Для тех, кто еще не знаком с творчеством Анатолия Калинина, автор рекомендует читать в следующей последовательности: "Когда мы были молодыми...", "Лейтенант пришел...", "Экспедиция особого назначения", "Моя первая втономка", "РДП", "Эх, яблочки!", "Романс", "Подводник из авиаторов", "Сила оружия", "Анатолий", "В городе "нашенском".
Мы одногодки. Мы тезки. В один и тот же год мы стали курсантами подводных училищ, с той разницей, что он в Ленинграде, а я в Риге. Мы служили в одних и тех же местах, хоть и в разное время, на однотипных лодках. И служебные «карьеры» были одинаковы, восходили подобными темпами. У нас много схожего. Система умело лепила нужный материал. А встретились мы на закате службы в равных должностях - командирами подводных лодок, в равных воинских званиях - капитанами второго ранга.
Помню первое впечатление, Анатолий шокировал своим внешним видом: непременными его атрибутами были дымящаяся сигарета - других он не признавал, - расстегнутые верхние пуговицы кителя и выглядывающая из-под него клетчатая, неопределенных цветов рубашка. Шинель носил тоже нараспашку. Когда ему кто указывал на внешнюю неопрятность, он парировал: «Я интеллигент только во втором колене...». В других же случаях, когда ему хотелось подкрепить свою значимость, эта фраза звучала уже иначе, с достоинством: «Я же интеллигент во втором колене!» Родители его жили в Минске, отец был видный научный работник, если память не изменяет, в сфере общественных наук сельхозакадемии. Многие родственники занимали в Белоруссии высокое служебное положение. Анатолию было кем гордиться. При всей своей внешней неопрятности, командиром он был строгим. На его подводной лодке организация службы была на должном уровне, никакой расхлябанности. Подчиненные его обожали за справедливость, решительность и многие другие положительные качества, и к некоторым причудам своего командира относились философски, по поговорке: «Что дозволено Юпитеру, то не дано быку...».
туда и
В компании Анатолий не был центром внимания. Говорил он немного, с характерным словом-паразитом «то-сё» в каждой фразе, но мысли собеседников улавливал с полуслова, реагировал молниеносно, точно, остроумно, иногда язвительно. К его репликам прислушивались все, а афоризмы цитировались по всему соединению. Да, в уме ему было не отказать. Рассказы Анатолия тоже отличались индивидуальностью. Зачастую начинались они традиционно: «Когда я был молодым и зеленым, как гусиное г...», - далее шло повествование. Своих достоинств Анатолий не выпячивал. «Ты знаешь, - вспоминал, - до сих пор не понимаю, как я закончил училище. У меня же никогда никаких конспектов не было. Спасибо Василию (наш коллега Василий Николаевич Рекст, однокашник Анатолия), это он дал мне образование. Если бы не его конспекты - училище мне бы не закончить...». «Ты посмотри, - откровенничал Анатолий, - у меня же размер головы 54 сантиметра в обхвате, мне стыдно об этом говорить. Да этого никто и не знает, это я доверительно сообщаю только тебе, не проболтайся. У меня даже в «арматурной карточке» записан размер 57. Когда мне выдают новый головной убор, я сразу же закрашиваю маркировку». А достоинств у Анатолия было предостаточно. Бесконечные учебные походы, боевые службы, торпедные стрельбы, минные постановки, обеспечение постоянной боевой готовности подводной лодки, повседневные бытовые заботы о подчиненных и многое другое - все ложилось на его плечи и все выполнялось с честью и достоинством. Грудь его украшали десятка полтора наградных колодочек, в том числе и ордена «Красного Знамени». В мирное время такую награду, согласитесь, заслужить было нелегко. Уволились мы с ним со службы в запас тоже в один год, он несколькими месяцами после меня. На «гражданке» Анатолий избрал себе нелегкую стезю: пошел плавать на океанских судах третьим помощником капитана, штурманом. Он начал снова то, чем занимался четверть века назад. Другие наши коллеги после увольнения в запас шли на должности первых помощников (помполитов), вторых помощников, старпомов, становились со временем капитанами судов. Анатолий не такой, ему больше нравилось штурманское дело и он снова, как в молодые годы, ходил по навигационным камерам, носил на судно рулоны штурманских карт, кипы навигационных пособий, корректировал их по «Извещениям мореплавателя», в море «ловил» звезды секстаном на удивление молодых коллег - современников века спутниковой навигации, сдавал как школяр ежегодные зачеты по специальности и английскому языку.
С инфарктом миокарда мы попали в госпиталь тоже в один год, Анатолий слег несколькими месяцами раньше меня. Из госпиталя его выписали досрочно… «по недисциплинированности». Выходить из палаты на перекуры было затруднительно, а потребности возникали и днем, и ночью. С согласия обитателей палаты Анатолий стал курить, не выходя, у открытой форточки окна. После нескольких замечаний и предупреждений врачей и администрации госпиталя, последовал приказ о выписке. Даже такая жесткая мера не отбила пагубного пристрастия к «Приме», не хватало силы воли расстаться с ней, о чем он позже очень сожалел. Первое, чем он напутствовал, навестив меня в реанимационном отделении, куда не пускали посетителей: «Ты врачей слушай, выполняй все, что они скажут». Мне не грозила его участь - я был некурящим. А помнится, еще на службе, он как-то попросил закурить, кончилась его «Прима». - Да я же не курю! - Ну и что? Можно же сигареты и просто носить… А хочешь, я научу тебя курить? - предложил Анатолий. - Нет уж, спасибо, - отвечаю, - не для того я бросил курение более двадцати лет назад, чтобы снова закурить. Вред курения я прочувствовал, как говорят, на своей шкуре.
- М-да… Ты, наверное, и не пьешь? - не унимался Толя. - В широком смысле - нет, - отвечаю. - Ну, праздники, события - позволяю по случаю, умеренно. - А хочешь, я научу тебя пить по-настоящему? Неси бутылку! - Секундная пауза, оценка моей реакции и продолжение: - Сначала, конечно, тебе не понравится, но это не страшно. Вторая бутылка пойдет легче. Жена поначалу будет ругаться, они все такие, потом привыкнет. Зато, когда ты научишься пить по-настоящему, тебя не надо будет уговаривать.
В другое посещение госпиталя, - я уже находился в общей палате, - в порядке моральной поддержки, Анатолий повел такую речь: - Ты давай расхаживайся, не залеживайся. Инфаркт, говорят, со временем рассасывается, живут после него люди, как ни в чем не бывало. Слушай, ты Валеру - здоровяка помнишь? Минером у нас был. Тоже инфаркт перенес. А недавно в вытрезвитель попал! Я удивился, возмутился: как же, мол, так можно - после инфаркта пить спиртное, да еще в таких количествах, которые приводят в вытрезвитель? - Он после демобилизации устроился работать дальнобойщиком, у него были «права» шофера-профессионала. Где-то под Ростовом-на-Дону его и прихватило. Отлежался он там в госпитале, жена разыскала, привезла в Ригу, домой. Позже, в разговоре, кто-то из «знатоков» высказал мысль, что если бы в предкризисный период Валера «принял на грудь», то ничего бы и не случилось. Вот он и принял немного для «профилактики», а его в каком-то общественном месте унюхали и... - в вытрезвитель. Валера объяснил, что он постинфарктник, что с принятием спиртного вовнутрь сосуды расширяются... Его перебили: «А потом они ведь снова сужаются!». «А я до этого не довожу», - парировал Валера.
После своего инфаркта Анатолий окончательно распрощался с морем. Но болезнь не остановила его перед очередными трудностями. Устроился он на кожевенный завод, освоил технологию выделки кож, со временем стал мастером, начальником цеха. Работа с кожами грязная, с дурным запахом, контингент работников - пьяницы, прогульщики, алиментщики, - все, которых ранее изгнали отовсюду. Анатолий же не гнушался, наводил порядок, укреплял трудовую дисциплину, развивал производство.
После увольнения в запас, тесное общение нас, бывших командиров подводных лодок, не прерывалось многие годы. Отдельные обзавелись небольшими дачками-огородами, все военные праздники, дни рождения, по другим событиям и поводам всегда собирались вместе у кого-нибудь на дачке. Научились выращивать зелень, к 9 мая – Дню Победы – у нас уже вызревала на закуску своя молодая редисочка. Нам было о чём поговорить, многое вспомнить. Анатолий всегда находил свою нишу в любой теме разговора. Заходит, допустим, какой-нибудь разговор, связанный с событиями в Партии. - Ох, для меня всегда была проблема хранения партбилета. Вечно жена ругалась, когда приходилось искать его перед уплатой членских взносов, - вспоминает один. - А у меня он хранился в корабельном сейфе, - говорит второй. - А куда шли наши взносы? - интересуется ещё кто-то. - Вот если бы партия была, как сберкасса: платишь, платишь взносы, а потом вышел из партии и получай всё накопленное. - Мысль интересная... - Замучили политработники собраниями, движениями, починами, кампаниями… Анатолия тут же осеняет улыбка: - А помните Кабанова? Конечно, все помнят Кабанова, тоже улыбаются. - Помните, когда Партия призвала развивать критику и самокритику? Кабанов на собрании в выступлении так разошелся, порицая свои служебные упущения, так бичевал личные недостатки, а в заключение выпалил: «Такие как я, товарищи, нам не нужны!».
Партийно-политические темы плавно перетекали на служебные: - А помнишь?.. - А помните?.. Одно воспоминание вызывало к памяти другое, далее все нанизывалось как в цепочке. А какие посиделки могли обойтись без воспоминаний о женщинах? Навеянное вдруг прорывалось песней: «Как много девушек хороших, Как много ласковых имен...». Мы уже подошли к черте, когда эта тема рассматривалась только с эстетических позиций. Ушли в далекое прошлое напевы типа: «Как рано я завел семью... Печальная история!». У нас уже все сложилось, определилось, устоялось. Нас еще было много. И нам было хорошо.
Анатолий на все случаи жизни имел свои виды. Вот его «научные» суждения о генетике, возможно, порождённые неким отношением родных к сельхозучреждению: - Гены - удивительная вещь. Они малюсенькие-малюсенькие, располагаются в хромосомах, что в ядрах клеток организмов, а обладают даже памятью. Вам этого все равно не понять. Я лучше объясню на примере из жизни. В Белоруссии, в одном колхозе-миллионере, решили вывести новую породу животного семейства лошадиных. Она должна была стать такой же сильной и выносливой, как лучшие представители колхозного стада, но в то же время и красивой, как зебры. Купили зебру-самца (то ли в Аскании-Нова, то ли аж в Африке), отобрали самую лучшую колхозную кобылицу и начали эксперимент. Года три мучились - никакого результата. Плюнули. Отправили зебру на мясокомбинат за непригодностью в сельском хозяйстве и вскоре забыли. Прошло еще года три-четыре, и вдруг приносит Во, какие гены живучие и памятливые!
А вот его мнение о «героях». Как-то зашла речь о войне, военных подвигах и я сказал, что, мол, белорусские партизаны в Великую Отечественную войну достойно воевали, немцы вспоминали партизан с содроганием. - Ага, - подтвердил Анатолий, - отдельные так «развоевались», что и многие наши долго после войны содрогались. Последних «партизан» в 1947 - 1949 гг. выжигали «катюшами» из лесов. Для меня это было ново.
Не помню, по какому случаю в стране выпустили памятный металлический рубль, посвященный Т.Г. Шевченко. Я поделился новостью с Анатолием. - Знаю, - ответил он. - А ты знаешь, где самый большой в мире ему памятник? Я призадумался, перебирая в голове, где бы это могло быть. - Наверное, где завещал «Кобзарь», там, где «Реве та стогне...». В Каневе? - Э, нет! В Буэнос-Айресе, в Аргентине! Там большая украинская диаспора, сбросились и поставили. - Помнится, наш банановоз стоял в Одессе у причала, - чуть позже продолжил Анатолий, - шла выгрузка. Причалы забиты, на рейде, как на ладони, на якорях болтаются два корабля науки, на палубах которых сияют на солнце белоснежные громадные шары – антенны космических радаров, зачехлённые сферическими кожухами. В разговоре со стивидором тоже зашла речь о Шевченко, и я задал ему тот же вопрос, что и тебе. Тот ничуть не удивился. Знаешь, что он ответил? «Ну и что? А у нас, в Одессе, будет самый большой памятник Генсеку. Вон, видишь на «Академиках»? – указал на корабли науки. – Это привезли яйца для скульптуры
Когда работать на кожевенном заводе по состоянию здоровья Анатолию стало совсем невмоготу, он перешел в ВОХР стрелком. Вскоре 500 метров расстояния от места работы до своей квартиры стали трудными, он делал 2 - 3 остановки на переходе для отдыха, пользовался рейсовым автобусом или случайным транспортом. Наконец, был вынужден оставить работу навсегда.
Читатель, наверное, обратил внимание, что, повествуя об Анатолии, я все время употребляю слово «был». Да, Анатолий БЫЛ! 8 марта 1994 года он поздравил по телефону уважаемых им женщин, жен его коллег - бывших командиров подводных лодок. Здоровье не позволило ему поздравить их с праздником при личной встрече. 9 марта его не стало... Анатолию совсем еще недавно перевалило за 60. Перед моим взором часто возникает картинка времени, когда мы еще служили. Каждое утро перед службой, созерцая свой двор, в котором располагался детский сад, я видел Анатолия в распахнутой шинели с дымящейся «Примой» во рту. Он приводил в детский сад свою младшую дочь, Нюрку, пересаживал ее через невысокий забор и провожал любящим взором до тех пор, пока она не скрывалась в подъезде садика, или не попадала в руки воспитательницы. Стоял еще какое-то время, пыхтя неразлучной «Примой», и неторопливо направлялся в часть.
Помнится еще, как в запале очередной дискуссии, я за что-то укорил Анатолия, сказал, что удивлен его позицией, совершенно ему несвойственной. - Да? А ты меня знаешь? - возмутился Анатолий. - Знаю! - уверенно подтвердил я. Секундная пауза. - Так вот запомни: ты меня знаешь с лучшей стороны! - парировал Анатолий. Может, он был и прав, не мне судить.
Я рассказал о безвременно ушедшем товарище - Анатолии Неофитовиче Рагозине, выпускнике ВВМУ ПП им. Ленинского Комсомола 1955 года. Описал его таким, каким знал его сам, каким остался он в моей памяти.
19.09.2001, СПб.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Сегодня мы продолжим публикацию воспоминаний Марка Дмитриевича Агронского. Выносим на Ваш суд главу о непродолжительном пребывании автора в Первом Балтийском ВВМУ. Ранее Марк Дмитриевич только упомянул: "Первый год в 1-м Балтийском ВВМУ оказался для меня и последним в этом училище. Я оказался в компании тех, кто по результатам медкомиссии был признан негодным для службы на атомных ПЛ. Встал вопрос о выборе нового учебного заведения. Увольняться никому из отбракованных не предложили, т.к. они были годны для службы на надводных кораблях или на берегу." Хронологически она следует за и предшествует
Глава 1.3. Приют принца Ольденбургского.
Чудильник.
Истекали последние летние дни 1952 года. Закончились летние каникулы и бывшие нахимовцы собрались в стенах нового учебного заведения. Вновь ожили широкие коридоры старинного здания на Лермонтовском проспекте вблизи Балтийского вокзала. Незнакомый майор даёт команду на построение курсантов первого курса по ранжиру, затем расчёт на первый – двадцать пятый. Всего несколько секунд и сформировано четыре взвода по 25 человек в каждом. Взводы разбили на отделения, правофланговый отделения назначен командиром отделения. Всё гениальное – просто. В данной ситуации никто не задумывался о возможности сохранения ранее сложившихся в нахимовских училищах коллективов, не говоря уже о совместимости характеров внутри новых структур. Всех перемешали: знакомых и незнакомых, но зато по ранжиру, и – марш по своим классам. Я со своим «гигантским» ростом в 165 см. оказался в четвёртом (последнем) взводе. Взвод в учебном отношении одновременно являлся и классом со своим двузначным номером. Мой класс получил номер 14 (первый курс, четвёртый взвод – класс). Это был чисто солдафонский подход к формированию структуры роты. Командиром роты, который проводил первые организационные мероприятия, был среднего возраста офицер в морской форме в звании майора по фамилии Моргунов А.П., по прозвищу, полученному от предшественников, – колун. Его подчинёнными стали выпускники нахимовских училищ Ленинграда и Риги. Младшие командиры – помкомвзводы и старшина роты – из курсантов старшего (четвёртого) курса. Старшиной роты был назначен выглядевший старше своих лет долговязый Борис Николаев. Такая система внутреннего формирования первокурсников как бы отвергала всё хорошее, что культивировалось ранее в нахимовских училищах, в том числе и принцип назначения младших командиров по уму, а не по ранжиру. Наши потешные звания с приставкой «вице» были проигнорированы и напрочь забыты. Как первокурсники, мы были снова самые младшие в училище и, следовательно, несли большую, чем остальные курсанты, нагрузку – учебную, строевую и хозяйственную. Несли все наряды дежурной, вахтенной и караульной службы, в том числе и в патрулях, мыли и натирали мастикой паркетные полы обширных залов и коридоров учебного и жилого корпусов. Как-то успевали ещё и учиться.
Впоследствии первый год обучения в стенах 1-го Балтийского высшего военно-морского училища вспоминал, как кошмарный сон. Объективные трудности учёбы на первом курсе и особенно службы усугублялись благодаря усердию одиозной фигуры – начальника факультета по фамилии Беккаревич Герман Антонович. От предшественников были наслышаны, что стон стоял на старшем курсе, который он выпустил в этом 1952 году. Теперь этот заикающийся цербер в мешковатом мундире капитана 1 ранга стал наставником нового набора курсантов первого курса, сведённых в три роты по 100 человек в каждой. Несколько примеров наставничества начальника факультета. Одной из отдушин курсанта, особенно в таком крупном городе как Ленинград, где множество театров, музеев и клубов, является увольнение. Распорядком дня увольнение в город предусмотрено по субботам и воскресениям. И тут начфак не упускал свой шанс, чтобы показать свою власть. Он проводил процедуру увольнения только лично. Для этого давал команду построить в две шеренги весь курс на улице или в коридоре (а это почти 300 человек), разводил шеренги на несколько шагов друг от друга, и лично осматривал каждого курсанта.. Закончив осмотр первого курсанта, делал приставной шаг в сторону и останавливался напротив следующей жертвы. Окидывая её цепким взглядом сверху вниз и, если не находил недостатков, так же передвигался к следующему курсанту. Если же находил хотя бы малейшее нарушение в форме одежды или причёске, удалял несчастного курсанта из строя и лишал увольнения. Такой осмотр занимал нередко 1,5 – 2 часа, т.е. отнимал почти половину того времени, которое отводилось на отдых в субботу. Самое удивительное, что курсанты безропотно выдерживали эти издевательства, и покорно слушали его картавые напутствия по правилам поведения в городе, типа: «Товарищи курсанты, не сталкивайтесь с троллейбусами!». Особенно трудно приходилось дежурной службе, которая находилась под его пристальной опёкой. К своему несчастью, весь первый семестр я нёс службу дежурным по роте (а не дневальным) как младший командир. Хотя фактически был заместителем секретаря комсомольской организации своего класса. Дежурный отвечал за порядок в ротном помещении и, в отличие от дневального, по инструкции не имел права спать ночью. На отдых ему отводилось утреннее время с 9 до 12 часов. Должен сказать, что это была истинная пытка. Молодой организм требовал сна именно ночью после напряжённого учебного дня. Причём в ночные часы дежурному по роте делать абсолютно нечего. Все вокруг безмятежно дрыхнут, и для общего наблюдения за спальным помещением вполне достаточно одного дневального, который бодрствует свои два часа, затем будит подсменного, сдаёт ему вахту и ложится спать. А дежурный по роте должен всю ночь маяться без сна. Зачем? – не известно, должен – и всё! Я пробовал читать – засыпаю, пробовал ходить взад вперёд по помещению – засыпаю на ходу, причём просыпаюсь, когда, потеряв равновесие, оказываюсь на полу. Приходилось неоднократно обливать лицо холодной водой, выходить на улицу, делать физические упражнения и другие процедуры, способные перебить сон. Ночью проверяющие дежурную службу ходили не часто, но если заснёшь, по закону подлости в этот момент появится дежурный по факультету и будут неприятности. Утро – явно не удачное время для отдыха дежурному по роте. Начинают приходить на службу разного уровня начальники, которых дежурный обязан встретить командой «Смирно» и соответствующим рапортом. Все служивые знают: дежурная служба может лезь из кожи для выполнения своих обязанностей по инструкции, но если не встретит по уставу прибывающего начальника, будет снята и наказана. Я редко мог уснуть в эти утренние часы под аккомпанемент команд и шума, происходящих вокруг утренних манипуляций (приборки, выравнивание коек и т.п.), но лежал, не раздеваясь, поверх одеяла, натянув на голову шинель, имитируя положенный по инструкции отдых. После встречи Нового 1953 года, слава Богу, сдал почётные секретарские обязанности кому-то, видимо, более достойному, и освободился от каторжных дежурств. Стал рядовым дневальным, в карауле не был разводящим, а просто часовым. Это значительно проще: отстоял свою вахту и - на боковую.
Вспоминается и ещё одна процедура, которую практиковал Беккаревич. По уставу, дежурные по роте должны идти на доклад (один о смене, другой – о вступлении на дежурство) к командиру роты. Такой доклад принимал лично начальник факультета, причём по строгому ритуалу: в кабинет нужно войти не только строевым шагом, но и обязательно под углом 90 градусов подойти к рабочему столу, за которым он восседал. Доклад должен быть, разумеется, без единой запинки, чётким и громким голосом. Мне «посчастливилось», кажется, только однажды пройти эту унизительную процедуру без замечания, повторив её дважды. В последующей службе мне не приходилось сталкиваться с таким откровенным издевательством и самодурством. Сам носитель зла выглядел мешком с дерьмом: толстая опухшая рожа на грузной фигуре вызывала неприязнь и отвращение. Удивительно, но не припоминаю каких-либо действий протеста против этого беззакония. Начальник училища контр-адмирал Никитин Б.В., по натуре, видимо, либерал, смотрел на эти причуды сквозь пальцы – надо же иметь хоть одно пугало на всё училище, пусть хоть кого-то боятся курсанты. Не по этой ли причине училище имело неофициальное название – чудильник? Примечание. Контр-адмирал Никитин Б.В. окончил ВВМУ им. М.В.Фрунзе в 1928 г., служил на торпедных катерах на БФ и ЧФ. Командовал бригадой ТКА на БФ, стал авторитетным специалистом в создании новых проектов ТКА, тактики их боевого использования. В начале Великой Отечественной войны возглавил строительство новых проектов ТКА и речных бронекатеров на Приволжских и Уральских заводах, разрабатывал тактику их применения. В 1942 году участвует в приемке ТКА, БО ТЩ на судостроительных заводах США, поставляемых в СССР по «ленд-лизу». В 1943 году назначается командиром бригады принятых в США кораблей, формирует и обучает экипажи, отправляет корабли на транспортах и своим ходом в СССР (более 350 единиц). После окончания войны назначен начальником Черноморского ВВМУ в Севастополе. В августе 1947 г. назначен начальником Ленинградского военно-морского подготовительного училища, затем в 1948 г. – начальником 1-го Балтийского ВВМУ.
Курсантская жизнь между тем текла своим чередом: Подъём, зарядка, завтрак, лекционные или практические занятия, обед, самоподготовка, отход ко сну – вот главные составляющие ежедневных будней. Обживали просторные помещения недавно построенной новой казармы, спали по-прежнему на двухъярусных железных койках, расположенных рядами вдоль оконных проёмов. Учебные классы располагались в комнатах бывшего детского приюта Примечание. Главное здание было четырёхэтажным, построено в середине Х1Х века архитектором по заказу принца П.Г.Ольденбургского для детского приюта. В 1896 г. был надстроен пятый этаж здания по проекту архитектора (Исторический очерк «Военно-морские подготовительные училища». Авторы Ю.М.Клубков, В.М. Басок и др.). Двери классов выходили в длинные с паркетными полами коридоры, больше похожие на залы. Пота и крови курсантов стоило содержание этих огромных помещений в чистоте и блеске. Елозя ногой со щёткой по намазанному водной мастикой паркету, курсанты, думаю, последними словами проклинали свою судьбу и загадочного принца. Рациональные интерьеры помещений и блеск сохранившегося паркета, как немые свидетели «проклятого прошлого» мало что говорили о наших предшественниках, обитавших в этих апартаментах. Известно было только то, что переулок, ранее соединявший Лермонтовский проспект с Дровяной улицей имел название Приютской улицы. В 1950 году часть этой улицы переименовали в Морской переулок. Только в последние годы, когда начали интересоваться историей не только с 1917 года, выяснилось, что упомянутый принц был великим тружеником (Вечерний Петербург, 24.10.1991 г.), оставившим значительный след в истории Петербурга. На его деньги и по его проектам создавались учебные заведения и приюты, больницы и благотворительные общества. Он был попечителем нескольких учреждений: например, первой в России женской Мариинской гимназии, Александровского (Царскосельского) лицея, детского приюта его имени, приютившего ныне курсантов 1-го Балтийского ВВМУ. После революции апартаменты приюта не пустовали, здесь размещалась спецлечебница, в годы войны – госпиталь, после прорыва блокады – 1-я и 12-я школы и Дом пионеров Ленинского района. 30 апреля 1944 года здесь было сформировано Подготовительное военно-морское училище с трёхлетним сроком обучения. Первыми курсантами – «подготами» стали воспитанники бывших специальных военно-морских школ Наркомпроса. (К.Голованов. Матросы Наркомпроса. М. Молодая гвардия. 1978). Курсанты носили красные якоря на погонах и курсовки того же цвета на рукавах форменок и бушлатов. Подготовительным училищем руководил опытнейший моряк, боевой флотский офицер капитан 1 ранга 8 апреля 1948 года на базе подготовительного училища началось формирование 1-го Балтийского ВВМУ, готовившего (до 1951 г.) морских офицеров общего профиля (вахтенных офицеров). 5 октября 1952 года училище произвело первый выпуск офицеров с высшим образованием. Тогда же стало известно, что училище будет переориентировано для подготовки офицеров – подводников. Продолжая рассказ о начале обучения на первом курсе, следует заметить, что информация об изменении профиля училища до курсантов набора 1952 года не доводилась. Занятия продолжались по типовой программе прежних лет. Известно также, что первый курс любого вуза – самый трудный. Необходимо не только приспособиться к лекционному методу обучения, но и освоить сложные общетехнические дисциплины (высшие математика и физика, теоретическая механика и др.), требующие абстрактного мышления. Именно на первом курсе отчисляют, как правило, больше всего по неуспеваемости. Первый курс – это первое сито, сквозь которое удаётся проскочить не всем.
читалась в общем потоке всему первому курсу. Преподаватель мелом исписывал формулами без остановки одну классную доску за другой. Иногда что-то монотонно комментировал, казалось, что эта наука понятна только самому лектору. Уже через несколько недель стало ясно, что материала так много, что разбираться с ним после каждой лекции нет никакой возможности. Задача – минимум заключалась в том, чтобы успеть записать всё за лектором. Так я и поступал. Только в период экзаменационной сессии возвращался к своим конспектам и с помощью учебников окончательно разбирался в этой, на первый взгляд, китайской грамоте. Оказалось, что не так всё сложно, и понять, и кое-что запомнить при желании можно. Кроме высшей математики запомнились в этот период добротные лекции по навигации, которые хорошо поставленным голосом артистически читал бывший торговый моряк капитан 2 ранга Лебедев. Благодаря интенсивному напряжению своих умственных способностей во время сессии экзамены сдавал, кажется, без «троек». Хотя однажды получил «тройку» за нетвёрдое знание материальной части какой-то артиллерийской установки. Схема – подсказка этой пушки на экзамене висела, но в сотнях её деталей я, видимо, запутался. После Нового года схлопотал дисциплинарное взыскание, которых за всю службу было немного. Дело было так: шёл по Невскому проспекту и в темноте в районе многолюдного Елисеевского магазина не заметил военного патруля. Получил замечание за неотдание чести. На увольнительной записке старший патруля написал явиться в комендатуру. Надо было никуда не ходить, а увольнительную «потерять». По неопытности, не без колебаний, пришел в комендатуру на Садовой, где на моей увольнительной поставили штамп о задержании, и зафиксировали мою фамилию в книге нарушителей дисциплины. В результате своей дурости получил по заслугам – 30 суток без берега и, соответственно, месяц просидел в училище.
1.3.2. На крейсере «Железняков».
В начале марта 1953 года заступил на очередное, правда, не обременительное дежурство – рассыльным дежурного по училищу. Дежурство заключалось в постоянном нахождении рядом с комнатой дежурного по училищу и готовности куда-то сбегать (кого-то найти или передать приказание) по команде дежурного или его помощника. На ночь рассыльный уходил в ротное помещение спать, а утром после подъёма снова приходил на свой пост. Тут можно было читать книгу или штудировать учебные материалы. Днём во время учебного процесса основная функция дежурного по училищу заключалась в подаче звонков на занятия. Впоследствии эту функцию выполнял часовой механизм автоматически. Организация службы в училище была отлажена и, чаще всего, дежурство проходило без происшествий. На этот раз всё было не так. В десятом часу вечера в комнату дежурного позвонил начальник политотдела и дал команду вызвать из дома коменданта и приготовить траурные флаги. Умер И.В.Сталин (5 марта). Уже несколько дней страна с неподдельной тревогой слушала по радио и читала в газетах бюллетени о болезни вождя. Официальное сообщение о смерти Сталина передали по радио только утром (кажется, в пять часов) 6 марта. Говорили, что наши начальники узнали об этом событии накануне вечером из передачи зарубежных радиостанций. Страна стала похожа на растревоженный улей. Начались траурные митинги и собрания. Слёзы лились рекой, скорбь была неподдельной. Некоторые горожане пытались прорваться в Москву, чтобы пройти возле гроба кумира. Но на дорогах в столицу стояли кордоны милиции, так что большинству пришлось повернуть назад. Это было благоразумно, т.к. спасло пилигримов от очередной Ходынки. Очевидцы утверждали, что похороны всё равно не обошлись без жертв. Официальные данные об этом опубликованы не были и мне не известны. Некоторое представление о днях похорон Сталина даёт роман Анатолия Приставкина «Рязанка». Позже более подробно об атмосфере тех дней узнал из книги «Глазами человека моего поколения».
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Задание было несложным, поход обещал быть «прогулочным», если не вмешается, как часто бывает, элемент неожиданности. А неожиданности - они же приходят, когда их совсем не ждёшь. Задание сводилось к обеспечению надводных кораблей военной структуры, с которой нам не доводилось взаимодействовать. Здорово я «заморочил» вас? Ладно, отбросим канитель. Назовём всё своими именами: задание состояло в обеспечении противолодочной подготовки пограничных кораблей. База пограничников дислоцировалась на острове. Очень большом острове, почти континенте, если быть ещё более точным, его даже видно от нас в хорошую погоду. И ходу до базы не так уж много, суток полтора. Недалеко это, сразу слева за углом.
Мне, как командиру, совсем хорошо: в поход со мной идёт в качестве стажера товарищ и коллега, командир подводной лодки, стоящей в консервации, - Толя Боровик. Мы и в «рангах» равны, и по стажу службы на лодках мало отличаемся, и опыта у него предостаточно, наплавался. Вот чтобы не обрастали там, в консервации, «паутиной», им, «консерваторам», и устраивают морские прогулки. Толя идёт со мной дублёром, вторым командиром. На Толю можно положиться. Он и на мостике подменит, и в центральном посту поможет. Переход - в надводном положении, нам скрываться нечего, мы в своих водах. Погода ещё тёплая, вполне благоприятная, море спокойное. Стоим мы оба на мостике, обсуждаем дела разные и предстоящую работу тоже. О задании у нас только общее впечатление: мы знаем только полигон, в котором будем обеспечивать, время пребывания в полигоне, сроки начала и окончания взаимодействия. Конкретное же задание на обеспечение должны получить непосредственно от командования пограничников. Каких-либо особенностей, сложностей, чего-то необычного мы не предполагаем. На счету и у меня, и у Анатолия столько обеспечений противолодочников, - и корабельных, и авиационных, и смешанных, - не счесть... Удивляет только: а зачем это нужно пограничникам? Им что, заняться больше нечем? Понятно, бороться со шпионами, диверсантами, браконьерами - дело святое. Граница должна быть на замке. Но чтобы ещё и с подводными лодками - нарушителями наших границ? Такого слышать не приходилось. Ладно, придём - разберёмся.
А подспудно лезет и такая мысль: как вот на консервации Анатолию и его собратьям по оружию командование не даёт мхом обрастать, так, наверное, и пограничникам находят разные развлекалочки. Служба, она-то не должна казаться раем. У нас это даже в Уставы заложено. Вдумайтесь: «Воин должен мужественно переносить все тяготы и лишения воинской службы»,- понимаете? Если, допустим, служба идёт тихо-гладко. То что? Правильно. Нет условий для выполнения этой статьи Устава. Значит, Устав нарушается. Получается, пограничникам тоже создают соответствующие условия с «тяготами и лишениями», чтобы обеспечить пунктуальное исполнение Уставов. Всё это шутки, конечно. Встретили нас радушно. Нам отвели даже самую лакомую якорную стоянку в относительном затишье, с приемлемой глубиной места и хорошим грунтом для удержания якоря. Места для швартовки к пирсу, к сожалению, не оказалось. Мелковато для нас. Пограничники вежливо извинились за отсутствие полного комфорта и решили компенсировать неудобство тем, что предоставили к нашим услугам катер для сообщения с берегом в любое время суток, когда лодка находилась в гавани. Мы оценили со временем эту любезность.
Забегая вперёд, должен сказать: задание было сложным, нужным, полезным и интересным. Нам доводилось рано начинать трудовой день. К 08.00, ежесуточно по будням, подводная лодка уже занимала отведенный полигон, целый день мы напряжённо работали по плану пограничников, поздно возвращались на якорную стоянку для «отдыха» и подготовки к новому выходу. Всю ночь гремели наши дизеля, шла зарядка аккумуляторной батареи, гудели мощные вентиляторы, очищая аккумуляторные ямы и отсеки от взрывоопасной воздушно-водородной смеси, тарахтели компрессоры, пополняя запасы воздуха высокого давления, а с рассветом, «отдохнув», мы снова шли в море обеспечивать боевую подготовку пограничникам. В те поры боевой подготовке уделялось большое внимание. Из морей мы не вылезали. Доставалось не только нам, подводникам. Вся страна была «ощетинена штыками» - в мире царила «холодная война». Мне кажется, что в ту пору не только на флоте, но и в остальных родах войск «дедовщиной», «годковщиной» и прочими извращениями ещё и не пахло. Все занимались своим делом. Да, дисциплина была строгой. А «измы», по-моему, рождаются бездельем, халатностью и безответственностью. Надо отдать должное пограничникам, высокая воинская дисциплина в их рядах, мне кажется, явление уже традиционное. Приятно удивило и их добродушие, бескорыстие, заботливость о коллегах по оружию. Они понимали трудности, напряженный ритм обеспечения, и в выходные дни, когда работа в море не планировалась, нам уделялось, прямо-таки, шефское внимание: нам предлагались свежие овощи, свежеиспечённый хлеб, новые кинофильмы к просмотру (мы имели на борту свою киноаппаратуру), для офицеров - посещение города.
По-прежнему актуально, не так ли?
Вспоминаю один забавный случай. Мы с Анатолием, после уточнения задания на очередное обеспечение, полученное в штабе соединения пограничников, слегка припоздав к ужину на лодку, решили воспользоваться услугами местного ресторана. Метрдотель предложил два свободных места у столика, за которым ужинали два молодых мужчины в цивильном платье. Им, судя по оживлённой беседе, было уже хорошо. Они и нас заметили не сразу. Мы же, в ожидании заказа, слегка скучали, темы для подходящей беседы не находилось, да и условия не позволяли расслабляться. В какой-то момент наши случайные визави обратили внимание на нас, приятно удивились. Видно было, им импонировало соседство с двумя морскими офицерами. По крайней мере, выражения их лиц не отразили неприязни. Вскоре последовало предложение познакомится, затем, и поделиться тем, что было у них на столе, пока мы ожидали заказ. Чтобы не обидеть гостеприимных соседей, пришлось уступить их настояниям. В завязавшемся разговоре выяснилось, что они рыбаки из местного рыболовецкого колхоза. Когда состояние рыбаков дошло до стадии, как им казалось, достаточной для полной откровенности, последовал интригующий вопрос одного из них: - А у вас, случаем, снарядика не найдётся? - ??? - недоумение на наших с Анатолием лицах. - Да мы к «снарядикам» никакого отношения не имеем..., - замялись. - Мы же подводники! - Ну и что! - чуть ли не дуэтом выпалили друзья. - Вы же военные моряки!
Резонно, ничего не скажешь... - Нам хотя бы один снарядик..., - не унимались рыбаки. Чувствовалось, что это не экспромт. Возможно, эта тема была для них важной. Возможно, это продолжение их разговора до нашего прихода. Все наши отговорки их не убеждали. Им было ясно одно: коль мы военные, значит нам это доступно, артиллерия и артбоеприпасы - наша родная стихия. Стало очевидным: для них такая специфическая деталь, как отсутствие артвооружения и, соответственно, «снарядиков» на подводных лодках, просто недоступно пониманию. Заинтригованные проблемой рыбаков, мы начали выпытывать: - Ребята, а зачем вам снарядики? После некоторого смущения, это странное желание нам прояснили. - Понимаете? Вот мы идём с тралом, а над нашими головами: гу-у-у-у! - американские патрульные самолёты. Прямо над палубой, чуть ли мачты не задевают. И это рядом с нашими территориальными водами. Надоели! - выдаёт секрет один. - Обнаглели! - уточняет проблему второй. - А вот был бы снарядик, хотя бы один, - разговор был бы другим... - Но к «снарядику» надо же и «пушечку», - подначиваем мы. - Да мы что-нибудь придумали бы! - говорит первый. И чувствовалось: этих парней «достали» и они могут что-нибудь со временем придумать. И, как бы в подтверждение этой мысли, говорит второй: - Один раз мы им устроили! Договорились с ребятами, застропили стрелу двумя оттяжками, а сами спрятались за рубку. Он только: гу-у-у-у! - а мы стрелу как рванём! Он подумал, что пушка - так шарахнулся, рванул в сторону, как заяц. Только и видели! Был бы снарядик - совсем отвадили бы. Нам с Анатолием эти настроения и чувства рыбаков понятны. Над палубами наших подводных лодок, нагло, беспардонно, почти над нашими головами проносились неоднократно с рёвом американские самолёты. А ведь в нашем Корабельном уставе Государство провозгласило постулат, что палубы советских военных кораблей являются территорией Советского Союза. До обидного недостаточно мы обеспечивали свой суверенитет на море. Если агрессора вовремя не останавливать, он со временем наглеет всё больше и больше.
С рыбаками расстались мы дружески, хотя и не оправдали их надежд.
Вспоминается то время и этот эпизод, и не утрачивается чувство того, что высокую боеготовность мы обеспечивали не зря, но к наглецам были слишком терпимы.
2002 г, СПб.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Чему меня научило Ленинградское Нахимовское военно-морское училище. Окончание.
...«Тот кто жил и учился под родительским кровом Никогда тот не сможет нас, питонов, понять... Нас растили туманы, воспитали казармы, А приклад автомата мог нас только ласкать...»
... «Питония», родная, мы помним тебя! ...Читаете и, наверное, берет за душу? Красиво, что и говорить...
Но была и Другая Питония... Жестокая, бездушная, необузданная... Ничего не признающая... Ничего, кроме Грубой силы... и Неформальных Законов... А у кого их больше, этих прав? У взводных и ротных начальников - блюстителей Устава? Или у «людоедов» (это нахимовцев, завершающих обучение по последнему году, так называли)? Или у своего брата, «карася», с крепкими кулаками и широкими плечами? Который готов ежеминутно продемонстрировать их силу своим, более слабым, одноклассникам?
Сколько их было, этих демонстраций! Со стороны «своих силовиков» и «чужих...» Любая попытка «карасей» восстать против Всевластия «людоедов» немедленно жестоко каралась... Противное, сосущее под ложечкой, холодное и обезволивающее чувство Страха... Страха Одиночки перед неотвратимой встречей с Грубой Силой Толпы... Толпы, которая спаяна Чувством Касты... «людоедской» Касты.. А ты маленький, одинокий, слабый. Эй, люди добрые!!! Начальнички, мать вашу! ...Где можно приобрести покровительство «людоеда»? Самого захудалого... но чтоб с тремя «галками» на левом рукаве! Символ Касты... Были среди нас, «карасей», такие... с «покровителями»... «Свой» среди чужих, «чужой» среди своих... Особый социальный статус... Броня неприкосновенности, которая свалилась с неба... Никакой Устав не мог защитить нас, «карасей», от «людоедского» Гнева особенно Ночью... после отбоя... Помните, у графа Толстого Л.Н.? «...Если одни люди сплотились во Зло, то другие должны сделать то же самое в Добро...» Ведь как просто! К сожалению, в жизни не все обстоит так, как в книгах... Мы не могли сплотиться, потому что были одиночками в бурном море Государственного коллективизма... Нас еще только ожидал Конвейер Верноподданности... Разношерстным гражданским «Я» еще только предстояло стать монолитным военным «Мы»... А пока... Представьте такую картину: однажды один молодой «карась» случайно перепутал этажи в учебном корпусе... вместо третьего оказался на четвертом, «людоедском»... — Несколько шагов от лестничной площадки... Как дорога в ад... Незнакомые лица... Чей-то протяжный крик... «Ребята, смотри! «Карась»! Окружай! Не дай уйти!!!» Секунда - и бедняга в кольце. А потом - длинная череда... ударов... Пинок - «пиявка»»... Пинок - «пиявка»... Пинок -«пиявка»... Искры из глаз каскадом... боль в районе копчика... Не бойтесь, не до крови, не до смерти, вполне терпимо... Знай свое место, «карась»! А «пиявка» - это удар в лоб оттянутым до предела средним пальцем правой руки... Силу удара хотите проверить? Нет проблем... Обычная история тех лет.... Не рассчитавший времени «карась» опаздывает из увольнения... Дежурным по спальному корпусу оказался сегодня Всем известный «пиявочник»... Всем, кроме попавшегося бедолаги. Вам предлагается совершенно свободный выбор: либо запись в журнал, как опоздавшего, либо «пиявка» в назидание... дескать, смотри на часы почаще, «карась»... радостно соглашается... Если бы только он знал, что этот ласковый дежурный разбивает своим красным оттянутым пальчиком крышку готовальни! ...Вокруг собирается толпа «посвященных»»... Радостные лица.. Участливые взгляды... «Повезло «карасю»...три недели без берега не впаяют...»
Эйфория быстро проходит... Сокрушительный удар в лоб... Искры пополам со слезами из глаз... Хорошо, что лоб оказался крепче, чем крышка от готовальни. Больше я никогда из увольнения не опаздывал... Вообще говоря, «пиявка» занимала в тот период особое место в системе питонского воспитания... Особенно - в период подготовки нахимовцев к московским парадам... «Сколачивались» две батальонных «коробки». Десять шеренг в батальоне, двадцать человек в шеренге. Требование «московских» строевых стандартов: почти безупречная прямая линия в шеренге, когда каждый видит только грудь четвертого от себя человека, и безупречная «диагональная» линия в батальоне (это - когда две перпендикулярные линии крайних шеренг «рассекает» точно под углом 45 градусов «диагональная» шеренга, которая соединяет направляющего первой шеренги и следующего точно в центре последней шеренги). Русский строевой шаг: прямая нога, оттянутый носок, высота подъема - 60 сантиметров, ступня параллельна мостовой— Темп -120 шагов в минуту... Ну-ка, попробуйте, пройдите хотя бы 100 метров таким шагом! Да чтоб еще и прямая линия в шеренге, да «диагональ» в батальоне... Методика подготовки батальона к параду почти такая же, как гребля на «шестерке»... Два — раз... Два - раз.. Правое ухо чуть выше левого... Чтоб видеть только грудь четвертого человека... Приходилось когда-нибудь, стоя на одной ноге, держать другую высоко поднятой с оттянутым носком и ступней, параллельной мостовой? Секунды кажутся бесконечно длинными... Бедро сводит судорога, больно, чертова дрожь в колене... Никогда не думал, что нога может быть такой тяжелой. Ступня медленно начинает «садиться»... Шея затекла... Какая там, к чертям собачьим, «грудь четвертого человека»! ... - Делай paз... з... з... Два... Раз... Два... Наука постигается просто: ошибся - «пиявка», снова ошибка—снова «пиявка»... Сначала одна... потом - две... три... четыре... Столько, сколько нужно, пока не появится грудь четвертого человека... Прямая линия в шеренге... «Диагональная» - в батальоне... Так и вбивали нам пока еще неизвестную флотскую заповедь: «Что самое страшное на флоте? Повторение одних и тех же замечаний!» Жестокость была оправданной: ведь за ошибку одного наказывалась вся шеренга... лишними строевыми «упражнениями». Во время перерыва... Помните книги про Чингисхана? Один в десятке побежал во время боя - всех убивали. Коллективная ответственность за конечный результат... А как же? Победа... или Смерть! Ты маршируешь или держишь «виноватую» ножку с высоко поднятой головой... А «отличники», собравшись вокруг, громко «сопереживают»... Чужому горю...
И вот, в конце тренировки батальона - прохождение «навылет»... Шеренги проходят всю парадную дистанцию... Восемьсот метров... Хорошо прошел «вылетел», плохо прошел - «новый заход»... «Новый» - это не просто снова... А это из-за конкретного номера в шеренге, того, кто ошибся и «сломал» прямую линию... «Пятый слева - завалил»... Бедный он, этот «пятый слева»... Шеренга формировалась просто: края и центр составляли старшие курсы, имеющие опыт московских парадов. Они «держали» линию и «диагональ». А заодно «обучали» особо «непонятливых» (схема: «ошибка - пиявка») или «злостных» (схема: «повторная ошибка - пиявка»). В этот раз повезло... Я - не «пятый слева». ...Москва... Красная площадь... Мавзолей Ленина... Чеканная поступь нахимовского парадного полка. Прямота линий в шеренгах восхищает. «Диагональ» батальонов ласкает глаз. Все ближе заветная трибуна. Восторженность и порыв четырехсот душ. Команда - «счет»! Несколько зычных глоток заводят: «А раз-два-три!!» И в ответ рев полка, ураганом, лавиной, взрывом: «Раз... два... Раз...!!!» Четыреста подбородков разом - вверх, поворот головы -направо... Руки - по швам... Правое ухо чуть выше левого! Носок оттянут! Ступня на высоте 60 см, параллельна кремлевской брусчатке! Единый стук четырехсот сердец в такт русскому строевому! Мы можем! Мы должны! Мы будем! А вот и Он... Снимает шляпу. Машет ею... Нам... И улыбается!!! Мы ему нравимся! ...Я до сих пор получаю удовольствие от русского строевого...
.... А время бежит. Лег - встал, лег - встал: с Новым годом... И вот уже наш 33-й класс кричит хором по вечерам: «День прошел! Ну и... с ним!» Да, уважаемый читатель, мы стали 33-м... А 53-й остался позади, растаял, как кошмарный сон длиною в год, в разных интерпретациях слов, запомнившихся на Всю Жизнь... «Карась», «Без вины виноватый», «Салага», «Салабон», «Окружай!», «Не давай уйти!»... Мы - в новом и пока не очень привычном статусе - «полупитона». Средний курс... Средний класс... Вторая ступенька на дороге к Конвейеру Верноподданности... С «людоедами» у нас мирное сосуществование... Взаимное признание суверенитетов... «Караси» просто вне игры... Наступило время борьбы за личный статус и лидерство внутри 33-го класса... История борьбы «Бюры» с «Антибюрой» начинается... Еще одна страница Другой Питонии... История о том, как Слабость стала Силой, а Культ Человеческого Достоинства стал стержнем коллективной души 33-го класса... Наша Боль и Наша Гордость... Мы были разными... Ленинградцы, москвичи, южане, сибиряки, дальневосточники, прибалтийцы, северяне... Хорошо подготовленные в ленинградских и московских школах, слабо или очень слабо - в провинциальных... Сыновья адмиралов, генералов - с одной стороны, городских рабочих и сельских тружеников - с другой... Физически сильные и уверенные и слабосильные и закомплексованные... Разные... Дети - жестоки и бескомпромиссны! Мы не были исключением. Плохо сознавать себя «третьим сортом» в схеме взаимоотношений «карась - людоед». Но еще горше - среди таких же «карасей». Критерии для определения статуса просты: ты не можешь подтянуться на перекладине даже один раз... не знаешь формулу серной кислоты... квадратный трехчлен для тебя - как в том анекдоте («не только не знаю, но даже представить не могу»)... От всего этого было Нестерпимо Одиноко и Холодно.... И все же я, занюханный провинциал, не дошел до роли Козла Отпущения! Я не стал Изгоем! Надо было выживать... искать Свою Отдушину... Иллюзорная мечта о Море повелевала мной... И я нашел - в Истории военного искусства, в ненавистном мне Английском Языке, в Русском Языке и Литературе, в ежедневных занятиях Силовой Гимнастикой, в Гитаре с серебряными струнами, в Первых Стихах, в Абсолютном Повиновении Воинской Дисциплине! Я не мог пока открыто противостоять Грубой Силе и Утонченной Издевке.... Ах, как же хотелось!!! Сделать один раз - и умереть! Не смог перейти реку Страха и Боли... Но... продемонстрировать Свою Позицию по ряду проблем класса - уже мог! Беспощадно требуя от Себя - я вскоре приобрел Моральное Право требовать от Других... Это был Седьмой урок: самая трудная победа - над собой! Итак, «Бюра» и «Антибюра»... Помните, у В. Маяковского - «пришел товарищ из военной бюры, закончилось заседание тока-тока...» Так и у нас, в 33-м, было: прошло комсомольское собрание по итогам года - вот и новое бюро появилось. Причем, не просто появилось - и все осталось по-старому, пораженное Культом Грубой силы (в лице старшины класса) и Утонченной Издевки (в лице тех, кто имел покровительство «людоедов», был сам по себе и мог (многим из нас) говорить все, что хотел...). В новое бюро каждый из его членов себя предложил Добровольно!!! Сработал принцип «моя хата с краю» - и мы были избраны большинством... А дальше... Началось Такое! Сегодня Это обозвали бы «перестройкой», или «реформами»... Нет, мы ничего не собирались Ломать... Мы просто захотели стать Товарищами, превратить 33-й класс в Содружество. Где каждому станет Теплее.
Наша программа вызвала Взрыв Негодования Большинства! Оказалось - всех все устраивало в нашем Болотце. А «силовики» и те, «с покровителями», пошли еще дальше -организовали «Антибюру». Так началось противостояние... Мы, в «Бюре». работали по простым и понятным схемам: держались Вместе, подтянули Учебу, образцово Служили, старались во время приборок, требовали порядка на вечерней самоподготовке, «осаживали» лидеров «антибюры», когда те переходили пределы дозволенного, работали с «колеблющимися», сообща выступали на собраниях, вызывали нарушителей на бюро и задавали свои вопросы, называли многие явления Своими Именами... Вот вам одна из рядовых сцен, которые частенько имели место вечерами во время самоподготовки в нашем 33-м... Кто-то из «силовиков» очень громко что-то рассказывает соседу... Очередная демонстрация в наш адрес... Ведь он знает требования «Бюры» - разговаривать тихо... Кто-то из наших тут же включается... «Силовик» только этого и ждет: «Пойдем, выйдем!»... «Наш» принимает вызов, хотя силы явно неравные... Но... Вместе с ним немедленно поднимается вся «Бюра» (а было нас пятеро)... и инцидент исчерпан... Великолепное изменение я тогда ощутил в Себе: больше не было холода под ложечкой, сосущий обезволивающий страх первого года перед Грубой Силой исчез!.. Было Боевое Возбуждение! Готовность вцепиться в глотку... Мы перестали быть одиночками! Мы были Вместе! Мы стали Доброй Силой! Скоро начался раскол в «Антибюре»... Все больше «колеблющихся» переходило к Нам. На глазах происходила удивительная вещь - мы самоуправлялись! Помните, у Л. Пантелеева? «Республика ШКиД»... Или у С. Макаренко в «Педагогической поэме»? Нечто подобное происходило в нашем классе... Мы становились Добрее, Заботливее» Терпимее друг к другу. И Зло постепенно отступало. Хотя в борьбе со Злом один раз мы вынужденно применили самое страшное оружие - бойкот. Против нашего самого мощного «силовика» ... Невероятной физической силы, щедро одаренный природой.. Обладающий и формальной и «неформальной» властью. Пользующийся авторитетом у начальства и даже у «людоедов»... Умеющий растоптать любого «строптивца»... Хорошо овладевший формулой «разделяй и властвуй»... Он отчаянно сопротивлялся бойкоту. Не умел и не хотел изменять себя. Сатанинский Червь Презрения к людям прочно поселился в его душе. Он ненавидел Нас так, что убил бы каждого поодиночке, если б сумел. Но, впервые в жизни ему противостояла Сила, сознающая свою Правоту... Я никогда не забуду ощущения Того Дня... Здоровенный пацан, уже по сути мужик, стоял перед Нами со слезами на глазах и просил Простить... Это было Рождение Нового Человека! Он хотел быть с Нами! Он сумел победить Себя! С Днем Рождения, Человек! Мы рады Тебе...
Это был Восьмой Урок; любой коллектив можно направить на Добро, если в основе лежит Справедливость и Уважение к Человеку! Мы самоуправлялись! Авторитет «Бюры» рос не по дням, а по часам. К Нам шли с проблемами, от Нас ждали Помощи и Понимания... Разными они были, эти проблемы. Но товарищи наши знали одно; «Бюра» всегда решит в пользу Человека! Первыми перемены в 33-м почувствовали Учителя. Нам было хорошо с Ними, а им было хорошо с Нами... «Добрый класс», - так о нас стали говорить. Мы самоуправлялись! Прошел год... «Бюра» была единогласно переизбрана на новый, теперь уже последний, учебный срок. А наш 33-й перешел в новое качество - «IIитонского Братства»! Это осознание Братства я перенес на «карасей»... И на парадных тренировках, и в коридорах училища, и в увольнении я не опустился до «пиявок» и других подобных средств «воспитания»! Хватало обычных Человеческих Слов... ...Как и все на свете» так и Последняя Страница Нахимовской Книги открывается передо мной... ...Позади операция в госпитале (без нее я не мог поступить в командное училище), выпускные экзамены, приготовления к Выпуску... И вот - Наш Последний Парад! Последний раз стоим мы в строю взводных колонн... Плечом к плечу... 33-й Родной... ...Речи... Оркестр... «К торжественному маршу!» Грозная поступь... Русский строевой шаг... Оттянутый носок... Ступня на высоте 60 см и параллельна мостовой! Мы можем! Мы должны! Мы будем! Последний раз вместо груди четвертого человека вижу ставшими для меня родными лица: учителей, офицеров-воспитателей, мичманов... ...Блестит яркой точкой натертый от всей питонской души Нос Петра I над входом в училище... Питония, родная, прощай...
...А потом была Та Последняя Ночь, на берегу Невы, у Петропавловки... Мы прощались, мы плакали, нам не хотелось расставаться... Закончился светлый период, «маленьких погончиков»... Впереди как серые грозовые тучи замаячили Присяга и Настоящая служба. Мы вплотную подошли к Конвейеру Верноподданности. ...А город-герой Ленинград просыпался для нового летнего дня. И никто не заметил моего появления перед центральным входом старейшего военно-морского училища - Высшего военно-морского орденов Ленина и Ушакова Краснознаменного училища имени М. В. Фрунзе.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Да, фамилия у него знатная. Коля родом из глухого таёжного посёлка. Он часто и тепло вспоминал маму. Об отце речь никогда не заводил. Когда его спрашивали о происхождении фамилии, он загадочно закатывал глаза и подтверждал: мол, да, знаменитая, в Москве даже живёт один Маршал авиации. Ну, может, ещё не получил, но твёрдо обещали это звание, там с этим порядок… Вот он – ну, как бы родственник, мы из этих... - Но есть же и знаменитый оружейник с такой фамилией. Это тоже родственник? - вопрошали всезнающие. - Нет, этот не родственник, - категорически отвергал Коля, - мы из авиаторов! - Послушай, а этот авиатор, он не из «сталинских соколов»? Не из чкаловской плеяды? - не унимались любопытные. Коля ещё загадочнее, движением глаз, головы, с интригующей улыбочкой выдавливал полузагадочно: - Из «сталинских», из «чкаловских».., - подтверждал. И чувствовалось, что проблема своей родословной интересовала его раньше нашего, и кое-что в ней он знает. «Любопытство не порок...» - гласит пословица. А наши любопытчики ещё и с фантазией. - Послушай, Коля: «сталинские соколы» до войны, они же... Стоп, стоп... Через Северный полюс - Чкалов, Громов, Юмашев, Водопьянов, - отпадает. Каманин, Леваневский, Ляпидевский - это «челюскинцы», еще с ними человека четыре - не те. Гризодубова, Раскова, Осипенко - совсем не то, это же женщины. Остров Удд... Стоп! Дальневосточные перелёты! Слушай, Коля: а твой авиатор, он случаем Дальний Восток не осваивал?
- Осваивал…, - ещё более загадочно улыбается Коля. - Ага! Перелёт, аварийная или плановая, - нет, лучше «аварийная», героичнее - посадка, небольшая задержка... Слушай, а может?.. - Всё может! - расплывается в улыбке Коля. - Ишь, разболтались! Наливай! Коля добропорядочный семьянин. У него пышнотелая жена - домохозяйка, трое детей – парень и две девки-галчата. И бесконечный зов: дай - дай - дай! По нашему, военно-кочевому укладу, трое детей - многодетная семья. Накладненько... Мы ему сочувствуем: один кормилец-добытчик. Коля в прямом смысле «добытчик». Таёжный сибиряк, он же потомственный охотник, рыбак и проч. Он и здесь, по полутаёжному месту службы, успевает и поохотиться, и порыбачить, и по грибки-ягодки сбегать. И засолить, закоптить, законсервировать всё это впрок успевает в коротких паузах между «боями» -учениями, ближними и дальними походами, боевыми и повседневными дежурствами. Он даже в отпуска не ездит, и в Европу (советскую, разумеется) за всю свою жизнь только один раз и выезжал, когда посылали на командирские классы в Ленинград. Все свои 45-ти дневные отпуска Коля тоже проводил в море, на рыбалке. Вблизи нашей подводной базы, располагались и рыболовецкие. Получив очередной отпуск, который приурочивал обычно к осени, к сезону путины, сменял мундир на зюйдвестку и подавался в рыболовецкий колхоз на заработки. Жена-то всё пышнела, девки-вороны взрослели. «Кар-р-р, кар-р-р, кар-р-р! Надо, надо и надо!» - всё настойчивее и требовательнее звучали голоса. С парнем всё же спокойнее: накормил, одел, обул и – вали с глаз! По случаю, конечно, можно ещё подзатыльник навесить. И Коля, уже съёжившийся, как жучок-паучок, отправлялся на колхозные СРТ-шки, уходил в море, где можно было подышать вдоволь свежим (в отличие от подводного) морским воздухом, хорошо размяться, потаскав всласть тралы и невода, не слышать какое-то время это настойчивое «надо!», да и пополнить семейные закрома рыбёшкой и морепродуктами.
РЫБОЛОВНЫЙ ТРАУЛЕР I СЕРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПОСТРОЙКИ.
С рыбёшкой да икоркой в те времена было туговато, в магазинах не разгонишься. И это в те самые времена, когда страна имела, чуть ли не самый крупный в мире. Окромя своего люда, «объединяя», приходилось и кормить пролетариев, чуть ли не всех стран. И Африку, и Азию... Это потом, пройдя «перестройку», «демократизацию», встав на путь рыночных отношений, даже после того, как развалили полностью рыбодобывающую отрасль (зачем нам столько?), - зайди сейчас в рыбный магазин - изобилие: лососи шведские, осетровые казахские, миноги-угри-шпроты прибалтийские, сельди норвежские и исландские, крабы аляскинские (США), икорки красные, чёрные... Глаза разбегаются! Рынок всё привёл в соответствие. Вот абсолютно достоверная история: увидел всё это один мужик, то ли подвыпивший, то ли с ветки снятый, увидел и изумился: - Ма-ма-а-а! Смотри, сколько всего-то! Неужели всё это раньше коммунисты съедали? Лежит всё это теперь, мухами засиживается, почти никто не берёт. Не стало коммунистов в таком количестве, нет «дефицита» - никому это стало не нужно. Разучится, ведь, народ на свою голову всё это есть. Придётся потом олигархам, когда надоест им бизнес и политика, открывать клубы любителей рыбных деликатесов, учить народ заново осваивать этот вид пищи. Но вернёмся к Коле. Бывало, окончив боевые «дела», сняв груз рабочего времени, после вечернего доклада начальству о выполнении суточного плана, - если впереди был просвет от службы, - по проводам внутренней телефонной сети начинался поиск: «У тебя конспект есть?». Это пароль. В те времена очень большое внимание уделялось марксистско-ленинской подготовке. Конспектирование первоисточников классиков марксизма было обязательным до тошноты. И мы, в цепях конспирации своих «сходок», придумали пароль. Коммутатор ведь был полуавтоматическим, на нём круглосуточно посменно работали (втыкали штекеры в гнёзда), как правило, жёны офицеров и сверхсрочников, сплетни от которых потом распространялись уже автоматически. И вот шёл шифрованный телефонный вопрос коллеге: «У тебя конспект есть?»
Классические 20-литровые канистры.
«Конспектом» шифровался корабельный спирт, который в обиходе именовался «шилом», потому, что его «в мешке не утаишь». А «первоисточник», естественно, - канистра. Поняли? «Конспект» из «первоисточника». Всё очень просто. Коля - компанейский парень. Он быстро откликался на «предложение» и всегда оказывался в центре внимания заседавших «марксистов». Рассказчик он потрясающий. Его рассказы большей частью на темы рыбалки, охоты, были и другие обстоятельства, но все их объединял общий «фон». Звучало это, примерно, так: - Как-то мы... (состав участников) так «надрались»! - далее следует изложение интересного события. - Пошли мы с... (фамилия, цель, маршрут). Выпивши, конечно, были. - Собрались как-то на подлёдный лов. Пришли, лунки просверлили. Пошла первая! Говорю: «Наливай!». А у него нет! И я не взял... Но потом крепко «врезали»! Да нет, не был Коля запойным пьяницей. Он обычный бытовой «любитель». Коля никогда не переходил границ умеренности, не терял своего достоинства, всегда чувствовал двойной контроль - и со стороны начальства, и со стороны семьи.
А дружную компанию Коля разделял всегда. У него такая манера: наливает в стакан оптимальное количество спирта, доливает до нужного уровня воду и похлопывает ладошкой по кромке стакана. Коля давно убедился, что реакция спирта с водой протекает гораздо ускоренней, если похлопывать. И вот, похлопывая, Коля ведёт свой очередной рассказ. Чем больше «добрела» жена, оперивались любимые девчонки-галчонки, тем больше времени и сил требовалось Коле для отхожих промыслов. А силы убывали, хвори замучили, элементарные «флебиты» перешли в «тромбофлебиты», Коля уже и операцию перенёс, почти все вены на ногах повыдергали. А куда денешься? Возраст ещё не пенсионный, на пенсии с такой оравой совсем туго придется, девок ещё поднимать и поднимать, парня куда-то пристраивать... И сейчас он больше перед коллегами красуется своими «хобби», но мы, - «малосемейные», с одним-двумя детьми, - с трудом сводим семейный бюджет, а Коле и того труднее. Пришёл Коля к логичному выводу: на плавающей лодке служить непосильно. И перевёлся он на подводную лодку, находившуюся в резерве, «законсервированную». Стоит она годами у пирса недвижимая, экипаж малочисленный, потеря в заработках невелика, а свободного времени можно выкроить сколько угодно. Этим он и соблазнился. Не учёл Коля одного. На плавающей лодке он получал ежемесячно на технические нужды целую 20-ти литровую канистру спирта-ректификата, а на законсервированной, такая норма полагалась только раз в году во время плановой профилактики. Сидит Коля на очередной «марксистской сходке» грустный-грустный, похлопывает по кромке стакана ладошкой для ускорения реакции смеси из «источника» плавающего коллеги и невесело говорит: «Если б знал, что так получится - всего 20 литров в год - никогда бы на «консерву» не пошёл».
"Подводные лодки 613 проекта". Серия "Боевые корабли мира", С-Пб, 2002 г.
Грустная история...
2000 г, СПб.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
