Когда моему старпому звонили по телефону, ошибаясь номером, и, конечно, переспрашивали «Это магазин?», Серега всегда отвечал: «Нет, это ЦУП».
На том конце провода тоже был умный человек и вопрошал: «О! У вас посылают в космос?» На что старпом с огромным удовольствием отвечал: «Нет! Здесь посылают на хер!!!».
КОЕ-ЧТО ИЗ ДНЕВНИКА ВИТАЛИЯ ЛЕНИНЦЕВА. Продолжение
30 МАРТА Понедельник. Серый, мрачный день... Вчера всё было совершенно иначе. От нечего делать позвонил Чижику (так я называл Мэри, когда мы были ближе друг к другу). Сказал, что передавал ей с одним курсантом кучу комплиментов. Мэри сразу же ответила, что хотела бы услышать их лично от меня. Приехав и тепло поздоровавшись (все-таки у неё хорошенькая мордашка), я прошёл в переднюю. Бросилось в глаза обилие черных шинелей со всеми курсантскими атрибутами. И палаш тут же висел. Оказывается, зашли «на минутку» подруги со своими кавалерами. Почему-то гости выбрали одну и ту же минутку, и я имел возможность увидеть всех новых знакомых Мэри.
Нынешний некий Витя со второго курса нашего училища, находился, понятное дело, здесь же. Когда я раздевался, Витя повесил мою шинель на вешалку, шутил, смеялся — короче, был на высоте. Но вот гости уехали, и мы с Мэри стали трепаться, как в былые времена, позабыв о Витином существовании. Он насупился, забился в угол, закрылся газетой, делая вид, что влюблен в политику — назревала драма. Я решил уйти. Но Мэри, поговорившая с кем-то по телефону, сообщила, что все мы едем сейчас к её подруге. Что ж! Я бурно выразил свой восторг, так как люблю новые знакомства. Витя выразил своё согласие обиженным кивком. Желая исправить создавшееся положение, я всю дорогу молчал. Но они воспользовались этим всего лишь для детального обсуждения кто кому изменяет. Кое-как добрались до места. Восхождение на четвёртый этаж сопровождалось полным молчанием. Дверь распахнулась. Раздался радостный возглас: «Детский сад пришел!». Я был оттеснен в тёмный угол лестничной клетки, и три девушки начали по-дружески целовать Витю. Мэри предложила нам познакомиться. Три обладательницы буйного веселья, как по команде, протянули мне руки. Я категорически воспротивился: «Хочу, чтобы меня тоже поцеловали». Думал, они смутятся. Не тут-то было. «Пожалуйста, это мы можем!». Наконец мы очутились в симпатичной комнате без излишков света, где было человек двенадцать совершенно мне не знакомых. Хотел представиться, но не успел — подкатилось что-то улыбающееся, симпатичное, похожее на ярко окрашенный детский мячик. Оказалось, это Гетта — хозяйка дома. Знакомство с ней осуществилось всё тем же приятным мне способом. И тут мной овладело непреодолимое желание что-нибудь выкинуть. Народ сидел по разным углам, беседовал и вожделенно поглядывал на стол, где расположилась батарея бутылок среди великолепия ещё не тронутых закусок. Ни на кого не глядя, я направился к столу. В наступившей тишине деловито взял бутылку, открыл, наполнил большой бокал и лишь тогда обвёл всех глазами и выпил со словами: «За ваше здоровье!». Затем, как будто ничего не случилось, сел рядышком с Мэри. В комнате сохранялась тишина загробного мира. На меня смотрели, как на
Первой опомнилась очаровательная Гетта. Подбежала ко мне, схватила за руки и, смеясь, сказала, что здесь все мальчишки нахалы, но такого, как я, ещё никто не видывал! Я бесподобен и потому должен буду выполнять функции её супруга. Проговорив всё, она потащила меня по кругу и перезнакомила со всеми присутствующими. Язык мой — друг мой! Уже через несколько минут я почувствовал, что все относятся ко мне по-свойски, по-приятельски. Надо сказать, что нахалы и нахалки среди них действительно были. Уши мои, давно отучившиеся краснеть, услышали словечки, которые я постеснялся бы произнести даже в сугубо мужской компании, будучи под градусом. Чтобы не показать смущения и даже растерянности, я трепался. Трепался тем больше, чем больше смущался. Не такой уж я порядочный человек, но не терплю матерщины при девушках и тем более не терплю девушек, которые с улыбочкой матерно ругаются или не реагируют на ругань, относясь к ней, как к чему-то привычному. Ну, а Мэри? Могу сказать лишь, что она выглядела здесь чужой. Она не испорчена — это факт, но зачем ей такие знакомые? Просто уму непостижимо, что может быть общего между ней и этой компанией? За столом изощрённого сквернословия стало поменьше. Провозглашались великолепные тосты, рассказывались остроумные анекдоты. Я успешно выполнял функции хозяина дома — как было велено. Виктор за всё это время выпил только одну рюмку — «За наших девушек», больше Мэри ему не разрешила. Да, парень влип! Часов в 10 дверь распахнулась и на пороге появился Димка, славный, хороший, немного хамоватый Димка, с которым я вместе сидел на гауптвахте. Под носом порнографические усы, на голове шляпа. Воистину, пути господни неисповедимы!.. Ночь провёл без сна и потому в понедельник залёг в санчасть, чтобы отоспаться. Здесь и пишу эти строки. Выписаться надо поближе к субботе. 11 ИЮНЯ Сегодня чудный день! И не только из-за погоды. Сегодня последний день учёбы и день моего рождения. Ох и погуляем! 3 ИЮЛЯ Годовые экзамены сдал! Через несколько минут идём в отпуск на целых десять суток. Держись, Ленинград! 6 ИЮЛЯ Утром, проснувшись по привычке в 7 часов, отправился на
Увидел Эрика, тоже ищущего кого-нибудь из знакомых. Расположились вблизи от воды, стали принимать солнечные ванны. Вдруг Эрик толкнул меня в бок: «Виталик, смотри!». Невдалеке лежала, что-то читая, хорошенькая девушка. Если бы мы заметили её раньше, могли бы расположиться рядом, но теперь переходить было неудобно. На пляже появились два молодых человека. Осмотрелись и с чувством собственного достоинства направились к нашей хорошенькой незнакомке. Эрик не выдержал. Полез в воду, а выходя прошёлся мимо незнакомки... Тому, что он мне рассказал, я не поверил. Однако повторил его маневр и убедился, что он прав. Действительно, у девушки были такие тонкие ноги, что казалось странным, как она может ходить. Любовь сразу пропала. Подошёл Виктор, и мы с ним отправились в буфет. Возвращались «валкой походкой морской». Эрик бросился нам навстречу с криком: «Она в воде, она в воде!». Мы рванулись вперёд, но было поздно. Девушка уже вышла из воды и направилась к тем двум пижонам. И ноги у неё были совершенно нормальные! Протёр глаза — они не стали тоньше. Видимо, когда мы осматривали незнакомку, ноги были наполовину засыпаны пескам. Любовь пробудилась вновь. Стоило ей ещё раз войти в воду, как она оказалась в плотном нашем окружении. Волей-неволей пришлось знакомиться. Звать её Люда. Она окончила школу, поступает в университет. Девушка чудная! И немножко то есть...
5 АВГУСТА Сдал пять государственных. Четыре пятерки и одна четвёрка. Четвёрку поставили «за выход»: отпросился в гальюн, имел острую надобность подсмотреть ответ на один из вопросиков. Ну да ничего, было бы наглостью сдавать все госы на пятерки. А теперь о Люде. Ох и характер! Сколько у меня было девушек, но такой ещё не встречал. Это же чёрт в юбке! Но нравится мне она очень. Ссоримся через день. Дело доходит до того, что, узнав мой голос, она произносит: «Меня нет дома» и вешает трубку. Хочется расцеловать её, так она замечательно злится! Расцеловать... К сожалению, телефонная трубка Люду заменить не может. 11 АВГУСТА Через три дня сдаём последний госэкзамен. Как быстро летит время!.. Кажется, что совсем недавно я, вчерашний школьник, был одет в первую в моей жизни холщовую робу, а на голове красовалась нелепая бескозырка без ленточек — так называемая «албанка». Но даже и эту форму я носил с гордостью. А позже, когда мне вручили ленточку и курсантские погоны, хотелось петь и плясать!.. И вот финиш — через несколько дней кончаю училище, еду на стажировку, а потом — на флот, служить. На флот!.. Как много для меня в этих словах. Я моряк, штурман, меня ждут подводные корабли, оснащенные прекрасной техникой. Твёрдо знаю, что плохим офицером я не буду. 12 АВГУСТА Вчера опять был с Людой. Ходили в Летний театр на Шурова и Рыкунина. Концерт замечательный.
После концерта провожал Люду домой. Возле дома Люда увидела маму. Когда мы с ней знакомились, от стенки отделилась какая-то фигура и направилась в нашу сторону. «Вы что же, всей семьёй меня встречаете?» — спросила Люда. «Ого!» — сказала мама, увидев неуверенные шаги папы, а Люда бросилась ему навстречу. Представляя меня, Люда на миг отпустила папину руку. Он потерял равновесие и стал медленно валиться. Мелькнула мысль: не сделать ли шаг в сторону? Но я остался на месте и мужественно принял папу на грудь. Одним словом, знакомство произошло контактно, чувственно. Немножко поговорили. Папа, правда, не говорил, а только кивал головой и делал какие-то жесты. Когда папа знакомился, он, оказывается, позабыл снять шляпу. Вспомнив, проделал это несколько минут спустя, но зато с большим величием. Короче говоря, папка замечательный! Да и мама у Люды очень милая, интеллигентная — поддатого папу при нас не грызла, а только улыбалась иронически. Люда с каждым днём нравится мне всё больше и больше. Становится грустно, ведь находясь на стажировке, не буду видеть её милого личика, не буду слышать привычные нежные слова: «наглец» , «шутник казарменный» и т.п. Как жаль, что она только поступает в университет, а не заканчивает его. Я был бы счастлив, если бы она стала моей женой. Но это неосуществимо — за пять лет она, несомненно, встретит человека, которого полюбит и забудет о моём существовании. Когда мы познакомились, я всё время твердил: «Только не влюбляться, только не влюбляться», а что получилось?.. 13 АВГУСТА Передо мной кипа учебников, которые надо хотя бы перелистать, чтобы сдать последний экзамен. Они смеются надо мной. Но я сильнее их! Сгребаю учебники в кучу и прячу в стол — пускай посмеиваются в темноте.
Осталось два дня — сегодня и завтра. В классе все Только вот чем? Слева четверо друзей играют в «футбол»: гоняют карандашом кнопку по столу. Справа громкий хохот: кто-то вернулся из самоволки и принёс свеженький анекдот. Сзади обсуждают где и как будут отмечать сдачу экзаменов. Впереди спят. В открытые окна доносится шум с волейбольной площадки. Старшина класса сидит зажав уши, чтобы не слышать озабоченного бормотания преферансистов. Двое на задней парте — единственные, занятые полезным делом: гадают, по порядку ли будут разложены билеты, а если нет, то как бы всё-таки высмотреть и записать систему их раскладки?.. 15 АВГУСТА Всё, последний государственный экзамен сдан на пять шаров..., как я и обещал Люде. Это надо же, до чего любовь доводит. Сейчас уходим кто-куда на целых три дня. Нам разрешили явиться прямо на вокзал, к отходу поезда — чувствуется, что люди уже сдали госэкзамены. 16 АВГУСТА Потомки, запомните этот день! Виталий Николаевич Ленинцев стал непьющим человеком. Сорок минут я решал стоит или не стоит бросать пить и курить, сумею ли выдержать? Наконец решился и, отрезая пути к отступлению, сказал об этом Людмиле. «Сомневаюсь! Однако посмотрим, есть ли у тебя сила воли». Перед отходом поезда выкурю последнюю папиросу и всё, точка. 18 АВГУСТА Поезд тронулся, и вот уже Люда, перрон, Ленинград — всё это осталось позади. Целых два месяца не буду видеть моего города и тех, кого люблю. Началось! Ведь знают, что я бросил пить, что это для меня вопрос принципа, так нет же — всей оравой уговаривают «не делать глупостей» и принять стаканчик. Не сдамся!.. Пьяны уже не только пассажиры вагона № 3, но и сам вагон вместе с паровозом... Отобрали чемодан с едой. Основание: раз не пью, то нечего и добро переводить... Хочется есть. Прошу бутерброд. Предлагают целый обед в Калинине, но непременно со стаканом водки. Ложусь в угол — экономлю энергию. Нужно продержаться... Проехали Калинин. Есть хочется ещё больше. Суровое к отступникам общество дарит мне полбутерброда...
Поезд на Севастополь завтра утром. 21 АВГУСТА, Балаклава Итак, мы приехали. Вот они, красавицы-лодки. Стоят у пирса без движения, но в их спокойствии чувствуется сила, они похожи на тигра, изготовившегося к прыжку. Скоро узнаю, какая будет моей.
Два часа спустя выяснилось, что моя лодка в Севастополе, в доке — небольшой ремонт и покраска. Надо ехать в Севастополь. Но... завтра суббота, послезавтра воскресенье, стало быть, спешить не будем, а то ведь скажут «вот салага, свободное время не ценит».
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
В середине семидесятых на экранах кинотеатров страны шел популярный румынский боевик о полицейском комиссаре Микловане. Комиссар этот во всех сериях ходил в длинном кожаном плаще, а поскольку наш друг и товарищ, однокашник по училищу Игорь таскал такой же плащ, то и получил кличку В один из летних вечеров сидело у меня на кухне человек пять «вдовцов». Вдовец – офицер или мичман, оставшийся летом один дома, поскольку жены с детьми убывают в июне на Большую землю загорать и отдыхать. Не пропадать же лету, раз у мужа нет в это время отпуска. Ужинали, чем Бог послал, из старпомовской цистерны спирта и провизионной цистерны № 3. В самый разгар пития «самогона и слушания граммофона» обращаю внимание на движущуюся фигуру в подъезд соседнего дома. Это наш Игорь-Миклован возвращается со службы. Открываем окно и зовем товарища к нам на праздник.
Но не могу, ребята, говорит и продолжает движение в сторону дома своего. Иду в комнату, беру двустволку, заряжаю, не помню уже, чем, выставляю в окно на Миклована, предупредительный не забыл вверх дать. У Игоря руки на автомате вверх ушли моментом, в окно ему приказываю следовать к нам. Так он с поднятыми руками и вошел в квартиру. Ну а дальше посмеялись и продолжили гульбище. Как известно, «шило» – мина замедленного действия, поэтому, кто и когда расходился, никто так и вспомнить не мог. С Игорем встретились через три месяца – он на следующий день ушел в автономку и долго потом нам рассказывал, как на полном автомате на следующий день с огромнейшего бодуна вводил ГЭУ (был он тогда КГДУ-1) и уходил выполнять задание Родины.
Как и без меня знает читатель, всё в жизни рано или поздно кончается. Подошла к концу и моя служба на «М-282». Во второй половине 1961 года в нашу бригаду перевели несколько средних лодок 613-го проекта, и на одну из них меня назначили командиром. «Малыша» я сдал Мише Абрамову – выпускнику нашего училища 1954 года, которому я очень симпатизировал.
И новую лодку мне пришлось принимать тоже от хорошо знакомого офицера – моего товарища по Классам Рэма Васильевича Мазина. Он был уже капитаном 2 ранга и сразу после передачи корабля убыл с повышением к новому месту службы. Как водится при смене места базирования, офицеры новой лодки были недовольны расставанием с приморской столицей, предыдущая их служба проходила во Владивостоке. Понять их было можно, чего только стоили мытарства с перемещением семей в допотопные находкинские ДОСы. К тому же, почти сразу после моего назначения, «С-286» поставили во Владивостоке в док, и это временное нахождение на старом месте службы ещё больше «растравило» разного рода переживания холостых и семейных офицеров, связанные с переводом лодки в Находку. А у меня, естественно, были иные заботы. Во время докования я «капитально» поселился в достаточно большой командирской каюте и всё свободное время, облачившись в комбинезон, восстанавливал свои познания в устройстве средней лодки, а заодно, – приглядывался к новому экипажу, официальные собеседования тоже имели место. К слову, о каюте.
Первым командиром «С-286» был известный тихоокеанец Рулюк, отличавшийся солидным телосложением. Не особенно задумываясь о других членах экипажа, он ещё на заводе приказал увеличить размер своего дивана-кровати на двадцать сантиметров. В результате в кают-компании появился новый объект под названием «ноги Рулюка». Соответственно уменьшились места посадки для столующихся офицеров и одна из коек, на лодке вся «мебель», как правило, имеет двойное назначение. Читателю предлагается оценить данный способ постановки прижизненных памятников себе. Механизмы – механизмами, но главное на корабле, да и в других местах, – люди. На средней лодке вместе с командиром уже не пять, как на «малыше», а одиннадцать офицеров. Старпомом у нас был мой одногодок по выпуску, он окончил училище имени Фрунзе. В подобной ситуации назначение «слишком молодого» командира со стороны воспринимается его ровесниками болезненно. К чести моего нового товарища следует сказать, что подобные переживания он свёл к минимуму. А через несколько месяцев ему присвоили звание капитана 3 ранга и назначили командиром. Но, всё равно, в какой-то степени возможности моей «опоры» на старпома за это время были ограничены. Тем более, что при любой смене командира корабля установившиеся порядки неизбежно переживают несколько болезненный период адаптации к новому начальнику. После прекрасной моральной атмосферы «малыша» мне заново пришлось «вострить уши» и жить, не расслабляясь, тем более, что на меня смотрели как на представителя находкинских «аборигенов» (подумаешь, какие-то там «малютки»). И ещё одно важное изменение в служебной атмосфере: на средней лодке был замполит. Эту должность у нас занимал капитан 3 ранга Иван Михайлович Серебряков – заочник политической академии, года на три-четыре старше меня возрастом. Как и с большинством других товарищей по службе, с новым для меня «комиссаром» неразрешимых проблем не возникало, но это был не Саша Нестеров (если помнит читатель, – молодой замполит «С-79»). Тем не менее, Иван Михайлович сразу стал надёжным «буфером» между мной и вновь прибывшим в бригаду начальником политотдела Воронцовым, с этим человеком у меня было чувство взаимной неприязни. К примеру, и в новом экипаже я не стал прикрывать случаи выпивок, а это сразу «ухудшило» позиции нашего корабля в каких-то политических сводках и графиках. Начпо кипел: «Что это за оригинал здесь нашёлся...», но в бригаде были начальники, в первую очередь, – Виктор Яковлевич Кириенко, которые знали меня не один год, и поэтому я не особо страдал от наскоков политического руководителя. Надо сознаться, что подбор и остальных офицеров не вызывал у меня излишнего восторга. К примеру, штурман (выпускник Тихоокеанского училища) в предыдущей кампании допустил невязку в пятьдесят миль, правда, дело было в океане, но всё равно. А минёр – гонористый потомок директора большого предприятия – вообще вёл себя вызывающе, и мне стоило большого труда общение с таким подчинённым. Всё это в целом создавало не самую лёгкую атмосферу начала службы на новом корабле. А сама эта служба, вне зависимости от наших переживаний, шла своим чередом. В первые дни нового года боеспособные лодки всей дивизии отправились на рейдовый сбор в залив Владимир. Для меня это мероприятие началось с дурного предзнаменования. Я сильно захворал и валялся с высокой температурой. Однако откладывать выходы по таким причинам было не принято, и в назначенный день мы вышли в море. Фактически командиром на переходе был начальник штаба бригады Виктор Яковлевич Кириенко, а я пристроился в шестом отсеке за электромоторами на самой тёплой койке и трясся в ознобе под меховым полушубком, который мне выделили заботливые моряки. Молодой доктор Данченко (он только прибыл на лодку после окончания медицинской академии) с ответственным видом руководил процессом моего ввода в строй. Через пару дней температура у меня пришла в норму, и служба пошла своим чередом. На прекрасном рейде залива Владимир (он, к слову, изображён и на обложке книги) собрались не только многочисленные подводные лодки, но и множество надводных кораблей.
Залив Владимир. Хорошо видна плавбаза «Север» с пришвартованной лодкой.
Ежедневные выходы в море, упражнения и сдача курсовых задач занимали полностью наше время. Как водится, не всё в этих делах шло гладко.
Сначала минёр, шествуя по сходне на соседнюю лодку (мы были ошвартованы к плавбазе, стоящей на якоре), уронил в воду секретные описания торпед. Назад из ледяной кашицы, смешанной с подозрительными предметами, вытекающими из фановых труб плавбазы, были доставлены все листы документов, кроме одного, он буквально как в воду провалился. Последовала неприятная процедура расследований, письменных объяснений, экспертизы содержания утерянного листа и тому подобных казённых процедур. Надо заметить, что атмосфера тотальной секретности на военных кораблях достигала своего апофеоза. Отсеки были завалены сундуками с грязными светокопиями технической документации на все без исключения механизмы и приборы. Подавляющее число содержащихся в этих бумагах секретов гроша ломаного не стоило, сейчас, например, у меня есть несекретная книга, купленная в обычном магазине, с полным описанием лодки 613-го проекта. А тогда мы тратили уйму времени на учёт, переучёт и росписи при выдаче и приёме бумаг. Причём на лодке всерьёз выполнять все требования инструкций секретного делопроизводства зачастую просто невозможно, что создавало атмосферу постоянного «грехопадения», которая характерна для многих областей нашей жизни (вспомним, например, дорожное движение, все участники которого всегда «нарушают»)... Рассуждения – рассуждениями, а мы сушили изгаженные листочки и отвечали на вопросы канцеляристов. Но эта история, к сожалению, была не последней неприятностью на рейдовом сборе 1961 года. Однажды, при сильном ветре мы швартовалась к связке лодок, стоящих у борта плавбазы, если не ошибаюсь, их было уже по три корпуса с каждой стороны. Вся эта армада имеет большую парусность, и, чтобы выдержать повышенные нагрузки, плавбаза вытравливает якорную цепь почти до предела: чем меньше наклон цепи, тем лучше «держит» якорь. Как следствие, плавбаза и ошвартованные к ней лодки не стоят на месте, а постоянно «раскачиваются», как маятник, но только в горизонтальной плоскости. При подходе очередной лодки для швартовки её командиру нужно быть особенно решительным, чтобы не прозевать момент благоприятного сближения, допускающего подачу бросательных концов и заведение швартовых. На обычных малых ходах, которые применяются при спокойной швартовке, такой манёвр не исполнить. Я многократно выполнял подобные упражнения и не чувствовал ни малейших сомнений в нормальном ходе манёвра и на этот раз. При одном «но». За три года службы на «малыше» я привык к безукоризненному выполнению своих команд. А здесь, достаточно быстро и точно сблизившись с лодками и плавбазой и дав команду работать обоим электромоторам средним ходом назад, я не увидел нужных бурунов за кормой. Далее, в соответствии с законами морской практики, я достаточно хладнокровно скомандовал «стоп», потом дал уже самый полный ход назад, но время для одержания инерции было упущено, и нашу лодку нехорошо «навалило» к борту соседа. От удара у него разошлось пару швов в лёгком корпусе. По ходу «навала» я даже успел прокомментировать вслух предстоящие неприятности, но последствия их от этого легче не стали.
ПЛ ДРЛО пр.640, Тихоокеанский флот (фото из архива AndreyKS, -
Хотя специалисты подводной сварки за два часа работы на следующий день устранили последствия аварии (на беду её жертвой оказалась лодка радиолокационного дозора, находящаяся под опёкой высших московских инстанций), меня стали дружно поносить за неопытность и прочие грехи. Представляете, каково было всё это слушать? А потом мне был объявлен второй раз за время командования лодками заслуженный выговор. Ничего себе, хорошее начало службы на новом корабле. А разгадка причины инцидента стала известна мне только полгода спустя в обстоятельствах, весьма похожих на случай потопления торпеды в конце 1958 года. Летом я оказался в нашей санчасти с приступом радикулита, который взялся лечить иглоукалыванием один врач-новатор. Дело это было тогда достаточно непривычным, но всё равно не дало мне никакого облегчения. Тяготясь вынужденным бездельем, я почти постоянно беседовал с больными моряками. Среди них был и наш старшина команды электриков Жвырблевский, у него несколько дней не спадала высокая температура. Я ещё посетовал нашему корабельному врачу Данченко, который дежурил в это время, что его епархия невнимательна к больному моряку. А в понедельник Жвырблевского увезли в госпиталь, и обнаружилось, что у моряка туберкулёз в опасной стадии. Вообще-то, нашей медицине было известно, что на лодках существует повышенная вероятность получить такое заболевание, и к нам периодически приезжал автомобиль со специальным оборудованием для рентгеновского просвечивания всех подводников. Но видно и эта аппаратура не давала стопроцентных гарантий. Мы собрали кое-какие деньжата, и замполит увёз их вместе с обмундированием в госпиталь, Жвырблевского прямо оттуда уволили в запас «вчистую». А назад Иван Михайлович привёз мне приватное послание от уволенного моряка. Кроме других слов, в нём содержался рассказ о том, как в феврале лодка не дала задний ход при швартовке. В это время у нас на борту находились моряки так называемого «резервного» экипажа. Создание таких подразделений в то время было новым делом, хотя уже всем становилось ясным, что взваливать непрерывные и всё увеличивающиеся нагрузки только на основной экипаж нельзя, и ему нужна регулярная замена. Тем не менее, в таких заменах следовало соблюдать определённый порядок, а Жвырблевский на свой страх и риск поставил старшину команды электриков из резервного экипажа на ответственный пост управления главными гребными электродвигателями при швартовке. Чтобы читатель представил себе, как выглядит этот пост, замечу, что коммутируемые токи электродвигателей составляют тысячи ампер, а переключение их направления при реверсе осуществляется ножной педалью. В тот злополучный раз при действиях недостаточно опытного моряка под педаль что-то попало, и драгоценное время было упущено. Что получилось в результате педагогической самодеятельности старшины электриков, читатель уже знает. Выражаясь языком казённых бумаг, случай этот наглядно показывает, что подводная лодка – «коллективное оружие».
«Нет нигде и не может быть такого равенства перед лицом смерти, как среди экипажа подводной лодки, на которой либо все погибают, либо все побеждают».
Ладно, Бог с ним – этим позорным «навалом», хотя переживаю я его и сейчас не меньше, чем тридцать пять лет тому назад... Во время нашего зимнего рейда 1962 года на Северном флоте случилось страшное ЧП: у пирса взорвалось несколько лодок, погибло много людей. Находясь вне базы, мы на своём Дальнем Востоке ничего об этом не знали. Признаки случившегося несчастья начали проявляться в наших краях весьма специфичным казённым образом. Сначала пришёл грозный приказ немедленно проверить состояние всех баллонов со сжатым воздухом. Баллоны, в большинстве своем, расположены в обледенелой надстройке под верхней палубой, даже просто добраться до них – не слишком приятное дело. Ладно, переписали заново баллоны. Потом последовала очередь торпед и других опасных устройств, так что и без газет, репортёров и телевидения стало ясно, что дело идёт о большом взрыве. И только спустя значительное время поступили официальные описания случившегося и соответствующие приказы. Среди прочего, история с североморским взрывом имела своё мелкое продолжение и в далекой от Полярного и нашего рейда Находке. Кто-то из жён молодых офицеров узнал о северном несчастье одновременно со слухами про наш «навал» во время швартовки. Из этого материала была изготовлена «синтетическая» сплетня, проверять которую женщины отправились из ДОСов ко мне на квартиру. А надо сказать, что у нас в семье было заведено дома не говорить о моих служебных делах. Проживая возле бригады вместе с семьями других офицеров, маманя ещё как-то была в курсе новостей по разговорам других женщин, а с переездом в город и этот канал поступления информации оказался полностью перекрытым. Но, прослышав от необычных гостей о многочисленных жертвах, моя жена вместе со всеми посетительницами отправилась в бригаду. По счастью, оказавшийся на месте начальник штаба быстро сообразил, о чём идет речь, и успокоил не в меру информированных женщин... По возвращении с памятного рейдового сбора можно считать, что я уже полностью «сработался» с экипажем. Тем более, что в это время к нам назначили нового старпома – Джемала Измайловича Зайдулина. Сын известного балтийского подводника, погибшего в 1944 году, он с детства вместе с младшим братом был помещён в Нахимовское училище, а потом окончил наше училище подводного плавания. Вряд ли мне хватит хвалебных слов для характеристики разносторонних способностей и качеств этого моего товарища. В его лице я получил ту безусловную опору, которой мне так не хватало после В.В.Кравцова.
Д.И.Зайдулин. -
Хотя упомянутые офицеры очень различались между собой, но объединяло их беззаветное служение Флоту, а это – главный стержень нашего дела. Думается, что «последнюю точку» в моём становлении как командира «С-286» сыграл длительный выход в море на так называемое «подлёдное» плавание в марте 1962 года. К этому времени и далёкому московскому начальству стало ясно, что огромных конвоев в Японском море никогда атаковать не придётся, и нашей бригаде была поставлена общая задача борьбы с подводными лодками будущего противника. Дело это было новым и представляло собой хорошее «целинное» поле для тактического творчества. Я впоследствии более подробно остановлюсь на этой теме, а пока заметим, что противолодочная подводная лодка должна быть способной длительное время подкарауливать супостата, в том числе, – и маневрируя подо льдом. У нас для этого были необходимые технические средства: малошумные электродвигатели «подкрадывания» с ременным приводом на гребной вал и малым расходом энергии, приборы для замера расстояния до льда и его толщины и тому подобное. Вопрос состоял в практическом освоении имеющегося богатства. Для этого, естественно, нужен натуральный лёд, а его у побережья Приморья маловато, да и весна приближалась полным ходом. Пришлось нам идти аж в самую северную часть Татарского пролива в поисках желанной ледяной корки. В длительный и ответственный поход, как водится, к нам на борт прибыл большой начальник – контр-адмирал («Вася-ключник»). Этого подводника я знал не первый год и умел приноравливаться к его несдержанным выходкам, но легкости в службе с буйным начальником от этого не прибывало. Для оживления моего рассказа приведу две сценки времён памятного похода. Офицеры обедают в кают-компании. На второе у нас Вестовой (сменяющийся моряк из младших специалистов, служба его именуется «гарсонить») приготовил две тарелки плова и несёт их в «голову» стола, где восседаем адмирал, на моём обычном месте, и я. Вопреки подводным традициям, соотношение мяса и риса в порциях на тарелках безобразно не соответствует принципам всеобщего равенства и братства. Поначалу тарелка с более привлекательным составом двигается туда, где ей и положено быть – в сторону адмирала.
Но в последний момент что-то в голове вестового срабатывает неправильным образом, и он ставит «невегетарианскую» тарелку мне, весьма наглядно меняя траекторию её движения. Владимир Андреевич разражается безобразными репликами, смахивает свой плов со стола и обиженный уходит в каюту, не дожидаясь конца обеда, а ведь это – ужасный поступок не только на военном корабле. С трудом сдерживая себя от смеха, я уговариваю начальника не морить себя голодом. Догадываюсь, каково было моим младшим товарищам не помереть от того же смеха при этой сцене. В другой раз, уже в конце похода, мы ночью в шторм и туман швартовались в бухте Ракушка, что в заливе Владимира. И без суетливого начальника такие дела отнимают изрядную энергию, а тут ещё лишние команды... Наутро после тяжёлой швартовки я отсыпался в своей каюте, благо адмирал убыл в береговые апартаменты. И вот, часов в десять, ко мне скребётся младший штурман лейтенант Денисов с докладом: «Товарищ командир, начальник штаба эскадры арестовали меня на десять суток». А надо сказать, что тишайший штурманёнок и в обычное-то время мухи не мог обидеть. Вдобавок он очень плохо переносил качку, и был вымотан за последнюю неделю до крайней степени. Я и спрашиваю его: «За что, товарищ Денисов, Вас постигла такая кара?» «Я воробушка убил» – грустно отвечает лейтенант. Я вышел на свет Божий и, как всегда в подобных случаях, удивился переменам вечной Природы. Вся территория владимирской базы была покрыта свежим слоем снега, светило ослепительное солнце, в воздухе не было никакого шевеления. В контрасте со вчерашним штормом и полным отсутствием видимости всё выглядело буквально, как в сказке. Оказывается, выйдя ранее меня из лодки, молодые офицеры затеяли игру в снежки, и Денисов действительно убил воробушка как раз в тот момент, когда мимо шел грозный адмирал. При случае я предлагаю читателям попробовать повторить такой подвиг, за воробьёв у меня опасений не возникает... Конечно, никто приводить в исполнение такие приказы об арестах не собирался. А само подлёдное плавание мы провели нормально: и техника, и экипаж сработали без сбоев.
После всплытия в Татарском проливе.
Возвращение в родную базу.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
1979 год. Получили первое военно-морское звание капитан-лейтенант.
Готовимся к представлению офицерскому составу хотя я с самого начала не люблю вот эту аббревиатуру – РПК СН – подводная лодка она и в Африке подводная лодка. Значит так, готовимся мы к представлению офицерскому составу подводной лодки К-26 по случаю получения очередных воинских званий. Сидим дома в ванной, чистим картошку на горячее. Естественно, дегустируем сваренный пунш из «шила». Заваливается доктор: «Жена послала за картошкой в магазин, а я спинным мозгом чувствую, что у вас здесь что-то есть». Хрен с ней, с картошкой, завтра дочистим. Сели уже с доком и продолжили приятное занятие дегустации пунша. Часам к двенадцати ночи док все-таки вспомнил, за чем его посылали. Берем его авоську, из ванной насыпаем картошку, и не сцы, док, все зашибись! На подъем флага доктор пришел с бланшем. Немой вопрос: что за фигня? Да, говорит доктор, пришел я домой, позвонил в дверь. Жена открывает и кричит: «Я куда и зачем тебя посылала?».
Важное
Важное
Важное
Важное
