Шла весна 1986 года. В Кишиневе эта зима была короткой, и в апреле стояли по-летнему теплые весенние дни. Цвела акация, оделись зеленью пирамидальные тополя и каштаны. В конце апреля в столице Молдавии проводилась Всесоюзная вахта памяти, посвященная подвигу советского народа и его Вооруженных сил в Великой Отечественной войне. На торжества в Кишинев прибыли адмирал флота Советского Союза С.Г.Горшков, , , , и другие военачальники. В день прибытия командование войсками Юго-Западного направления в городе отсутствовало, и встречать высоких гостей в Кишиневском аэропорту пришлось первому заместителю начальника штаба войсками направления генерал-майору М.А.Зарочинцеву и мне, автору этих строк, тогда заместителю начальника штаба войск Юго-Западного направления по военно-морскому флоту. Генерал Зарочинцев встречал своих, а я встречал С.Г.Горшкова и сопровождающих его адмиралов. Кроме нас, гостей встречало руководство ЦК ЛКСМ Молдавии. В аэропорту Сергей Георгиевич сразу же поинтересовался, как обстоят дела на Черноморском флоте и на 5-й флотилии в Средиземном море. После церемонии встречи и короткого разговора мы вышли из аэропорта к машинам. По пути из аэропорта в гостиницу «Кодру», где размещались гости, мы продолжили разговор.
Доклад С.Г.Горшкову об обстановке на Средиземном море.
Ну, как у тебя тут идет служба? – спросил Сергей Георгиевич. Замучили генералы, - ответил я. И долго они тебя мучают? Вот уже два года. Два года! – воскликнул Горшков. – Я тридцать лет с ними мучился. – Немного подумав, С.Г.Горшков сказал: - Это все оттого, что тобой руководят армейские, а не общевойсковые командиры. Лично я знал двоих общевойсковых военачальников – и . Далее разговор перешел на тему ознакомления с приближающимся городом. У гостиницы нас встретил адъютант С.Г.Горшкова капитан 2 ранга Н.Кулагин. Он и занялся дальнейшим размещением своего «командующего», как он называл Сергея Георгиевича. Это было удобно. К этому времени С.Г.Горшков был уже генеральным инспектором группы генеральных инспекторов Министерства обороны и называть его «главком» было нельзя, а произносить его воинское звание было длительно. Поэтому Н.Кулагин называл его «командующим», и Сергей Георгиевич этим был в какой-то степени доволен. Пока они размещались, я находился в приемной номера и размышлял о состоявшейся встрече. Многократно мне приходилось встречаться по служебным делам с Главнокомандующим ВМФ адмиралом флота Советского Союза С.Г.Горшковым. Было это и на Севере, и в Ленинграде в период командно-штабных учений, проводившихся ежегодно в Военно-морской академии, и, конечно же, были встречи в Москве во время моих частых командировок с Севера и из Молдавии. Разные это были встречи: бывало, и кулаком он размахивал передо мною, а бывали и продолжительные разговоры, расспросы и ответы, советы и указания. Встреча в Молдавии была необычна тем, что Горшков уже не являлся моим прямым начальником, но его положение меня ко многому обязывало. … Выйдя из номера в приемную и направляясь на ужин, Сергей Георгиевич сказал: С завтрашнего дня быть повсюду со мной. Всю неделю пребывания С.Г.Горшкова в Кишиневе я постоянно находился при нем. Ездили мы не на цековской, от комсомола, машине, а в моей служебной 31-й «Волге» вместе с представителем от ЦК ЛКСМ Молдавии В.Семипядным. В Кишиневе Горшков познакомился с Бельской Лидией Ивановной, врачом 4-го управления Минздрава республики, вдовой почетного гражданина города Героя Советского Союза полковника А.И.Бельского.
Иногда, когда мы надоедали Сергею Георгиевичу, он высаживал меня и Володю Семипядного из машины, и наши места занимали моя жена Надежда и Лидия Бельская. Женщины пользовались его особым расположением, и он отдыхал с ними от всяких служебно-экскурсионных разговоров. Нужно сказать, что Вахту памяти курировал ЦК ЛКСМ Молдавии, составивший весьма плотный план различных мероприятий, включавших встречи с трудовыми коллективами, студенчеством, молодежью, посещение музеев, памятных мест, связанных с Ясско-Кишиневской стратегической наступательной операцией 2-го и 3-го Украинских фронтов, проводившейся во взаимодействии с Черноморским флотом и Дунайской военной флотилией в августе 1944 года. Тогда командующим флотилией был контр-адмирал С.Г. Горшков. На второй же день военачальников принял первый секретарь ЦК Компартии Молдавии С.К.Гроссу. Как и всякий большой начальник маленькой страны, Гроссу тянул со встречей, а потом спешил, показывая свою занятость государственными делами. В общем, этот визит произвел на Горшкова, мягко скажем, неважное впечатление. Он немного ворчал и был угрюмо сосредоточен. Наверное, уже тогда он почувствовал набиравший силу ветер «демократических перемен» и двуличную сущность Гроссу. Зато встреча с общественностью города в Молдавском государственном театре оперы и балета была более приятной и какой-то душевной. Сергей Георгиевич на сцену не выходил. Мы сидели с ним в центре партера. В ходе встречи слово предоставлялось каждому из гостей, и одному из первых оно было представлено С.Г.Горшкову. Взяв микрофон, он вышел в центральный проход партера. – Я приветствую Вас от имени военно-морского флота! – начал Сергей Георгиевич. Выступал он спонтанно, четко формулируя свои фразы, без всякой шпаргалки. В своем выступлении отметил роль флота и Дунайской военной флотилии в освобождении Молдавии в ходе Ясско-Кишиневской операции, коротко рассказал, каким стал наш военно-морской флот, способный решать многоплановые задачи и воздействовать на военно-политическую обстановку в мировом океане. В заключении он пожелал трудящимся Молдавии дальнейших успехов в социалистическом строительстве.
Зал встал и завершил его выступление бурными и длительными аплодисментами. В перерыве он был среди людей, беседовал с ветеранами. Мы посетили вместе Мемориал воинской славы. Сергей Георгиевич внимательно всматривался в фамилии павших воинов, отчеканенные на сотне с лишним мраморных плит, и вместе со всеми возложил цветы у Вечного огня. В один их дней состоялась молодежная манифестация и парад физкультурников на площади Победы. В рядах физкультурников вдруг появились моряки Днестровского пароходства. Внимательно вглядываясь в ряды моряков, Сергей Георгиевич независимо от их принадлежности считал их своими. Он как никто другой, отлично понимал интегральную общность всех составляющих морской мощи государства: военного, транспортного, рыбопромыслового, научного и других флотов и их береговой инфраструктуры. 26 апреля мы поехали в Дубоссарский район на левый берег Днестра, где недалеко от поселка Лунга проводились соревнования досаафовцев на приз адмирала флота Советского Союза С.Г.Горшкова. С выездом на развязку дорог, после проезда моста через Днестр, нас встретило руководство района и города Дубоссары и большая делегация общественности. Сергею Георгиевичу преподнесли хлеб-соль. Встреча была чрезвычайно волнующая. Здесь, вдали от морей и океанов, главного моряка страны встречали с искренним уважением и любовью. Затем длинная кавалькада машин последовала к селению Кошница. Недалеко от села мы посетили Холм Славы, с установленным на нем танком Т-34 в честь воинов, погибших в боях на Кошницко-Перерытской излучине в Ясско-Кишиневской операции. К подножию Холма было возложено множество цветов. Не успела закончиться эта церемония, как к Холму подъехала свадебная чета, по традиции приехавшая возложить цветы к памятнику. Сергей Георгиевич тепло поздравил молодых, преподнес им цветы и пожелал счастливой жизни. Соревнования на приз С.Г.Горшкова проводились на базе республиканского ДОСААФа. В середине дня ко мне подошел первый секретарь Дубоссарского горкома Компартии Молдавии и спросил, как я считаю, Сергей Георгиевич не будет возражать, если перед обедом в узком кругу он познакомится с винами Молдавии. Нужно учесть, что это было время в разгар горбачевской борьбы с алкоголизмом. Но Сергей Георгиевич возражать не стал.
В маленькой комнате стоял стол, украшенный цветами и фруктами, минеральной водой и накрытыми салфетками бутылками коньяка «Белый аист». Нас было шестеро: С.Г.Горшков, Н.Кулагин, В.Семипядный, первый дубоссарский секретарь, я и моя жена. Сразу же хозяин налил по три четверти стакана и произнес тост за здоровье высокого гостя. Сергей Георгиевич выпил все полностью. Еще после двух тостов мы прошли в столовую, где нас ожидали члены делегации, представители общественности и участники соревнований. Обед с молдавской кухней был превосходным. В конце обеда Володя Семипядный сказал мне, что не мешало бы закончить обед молдавским «компотом». Зная эти молдавские «компоты», я возразил. Тогда Володя направился прямо к Горшкову, и согласие было получено. Коварное сухое молдавское вино, какое делали умельцы в молдавских селах, могло свалить любого. Я наблюдал за Сергеем Георгиевичем. Он выпил стакан прохладного «компота», оглядел всех присутствующих и произнес: - Хороший «компот»! Все это как-то сразу сблизило всех. Много было разговоров о флоте. Нужно отметить, что сугубо сухопутная республика мало поставляла призывников, желающих служить на кораблях. Об этой особенности я говорил Сергею Георгиевичу, и он это запомнил. После обеда состоялось закрытие соревнований. С небольшой трибуны Сергей Георгиевич произнес проникновенную речь, в которой призвал молодежь Молдавии к службе на флоте. Несмотря на все «компоты», как всегда, речь его была четкой и выразительной. Затем он вручил призы и грамоты победителям и главный приз - макет боевого корабля – команде, занявшей первое место. Сразу же после этого он подозвал меня и сказал: - Немедленно в машину. Тепло, попрощавшись с присутствующими, Сергей Георгиевич сел в машину, и мы помчались с ним вдвоем в Кишинев. У гостиницы он сказал: - Завтра, в семь, быть у меня. На следующий день рано утром я вошел в номер С.Г.Горшкова. Его еще не было, и у самовара хлопотал адъютант. Через некоторое время в комнату вошел Сергей Георгиевич в майке и «семейных» трусах. Поздоровавшись, он пригласил меня к чаепитию. Хороший крепкий чай бодрил и располагал к разговору. Я поделился с Сергеем Георгиевичем, как тяжело было мне и моим подчиненным вживаться в армейскую среду, как мы отстаивали значение Объединенного Черноморского флота для обеспечения возможных боевых действий приморских фронтов. В ту пору войсками Юго-Западного направления командовал генерал армии Иван Александрович Герасимов. Это был боевой генерал, танкист, прошедший с боями Финскую кампанию, всю Отечественную войну и закончивший воевать на берегах Тихого океана. К сожалению, его в городе тогда не было. Взаимоотношения у меня с ним сложились прекрасные, и это помогало мне решать многие флотские вопросы, но, в общем, он был подвержен влиянию остального генералитета, относившегося к флоту, как к чему-то второстепенному, с нескрываемым чувством превосходства. Было уважение, но понимания не было. Сергей Георгиевич знал И.А.Герасимова как старого боевого солдата и с интересом слушал меня. Нужно сказать, что, в отличие от многих других военачальников, Горшков умел слушать, и если твое суждение совпадало с его мыслями, то было видно по его глазам, насколько он заинтересован в том, о чем идет речь. Но, если не совпадали точки зрения или он не слышал в докладе того, что хотел, его реакция могла быть прямо противоположной. Скоро подошел , и все вместе мы поехали на встречу со студентами в Кишиневский государственный пединститут имени Ионы Крянге (был в XIX веке такой молдавский писатель). Встреча была теплой, непринужденной. Все сидели за одним большим, во весь зал, столом. С речью выступил Василий Максимович. Сергей Георгиевич, по окончании встречи, вручил ректору института памятную медаль «50 лет Северному флоту».
На следующий день мы прощались. В аэропорту пили кофе. Адмирал Флота Н.Д.Сергеев говорил о недавно вышедшей под его редакцией книге «И.С.Исаков. Океанология, география и военная история», интересовался, как восприняли её моряки на флоте и очень уважительно (не в пример некоторым историкам) отозвался об Иване Степановиче Исакове, как о человеке и флотоводце. Чувствовалось, что Сергей Георгиевич был с ним согласен. Вот и последние минуты прощания, самолет с гостями взял курс на Москву. В 1987 году, весной, почти через год, я вновь встретился с С.Г. Горшковым. Находясь в Москве, в командировке, я зашел к начальнику штаба войсками направления генерал-полковнику В.С.Колесову, который обучался в то время на курсах при Академии Генерального штаба. Возвращаясь к станции метро «Фрунзенская» по улице Хользунова, я остановился, пропуская выезжавшую из переулка машину. Впереди, рядом с водителем, сидел С.Г.Горшков, а позади - была видна его супруга Зинаида Владимировна. Машина остановилась. - Здравствуй Лебедько! Здравия желаю, - ответил я. Ты чего здесь делаешь? Заезжал решать кое-какие вопросы со своим начальством в Академии Генштаба. Мучают тебя генералы? Бывает. Но мы сработались. С.Г.Горшков прощально махнул рукой, и машина поехала. Я стоял, отдавая честь этому выдающемуся адмиралу, патриоту и строителю нашего океанского Военно-морского флота.
Наконец, в 1947 году у нахимовцев появился свой корабль. Это была шхуна-барк (баркентина) "Бакштаг"'. История этого судна теряется в веках. Его достоверную биографию установить не удалось. Это был деревянный трехмачтовый парусник водоизмещением около 600 тонн. По неподтвержденным данным, он был построен в XIX веке в одной из скандинавских стран и предположительно назывался "Торвальдсен". Построен был прочно и добротно: корабельный набор - из толстых дубовых балок, обшивка - из сосновых балок толщиной 10-15 см. Некоторые механизмы - брашпиль, шпиль, насосы для откачивания воды из трюма, шлюпбалки и другие - были в работоспособном состоянии. Хорошо сохранились небольшие, но удобные и уютные каюты и маленькая кают-компания для командного состава. Видимо, судно предназначалось для перевозки грузов на большие расстояния. Как оно попало в наш флот, ясности нет. У нахимовцев восторг и романтика! Своя шхуна! Хоть на буксире, но полный вперёд! Плавание было не таким уж дальним. Шхуну на буксире перевели на рейд острова Вольный и поставили на якорь. Теперь этого острова нет, он вошел в "тело" острова Декабристов. Летом 1947 года на "Бакштаге" проходила практику первая рота нахимовцев (выпускники 9-го класса).
Но под парусами, особенно в свежий ветер, ходить было одно удовольствие. После того, как паруса наполнялись ветром, баркас плавно разгонялся, набирал скорость, и никакая "шестёрка" не могла его обогнать. А дальше держи ухо востро! Управление двухмачтовым баркасом с большой площадью парусов, особенно при свежем ветре, требовало мгновенной реакции. Управляли ими подготовленные офицеры. Нам не доверяли. Но ко всему привыкают. Привыкли мы и к тяжелым вёслам. Позже, уже в высшем военно-морском училище, мы "галерных рабов", поступивших из гражданских школ, обгоняли как стоячих. Мы взрослели. Резкие перемены произошли в летней практике 1948 года. Самым запоминающимся событием было появление в училище трофейной парусно-моторной шхуны "Надежда". Внешне она выглядела как изящная прогулочная яхта. Водоизмещение - около 170 тонн, скорость хода под двигателем - 8,5 узла, под парусами при свежем ветре - до 12 узлов. Площадь парусов - 337 кв.м. Дальность плавания под двигателем - 3000 миль. Маленький кубрик на 26 коек с трудом вмещал взвод нахимовцев. Часть ребят стелила постели прямо на палубу в кубрике. Практика на этой шхуне была организована повзводно. Остальное время проходили практику на "Бакштаге".
В 1948 голу "Бакштаг" был поставлен на якоря у острова Вольный, но на этот раз с нашей ротой на борту. Отрабатывались корабельная организация, несение вахты, поддержание корабля в должном порядке и другие организационные моменты. Не забыли и шлюпочную практику. Под выстрелом стояли несколько "шестерок" и деревянный катерный тральщик "КМ" ("катер малый";) со снятым оружием. Он использовался как разъездной катер. Иногда обеспечивал шлюпочные походы. Остались очень тёплые воспоминания о руководителе практики, капитане 3 ранга Владимире Фёдоровиче Шинкаренко. Его внешность, включая окладистую бороду, и манера поведения напоминали капитана средневекового парусника. В училище он преподавал военно-морскую подготовку. Ранее на Каспии командовал последовательно четырьмя парусниками. У нас он пользовался непререкаемым авторитетом и уважением. Мы слушали его, раскрыв рты. Казалось, назначь его капитаном английского чайного клипера - справится.
Питоны-курсанты посетили Аврору. Ее командир капитан 3 ранга В.Ф.Шинкаренко. (Архив А.П.Наумова, ЛНУ, выпуск 1949 года)
Как уже было сказано, на "Надежду" направляли по одному классу. Остальные оставались на "Бакштаге". Нашему классу не повезло. Ремонт затянулся. Помимо помощи заводским рабочим, мы тренировались ставить и убирать паруса, а также выполнять другие обязанности по расписанию. Командовал "Надеждой" в 1948-1950 гг. капитан 3 ранга Кузьминых Фёдор Исаевич, опытный командир парусных судов. И вот наступил торжественный день; выход на ходовые испытания. Была одна неприятность. После ремонта не совсем точно были известны маневренные качества шхуны, в частности - радиус циркуляции. Мы стояли у правого берега Невы носом против течения. После отдачи швартовов шхуну необходимо было развернуть вправо на 180 градусов и следовать к устью реки. Но при положении руля "право на борт" стало ясно, что нам не разойтись с встречным буксиром, который с тремя баржами шел против течения. Буксир взревел своим паровым свистком. Но на то и существуют опытные командиры, которые в сложных условиях мгновенно принимают решения и находят выход из положения. Ветер дул в сторону устья Невы, и командир "Надежды" скомандовал; - Поднять бом-кливер! (самый первый парус на носу шхуны).
Ветер сразу наполнил поднятый парус и, как за ножку циркуля, развернул шхуну носом вниз по течению. На буксире вылез из своей будки капитан, поднял вверх большой палец и крикнул; - Командир, во! Молодец! Вошли в Финский залив, где наступил наиболее ответственный этап испытаний. Необходимо было определить, как ведет себя шхуна под заново сшитыми парусами. Свисток боцманской дудки и команда; - Все наверх, паруса ставить! Из кубрика, с бака и юта мчались бегом нахимовцы. Каждый знал свою мачту, свое место, свои обязанности. С палубы докладывали: Кливера к подъему готовы! Стаксели к подъему готовы! Фок к подъему готов! Грот к подъему готов! Снова свисток боцманской дудки и команда: На фалах и ниралах, на дирик-фале и гафель-гардели, на грот-гардель-фале! Паруса поднять! Первыми "взлетели" легкие стаксели и кливера (впереди фок-мачты). Следом за ними плавно поднялись фок и грот. Поднятые паруса наполнялись ветром.
Опять свисток боцманской дудки и команда: - Заглушить двигатель! Подобрать шкоты! Принадлежности убрать и уложить! Первой смене заступить! Второй смене от мест отойти! Прошло несколько минут, и белая шхуна под белыми парусами, чуть накренившись на борт, бесшумно заскользила по водной поверхности. Слегка вспенивалась вода у форштевня и за кормой. Что может быть романтичнее? Но испытания продолжались. Определяли, как ведет себя шхуна под разными курсовыми углами к ветру. Затем свист боцманской дудки и команда; - По местам стоять. Делать поворот. Поворот оверштаг! Все снова разбежались по своим местам. Выполнили несколько поворотов оверштаг и через фордевинд. Судно хорошо слушалось положения парусов и руля. Этап испытаний закончен. Мы вернулись в Ленинград к заводской стенке. Необходимо доработать некоторые технические детали. Было еще два или три похода в район Кронштадта. С каждым выходом мы увереннее выполняли свои обязанности, ... В те годы Финский залив был еще неполностью вытрален от мин. Одну мину, сорванную с якоря, я видел в 1951 году, а мой знакомый - в 1953 году. Плавание по Финскому заливу было разрешено только по протраленным фарватерам. Но судьба хранила нашу "Надежду". Все обошлось благополучно. Когда командование училища проанализировало летнюю практику 1948 года, оно обратило внимание, что наш класс был незаслуженно "обижен". В отличие от других классов мы в основном приводили "Надежду" в порядок после ремонта. А наша практика ограничивалась ходовыми испытаниями судна в районе Кронштадта. И было принято решение в начале сентября отправить нас на "Надежде" в поход по маршруту Ленинград-Таллин-Порккала-Удд и обратно.
Как только мы вышли западнее Кронштадта, встречный ветер и волна начали нас солидно трепать. Наш не очень мощный двигатель с трудом с ними справлялся. Не могло быть и речи, чтобы поднять паруса. Временной график похода срывался. К середине ночи мы дошли только до острова Гогланд. А здесь хлынул ливень, и видимость стала нулевой. Пришлось встать на якорь. Но, к счастью, дождь продолжался только около часа. Свежий ветер разогнал облака. Стали видны звезды, маяки и навигационные знаки. Штурман определил наше место, и мы снялись с якоря. Но сильный встречный ветер продолжал доставлять нам неприятности. Он стих только при подходе к Таллину. В Таллине мы успели провести экскурсию по городу и осмотреть его центр. Мы увидели дома необычной для нас архитектуры, близкой к средневековью. Город нам понравился своей готической строгостью и какой-то старомодной элегантностью. Затем мы под парусами пересекли Финский залив. 17 ноября 1948 года на Неве были днем разведены мосты, и на виду у жителей города краснознаменный крейсер "Аврора" был отбуксирован к месту своей вечной стоянки у Петроградской набережной Большой Невки напротив главного здания Нахимовского училища. Рядом с "Авророй" ошвартовались на зимний период "Надежда" и другой наш корабль "Мста", а ниже по течению - "Бакштаг". Таким образом, сформировался отряд учебных кораблей Нахимовского училища.
Судьба этих кораблей сложилась по-разному. В 1951 году был отправлен на слом "Бакштаг". Последний раз выходили в море шхуны с нахимовцами в 1954 году. Затем суда отряда были переданы новым хозяевам. Буксир "Мста" был передан курсантам Гидрографического училища. "Надежда" попала в яхт-клуб Ленинградской военно-морской базы, затем в профсоюзный яхт-клуб, и на ней плавали юнги детской спортивной школы Ленинграда. Её и переименовали в "Ленинград". А "Авроре" в 1961 году был придан статус филиала Центрального военно-морского музея. И она перестала быть нашей учебной базой. Но в 1948 году "Аврора" ещё не была кораблем-музеем. Она служила учебной базой для нахимовцев. Для этого она была соответственно дооборудована. Там были созданы учебные классы для выпускной роты, а также просторные кубрики, клуб и другие условия для учебы и проживания нахимовцев. Первыми поселившимися на "Авроре" были нахимовцы нашей роты. Мы перешли в 10-й выпускной класс и стали первой ротой. По сравнению с казарменными помещениями кубрики были удобными и комфортными. Но учебные классы были плохо освещены. Иллюминаторы пропускали мало дневного света, и иной раз целый день приходилось работать при электричестве. Но все же мы гордились, что находимся на боевом корабле. Нахимовцы участвовали в судовых работах, несли службу корабельных нарядов, помогали кадровой команде.
В кубрике на "Авроре".
За годы, пока мы переходили из класса в класс и, наконец, стали выпускниками, постепенно сменился весь состав командования ротой, за исключением ее командира. Офицерами-воспитателями, командирами взводов были назначены; 1-го взвода - капитан Рыбьянов Валентин Иванович; 2-го взвода - капитан Евграфов Михаил Евграфович; 3-го взвода - капитан-лейтенант Пуськов Михаил Степанович; 4-го взвода - капитан Трофимов Михаил Федорович. А командиру роты В.И.Туркину было присвоено очередное воинское звание - капитан 3 ранга. Но внешне он остался таким же моложавым и подтянутым, каким и был пять лет назад. Обо всех наших воспитателях остались теплые и приятные воспоминания. Конечно, работать с мальчишками гораздо сложнее, чем с молодыми людьми, принесшими присягу. Что греха таить, случались и серьезные столкновения, виновниками которых были, конечно, нахимовцы. Но воспитатели каждый раз находили разумный выход. Честь им и хвала! Весной 1949 года мы сдали выпускные экзамены.
Экзамены на зрелость. Прощай, Питония! Сочинение - под портретами т.Ленина и т.Сталина. Лозунги (как без них!): "Хорошо и отлично сдать экзамены - вот что ждет от нахимовцев Родина!" На досках - темы сочинений. Архив 2-й роты А.П.Наумов
После экзаменов сверкнул яркими люстрами, веселой музыкой, нарядно одетыми приглашенными девушками выпускной вечер. А 1 июля 1949 года мы принесли военную присягу. Нам было присвоено воинское звание курсант, Кончилась наша незабываемая нахимовская юность, нас ждали стены старейшего в нашей стране военно-морского учебного заведения - Высшего Военно-морского ордена Ленина Краснознаменного училища им. М.В.Фрунзе, бывшего знаменитого Морского корпуса, учреждённого ещё Петром Великим.
Но это особая страница моей истории."
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Сегодня, 19 сентября, Виктор Степанович Штепа, в 1945-1949 годы исполнявший обязанности старшего офицера-воспитателя, командира роты Рижского Нахимовского военно-морского училища, отмечает свой день рождения.
Виктор Степанович родился в 1919 году на запорожской земле. С отличием окончил среднюю школу в городе Запорожье и без экзаменов был принят в Днепропетровский Институт Инженеров Транспорта. В 1937 году по комсомольскому набору был зачислен на второй курс ВВМУ им. Фрунзе. В 1941 году лейтенант В.С.Штепа, как и многие выпускники училища, был направлен в морскую пехоту и был зачислен в 74-ю Отдельную Морскую Стрелковую бригаду, которая воевала на Волоколамском направлении по защите и обороне Москвы. В январе 1942 года направлен во вновь формировавшийся 25-й Гвардейский Миномётный полк Ставки ВГК, в составе которого прошёл славный боевой путь. В жестоких боях с врагом был дважды ранен. За смелость и личную храбрость награжден орденом «Красной Звезды» и медалями. В 1944 году В.С.Штепа получил назначение на Дунайскую Краснознамённую флотилию. Принимал участие в боевых действиях по форсированию Днестровского лимана, а затем по освобождению территорий вдоль Дуная вплоть до Югославии.
В.С.Штепа в 1941 и 1944 годах
После окончания войны, в сентябре 1945 года гвардии капитан-лейтенант В.С. Штепа получил новое назначение – в состав Военно-Морских Учебных Заведений и направлен в Рижское Нахимовское Военно-морское училище. Во время службы в училище В.С.Штепа (1945–1949г.) выполнял обязанности командира роты, близко познакомился с начальником училища К.А.Безпальчевым, его методами и приёмами воспитания подрастающего поколения. В.С.Штепа в своих воспоминаниях указывает, что «моя служба у К.А.Безпальчева была не просто большой школой. Полученный тогда опыт работы с подчинёнными, опирающийся на уважительное отношение к подчинённому в любой ситуации, существенно улучшал качество выполнения служебных поручений и указаний». В августе 1947 года на Всесоюзном физкультурном параде в Москве Виктору Степановичу было поручено командовать сводной ротой рижских нахимовцев. Эти обязанности были блестяще выполнены. В дальнейшем Виктор Степанович окончил Военно-Морскую Академию имени Ворошилова, проходил службу на Краснознаменном Тихоокеанском флоте и в Главном штабе ВМФ, став крупным специалистом-противолодочником на важнейшем участке противодействия атомным ракетным подводным лодок вероятного противника.
В.С.Штепа в 1952-м и в 1958 году. ТОФ.
С 1975 года капитан 1 ранга Виктор Степанович Штепа находится в отставке, но связи с флотом не теряет.
Сослуживцы и воспитанники горячо поздравляют Виктора Степановича с Днём рождения!
Тяжело больной Александр Савинский пожелал поделиться с друзьями-однокашниками своими биографическими воспоминаниями или хотя бы отдельными фрагментами воспоминаний. Друзья всячески поддержали это намерение, сильно затруднённое состоянием здоровья и тяготами лечения. Для достижения цели Александр видел две возможности: блог «Вскормлённые с копья» и публикацию в сборнике воспоминаний - многотомнике, издаваемом Ю.М.Клубковым (сейчас готовится Книга 12). Самочувствие Александра требовало безотлагательных действий, и он принял решение одновременно использовать обе возможности, поскольку они не противоречат друг другу и обе направлены на благо сообщества выпускников 1953 года. Ранее в блоге уже публиковались рассказы А.Г.Савинского ( и ). Сейчас публикуется незавершённая глава «НАЧАЛО». А в Книге 12 «Сборника воспоминаний» читатели получат возможность полнее ознакомиться с великолепной биографической прозой Саши Савинского… к сожалению, лишь в той мере, в какой тот успел донести это до нас…
Н.З.
Из биографической прозы А.Г. Савинского
Н А Ч А Л О
Я родился 10 декабря 1930 года в Ленинграде, в благополучной семье, в доме на Невском проспекте 96/1 (угол ул. Маяковского) . Моя мать Нина Петровна преподавала иностранные языки в Ленинградском Кораблестроительном институте на Лоцманской улице, отец - Георгий Нилович работал инженером на авиационном заводе № 23 за Черной речкой. Трудно сейчас предположить, как бы сложилась моя судьба, если бы не война и блокада. В январе 1942 года от голода умирает отец, оставленный работать в цехах завода после эвакуации его основного оборудования в Новосибирск, в апреле – бабушка и мать 38-ми лет от ран, полученных во время артобстрела немцами города, при её возвращении с дежурства в госпитале. Я остался один. Мне было 11 лет. Несмотря на блокаду и постоянные обстрелы и бомбежки, весной 1942 года начали работать школы, и я пошел в свою 207-ю, в пятый класс. Положение с продовольствием в городе благодаря «Дороге жизни» стало чуть-чуть лучше, и в школе, после сдачи туда продовольственных карточек, нас бесплатно кормили завтраком и обедом. Однако проучился я не долго. Работники народного образования, оставшиеся в живых, выполняя указания свыше, начали отлавливать мальчишек и девчонок, оставшихся без родителей и близких, направлять их в детские дома и отправлять через Ладогу на Большую Землю. Так, летом 1942 года я попал в детский дом № 59 и вскоре был вывезен из блокадного города в Ярославскую область под город Рыбинск, в село Покровское. Военный корабль, на котором нас переправляли через Ладожское озеро в Кобону, носил невоенное название «Практика». Несмотря на то, что нас разместили в трюме, я хорошо видел, как с отдачей швартовых матросы расстилали ватники на палубе около зенитных пулеметов и ложились на них спиной для наблюдения за воздухом и горизонтом в ожидании налета фашистских самолетов. Нам повезло, все обошлось благополучно. Перед отправкой мне удалось зайти к себе домой и в почтовом ящике (а почта во время войны работала четко), я обнаружил открытку, адресованную моей матери от ее двоюродного брата - моего дяди из Ульяновска, куда он был эвакуирован из Ленинграда. Я ему ответил, написав обо всем, что произошло, однако из-за частых перемещений детского дома по области, обратного адреса не указал. Зимой 1943 года меня вызвала директор нашего детского дома П.Г.Коротченко и показала мне письмо с адресом: Ярославская область Директору Детского дома. Конверт был открыт и было видно, что письмо прошло через руки многих директоров детских домов области, пока не дошло до нашего. «Это тебе, - сказала директор, от твоего дяди из Ульяновска. Он хочет забрать тебя к себе после войны». Он приехал за мной раньше, осенью 1944 года, блокада была уже снята, и привез в Ленинград. Я стал жить в его семье и пошел учиться в седьмой класс.
Первую попытку поступить в ЛВМПУ - Ленинградское Военно-Морское Подготовительное Училище - я сделал в 1945 году. Она оказалась неудачной, меня не приняли. Отношения с моими родственниками складывались сложно. После неудачной попытки поступить в училище они еще более обострились. Я не знал, что делать и куда деваться. Когда я забирал в строевом отделе училища свои документы, меня разговорил один из офицеров отдела (майор Андрианов). Узнав, что я без родителей и живу у родственников, бросил спасательный круг. Он предложил мне идти «служить» в кадровую роту училища воспитанником, с обещанием, что я буду принят на первый курс при следующем наборе. Понимал, что теряю год учебы, но это был выход, и я согласился. Так, в конце 1945 года я впервые надел матросскую форму с флотскими погонами и начал «военную службу». Таких как я, в кадровой роте было человек двенадцать. Мы наравне с матросами выполняли все воинские обязанности, учили уставы, занимались строевой подготовкой, возили уголь, имущество, продукты, выполняли массу других хозяйственных мероприятий, а выходные дни, если не допускали каких-либо грубых нарушений, ходили в увольнение. Несмотря на разницу в возрасте, старшие нас не обижали, а к выполнению тяжелых работ не подпускали, выполняли всё сами. Так получилось, что из всех воспитанников, которые были со мной в кадровой роте, на первый курс училища в 1946 году поступил один я. Остальные отсеялись по разным причинам. Только потом мне стало известно, что на моём поступлении настояли начальник курса И.С.Щеголев и его заместитель А.И.Комиссаров. Спустя много лет я, уже будучи капитаном 1-го ранга, как-то вечером ехал в метро. Ко мне обратился скромно одетый мужчина и, извиняясь спросил, не Савинский ли я? И назвал свою фамилию. Это был один из тех мальчишек-воспитанников, с которыми я «нес службу» в кадровой роте, Володя Гриднев. В училище он не поступил, у него было всего шесть классов. За разговорами и воспоминаниями мы проехали свои остановки. Я оставил ему свои телефон и адрес. Но он не позвонил и не зашел. О трехлетней учебе и жизни в Подготовительном и четырехлетней - в Высшем Военно-Морском училище рассказывать не буду - они достаточно хорошо отражены в воспоминаниях моих однокашников. Скажу только, что это время, время проведенное вместе, под руководством замечательных начальников, - добрых, строгих, но понимающих мальчишек, познавших что такое война, - навсегда отложило свой огромный отпечаток в сердце и в душе каждого из нас...
***
... увы, теряются, смываются временем, постепенно уходят из памяти имена и обличия друзей юности и молодости... Есть, правда, и имеющие в наших сердцах несмываемый гриф "Хранить вечно". К их числу относится и Саша Савинский - талантливый поэт и человек редкостных душевных качеств.
Стихотворение Александра Савинского, посвящённое Эрику Ильину – другу юности, однокашнику и сослуживцу на Тихоокеанском флоте
Скорбим. Горюем. Пока мы живы, жив и он в наших сердцах. Вечная ему память!
Альберт Акатов, Татьяна Акулова-Конецкая, Гарри Арно, Владимир Брыскин, Евгений Вересов, Юрий Громов, Владилен Груздев, Евгений Дрюнин, Николай Загускин, Эрнест и Лариса Ильины, Анатолий Калинин, Леонид Карасёв, Эрик Ковалев, Игорь Куликов, Виталий Ленинцев, Николай Лапцевич, Виктор Поляк, Аполлос Сочихин, Николай и Людмила Калашниковы, Мария Вербловская , Давид Масловский, Юрий Назаров, Константин Селигерский, Александр Спиридонов, Валерий Ходырев, Александр Сковородкин, Евгений Чернов, Д. Кузнецов, В.Чиж, Вадим Сендик, Виктор Логинов, Ю.Берман, Игорь Владимиров, Ю.Клубков, Владимир и Надежда Лебедько… - И ДРУГИЕ.
18 сентября мы похоронили Сашу на Богословском кладбище…
Как-то ночью в бригаде сыграли учебно-боевую тревогу. Мы бросились к своим катерам и стали прогревать моторы. А в это время комдив, сидя в трусах у себя на кровати, выколупывал скрепки, которыми были прошиты снизу обе штанины его брюк. На следующий день при разборе Лапин, конечно же, доложил, что такое приспособление для сшивания брюк есть только у гвардии лейтенанта Азрумелашвили. Комдив был умный человек и понимал, что это сделал кто-то другой, но осадок остался, и он посоветовал мне выкинуть эту дурацкую штуку. Так что надеяться на помощь старших товарищей в проведении дознания мне не приходилось. Кое-кто из товарищей советовал мне не ломать себе голову: «Напиши, что в результате слабой организационной работы командира…». Но я не мог себе этого позволить: «Как я, командир - без году неделя, смею дать оценку командиру, который прошёл войну?! Нет! Надо искать настоящего виновника». Я стал подробно знакомиться со всеми членами команды ограбленного катера, выяснял их взаимоотношения, их мнения по поводу случившегося и о том, что следовало бы делать дальше, какие у кого знакомства в городе и т.д. и т.п. Комдив меня несколько раз поторапливал, говорил, что я очень вожусь. Лапин злорадствовал. Возился я почти целый месяц и пришёл к выводу, что, наиболее вероятно, вором является матрос Фёдоров ( имени точно не помню, кажется, - Витька). Узнал, что на Магале живёт его знакомая Верка (возможно, невеста), что моторист катера Дмитрий, бывший друг Витьки (поссорились и враждуют), знаком с Веркой. Другие подозреваемые мной в воровстве, казались мне менее вероятными виновниками кражи из-за большого количества украденных вещей и ещё потому, что пропавший катерный хронометр так просто в городе не продашь. И я пошел к прокурору гарнизона, просить санкцию на обыск дома отца Верки. Прокурора моя просьба рассмешила, он дружески похлопал меня по плечу и сказал: «Дорогой мой, если бы мы так просто могли бы давать санкции на обыск, то воровства вообще бы не было бы». Нагружённый таким количеством «бы», я ни с чем вернулся на катер и решил самостоятельно провести операцию. На следующий день с утра я посвятил в свой план троих старшин катеров Эпельмана и своего старшину Дмитрия, которому дал задание добежать через КПП до дома Верки, постучаться и сказать: - «Витьку . Сейчас придут к тебе с обыском. Прячь шмотки», - и бегом же назад.
Потом я позвонил дежурному на КПП и предупредил, чтобы Дмитрия не задерживали. Мы же втроём вскарабкались по крутому склону за казармами и оказались во дворе какого-то молдаванина, жившего напротив дома Верки. Удивлённый хозяин, спросил нас: - «Ребята, а вам кого надо?». - «Никого, - ответил я, - У нас учения, манёвры, понимаешь?». «Ааа ….», - протянул хозяин. Мы стояли и сквозь плетень наблюдали. Появился запыхавшийся Дмитрий, достучался. Вышла Верка. Переговорили. Он – бегом назад, она – в дом. Ждём с охотничьим азартом. Клюнет или нет?! Клюнула!!! Верка с огромным узлом из простыни вышла на улицу и направилась куда-то влево. Мы выскочили из засады и задержали её в десяти шагах от собственного дома. Она не сопротивлялась и не пыталась бежать, и мы повели её в штаб дивизиона. Комдив вызвал следователя прокуратуры, который вскоре приехал вместе с самим прокурором. Дознание я так и не написал, не потребовалось. Пропавшее имущество было найдено почти полностью. Следователь нашёл и хронометр, он оказался спрятанным на стропилах крыши склада морзавода, где Веркина сестра работала завскладом. Случаи пропажи имущества с катеров стали реже, но на это уже не обращали внимания. Вот такие «приключения» могут ожидать молодого офицера. К ним надо быть психологически готовым. Служба на катерах шла своим чередом. Летом 1955 году штаб бригады организовал для молодых офицеров на старом (довоенной постройки) мониторе штурманский поход по Дунаю для изучения навигационной обстановки.
С нами в походе, кроме офицеров штаба был известный журналист журнала, «Советский моряк», поэт Александр Алексеевич Жаров, автор многих популярных стихов и песен. Мне посчастливилось иметь место в кают-компании рядом с ним, что естественно, располагало к беседам. Началось с творческих разногласий. Я был и остаюсь поклонником В.В. Маяковского, а Александр Алексеевич – напротив – Маяковского не жаловал.
У Жарова была одна особенность технологии творчества. Вдохновение приходило к нему среди ночи, и он работал, попивая чай стакан за стаканом. Чай должен быть горячим, но не всегда мог быть таковым, за что матрос-вестовой дважды получал нагоняй от командира корабля. Я счел, что это несправедливо, и выразил свой протест тем, что положил Александру Александровичу на подтарельник записку со стихотворным текстом такого содержания:
В поэтах я души не чаю, Но мне сдается иногда, Когда б Вы меньше пили чаю, В стихах повысохла б вода.
А.А.Жаров и В.Б.Азаров.
Подав тарелку с просьбой налить ему суп, Жаров прочитал написанное, возмущенный встал из-за стола и покинул кают-компанию. В этот день он не обедал, а за ужином поинтересовался: кто сочинитель? Я, конечно, признался. Разговорились. Слово за слово, пришлось рассказать и о том, что стишки я кропал и раньше, что стихотворному ремеслу учился у большого мастера и добрейшего человека – ленинградского поэта , который вел наш литературный кружок во Фрунзе. Александр Алексеевич простил мою шалость и однажды вручил мне брошюру своих стихов с дарственной надписью. Наши взаимоотношения все более теплели и стали, можно сказать, дружескими, несмотря на солидную разницу в возрасте и в воинских званиях: я был гвардии лейтенантом, а он полковником. Мы встречались и после похода, даже фотографировались вместе у памятника генералиссимусу А.В. Суворову в Измаиле. Все последующие годы до самой его смерти в сентябре 1984 года мы не забывали посылать друг другу к праздникам поздравительные открытки. По результатам своего «путешествия» А.А.Жаров опубликовал в журнале № 19 за 1955 год большую статью «Фарватер дружбы». Было в ней и о нас, молодых офицерах, и была помещена фотография, на которой мы, под руководством опытного офицера капитана 2 ранга Скородумова (Юрия Сергеевича) изучаем фарватеры Дуная.
В штурманском походе молодые офицеры. Слева направо: лейтенанты А.Илларионов, Г.Азрумелашвили.
Позволю себе воспроизвести выписку из текста статьи Жарова относящуюся к нашему походу. "Корабль в нынешнем походе по Дунаю представлял собой особого рода школу, где преимущество отдается науке кораблевождения, сигнализации, работе мотористов, изучению района плавания. Молодые офицеры под руководством флагманского штурмана бригады Грицаенко (Михаила Петровича) в походе по Дунаю прилежно изучали штурманское дело. Интересно было узнать, эти молодые офицеры – были воспитанниками Нахимовских училищ. Вот два из них: лейтенант А.Илларионов и лейтенант Г.Азрумелашвили. Эти молодые люди разные по национальности, разные по темпераменту, разные по морским профессиям. При всем при том, они похожи друг на друга. Оба влюблены в море и флот. Оба хорошо знают свои специальности и совершенствуются в них. Оба производят впечатление людей разносторонне развивающихся, интересующихся всем богатством жизни нашей страны. Илларионов в свободные от службы часы ведет записи, вспоминая наиболее интересные и важные эпизоды и события своей жизни в стенах Нахимовского училища. Что же, хорошее дело! Пожелаем успеха записям товарища Илларионова. Они могут при удаче приобрести общественное значение. Но, как бы то ни было, это одно из свидетельств, того, что из Нахимовских училищ выходят хорошие моряки: скромные и уверенные в себе, самостоятельно мыслящие советские люди, с широким кругозором, с большими духовными запросами." Обо мне он написал с некоторой подковыркой: «товарищ Г.А.Азрумелашвили – квалифицированный читатель. Он особенно любит поэзию, настолько разбирается в ней, что к своим (почти неизбежным в юности) стихотворным опытам относится несколько скептически. Он знает, конечно, великолепные образцы грузинской поэзии. Но не хуже знает и русских, и украинских поэтов, и поэтов придунайских стран.
- Стихи возвышают душу! – говорит молодой морской офицер. Как хорошо было бы прочитать взволнованные стихи о советских моряках, обо всех, кто прокладывал по дорогу дружбы, и о нас идущих сегодня по этой чудесной дороге…» Он подумал и добавил: - «Песни о дружбе широко звучат сегодня на вольном Дунае. Будут, значит, и такие, в которых будет прославлен ратный труд, боевое мастерство и геройство советских моряков, их стремительные боевые рейды на Дунае в конце войны, их бесстрашные десанты в тыл врагам, их помощь частям Красной Армии, освобождавшим от фашистской нечисти придунайские страны. Так говорил молодой советский офицер». После первого хрущевского сокращения Вооруженных сил и расформирования Дунайской флотилии, я сдал свой катер в ОФИ и получил назначение помощником командира ВМ-78. Командир корабля капитан-лейтенант Коваленко, участник войны, собирался уволиться в запас, поэтому командир дивизиона приказал мне принять корабль у своего командира. Корабль стоял у стенки в городском канале в гор. Балтийске. Коваленко изредка появлялся на корабле, и мы, не спеша, работали над составлением приёмо-сдаточного акта. Я командовал кораблём и производил небольшие водолазные работы, никто мне не помогал и не мешал. Служба шла спокойно. Но однажды командир другого водолазного бота старший лейтенант Ройтман, пользуясь тем, что его бот нуждался в ремонте, попросился в отпуск, и мне было приказано временно прекратить приём своего корабля и принять на себя командование кораблём Ройтмана (своего помощника у него не было). Я переселился на бот Ройтмана, к большому неудовольствию Коваленко, которому из-за этого пришлось чаще посещать свой корабль. Ройтман сдал мне свою каюту и ушёл в отпуск. Сижу в каюте, время к обеду. Только я собрался пойти на камбуз снимать пробу, как в дверях появился корабельный интендант (он же помощник и куратор кока) Ямпольский с большой тарелкой в руках. Он с подобострастной улыбкой поставил тарелку на стол и сказал: «Сейчас принесу второе». В тарелке был густой горячий борщ с большими жирными, аппетитными кусками мяса. - «Зачем это вы мне принесли?» - «Ну, как же, проба». - «Пробу я сниму на камбузе».
- «Стоит ли Вам беспокоиться?» - «Стоит». На лице Ямпольского появилась гримаса удивления и неудовольствия. Он нехотя взял тарелку со стола, и мы пошли на камбуз. На камбузе кока не было. - «Где кок?» - «В кубрике». - «Где первое?» - «Вот». На плите стояла кастрюля такая, в какой готовят суп для семьи из трёх человек. Этого я никак не ожидал. - «А где первое для команды?» На этом боте числилось полтора десятка старшин и матросов, котёл должен был быть посолиднее. В это время на камбуз вернулся кок и ответил на мой вопрос: - «А они, товарищ командир, по другим кораблям разбежались, по своим корешам». - «Вы что, так плохо готовите?»
Тут мне вспомнилась наша практика после второго курса, когда нас в Кронштадте распределили на (малым канонерским лодкам). Теперь так называли бронекатера новой послевоенной постройки.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
