Всё так же за рассветом следует рассвет, Всё так же чередуются закаты. Планета по орбите продолжает бег, Рождая новое, терпя утраты.
Не нами это всё заведено, И помешать мы этому не можем; Меняет поколения природа всё равно, Без этого ход жизни невозможен.
При жизни многие из нас малоизвестны, И не у всех заслуг так много, – будем честны, Когда ж в последний путь кого мы провожаем, Он сразу же становится запоминаем.
А это потому, что он единственен средь нас, И, как явление, неповторим. И только лишь в его последний час Осознаём мы, что уходит с ним.
Не просто так об этом я заговорил, Не просто так о том повёл рассказ, Опять сегодня, уж в который раз В последний путь я друга проводил.
Их много уже там, А здесь всё меньше остаётся И мы все к погруженью по местам Стоим, как у подводников ведётся.
Из Парижа нас повезли в Роттердам – Голландию. Там в порту ожидал нас советский пассажирский пароход «Нева», доставивший группу наших товарищей, выполнявших роль советников, в Ленинград. Здесь встретили меня работники разведывательного отдела Балтфлота и отправили в Севастополь, к месту прежней работы. Однако работать здесь не пришлось. Меня назначили на другую работу – командиром эскадренного миноносца «Бойкий» Черноморского флота. Я оказался «врагом народа», потому что выполнял задания Берзина (?). Оказывается так говорили обо мне некоторые «товарищи» от разведки на партийных собраниях отдела. Я попросил у секретаря парторганизации дать мне для прочтения протоколы партсобраний. Да, я нашел протоколы тех собраний. Действительно, так характеризовал меня «товарищ» на один год старше меня окончивший Высшее военно-морское училище имени М.В. Фрунзе некий Терехов. Прочитав протоколы, я написал в Политическое управление флота объяснения, отверг это обвинение без какой-либо просьбы. В 1937 году вернулся из Испании Берзин и занял пост начальника Разведывательного управления Генерального штаба РККА. Был награжден орденом Ленина. Повышен в воинском звании. Нарком обороны Ворошилов в аттестации Берзина написал: «Один из лучших в Красной Армии». И что же? В конце 1937 года был необоснованно репрессирован и в марте 1938 года расстрелян по сфабрикованному обвинению.
Еще в апреле 1935 года корпусной генерал был неожиданно назначен заместителем командующего Особой Краснознаменной Дальневосточной армией, которой в то время командовал Блюхер. А спустя год – новая резкая перемена. Осенью 1936 года он уезжает в Испанию на должность главного военного советника республиканской армии. Работать Берзину было очень трудно. Испанское правительство тормозило его работу. Даже предложение о создании единого военного командования было принято правительством с большим запозданием. Фашисты захватили Мадрид – столицу Испании, а вскоре и всю Испанию. Однако труд Берзина не пропал даром. В самое напряженное время для нашего государства разведывательные организации за рубежом блестяще выполнили поставленные задачи. Однако, высокое руководство страны и Армии не изволили привести вооруженные силы в состояние полной боевой готовности. Что и чего это стоило нашей стране, особенно западной части, полагаю всем известно. А в те месяцы, кстати сказать, молодежь днем и ночью пела: «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов!». Руководство страной «не услышало» этой песни, этого зова к подготовке войск к отражению врага.
Мне посчастливилось работать под его руководством на протяжении 4-х лет: 1932-1934 годы в возглавляемым Берзиным Разведывательном Управлении штаба РККА (ныне называемым Генеральным штабом) и в 1937 году в Испании, где Берзин пребывал в качестве Главного военного советского советника при Правительстве Испании. Сейчас в печати его называют Яном Карловичем. Мы, работники Разведупра, называли его Павлом Ивановичем. В действительности оба эти имени, так же как и фамилия Берзин, есть его псевдонимы. Его истинное имя – Петер Кюзис, которое никогда, нигде не употреблялось. Мы еще между собой называли его «стариком» по его подпольной партийной кличке, вкладывая в это слово наше глубокое уважение к этому замечательному молодому человеку, руководителю, товарищу. Да, «старик» был молодым. В 1931 году, когда я с ним встретился на РКУКСе, Берзину шел всего лишь 42-ой год. Правда голова его была уже белой, как результат тех испытаний, которые ему пришлось пережить. Он с малолетства вошел в боевую революционную деятельность, за которую был приговорен царскими сатрапами к смертной казни Берзин – это прежде всего профессиональный революционер. В 1905 году, пятнадцатилетний латышский батрак Петер Кюзис, еще не осознанно, под влиянием «революционной романтики» с оружием в руках сражался против русского самодержавия. Был тяжело ранен. Попадает в лапы царских сатрапов. Царь, «наместник бога на земле», вместо казни упрятал несовершеннолетнего юношу на каторжные работы в Сибирь, откуда Берзин в 1914 году сбежал с паспортом, добытом большевиками, на имя Яна Карловича Берзина. Там в ссылке он вошел в среду сосланных в Сибирь большевиков и становится убежденным бойцом за дело рабочего класса. В 16-ти летнем возрасте связывает себя с ленинской партией и проносит через всю свою жизнь верность ее идеалам. Берзин достигает Санкт-Петербурга и включается в подпольную партийную работу, устраивается на работу на фабрики и заводы, прикрываясь разными псевдонимами. В 1917 году участвует в Октябрьской социалистической революции, штурмует Зимний Дворец, а затем ведет борьбу за установление Советской власти в родной ему Латвии.
Берзин – это соратник Дзержинского. С 1918 года работает в органах ВЧК, участвовал в раскрытии заговоров против Советской власти и в разгроме мятежей, организуемых внутренней и международной контрреволюцией. Участвовал в Гражданской войне. Его заслуги были отмечены орденом Красной Звезды, высшей наградой того времени. Берзин – это признанный организатор советской военной разведки. В декабре 1920 года Берзин назначается начальником отдела, в декабре 1921 года – заместителем начальника Разведуправления, а в марте 1924 года – начальником. В тот год ему исполнилось 35 лет. Первой заботой Берзина был кадровый вопрос. Нужны были кадры со знанием иностранных языков, нравов, обычаев, порядков соответствующих стран. Такие кадры подбирались из среды иностранцев, участников Гражданской войны, коммунистов, имевших советское гражданство, из людей надежных, стойких, достойных доверия. Одновременно создавались курсы, школы. А после Великой Отечественной войны была создана Академия Советской Армии (этой академией автор командовал с 1967-го по 1974 год.)
Большая работа в те годы велась аппаратом военных атташе. И преимущественно методом личного наблюдения и осведомления. Ими создавались так называемые «корреспондентские связи». Этим термином обозначались гласные, открытые связи с местными должностными лицами, с иностранными коллегами и вообще со знакомыми, приобретаемые в процессе представительной деятельности, которые негласно информировали работников атташатов по политическим и военным вопросам, решаемым правительством страны пребывания или другой страны, входившей в сферу интересов советской разведки. В работе Разведупра тех лет большое место занимала техническая направленность. А при работе в таких странах, как США и Италия, такая направленность превалировала. Наша страна в интересах развития народного хозяйства, в частности, промышленности, направляла в развитые капиталистические страны закупочные делегации, которые посещали конструкторские учреждения и заводы. А закупалось, надо сказать, не только промышленное оборудование, но и самолеты и даже чертежи подводных лодок новых проектов. Работники военных аппаратов не упускали случаев воспользоваться поездками делегаций, посетить вместе с ними упомянутые учреждения и заводы. И это приносило немалую разведывательную пользу, плюс – расширяло их «корреспондентские связи». Следует отметить и служебный уровень тех товарищей, которые назначались в те годы военными атташе. В Париже, например, военным атташе был комкор Венцов – заместитель начальника штаба РККА. Военно-морским атташе в Токио был Кожанов. Вернувшись из Японии, он стал командующим Черноморским флотом.
. .
Военно-морским атташе в Лондоне был Орлов. Вернувшись, он стал начальником штаба Тихоокеанского флота. Батис, вернувшись из Турции, где был военно-морским атташе, стал зам. начальника штаба Черноморского флота. Поскольку работа в США носила преимущественно техническую направленность, военно-морским атташе был там Орас – крупный флотский инженер. Военные аппараты занимались оперативной работой, но ограниченно. Для этих целей выделялись один-два подготовленных работника, занимавшие должности, чаще всего, технического персонала: секретарь атташе или шофер с функциями, главным образом, связника. О таком их предназначении знал лишь атташе. Были периоды, когда военным аппаратам вообще запрещалась оперативная работа. Вся нагрузка в такой деятельности лежала на нелегальных организациях. При этом Берзин допускал связь таких организаций с официальным аппаратом лишь в исключительных, действительно необходимых случаях, вызванных срочными потребностями организационного порядка, какими-то тревожными событиями в работе нелегальной организации, или для передачи фотокопий документальных материалов.
Анализируя разведывательные материалы, особенно военно-технического характера, Берзин большое внимание уделял выработке понимания характера войны, если она вновь вспыхнет. Его первым помощником в этом смысле был Александр Матвеевич Никонов – заместитель Берзина по информационной работе. Человек высоко эрудированный, обладавший аналитическим, диалектическим мышлением, прекрасный лектор. Никонов был основным референтом Тухачевского – заместителя наркома обороны К.Е.Ворошилова. Тухачевский работал над этой проблемой в целях поиска организационной структуры и вооружения советских войск с учетом военного строительства в капиталистических странах – вероятных наших противников. Не раз приходилось слушать его выступления на эту тему перед работниками штаба РККА, в которых он отводил в будущей войне высокую роль бронетанковым и воздушным силам. Разведупр издал тогда труд «Будущая война». Коллектив пополнялся новыми кадрами. В 1933 году пришла группа командиров 8-10 человек только что окончивших академию имени М.В.Фрунзе. Расширялась техническая оснащенность разведки, особенно радио и фотоаппаратурой своего и иностранного производства, другими средствами работы, оборудованием тайнографии. Работы было уйма. Это неизбежная участь разведоргана, когда многие выходные дни становятся рабочими. Но работать в том коллективе было поистине приятно.
Виталий Бекренев: Отец рассказывал, что в послевоенные годы от членов Политбюро приходили указания срочно добыть информацию. Ему приходилось активно включать в работу многих законспирированных на случай войны нелегалов, подвергая сеть опасности. Материалы добывались, но их потом никто не спрашивал. Делалось это тогда, в том числе, с целью провокации наших сил разведки. Сколько предателей тогда находилось наверху! А сейчас!!
Вспоминается безотказная товарищеская поддержка словом и делом, дружеская общественная атмосфера и в то же время – требовательная взыскательность, пронизанная партийностью. Ведущую роль в дружеской и деловой атмосфере играла партийная организация. Она, кстати сказать, была единая для всех подразделений Разведупра. Возглавлялась не освобожденным от основной работы секретарем. Политотдела в те годы еще не было. Но создателем и дирижером делового, товарищеского, партийного настоя в коллективе был «Старик». К нему целиком и полностью относилось такое понятие, как «душа коллектива». Некоторые работники Разведупра, как например, Любовь Ивановна Римм, работавшая вместе с мужем в организации Зорге, когда он находился в Китае, и сейчас, как об этом пишет «Красная Звезда» от 25 ноября 1979 года, говорият о Берзине: «Мы Риммы, чтили его как отца…».
. .
«Старик» не успокаивал товарищей, направлявшихся в нелегальную поездку, не сглаживал остроту опасности того дела, которое предстояло решать за рубежом. Инструктируя, он старался внушить веру в силы и возможности отъезжающего, в правоту и необходимость решаемых задач, вдохнуть оптимизм, волю и разум, уберечь от расслабленности и потери бдительности, порождавших ошибки и порой непоправимые. Инструктируя в таком плане, «Старик», наверное, вспоминал свою жизнь, опирался на свой личный опыт, богатый трудностями, лишениями, опасностями, несгибаемой воли, верой в конечный успех. Хотя и ему было свойственно все человеческое. И он волновался, переживал неудачи в работе, серьезные провалы. Но носил эти чувства в себе, в крайнем случае делился ими только со своими близкими соратниками по борьбе за дело революции и защиту ее завоеваний, не делая из неудач шума или паники. Находил их причины и настойчиво работал над совершенствованием практики оперативного дела. В коллективе никогда не слышалось таких эпитетов, как «приближенный», «отчужденный», «угодный» или «неугодный», так же как и «двуличный». Да и почвы не было для такого ни «снизу» ни «сверху». Он был строгим и принципиальным начальником. И вместе с тем, он был простым и доступным, общительным товарищем. Ценил труд людей, поощрял деловую инициативу, внимательно выслушивал критические замечания и предложения. Не оставлял без убедительного разъяснения те из них, которые были несвоевременными или ошибочными. Ни один из нас не оставался неудовлетворенным после доклада, разговора, беседы с Берзиным. После ухода Берзина, до сентября 1941 года сменилось 5 начальников Разведупра (!). И это в условиях, когда нарастала реальная угроза безопасности нашей страны. Такое положение дел обусловило то, что военная разведка вступила в Великую Отечественную войну недостаточно подготовленной.
— Тетка умоляла меня ничего не рассказывать маме, даже о том, что теплоход загорелся, но об этом я все же не могла умолчать и сказала, что меня спас нахимовец. Ну, а о том, что тетя оставила меня сторожить ее вещи и спасала в первую очередь свою шкуру, я промолчала. Зачем огорчать было маму, ведь тетка — ее родная сестра! А вас мне хотелось разыскать до смерти! Ведь если бы не вы, я не сидела бы сейчас тут, в «Старом Тоомасе». Но что я знала о вас? Только, что вы нахимовец и что зовут вас Славой. Да и тетка вскоре собралась домой. Далекий ей не понравился, она с кем-то не ужилась, и квартиры порядочной не дали. Я вернулась с ней в Ленинград, но не морем, а поездом... Вот я и встретила вас, — глаза ее так и светились радостью, — вы, как я вижу, капитан-лейтенант и, наверное, служите в Таллине, ну, а я по-прежнему живу в Ленинграде, с мамой, работаю чертежницей. Получила отпуск, приехала сюда с Жекой, — погладила она по плечу подругу, — и встретила вас. Жека, Жека, да познакомься же, помнишь, я тебе много рассказывала... — Ну как же, помню, конечно! И Жека протянула смуглую руку. А Аля не сводила с Ростислава благодарного взгляда. Так возобновилась забытая дружба. Весь день провели они вместе — он, она и бойкая Жека, тоже чертежница из одного с Алей ОКБ. Ростислав показывал девушкам город, водил их по узеньким улочкам, каменным лестницам; они поднялись на башню Кик-ин-де-Кёк и оттуда смотрели на черепичные крыши, съездили в парк Кадриорг к памятнику броненосцу «Русалка», обедали в ресторане на берегу реки Пириты, за широкими окнами которого парили сытые белокрылые чайки.
Девушки задержались в Таллине дольше, чем предполагали вначале. Ростиславу удавалось освобождаться, корабль как раз стоял в гавани на ремонте. К его удивлению, Жека всегда была чем-нибудь занята, и он оставался с Алей. После того как он как-то сказал, что прическа под Брижитт Бардо делает всех девушек похожими одна на другую, Аля изменила прическу, и он увидел прежнюю Алю —вот теперь он бы сразу узнал ее! Он показывал ей Художественный музей в Кадриорге, где выставлены картины, воспевающие суровую природу Эстонии, портреты крестьян, рыбаков, скульптуры великого Адамсона; просторные залы Дома художников, заполненные мозаикой, керамикой, хрусталем, серебром, прекрасными тканями эстонских мастеров. Они ходили в драму на пьесы Тамсааре, Лутса и Раннета, в оперу и балет, и его радовало, что Але все это нравится, как нравилось и ему. Часто, высказывая свое мнение, он слышал ее одобрение, и одобрение было искренним; их вкусы, их представления о жизни сходились. Однажды вечером в Кадриорге неподалеку от устроившихся на покой лебедей, которых днем они кормили булками, Аля сказала: — Вы знаете, Слава, каждая девушка ждет свои алые паруса. Но я не так чиста душой, как Ассоль. В меня влюблялись, и я влюблялась. Правда, счастливой я еще не была... — Она замолчала, чертя каблуком по песку.— Я почему-то верила, что встречу когда-нибудь вас. Обязательно встречу. И все же... — Помолчав, она опять повторила: — Я не так чиста, как .
В темной воде пруда всплеснула крупная рыба. Лебедь проснулся и стал чистить свои перышки. Ростислав задумался над словами «в меня влюблялись, и я влюблялась». Ну что в этом удивительного? Конечно, влюблялись. А почему бы и ей было не влюбиться в хорошего парня? Ей не меньше, чем двадцать два... А мне — тридцать. Да, тридцать. Совсем уж старик! До чего же невесело жить одному! Отец говорит, когда он жил один, с верным псом, он мечтал о семейном уюте. Теперь у него есть Елена Сергеевна. И когда приходишь к нему, радует этот семейный уют. А придешь домой — холостяцкая комната, пусто, хочется уйти куда-нибудь на люди, в Дом офицеров, в кино. Или, лучше всего, на корабль, в свою маленькую каюту, в кубрик к матросам, в кают-компанию пить с офицерами чай... — О чем вы задумались? — Аля положила ему на руку свою тонкую ручку. — Простите... заботы... Вам холодно? — Рука ее была холодная. — Пожалуй, надо идти... Их приютило маленькое кафе, похожее на охотничий домик. Здесь было оживленно, светло, тихонько наигрывала радиола; им подали аппетитные булочки к горячему— не притронешься — кофе. Ростислав не отрываясь смотрел на милое личико Али, любовался им, и ему захотелось не отпускать ее от себя никогда. Но вскоре она уехала. Ему не хватало ее. Он написал в Ленинград, получил ответ. Почерк у нее был совсем детский. Она работает, изредка ходит в театр, была бы рада снова увидеть его. Трогательными каракульками было подписано: «Ваша, всегда ваша Аля». Он спросил: не может ли она приехать к нему? Хоть на несколько дней?
Она приехала золотой осенью, когда багряные листья густо усыпали дорожки старого . Сначала накрапывал небольшой дождь, но вскоре пробилось сквозь облака солнце, и вся осенняя листва заискрилась. Они бродили по безлюдному парку — в пруду уже не было лебедей, сидели в пустовавшем кафе, где топилась печка, и озябшая кельнерша подала теплый с холодными сливками кофе и вчерашние булочки. Поверх форменного платья на кельнерше была надета вязаная кофточка. И нос у девушки был озябший. Ростислав понимал, что на этот раз Аля взяла отпуск не для того, чтобы любоваться Таллином; их связывает нечто большее, чем простое знакомство. И она ждет, чтобы он сказал ей, зачем позвал ее к себе поздней осенью, в дождь. Он повез ее в Пельгулинн, в свое унылое жилище, где через тонкую стену были слышны визгливые голоса ребят Беспощадного. — Аля, — Ростислав обнял ее худенькие плечи.— Ты мечтала об алых парусах, капитане Грее, который увезет тебя в сказочные края. Я не капитан Грей, и вот мои алые паруса, — обвел он рукой комнату с окнами без занавесок. — Правда, мебель мы купим, но на лучшее жилье в ближайшие годы надеяться не приходится. Я хочу, чтобы ты знала все,— она как раз повернула к нему лицо, чтобы возразить, — говорят, с милым рай и в шалаше. Чепуха! Из шалашей молодые жены сбегают («Ого, даже это ты знаешь?»). Да, знаю. Об этом пишут в газетах сердитые фельетоны. Тебе придется оставаться одной иногда по нескольку дней и недель — я буду в море. И я не собираюсь переводиться в Ленинград на какое-либо береговое местечко — прежде всего я моряк, хочу плавать. Так что, может статься, из Таллина мы переедем в глухой маленький порт, где не будет даже театра. Будем ты да я, когда я приду к тебе с моря. Балтика — моя любовь, Аля. Крепкая. Хочешь обижайся, а хочешь — пойми. Ну вот, все сказал, — он облегченно вздохнул. — Премиленькое объяснение?
Она обняла его, заговорила, близко придвинувшись: — ...Ты — моя радость, счастье мое, ты можешь долго не возвращаться, я всегда буду ждать, буду встречать тебя, буду любить... Давно люблю, люблю с тех пор, когда ты вынес меня, а сам остался на корабле, а он так страшно горел... За стеной подрались ребята. Из унылой комнаты захотелось уйти. Аля сказала, что у них будет очень мило: — Картин у нас дома много, мне мама отдаст все, что я захочу, и мы завесим все стены, У нас будет, Славик, уютно... — Значит, приедешь? — Приеду. — Совсем, навсегда? — Навсегда, мой любимый! Но сначала ты познакомишься с мамой. — А это нужно? — Нужно. — Хорошо, я приеду. Но если бы ты знала, Аля, как мне не хватает тебя!
4
Зимой, когда корабль стоял на капитальном ремонте, Ростислав сказал отцу, что он скоро женится.
И, как сумел, описал свою Алю. У нее оказалась тысяча . — Добро, будь счастлив, сынок, давно пора. Когда свадьба? — А мы не задержимся. И Елена Сергеевна одобрила: — Одинокому трудно живется. Я, Слава, рада за тебя. Он приехал в Ленинград и остановился в гостинице, хотя Аля просила, чтобы он приезжал прямо к ним. Был будний день, и Аля была на работе. Он позвонил в ее ОКБ. — Приехал? — в голосе ее слышалась радость. Договорились, что он придет к ней к шести.
Был один из тех изумительных солнечных зимних дней, когда стоит легкий морозец, а с низкого неба чуть сыплет пушистый снежок. Пологие ступени дворники очищали от снега. По улице Герцена Ростислав вышел на Невский. Он шел мимо застывших каналов, запорошенных снегом мостиков, наслаждаясь встречей со своим родным городом. Зашел в Филармонию, взял на завтра билеты на симфонический концерт — играют Чайковского, Дворжака, дирижировать будет Евгений Мравинский. («Тратить деньги на музыку?— вспомнил он одного из товарищей. — Как бы не так!» А он мог истратить на музыку даже последние). Зашел в новое кафе «Север», похожее на вокзал или на зал для посетителей банка. Невольно вспомнился старый «Норд», уютный и гостеприимный подвал, — там курсанты объедались мороженым. В новом «Севере» было неуютно и холодно; он был голоден, но к нему подошли через полчаса; официантка на. него не глядела — заказ принимала так, словно делала огромное одолжение. И закурить тут нельзя, словно в диетической столовой, хотя воздуха более чем достаточно. Ростислав решил никогда больше сюда не ходить: вспомнились таллинские кафе — туда приходишь, словно в гости к друзьям, там тебя всегда встретят радушной улыбкой.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
. Испанский транспорт «Альдекоа» 14.02.1937. доставил 31 самолет типа «Эрзет» (И9, И10). На борту транспорта «Аделькоа». Л.К.Бекренев стоит крайний справа.
Краснофлотцев повели в казармы. Меня пригласил Николай Герасимович пообедать. Кузнецов знал от Берзина о моем выходе на «Альдекоа» в Картахену. Здесь я встретил группу товарищей – моряков, хорошо известных мне по совместному пребыванию в разные годы в Военно-морском училище имени М.В.Фрунзе, в котором я обучался 6,5 лет: три курса на подготовительных и три с половиной на специальных классах. После обеда Николай Герасимович Кузнецов часа три-четыре посвятил мне, рассказав об обстановке в Испании. После нашей беседы меня на машине отвезли в Валенсию. Берзин – главный военный советник находился со своим штабом в Валенсии. Николай Герасимович позвонил ему о моем прибытии, а Павел Иванович Берзин (он же Петер Кюзис и Ян Карлович – латыш) попросил отправить меня к нему в Валенсию. Павел Иванович принял меня как всегда с доброй душой, вниманием, поздравил с благополучным прибытием. Спросил, как дела в Москве, как прошел переход из Севастополя в Картахену, с чем пришел «Албдекоа». Затем он рассказал об условиях пребывания в Испании, русских работниках, об отношении к ним испанцев, о событиях на фронте, дал ряд важных, полезных рекомендаций. Берзин оставил меня для работы в его штабе. Здесь также я встретил ряд товарищей по совместной работе в Разведупре Генштаба СССР.
Я.К.Берзин в Испании, 1937 г. -
Первое, чем я занялся – изучением испанского языка, о котором, кстати сказать, не имел никакого представления. Был у меня в небольшом объеме английский язык, приобретенный в Военно-морском училище. Однако в Испании он редко мне помогал. Начал я с чтения магазинных наименований, вывесок. Иду по улице и заглядываю в витрины. Читаю – Camisa – рубашка; Barbería– парикмахерская и т.д. Но вскоре мне сняли комнату в квартире двух уже пожилых людей, бывших бродячих цирковых актеров. Хорошие люди, ухаживали за мной как за сыном. Был у них и харч. Однажды обедаем, попадаются в супе небольшие косточки. Спрашиваю – чьи эти косточки? Отвечают – цыпленка. Продолжаю питаться и думаю – малы для цыпленка косточки. Так и сказал им об этом. Они посмотрели друг на друга с улыбкой, старушка говорит: «Ля патос де лос ранос» - лапки лягушек. Чтобы не расстраивать стариков, я подтвердил, что суп хороший. Правда, после я к этим «патос» не прикасался. А они, видимо, все–таки заметили по каким-то признакам, что суп после их ответа не понравился. И они были правы. Психологически мне было не очень-то приятно. Во всяком случае они мне дали хорошую языковую подготовку в довольно короткий срок, что позволило выполнять поставленные передо мной задачи (создание агентурной сети в Европе для обеспечения будущей войны с Германией). Открытая военная интервенция Германии и Италии проходила в обстановке преступного попустительства и помощи агрессорам со стороны правящих кругов Англии, Франции, США. В январе 1937 года правительство США наложило эмбарго (запрет) на вывоз оружия в Испанию. В то же время США через Германию, Италию, Португалию, Англию, Голландию и другие страны активно снабжала Франко оружием, самолетами, боеприпасами, бензином и стратегическим сырьем. В марте 1938 года, вслед за правительствами Англии и Франции, правительство США запретило выезд добровольцев в Испанию. Активную поддержку фашистам оказывал Ватикан, щедро субсидирующий Франко и проводивший гнусную, клеветническую, пропагандистскую кампанию против республики. Следовательно испанскому народу пришлось вести неравную борьбу против блока внутренней и международной реакции.
Во главе прогрессивных сил, поддерживавших народ Испании, и помогавших ему, стояли трудящиеся Советского Союза. В 1936 году И.В.Сталин в телеграмме руководителю компартии Испании Хосе Диасу раскрыл международное значение борьбы испанского народа. Сталин указывал: «Трудящиеся Советского Союза выполняют лишь свой долг, оказывая посильную помощь революционным массам Испании. Они отдают себе отчет, что освобождение Испании от гнета фашистских реакционеров не есть частное дело испанцев, а – общее дело всего передового и прогрессивного человечества. (Газета «Правда», 1936 г., 16 сентября). В 1936 и в первой половине 1937 годов фашисты понесли большие потери. Их продвижение к Мадриду, в страну Басков (на севере страны), под Гвадалахарой, в некоторых других районах было остановлено. Потерпев неудачу в военных действиях , фашисты активизировали действия троцкистов, их агентуры (Пятой колонны). 3-4 мая 1937 года в Барселоне ими был организован контрреволюционный путч (переворот). Народ, однако, не позволил, путч был подавлен. Тогда я и просидел, о чем я писал выше, несколько часов в подвале аптеки. В мае того же 1937 года, по требованию народа премьер-министр, социалист Ларго Кабальеро был отстранен от занимаемой должности. Он активно поддерживал троцкистских шпионов, анархистских провокаторов, проводил преступную, капитулянтскую политику. Чтобы сломить фронт внутренней и международной реакции против борющегося испанского народа Исполнительный комитет Коминтерна неоднократно предлагал второму Интернационалу создать единый фронт в защиту республиканской Испании. Но предатели из 2-го Интернационала отвергли эти предложения. На руку фашистам действовали и лидеры правых социалистов в самой Испании. Вредительская подрывная деятельность военного министра, лидера правых социалистов Испании, Прието привела к срыву наступления республиканцев в районе Теруэля и облегчила продвижение фашистов. В марте 1938 года фашисты вступили на территорию Каталонии. Прието был отстранен, правительство было реорганизовано. Однако результаты преступной деятельности Прието сказались: 15 апреля 1938 года интервенты вышли к побережью Средиземного моря, расчленив республиканскую территорию на две части.
В июне 1938 года интервенты предприняли наступление на Валенсию. Для защиты Валенсии республиканские войска осуществили успешную операцию на реке Эбро, во время которой они более трех месяцев сковывали крупные силы противника. Были другие попытки сдержать противника, но… фашисты получали поддержку со стороны Англии, Франции, США. Проповедниками капитуляции в Испании явились правые социалисты, анархисты, многие деятели буржуазных партий. Стремясь ускорить победу фашистов, англо-франко-американские правящие круги умножили усилия, направленные на удушение Испанской республики. 27 января 1939 года Англия и Франция порвали дипломатические отношения с законным правительством Испании и признали правительство Франко. 3-4 марта командование Военно-морским флотом Испании, состоявшее из изменников, по прямому указанию из Лондона и Парижа увело республиканский флот из Картахены в Бизерту (на африканское побережье в Средиземном море). В мае месяце 1938 года я в составе группы (3-х человек) наших товарищей выехал из Валенсии на автомобиле в Барселону с последующей поездкой в железнодорожном вагоне до голландского Роттердама (порта). Дорога - вдоль морского побережья. Выехали рано, в 6 часов утра. Вдоль дороги много фруктовых деревьев, аромат – великолепный. Один из нас сидел с водителем, другой – справа от меня на заднем сидении, я сидел слева за спиной водителя. Со мной справа сидел – в будущем начальник Главного военно-морского штаба.
Меня взяла дремота, и я склонил голову на его левое плечо. Вдруг услышали стрельбу из пулемета. Водитель резко затормозил, машина прошла, наверное, пять-шесть метров и, видимо, руль машины вышел из его рук. Машина сошла налево в канаву, но с малым углом наклона влево и уперлась в сосновый пень. Водитель был мертв. Нас атаковал сзади немецкий мессершмитт. Пуля прошла мимо моего левого уха, в шею и в спину водителя. Не держи я свою голову на левом плече Ивана Дмитриевича, пули прошли бы по моей спине. А водителя, конечно, жаль! Это один из таких случаев. А их было немало, когда, например, посещались нами интернациональные бригады на линии фронта, или когда оказывались в городах при бомбометании тех же мессершмиттов. За нами шла другая машина. Наверное, через час она подошла к нам. Взяла на буксир и нашу машину. Доехали до Барселоны.
Курс к дому
Из Барселоны выехали на поезде в Париж. В нашем посольстве нам сказали о дальнейшем нашем пути. Мы находились в Париже сутки. В этом городе я уже был в том же 1938 году. Приезжал для решения служебной задачи. Тогда я неожиданно был наблюдателем похорон известного русского артиста Федора Ивановича Шаляпина. Хоронили его на Русском кладбище.
На похороны собралась вся русская, «благородная», белогвардейская парижская братия, бежавшая из России при окончании Гражданской войны. Федор Иванович оставался в России. Несколько раз принимался Лениным, который предложил ему должность главного руководителя в стране музыкального и театрального искусства, ему было присвоено звание заслуженного артиста. Шаляпин был из простой рабочей семьи, и, кажется мне, что из Нижнего Новгорода (г. Горький), довольно полезно был связан с большевиками, поддерживал их деньгами. Да, это был актер высокого класса. Ленин верил ему. Но Шаляпин обманул Ленина. Владимир Ильич направил его в зарубежную командировку в 1922 году по каким-то служебным делам. Шаляпин выехал… и не вернулся в Россию. Стал, как говорится в таком случае, перебежчиком, невозвращенцем. Находясь в Испании, я по делам службы встречался с некоторыми молодыми русскими парнями, работавшими в Париже на заводах, фабриках, на шахтах. И, надо сказать, что ни один из них не сказал хорошего слова о Шаляпине: «Жадный скупердяй, мешками деньги носит, но когда обращались к нему за помощью, всем отказал».
Мне тогда вспомнился отзыв о Шаляпине офицеров линейного корабля «Октябрьская революция», бывших матросов царского флота. После окончания училища я служил старшим флагманским секретарем командующего дивизией линейных кораблей. Они, офицеры, говорили, что обращались к Шаляпину неоднократно с просьбой придти на корабль и спеть что-нибудь для матросов. Ни разу не приходил. За приход требовал мешок муки или сахара. «Откуда мы, - говорили они, - возьмем для него муки и сахара?! Не пойдем же склады громить. Мы и так не меньше половины пайка отправляли голодающим Поволжья». Воспитание детей (у него были две дочери и сын), видимо, проходило в том же духе. В «Огоньке», не помню за какой год, я прочитал о поездке нашего товарища в Париж к дочери Федора Ивановича, чтобы взять у нее согласие на перенос гроба Шаляпина в Москву. Без согласия родственников такая операция по парижскому закону не допускается. Приезжий товарищ был принят дочерью, состоявшей замужем за русским эмигрантом – сыном (забыл фамилию) одного из крупнейших помещиков или купцов. И вот наш товарищ пишет в «Огоньке»: «… угостили меня чаем и приступили к разговору о переносе гроба. Вместо жены разговор начал ее муж. Он сказал: «Если большевики возвратят мне хотя бы половину стоимости имения моего незабываемого папаши, которые они забрали, мы вам дадим согласие на перевоз гроба». Наш товарищ подумал о сказанном и про себя сказал: «Прахом торгуют…!!». Вот так вот! Я откровенно скажу, что до сих пор не знаю, перевезен гроб Шаляпина в Россию или не перевезен.
Шаляпин завещал похоронить его на высоком берегу Волги. Его младший сын Фёдор Шаляпин добился перезахоронения. Но прах до Волги не довезли, упокоили в Москве на пафосном .
Злая неправда критика-конъюнктурщика надолго разлучила читателей с чудесным мечтателем Грином: критическая статья в те тяжелые годы считалась почти директивой. Я хотел бы, чтобы Грин дожил до наших дней. Партия вернула его миллионам читателей, и он увидел бы свои книги, зачитанные до дыр; увидел бы слушателей, прильнувших к приемникам, когда передавались вновь «Алые паруса», и зрителей, увидевших на сценах театров и на широком экране его героев. В те же годы конъюнктурщики были в большой силе... Ростислав отбросил журнал: — Меня не переубедишь...
. Перейдите по ссылке и кликните на названии города, чтобы узнать о нём побольше.
Теплоход раскачивало, лампы подмигивали. — Вчера, — продолжала девочка, — мы сидели и слушали Шестую симфонию Чайковского, ведь это же чудо, но один подполковник сказал, что он любит песни Лядовой, а Чайковский давно устарел. Он переключил приемник, и все промолчали. Это, по-вашему, правильно или нет? Ростиславу понравилась не по возрасту умненькая девочка. Он узнал, что она едет с теткой — работником военторга — в Далекий порт. Мама с трудом ее отпустила — тетка очень просила, а то ей будет скучно одной на новом месте. Тетка лежит в каюте и прогнала ее от себя: «Мне ничего не надо, ох, и тебя мне не надо, ох, я совсем укачалась, я, наверное, умру». — А меня не укачивает, — похвасталась девочка. Ростислав узнал, что зовут ее Алей и что всю блокаду она прожила в Ленинграде и выжила, хотя почти все в их доме вымерли... Ростислав вспомнил, как они с Глебом и матерью вернулись из эвакуации на Васильевский: те ребята, что остались в их доме, умерли все до единого. Девочка выжила среди этого ужаса.
Гонг позвал к ужину. Ростислав спросил: — Вы можете, Аля, есть? — А почему же нет? — подняла она на него серо-голубые глаза. — Тогда пойдемте в кают-компанию. Он усадил ее рядом с собой, на место толстяка, который продолжал маяться в каюте. Столы были накрыты к ужину, и ужин был вкусный. Ростислав ухаживал за Алей, как будто ей не двенадцать лет, а семнадцать или восемнадцать. И Але нравилось, что он ухаживает за ней, как за взрослой, наливает ей квас, пододвигает сахар. После ужина он спросил: «Не боитесь?» — и отворил дверь на палубу. Их обдало ветром и брызгами. Она, не задумываясь, шагнула через комингс. — Ого! — А я хотела бы стать морячкой. Жаль, девочек не берут в Нахимовское училище. Несправедливо, правда? Я перечитала всего Станюковича и все книги о моряках. Вы читали Киплинга — «Отважные моряки»? Это чудо!
Выпуск Нахимовского училища 2013 г.
— Ваш отец — моряк? — О нет! Так жаль, но он был художником. Я хотела, чтобы он был моряком. Ростиславу пришлось подхватить ее и поддержать — теплоход накренило. — Идите-ка вниз, а то, чего доброго... Проводив девочку до каюты, он пожелал ей спокойной ночи и пожал маленькую ручку. «Занятная девчонка», — подумал, уходя к себе. Толстяк испытывал все муки морской болезни. Ростислав взял его под мышки и уложил на койку. — Где вы были? — стонущим голосом спросил он. — Ужинал. — И вы могли ужинать? — Мог. А вы могли бы поосторожнее? — Ростислав отправился к умывальнику, вымыл руки и вычистил брюки. — Мальчишка! — прорычал певец умирающим голосом.
На другое утро шторма как не бывало. Изумительно светило , все ожили, даже Алина тетка. Певец за завтраком жевал бифштекс. «Рига» шла Балтикой, слегка содрогаясь. На промытой палубе резвились детишки, отдыхали в шезлонгах мамаши, в курительной по-прежнему резались в преферанс и в «козла». Аля встретила Ростислава, как друга. Ее вовсе не старая тетка кокетничала с нахимовцем, расспрашивала, бывал ли он раньше в Далеком и как там живется, — она ужасно не любит неизвестности, но перемену мест обожает. Новые знакомства, новые встречи. Хороший ли там клуб офицеров? Она ведь одинока, муж погиб на войне. Не прозябать же во вдовах! Тетка показалась Ростиславу мещанкой, но с Алей он подружился, сам удивляясь, что за дружба может быть у нахимовца, оканчивающего училище с двенадцатилетней, хотя и умненькой, девочкой. Вечером в салоне певец пел, и пел много: арии Эскамильо, Демона, Риголетто, Жермона, романсы. Он распевался к выступлениям в Далеком. Потом начались танцы, и Ростислав, потанцевав с офицерскими женами, пригласил Алю. Она вспыхнула от удовольствия и положила на погончик детскую ручку.
А ночью кто-то коротко стукнул в дверь. — Товарищ курсант, одевайтесь — и к капитану. Не будите соседа, — предупредил шепотом заглянувший в каюту матрос. Ростислав оделся, как по тревоге, взбежал на мостик. Тут кроме капитана было несколько взволнованных офицеров из пассажиров. Капитан сообщил: — На «Риге» пожар, команда борется с ним, но пока безуспешно. На помощь идут тральщики и «охотники» из Далекого. Подготовьте семьи, гражданских. Без паники выводите всех из кают. Я вижу, все вы воевали, — капитан оглядел офицеров, — исключая, пожалуй, нахимовца. Мы находимся на траверзе Черного мыса, и нас занесло на минное поле. Об этом знаем только мы с вами. Ростислав прикинул в уме, на каком расстоянии от Далекого находится Черный мыс и сколько потребуется времени тральщикам и «охотникам», чтобы дойти до «Риги». Он понимал, что «Рига» не может отдать якорь — кто его знает, где мины; может быть, они уже под килем. Сердце усиленно застучало, глупо в конце концов умирать в мирное время, без подвига. Он позавидовал самообладанию капитана, закаленного в боях. Уже сильно пахло дымом, и ядовитые струйки просачивались сквозь настил палубы. Легко сказать — «выводите без паники». Поднять ночью сонных ребят, убедить женщин, что большой опасности нет... Толстый певец, когда Ростислав сказал, чтобы он собрал чемодан — придется пересаживаться, — сразу понял, что дело неладно, и взвизгнул неожиданно тонким голосом: . — Тонем?! — Не шумите. Собирайтесь и выходите на . Тот потянул носом и ахнул:
— Горим? Да не оставляйте меня! — вцепился он в Ростислава. — Помогите мне уложиться. Берите мой чемодан. — Мне некогда. — Ах, вы бросаете меня! Пожар, все пропало! Уходя, Ростислав услышал вопль: — И такой талант должен погибнуть! О боже! Без паники не обошлось. Пламя охватывало переборки, лизало ковры и линолеум, желтыми змейками взбиралось по толстым портьерам. Полуодетые люди отталкивали друг друга, лезли на трапы. Матери забывали в каютах детей. Матросы поливали из шлангов надстройки, палубу и слишком ретивых мужчин. Кто-то из пассажиров приказывал: — Спускай шлюпки! Капитан прокричал в мегафон: — Отставить! Люди все же кинулись к шлюпкам. Радиотрансляция сообщила: — Назад! Кругом мины! Певец метался по палубе в нелепо подвязанном спасательном поясе, не расставаясь со своим чемоданом. Корабли подходили медленно в предрассветном тумане по красноватой от отсветов пожара волне. Развернувшись, подошел первый «охотник». Обезумевшие люди ринулись на трап. Он затрещал.
— Пустите, у меня же концерт! — расталкивал всех чемоданом . Алина тетка вцепилась старой женщине в волосы, стараясь ее оттянуть от трапа. О племяннице она забыла. Ростислав обходил каюты. Он силой выталкивал женщин, отказывавшихся уходить от своих вещей, выносил на руках ребятишек. Пожарные корабли обрушивали на надстройки толстые струи воды. Ростислав несколько раз тушил на себе бушлат, потом сбросил его, остался во фланелевке. Вынося на палубу отчаянно ревевшего мальчишку, он услышал приказ капитана: — Крамской, спускайтесь на тральщик! Он только отмахнулся. Переборки коридора пылали. Ростислав открывал каюты одну за другой. В одной он увидел девочку. Она лежала на коврике, и бойкий огонек лизал ее платье. Он схватил бедняжку, понес. На ходу, взглянув ей в лицо, узнал Алю. На воздухе она очнулась: — А вещи? Тетя велела мне стеречь вещи. — Узнала его: — Это вы? Он передал ее на подошедший к борту «охотник» и снова вернулся на «Ригу». Наконец все каюты были проверены. Ростислав сошел на палубу тральщика обожженный, измученный и услышал одобрение капитана: «Крамской — молодец!» Это было дороже всяких наград. Он свалился на палубе, заснул и проснулся только в Далеком, когда тральщик ошвартовался у стенки. Сонный, еще не понимая в чем дело, очутился в объятиях отца. Отец, сдерживая готовые вырваться слезы, говорил: — Мне уже доложили, сынок, какой ты у меня молодчина.
Он отвез сына в госпиталь, где Ростиславу пришлось пролежать несколько дней. Кто-то приехал из газеты. Кто-то щелкал фотокамерой. Но отец, придя его навестить, сказал: — Я попросил, сынок, газетчиков не называть твою фамилию и не помещать фотографию. Ростислав с ним согласился. Он сделал то, что делали и другие; ну а если некоторые поддались панике и напролом лезли к трапу или пытались протолкнуть свою семью в шлюпку первой, им судья — собственная совесть. Лежа в госпитале, Ростислав вспомнил Алю, ее запрокинутую головку с короткими светлыми волосами, личико в копоти, бессильно висящие тонкие руки. Вспомнил, как Аля очнулась на палубе, узнала его: «Это вы?» Как бережно передал он ее с рук на руки матросу с «охотника». Ему захотелось ее повидать. Но он не знал ни фамилии Али, ни фамилии ее тетки. В Далеком он так и не встретил их... ...Прошло много лет, и вот — она перед ним, уже не девочка с короткими волосами, и смотрит ему в глаза теми же серо-голубыми глазами, хотя в угоду моде сделано все, чтобы те, прежние, неповторимые глаза стали похожи на тысячи других девичьих глаз...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
