В высшем училище ни у кого из наших ребят не было проблем с начертательной геометрией. Грабарь точно помнит, как преподаватель поставил ему «пять» сразу, как только узнал, что тот учился в Нахимовском. В инженерных училищах главным было машиностроительное черчение. Там ребята корпели над чертежами все пять лет, и никаких поблажек им не было. Но все равно - спасибо Тимофеичу! Еще на самых первых уроках им были отобраны ребята, способные к рисованию. Алексей Волков (Вивка рыжий), А.Сиренко, В.Грабарь. Позже пришел Вадим Иванов. С ними он занимался в любое время на протяжении семи лет. Тимофеич искал свой путь в живописи, поощрял все оригинальное и в учениках. Когда Саша Сиренко нарисовал Неву зеленой краской, Тимофеич был счастлив: его посевы дали ростки. И ведь не ошибся – Сиренко еще тогда выполнял за него задания по дизайну (Тимофеич заочно учился в ВПХУ им. В.Мухиной), а позже Саша станет скульптором-монументалистом, и будет преподавать в том же Серовском училище, в котором некогда Тимофеич учился. Когда лаборантка Валя ушла в декретный отпуск (14.12.1961), на ее место пришел Сергей Александрович Муравьев, капитан 2-го ранга, уже в отставке, человек довольно пожилой.
Группа выпускников Морского корпуса 1915 года, служивших в рядах советского флота, собралась в декабре 1965 года в Центральной военно-морской библиотеке по случаю 50-летия со дня производства в офицеры. Слева направо. Стоят: контр-адмиралы и Георгиади Иван Александрович, Броновицкий-Бароненко Дмитрий Васильевич. Сидят: Азбелов Константин Павлович, Муравьев Сергей Александрович, Дымман Евгений Владимирович. (См. )
Сергей Александрович Муравьев - личность легендарная, столько всяких легенд связано с его именем. О нем у нас шепотом говорили, что он из дворян, хотя мало кто понимал, что это такое. Семь представителей рода Муравьевых участвовали в Декабрьском восстании 1825 года. А сам Сергей Александрович оказался не то что дворянином, а даже внучатым племянником генерал-губернатора Н.Н.Муравьева Амурского. Говорили также, что Сергей Александрович участвовал в Цусимском сражении, однако он только в 1915 окончил Морской корпус. Сергей Александрович на линкоре «Петропавловск» участвовал в подавлении восстания на Красной Горке и до 1930 года служил на кораблях и летал на самолетах Балтийского флота. Но все это не спасло его от общей участи дворян. Только в 1946 году он вернулся из Заполярья. Срок с 1930 по 1946 год задним числом был засчитан ему, как долгосрочный отпуск. 50-летнему дворянину возвратили звание капитан-лейтенант и поставили на должность преподавателя рисования и черчения. С октября 1946 он перешел на цикл военно-морского дела, а в январе 1956 года в звании капитана 2-го ранга закончил службу. И вот он с нами, не такой уж и старый, но от него веяло прошлым еще XIX-м веком. Для каждого своего подопечного - юного художника Сергей Александрович завел папку, куда складывал его «шедевры». За семь лет их набралось порядочное количество. Он водил нас в музеи. Как художник, по манере живописи бывший дворянин С. А. Муравьев был антиподом «разночинцу-шестидесятнику» Тимофеичу, но они как-то уживались. Так же ужились разные подходы к искусству и в учениках.
Выпускник Морского корпуса, преподаватель и художник С.А.Муравьев во время внепланового выхода на озеро. За рулем стоит Сережа Попов.
Вадим Иванов до поступления в училище учился в художественной школе, ему и слово. «Кабинет рисования и черчения быстро стал для меня родным домом. Прекрасный вид из окна кабинета стал бесконечным мотивом для бесконечных акварелей. До сих пор некоторые из них у меня хранятся, а когда на них смотришь – щемит сердце. Признаюсь, я старался подражать манере письма Сергея Александровича. Его акварели были просто великолепны. Ему особенно удавались море и корабли. До сих пор помню его еще дореволюционную акварель, где был изображен русский броненосец на рейде острова Готланд. Утро, желтоватый из-за просвечивающего солнца туман. Тихо. Спокойное море. Силуэт корабля. Он всячески поощрял наше увлечение. Выставки устраивал. Мы и на этюды ходили. Особенно много работали в лагере. Неподалеку от лагеря у него был маленький летний домик. Приветливая, улыбчивая жена Сергея Александровича (Ия Алексеевна.- В.Г.) угощала нас клубникой со сливками. Он, готовя выставки, подписывал мои работы «Иванвад». Потом я и сам их стал так подписывать. Счастье, что на жизненном пути попадаются такие люди».
***
Физкультурные залы были переоборудованы из нескольких классных помещений пятого этажа южного крыла учебного корпуса. Размеры, естественно, были маловаты. Но, других не было, и в них проводились все учебные и секционные занятия.
Программа ФИЗО была шире и по количеству часов больше, чем в обычной школе. Об уроках физкультуры надо говорить одновременно с рассказом о спорте. Все преподаватели были одновременно и руководителями какой-либо секции. Первым преподавателем физической подготовки у нас был некто А.А.Хануков, вероятно он был и тренером по боксу, уж больно много среди нас было боксеров. Спасу от них не было. С увлечением занимался боксом Витя Крылов, был кураж, боевая злость. Но, видимо, не хватало выдержки, часто лез на рожон и получал по морде. Занимался он боксом довольно долго, но, в конце концов, все-таки бросил. Из именитых боксеров в училище были известны Мурашкин, старше нас, и Вязовик – младше на год. Вскоре нашим преподавателем стал старший лейтенант Василий Иванович Шатохин, он только что (в 1958) окончил Институт физической культуры и спорта им. В.И.Ленина. Он вел секцию гимнастики. С его приходом все пошли в гимнастику. Отличительной особенностью Шатохина было произношение команды «Смирно» - сначала долго сипела буква «С», а затем через небольшой интервал остальная часть слова: «мирно». С Шатохиным связан один забавный случай, произошедший во время подготовки к параду. Жили мы тогда в казарме на Силикатном проезде в Москве. Однажды он дежурил по казарме, сидел на первом этаже за столом дежурного и пел какую-то песню, а перед этим, сделав объявление по трансляции, забыл ее выключить. Василий Иванович очень серьезно занимался вокалом, и теперь его хорошо поставленный голос разносился по всему корпусу. Дневальному по роте В.Хламкову и его подсменному А.Моисееву это песнопение надоело, и наши, тогда еще начинающие радиолюбители стали искать способ, как это песнопение остановить. Витя снял со стены динамик и крикнул в него: «Васька, прекрати!» - и тут же щелкнул тумблер, и пение прекратилось. «Так мы на практике убедились в возможностях «обратной связи» - сделал для себя вывод юный радиолюбитель Аркадий Моисеев.
Шатохин Василий Иванович
Главной частью программы занятий по физической культуре было, конечно, плаванье. Плаванием руководил начальник цикла подполковник Кобелев Сергей Александрович – одно время он тренировал сборную ВМФ по водному поло. С сентября 1959 года в училище пришел Станислав Яковлевич Гельчинский – баскетболист, близкий друг В.П.Кондрашина, А.Я.Гомельского. Сам он в то время тренировал команду девушек «Спартака», с ним они стали чемпионками Европы. Замечательный человек. Спартаковских юношей он иной раз привозил в наш лагерь. Крупные были ребята. А наших способных: Женю Смирнова, Борю Борисова, наоборот, летом устраивал в спортивный лагерь «Спартака».
Занятия по лыжной подготовке у Петропавловской крепости. Нахимовцы 2-го взвода на льду Кронверкской протоки. Лицом к объективу - М.Трофимов, рядом с ним В.Ульяшин. Зима 1964 года (10-й класс).
Зимой занимались лыжами. Занимались много и в разных местах. Но сами лыжи иначе, как дровами, из-за низкого их качества никто и не называл. Миша Хрущалин вспоминает, что житель одного очень южного города Баку (речь об А. Берзине. - В.Г.) впервые встал на лыжи только в училище. Ну не было у него дома снега. Совсем. И вот на первых в своей жизни занятиях по лыжам этот нахимовец предложил весьма удивленному подполковнику Кобелеву пробежать необходимые 5 км по снегу, но без лыж. Подполковник согласился. Итог - лучшее время во взводе.
Легкоатлетический кросс. Впереди - будущий адмирал А.Берзин, его догоняет будущий генерал И.Задворнов. 1964 год.
Завершить рассказ о физической культуре следует утренней физзарядкой. Иногда в благоприятные сезоны: лето и начало осени, проводили общую училищную зарядку. Сначала разомкнись на ширину вытянутых рук, а затем под оркестр перед «Авророй» выполняли комплексы утренних физических упражнений. Музыка подбиралась соответственно темпу: марш сменялся медленным вальсом, а затем полька, переходящая в галоп. Грандиозное мероприятие!
***
Занятия по военно-морской подготовке сопровождали нас в течение всего обучения в училище. От этого кажется, что были они всегда и занимались мы примерно одним и тем же. Из первых лет запомнились занятие на «Авроре», там было оборудовано два помещения, одно из них такелажная мастерская. Там мы занимались плетением матов. А Славику Калашникову за какие-то заслуги вручили мат, сплетённый им своими руками из просмолённого пенькового каната. Размером он был небольшим, порядка 40 х 50 см. Края мата для плотности были отделаны каболками манильского или сезальского троса. Он с гордостью привёз этот мат домой в Москву и подарил маме. И до того мат оказался удобным и прочным, что проработал перед входной дверью почти 35 лет до 1996 года. Но остался вопрос, когда же точно этот мат был сделан? С тех пор, как в училище были прекращены плавания на парусных шхунах, программа значительно сузилась, был сокращен штат преподавателей. В наше время на морпрактике был всего один преподаватель. Сначала А.Н.Хржчонович (в прошлом – командир роты в Бакинском подготовительном училище), о котором никто из нас не имеет ни малейшего представления. Первые три года занятия имели практический характер. Вероятно, первые занятия проводили боцмана кабинета морпрактики и офицеры-воспитатели. В сущности, то, что мы изучали, не превышало программы «Юный моряк»: знать силуэты кораблей, уметь вязать несколько видов морских узлов, 25 метров плаванья в форме, и флажный семафор – это все нормы на значок «ЮМ». Но, конечно, в училище все было на фундаментальной основе и с серьезным подходом к делу, как и положено на Военно-Морском Флоте.
Н.Е.Чумаков проводит занятия по передаче сообщений с помощью семафорной азбуки. В носу ковыряет будущий флагманский штурман Сережа Попов. Берег Нахимовского озера. Лето 1961 года.
К началу нашего 6-го класса в училище прибыл Николай Ефимович Чумаков (а он был еще офицером-воспитателем в первом выпуске). С ним и связана вся наша морская практика. Первые три года у нас ушли на изучение устройства шлюпки, практическую греблю, хождение под парусом. В старших классах мы неплохо управлялись с парусом, а в гребле наметился свой питонский стиль: с изгибом и разворотом весла, и рывком в конце гребка. А вязание узлов и флажный семафор впитались в плоть и кровь. Моряки общаются с помощью семафорной азбуки – это когда каждой букве алфавита соответствует своё положение рук с флажками. Сложные фразы или команды можно также передавать, поднимая на видном месте флажный сигнал - набор из нескольких сигнальных флагов, каждый из которых также обозначается буквой. При этом русские моряки употребляют исключительно старославянский алфавит: «аз», «буки», «веди», «глаголь», «добро», «есть», «живете», и так до самого «яко».
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Шокирующий итог реформ последних двух десятилетий подвел на прошлой неделе Росстат В стране утроилась площадь аварийного жилья, произошел резкий спад производства, а также отмечен полутора-двукратный рост заболеваемости.
Мысли дорожные
Литва мелькает за окном, Распаханы поля, В селе красив, добротен дом, Ухожена земля.
А ты, тверская сторона, Родимое село, Где ж голубые волны льна? Парное где тепло?
Крест-накрест окна у избы, Пропал вишневый сад, Нет ни души, и лишь столбы Бредут дорогой в ряд.
В войну тельняшку я надел И бед хватил сполна. Любил, тонул, блевал, горел, Сбивала с ног волна.
Все океаны на Земле Пройти мне довелось, На Полюсе в белесой мгле Земную смазать ось.
И в океанской глубине, И средь полярных льдов Поля родные снились мне, За них я в бой готов!
Но где же ныне отчий дом? Кто разорил село? Схватил за горло душный ком, И режет душу зло!
Или в Литве умней народ, Иль пропили мы ум? А может, где-то задний ход? Чёрт! Не уйдешь от дум!
Эх! Русь! Проснись и протрезвись!
1987
***
20 лет деградации. Почти в два раза сократилось число дошкольных учреждений, в полтора раза сократилось число детей в них, зато в два раза выросло число детских домов. Из десяти браков сохраняются только три. В два раза выросло количество матерей-одиночек.
ТАТЬЯНА ВАЛЕНТИНОВНА. Роберт Гуревич, выпускник 1952 года.
Что бы ни говорили нам преподаватели марксизма-ленинизма о роли личности в истории, согласитесь, друзья, что в истории отдельно взятого человека от этой самой личности зависит всё. Начну с наболевшего: попадёшь к хорошему врачу, и он тебе может подарить годы жизни. Попадёшь не к той медицинской личности и, глядишь, тебя уж нет. Хороший учитель - подарок судьбы. Иногда он определяет судьбу своих подопечных почти, как Господь Бог. На Камчатке, в нашем гарнизоне, каждый четвёртый выпускник средней школы поступал на химический факультет МГУ. Какова, спрашивается, роль личности учителя химии в жизни этих мальчиков и девочек? Нам, сиротам Великой Отечественной, пришедшим в сорок третьем - сорок четвёртом в Тбилисское Нахимовское училище, судьба послала Татьяну Валентиновну Делюкину, преподавателя русского языка и литературы. Она была у нас недолго, но оставила в душе каждого след на всю жизнь. Писать о Татьяне Валентиновне и легко, и трудно. Легко, потому что, вот она перед глазами, стоит у двери в класс, ожидая звонок на урок. В руках у неё классный журнал и ученическая тетрадь с какими-то записями, а иногда и стопка наших письменных работ. Мы летим по коридору, чтобы успеть проскочить в класс до неё, и она безуспешно пытается спрятать улыбку за строгим взглядом. Трудно, оттого, что сейчас нам "сильно взрослым людям", которым та Делюкина годится во внучки, непросто восстановить подробности далёкого времени.
На одной из юбилейных встреч. Татьяна Валентиновна в центре, ее окружают благодарные ученики - выпускники 1952 года (слева направо): Бурлаков Игорь Николаевич, Доможиров Вячеслав Вячеславович, Борянов Вадим Александрович, Цхварадзе Леонид Вахтангович, Фетинин Валентин Алексеевич, Жарский Альфред Михайлович.
Что ж, вспомним старинное правило штурмана: "Пишем, что наблюдаем, а чего не наблюдаем, того не пишем". Только слово "наблюдаем" заменим словом "помним". А помним мы то, что наша преподаватель русского языка и литературы была, прежде всего, прекрасной женщиной, и что все мы, пятая рота Тбилисского Нахимовского Военно-Морского Училища, были тайно влюблены в неё. Тайно потому, что мы в этом не признавались по молодости лет не только друзьям, но и самим себе. Недавно я прочёл прекрасные стихи Виктора Ганича, посвящённые Татьяне Валентиновне, в котором он сумел выразить чувства, обуревавшие нас в ту далёкую и прекрасную пору. Эта мальчишеская влюблённость придавала особую окраску нашим отношениям. Каждый старался проявить себя с лучшей стороны в её глазах. Что касается Татьяны Валентиновны то, видимо, отдавая себе отчёт в мотивах нашего поведения, она использовала такое соперничество, как одно из средств достижения своих высоких педагогических целей. Начнём с того, что в первые годы учёбы Делюкина несомненно была самым строгим нашим педагогом. Дисциплина на её уроках была идеальной. Двойки и колы ставила нещадно, за что и получила почётное прозвище "двабаллаколовна". Это смешное слово я, признаться, с трудом выгреб из памяти, потому что через год-полтора оно исчезло из нашего лексикона. Надо признаться, мы побаивались не столько неудовлетворительной оценки, что само по себе не сахар, (ни тебе увольнения в город, ни посещения кино), сколько её иронии. Вспоминаются аналогии с Митрофанушкой или Обломовым, с Маниловым или даже с но достаточно было и одного иронического взгляда Татьяны Валентиновны, чтобы потом долгое время ощущать на душе неприятный осадок.
Зато как приятна была её похвала, которую заслужить было, ой, как непросто! Интересная деталь того времени: Ильфа и Петрова в ту пору не печатали, но история Эллочки Щукиной нам была поведана во всех подробностях, очевидно для того, чтобы было, с чем сравнивать наше красноречие. Вспоминается такой эпизод. Однажды Татьяна Валентиновна задала нам к следующему уроку выучить наизусть "Арину - мать солдатскую" Некрасова. Всю поэму сразу. Народ возроптал. Наиболее "революционно" настроенные предложили "Арину " из принципа не учить, пусть всем ставит двойки. На следующее утро Татьяна Валентиновна вошла в класс. Дежурный, как всегда подал команду "Смирно!" и, пока он производил свой обычный рапорт, она внимательно переводила взгляд с одного на другого. В прекрасных глазах учительницы мы прочли весёлый вызов и не смогли не заулыбаться в ответ. И когда она с нами поздоровалась, наше "Здравия желаем, товарищ преподаватель!" прозвучало неожиданно дружно и весело. Какой уж тут протест! "Кто готов прочесть поэму?" Мёртвая тишина. Головы опущены. Татьяна Валентиновна начинает называть фамилии. Кто-то отвечает, что не готов, кто-то пытается читать поэму, но, увы, до конца не добирается никто. Двойки сыплются одна за другой. Вот их количество переваливает за десяток. Первый, кто доходит до последних строк "Арины" - Юра Занин. Он получает заслуженную четвёрку. После него один за другим ребята начинают получать тройки. Выучили на уроке. И тут, слава тебе, Господи, звонок. Мне кажется, что строгость Татьяны Валентиновны, особенно на первых порах была оправдана целым рядом причин, из которых наиболее важны две. Первая из них, несомненно, в том, что училище готовило будущих морских офицеров. А Флот без жестокой дисциплины не только небоеспособен, но, как показывает жизнь, несёт потери даже без воздействия противника. Татьяна Валентиновна - жена офицера, служившего перед войной в Севастополе, эту истину, безусловно, знала. Всеми силами она старалась привить нам чувство ответственности, подтянутость и аккуратность, дисциплину мышления и дисциплину речи.
Детский рисунок Ю.Н.Курако.
Вторая причина заключается, как мне кажется, в том, что мы были "детьми войны", в наших рядах были и те, кто хлебнул беспризорщины, и даже те, кого с лёгкой руки Валентина Катаева называли "сын полка". Некоторые из ребят в третьем классе читали по складам и практически не умели писать. Они отнимали на уроках у преподавателя массу времени и замедляли прохождение программы всего класса. Известно же, что эскадра движется со скоростью самого тихоходного корабля. Так вот, через год-полтора Татьяна Валентиновна сумела справиться с этой проблемой. Как ей это удалось, одному Богу известно, но без жёсткой требовательности точно ничего бы не получилось. Что касается меня, то, притом что, с русским и литературой особых проблем не было, в моих тетрадях постоянно присутствовала приписка Татьяны Валентиновны: "Оценка снижена за грязь!" или более лаконично: "Грязь!" Вспоминаю, как в первом классе моя первая учительница Зинаида Ивановна пришла к нам домой и была удивлена тем, что в квартире чисто и уютно. Дело в том, что я был патологическим неряхой. Если внешне я выглядел нормально благодаря стараниям мамы, то этого нельзя было сказать о моих учебниках и тетрадях. В училище мамы не было. И если я избавился от своего порока, то в этом есть и заслуга Татьяны Валентиновны. Как-то, ещё в самом начале нашего знакомства она подошла к моей парте, взяла одну тетрадь, другую, затем спросила: "Знаете такие стихи:
У неряхи Гришки, Жили-были книжки, Грязные, лохматые, Рваные, горбатые Без конца и без начала, Переплёты, как мочала, На листах каракули, Книжки горько плакали…? ".
Я ответил, что знаю. "Я думаю, если бы Маршак увидел ваши книжки, он бы Гришку заменил на Робертишку". Я был смущён, тем не менее сказал, что не заменил бы, потому что Робертишка не подходит по размеру стихотворения. Татьяна Валентиновна рассмеялась и сказала: "Правильно, не подходит. Смотрите, какой у нас знаток поэзии появился! Вот бы ещё аккуратности добавить, и, глядишь, цены бы ему не было!" Татьяна Валентиновна не раз и не два цитировала нам пушкинское: "Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей…" или строки Чехова: "В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли."
Сама она была безупречным воплощением этих слов. В те скудные годы ей как-то удавалось одеваться красиво, и уж если мы, мальчишки, на это обращали внимание, то можно смело утверждать, что наша строгая учительница не была синим чулком. Татьяна Валентиновна входила в класс, с ходу овладевала нашим вниманием и не отпускала его до конца урока. По-видимому, она обладала тем, что сейчас называют высокой энергетикой. Я всё время пытаюсь подойти к главному, и никак не подойду. Главное же заключается в том, что она очень любила литературу и поэзию и смогла "заразить" этим высоким чувством почти всех нас, имевших счастье у неё учиться. Это было время, когда литератор, рассказывая о Пушкине или Гоголе, обязан был, прежде всего делать упор на социальном и политическом значении их творчества. Соответственным образом была составлена программа по предмету. Отдавая вынужденную дань этим требованиям, Татьяна Валентиновна, тем не менее сумела донести до нас красоту и волшебство русской литературы. От неё мы узнали много такого, чего не было в программе, например, о творчестве запрещённого в ту пору Есенина и о масштабе его дарования. О Пушкине она нам рассказывала так увлекательно, что звонок на перемену вызывал досаду. После урока мы часто обступали её в коридоре, буквально забрасывали вопросами. Она погружала нас в ту эпоху. Жизнь и трагическая судьба Пушкина и Лермонтова - "невольников чести" - будоражили нас, возбуждали интерес к их творчеству. Ко всему прочему, мы жили на Кавказе. На фоне его гор развёртывались действия героев Пушкина, Лермонтова, Толстого. Из окна класса в хорошую погоду можно было увидеть заснеженную вершину Казбека, а на горе Давида, которая возвышалась над городом, был похоронен Грибоедов. В училище была прекрасная библиотека, и мы, мальчишки, бывало, вместо приключений и фантастики брали тома из собраний сочинений Пушкина и Лермонтова. Не знаю, как вы друзья, а я за своими внуками такого не упомню. Впрочем, у них не было Татьяны Валентиновны Делюкиной. Вспоминаю прекрасное, ещё довоенное издание Лермонтова. Книга большого формата, на странице вольготно располагаются стихотворения, напечатанные крупным шрифтом с виньетками и прочими украшениями. В издании много замечательных иллюстраций. Правда есть у фолианта и недостаток. Он не пролезает в "декольте" фланелевки для ношения за пазухой.
Детский рисунок Ю.Н.Курако
Одно время в классе шли ожесточённые споры, какой из поэтов более велик. Подобно тому, как класс делился на футбольных болельщиков Динамо, Спартака и ЦДКА, он разделился на пушкинистов и лермонтистов. Спорили до хрипоты. Помню вечернюю прогулку. Спор из класса перенесён во двор. "Разговоры в строю!" - пытается навести порядок старшина, но куда там. Самое интересное, что, когда об этом, казалось бы, наивном споре узнала Татьяна Валентиновна, она безоговорочно присоединилась к одной из сторон. Разумеется, к пушкинистам. Наше увлечение стихами дошло до такой степени, что в один прекрасный день нам было предложено попробовать написать что-нибудь самим. Вечером на самостоятельной подготовке весь класс за редким исключением писал стихи. На следующий день юные поэты отдали свои первые творения на рецензирование и с трепетом стали ждать ответа. И вот, на одном из уроков литературы Татьяна Валентиновна устроила разбор наших стихов. Больше всего похвал пришлось на долю стихотворения Жени Ситникова "Тельняшка". Стихи больше походили на песню, и всем понравились. Вместе с тем мы впервые ощутили ревностное чувство к более успешному в творчестве собрату, тем более что Женька Ситников вовсе не походил на баловня муз. Он был одним из тех ребят, которые доставляли много хлопот педагогам и воспитателям. Сразу же скажу, что увлечение поэзией многие из нас сохранили на всю жизнь, а некоторые писали стихи и даже публиковались. Так, уже будучи офицером, я однажды с удивлением и радостью обнаружил на первой странице "Красной звезды" стихи Глеба Мануйлова. Такое же чувство я испытал, прочтя недавно на нашем сайте чудесное стихотворение Вити Ганича, о котором говорил. Изучая с нами литературу, Татьяна Валентина ни на минуту не забывала, что перед ней будущие офицеры. На литературных примерах она делала упор на такие "офицерские" качества, как мужество, чувство чести, готовность к самопожертвованию. Об этом же она не забывала, когда рассказывала о жизни Пушкина, Лермонтова, Радищева, Толстого и других писателей. И так во всём. Как-то после урока в коридоре мы с кем-то из ребят задали вопрос, как правильно называется "балерун". "Танцовщик" - ответила Татьяна Валентиновна. И добавила с усмешкой: "Не самая мужская профессия". Эта фраза врезалась в память ввиду её некоторой … , даже не знаю, как выразиться, спорности, что ли, однако, надо учесть, что предназначена она была не ученикам балетной школы, а будущим морякам.
Говорили мы с Татьяной Валентиновной не только о литературе. Иногда обсуждались концерты, с которыми выступали на сцене нашего клуба, как тбилисские артисты, так и гастролёры. И не раз бывало так, что понравившееся нам выступление подвергалось критике. Особенно часто доставалось многочисленным конферансье, пошловатые остроты которых приводили нас, мальчишек в восторг. На одном таком обсуждении кто-то из ребят процитировал частушку, которую считал остроумной:
"Если хочешь развестись, Поезжай на станцию, Сдай жену свою в багаж, Потеряй квитанцию".
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Галерея Героев в Морском корпусе им. Петра Великого (бывш. ВВМКУ им. М.В.Фрунзе)
Вскоре после вступления в новую должность произошло наиболее яркое событие, если не главное дело в жизни Рудольфа Александровича, которое страна оценила как подвиг. В это время по Северному морскому пути подо льдами уже активно выполнялись переходы с Северного флота на Тихоокеанский флот атомных подводных лодок. Обычно АПЛ ходили поодиночке. Но все подобные походы осуществляли двухвинтовые АПЛ. Предстоял же новый поход АПЛ, которые имели один винт и один реактор. Это были атомные подводные лодки с крылатыми ракетами проекта 670 из дивизии, которой когда-то командовал Рудольф Александрович. Но теперь уже в должности командующего флотилией атомоходов Северного флота ему предстояло руководить переходом двух таких АПЛ – «К-212» и «К-325». Р.А. Голосов был вызван в Москву для доклада плана перехода главнокомандующему ВМФ С.Г. Горшкову. Как обычно, предварительное решение главнокомандующего определяло поочередный переход АПЛ. После прохода первой, с получением донесения от нее о благополучном завершении похода, должна была идти вторая АПЛ. Так было заведено, и так все время осуществлялись подледные переходы атомоходов. Казалось, это надежно и предсказуемо: раз прошла одна АПЛ, успешно пройдет и другая. Р.А. Голосов знал о таком правиле, но предложил иное решение, которое предусматривало более безопасное подледное плавание. АПЛ предлагалось идти в тактической группе, поддерживая связь между собой. Таким образом, в случае нештатной ситуации на одной из АПЛ другая могла бы оказать помощь для поиска или проделывания полыньи и всплытия лодок в надводное положение для устранения неполадок. Вначале это предложение насторожило главнокомандующего, но доводы Рудольфа Александровича были столь убедительны, что главком утвердил задание идти в тактической группе двум АПЛ. На «К-325» старшим определили командующего флотилией контр-адмирала Р.А. Голосова, он же командир тактической группы. В октябре 1978 года предложенное решение о первом в стране и в истории подводных сил переходе под арктическими льдами АПЛ в группе было успешно реализовано. Все расчеты оправдались. За успешное выполнение поставленной задачи и проявленные при этом мужество и героизм Указом Президиума Верховного Совета СССР контр-адмиралу Р.А. Голосову присвоено звание Героя Советского Союза. Такого же звания удостоены оба командира АПЛ – капитан 3 ранга А.А. Гусев и капитан 2 ранга В.П. Лушин, а также командир дивизии капитан 1 ранга Е.А. Томко – старший на борту «К-212».
Т.П.Романовой
Как медленно идут часы! Мы в юности считаем. В познаньи жизненной красы Скорей взрослеть желаем.
Становимся степенней мы Быстрее жизнь струится, Надежно день встает из тьмы, И вслед за Солнцем длится.
А пройден зрелости порог, Куда бы торопиться? Но, нас скрутив в бараний рог, Ракетой время мчится!
Послушай, Время! Ты иди, Поставь в конце столетий веху. Жди нас! Дел много впереди! Жизнь хороша, и нам не к спеху!
Борис Пастернак, неоднократно посещавший город, в одном из своих стихотворений, например, образно сравнивает Углич с ранней сказочной весной.
С утра жара. Но отведи Кусты, и грузный полдень разом Всей массой хряснет позади, Обламываясь под алмазом.
Он рухнет в ребрах и лучах, В разгранке зайчиков дрожащих, Как наземь с потного плеча Опущенный стекольный ящик.
Укрывшись ночью навесной, Здесь белизна сурьмится углем. Непревзойденной новизной Весна здесь сказочна, как Углич.
Брату Антона Павловича Чехова Михаилу, пребывавшему здесь в конце 90-х годов позапрошлого столетия и работавшему на скромной должности служащего местного казначейства, Углич показался «глухой провинцией». Служебной деятельностью он, по воспоминаниям современников, тяготился, но зато с большой инициативой принимал участие в городской самодеятельной театральной труппе.
Кстати говоря, хорошие друзья Сергея Есенина, Ивана Бунина, Андрея Белого, к сожалению, малоизвестные современному поколению поэты и писатели Борис Андреевич Пильняк и Григорий Александрович Санников, с которыми были лично знакомы Александр Николаевич (мой папа) и Николай Николаевич (мой дядя) Верюжские, неоднократно посещали Углич. В своих воспоминаниях указывают, что город им показался каким-то «избяным, керосиновым, тёмным, с утопающими в непролазной грязи улицами и непрекращающимся ни на минуту по ночам душераздирающим собачьим лаем».
На снимке во втором ряду слева направо: Григорий Андреевич Санников, Борис Андреевич Пильняк и Николай Николаевич Верюжский. В первом ряду сидят: учительницы Римма Завидонова, Екатерина Коровина и Вера Емельянова. Углич. 1928 год.
Так-то оно так, но куда от этого деться: действительно, русская глубинка со всеми «прелестями» тогдашнего бытия не могла не повергнуть в уныние впечатлительных и образованных интеллигентов. Не всем, порой, как говорится, удавалось увидеть густой и красивый лес за отдельно стоящими деревьями. Так что же такое Углич? На самом деле, трудно даже представить, что только не происходило здесь за более чем тысячелетнюю историю этого маленького городка. Не побоюсь сказать такие слова, что вся история России отразилась в жизни Углича. По державной воле Великой княгини Ольги, правившей Русью в период малолетства сына Святослава после смерти мужа своего Игоря (945), началось возведение в Углече Поле первой городской деревянной крепости. Первый христианский храм Углеча Поля — собор святых Константина и Елены (крестильное имя княгини Ольги) был заложен ее внуком князем Владимиром Святым в 991 году.
В начале XIII века Углич становится самостоятельным удельным княжеством. На территории Кремля строятся деревянные Княжеские Палаты, которые в последующем были перестроены на каменные. В них жили угличские князья и наместники с многочисленной прислугой и охраной. Княжеские палаты чудом уцелели от разрушения в ходе исторических катаклизмов. В настоящее время Палаты являются памятником архитектуры.
В XIII веке при князе Владимире Константиновиче рядом с первым храмом был построен новый Спасо-Преображенский собор, который навсегда стал главным собором Углича, а Константино-Еленинский храм ещё долго числился при нём. По прошествии многих столетий и сокрушительных исторических событий в XVIII веке был возведён заново в камне лишь Спасо-Преображенский собор, сохранившийся до наших дней. Что касается прежней деревянной колокольни Спасо-Преображенского собора, то она также перестроена в камене чуть позже самого собора. С колокольней, надо заметить, связаны драматические события, произошедшие в Угличе 15 мая 1591 года, о которых напомню несколько позже.
.
«Углич превратился в один из красивейших городов Московской Руси, — пишет историк Н.С.Борисов. — На холме над Волгой выросли настоящие сказочные замки с высокими башнями и позолоченными шпилями» — Угличский кремль с княжеским дворцом и Спасо-Преображенским собором».
Однако не долгое время Угличские князья правили самостоятельно. После успешного правления в Угличе князей Владимира и его сыновей Андрея и Романа княжество оказалось под правлением Ростова, а затем Москвы. Прожив благополучное и славное время, город на рубеже XVI-XVII веков вступил в полосу Смутного времени.
Пожалуй, нет в России человека, который не знал бы о трагической смерти сосланного в Углич царевича Димитрия, последнего наследника на царский престол династии Рюриковичей. Он был младшим сыном Ивана Грозного от молодой седьмой жены Марии Федоровны Нагой, родственники которой, кстати говоря, проживали в Угличе. Воспользовавшись безволием царя Фёдора Иоанновича, являвшемся тогда правителем России, и необузданным своим стремлением стать новым царём России, эгоистичный, мстительный и жестокий Борис Годунов организовал злодейское убийство малолетнего царевича Димитрия.
Фёдор Иоанович (Блаженный). Сцена из спектакля.
Исторически известно, что в субботу 15 мая 1591 года, когда подосланные по указанию Бориса Годунова грубые и безжалостные, выражаясь современными терминами, киллеры Осип Волхвов, Данило Битяговский и Никита Качалов, зверски зарезали царевича. На жителей Углича, которые устроили самосуд над убийцами малолетнего Димитрия, обрушились различные наказания, ссылки и казни, чинимые верными приспешниками Бориса Годунова. Подвергся наказанию и колокол с упомянутой мной ранее колокольни. Колоколу, возвестившему своим звоном о случившейся трагедии, вырвали язык, оторвали ухо и сослали в Тобольск, где он находился более трёхсот лет.
На том месте в Кремле, где произошло это злодеяние, вскоре построили часовню, затем деревянную церковь и в 1692 году возвели каменный Царевича Димитрия «на крови» - несомненно, самый известный Угличский храм, который внесён во все соответствующие справочники и путеводители.
Ещё более трудные времена наступили, когда на протяжении 1608-1612 годов, Углич многократно подвергался жестоким расправам польско-литовских захватчиков. Город горел, разорялся, жители защищались, как могли, но и гибли от коварного неприятеля. Только к концу XVII века наметилось возрождение города, началось каменное строительство, создавались известнейшие храмы и монастыри, шедевры русской архитектуры, активно строились каменные дома. Хочу, однако, напомнить, что Углич также стоял у истоков зарождения новой царской династии Романовых, которая просуществовала с 1613 по 1917 годы. Дело в том, что в Угличе родилась Ксения Ивановна Шестова – мать первого российского царя Михаила Фёдоровича Романова (1596-1645), который в 1613 году вступил на царский престол по решению боярского собрания.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
