаются со своим верным Сыном и Патриотом, замечательным Подводником и отличным Руководителем, настоящим Питоном и Человеком, прекрасным Бардом – Николаем Николаевичем Андреевым.
Любовь заразительна. Но сначала об экономике. Чем сложнее ситуация в мире, тем больше ученых начинают ее изучать, а некоторые из них даже получают Нобелевские премии. Что интересует людей в экономике? Нет, не такая мелочь, как аванс-получка, магазин, ЖКХ, аптека, а вещи более существенные, позволяющие в одночасье зарабатывать целые состояния или болезненно расставаться с ними. Но поскольку второй вариант явно нежелателен, его всеми силами и средствами стараются избежать. И тут появляются ученые, предлагающие различные теории, Одни исходят из того, что торгующиеся ценные бумаги имеют какие-то свои особые свойства, которые можно выявить и на их основе предсказать, как будут меняться цены на эти бумаги и как вести себя на рынке – продавать или покупать. Другие считают, что никаких особых свойств у бумаг нет, но они чутко реагируют на всю совокупность информации, имеющей отношение к рынку. Достаточно, по их мнению, отслеживать поток информации, и прибыль будет всегда гарантирована. Это, так сказать, два традиционных подхода, вызывающие скепсис одних и повышающие социальный статус других. Но поскольку обе группы по численности почти равны, ничто не мешает появиться третьей группе, для которой и бумаги никаких особых свойств не имеют, и на информацию они не реагируют, но зато поведение людей, в руках которых эти бумаги ненадолго задерживаются, имеет первостепенное значение. Вот тут-то и возникают теории, расписывающие в деталях поведение людей на рынках. Как правило, с математической точки зрения, они очень элегантны и чутко следуют моде. Но потом оказывается, что и эти теории немногое могут добавить к пониманию рынка, и всё начинается с самого начала. Тем не менее, в рамках поведенческих теорий ученые начинают рассматривать такие элементы, на которые раньше никто внимания не обращал. Всё чаще предметом исследований оказываются человеческие эмоции. Именно в них наиболее проницательные пытаются разглядеть то, что потом может материализоваться в больших деньгах или в больших кризисах. А это уже почти политика, поэтому прошло не так много времени и в речах политтехнологов тема человеческих эмоций постепенно зазвучала всё громче. Теперь посмотрим, в каком состоянии находятся эти исследования и чем они могут обернуться для населения различных стран. Современная политическая технология эксплуатирует так называемую «культуру ненависти и презрения». Такая культура требует достаточно больших усилий. В сознание общества необходимо внедрить представление о том, что твоим политическим противникам нельзя доверять. Появляются отрицательные лозунги, начинающиеся со слов «Долой!». Смысл этих лозунгов доложен проникать в новости, социальные сети и ночные юмористические передачи. Обыватель должен постоянно сомневаться в патриотизме тех, кого выставляют политическими противниками. У противников обязательно должны быть иностранные связи и интересы за рубежом. Их власть и капиталы подвергаются сомнению. Дальше начинаются «пугалки» о том, что у нас не будет счастливой жизни до тех пор, пока «они» у власти. Другими словами, это культура, которую можно назвать «мы» и «они», где последним отводится неблагодарная роль национальных предателей. Однако современная наука правильно отмечает, что такой подход имеет, как минимум, два недостатка: большие расходы на внедрение «образа врага» и вброс негатива, который потом трудно преодолевать – негатив, на кого бы он ни был направлен, всё равно остается негативом. И тут начинаешь понимать, что так настойчиво внедряемый в человеческое сознание либеральный проект постоянно хочет оправдаться. Оказывается, либеральное государство не видит перед собой задач выше обеспечения человеческой свободы, равенства и… честности. Государство хочет быть честным. Вот только беда в том, что всё это достижимо только тогда, когда государство будет привержено «идеалам общественного разума», когда государство научится не принуждать, а убеждать, и все в государстве – от высших эшелонов власти до избирателя –- сразу станут убежденными, будут в общественном плане вести себя согласно своим убеждениям. Достигшим философских высот рассуждениям о либерализме вторит другой хор, который говорит, что общественный разум – это слишком общё, нам сегодня нужны «общественные эмоции», чтобы вовлекать в круг «общественных забот» как можно больше людей. И неважно, что люди будут разными, придерживаться разных взглядов – это всё частности. Главное – чтобы они чувствовали одинаково. Человек может мыслить по-разному, придерживаться разных взглядов, но вот чувствовать он должен одинаково, и тогда задача сводится к тому, чтобы достучаться до наших эмоций. Естественно, государство не должно выпускать из своих рук «общественных эмоции» и постоянно заниматься их формированием. Лидеры страны обязаны всё время напоминать, что «мы должны жертвовать, ради….»,что «все мы преследуем благородные цели» (дальше цели по списку). Но такое обращение к народу обязательно должно сопровождаться выделением денег на развитие соответствующих искусств и зрелищных мероприятий, которые, в ответ на заботу… либерального государства, должны вырабатывать в нас соответствующие «политические эмоции». Этому должно служить массовые представления, монументальное искусство, даже парки культуры и отдыха должны сегодня нести полезную нагрузку в виде «общественно-политических эмоций». Народу необходимы зрелища – песенные конкурсы, фильмы, вброс «фоток» через социальные сети, проведение важных спортивных мероприятий. Но тут вскрывается самая большая тайна либерального государства: противоречие между распределением национальных богатств в частные руки и обращением к эмоциям, которым государству очень хочется придать общественный характер. Все, кто жил в эпоху СССР, в либеральных потугах спаять воедино разнородное общество не могут не видеть извращение понятия «общественный», которое в СССР имело смысл, а в либеральном проекте это лишь наукообразная попытка замазать огромные трещины между теми, кто трудится, и теми, кто присваивает себе плоды этого труда. Примечательно то, что либерализм тут же боится этого «общественного», утверждая, что государство должно «объединять» народ, ни в коем случае не прибегая к патриотической риторике (а вдруг националисты выскочат или начнут презирать однополые семьи?). Оказывается, обращаясь к «общественным эмоциям», государство должно немедленно подавлять «стадное чувство» и формировать культуру «умненьких одиночек», способных обходиться стандартным набором «общественных эмоций» – как ребенок в раннем возрасте обходится шестью карандашами, чтобы изображать свой таинственный мир. Оказывается, в либеральном мире наши эмоции должны помогать нам «болеть друг за друга», но не так, как болеют спортивные фанаты «за свою команду». Чтобы воспитать «всеобщую любовь к человечеству», мы должны отказаться от личного в нашей любви к мужу или жене, к нашим детям и родителям. Мы должны их «просто любить». Только тогда наши эмоции могут превратиться в пластилин, из которого власть сможет лепить то, что ей нужно. Утверждать, что в этом есть что-то новое, нельзя, ибо уже было сказано: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Евангелие от Луки, 14:26).
12 ноября 2013 г.
Ни о чём
Прекрасны ощущенья ни о чём – В них нет ни сожаленья, ни надежды, И в них нельзя быть ни святым, ни грешным. Но можно быть совсем вчерашним днем. В котором все еще, конечно живы И собрались за праздничным столом. Пусть это всё обычным будет сном, Не откажусь я снова быть счастливым.
Баба Ника несет копченого угря. — Ешьте, внучата... Дед говорит возмущенно: — Слыхала, Ника? Мотоциклист в морскую семью затесался! Эхма! — Да он мал еще, передумает,— откликается баба Ника. Дед спрашивает Валерку: — Ну, а ракетные катера тебе нравятся? — Ничего особенного, — пожимает плечами Валерий, подтягивает к себе кусок угря посолиднее. Дед взрывается: — И где ты такого, внук, нахватался?! Я в твоем возрасте шлюпкой, бегущей под парусом, восторгался, моторный катер чудом считал! А ты: «Ничего особенного»! Тоже мне гусь! И свой транзистор заткни — это в прежнее время с шарманкой ходили по улицам, так те побирались, шарманщики, а тебе за твою музыку никто и копейки не даст!
Баба Ника смотрит на деда точь-в-точь так, как на меня мама, когда я что-нибудь ляпну не к месту. И дед смягчается: — А впрочем, на аркане в море тебя не потащу. Эх ты, «ничего особенного»! Я готов стукнуть Валерку. Идиот! Огорчил старика. Да и бабу Нику расстроил, хотя она по доброте своей за него заступилась. Лучше моей бабы Ники, пожалуй, нигде не найдешь. Никогда не рассердится; я однажды у них суповую миску разбил, играя с котом Марципаном, и хрустальную вазу. И что же вы думаете? Баба Ника собрала осколки и сказала: «Не огорчайся, Максим, это к счастью». И вообще она очень добра. Всегда хочет порадовать меня чем-нибудь: или вкусненьким (а готовить она мастерица), или свяжет мне свитер и варежки, или принесет интересную книжку. Когда я болел скарлатиной, не отходила от меня ни на шаг. Проснусь, бывало, она тут как тут: «Попить, Максимушка, хочешь?» Маме она говорила: «Иди работай, Надежда, не беспокойся. Уж я Максимушку выхожу». И я поправился и забыл о том, что ужасно болел. А Валерка говорит, когда мы спускаемся с лестницы: — Терпеть не могу стариков! На стариков смотреть грустно, конечно. Но ведь они — наши бабка и дед! Разве они виноваты, что в конце жизни состарились?
ЛЕБЕДИ, БЕЛКИ И ДЕВОЧКА С ЛАРСЕНОМ
Узкая улочка выводит на площадку над городом. Отсюда видишь покатые разноцветные крыши, а дальше — море и в нем корабли. Я могу целый час простоять и любоваться. А Валерка нет. — Эка невидаль,— и включает транзистор. Вот долдон! Я радуюсь, что живу рядом с древними башнями и могу каждой сказать: «Доброе утро!» Живу рядом с морем и кораблями. А Валерка опять свое: — Эка невидаль! Я советую: — Пойди-ка ты, знаешь, на улицу Лембиту, а я схожу еще в одно место. Но Валерка увязывается за мною. Каждое воскресенье я хожу в Кадриорг. Это старый парк с высокими дубами, в пруду плавают лебеди. Я крошу булку — лебеди вытягивают длинные шеи и едят с удовольствием. В театре «Эстония» я видел балет «Лебединое озеро»; мне все представляется, что придешь как-нибудь вечером в Кадриорг, а превратятся в девчонок и затанцуют на острове в лунном свете.
С Валеркой не помечтаешь. Транзистор истошно орет, и взрослые оборачиваются. О чем ни заговори с братцем, слышишь в ответ: «Эка невидаль». Спрашиваю: — У тебя есть товарищи? — Подобралась компашка. — Что же вы делаете? — Смеемся. — Смеетесь? — Бывает такая умора,— хихикает Валерка. — Стоит во дворе «Москвич», а хозяина нет. Мы и спустим все камеры. Хозяин выходит, торопится, ему спешить надо, а тут берись за насос. Животы можно надорвать, право слово... Ну что смешного — проколоть шины? Тоже мне смех! С высокого дуба скатываются и садятся нам на плечи пушистые белки. Белочка трется мордочкой о мой подбородок — просит лакомства. Я нащупываю в кармане конфету. берет ее в лапки и ест. Ах, долдон! Что он делает?..
— Валерка! Подумать только! Этот тип схватил белку, доверчиво сидевшую у него на плече, и запихивает зверушку в карман. Белка оторопела от такой неслыханной подлости. — Отпусти! — Вот еще. Отвезу в Балтийск, посажу ее в клетку! Я толкаю его: — Отпусти! Белка опомнилась, кусает за палец нахала и мигом взбирается на дерево. И вдруг кто-то говорит: — А знаете, мальчик, вас, как в старинное время, посадить надо на ошейник у ратуши. Девчонка! Рядом с ней черный пес-водолаз; он кладет могучие лапы на плечи Валерке. — Уберите свою паршивую собаку! — визжит Валерка. — Ларсен, отпустите его! И сядьте! — командует девочка.
послушно садится. Валерка все еще хорохорится: — Слыхал, Максим? Она с собакой на «вы» разговаривает! — Ларсен — воспитанный пес и не любит, чтобы его тыкали. Валерий нагибается за камнем. — У-у, черный гад! Поломал мне транзистор... Пес так грозно рычит, что Валерка роняет камень на землю. — Идемте, Ларсен! Хулиганы нам не компания. Красиво сказано! Я девчонок терпеть не могу, но как гордо уходит она со своим черным псом — эта черненькая, в коричневом форменном платьице! — Я бы ей показал, как собак на людей натравливать! — грозится Валерка.— Дрянь этакая! — Сам ты дрянь! — возмущаюсь я братцем. Покажи поганцу мою любимую лань на лужайке под Вышгородом, он в нее, поди, камнем запустит. И поцарапает — эта бронзовая.
ОТЕЦ
Они всё играют в шахматы. Валерий обнимает дядю Андрея, трется щекой о его плечо. — Я без тебя ужасно соскучился. — Ну как, подружился с Максимом? — Да-а...— мямлит Валерка. Дядя Андрей — человек проницательный: — Ты опять что-нибудь, мое чудище, выкинул? —— Нет, папочка, что ты! Валерка подмигивает. Мог бы и не подмигивать, я ничего не расскажу: противно вспоминать его пакости. Дядя Андрей передвигает ладью: — Сдаешься, усатик? — Сдаюсь,— соглашается отец. — Еще ?
— Нет. Мне надо зайти к Сереже Карамышеву, подводнику... Собирайся, Валерий! Валерий вздыхает. — Я так ужасно устал. Но дядя Андрей непреклонен. — Я в твоем возрасте по сорок километров вышагивал. Только они ушли, в передней звонок. — Спроси, Максим, кого нужно. Иду открываю. Передо мной стоит незнакомый капитан третьего ранга с пакетом в руках. Он спрашивает, дома ли Иван Максимович Коровин. — Дома. Понимаю. Отец его оперировал. Отец ужасно рассердится. Все, как их вылечат, тащат подарки! — Папа, к тебе! Я ухожу в свою комнату. Слышу: — Ну, как вам не стыдно? Так и есть, рассердился! — Но вы жизнь мне спасли! — оправдывается капитан третьего ранга. — А если бы вы спасли свой корабль и команду, вы бы ждали награды? — Спасать корабль и команду — мой долг. — Поднять вас на ноги — тоже наш долг. Взялись за вас скопом. Сестры, врачи молодые. Не люди, а золото...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
29 октября сего года в День 95-летия известного деятеля ВМФ, уважаемого адмирала Георгия Михайловича Егорова, похороненного на Троекуровском кладбище города Москвы, где, к сожалению, уже немало захоронений других морских офицеров и адмиралов, состоялось открытие закладного камня монумента, посвящённого тем, кто посвятил свою жизнь служению Отечеству, в частности, славе Военно-Морского флота.
Честь открытия закладного камня была предоставлена братьям-близнецам, капитану 1 ранга в отставке Игорю (слева) и контр-адмиралу Олегу Чефоновым, в прошлом командирам подводных крейсеров, а ныне активным общественникам.
На открытии присутствовали ветераны ВМФ, адмиралы и общественные деятели, которые отлично знают историю Флота и верят в его будущее.
Мемориальный комплекс будет установлен в начале, так называемой, аллеи адмиралов на Троекуровском кладбище, и будет сооружаться в основном на народные деньги….
У надгробного памятника адмиралу флота К.В.Макарову
ВАДИМ КУЛИНЧЕНКО, капитан 1 ранга в отставке, публицист Фото старшего мичмана в отставке Василия Алдакушкина.
Повесть И.Е.Всеволожского рассказывает о нахимовцах шестидесятых годов, является в какой-то мере продолжением повести «Уходим завтра в море». В этой книге читатели встретятся со своими старыми знакомыми — Фролом Живцовым, Иваном Забегаловым, Владимиром Бунчиковым. Однако нынешнее нахимовское училище отличается многим от описанного в повести «Уходим завтра в море». В училище больше нет малышей. Сюда приходят ученики восьмых классов — и те, что выросли у моря, и те, кто никогда не видел его; они посвящают свою жизнь флоту. Автор рассказывает, как они выбирали путь на моря, как бережно хранят и умножают революционные и боевые традиции флота. Герои повести Максим Коровин, Вадим Куликов стремятся во всем подражать дедам — ветеранам Великой Отечественной войны и отцам, плавающим на кораблях, вооруженных грозным современным оружием — ракетами.
Рис. В.Богаткина
ЭТА ПОВЕСТЬ — ЗАПИСКИ МАКСИМА КОРОВИНА-МЛАДШЕГО, ВНУКА АДМИРАЛА КОРОВИНА, ВОСПИТАННИКА НАХИМОВСКОГО УЧИЛИЩА, ЮНОГО «РЫЦАРЯ МОРЯ»
Тетрадь первая
МОРСКАЯ ДИНАСТИЯ
ВАЛЕРИЙ
В воскресенье из Балтийска приехал дядя Андрей с моим двоюродным братом Валерием. Дядя командует ракетным катером. Представляю, как он носится по морю, хотя я ракетного катера еще не видал. Папа и дядя Андрей друг на друга похожи. Только Андрей чисто выбрит, а у папы короткие, словно щеточка, усики. Валерий — мой однолеток; на нем ковбойка и узенькие джинсы. Каждому видно: у Валерия кривоватые ноги. Я сказал: — Тебе надо носить пошире штаны. — А разве заметно? — сообразил он, в чем дело. — Заметно. — Дурак! — обругал он меня. Почему я дурак? Непонятно.
Мамы не было дома, и мы с отцом соорудили для гостей завтрак: и кофе со сливками. Валерий все время подлизывался к дяде Андрею — подойдет и обнимет или потрется о плечо отца ухом. — Ты спиннинг мне купишь? — Куплю, мое чудище. — А шорты? — И шорты куплю. После завтрака отец с дядей засели за шахматы. Отец мне скомандовал: — Ты сходи-ка за дедом, Максим! Позови к нам обедать. Его, бабу Нику. — Собирайся, Валерий! — приказал дядя Андрей.
— Ну что ж, пойдем, — неохотно согласился Валерий, надевая на шею . — Зачем? —удивился я (у нас в Таллине с транзисторами ходят лишь чудаки и стиляги). — С музыкой веселее,— включил он транзистор. И пошел по улице Лембиту со своей собственной музыкой. Вдруг он сказал незнакомой девчонке: «Приветик!» Она вспыхнула; наверное, подумала: «Вот нахал!» Валерку заинтересовала вывеска «Ресторан». — Я читал в одной книжке, что у вас в ресторанах едят при зажженных свечах. — Я не хожу в рестораны. — А я бы пошел. Уж очень интересно описано. Только пустят без паспорта? Или как в кино: «До 16 лет воспрещается»? У тебя деньги есть? — На трамвай. — Жаль. Ну, попробую завтра прорваться. Денег возьму у Андрея... Хороший, у вас городишко!
Городишко?! Да мой город лучше многих других городов! Есть ли еще такой город? Крепостные стены повсюду. И рвы. В них вода. А вдруг в ворота между толстыми башнями въедут средневековые всадники? В латах и в шлемах. Вышгород. На нем «Длинный Герман». На башне полощется флаг. Когда корабли возвращаются в гавань, моряки видят «Длинного Германа» издали. . _ А «Толстая Маргарита»! Ее не обхватят и пятьдесят человек. Когда-то в башне мучились узники. Теперь в ней музей. А «Кик-ин-дё-Кек» — «Смотри в кухни»! Старожилы рассказывают: солдаты, дежурившие на башне, интересовались, что готовят на ужин в домах. И перекликались с хозяйками. В стены башни влеплены ядра. Ну и войны же были! А улочки в моем Таллине! Я в нем родился и вырос. Кажется, расставь руки — упрешься в дома. Двум машинам никак не разъехаться. Но есть и широкие улицы. И дома не средневековые. Вот и я живу в таком доме. С широкими окнами. На Ратушной площади приезжие, задрав головы, смотрят на старого Тоомаса — железного человечка на башне. Он стоит в шляпе и держит флаг. Страшенные чудовища высовывают оскаленные морды из окон под крышей. Девчонки ахают. Туристы осматривают ошейник, прибитый к стене. В старину его надевали на жуликов. — Скоро мы к деду придем? — интересуется Валерка.— Давно не видал я почтенного старца. Отца называет «Андреем», а деда — «почтенным старцем». Мне бы и в голову не пришло назвать папу Иваном. Мы поднимаемся по Короткой ноге. Узкая каменная лестница зажата между домами. Навстречу спускаются три трубочиста в черных куртках с желтыми медными пуговицами. За поясом у каждого щетка, за спиной — стальная метелка. У плеча — шар на цепке. Ну, прелесть! Они как из андерсеновской сказки. Отец говорит, что они сохранились лишь в Таллине.
Я говорю по-эстонски им: «Здравствуйте». Они вежливо приподнимают цилиндры. — Это кто, клоуны? — спрашивает Валерий, оглядываясь. — Трубочисты. Смелые. Лазают по крутым крышам. — Эка невидаль! Верхолазы куда выше лазают. Ты видел в кино «Высоту»? А ну тебя! Притворяешься: мол, ничем не удивишь, я все повидал. А сам наверняка удивился. Пойдем же дальше, Валерка, который всё повидал... Я толкаю тяжелую дверь, окованную железом, и мы выходим на Длинную ногу. Вот мы и на . Перед нами дворец, где заседает правительство. А вот и улочка Кохту. Дед живет в доме, похожем на крепость. Улочка узенькая; напротив такой же, как дедов, трехсотлетний дом. И я всегда воображаю, что вдруг распахнется окно и окликнет меня мушкетер в шляпе с перьями или граф Монте-Кристо. Валерка споткнулся и чуть не разбил свой транзистор. Он злится: — Ох уж эта мне старина! Давно пора срыть ее начисто. Дед живет на втором этаже. Дом его модернизованный. Снаружи кажется, что войдешь в каземат. А поднимешься — квартира у деда такая же, как наша. Встроена в средние века. Техника!
БАБА НИКА И СТАРЕЙШИЙ МОРЯК СЕДОЙ БАЛТИКИ
Баба Ника кричит: — Максим, иди, внуки пришли! И принимается нас целовать. Валерий бурчит, отбиваясь: — Пусти, я не маленький! Баба Ника похожа на старый гриб, но на крепкий гриб — он не скоро рассыплется. Она седая, в очках, но дед мне рассказывал, что была бабка, когда они поженились, красивой (трудно поверить). В те времена дед был молодым моряком — командиром. В ледяную воду (зимой) упал краснофлотец. Дед спас его, но сам простудился. Пенициллина еще не было в те времена. Деда выходила госпитальная сестра Вероника. И узнал дед, когда стал поправляться, что она тоже просилась у комсомола в морячки и ужасно обиделась, когда ей отказали: девушкам, мол, на кораблях служить не положено. «Где же у нас равноправие?» И Вероника пошла сестрой в госпиталь. Дед и бабка вырастили двух сыновей: отца моего и дядю Андрея. Андрей пошел в моряки, а Иван стал хирургом (хирурги не раз спасали жизнь деду). Когда я родился, меня назвали в честь деда Максимом. — А-а, Максим Иванович младший,— приветствует дед, седой и уютный, в стареньком кителе.— Смотри-ка, Ника, Валерий его перерос. На кого Валерий похож, как ты думаешь? — На мать,— утверждает баба Ника. Ей виднее. Я свою тетку никогда не видал. — Садитесь, внучата... Ника, неси морякам угощение. — Я в моряки не пойду! — брякает Валерка, — А кем же ты будешь? — удивляется дед. — Мотоциклистом... Дед ахает: — Да разве это профессия? — Очень даже отличная. — Да ты что, спятил, брат? Вырастешь — покупай себе мотоцикл и гоняй на здоровье в свободное время. Эх ты, мотоциклист, еловая твоя голова! Дед огорчен. Он оглядывает стены — они увешаны фотографиями закадычных дружков-моряков. На фотографиях все молодые, но многих уже нет в живых.
Моряком дед стал вскоре после Октябрьской революции. Его призвал на флот . Никак в голову не укладывается, что дед был комсомольцем. От него несет крепким трубочным табаком. Препротивнейший запах! Зато любой сразу скажет: «Перед тобой — «морской волк». Он рассказывает, как комсомольцы пришли в Кронштадт на корабельное кладбище, принялись приводить в порядок старые корабли. Ходили на шлюпках. На «Авроре» пошли в свой первый поход за границу. Подумать только! Вокруг Скандинавии!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
