Грохнул смех. — Ну чего? Ну чего? Разоржались, — пробурчал Супрунов. Смех сразу стих — все вспомнили, что слишком волнующий предстоит разговор и они находятся не на перекуре на баке. И Бабочкин обратился к Супрунову уже совершенно серьезно: — Над тобой не смеяться, а плакать надо! Мало, корабль наш позоришь, как ты Глобу назвал? Подлым другом! Да разве «подлый» и «друг» слова совместимые? Друг — это слово чудесное, веское... ...Чудесным и веским назвал слово «друг» Бабочкин. Когда говорят о дружбе, всплывают в памяти события далекого, подернутого дымкой романтики времени гражданской войны. В дальневосточной тайге действовал матросский партизанский отряд. За голову Косорота, его командира, интервенты обещали многие тысячи денег. Фотографии Косорота были расклеены на всех перекрестках Хабаровска. И все же, когда японцы ранили партизана-разведчика матроса Шагая и отрядный фельдшер определил, что Ваське — конец, если не достанут опытного хирурга Косорот велел запрячь лошадь и по льду Амура пробрался в занятый интервентами город. Его там мог опознать каждый встречный. Косорот вошел ночью в дом знаменитого хирурга Пашковского и, упаковав его в шубу, увез. Старик хирург, узнав по дороге, что похитил его Косорот, то есть тот человек, на поиски которого подняты тысячи полицейских, солдат и сотни предателей и шпионов, и что Косорот шел на все ради друга — матроса, был восхищен и растроган. Он оперировал Шагая в таежной землянке и спас ему жизнь. Косорот, не обращая внимания на протесты профессора, сам отвез его в город.
Зная Косорота, впоследствии капитана первого ранга, я нисколько не сомневаюсь, что он не сделал бы скидки на дружбу, окажись Шагай трусом или соверши он позорный проступок... ...В те же дни белогвардейцы заняли донскую станицу Платовскую. Триста станичников взяли они в заложники и собирались их расстрелять. Спасти станичников, казалось, уже было невозможно. Среди заложников были друзья детства Семена Буденного, с которыми он вместе вырос, играл в станице в войну. Были там и друзья его отца, его матери. Будённый, тогда молодой человек, поспешил к командиру партизанского отряда и попросил дать ему пятьдесят всадников. Командир отказал: не любил рисковать, был расчетлив и, по мнению Буденного, не знал простой арифметики: «Раз мы за Революцию — умножай нас во сто раз». Тогда Буденный разыскал на хуторах семь верных товарищей и предложил им: возьмем врага на испуг, разделившись на шесть эскадронов! Под покровом ночи. Семен с верным другом Филькой пробрался к станичному правлению и залез на крышу. На рассвете стали выводить на расстрел осужденных. Услышав знакомый голос — а этот голос командовал: «Станичники, хватай винтовки, кричи ура!» — осужденные накинулись на конвойных. И тут со всех сторон послышались команды: — Первый эскадрон, за мной, в атаку марш! — Второй эскадрон, сыны революции, бей белых гадов, ура! — Шестой эскадрон, кроши белых гадов! Верные товарищи спешили на выручку. , Беляки убегали, вообразив, что на них действительно напало целых шесть эскадронов. А спасенные со слезами на глазах благодарили Буденного: — Семэне! Друг! Друг! И тут было сказано это чудесное слово. Ради дружбы восемь парней, не задумываясь, шли на смерть, ради спасения товарищей они не жалели собственной жизни... Не задумываясь, рисковал своей жизнью Будённый.
И тот же Буденный был беспощаден к самым близким друзьям, если они нарушали свой долг, порочили почетное звание «конармеец», подрывали железную революционную дисциплину... ...В своих записках рассказывает адмирал Егор Матвеевич Касаткин: матрос Праотцов был другом его отца, Матвея Касаткина. Матвей погиб под Цусимой, и Праотцов перенес свою суровую матросскую ласку на его сына Егора. После нескольких лет гражданской войны Егор и Праотцов встретились снова — во флоте. Егор пришел по призыву комсомола и стал краснофлотцем, а Праотцов был уже комиссаром. Ни одной поблажки от Праотцова — старшего друга — не имел краснофлотец Егор. Наоборот, к Егору комиссар относился строже, чем к прочим. Любимая Егором Наталка — она спасла его, раненого, от беляков и целый год прятала в своей хате — попала в беду. Отец и брат ей твердили, что «у моряков в голове ветер дует», и порешили выдать за пожилого, обеспеченного соседа. Наталкин брат перехватывал все письма Егора. Наталка уже начинала верить, что Егор ее бросил... Личное горе заставило Егора забыть, что они, комсомольцы, восстанавливают первый корабль, готовя его к выходу в море, что он, мечтавший стать моряком, наконец, близок к осуществлению мечты. Егор пошел к комиссару—проситься в отпуск. Казалось бы, комиссару ничего не стоило отпустить краснофлотца на несколько дней — и причина была уважительна. Но Праотцов возмутился: «Когда мы флот восстанавливаем — уезжать собираешься? Плохой ты моряк».
Егор расстроился. Даже обиделся на бессердечного — так казалось ему — Праотцова. Но, поразмыслив, понял: комиссар прав. Как ни велика любовь к девушке, а флотская служба — дороже. И положение, кстати, безвыходным не было. Праотцов подсказал: напиши в уком комсомола. И не потерянной оказалась Наталка. Все уладилось. Выходя в море на своем корабле, молодой краснофлотец с благодарностью думал: «Праотцов — настоящий, суровый друг». И еще: ...В годы войны два торпедных катера были потоплены неподалеку от берега, занятого врагом. Офицер Рындин был тяжело ранен. Гурамишвили, его друг по училищу, вытащил товарища на берег. В ночной темноте Гурамишвили поднимался по скалам, неся на плечах Рындина, истекавшего кровью. Гурамишвили слышал лай собак, голоса солдат, видел скачущие светляки фонарей. Рындин потребовал, чтобы он спасал свою жизнь. «Я тебя не брошу», — ответил Серго. Долго бродили они по горам, пока не встретились с крымскими партизанами. Совершив много подвигов, друзья снова пришли на свои катера и участвовали в освобождении Севастополя. — Друзья! Водой не разольешь, — говорили о них черноморцы. Казалось, ничто не замутит крепкой дружбы. Но Гурамишвили, упоенный вполне заслуженной славой, грубо обошелся со своим подчиненным. И услышал от Рындина: — Именно потому, что ты — лучший друг мой, я выступлю против тебя. И что же? Серго порвал с Рындиным? Нет. Он понял: Самое страшное — когда тебя осуждает друг!
Комсомольское собрание. ВВМУ им. М.В.Фрунзе.
Самое страшное — когда тебя осуждает друг! То же самое сказал Фрол Никите, когда Никита в нахимовском выступил с осуждением его недостойных проступков. И опять понял это Фрол в училище Фрунзе, когда Никита назвал его «вторым Мыльниковым». И их дружба тоже не рухнула, а упрочилась. А здесь Супрунов, красавец с лихими глазами победителя женских сердец, не ужаснулся тому, что произошло, не раскаялся, не протянул руку Глобе, не сказал: «Я погорячился, я неправ, ты прости меня». Нет, он сидел ощетинившийся, со злобным лицом и с тяжелой ненавистью смотрел на своего закадычного друга. А Глоба взволнованно ему говорил: — Да пойми ты, что кривить душой ради дружбы — подло. Маленький матросик, назвавший Супрунова в начале вечера Дон-Жуаном, захлебывался от негодования: — Ты что же, пытался, выходит, пользу из дружбы извлечь? Служба, мол, легче пойдет у дружка под начальством? Согрешу — покроет дружок? Ошибся ты, Супрунов! Дружбой поблажек не купишь. Ты нам всем хвастался: я Герасиму — верный друг. Верный друг! А чем ты помог ему, верный друг? Весь расчет из-за тебя из отличных выскочил. Вот и выходит, что твоя дружба — неверная дружба. Подальше от таких «верных» друзей! А ты, Маслюков, чего ухмыляешься и молчишь! — накинулся маленький матросик на толстяка, положившего на колени большие пухлые руки. — Или думаешь: «Сегодня я Супрунова не трону, а завтра, случись со мной что, и Супрунов меня пощадит?» Эх ты, молчальник ты, воздержавшийся! Трус ты и больше никто... — А я — что? — поднялся с неохотой толстяк.— Я могу сказать. Ты только, Леня, не обижайся,— обратился он к Супрунову. — А если, к примеру, пока ты с корабля бегал, у нас боевую готовность бы объявили? Или наш «Триста пятый» в море ушел? Где бы тогда, Леня, были твои, извини ты меня, бесстыжие глаза?
— Правильно! — поддержало собрание. — Ты, Леня, не ощеривайся,— продолжал обрадованный поддержкой толстяк, — ты нам по-хорошему, по-простому скажи, что у тебя за надобность была для отлучки, может, что важное, ты скажи... — Эк, куда повернул! — не выдержал маленький матросик.— Облегчающие обстоятельства ищешь? Мало с Супруновым говорили? Мало его уговаривали? Мало предупреждали? Мало наказывали? — Прав ты, Матвеичев,— картинно провел рукой по намасленным волосам и повернулся красивым и наглым лицом к товарищам Супрунов.- Ничего уж, как видно, со мной не поделаешь. Взысканий я нахватал предостаточно. Дисциплинарный журнал замарал. Комсомол меня, сам говоришь, предупреждал и наказывал. Видно, совсем уж я конченый человек. Списать меня с «Триста пятого» — и дело с концом. И пойдете вы в море без Супрунова... Горько и больно мне: другой будет стоять у орудия, а не я... Он вздохнул, вздохнул лицемерно, неискренне. Никита заметил, что в наглых глазах Супрунова сверкнул огонек притворства и злости. Это заметил и Бочкарев, потому что живо оборвал его разглагольствования: — А вы ошибаетесь, Супрунов. Никуда я вас не спишу. И я не считаю вас конченым человеком. Взысканий у вас, правда, много, и вы их сполна заслужили, но от вас же зависит и избавиться от лишнего груза. Он достал из кармана и, перелистав его, протянул: — Читайте. Вот отсюда читайте. И вслух. Супрунов, удивившись, но не осмеливаясь противоречить, прочел: — Интересы защиты... Родины... требуют от начальника не оставлять без воздействия... ни одного проступка... Ни одного проступка,— повторил он,— подчиненных... строго взыскивать с нерадивых... Он поднял глаза. Бочкарев приказал: — Дальше, Супрунов... Дальше... — ...И поощрять... достойных за проявленное усердие... усердие, подвиги... и отличия по службе... Насмешливый огонек блеснул в его черных глазах. — Мне надеяться на поощрения, товарищ старший лейтенант, не приходится.
— Глупости вы говорите. Наложенное взыскание может быть снято. А теперь скажите — вот здесь, перед вашими товарищами: что за нужда была вам отлучиться? — Этого никому из них не понять,— опять вздохнул Супрунов, подчеркивая, что Бочкарев-то, может быть, и поймет, а уж другие... «Рисуется, сукин сын»,— с внезапно вспыхнувшей злостью заметил Никита. — Ну, а все же? Может быть, мы и поймем? — спросил Бочкарев, словом «мы» подчеркнув, что Супрунова может понять не он один, а и весь коллектив корабля. — Ну что ж, товарищ старший лейтенант, я скажу. А только знаю, что скидки Супрунову не будет, потому как устав и сердце расходятся в этом вопросе... «Ишь, туман нагоняет»,— злился Никита. _ Заметили ли вы, — и рыдание прозвучало в бархатном голосе Супрунова,—что Ленька Супрунов — весельчак, Ленька Супрунов — москвич, баянист и певун, забросил в последние дни свой баян? Не до песен певцу, коли сердцем любовь овладеет. Устав есть устав, и нет Супрунову прощения. Но кто любил, тот поймет: я боялся потерять навсегда свою девушку. «Играет на чувствах! Артист», — возмущался Никита. Супрунов поник головой, чувствуя, что произвел впечатление. Кто из его сверстников не влюблен, не мечтает о девушке, не стремится с ней встретиться, не ждет жадно с очередной почтой письма? Маленький, трезво настроенный матросик вдруг резко спросил: — Которую? — Это как понимать? — с надрывом в голосе переспросил Супрунов. — Которую по счету? Тут опять грохнул смех. — Издеваетесь! Над глубокими чувствами издеваетесь! — трагически завопил Супрунов.— Говорил я, товарищ старший лейтенант, не поймут. — Поймут,— спокойно отпарировал Бочкарев.— И, по-моему, уже поняли вас отличнейшим образом. — Кто хочет высказаться и спросить о чем-нибудь Супрунова? — спросил Бабочкин. — Разрешите мне по существу дела?
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
В 65-й раз легендарное училище выпускает будущих офицеров военно-морского флота.
Ребят, покидающих стены родного училища, пришли поздравить педагоги и родители...
Торжественная церемония прошла по строгим правилам устава. Нахимовцев выстроили на плацу.
От первого урока освободили даже самых юных курсантов, они, кстати, торжественным маршем прошли так же стройно, как и выпускники.
В этом году Нахимовское военно-морское училище выпускает 63 человека, большинство из которых продолжит обучение в высших военно-морских учебных заведениях МО РФ.
Впервые в истории в строю выпускников Нахимовского военно-морского училища - 12 девушек.
Под музыку с оркестром...
Слово «последний» вызывает у выпускников разные ассоциации: расставание, грусть, добрые напутствия.
Последний звонок — символ окончания прекрасной школьной поры. И этот праздник останется в памяти навсегда.
Для церемонии последнего звонка нужны три воспитанника: два самых высоких, и один самый маленький — и по возрасту, и по росту. Не звонить, а склянки бить...
Нахимовцев поздравил начальник ВУНЦ адмирал Н.М.Максимов.
Преподаватель физики Янчевская Ольга Владимировна.
Председатель родительского комитета Кондратьев Кирилл Михайлович.
Слово предоставляется адмиралу флота В.И.Куроедову, главкому ВМФ с 1997 по 2005 г. От имени Клуба адмиралов, которым он руководит, Владимир Иванович вручил памятный знак и сообщил, что. Клуб адмиралов берет шефство над Нахимовским училищем. Все 250 адмиралов Клуба готовы оказывать свою помощь…
От Комитета памяти маршала Г.К.Жукова (председатель Алексей Анатольевич Павликов) - общественную награду - Орден Нахимова и памятные медали.
Слово - отцу Сергию. Уважаемые военноначалие! Дорогие преподаватели, родители! Братья нахимовцы, выпускники! Позвольте вас всех поздравить с окончанием этого учебного года и, конечно, особенно я хочу обратиться к выпускникам, к тем, которые сегодня покидают стены этого прославленного училища и хочу вам пожелать, чтобы вы в жизни всегда шли верным курсом, чтобы и на море, и на суше Господь хранил вас во всех ваших путях, и благословлял все ваши труды и начинания! Люди в военной форме всегда были оплотом России, и я желаю вам быть достойными сынами своего Отечества и продолжателями, хранителями великих традиций Российского Флота и Русской Армии! Пусть Господь хранит вас и в житейских волнениях и бурях, которые порой встречаются на пути! Пускай Господь хранит вас и в далёких морских походах! Храни вас Бог, дорогие мои друзья! И позвольте благословить вас окроплением святой воды, по доброй сложившейся традиции. И поскольку продолжаются и пасхальные праздники в эти дни, приветствовать вас пасхальным приветствием: Христос воскресе!
Отец Сергий благословляет выпускников.
Окропляет выпускников
святой водой
Балан Виктория: Это было 25 августа 2009 года, когда я впервые увидела огромное красивое здание Петровского училищного дома. Представляете, где мы с вами учились. У кого-то будет Дальний Восток, у кого-то Крайний Север, у кого-то море, у кого-то небо, а это голубое здание у "Авроры" так и останется нашим причалом, родным домом. И каждый раз, оказавшись в Петербурге, мы будем бежать сюда, смотреть на наши фамилии на перилах... Сегодня наступил день, когда мы оказались на пороге новой жизни. Здравствуй, Жизнь! Море эмоций переполняет наши сердца: чувство страха перед неизвестностью будущего, жажда новых открытий и огромное чувство благодарности к тем людям, которые стали для нас второй семьёй...
Товарищи офицеры, воспитатели! Разрешите выразить вам глубокое уважение и низко поклониться за наше воспитание! Дорогие учителя! Вы видите, сегодня на небе светит солнышко - это вам! Вы слышите, сегодня поют птички - это для вас! Вы чувствуете, как бьются наши сердца? 63 сердца - от любви, от почтения, от расставания, от надежды на встречу, от признательности тем, кто нас учил.
Мальчишки, девочки! А всё еще будет - волнения и встречи, любовь, ожидание, и добрые чувства, и мудрые речи, и нас, самых разных, связавшие нити, всё будет - и радость, и песни, и дружба, и ветер суровый, который не страшен - мы вместе всегда, это помнить нам нужно! Семь футов под килем, училище наше! Товарищ капитан 1 ранга, разрешите выпускникам 2013 года вручить цветы преподавателям!
Н.Н.Андреев - Разрешаю!
Виктория Балан: Цветы вручить!
Наша признательность, уважение и любовь Вам, дорогие наши преподаватели.
В программе праздника - церемония награждения нахимовцев - участников военного парада на Красной площади 9 мая 2013 года памятными медалями.
Медаль вручает почетный гость праздника адмирал флота В.И.Куроедов.
В торжественных мероприятиях принял участие выпускник Нахимовского училища 1973 года, начальник ВУНЦ (ВМА им. Н.Г.Кузнецова) адмирал Николай Михайлович Максимов.
Ребят, покидающих стены родного училища, поздравил выпускник Ленинградского нахимовского училища 1953 года контр-адмирал Владлен Васильевич Наумов.
Традиционный символический ритуал прощания с Боевым Знаменем училища.
Погода радует. Впереди целая жизнь, в которой еще столько раз будут оцениваться умение оставаться человеком, знания, доброта, отношения с людьми, значительность избранной профессии. И оценки всего этого не раз будут посуровее школьных!
Начальник училища Николай Николаевич Андреев, выпускник Ленинградского нахимовского училища 1975 г.: Дорогие выпускники! Примите самые теплые и искренние поздравления. Славного пути, нахимовцы 65-го выпуска!
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С2 - вторая подводная лодка, которой Н.П.Египко командовал в испанском флоте
Накануне моего приезда на подводную лодку было совершено нападение во главе с бывшим командиром, фашистски настроенным Тронкозом. Он потребовал у вахтенного матроса пропустить его на корабль, пытался применить оружие, но был убит. Нападавшие были арестованы французскими властями за незаконное ношение оружия и переправлены на территорию мятежников в Испанию. Французские власти не желали оказывать нам хотя бы небольшое содействие в ремонте, в обеспечении необходимым снаряжением. При решении вопроса о ремонте подводной лодки отдельные заводы отказались от ремонта. Только завод «Шантье» согласился ремонтировать испанскую подводную лодку. Провокационные заявления и нежелательная информация профашистской газеты «La Ferro», свободные и открытые действия фашистских группировок — все это замедляло наши усилия по окончанию необходимого ремонта подводных лодок. Прибывший в феврале в Бордо И.А.Бурмистров находился в таких же неблагоприятных условиях. Для общения с французскими властями и для официальных визитов у меня на подводной лодке в качестве командира выступал фиктивный командир — механик дон Селестино Рос. Я числился в списке как младший машинный офицер, и какого-либо общения с французскими чиновниками у меня не было. Все вопросы я решал вместе со своим неразлучным югославом, коммунистом Вальдесом, моим адъютантом-переводчиком и на второй испанской подводной лодке. Мой опыт плавания на подводной лодке С6 и общения с командой пополнил мой запас испанских слов. Я уже мог свободно командовать кораблем и, по-моему, даже без акцента. Жили мы с Вальдесом в небольшой береговой гостинице. Обстановка была скромная: стол, стулья, маленький шкаф. Двери на ночь всегда закрывали. Однажды нас вызвал консул республиканской Испании, находящийся в Нанте, и сообщил, что у него есть сведения о ненадежности многих членов команды. Были в ней и анархисты, и социалисты, и фашистские провокаторы. Мой вновь назначенный комиссар, правый социалист Мартинес, резко отличался от преданного Паоло. Он был маленького роста, с беспокойным взглядом, слишком любопытный. Постоянно находился вблизи матросов и подслушивал их разговоры. С первых же дней пребывания на корабле он не понравился команде и получил прозвище Вошь. Новый комиссар обо всех моих действиях скрытно информировал дона Валентино и следил за мной и моей возможной марксистской пропагандой среди членов экипажа.
Сражение за корабль
Большие трудности представлял собой ремонт корабля и его поврежденного оборудования. Мне как русскому, находящемуся среди французов и испанцев, в кругу сложных взаимоотношений правительств этих стран, приходилось ежечасно, днем и ночью добиваться решения тех или иных задач. Надо было быть бдительным, не разглашать того, что мы с личным составом и рабочими делали на корабле, беспокоиться за сам корабль и его сохранность. Много было непредвиденных трудностей и провокаций. Случайно обнаружили на корабле японские самовоспламеняющиеся пеналы, но до интенсивного пожара дело не дошло. Была своеобразно и умело повреждена главная система электропроводки корабля. Подбрасывались бочонки из-под краски, которые были оборудованы часовым механизмом и большим количеством взрывчатого вещества. Но все, к счастью, обходилось благополучно, в команде были верные и преданные люди, и нам вовремя удавалось ликвидировать опасность. Неприятная ситуация сложилась с аккумуляторной батареей, без которой подводная лодка не способна передвигаться в подводном положении. Оказалось, что элементы аккумуляторов превратились в труху. При анализе электролита было установлено, что в их баки было подсыпано окисляющее вещество. Батарея была выведена из строя. Был и такой случай. Я находился на центральном посту, когда услышал взрыв в одном из отсеков, — бросился туда и увидел двух окровавленных матросов, отброшенных от взорвавшейся отремонтированной помпы «Рато». Как потом установили, при испытаниях стали повышать нагрузку, начиная с 1000 об/мин, а когда достигли 2000 об/мин, произошел взрыв. Инженер, принимавший участие в ремонте помпы, скрылся. В коллекторе был установлен заряд, который при определенном числе оборотов срабатывал. Были и другие проблемы. Все это отодвигало сроки завершения ремонта лодки и нашего ухода в Испанию.
В Париже была создана техническая комиссия друзей республиканской Испании. Она всячески старалась оказать помощь и нам. Был в этой комиссии профессор-оптик, который изъявил желание отремонтировать корабля. Он работал даже в праздники и выходные дни. Как потом стало известно, подводная лодка после погружения сразу же лишилась бы «глаз», так как перископы были бы затоплены, попавшая в них вода не могла бы быть удалена в море во время плавания. Такая вот «помощь». Были неприятности и с дейдвудными сальниками гребных валов. Приходилось постоянно откачивать поступавшую в отсек воду. Старый немецкий гирокомпас требовал замены, но сменить его оказалось невозможным. Хорошим оказалось то, что по моей просьбе Вальдес и дон Селестино смогли достать на одном из рыболовных траулеров гидролокационный прибор «сантадор» для обнаружения рыбы. Мы его срочно установили на лодке в качестве эхолота, то есть глубиномера, который нас выручил при проходе Гибралтара в подводном положении. Все мы, Вальдес, Селестино и другие члены команды, старались поскорее закончить все работы и сделать все необходимое для выхода в море, но неудачи и провокации задержали уход в Испанию еще на два месяца. В завершение всех наших неприятностей республиканский консул вызвал нас с Вальдесом и по секрету сообщил, что раз все прошедшие диверсии не дали фашистам желаемых результатов, они считают, что единственным способом не пустить подводную лодку в Испанию является убийство командира. Перед нашим уходом консул выдал мне и Вальдесу по браунингу.
Борьба за экипаж
Экипаж на корабле должен был состоять из 40 человек. У меня он был не более 30. Люди все разные, представители различных группировок и партий. Было несколько коммунистов, социалисты, республиканцы, беспартийные, попадались и анархисты. Офицерский корпус в республиканской Испании главным образом состоял, как и раньше, из дворян. Помощником у меня был симпатичный молодой офицер из знатной дворянской семьи Селестино. Его родители остались на стороне фашистов, а он ушел к республиканцам. По натуре он был приветливым и исполнительным человеком, и все общения с французскими властями устраивал удачно. Но в некоторых случаях не проявлял настойчивости и необходимой бдительности. Я ему полностью доверял. Доверял я и боцману. Но, как оказалось, напрасно. Через несколько дней, когда боцман ушел в город, мы с помощником решили осмотреть моторы. Я переоделся в комбинезон и ждал его в отсеке. Вдруг он, взволнованный, появился в отсеке с небольшой бумагой в руках. Это была телеграмма в адрес боцмана от руководителя организации фашистов: «Работайте хорошо, честно, войдите в доверие к личному составу, устраните всякие подозрения».
Селестино надел комбинезон боцмана и обнаружил в кармане этот разоблачающий его документ. Что делать? Решили пока все держать в секрете, внимательно наблюдать за боцманом, его связями и беседами с экипажем. Я проявлял к нему особое доверие и искренне радовался в его присутствии его отличной работе. Несколько дней потребовалось, чтобы выявить его помощников и компаньонов. Далее я вызвал боцмана и сообщил, что срочно требуется в соответствии с указанием командования направить на учебу в Испанию десять человек. И что только ему я могу поручить доставить их на родину, и что у него есть возможность поступить в академию и стать офицером. Весть была принята радостно. В этот же день группа нежелательных моряков отправилась к границе с Испанией. Я и Педро телеграфировали генеральному секретарю Бруно Лонса о том, что эта группа и есть те диверсанты, которые совершали провокации при ремонте лодки. По приезде они были арестованы, но потом отпущены, а боцман с помощью дона Валентино даже пошел на повышение. Злоключения с экипажем на этом не закончились. На корабле все работали «по-стахановски», с утра до позднего вечера. Многие после работы ходили отдохнуть и развлечься в город. Бывали в кафе, дансингах, а некоторые проводили время в домашней обстановке у знакомых девушек. Моряки честно заслужили свой отдых, и я им не препятствовал. Однако как-то, включив радио, я услышал речь одного из фашистских организаторов. Он откровенно сообщал, что те моряки республиканского флота, которые решат остаться во Франции, получат работу с увеличенной оплатой. За побег с подводной лодки предлагалось 2 тысячи франков, за побег и порчу механизма — 3 тысячи франков, за крупную аварию — до 5 тысяч франков.
Открытая и откровенная пропаганда по радио сменилась разглагольствованиями и криком фашистского генерала Кьепо де Льяно, восхвалявшего укрепление фашистских рядов в Германии. Раздался стук в мою каюту, и вошел сигнальщик. Он сообщил мне, что в семью его красавицы-Жанетты часто приходит дядя. И вот только вчера этот «дядя» предложил ему за определенные услуги покинуть корабль. Мой и Вальдеса разговор с другими матросами установил, что у многих из них также были подобные «дяди», вели похожие разговоры и делали аналогичные предложения. Пришлось принимать срочные меры — не отпускать матросов на берег. Это было сложно, и кое-кого пришлось сажать под арест. Но мы были военным коллективом, и та борьба, которая шла в Испании, горячее желание быть ей полезным, заставляли всех нас преодолевать технические и психологические трудности и неудачи. Коллектив команды верил мне и видел каждодневные мои усилия в борьбе за корабль, за его боеспособность, за стремление скорее быть полезным борющимся на родине — Испании, республиканцам.
Испытания подводной лодки
Наши совместные усилия позволили в июне 1938 года завершить основные работы. В то время обстановка в Испании усложнилась, и противник захватил многие районы. Французское правительство ужесточило отношение к нам, и возникли опасения возможности вторичного интернирования республиканских кораблей. На просьбу разрешить выход корабля в море для проведения испытаний последовал категорический ответ: «Разрешаем выход без права возвращения в Сен-Назер или иной порт Франции».
Приходилось пытаться проводить испытания в , закрытой батопортом (воротами, закрывающими гавань). Гавань имела три шлюза для выхода в море. Самый большой использовался как док для ремонта больших кораблей. Самый малый — для выхода катеров и других малых судов. А средний, имеющий двойной затвор, — для выхода подводных лодок и других более крупных кораблей. Глубина в гавани была небольшой и не превышала 10 метров. Решили провести испытания в воскресенье, так как в этот день в гавани было меньше народа. Получили разрешение командира порта и директора завода. Работали накануне до позднего вечера. Проверили все помещения корабля, системы и механизмы. Утром, добираясь от гостиницы до корабля, я услышал информацию газетчика о том, что ровно в четыре часа дня в гавани состоятся маневры испанской подводной лодки. Купил газету «La Ferro», где действительно сообщалось о наших испытаниях. Народу в гавани собралось очень много, много было полицейских и каких-то подозрительных личностей. Был и начальник местной полиции, который, видя наше бездействие и подгоняемый нетерпением публики, взобрался на корабль и изъявил неудовольствие отменой маневров. Мы его быстро успокоили сообщением о том, что на подводной лодке случилась серьезная авария. Только на следующее утро мы смогли кое-что испытать. Напротив стоял новый французский линейный корабль «Страсбург». Вахтенные офицеры и матросы стояли у борта и наблюдали за нами. Погода была прекрасной и тихой, водная гладь — зеркальной. Подаю команды на пробное погружение лодки. По расчетам механика дона Селестино, даже с заполненными балластными системами должна оставаться дополнительная положительная плавучесть — около 5 тонн. «Сеньор Селестино, заполнить часть балластных цистерн!» — командую по переговорной трубе. Со мной на мостике Вальдес и штурман Мигель. Слышим шум вливающейся в цистерны воды. Но для погружения необходимо полностью заполнить еще среднюю цистерну. Вдруг ощущаем, что палуба мостика слишком интенсивно\уходит у нас из-под ног. Подводная лодка мгновенно погружается под воду. Хорошо, что я успел захлопнуть ногой рубочный люк и только малая часть воды попала в корабль. Иначе бы подводная лодка затонула, а экипаж, возможно, не остался бы в живых. Но глубина была небольшая, и мы втроем остались висящими на стойках антенн.
Вахтенные на «» забегали, но наше нелепое «висение» и пребывание в воде вскоре завершилось. Механик не растерялся, и после аварийного продувания цистерн подводная лодка всплыла. Оказалось, что случайно или умышленно были заранее полностью заполнены все дифферентные и уравнительные цистерны. А та положительная плавучесть, которую обеспечивала средняя цистерна, отсутствовала. При последующем погружении подводной лодки обнаружились еще и другие мелкие недочеты. К сожалению, глубина не позволила нам проверить на герметичность перископы, что очень подвело нас потом в море. Подводная лодка была в плохом состоянии, часть оборудования осталась неисправной и бездействовала, боеспособность была низкой, но задерживаться мы больше не могли и не имели права, пришлось рисковать. Ко всему этому перед самым выходом в море я узнал, что и на С4 у А.И.Бурмистрова 12 человек из команды сбежали к фашистам. Пришлось его выручать, и я выделил семь человек из своего экипажа. Мой экипаж также был не в полном составе, отдельные матросы покинули его перед выходом в море. Со стороны французских властей был предъявлен ультиматум, грозивший, в случае невыполнения, потерей корабля. Поэтому надо было уходить с недоукомплектованным экипажем на не полностью боеспособной и мало годной к плаванию подводной лодке.
Как говорится, нет худа без добра. И не только потому, что не попал на злополучный самолет командующего ТОФ. Крах карьеры подводника — еще не конец службы профессионального военного. Очередные 11 лет службы расширили профессионализм, расширили кругозор. Все-таки, образно говоря, в перископе подводной лодки поле зрения ограничено. И в этом смысле я и за это благодарен судьбе. Два с половиной года службы в ОДАСС на должности капдва, буквально подняли из глубин на поверхность, а фактически спустили с «небес» на землю. Правда, при представлении в связи с переводом командованию Камчатской флотилии командующий КВФ вице-адмирал Капитанец заверял меня, что, учитывая мою оперативно-тактическую подготовку, командование флотилии будет привлекать меня к участию в военно-учебных мероприятиях флотилии и разработке соответствующих документов по ним (чтоб поддерживал и совершенствовал свой оперативно-тактический уровень — мол, скоро все образуется), однако по жизни все пошло не так. Капитанец вскоре ушел на повышение, у новых — другие заботы, да и я углубился в практику аварийно-спасательных забот. Суровый океан (хотя и Тихий!) брал свою дань с нерадивых. Свой ОТУ (оперативно-тактический уровень) поддерживать все равно пришлось, но нештатным порядком.
ОДАСС входил в состав ОВС (отдел вспомогательных судов) тыла флотилии, а начальник тыла флотилии капитан 1 ранга Александр Васильевич Алехин страдал чувством некомпетентности по линии вооружений атомных подводных лодок. Дело в том, что в состав тыла КВФ входило несколько ракетно-минно-торпедных баз и технических баз флота, которые непосредственно обеспечивали лодки флотилии атомных подводных лодок, в том числе и в условиях войны, т.е. с учетом перезарядок боезапасом повторного залпа. У Александра Васильевича с этим было слабовато; кроме того, он хотел постичь и некоторые вопросы оперативно-тактического использования лодок обслуживаемого объединения ПЛА. Слушатель он был дотошный и благодарный. И мне, между делом, вроде бы в жилу. Через пару лет из состава тыла выделился ВиС флотилии (меня назначили начальником ВиС — зам. ком. КВФ), и вопросы вооружения, технического снабжения и судоремонта выпали из забот Алехина, но его любознательность и деловитость не иссякли. К сожалению, так и сгорел вскоре на работе, помер. ОДАСС, кроме всего прочего, оказался хорошей школой морской практики. Аварии в море, как правило, связаны со штормом и поэтому довольно часто с серьезным риском, с нестандартными ситуациями. Пришлось убедиться в несовершенстве и дряхлости аварийно-спасательного вооружения и оборудования (зачастую времен довоенного ЭПРОНа), изумиться врожденной изобретательности и героизму наших людей, матросов и офицеров; еще раз задуматься над оголтелой программой строительства боевых ударных единиц (океанского, ракетно-ядерного «сбалансированного») флота в ущерб необходимой инфраструктуре системы базирования и системы обеспечения, обслуживания более малочисленного, но достаточного по своему боевому потенциалу флота.
Заступив на должность начальника ВиС, с проблемой оголтелости, вернее, с ее последствиями, пришлось столкнуться вплотную. Первые же дни посвятил знакомству с подчиненными частями, рассредоточенными вокруг Авачинской губы как в черте города, так и вне его. Первый шок испытал при посещении артсклада, расположенного между сопок, но в непосредственной близости с кварталами жилых домов и госпиталем. В штабелях четырехметровой высоты под открытым небом в деревянных ящиках хранились артснаряды со времен ВОВ. Часть штабелей из-за гнилости ящиков обрушилась, снаряды валялись, как «китайские соломенные палочки». Ни сил, ни средств у личного состава склада приводить в надлежащий порядок это безобразие не было. Когда-то в состав склада входил арттехнический батальон численностью более двухсот человек, а теперь на техосмотре и освидетельствовании было занято полтора десятка женщин пенсионного возраста, столько же не годных к строевой службе «матросов». Понятное дело, сроки освидетельствования (подтверждения годности артбоеприпасов) более половины хранения были давно просрочены. Однако артбоеприпасы (конечно, с просроченными сроками освидетельствования) из Приморья продолжали прибывать целыми транспортами. Разгружали их на территории склада, куда придется, без заботы о надежности хранения. А куда деваться! В Приморье-то новые эшелоны идут! А новых-то складов нет! Ни сил, ни средств на их создание не выделяют. На охране склада ВОХР — в основном женщины пред- и пенсионного возраста. По периметру склада — несколько покосившихся сторожевых вышек, между ними в две «нитки» ограждение из колючей проволоки с покосившимися кое-где из-за снежных оползней с сопок столбами. Когда-то в состав охраны входило подразделение сторожевых собак — из-за недостатка средств сократили; на псарне на отходах прикамбузного хозяйства еще доживала свой век пара облезлых овчарок. На следующий день очередной стресс на торпедно-технической базе на полуострове Завойко. На открытых площадках, хорошо просматриваемых с моря и воздуха, в огромных штабелях металлические транспортные контейнеры торпед, а реактивные глубинные бомбы (РГБ) в деревянных обрешетках. По чьей-то глупости большинство РГБ головными частями направлено в сторону жилых домов поселка и города. И сосредоточено тут несколько боекомплектов боезапаса всей флотилии для ведения боевых действий в течение нескольких месяцев без дополнительного подвоза и без учета вероятных потерь корабельного состава. Спрашиваю начальника ТТБ: — Как Вы думаете, что будет, если сюда на бреющем пара штурмовиков «А-6» с АВУ или хотя бы один «Томагавк» прорвется? — ..? — Ваша семья где живет? — В Завойко. — И Вы никогда не задумывались, что с ними будет, если все это жахнет?! Я уж не спрашиваю о том, чем вы будете снабжать корабли? — ..? А что я могу сделать?! Везут и везут, только успевай в порту разгружать! Штрафы накручивают! Людей не хватает, вон штабеля просроченных поверками торпед, только успевай трафарет «липовый» наносить! Напротив Завойко, на другом берегу Авачинской губы в поселке Богатыревка— другой склад минно-торпедного отдела ВиС, минный. Там такая же удручающая картина. На открытых площадках и в незащищенных хранилищах амбарного вида мины всех типов. Тут еще другая напасть, часть площадок и хранилищ расположена на низком берегу, в зоне опасного затопления при цунами. Строительство защищенных бетонных и обвалованных хранилищ для современных мин последних разработок только обозначено.
Руководство ВиС КВФ. 1986 год.
Знакомство с ракетно-техническими базами радости не прибавило. Одна вновь создаваемая РТБФ для обслуживания НК и катеров строилась хозспособом на основе подвижных технических позиций и то только благодаря своему деятельному начальнику. На второй, основной РТБФ, которая уже давно обслуживала атомоходы моей родной флотилии, дело было лучше. Кстати, эта РТБФ считалась лучшей на флоте, носила звание «отличной». Здесь все было фундаментально. Продолжалось строительство современных спецхранилищ под перспективные баллистические ракеты, но темпы отставали от потребности, и поэтому уже начали накапливаться проблемы. Загрузка защищенных бетонных обвалованных специализированных хранилищ уже превышала расчетную в 1,5—2 раза. Сроки хранения отдельных ракет уже продлевались, имелись предупреждения промышленности о снятии гарантии, а «телодвижения» по вывозу и утилизации их явно не соответствовали угрозе «затоваривания». Кто-то зловеще шутил: утилизация искусственным путем не предусматривалась, мол, рассчитывали, что все это «уйдет» естественным путем, а войны все нет и нет (!). На складах технического отдела дела обстояли сносно, хотя условия хранения имущества, технических средств и ЗИПа никогда не соответствовали техусловиям производителя. Изумил и порадовал своим энтузиазмом и деловитостью начальник техсклада капитан 2 ранга Бабкин. Его прямо-таки грандиозные по местным масштабам планы развития техтерритории, складов, жилого комплекса нештатного подразделения обслуживания со спорткомплексом и т.д. просто поразили. И он их на моих глазах осуществил за 6 лет! Более того, добился преобразования захудалого техсклада в техническую базу 1-го разряда, получил звание капитана 1 ранга и с почетом по переводу уехал под Одессу! По результатам объезда подчиненных частей, естественно, доложил руководству. Реакция логична: «Молодец! Тебе и карты в руки! Составь план, утвердим. Правильно, нужно строить новую базу хранения оружия в глубине, подальше от берега. Давай ищи место, выбивай, отчуждай, поможем». И т.д. План составил, утвердили, а потом за срыв сроков по нему же и «драли»! Кое в чем помогли, помогли состыковаться с военными строителями, кое-что выделили из финсредств. Косвенно убедительную помощь оказали трагические события пожаров и взрывов складов вооружения на Севере, в Приморье и других военных округах. Год за годом улучшали условия хранения: построили новые обвалованные площадки хранения с учетом недопущения детонации и развития катастрофы, переуложили боезапас головками в безопасном направлении, построили новый объединенный склад вооружения сравнительно далеко от города, вывезли туда сверхнормативную часть вооружений с внутригородских складов. Надо сказать, что этот процесс после взрывов складов шел повсеместно под контролем Москвы.
Помнится, неоднократно прибывали различные комиссии то с флота, то из управлений вооружений ВМФ и МО СССР, а однажды был представитель военного отдела ЦК КПСС. Когда появились первые значимые результаты нашей деятельности, особенно это проявилось на новом объединенном складе, где построили арочные бетонные обвалованные хранилища, обвалованные открытые площадки и пожарные водоемы, высоких гостей вызвался сопровождать сам командующий КВФ. К этому времени им стал Б.М.Комаров. В итоге, как говорили, нас в каком-то приказе отметили, как особо отличившихся в вопросе обеспечения взрыво- и пожаробезопасности. Кого и как отметили, нам не сказали. Как метко заметили мои основные помощники, начальники минно-торпедного и ракетно-артиллерийского отделов ВиС капитаны 1 ранга Афонин и Щукин, не наказали и ладно, значит, поощрили. Понятно, и мне, и им памятны были почти еженедельные разносы Комарова, по-видимому, считавшего этот вид деятельности основным в порядке помощи по обеспечению взрыво- и пожаробезопасности. Не могу не вспомнить трудностей с организацией и обеспечением судоремонта кораблей флотилии и атомных лодок флотилии ПЛ, размещаемых в ремонт на СРЗ в зоне КВФ. В основном этим занимался начальник техотдела ВиС, сначала капитан 1 ранга Савченко, а затем долгие годы капитан 1 ранга Ю.М. Халиуллин — дока во всех вопросах своей специальности и мой заместитель по должности. Так вот, занимаясь этими вопросами даже вскользь, еще раз убедился в том, сколь велик разрыв между численностью корабельных единиц, потребностью в судоремонте и возможностью его обеспечения. Опять же усугублялось это состояние отсутствием развитой инфраструктуры базирования на современном уровне. Отсюда преждевременный износ вспомогательного оборудования, отсутствие агрегатной замены в нужном объеме, а далее вывод в отстой и, в конце концов, преждевременное списание не выслуживших положенный срок кораблей. Отсюда низкий коэффициент оперативного использования. А чтобы удержать нужное количество кораблей в заданном районе океана, надо увеличить общее количество в действующем составе флота — значит очередь в ремонт еще больше возрастет. Замкнутый круг! «Беличье колесо»! Итак, строй, строй и строй — пока не обанкротишься. И так в каждом виде вооруженных сил! В конце концов обанкротили всю страну и проиграли «холодную войну»! Надо полагать, что с такой «эффективностью» работала не только военная промышленность. Вспоминаются слова генерального директора судостроительного завода в Комсомольске-на-Амуре Деева, сказанные им еще в 1971 году. Как-то стоим у эллинга, где строилась моя лодка, он в продолжение какого-то разговора говорит: — Завтра лечу в Москву выбивать очередные заказы (так на заводском сленге называют лодки). — Что так срочно? У вас же вон сколько еще закладок, — показываю я на соседние эллинги. — Да, но собирать их не из чего. Нет комплектующих, большая отбраковка. Последнюю собрать не из чего. А вот выбью очередной проект и будет из чего. И так без конца! — Помолчал. — Скоро всю страну в металл вгоним, — еще помолчал. — Да, нет... Скоро вообще все рухнет! Не по возможностям пыжимся!
, основанное в 1936 году, всего за историю завода было построено 56 АПЛ.
Да-а, скоро не скоро, но только в 1985 году за перестройку взялись, да и ту по-порядочному провести не смогли. Вообще все развалили! Вспоминается еще один эпизод. Во Владивостоке на военном совете флота выступаю с докладом об итогах за какой-то год, по пути докладываю о проблемах, при этом обращаю внимание на расстыковку вмененного плана судоремонта и мизерность выделенных средств, предлагаю привести в соответствие и тут слышу реплику от руководства, что, мол, «не по теме и садись на место». В перерыве какой-то доброхот в глаза посмеялся: «Ты, что с... сорвался, все об этом знают и четко докладывают, что приложим все силы и т. п., а потом все спишут». Очковтирательство стало нормой. И все-таки объективная реальность заставила заниматься перестройкой, в стране кое-что зашевелилось. Потом стало известно, что страна в долгах и накануне банкротства. Стали и мы ждать изменений. Начали поговаривать об очередной реорганизации. Дошли слухи об объединении тыла и ВиС. Это значит, что мою должность сократят, будет опять начальник ВиС заместителем у начальника тыла, а значит и штатную категорию понизят до «капитана 1 ранга». Значит, пора опять ставить вопрос о переводе на запад. Не за «горами» и увольнение в запас по возрасту, пора подумать о пенсионной жизни, поиметь квартиру в Питере. Переговоры с кадровиками затянулись. В Москве — пожалуйста, адмиральскую должность найдем, а в Питере сложно... Наконец, перед самой реорганизацией поступило предложение — согласен ли на каперанговскую должность начальником отдела ЦНИИ ВМФ в Петродворце? «Боковик» для увольнения в запас с адмиральской должности гарантируется! Минута на раздумье... Согласен.
На рейде базы Камрань. Вьетнам. 1987 год.
До приказа успел сходить старшим перехода плавбазы ПЛ во Вьетнам, в нашу маневренную базу Камрань. Возвращаться пришлось самолетом по диппаспорту, оформление которого пришлось ждать недели три. Томительно, но не без пользы. Проверил техобеспечение наших кораблей, которые там несли боевую службу (ПЛ, ракетные катера и ПЖК из состава КВФ), ознакомился с условиями БС в тропиках, а в свободное время в обществе командира военно-морской базы контр-адмирала Девятайкина однажды посетили наше консульство, вьетнамский рынок, несколько раз выезжали на океанский пляж купаться и один раз посетили парную баню с эвкалиптовыми вениками у наших летчиков на аэродроме (они тоже там на БС). Девятайкин (светлая ему память) разбился вскоре на перелете во Владивосток.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Наконец-то настала долгожданная летняя погода. Косинский детский морской клуб успел вовремя подготовиться к сезону.
Яхты отремонтированы и спущены на воду, паруса залатаны, рангоут и такелаж – в полной готовности. К тому же, завершены теоретические занятия в Косинской Парусной школе при Морском клубе. Курсанты, успешно прошедшие теоретический курс, допущены к практике на воде.
По уже сформировавшейся традиции, Морской клуб каждую субботу в 12.00 начинает парусные соревнования в различных классах яхт.
Самые маленькие яхтсмены, которым исполнилось 9 лет, подняли паруса на швертботах типа «Оптимист». Это самая маленькая яхточка полюбилась многим детям за свой покладистый нрав, отличные ходовые качества и безопасность. Она по праву считается «партой» яхтсмена, так как большинство прославленных мореплавателей начинали свой путь в море именно с этой яхты.
Ребята постарше и взрослые вышли на старт на яхтах типа «Кадет», «Луч», «Финн» и «470». Всю долгую зиму клуб приводил в порядок свой флот, ремонтировал, переделывал, оснащал. Первые соревнования всегда самые сложные, не все детали оснастки подходят, что-то перепутано…
В общем – суета. Тем не менее, регата состоялась. Даже те, кому не хватило яхт, приняли участие в гонке на старинном дедушке «Ял-6».
Косинский морской клуб – единственный в Москве, где любой желающий, независимо от возраста и уровня парусной подготовки, может участвовать в тренировках и соревнованиях. Некоторые приходят целыми семьями. Наиболее увлеченные получают в клубе яхту на содержание. Тогда обычный швертбот превращается в семейный «крейсер».
На этих регатах мало обращают внимание на кубки и призовые места, здесь главное – свои личные маленькие рекорды. И конечно же, общение и взаимопонимание.
