Тогда же был осуществлен переход из Мурманска в Архангельск (400 морских миль) более 150 кораблей торгового и промыслового флотов. То была очень рискованная операция. Военный Флот не имел в достаточном количестве сил, чтобы охранять столь большое количество транспортов на таком переходе. Тем более в условиях, когда самолеты противника частенько летают вдоль побережья Кольского полуострова от полуостровов Средний и Рыбачий до входа в горло Белого моря. Оставлять суда в Мурманске или в бухтах Кольского залива значило создавать заманчивые мишени для фашистских воздушных пиратов! Выбрали дни с мрачной погодой, с низкой облачностью свинцового цвета и направили корабли - каждого в одиночку друг за другом с определенным расстоянием. Все они точно исполнили указания и благополучно дошли до Архангельска. Северный флот – самый молодой в нашей стране. В 1937 году флотилию преобразовали в Северный флот, сформированный преимущественно из кораблей и личного состава Балтийского флота, переведенных на Север по Беломорско-Балтийскому каналу. В 1939 году по этому же каналу были переведены 4 новых эсминца и 10 подводных лодок. Летом 1940 года этим же путем пришли на Север две подводные лодки нового типа, новый эскадренный миноносец, две плавучие мастерские и сетевой заградитель. Основной ударной силой флота в годы войны были подводные лодки, авиация и эскадренные миноносцы. Береговая оборона Северного флота состояла из двух укрепленных районов: Мурманского и Беломорского, имевших по несколько батарей 76-ти и 180-ти миллиметровых орудий, установленных у входа в Кольский залив и горло Белого моря. Северный оборонительный район на полуостровах Средний и Рыбачий, принятый флотов от 14-й армии, стал третьи СОРом (Северным оборонительным районом).
В 1941 году в Архангельске была создана Беломорская военная флотилия с небольшим количеством тральщиков и сторожевых кораблей. Районом деятельности флотилии были Белое и Карское моря, частично Баренцево море в его восточных водах. Основными задачами флотилии были: дозорная служба в районе горла Белого моря; встреча, сопровождение и охрана транспортных судов конвоев, приходивших в Белое море с Запада и Востока (Северным морским путем), каботажные перевозки грузов в Белое море. Флотилия была подчинена командованию Северного флота. В 1942 году Северный флот заметно пополнил свой корабельный и авиационный состав.
Наступление немцев на Мурманском направлении
29 июня 1941 года рано утром (был полярный день) немцы начали наступление, предварив его артиллерийской и авиационной подготовкой.
Наступали двумя дивизиями, третья оставалась в резерве. Первые удары врага падали на бойцов и командиров 14-й дивизии 14-й Армии Карельского фронта и на батальон пограничников, вошедших в состав дивизии. Бои сразу же приняли упорный, кровопролитный характер. Обе стороны несли большие потери. Советские воины, несмотря на многочисленное меньшинство в силах, мужественно сопротивлялись, боролись за каждую сопку, за каждую высотку. Враг теснил наши войска. Силы были далеко не равными. Враг тоже нес крупные потери, и все же обладал значительным превосходством. Если каждая немецкая дивизия имела 15-16 тысяч человек, то наша 14-я дивизия, защищавшая Мурманск и Полярное, вступила в сражение, не будучи укомплектованной даже по штатам мирного времени. Она имела всего 4476 человек. Чем объяснить пренебрежение политического и военного руководства страны к донесениям стратегической военной разведки, поступавших в течении почти 2-х лет до начала войны?! Один из стрелковых полков дивизии, отступая отошел на перешеек полуострова Средний и соединился с силами Укрепленного района 14-й Армии. Попытка врага оккупировать полуостров успеха не получила. Удержание полуостровов Средний и Рыбачий в наших руках снимало угрозу Северному флоту быть закупоренным в Кольском заливе. Но и немцы боялись высадки с полуостровов наших крупных десантов во фланг и в тыл их войскам, а потому вынуждены были оставить у перешейка достаточные силы, ослабляя тем самым свои силы на главном, на Мурманском направлении, замедляя продвижение к цели наступления. И все же обстановка для нас на этом направлении принимала критический характер. Силы 14-й дивизии редели. После трех дней упорных боев дивизия оставалась, практически, без командного состава и без артиллерии. В одном из боев погиб и командир дивизии генерал-майор Журба.
Северный флот тесно взаимодействовал со штабом Карельского фронта и со штабом 14-й дивизии, где находился офицер флота, державший связь с флагманским командным пунктом Северного флота. 30 июня 1941 года Северный флот с 6-ти часов утра поддерживал войска 14-й дивизии корабельной и береговой артиллерией, авиацией, высадкой десантов с моря в тыл и во фланг фашистских войск, совершал перевозку войск 52-й дивизии, находившейся в резерве, на фронт через Кольский залив (8129 человек с оружием). На кораблях и береговых флотских объектах личному составу объяснялась обстановка на фронте, был объявлен клич: «Добровольцы – на фронт!». К этому времени флот еще не имел морской пехоты. Первая бригада прибыла на фронт в сентябре 1941 года. Тысячи североморцев отозвались на призыв Военного совета флота. Тут же были сформированы морские батальоны и отряды по 500-600 человек и отправлены на фронт в распоряжение сухопутного командования. Трогательно было наблюдать прощание краснофлотцев со своими кораблями. Они на шлюпках подходили к форштевню (носовой части) корабля, хлопали по нему ладонями, гладили его как родного коня, желали кораблю счастливого плавания и побед в борьбе с фашистами. В течение нескольких дней 12 тысяч моряков подали рапорты с просьбой направить их на фронт. Из нескольких тысяч моряков были сформированы десантные части, высаживаемые во фланг и в тыл врага на приморских участках.
В первой половине июля 1941 года сражавшиеся войска вышли на рубеж реки Большая Западная Лица. Наши – на правый берег, спиной к Мурманску, немцы – на левый берег. Это примерно 40-45 километров до Мурманска, Враг пытался форсировать реку, но был отброшен на занимаемые позиции. Но и у нас не хватило сил, чтобы отбросить врага от реки. Обе стороны прекратили боевые действия, используя время на пополнение сил и на разведку. Пользуясь возникшим в пехоте «антрактом», обе стороны повысили деятельность авиации. Немецкие «юнкерсы» до 50, 60-ти единиц, построенные клином, девятками с заметным разрывом, прикрываемые истребителями (мессершмиттами - теми, что прошли практику в Испании), совершали налеты на Мурманск, на фронтовые группировки войск, на Полярный, на фронтовую артиллерию, на аэродромы. Такие массированные налеты проводились почти ежедневно по два-три налета. Совершались, по видимому, со злостью за задержку предписанной Гитлером, оккупации в десятидневный срок Мурманска и Полярного. В те годы Мурманск, образно сказать, был деревянным. Его строительство началось в 1915 году. А Полярный – и того позже – в июле 1933 года, когда создавалась Северная военная флотилия, преобразованная в мае 1937 года в Северный флот.
Мурманск пострадал серьезно, а его портовое хозяйство действовало всю войну. Мурманское население было эвакуировано. В Полярном погиб от немецкой авиации один эскадренный миноносец, погибла часть его экипажа. Были нанесены повреждения некоторым домам, школе, но незначительные. На сухопутном фронте на Мурманском направлении в период затишья потери личного состава от авиации были, конечно, но незначительные. «Прекрасно» работали флотские истребители. Противник в каждом воздушном бою нес куда большие потери, чем североморские летчики. Помню, зашел как-то в кабинет командующего флотом с деловыми вопросами. Вижу, Арсений Григорьевич ходит по кабинету, лицо скованное, напряженное, молчит. Рукой показал мне на стул: «Садись, мол». Я повиновался. Минут через 10 зазвонил телефон. «Слушаю, - сказал он отрывочно. Лицо по-прежнему суровое. Молчит. Слушал, наверное, минут 7-8. Лицо медленно стало меняться, вроде как отходить от какого-то волнения. Поднял голову, смотрит на меня. Не понимая в чем дело, я смотрел ему в глаза, оба молчали. Вижу у него появилась улыбка. Смотрит на меня и показывает большой палец, поднятый на правой руке. «Спасибо, - произнес он в телефонную трубку, - поздравь всех с победой от имени Военного совета флота, отличившихся представь к правительственным наградам». Встал, прошел задумчивым по кабинету. Остановился и сказал: «С такими «орлами» нельзя не побеждать!». Комфлоту звонил Командующий воздушными силами флота генерал Кузнецов Александр Алексеевич. Кстати, окончив в 1927 году Военно-морское училище имени М.В.Фрунзе, он перешел в морскую авиацию.
Пост наблюдения и связи донес на флагманский командный пункт флота о полете 23 бомбардировщиков и двадцати истребителей противника в направлении Мурманска. Флотская авиация подняла в воздух пятнадцать истребителей. В небе завязалась «смертельная карусель». Противник не дошел до Мурманска. Его боевой порядок был нарушен, он вынужден был беспорядочно сбросить бомбы без какого-либо прицела. Итог борьбы в небе был таков: сбиты три вражьих бомбардировщика и два истребителя. Советские истребители без потерь возвратились на свой аэродром. Комфлот, видимо, вспомнил величайшее мужество и боевую выучку летчиков-истребителей, проявленные в предыдущих боях, и в частности, бой, в котором ими было сбито пятнадцать самолетов врага, наши потери составили три самолета. Немцы перевели на фронт свою третью дивизию, находившуюся в резерве, ряд других формирований. Тем же занималась 14-я дивизия советских войск. На фронт прибыла 52-я дивизия из резерва, сформированная из матросов (Северный флот в 1941 году направил на фронт 18 тысяч человек), из ополченцев, мурманчан, призывников. В сентябре немцы пытались наступать на Мурманск, но их попытка вновь была сорвана. Враг понес большие потери. Их третья дивизия, прибывшая из резерва, была, как говорится, в дым разгромлена. Фрицы, оставшиеся в живых, быстро отступали на свой левый берег реки Западная Лица. Попытка прорваться на полуострова Средний и Рыбачий, также была сорвана. На этом участке за все годы войны фашистский сапог ни разу не наступил на советскую государственную границу. Фронт на мурманском направлении стабилизировался на реке Западная Лица. Большего враг не добился. И стоял он на реке до 7-го октября 1944 года.
В этот день советское командование приступило к выполнению Петсамо-Киркенесской операции, закончившейся блестящим успехом Советской Армии и Флота. Операция была настолько мощной, что фрицы не решились на остановку в северной норвежской провинции, все ушли в норвежский город и порт Нарвик, находящийся на северо-западе Норвежского моря. Этот город был захвачен немцами еще в 1940 году. Наш переход на норвежскую землю был предварительно согласован с представителями норвежской власти. Этот же представитель рассказал и о том, что творили немцы с народом, когда уходили из провинции Финмаркен: издевались над жителями, грабили, поджигали дома. Прежде чем перейти войскам на норвежскую землю, Командующий флотом по просьбе Командующего армией направил меня на двух торпедных катерах пройти вдоль норвежского берега и проверить, как далеко отошел противник от линии фронта. Оказалось, что не так далеко. Мы были обстреляны с берега пулеметным огнем из одной точки. Поняли, что обстрел был совершен из частей, оставленных для прикрытия отхода немецких войск в глубину провинции Финмаркен. Так оно и оказалось. Немцы удирали. Советские войска во взаимодействии с Северным флотом прорвали глубоко эшелонированную оборону 19-го горно-стрелкового корпуса 20-й горной фашистской армии, продвинулись до 150 километров, освободили финский город Петсамо (прежде русский город Печенга) и норвежский город Киркенес.
Освобождение Северной Норвегии в октябре 1944 г. Справа сидит Командующий адмирал А.Г.Головко, Л.К.Бекренев - 6-й слева (видна одна фуражка).
Первая заговорила Маша: — Ты через год уйдешь в армию, а я в этом году иду в институт, тебя могут послать куда-нибудь очень далеко, и мы долго с тобой не увидимся. А как бы я хотела, чтобы мы с тобой всегда были вместе! Он взял ее руку. Почувствовал легкое пожатие. — Мы... — сказал он запинаясь, — мы, если хочешь, всегда будем вместе. Она встала, положила ему на плечи руки, заглянула в глаза: — Я хочу, но ты... Почему тебе нужна именно я? Ведь ты же на меня обращал внимание, ну, скажем, как на буфет... на вешалку, табуретку... Только сегодня с тобой не пойму, что случилось... впервые... А впрочем, и со мной тоже что-то случилось. Мне поцеловать тебя хочется... И раньше чем он успел что-нибудь сообразить, притянула к себе его голову — ему пришлось чуть нагнуться — и умело или неумело, он этого не понимал, потому что его всего раза три на вечеринках целовали девчонки, поцеловала. Над их головами тетка раскрыла окно: — Машенька, Женя, где вы? Туман, зови-ка гостей пить чай. И в окно залаял Туман.
Они ехали домой среди веселых, подвыпивших и усталых людей. Автобус шел быстро, потому что на остановках кондукторша объявляла: «Мест нет». Маша стояла к нему лицом и что-то произносила одними губами, а он старался понять, что она хочет сказать и, когда понял, захотел обнять всех: и старушку, вцепившуюся в ремень костлявой рукой, и полупьяного дядьку, раскачивающегося как маятник, и девушку с аккуратно подстриженной рыжей челкой и широко расставленными влажными глазами. Наконец они сошли на углу улицы Скороходова и не торопясь пошли к дому; он подумал, что надо взять Машеньку под руку, но не взял. Говорили о самом обыденном, будничном, но его рука то и дело прикасалась к ее руке. И он все удивлялся, как раньше не замечал, что Маша выросла, что она больше не девочка, а впрочем, что удивляться, он и сам-то стал взрослым! Во дворе полно кумушек, — эх, не спится им, полуночницам! — и хотя Женя и Маша шли поодаль друг от друга, все же услышали: «Экие выросли — жених и невеста. А давно ли...» Что «давно ли», они не дослышали, но наверняка было сказано, что давно ли они были детьми... Через год Евгений Орел закончил десятилетку, а осенью его призвали на флот.
4
В учебном отряде Балтфлота командир, узнав, что Евгений Орел — музыкант, решил: — Прекрасно! Будете гидроакустиком. Для этой специальности нужно иметь музыкальный слух. И записал его в школу гидроакустиков.
Евгений сразу же убедился, что без музыкального слуха ему было бы трудно. Недаром других его однокашников — не музыкантов, не умевших различить тон высокий от низкого, обучали играть на балалайке. Учиться было интересно. Инструктор мичман Кравцов показывал аппаратуру станции с бесчисленными рукоятками и маховичками на пульте управления, проигрывал перед своими учениками два десятка пластинок, на которых были записаны шумы винтов, и сначала они, эти шумы, казались все одинаковыми или очень похожими, но мичман называл: — Это шум винтов транспорта. — А это — шум винтов крейсера. — ...эсминец. — ...малая подводная лодка. Шумы перемешивались в голове. Мичман, прокрутив очередную пластинку, вызывал Женю, просил определить шум. И приходилось отвечать: «Предполагаю, шум винтов транспорта» или «Предполагаю, шум винтов средней подводной лодки». Невзирая на музыкальный слух, определить точно шум удавалось с трудом; Женя приуныл было: не выйдет из него гидроакустика!.. Но мичман подбадривал, наставлял, и уже в каждом шуме Орел узнавал свое, только этому шуму присущее, и пришел день, когда он научился безошибочно различать среди всех шумов шум, присущий подводной лодке, и по тону определять, что лодка меняет курс. Оставалось идти на корабль и поработать не в классе, а на настоящей станции. — Поработаешь с «живой лодкой», только тогда станешь гидроакустиком, — напутствовал, прощаясь с ним, мичман.
Придя в порт с назначением на корабль, Евгений оценил всю красоту гавани — именно такой она ему представлялась еще в Ленинграде. Корабли у пирсов, корабли, выходящие в море, корабли, стоящие бортом к причалу, приткнувшиеся к стенке кормой и сбросившие на нее узкие сходни; корабли большие, средние, малые, надводные и подводные. Высоченные краны, упирающиеся в небо; мол, зажавший гавань каменными клещами, чуть раскрытыми для выхода кораблей в открытое море; снующие катерки, бороздящие спокойную светлую воду; он увидел матросов в рабочем платье, красящих свой корабль. Орел стоял и любовался этой кипучей жизнью, а пожилой офицер, удивленный, что матрос стоит и бездельничает, когда все заняты делом, окликнул его. Узнав о месте стоянки своего корабля, Орел разыскал его среди других кораблей, похожих, как близнецы, друг на друга, поднялся по сходне и доложил о прибытии вахтенному. Так вступил Орел на свой первый корабль и прослужил на нем весь срок службы. Сначала ему корабль не понравился — показался слишком невзрачным и тесным; душный кубрик с койками одна над другой привел его в ужас, когда он подумал, что здесь ему придется жить много дней. Ему отвели верхнюю койку, под низко нависшим подволоком, и он каждый раз стукался об него головой и немало набил себе шишек, особенно, когда приходилось вскакивать по тревоге. После — привык. Привык он и к пище, сытной, но отличной от той, которую на улице Скороходова готовила мать.
Борщ, так настоящий, флотский. Наваристый, ароматный и с приличным куском мяса, затонувшим в огненно-красном вареве.
Орел не был белоручкой. Он мог затопить плиту и приготовить несложный обед (готовил, когда мама была на дежурстве), колол дрова и выносил мусор, делал все, что приходилось делать в их неблагоустроенном старом доме на улице Скороходова. Сам пришивал пуговицы и зашивал в одежде дыры, и только носки штопала мать — на это она была мастерица. А уж что касается уборки комнаты, он ни за что не позволил бы матери ползать по полу, мыл полы сам, а по воскресеньям вытряхивал старый, потертый ковер, ватные одеяла. А приходила их очередь убирать кухню, коридор и переднюю — оставался в одних трусах и убирал. Когда же была очередь Машеньки и ее мамы, он и им помогал. «Рыцарь без штанов», — злорадно острил старик Расстегаев. Но Женя не обижался. Рыцарь так рыцарь, в штанах или без штанов — не все ли равно? Он не какой-нибудь стиляга, который боится попортить маникюр или замочить свои узкие брючки. Он собирается сам войти в коммунизм, его не потащат за ручку. Поэтому ежедневные приборки на корабле не показались ему ни утомительными, ни унизительными. Навык уже был. И стирать белье ему тоже было не внове: дома он стирал свои платки, носки и рубашки — не в прачку же превращать мать, а платить за стирку им было не по средствам. Опытный старшина «правофланговый гидроакустик» Скиба тщательно проверил знания Орла и остался доволен. Вскоре вышли в море,, и Евгений, как и предсказывал в школе мичман Кравцов, встретился с лодкой. Скиба, поймав на учении лодку и сказав ей: «Не вырвешься, стерва», хотя на лодке находились такие же, как он сам, моряки, и даже знакомые, дал послушать и «подержать» лодку — правда, недолго — и Жене.
Орел воспринял это, как боевое крещение, осмелел и на следующих выходах в море уже садился на кругленький стульчик, слушал и следил за зеленым зайчиком шкалы, докладывая: «Тон... эхо слегка ниже... выше... много выше», когда в наушниках слышал высокий и вовсе не музыкальный писк. Скиба был доволен своим помощником, хотя Женя все сомневался, сможет ли он когда-нибудь работать так же уверенно, как старшина. И вот однажды, когда Скиба заболел и в море ушли без него, командир посадил на станцию Женю. Как назло, станция выбыла в море из строя, и Женя немало с ней провозился. Совета ждать было неоткуда. Бежать надо, бежать из гидроакустиков! Но внутренний голос укоризненно спрашивал: неужели сбежишь? Неужто не выстоишь? Наконец Женя нашел повреждение, исправил, ввел станцию в строй. Но. вскоре исчез зеленый зайчик посылки, а ведь только что бегал по шкале. Смертельно усталый, не поужинав, Женя взобрался на койку, чувствуя, что только сон может спасти его от охватившего отчаяния, и уснул.
И вдруг ему приснилось, что в кубрик вошел отец, такой, каким был на фотографии, в летней выцветшей гимнастерке, в фуражке со звездочкой, с черной точкой на левом виске (только потом догадался Евгений, что это была смертельная рана); прошел между койками, не разбудив никого; подошел к Жене, лицо его оказалось как раз на уровне койки, спросил: — Тяжело тебе? — Тяжело, — ответил Евгений. — Держись, сынок, духом не падай. Мне тоже было тяжело. Отец повернулся и неслышно пошел (Женя явственно видел его плотную и крепкую спину), поднялся по трапу и, прежде чем голова его исчезла в люке, обернулся и одними губами повторил — Женя понял — короткое, обнадеживающее: — Держись. На другой день Евгений с разрешения старшины разобрал станцию и снова, без посторонней помощи собрал ее. — Держусь, — пробормотал он, засыпая после обеда, смертельно уставший.
Однажды он несколько часов поддерживал контакт с подводной лодкой, но, несмотря на то, что корабль сильно качало и лодка старалась запутать акустика (выпускала патрон — возникало второе эхо, которое должно было отвлечь от нее), подводники не провели Женьку, и он услышал в наушниках похвалу командира. Командир поверил в него! Это было большим событием в Женькиной жизни.
5
На третьем году своей службы он получил звание старшины. Теперь у него у самого было два молодых помощника, он растил себе смену, несмотря на то, что до увольнения было далеко. Да он, по правде говоря, и не слишком стремился демобилизоваться. Корабельная жизнь ему пришлась по душе. Кое-что здесь напоминало школу: тоже сдавали экзамены — на классность, — тоже слушали офицеров, как преподавателей в школе, а в свободное время затевали самодеятельные концерты.
Уходили «старички» с флота. Евгений с пристрастием допрашивал на комсомольском собрании собравшихся ехать на целину: — А не сбежишь? Все обдумал? И не за личной ли славой гонишься? Не за длинным рублем? Смотри, опозоришь флот, все мы тогда от тебя откажемся и будем тебя презирать.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
8 сентября нахимовцы 11 класса, начальник 7 учебного курса А.В.Целоусов, воспитатель В.В.Варламова посетили зеленый островок в центре Санкт-Петербурга – Летний сад, который является памятником садово-паркового искусства 17 века.
Сад был заложен по указанию Петра I, который лично принимал участие в его проектировании.
Нахимовцы сумели оценить чудесное садовое убранство, Кофейный и Чайный домики, великолепную решетку и Дворец Петра Первого, памятник Крылову и беломраморные скульптуры, порфировую вазу и великолепные фонтаны.
«Весь Каменноостровский проспект, в шкатулке»
8 сентября нахимовцы 6 класса, начальник 2 учебного курса И.Б.Кряжев, педагог-организатор Н.А.Кузьменко, посетили музей им. С.М.Кирова, где приняли участие в мультимедийной программе «Весь Каменноостровский проспект, в шкатулке».
Каменноостровский проспект – это 250 лет истории, 3,5 километра, 83 архитектурных объекта – всё в одной «мультимедийной шкатулке».
Совершая виртуальное путешествие во времени и пространстве, нахимовцы узнали, как изменился облик Каменноостровского проспекта за все время его существования.
С помощью 3D-макетов ребята самостоятельно навели плашкоутный мост, приняли участие в праздновании 200-летия Петербурга, оказались на премьерном показе «живой фотографии» в увеселительном саду «Аквариум».
Участникам программы удалось «проехать» по проспекту со скоростью конки и трамвая, помочь фонарщику выбрать необходимый инструментарий и «зажечь» фонари города, сравнить яркость свечения масляного, керосинового и газового фонарей.
В Музее политической истории России
Нахимовцы 7-го класса, начальник 3-го учебного курса В.И.Коломиец, педагог-организатор Е.В.Филяевская, посетили Музей политической истории России, где приняли участие в интерактивном занятии «Традиции российской гимназии».
«Средой обитания» ребят было выбрано время царствования Александра II - эпоха Великих реформ. Учитель старой гимназии рассказал, к какой жизни готовила городских детей гимназия и почему мальчиков и девочек учили раздельно, как поощряли за хорошую и наказывали за плохую учебу, зачем детям законоведение и форма.
Наглядные пособия, школьные принадлежности, обстановка дали нахимовцам представление о том, как в 19 веке готовили гимназистов к государственной службе.
Экскурсия в г. Кронштадт
Нахимовцы 8 класса, набора 2013 года, под руководством педагога-организатора А.В.Сивкова, посетили город воинской славы Кронштадт.
Увлекательную экскурсию по городу провела преподаватель истории М.В.Савченко.
Неизгладимые впечатления оставили прогулка по городу моряков и увлекательный рассказ о нем с Петровских времен до наших дней.
В завершении экскурсии нахимовцы посетили православный Морской собор святителя Николая Чудотворца.
17 июня 1941 года немецкий самолет-разведчик предпринял наглый облет Мурманска, Кольского залива, главной базы Северного флота. Авиация флота и флотские средства противовоздушной обороны были готовы сбить разведчика, но они не имели права открыть огонь по врагу, чтобы не поддаваться на провокацию, как указывала Москва. Вражеские самолеты-разведчики показывались и над Мурманском и над водной коммуникацией Мурманск-Архангельск, вдоль берега Кольского полуострова. Над базой Северного флота самолеты не появлялись до начала войны. Командующий войсками Ленинградского округа генерал М.М.Попов принял к сведению инициативу командования Северного флота о переводе на повышенную оперативную готовность, и 20 июня прислал в Полярное Командующего 14-ой армией генерал-лейтенанта В.А.Фролова и начальника его штаба полковника Л.С.Сквирского для уточнения организации взаимодействия с учетом складывающейся обстановки. 19 июня Главный морской штаб (Москва) предписал Северному флоту готовить к выходу в море на позиции подводные лодки, чтобы пресекать перевозки противником личного состава и военных грузов в норвежские северные порты и в финский порт Петсамо.
Война началась
В устье Кольского залива расставлялись противолодочные сети. Вдоль берега полуострова Рыбачий создавалось плотное минное заграждение. Восточная часть этого полуострова довольно близка к входу в Кольский залив, можно сказать, чуть ли не нависает над входом, создается тем самым, как бы, облегченное закупоривание минами и сетями вход-выход кораблей из залива. Командующий флотом как-то сказал, что Рыбачий полуостров для нас внешний, наружный замок от Кольского залива.
Несколько лет спустя станет известен приказ Гитлера от 22 сентября 1941 года, требовавший от солдат и офицеров горно-егерьского корпуса, захватившего в 1940 году норвежский город Нарвик, захватить до зимы, по крайней мере, западную часть полуострова Рыбачий. Из данного приказа явствует, что Гитлер терял надежды на способности «героев Нарвика», так называли немцы офицеров и солдат, захвативших в 1940 году норвежский Нарвик. В самом деле. Начиная войну, он требовал от этого же корпуса захватить Мурманск и Полярный (главную базу флота) за неделю, максимум за 10 дней. Мы читали об этом в копии приказа командира корпуса Дитля, найденного в сумке убитого немецкого офицера. А в сентябре того же 1941 года он довольствовался одним месяцем и захватить не Мурманск и Полярный, лишь «западную часть» небольшого полуострова Рыбачий. Нет. Не получил Гитлер ни западной, ни восточной части полуостровов Средний и Рыбачий. На этом правофланговом участке всего советско-германского фронта, от Черного моря и до Берингова моря, советские воины защищали с великой стойкостью свою Родину. Здесь на самом северном участке советской границы остался участок границы на этих же островах Средний и Рыбачий, на которых фашистский варварский сапог, не то что не прорвался, а даже и не наступил. Граница осталась не тронутой.
Страна еще жила спокойной, привычной жизнью. 21 июня в Доме офицеров продолжались гастроли приехавшего неделю назад Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Присутствовали Командующий флотом, Военный комиссар и начальник штаба Северного флота, начальник штаба 14-ой армии Карельского фронта. Во время спектакля дежурный офицер по штабу Флота подошел к адмиралу А.Г.Головко, находившемуся в ложе театра, о чем-то доложил ему, и вместе они вышли из ложи. По дороге в штаб дежурный доложил Комфлоту о телефонном звонке из Москвы: «По служебному телефону Народный комиссар ВМФ Н.Г.Кузнецов просит позвонить по служебному телефону Командующего флотом». «Товарищ Головко, - сказал Нарком ВМФ, - не дожидаясь получения телефонограммы, которая Вам уже послана, переводите флот на боевую готовность № 1 – боевую, повторяю – боевую! Внезапное нападение немцев возможно в ближайшие сутки, сегодня!!!».
Телеграмма Главкома пришла в Полярный в 00 часов 56 минут 22 июня 1941 года. Доклад о выполнении перевода флота на боевую готовность № 1 был передан Наркому в 4 часа 25 минут того же 22 июня. Днем 22 июня в первый день войны морская артиллерийская батарея, находившаяся на полуострове Средний, потопила фашистский тральщик при выходе его из финского Петсамо-фьорда. 24 июня командир эскадрильи истребителей Северного флота Борис Феоктистович Сафонов сбил фашистский самолет. Вскоре он был назначен командиром истребительного полка Северного флота. В годы войны он совершил 224 боевых вылета, лично сбил 30 фашистских самолетов и три самолета в групповых боях. Сафонов был первым летчиком Северного флота, удостоенным звания Героя Советского Союза. В 1942 году Борис Феоктистович погиб в бою. Посмертно он был удостоен второй звезды Героя Советского Союза. 25 июня 1941 года зенитная батарея береговой обороны флота сбила два вражеских самолета. Таков итог первых трех дней борьбы Северного флота в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.
Сухопутные силы Германии в Заполярье начали войну с наличие трех пехотных корпусов, один из которых был финским. В каждом корпусе по три дивизии численностью по 15-16 тысяч человек. Общая численность трех корпусов доходила до 53 тысяч человек. Финский корпус действовал на Лаухинском направлении с задачей перехватить (перерезать) Кировскую железную дорогу и тем лишить западную часть Советского Заполярья железнодорожной связи с центральными областями страны. Один усиленный немецкий корпус должен был захватить Кандалакшу – порт на западе Белого моря, затем, соединившись с третьим – 19-м горно-егерьским корпусом, имевшим задачу захватить Мурманск и Полярное, ворваться на Кольский полуостров и готовиться к захвату Архангельска с последующим походом через Вологду на Ленинград и Москву. Архангельск в гитлеровской стратегии являлся северным концом линии «АА» - Архангельск – Астрахань, выйти на которую согласно плана Барбаросса, гитлеровцы самонадеянно намеривались за 8-10 недель.
Воздушные силы Германии в Заполярье являлись пятым воздушным флотом, имевшим в начале войны до четырехсот боевых единиц, в большинстве своем новых конструкций, прошедших испытания в испанской национально-революционной войне 1936-1939 годов. В основном были пикирующие и не пикирующие бомбардировщики «Юнкерсы», истребители «Мессершмитты». Базировались на северные аэродромы Норвегии и Финляндии. Военно-морские силы Германии в первые месяцы войны были незначительными: легкий крейсер, пять эскадренных миноносцев, три небольших норвежских миноносца, две подводные лодки, несколько единиц тральщиков и сторожевых катеров. Базировались в основном в фьордах северного побережья Норвегии. Немцы планировали захватить Мурманск и Полярное только сухопутными силами и авиацией в короткие сроки – максимум за 10 суток. Финляндия не имела на Севере военно-морских сил. Советские сухопутные силы – 14-я Армия Карельского фронта прикрывала участок Советской государственной границы, дислоцируясь вдоль побережья Баренцева моря. В ее состав входили: четыре стрелковых, танковая, авиационная дивизии, пушечно-артиллерийский полк резерва Главного командования; укрепленный район на полуострове Средний и Рыбачий, имевший пушечно-артиллерийский полк, два отдельных пушечных батальона, саперный инженерно-строительный батальон, транспортные и иные службы тыла. Здесь же на острове Средний находилась трехорудийная береговая 130-миллиметровая батарея Северного флота.
Укрепленный район находился в составе 14-ой Армии Карельского фронта. Вскоре, однако, в ходе боевых действий было признано целесообразным передать укрепрайон в распоряжение Северного флота, назвав его Северным оборонительным районом (СОР). Две стрелковые, танковая и авиационная дивизии были развернуты под Лоухами и Кандалакшей. 52-я дивизия находилась под Мурманском в резерве на Восточном берегу Кольского залива, и четвертая – 14-я стрелковая дивизия была развернута на линии фронта на приморском участке государственной границы на мурманском направлении. Этой дивизии был придан батальон пограничников. 14-я дивизия имела три стрелковых полка, два гаубично-артиллерийских полка и один полк пушечно-артиллерийский. Из них один гаубично-артиллерийский и один стрелковый полк находились в обороне северного побережья Кольского полуострова от Кольского залива до горла Белого моря. Воздушные силы Северного флота к началу войны имели одиннадцать средних бомбардировщиков (СБ) с заметным износом, две эскадрильи истребителей: И-15, И-16, И-153, отживавших свой век, остальные самолеты – морской ближний разведчик (МБР) устаревшей конструкции со скоростью 150 км в час. Всего воздушные силы флота имели 116 самолетов. Военно-морские силы Северного флота к началу войны имели 12 подводных лодок, 8 эскадренных миноносцев, 7 сторожевых кораблей, 14 сторожевых катеров, два тральщика, два минных заградителя (ставит противолодочные сети), буксиры, танкеры, другие вспомогательные плавсредства. В первые дни войны на Северный флот были мобилизованы некоторые корабли рыболовных и промысловых организаций. Каждый из них вооружили двумя сорокапятимиллиметровыми пушками. Использовались в качестве тральщиков, сторожевых (дозорных) кораблей, вспомогательных судов.
Руководитель музыкального кружка, пожилой музыкант Самуил Самойлович Гальперин, находил у Женьки «великолепный слух», прочил большую будущность и советовал поступить в музыкальную школу. Но Женя о музыкальной школе не думал, хотя музыку очень любил. Он увлекался тогда борьбой «самбо», ходил регулярно в спортзал и добился больших успехов.
3
В их квартире, в конце коридора, напротив большой общей кухни, жили Александра Александровна Снегина, учительница русского языка, и ее дочка Машенька, чуть старше Жени. Когда Машенька была маленькая, она вечно возилась с куклой Матрешкой, которой сама шила платья, или с мишкой-инвалидом — ему кто-то оторвал лапу. Потом она увлеклась чтением. Женька, бывало, зайдя в кухню, заставал Машеньку на подоконнике с книжкой, возле чайника, гревшегося на примусе. Она так бывала увлечена чтением, что не замечала ни Женьки, ни старика Расстегаева, надрывно и желчно кашлявшего над своими кастрюльками; но иногда вдруг поднимала от книги на Женьку глаза — они у нее были огромные, карие —и, словно удивившись чему-то, говорила: — Это тебя в честь Онегина мать Евгением назвала? Она дома читает «Онегина», удивлялся Женя. У них в школе «Онегина» «проходили», и Онегин был только «продуктом эпохи». Зачем же дома в свободное время читать то, что проходишь в школе? — Нет, ты послушай, как хорошо!
Она начинала читать — совсем не так, как читали в классе — деревянными голосами, стараясь поскорее отбарабанить до точки заданное и потом разобрать прочитанное. Машенька читала негромко и задушевно, и слова словно ложились на музыку; даже интерес появлялся, — а что будет дальше? — хотя в общих чертах, именно в общих, все было уже известно. Чайник вскипал и заливал кипятком подоконник, раковина переполнялась водой — закрыть кран забывали, а Женька смотрел, как шевелятся Машенькины пухлые губы, и только окрик всегда сердитого Расстегаева: «Чего разбубнились в общественном месте, шли бы к себе!» — обрывал чтение. Машенька не была хорошенькой, не носила кокетливых бантиков в волосах, но школьная форма с фартучком сидела на ней удивительно ладно, а неправильные черты ее худощавого личика казались Женьке куда приятнее, чем смазливые лица школьниц, гордившихся своей красотой. Когда, бывало, Женя играл на мандолине, вдруг раздавался негромкий стук в дверь; она, спросив: «Можно мне послушать?» — забиралась на диван и слушала, подперев подбородок руками. — Ты хотел бы быть музыкантом? — спрашивала Машенька и, не дожидаясь ответа, задавала новый вопрос: — А если снова будет война, ты пойдешь воевать? И сама отвечала: — Конечно, пойдем, если будем еще молодые. Потом, помолчав, добавляла: — Вот в пьесе, в той, где и про твоего отца сказано, была разведчица Тося. До чего же смелая! Я тоже буду разведчицей.
Женя говорил убежденно: — Мы за мир, и войны не будет. Кем ты будешь тогда? Она отвечала: — Ветеринарным врачом. — Кем? — Ветеринарным врачом. Я люблю зверушек. Она действительно любила животных. Однажды принесла запаршивевшего котенка, выходила и вылечила его. В другой раз притащила щенка, он вырос, подружился с котом, но заполонил всю квартиру. Сердитый старик Расстегаев вызвал управдома, милицию: «Здесь коммунальная квартира, не зоопарк, не зверинец». Тумана (так звали пса) Машеньке пришлось, обливаясь слезами, отвезти в Шувалове к тетке. Из Шувалова Маша весной и летом возвращалась с цветами — с душистой сиренью, с букетами нежно пахнущих ландышей, связкой ромашек и васильков. Женька, выросший в городе, вдруг начал чувствовать красоту цветов, так необходимую людям.
Однажды Маша позвала его в Шувалово. Они ехали в автобусе, автобус был полон. Жене приходилось поддерживать ее, чтобы она не упала. Маша была куда ниже его, ее волосы щекотали ему подбородок. Она была в пестреньком, хорошо сшитом платьице, в красных туфельках, на руке висела красная сумочка, и он впервые заметил, что на Машу поглядывают какие-то стильно одетые молодцы, и поглядывают с нескрываемым восхищением. Тут, пожалуй, впервые Женька заметил, что она уже не угловатый подросток, а хотя и по-прежнему не очень красива, но, честное слово, чудесная девушка! Они приехали к Машиной тетке. На грудь Маше, радостно взвизгивая, кинулся Туман, облизал ей подбородок и щеки. Тетка принялась сразу же накрывать на стол, но Маша сказала, что сначала они погуляют — надо подышать свежим воздухом. Воздух был действительно чистый, запах раскаленного городского асфальта сюда еще не добрался. На озере им удалось достать лодку. Женя греб, а Маша сидела напротив, одну руку опустив в воду, и рука эта была почти незнакомая, красивая — как он раньше не замечал! И лицо Машино было новое, незнакомое... Она спросила: — Что ты меня так рассматриваешь? Ведь мы видимся каждый день. Он ответил искренне: — Такой я тебя никогда не видал. — Какой? — Солнечной. — Солнечной? Вот смешно. Бывают зайчики солнечные, бывают лучи.
— Ты — как луч. Солнце вышло из-за облаков, осветило ее личико; оно все засветилось, и она зажмурилась. Женя схватился за весла. Озеро было не очень большое, лодок было много, и они чуть не сталкивались. На озере не было укромных местечек, да они и не подумали бы искать их. Им везде хорошо вдвоем. Они беспричинно смеялись, радовались тому, что стоит летний день и что так ярко светит солнце, и такой хороший лесок на том берегу, и тетка их ждет, наверное, с окрошкой, и день еще очень длинен, почти весь впереди! Машенька подрулила к берегу. Выйдя на пристань, они расплатились за лодку и, взявшись за руки, побежали в гору. Ноги их увязали в песке, и тогда она скинула туфли, и он увидел, какие у нее красивые пальцы на маленьких ножках (его мать по вечерам, тяжко вздыхая, срезала бритвой уродливые мозоли). — Машенька! — позвал Женя, хотя она была рядом. — Ну что? — Машенька!! — закричал он во весь голос. — Что-о? — спросила она. — Не знаю. Мне кажется, что я пьян. Нет, правда, пьян. Хочется кружиться с тобой до упаду. Он поднял ее, такую легонькую. — Пусти, пусти, что скажут люди? — Шутник, молодой человек, — сказал проходивший мужчина в панаме. — Вот видишь? Пусти.
Он поставил ее на песок и, заглянув в глаза, увидел— они затуманились. — Я тебя закружил? — Вот еще! Догоняй! Она побежала — только засверкали розовые пятки. Тетка ждала их. На столе стояла миска с окрошкой. — Нагулялись, родные? Садитесь, поди, проголодались. Тетка тоже учительствовала в Шувалове. Седая, очень добрая, со старомодной прической — таких любят дети.
Окрошка была холодная, вкусная, они съели по две тарелки. Потом ели блинчики с земляничным вареньем. Тетка угощала, спрашивала, не надо ли еще чего, сыты ли. Туман сидел у стола, время от времени трогая лапой Машеньку. В комнате было очень уютно, и все было такое милое — абажур над теткиным креслом, кровать, покрытая вышитым покрывалом, какие-то старые фотографии, на одной Машенькина мать и тетка еще совсем молодые, в платьях по моде двадцатых готов. Женя с Машенькой вышли в садик, густые кусты сирени закрывали скамейку от улицы. Они сидели рядом; небо было молочно-белое, переходящее кое-где в жемчуг, небо июньских ночей Ленинграда; время от времени гудела приморская электричка; где-то заводили пластинки. Но вот на втором этаже включили приемник, и они услышали Пятую симфонию Чайковского. — Так и представляю себе Филармонию: красный бархат, колонны, хрустальные люстры и... нас с тобой...— тихо сказала Маша. Она придвинулась к Жене и прислонила голову к его плечу. Они молчали. Женя знал Пятую симфонию почти наизусть и с сожалением вздохнул, когда она кончилась. Приемник выключили, и стало тихо.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru