Вторая стоянка на Диксоне была короче, но оставила свой след в воспоминаниях небольшим коллективным “вывихом” - маленькой такой шалостью… Заранее оговорюсь: произошел случай стыдный, недостойный офицерской чести, но с кем по молодости не случалось?.. А мы и в самом деле были молодыми и к “старикам” причисляли только командира лодки, старпома и замполита – им было уже по 30 (плюс – минус один-два года). Не помню, кому из “молодых” пришла шальная мысль устроить “пикник” на свежем воздухе. Якорный режим своих “стариков” мы знали достоверно, знали, что они не любят по вечерам засиживаться, вскоре после вечернего чая их на мостике уже не увидишь. Вот мы и решили там устроить “тайную вечерю”. Почему-то понравилась идея нажарить рыбы. Конечно, на лодке есть прекрасный камбуз, соответствующая кухонная утварь, но попробуй там жарить рыбу – аромат разнесется по всем отсекам, объясняйся потом. А как отреагирует начальство? После “отбоя” мы подняли на мостик электрожаровню и там, на свежем воздухе, начали жарить рыбу. Рыбьи тушки оказались крепко замороженными, электрожаровня очень не хотела разогреваться до нужной температуры на стылом арктическом воздухе. Когда рыба оттаяла, мы уже были “хороши”. К счастью, «конспирация» удалась, и эта выходка осталась незамеченной. Но как нам было плохо потом! Спирт, которым нас угостил Миша Семенов, оказался невысокого качества: то ли он был испорчен довольствующей службой умышленно, то ли у Миши оказалась не совсем чистой канистра. Он имел бензиновый запах и привкус. Последующие пару дней нас преследовала икота и отвратительная бензиновая отрыжка. Нам было не только очень плохо, но и стыдно.
После “Шипра” я совершил второе “падение”. Об этом можно было и не писать, история не красит, но, как говорят, из песни слов не выбросишь… Вскоре мы снялись с якорей, погода позволила дальнейшее движение. Было это движение медленным и сложным. Участки чистой воды встречались все реже и реже. Отряд только изображал кильватерную колонну, лучшим определением, пожалуй, для этого движения было бы – “цугом”. Во льдах соблюдать определенный, тем более строгий флотский порядок, было практически невозможно. Основное условие движения – не отставать, быть максимально близко к ведущему, в его кильватерной струе, но и не таранить. От вахтенного офицера требовались исключительная внимательность, четкий глазомер, мгновенная реакция на изменение курса или скорости подводной лодки. Расстояние между подводными лодками – считанные метры, малейшая оплошность, невнимательность и твоя “субмарина” норовила протаранить ведущего или ледяную глыбу, подставить корму, а не то и борт ведомому, или отстать от ведущего, выйти из его кильватерной струи и тут же оказаться в другой ловушке – в ледяном “сале” толщиной в полметра. И тут усилий твоих винтов, чтобы выбраться из этой каши, недостаточно. Можешь давать “полные” передний и задний ход – безрезультатно! Смири гордыню, вызывай по рации ближайший ледокол, который своим мощным, широким телом протаранит тебе фарватер и ты “пошустри” занять свое место в строю. Конечно, объяснений по этому случаю с командиром не миновать. Всю эту армаду, включая подводные лодки с их плавбазами, рыбаков, одиночные суда, как входившие в ЭОН, так и не входившие, шедшие по своим маршрутам, как в восточном направлении, так и в западном по Северному Морскому Пути, - обеспечивал практически весь ледокольный флот Советского Союза. Ледоколы и ледорезы на своих участках сновали, как челноки. Отработав на своем участке определенный период, уходили на бункеровку в ближайший порт, их место на участке занимали другие. В нашей проводке участвовал даже “патриарх” – 58-летний ледокол “Ермак”. На фоне ледоколов поздней постройки он казался малышом, но все еще усердно трудился. Атомный ледокол “Ленин” был еще в достройке и планировался к вводу в эксплуатацию только через 2 года.
Наш отряд строился по такому принципу. Где-то впереди, на плавбазе “Бахмут”, наш штаб. Командир соединения капитан I ранга – опытный подводник, большой специалист ледовых проводок. Каждые 2-3 подводные лодки идут под проводкой какого-нибудь эскадренного ледокола или мощного надводного судна, в т.ч. дизельэлекторохода ледового класса “Енисей” и наших плавбаз “Бахмут” и “Аяхта”. Дальнюю и ближнюю разведку вели полярная авиация, крейсерские ледоколы; метеообеспечение – полярные и приполярные гидрометеостанции, они же и навигационное обеспечение радиомаяками. На отдельных этапах перехода дополнительно разворачивались маневренные радиотехнические пункты навигационного обеспечения, координаты которых мы получили на походе. По установленному штабом порядку мы, как и все другие единицы отряда, должны были сообщать свои координаты флагману на 08.00 и 20.00. Флагман мог запросить координаты неожиданно и в другое время. Мы с Виктором Куренковым старались изо всех сил иметь как можно более точно свое место. Для определения места использовали радиопеленгатор, радиолокацию, редкие визуальные ориентиры, вели тщательно прокладку своего курса. Учесть все факторы, влияющие на точность нашего местонахождения, было чрезвычайно трудно, а временами и невозможно. Во-первых, невозможно было лодку удержать строго на курсе: она виляла от воздействия руля, от сопротивления встречного льда, подвергалась перемещениям вместе с водными массами и ледяными полями. Во-вторых, автопрокладчиков мы не имели, спутниковой радионавигации еще не было и в помине. Приемные патрубки гидравлического лага все время забивались ледяной крошкой и лаг, вместо пройденного расстояния, показывал все, что угодно, только не истинные значения. Условия работы штурмана каторжные. Приходится без конца сигать вверх-вниз: то к пеленгатору на мостик, то к путевой карте в центральный пост. Штурманская рубка, правильнее – “выгородка”, почти под самым рубочным люком, практически никак не защищена ни от воздушных потоков, ни от водяных. Большей частью мы идем в режиме электродвижения, один из дизелей работает постоянно, аккумуляторные батареи все время на подзарядке и постоянно вентилируются дизелем “на просос”. Забор воздуха при этом идет через верхний рубочный люк. Наша рубка расположена именно на пути этого воздушного потока. В хороший шторм рубку заливает водой, опять же через верхний рубочный люк. В отсеках весьма прохладно. Борта лодки имеют температуру забортного льда, покрыты инеем, “слезятся” потеками влаги. Электрогрелки, по 1-2 на отсек, не справляются с обогревом. Весь экипаж сутками не расстается с ватными брюками и телогрейками, спят тоже в них, дополнительно укутавшись в одеяла, шинели и прочий скарб. Наверху, на мостике, ничего интересного. “Полярный день” уже прошел, но светлого времени еще много, короткая ночь больше похожа на сумерки. Окрестный пейзаж до безобразия однообразный и унылый. Кругом льды и льды… Однообразно и невыразительно побережье, которое изредка всплывает по правому борту, невысокие горушки и холмы уже украшаются снежными шапками. Температура воздуха вне прочного корпуса все время минусовая – от 5 до 15 градусов. Вахтенный офицер на мостике одевается теплее, чем “дед Мороз”. На нем валенки с галошами типа “слон”, ватные брюки и телогрейка, дополняемые иногда еще меховыми штанами и меховой курткой, а поверху – большущий овчинный постовой тулуп. На голове меховая форменная кожаная шапка-ушанка. Это “морозное чудовище” может поворачиваться только вокруг своей оси, наблюдать за обстановкой и подавать команды. Нас, штурманов, наши одежды не спасают от холода, мы согреваемся интенсивностью движений: вверх-вниз, вверх-вниз. А я, по оплошности, на самом начальном этапе перехода лишился меховых рукавиц, их унесло ветром в Баренцево море. Мои руки красные, вздулись от постоянного холода, но “гордость” не позволяет клянчить у товарищей. Вот, наконец, мыс Челюскина – самая северная оконечность материковой Азии – остался позади, мы вошли в море Лаптевых. Внешних отличий от моря Карского мы не увидели. Те же льды, те же торосы, редкие, но очень желанные полыньи, хмурое небо.
Обогнув северо-восточную оконечность полуострова Таймыр, Экспедиция взяла курс на юг, к устьям рек Хатанги и Анабара. Там, севернее острова Бегичева Большой, после десятидневного перехода в тяжелых льдах, мы сделали недолгую якорную стоянку на чистой воде. Часть подводных лодок сумела по очереди подойти к плавбазам, пополнить запасы отдельных видов провизии и самое ценное из них – свежий хлеб, испеченный умельцами, коками-хлебопеками. Метеопрогнозы не очень обнадеживали, ледовая разведка тоже не радовала. Нам так недоставало устойчивых ветров южных направлений, которые отогнали бы льды как можно дальше к северу, очистили от них наш маршрут. Последующие изменения ледовой обстановки позволили ЭОНу поступательное движение на Восток.
Следующую краткую остановку отряд сделал после прохождения широчайшей дельты реки Лена – у мыса Буор-Хая, здесь воспользовались услугами плавбаз остальные подводные лодки, не успевшие подойти у острова Бегичева. Полярная авиация давала все ту же, неутешительную ледовую картину в районе Восточно-Сибирских островов. Штаб ЭОНа, используя данные метеопрогнозов и ледовой разведки, раскладывал “пасьянсы”. Все проливы на пути в Восточно-Сибирское море забиты тяжелыми льдинами. От того, как поведут себя воздушные массы, будет избран маршрут дальнейшего перехода: если будут преобладать северные ветры, – не исключено, что пойдем вокруг островов Анжу или проливом Санникова; если будут преобладать южные ветры – пойдем проливом Дм. Лаптева, но не исключено, что и проливом Санникова. Мы подбирали и готовили карты на все варианты.
В этот раз нам тоже посчастливилось подойти к “Бахмуту”. Мы получили желанный добротный кусок замороженной говяжьей туши и возможность помыться в бане. Помывка – дело хорошее, нужное. Но я бы не сказал, что это предложение вызвало всеобщий восторг экипажа. Да, весь экипаж помылся, но полного удовольствия не получил: постираться не смогли, да и где сушить постиранное? Самим тоже обсохнуть негде – потолкались 5-10 минут по коридорам плавбазы и снова – в стылый прочный корпус. Но, как ни странно, никто не заболел. После таких «помывок» невольно родился мой афоризм: «Моется тот, кто считает себя грязным». Подходы к плавбазе нежелательны и по другой причине: как правило, штаб бригады непременно воспользуется проверкой состояния подводной лодки – устроят «шмон», как между собой мы именуем подобную акцию. Офицеры штаба проверят исправность механизмов, содержание отсеков и, самое неприятное, - спецподготовку: знание всяких там Инструкций, Наставлений, Уставов и обязанности по «Книжкам боевой номер» матросов и старшин. Всех этих «кураторов» надо сопровождать и старательно записывать их замечания и «ЦУ» – ценные указания в ЗКШ. «ЗКШ» – записная книжка штурмана, ними «вооружены» все офицеры. Это небольшие специальные бланковые издания для штурманов, которыми нас снабжает Гидрография вместе с картами и навигационными пособиями. Поскольку прочим офицерам приобрести обыкновенные записные книжки было проблематично, обеспечение ними легло на плечи нас, штурманов. И вот все мы пишем, пишем и пишем…
Помнится такой случай. На совещании начальник раздаёт очередные «ЦУ», увидел, что один офицер не пишет, сделал замечание. А тот снова не пишет. Начальник рассвирепел: «Товарищ… я вам уже сделал одно замечание. Записывайте!» «Ладно, ладно, запишу, если вы хотите…» - неохотно «делает одолжение» офицер, раскрыл ЗКШ, посопел и проворчал вполголоса: «Только читать потом все равно не буду!»
Обычно, после проверки штабные офицеры остаются в уюте плавбазы. Хуже, когда кто-нибудь из них задержится на лодке на очередной этап перехода и тем более, если с вами пойдёт сам комбриг – капитан 1 ранга Тёмин Абрам Борисович. Сам по себе он человек интересный, остроумный. Может и крепкую шутку устроить, и пикантный анекдотик к месту выдать, но по случаю может и хорошую «стружку снять» – устроить разгоняй. С ним держи ухо востро, но лучше держаться подальше – мы на лодке, а он на плавбазе. Помнится эпизод на одном этапе перехода. На борту комбриг А.Б. Тёмин, он, укутанный в шубу, сидит справа от сигнальщика на крыше ограждения рубки. На левой подножке стоит «дед Мороз» - вахтенный офицер, перед ним на козырьке ограждения рубки, позади ветроотбойника, стоит общевойсковая, любимого в пехоте цвета «хаки», переносная ранцевая УКВ рация «Р–105», все лодки получили их на вооружение накануне перехода, оттуда несутся бесконечные переговоры по ЭОНу. Я на штурманской вахте, сную вверх-вниз. На какой-то момент образовалась благоприятная обстановка для определения места по береговым ориентирам. Выскакиваю на мостик, взял 3 (!) пеленга на ориентиры – сочетание почти десятка цифр – и только сделал движение спуститься в центральный пост, как слышу: - Штурман! Задержись-ка на минутку… И начинаются вопросы: «Лейтенант, ну как служба? Давно на лодке? А какое училище заканчивал? А кто был начальником училища у вас? Наверное, скоро «старлея» получать? Небось, уже и женат?» и проч. А потом коварно: - Ну что, лейтенант, а пеленги уже забыл? Странный вопрос. Ну, какой же штурман, молодой ещё человек, не способен запомнить каких-то три пеленга? - Никак нет, товарищ капитан 1 ранга! - Доложи, лейтенант! – требует Тёмин и, убедившись, что я не забыл, спрашивает: - А время взятия пеленгов, наверное, уже и не знаешь? - Знаю, товарищ комбриг, я засёк время: было … часов, … минут! - А отсчёт лага на момент наблюдения? - Я записал в центральном посту перед тем, как поднимался на мостик. - Ну, ладно, штурман, живи! На этот раз тебе повезло. Но помни: надо всё записывать в ЗКШ, - поучал Тёмин. Потом заканчивал своей любимой присказкой: - Не торопись – пись – пись, а приободрись...! (и далее в рифму). Иди, работай!
Стоянка у мыса Буор-Хая длилась недолго. ЭОНу все же повезло: возобладали южные ветры, в проливе Лаптева началась подвижка льдов, и мы устремились к нему. Да, в проливе Дмитрия Лаптева полыньи нам попадались, но ледовые поля были такой мощи, что без ледоколов нам было бы не справиться, не совладать. Льды, которые остались в пройденных морях и проливах, были тоже не простые, но мы – где в кильватере мателота, где собственным упорством, а то и нахальством, - справлялись с ними успешно. Здесь же нам встретились многолетние паковые льды, ропаки. Проходя мимо какой-либо льдины, можно было видеть в прозрачной, чистой океанской глубине многометровую ее подводную часть. Это, по сути, настоящие айсберги, встречи вплотную с такими махинами могли иметь трагические последствия, самое простое – свернуть свой форштевень набок.
С высоты ходового мостика плавбазы «Бахмут», видимо, хорошо просматривался наш не очень стройный «кильватер». Флагман торопился использовать любую возможность, чтобы ускорить движение отряда, сократить разрывы в дистанциях. На мостиках подводных лодок из динамиков УКВ неслись бодрящие призывы комбрига Тёмина в адрес командиров ПЛ: - Свешников! Метелёв! Подтянитесь к «Бахмуту»! - Морозов! Что ты ползаешь, как блоха по мокрому пузу? Не отставай!
На подходе к Тикси.
В обширных ледяных полях нелегко приходилось и самым мощным ледоколам. Мы двигались черепашьим темпом. Впервые здесь нас стали навещать моржи. Когда подводные лодки стопорили ход в ожидании пробивки фарватера ледоколами, моржи вдруг выныривали рядом и, цепляясь мощными клыками за шпигаты кормовой надстройки, норовили взобраться на палубу, терпели неудачу, но снова и снова, с завидным упорством, бросались на штурм. Белых медведей наблюдали на большом удалении и, как правило, со спины, они предпочитали держаться от нас подальше. Видимо, они были “умнее” моржей, опыт общения с “Homo sapiens” приучил их к большей осторожности. Последняя короткая остановка на ледовой трассе произошла вблизи Певека. Мы уже два месяца в движении и кажется, ледовые трудности позади. Чукотское море встретило нас жестоким штормом. Подводная лодка со скрежетом взмывала вверх на высоких волнах, замирала на мгновение в верхней точке и камнем валилась в очередную пропасть. Изменить курс под более благоприятным углом к направлению волны нельзя, надо соблюдать строй кильватера. Почти весь экипаж, кроме вахтенных, лежит вповалку, приготовленная на камбузе пища не востребована, тех, у кого, наоборот, аппетит возрос, наберется человек 5, не больше. На мостике вахтенный офицер и вахтенный сигнальщик прикованы цепями к скобам ограждения боевой рубки, их заливает набегающими волнами. Приковать себя цепями научил горький опыт поколений, хотя по штату они не положены, хорошо, что в Росте работяги предложили за соответствующий “эквивалент” добротные Старпом, он же вахтенный офицер, и сигнальщик поверх меховых курток и брюк облачены еще в защитные химкомплекты, они частично все же защищают от воды. Вид у старпома жалкий, цвет лица желто-зеленый, его тошнит. Жалобным болезненно-просящим голосом он периодически дает команды по трансляции в центральный пост: “Вахтенный! Подай сухариков… Вахтенный! Подай водички… Вахтенный! Передай таранечки!” Он пытается унять тошноту, но это ему не удается.
Волны, временами накрывающие мостик, частично опрокидываются в центральный пост через верхний рубочный люк, ручьями стекают в штурманскую рубку и растекаются лужами по путевой карте. Я, приученный трепетно относиться ко всему, что связано с высокой точностью – штурманским приборам, навигационным картам и т. п. – с горечью и болью в сердце смахиваю не очень чистым рукавом ватника лужи со штурманского стола.
Окончание следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Селезнев Виктор Гаврилович родился в октябре 1930 года, закончив ЛНВМУ, поступил в училище им. М.В. Фрунзе. О нем также больше ничего не ведаем. Небольшую подробность его юности сохранил Игорь Владимирович Леоненко в своем дневнике.
Дневник воспитанника 1-й роты 12 класса Игоря Леоненко.
16.10.1947. В газете «Смена» много материала, посвященного 25-летию шефства комсомола над флотом. Есть статья и о нашем училище, но не все правдоподобно: 1) на фотографии на посту у Знамени стоит Селезнев, который дежурил во время прибытия корреспондента. Надпись: «Комсомолец Селезнев у Знамени училища». А он — не комсомолец! 2) В тексте: «Владимир Озерной — отличник, имеющий по всем дисциплинам пятерки». С каких пор Валерка стал Владимиром и «круглым»? и т. д. и -т. п.
Серов Олег Яковлевич.
Серов Олег Яковлевич родился в апреле 1930 года в Ленинграде. О нем у нас есть возможность рассказать на языке документов, беспристрастных свидетельств о том времени.
Ходатайство председателя президиума Ленгоркоопинсоюза на имя нач. НУ с просьбой принять в училище.
Ленинградский Городской Союз Кооперации ИНВАЛИДОВ "ЛЕНГОРКООПИНСОЮЗ". СЕКТОР Орг. 31 августа 1944 г. № 02/10 ул. Герцена, дом № 48
НАЧАЛЬНИКУ НАХИМОВСКОГО УЧИЛИЩА Ленгоркоопинсоюз просит Вас принять в Ваше училище сына инвалида Гражданской войны СЕРОВА, Олега, год рождения 1930. Его отец СЕРОВ, Яков Михайлович работал в системе Кооперации инвалидов ряд лет на разных административно-хозяйственных должностях и являлся активным борцом за трудоустройство и обеспечение инвалидов войны и труда. 1941-1942 г. тов. Серов несмотря на трудности блокады Ленинграда оставался на боевом посту и погиб от вражеского артобстрела при исполнении служебных обязанностей. В силу изложенного президиум ленгоркоопинсоюза ходатайствует о приеме мальчика СЕРОВА, Олега в вверенное Вам училище. Председатель президиума Ленгоркоопинсоюза
Обратим внимание, как оперативно работала почта в еще военном Ленинграде, как отзывчивы к нуждам простых людей были так называемые "бюрократические" инстанции. Прошло меньше недели после подписания ходатайства, мать Олега Серова получает извещение о зачислении сына кандидатом в воспитанники.
Н.П. Соколов. Они были первыми".
Увольнение.
- Увольняющимся до построения пять минут! Броуновское движение в кубриках и коридорах ускоряется, лихорадочно наводятся последние штрихи приготовления к увольнению. - Увольняющиеся в город, в одну шеренгу становись! Старшина роты Федоренко придирчиво осматривает внешний вид каждого воспитанника... - А вы, Серов, почему в строю? У вас же двойка. - Так это по танцам.., - пытается разжалобить старшину отличник Серов, но никудышный танцор, - Это не программный предмет. Старшина, продолжая осмотр, философствует. - Танцы такой же предмет, как и все. И, может оказаться потом, не для всех, конечно, для некоторых, более, чем программным...
Первую грамоту (знак отличия) получил еще в школе.
Похвальная грамота ученику 5 класса. 1943 г. Затем такие и более весомые знаки отличия нахимовец Серов получал на протяжении обучения в Ленинградском Нахимовском, в Высшем училище, на протяжении всей жизни. В детстве заложенное и в юности сформированное стремление "быть хорошим", заслуживающим признания и уважения, не сумели поколебать никакие испытания и невзгоды.
Грамота начальника ВВМУЗ ВМФ вице-адмирала Георгия Андреевича Степанова. 1946 г. Почетная грамота Ленинградских Областного и Городского комитетов ВЛКСМ. 1947 г.
С 1944 по 1948 год разные отметки получал нахимовец Серов, но больше было отличных.
Аттестат зрелости. 28.06.1948.
После окончания Нахимовского училища О.Я.Серов поступил в ВВМУ им. М.В.Фрунзе, затем был переведен и в 1953 г. закончил ВВМУ училище инженеров оружия.
Диплом выпускника ВВМУ инженеров оружия.
Только через много лет после выпуска из Нахимовского училища в 1959 году О.Я.Серов вместе со своими однокашниками получил знак об окончании и удостоверение на право его ношения.
В отличие от многих сохранил, передал в архив летописца выпуска 1948 года Соколова Николая Павловича. Теперь вместе со знаком удостоверение заняло достойное место в виртуальном музее истории Нахимовских училищ.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
- Миша, на душе у меня так тошно, что прямо невмоготу! – пожаловался я командиру БЧ-5, старшему лейтенанту Мише Семенову. На гражданских судах эту должность занимает старший механик, стармех, а в просторечии еще проще – “дед”. Этой должности механики добиваются длительным стажем и созревают уже в значительном возрасте, умудренные знаниями, опытом и длительным плавательным цензом. “Вес” этой должности на судне на 2 – 3-тьей позиции после капитана. Миша на “деда” не тянет, да у нас и служебные “ценности” несколько другие. Миша всего на год старше меня, командира рулевой группы, лейтенанта, а мне вот только недавно исполнилось 25 лет. “Излить душу” Михаилу, несмотря на его молодость, можно. Миша мудрый, добрый, участливый. - Ты знаешь, - отвечает Миша, - у меня тоже в душе кошки скребут… Жаль, спирт еще не получил, можно было бы… Постой! Мне жена перед переходом подарила флакон “Шипра”! Попробуем? Раздумья были недолгими. - Давай! Кап! Кап! Кап-кап-кап! Содержимое флакона до последней капли вытрясли в тонкий стеклянный стакан. Характерный аромат одеколона наполнил тесную лодочную каюту старпома, где мы уединились с Мишей. Одеколон разбавили водой, в стакане образовалось мутное теплое пойло. Вкус его был отвратительным… Нам, видимо, именно такой гадости и недоставало, чтобы снять гнет тяжелого душевного состояния.
следовало разбавить
Дня три, как мы пришли в Полярный из Молотовска (Северодвинск). “Мы” – это отряд из семи новых подводных лодок 613 проекта. Здесь, на Севере, начинал формироваться Отряд Особого Назначения – ЭОН-57 – для перехода на Дальний Восток. Командиров подводных лодок и старпомов вызвали куда-то в штаб на совещание, замполит тоже отбыл в политотдел, другие офицеры нашей лодки воспользовались отсутствием четких указаний, разбрелись по городу. Из офицеров мы с Мишей на лодке одни. Мы “женатики”, нам в поселке, который почему-то именуют “городом”, неинтересно. Мы грустим. В Молотовске остались наши молодые жены, я всего две недели, как бракосочетался, а у Миши осталась еще и любимая дочка – четырехлетнее, кудрявое, ангелоподобное создание. Нас ждет долгая разлука. Раскачка и неопределенность нашего положения длились недолго. Отстояв неделю в Полярном, нас перевели в Ура-губу на рейдовый сбор. Днем мы ходили на внешний рейд, отрабатывали элементы совместного плавания в надводном положении, ночевали на якорных стоянках в Ура-губе – в те времена еще абсолютно пустынной, без причалов и каких-либо видных строений. Затем нашу группу подводных лодок так же дружненько поставили в сухой док пос. Роста. Масштабы и величие дока нас поразили: в нем разместили сразу все наши молотовские лодки и еще плюс какое-то вспомогательное судно. Сразу после осушения дока в нем закипели работы, которые шли одновременно на всех единицах. Вокруг, как в муравейнике, сновали рабочие, грохотали пневматические инструменты, яркими солнечными всполохами высвечивались участки электросварки, шипели и постреливали газовые резаки, скрежетали и позванивали портальные краны, поводя своими хоботами, на гаках которых взмывали то вверх, то вниз застропленные механизмы, металлические конструкции. Тут же строились леса и их ограждения. Крайне трудно было привыкнуть и тем более разобраться в том, что творилось в этом гигантском “муравейнике”. Но заводские специалисты свое дело знали великолепно, и опыта таких работ у них было предостаточно. Подобные экспедиции готовились и проводились ежегодно, а перед нашей постановкой в док там уже обработали два подобных комплекта, мы были замыкающими в этом сезоне. За две недели стоянки в доке наши подводные лодки изменились до неузнаваемости. Мы лишились артиллерийского вооружения – спаренной пушки калибром 57 мм СМ-24-ЗИФ на кормовой надстройке и спаренного автомата калибром 20 мм 2М-8 в носовой части ограждения боевой рубки. Погреба артбоезапаса переоборудовали под провизионные цистерны. Бронзовые гребные винты заменили чугунными. Вокруг боевой рубки завели толстенные буксировочные браги для возможной буксировки во льдах. Но самое удивительное – носовую оконечность (форштевень) “украсили” высоким рогом. Подводные лодки стали похожи на каких-то громадных насекомых: то ли кузнечиков, то ли богомолов. Этот “рог” предназначался для облегчения движения лодок во льдах, им предполагалось упираться в кормовой кранец сопровождающего ледокола. Цистерны главного балласта по ватерлинии укрепили ледовым поясом.
Экипажи на время докования лодок разместили на ПКЗ и других судах, находившихся в заводском ремонте - предоставили места для ночлега подвахтенным и обеспечили приготовление пищи. Работа на лодках шла почти круглосуточно. Экипажу надо было обеспечивать противопожарную безопасность в местах огневых работ, обеспечивать герметичность отсеков, готовить свои заведования к длительному плаванию в суровых условиях Ледовитого Океана, при этом поддерживать чистоту, порядок, безопасность. Общее руководство этими проблемами осуществлял наш командир – капитан 3 ранга а конкретное ежесуточное планирование и практическое обеспечение всех работ – его старший помощник капитан-лейтенант Телегин Валентин Иванович, духовное и политическое обеспечение лежало на заместителе командира по политчасти капитан-лейтенанте Сидоренко Юрии Владимировиче. Механики – командир БЧ-5 инженер-старший лейтенант Семенов Михаил и командир моторной группы инженер-лейтенант Молчанов Геннадий обеспечивали судовые работы, комплектовали ЗИП, оформляли чековые требования на ГСМ, где-то в цехах завода “проворачивали” какие-то свои технические проблемы. Минеры – командир БЧ-3 (уже не “2-3”) лейтенант Кузьменко Виталий и командир торпедной группы лейтенант Сахранов Владимир – возились со своими пушками: оформляли акты на списание, “выбивали” транспорт, сдавали во флотский арсенал, получали пиротехнику. У штурманов свои проблемы. Командир БЧ-1-4 старший лейтенант Куренков Виктор и я, командир рулевой группы, готовили перечни и оформляли заказ в Гидрографию на полный комплект карт и навигационных пособий на весь маршрут перехода, произвели повторную выверку секстанов, хронометра, палубных и отсечных часов в мастерских Гидрографической службы, установили новый, только что принятый на вооружение, гидравлический лаг взамен первобытного “вертушечного”. Вопросы продовольствия, питания, медико-санитарные и химической службы легли на плечи фельдшера - капитана м/с Шутафедова Дмитрия. Решение проблем осложнялось тем, что все “конторы”, флотские учреждения – Артиллерийского управления, Гидрографической службы и ее мастерских, Технического Управления и др., - располагались в Североморске при Штабе Северного флота. Руководство ЭОНа – в Мурманске. Штаб нашего отряда, откуда шли все “ценные” указания, дислоцировался в Полярном. А мы в Росте – это между Мурманском и Североморском. Сообщение между этими точками – хуже не придумаешь: нерегулярный редкий городской автобус, случайный попутный или рейсовый катер, а где и пешком, но везде через пограничные пропускники.
Город Полярный. Подводные лодки у причала.
И вот мы снова в Полярном. Полтора месяца со времени ухода из Молотовска пробежали как один день, но спад напряжения не наступает. Каждый новый день готовит какие-то новые вводные. Надо определить скоростные характеристики лодки после замены гребных винтов, определить остаточную девиацию магнитного компаса и радиодевиацию в связи с изменением магнитной массы лодки после многих преобразований на легком корпусе и в ограждении боевой рубки. Надо принять до полных норм дизельное топливо, масла, расходные материалы, пресную питьевую и техническую воду, используя специальные и вспомогательные цистерны. Наступает 20 июля, практически все крупные и важные предпоходные мероприятия выполнены. Сегодня идет погрузка продовольствия. Этим руководит Дима Шутафедов, но участвует весь экипаж - работа авральная. Все продукты берем, чуть ли не двойной – тройной запас. Штатных мест, естественно, не хватает. Используем торпедозаместительные цистерны, весь торпедный стеллаж – боезапаса-то нет! Свежие продукты практически отсутствуют, все консервированное: и овощи, и фрукты, и даже хлеб. Есть и сушеные: лук, картофель, морковь, сухофрукты. Последние дни погода в Полярном стоит на диво летняя. Небо безоблачное, солнце палит нещадно, температура воздуха повысилась до плюс 24-х градусов. На лодку доходят слухи, что в поселке видели женщин в летних платьях. И еще более невероятные свидетельства - в Екатерининской гавани видели несколько человек, пытавшихся купаться.
Мы с Витей Куренковым по всем штурманским вопросам уже полностью подготовились и несколько расслабились и недоумеваем: уже июль близится к исходу, такая чудная стоит погода, а ЭОН не начинает движение, теряем драгоценное время… О чем думает руководство? До нас уже дошла информация, что ЭОН-56 был неудачным: только небольшая часть лодок успела проскочить, пара лодок застряла то ли в Тикси, то ли в Певеке, а большая часть вернулась и теперь должна попытать счастья в нашем ЭОНе. Во второй половине дня, когда продукты были уже внутри прочного корпуса, и шло рассовывание остатков по нерабочим закоулкам и шпациям, на лодку поступило циркулярное извещение: к следующему дню представить предварительную прокладку от Полярного до порта Диксон в трех вариантах – через пролив Карские ворота, через пролив Маточкин Шар и вокруг Новой Земли. Такое приказание казалось странным: какие еще варианты? Самый естественный вариант – кратчайший и побыстрее! А еще – “предварительная прокладка”. Идти-то будем в кильватер за флагманом, куда поведет – туда и пойдем. Но делать нечего, приказ – есть приказ. “Да, одному мне за такой срок не справиться, - подумалось, - надо искать Виктора”. Да и как старший штурман, и мой начальник, Виктор должен знать об этом приказании непременно! Я спросил вахтенного центрального поста: “А где Куренков?” – тот был не в курсе. Верхний вахтенный тоже не знал. Я обошел отсеки, матросы все еще возились, стараясь максимально рационально разместить провизию, ЗИПы, другое имущество. В отсеках Куренкова нигде не было. Наконец я обратил внимание, что и Виталия Кузьменко нигде не видно, да и руководителя продпогрузки Димы Шутафедова, тоже нет. Ну, Дима, наверное, где-то в продчасти оформляет документы, а Виктор и Виталий? Может где “зашхерились” и дрыхнут? Я еще раз пошел по отсекам и тут обратил внимание, что переборочная дверь в концевой 7-й отсек закрыта. Попробовал открыть, – дверь оказалась задраенной изнутри. И мне показалось, что там слышны голоса, но на стук дверь не отдраили. Тогда я решил проникнуть в 7-й отсек через люк аварийного выхода с кормовой надстройки. Я развернул кремальеру верхнего люка, он легко открылся и я услышал нестройное трио: “Шумел камыш, деревья гнулись…”
Злой, как сто чертей, я скользнул вниз по трапу. - Вы что делаете, за…цы? Вы с ума посходили? “Трио” размещалось вокруг большой картонной коробки, наполненной решетками со свежими куриными яйцами, рядом на газете возвышалась горка яичной скорлупы. - Тихо, ти-хо… Не шуми, с-са-дись! Гостем б-будешь… Н-на-ли-вай! И закусывай! Не обращая внимания на мой гнев, им было уже слишком хорошо, и, не дожидаясь моего присоединения, компашка пропустила вовнутрь очередную заготовку и начала демонстрировать приемы овладения закуской. Естественно, ловкость была уже утрачена и глазомер притупился, слизистая желто-серая яичная масса текла не только в рот, но и мимо – по лицам, на майки и брюки. Виктор с трудом уяснил, что от него требуется, но отреагировал правильно: - Стоп, ребята! Шабаш! Рассосались… Проспав часа четыре в какой-то шхере, Виктор был в полной готовности творить. С заданием мы справились. “Шалость” осталась незамеченной. 24 июля мы получили последний инструктаж на первый этап перехода и свое место в диспозиции. Состав Экспедиции был потрясающим. Только в наш – основной – отряд Отдельной бригады ЭОНа-57 входило 19 подводных лодок, в том числе две “большие” 611 проекта, 2 плавбазы подводных лодок (“Бахмут” и “Аяхта”). Далее по маршруту движения к нам должны были присоединиться отряд рыболовецких сейнеров (об этом читайте у Виктора Конецкого) и одиночные суда Минморфлота - большей частью сухогрузы.
25 июля 1957 года наши плавбазы и подводные лодки начали движение к внешнему рейду, стали растягиваться в цепочку. Наконец, “цепочка” во главе с плавбазами, на которых находились штабы ЭОНа и нашей бригады, в одно-кильватерной колонне двинулись в направлении северной оконечности острова Новая Земля – мысу Желания. Наше место оказалось где-то в середине колонны. Впереди по курсу головные подводные лодки уходили за горизонт. По корме – такая же картина: извилистый “хвост” стал теряться за горизонтом. Баренцево море провожало нас почти штилевой, теплой погодой. Первые небольшие льдинки начали попадаться на подходе к мысу Желания, и мы их добросовестно обходили. Ходовой вахтой на мостике посменно, по 4 часа, правили командир БЧ-3 лейтенант Кузьменко, старпом капитан-лейтенант Телегин и командир торпедной группы лейтенант Сахранов. Старпому командир полностью доверял, Кузьменко и Сахранов длительное время находились под неусыпным контролем командира. Он тоже облачался в меховые одежды и выстаивал на мостике двойную вахту. Мы с Куренковым несли на ходу только штурманскую вахту, вначале по 8 часов, а затем перешли, к обоюдному удовольствию, на 12-ти часовую. Северную оконечность Новой Земли мы увидели на третьи сутки, увидели только отдельные верхушки возвышенностей, мыс Желания и весь горизонт покрылись стелящимся туманом. Невысоко над островом желтело неяркое солнце. Здесь мы в первый и последний раз испытали на практике интегрирующий авиационный секстан с искусственным горизонтом. Полученная по солнцу обсервация находилась слишком далеко от места определенного визуально и по радиолокации. Карское море было менее приятным. Вместо небольших льдинок стали попадаться значительные ледяные поля, обходить которые было нецелесообразно, и мы, снизив скорость, старались воспользоваться кильватерным следом впередиидущих или расщелинами в ледовых полях. К исходу первой недели перехода мы достигли Енисейского залива. По диспозиции штаба отряда подводные лодки и плавбазы усеяли якорные стоянки вокруг острова Диксон. Началось наше первое большое стояние, длившееся почти десять дней. По данным ледовой разведки пролив Вилькицкого, отделявший Северные острова от материка, был крепко закупорен льдами. И все последние дни северные ветры дули с завидным постоянством, удерживая эту “пробку” на нашем пути. В ожидании вскрытия ото льда пролива, якорная жизнь обрела спокойный ритм, распорядок дня приблизился к береговому. Отвлечения личного состава на вахты и работы свелось к минимуму, наладились занятия по специальности, тренировки на боевых постах, политзанятия. Вечером в свободное время в офицерской и старшинской кают-компаниях стоял треск костяшек домино. В субботу вечером и дважды в воскресенье в первом отсеке, наиболее свободном и вместительном, “крутили фильму” на своей портативной киноустановке Используя случайные катера, мы наладили кинообмен с соседями по якорным стоянкам. Доминировал принцип: посмотреть свои всегда успеем!
Куренков и я подключились к несению якорной вахты, освободив старпома на этот период - у него и других дел хватало. Виталий Кузьменко и Дима Шутафедов умудрились с разрешения командира побывать и на острове Диксон, и в поселке Диксон на материке, откуда привезли нам, офицерам, приятные подарки – яркие, цветные махровые китайские полотенца. Пустячок, но приятно. Такую красоту мы не встречали в отечественных магазинах европейской части страны. Наконец, появились слабые признаки изменения погодных условий и надежда на улучшение ледовой обстановки. К рейду Диксона подтянулись другие отряды и вспомогательные суда, входившие в состав ЭОНа. На горизонте появились дымы, а затем и надстройки ледоколов. Настал час, когда мы получили приказание на съемку с якорей и о начале очередного перехода. “Змейка” потянулась на северо-восток. Уже на третьи сутки перехода ледовая обстановка снова усложнилась, затем движение вперед застопорилось и вовсе. Руководство ЭОНа распорядилось укрыть лодки и другие суда в нескольких бухтах северо-западного побережья полуострова Таймыр. Многочисленные бухты оказались вместительными, но недостаточно исследованными гидрографами и топографами – многие участки планов не имели промеров, а очертания побережья зачастую обозначались пунктиром, что свидетельствовало о низкой надежности их координат. Но самый большой недостаток этих стоянок заключался в их незащищенности от ветров северных направлений. А северные ветры – главный враг арктического судоходства. В этом мы очень скоро убедились. Усилившийся северный ветер погнал ледяные поля в нашу сторону, закупоривая поочередно бухты. Нависла реальная угроза быть захлопнутыми в капкан. Отряд начал пятиться в обратном направлении, перемещаясь на якорные стоянки еще не занятые льдом. А вскоре мы получили приказание срочно сняться с якорей и самостоятельно, форсированным темпом возвратиться на рейд Диксона, в ранее отведенные точки якорной стоянки. Это был побег!
На рейде Диксона.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
После получения диплома вернулся в Североморск в середине января 1965 г, где меня ждала очередная новость: назначен начальником лаборатории № 3. Возвратился один. Машу оставил в Ленинграде на попечение прабабушки – Марии Георгиевны. Ребёнка устроили в детский сад, который находился на улице Петра Лаврова, а затем перевели в другой, ближе к дому, на набережной Невы, где Маше нравилось больше. Устроить ребёнка в детский сад и здесь было непросто, поэтому пришлось воспользоваться блатом через знакомую по имени Мира. Этот период связан не только со значительными кадровыми переменами в цехе – они происходили постоянно, но и с изменением напряжённости работы. Ракетная гонка продолжалась и нарастала с калейдоскопической быстротой. Чуть ли не ежегодно поступали на вооружение флота новые ракеты. Каждый новый комплекс был совершеннее предыдущего и требовал меньшего времени на проверку и обслуживание за счет автоматизации и сокращения регламентных работ. Ракеты устаревшего образца Р-11 ФМ и Р-13 заменялись новыми и становились лишь объектами хранения. Первая баллистическая ракета с подводным стартом Р-21 оказалась слишком громоздкой для подводных лодок и широкого распространения не получила, а использовалось как опытовая. Новые ракеты комплекса Д-5 к нам не поступали, а шли транзитом на побережье, где были созданы свои ракетные базы, правда, меньшего размера. Наша часть стала выполнять функции центральной базы-склада. Дочерние базы на побережье взяли на себя основную нагрузку по обеспечению подводных лодок ракетным оружием. Решение создать такие базы было, безусловно, правильным, т.к. склады оружия были приближены к местам базирования кораблей и подводных лодок, и обеспечивалась большая скрытность работ. Несмотря на принимаемые меры по маскировке, погрузо-разгрузочные работы у причала в Окольной хорошо просматривались с любого судна, проходящего по Кольскому заливу в Мурманск и обратно. Основной нагрузкой нашего цеха стало проведение регламентных работ на большом количестве скопившихся здесь ракет устаревшего образца. Лаборатория № 3 была самым сложным и напряженно работающим подразделением цеха. Здесь проводились комплексные проверки системы управления ракеты в цехе, наблюдение за заключительными операциями, которые проводились личным составом другой лаборатории, и сдача ракеты на подводную лодку на причале. Перед установкой в шахту подводной лодки ракета на причале в горизонтальном положении заправлялась компонентами топлива, которой занимались специалисты другого цеха. Затем, после пристыковки к корпусу ракеты головной части представителями соседней воинской части, ракета краном переводилась в вертикальное положение и устанавливалась в шахту подводной лодки. Перед опусканием ракеты в шахту на борту подводной лодки проводилась т.н. юстировка.
Погруженная в шахту ракета проходила повторные комплексные испытания с бортовых пультов управления. Их проводили специалисты подводной лодки в присутствии представителя нашей лаборатории на случай возникновения каких-либо неполадок. При необходимости требовалось срочно разобраться в причине неполадки, определить неисправный прибор или блок и заменить его из ЗИПа. Наиболее частые неприятности доставляли гироскопические приборы, которые заранее проверялись в лаборатории № 2, затем при комплексных испытаниях в лаборатории № 3. И всё же гироприборы отказывали при проверке ракеты в чреве подводной лодки и заменялись другими. В составе лаборатории была также немногочисленная групп, проводившая юстировку (выставку) ракеты в нужной плоскости. Ещё несколько лет назад, в период интенсивного проведения перечисленных работ офицеры лаборатории № 3 всегда были перегружены: и в цехе и на причале, и днём, и ночью, когда, как правило, проходила подача оружия на корабли и подводные лодки. Исходя из объёма работ, лаборатория была самой многочисленной, в том числе и по офицерскому составу. Почти семь лет лабораторией бессменно руководил Олег Верчеба, имевший соответствующую подготовку по ракетной специальности. Он был один из аборигенов части, возглавивший лабораторию в звании лейтенанта, видимо, сразу после окончания училища. В декабря 1964 года Верчеба был переведен в Москву. Большой опыт работы имел и старший инженер лаборатории Малиновский, который, по праву, должен был заменить Верчебу. И он, естественно, претендовал на эту вакансию. Остальные офицеры тоже имели достаточный опыт работы, но почему-то не рассматривались потенциальными претендентами на должность начальника лаборатории, в том числе мой однокашник по нахимовскому училищу, окончивший Черноморское ВВМУ по ракетной специальности, Ивентьев Евгений, Стрюк Василий и др. Почему выбор пал на меня? Не знаю. Мои первичные дилетантские знания в области ракетного оружия базировались на нескольких лекциях по трофейному оружию при окончании Калининградского ВВМУ в 1956 году. Видимо, когда этот вопрос обсуждался, основную скрипку сыграло мнение начальника цеха Г.Л.Акуры, который, отверг Малиновского, возможно, за элементы высокомерия или по каким-то иным причинам. Я понимал, какая ответственность ложится на мои плечи, но не отказался от этой должности, которая позволяла получить в срок очередное воинское звание. Должен заметить, что по сложившейся традиции цеха, начальник лаборатории был в первую очередь самым активным участником при подготовке и сдаче ракет на боевые подводные лодки, и в последнюю очередь – начальником. Это, видимо, сложилось исторически, у истоков лабораторий стояли лейтенанты-однокашники, один из которых волею судьбы становился начальником. В связи с новизной оружия и повышенной ответственностью за небезопасную работу всю технологическую цепочку при подготовке ракет в цехе возглавлял начальник цеха, а на причале – главный инженер или командир части. Когда проводилась операция по обеспечению кораблей ракетным оружием эти руководители вместе с офицерами лаборатории дневали и ночевали в цеху и на причале.
После моего возвращения в я уже не застал в лаборатории ни Верчебу, ни Малиновского, который, возможно, в знак протеста, перевёлся в соседнюю часть на перспективную должность, т.е. дела принимать было не у кого. Моё вступление в новую должность совпало со сменой поколений, т.к. постепенно стали уходить и другие опытные офицеры первой волны. Это нормальное явление, когда происходит передвижение по службе в связи с необходимостью получить очередное воинское звание. В.Стрюк, например, переквалифицировался в политработники, хотя был в лаборатории единственным дипломированным инженером с молоточками на погонах. На смену старожилам начали приходить молодые офицеры, имеющие специальное ракетное образование, которые постепенно набирались опыта. После вступления в должность начальник цеха дал мне два месяца для изучения специфики новой лаборатории и сдачи на допуск к работе. Я стал штудировать технические описания ракет и заводские инструкции по их эксплуатации. Для комплексной проверки системы управления ракета на стенде в цехе с помощью нескольких многоштырьковых кабелей подключалась к пульту управления, смонтированном в кунге (закрытом кузове) специального автомобиля. На передней панели пульта размещалось большое количество транспарантов, пакетников и кнопок. Проверка системы управления первых типов ракет проводилась офицером-оператором вручную по многостраничной заводской инструкции и занимала несколько часов. Такая проверка требовала предельной внимательности и навыка, примерно, как работа лётчика в кабине самолёта. В конце 1963 года цех № 1 переехал в новое помещение, точнее комплекс помещений, вырубленных в скале. Вход в комплекс, выполненный в противоатомном исполнении, закрывался массивными бетонными воротами, которые стояли колёсами на рельсах и открывались перемещением вбок. В передней части штольни размещался большой операционный зал для проверки и подготовки ракет, оборудованный десятитонным портальным рельсовым краном. В глубине штольни размещалось вместительные хранилище для ракет и ЗИПа, а также ряд других служебных помещений. По истечении двух месяцев была собрана комиссия для приёма у меня экзамена на допуск к самостоятельной работе. В неё входили начальник цеха, начальники других лабораторий и представитель вышестоящего четвёртого управления флота. Как и всякий экзамен он проходил в искусственно созданной торжественной обстановке местного масштаба и был вынужденной формальностью. Дело в том, что среди членов комиссии не было специалистов по системе управления ракетами. Каждый из начальников лабораторий был хорошим специалистом в своей узкой области и в условиях строгой секретности об остальных узлах ракеты имел только общее представление. По неизвестным мне причинам не появился и представитель вышестоящего управления, который был единственным специалистом по профилю моей лаборатории. В итоге, экзамен превратился в двухчасовую лекцию по составу, устройству и принципу работы блоков системы управления одной из корабельных баллистических ракет первого поколения. Вопросы задавались, но не с целью проверки моих знаний, а для пополнения своих, т.к. известно, что лишние знания не помешают. Акт о допуске к исполнению обязанностей был подписан, насколько помню, банкета по этому поводу не было. Лабораторий № 3 я руководил ровно три года до перевода в Ленинград в 1967 году. Этот период службы и работы считаю самым плодотворным и интересным в своей служебной карьере. Участок работы был технически сложным и ответственным, но полезным для проверки собственных способностей. На первых порах не набил себе шишек, думаю, только потому, что не было такой интенсивной работы цеха, как в первые годы освоения ракетного оружия. В целом моя служба в в/ч 63976 была оценена положительно, о чём свидетельствуют грамоты от командования разного уровня, одна из которых представлена ниже.
Вскоре моей основной заботой стала подготовка молодых офицеров, которые пришли на смену прежним опытным кадрам. Помещение, предназначенное в штольне для личного состава лаборатории, я пытался превратить в учебный класс – тренажер, где начал монтаж аппаратуры для проверки системы управления ракеты Р-13. Работу до конца, т.е. до действующей модели, довести не удалось, да и не имело смысла в связи быстрым устареванием техники.
Офицерский инженерно-технический состав части поголовно участвовал в рационализации, которая была непременным пунктом индивидуальных и коллективных социалистических обязательств.
Остались в памяти и некоторые негативные моменты службы в этой отличной части. Пожалуй, единственное гнетущее впечатление от этого периода оставили дни, занятые дежурством, особенно дежурством по части. Техническая воинская часть, разбросанная в нескольких частях города, была сложно организованным и управляемым организмом. Дежурный был её диспетчером, который держал бразды правления в своих руках и днём и, особенно, ночью, когда нередко работали многие подразделения. В ходу была меткая фраза, что ночью работают только воры и ракетчики. Заступив на дежурство, приходилось «крутиться» без перерывов круглые сутки, находясь в тесной прокуренной коморке, расположенной в проходной казармы и оборудованной обычными для того периода средствами связи. Наличие большого числа собственных транспортных средств сопровождалось значительным количеством аварий, иногда с гибелью людей, что требовало принятия экстренных мер. Кроме дежурства по части было немало и других видов дежурства, как внутри части, так и в гарнизоне. Полагаю, что это способствовало привитию вкуса к службе у многочисленного офицерского состава. Молодые офицеры несли патрульную службу и дежурства внутри части, в частности, начальником караула, который охранял территорию «технички». В состав части входила отдельная караульная рота, численностью более 200 человек, разместившаяся в отдельной казарме в устье речки Ваенги. Солдаты этой роты несли службу на вышках, расположенных по периметру технической территории («технички»). В казарме этой роты было отведено крохотное помещение для дежурного по караулам. В этой душной комнатке мне пришлось провести не один десяток дней. В задачу дежурного входило дважды в сутки (ночью и днём) посетить караульное помещение и проверить несение караульной службы. Остальное время, если не было происшествий, можно было заниматься своими делами (читать, писать и т.д.). Когда впервые заступил на дежурство, получил мудрый совет опытного предшественника: не проявлять чрезмерной инициативы и не мешать отработанной годами организации караульной службы. Кормили дежурного по караулам в солдатской столовой, находящейся рядом с казармой, причём качество приготовления пищи было на хорошем уровне за счёт своего подсобного хозяйства и внимания к этому вопросу со стороны командира роты. По сравнению с дежурством по части этот вид дежурства считался лёгким. Уставал только от казарменной обстановки и от постоянного нахождения в полном обмундировании со снаряжением к пистолету. Спать разрешалось, но не раздеваясь. Последние годы службы на Севере нёс службу оперативным дежурным по части. Это был ответственный, но не всегда тяжёлый вид дежурства. Домик оперативного находился на склоне гранитной скалы, у причала в Окольной, где швартовались корабли для приёма ракетного оружия. Особенно спокойно проходило дежурство, когда на причале не было работ. Были и беспокойные сутки, когда проходили учения или боевая работа, или встречали вышестоящих начальников или гостей.
2.3.6. Западная Лица.
Не часто, но иногда приходилось посещать периферийные ракетные базы для оказания технической помощи коллегам на побережье. Ранее упоминалось, что наша часть играла роль центральной перевалочной базы, где проводились первичные приёмные и регламентные работы. Большая часть ракет затем передавалась на другие базы. Были случаи, когда ракеты, проверенные и принятые нашей базой, отказывали в работе при проверках в дочерних базах. Один из таких случаев запомнился. Нежданно-негаданно поступила команда на поездку в Западную Лицу на местную техническую позицию. Кроме меня туда направились самые опытные и нужные для возможной работы начальники цехов и лабораторий, в том числе В.В.Анциферов, Н.А.Дорватовский, всего четыре человека. На катере прибыли на причал, где стояла подводная лодка, на которую грузили ракеты. Одна из ракет при проверке на борту лодки не показывала нужных параметров. Тут колдовала целая группа специалистов своей базы и представитель четвёртого управления из Росты. Около десятка человек буквально ползали на коленях по электрическим схемам, развёрнутым прямо на паёлах палубы ПЛ, и искали возможную причину неисправности. Когда я подключился к этой работе, уже большинству участников было понятно, что, скорее всего, забарахливший элемент надо искать не в схеме ракеты, а в бортовой корабельной аппаратуре. Найти этот неисправный элемент было не просто, т.к. специалисты технической позиции плохо знают корабельную аппаратуру, а офицеры ПЛ ещё хуже знают схему ракеты. В случае возникновения неисправности подводники обвиняют представителей технической позиции, последние, в свою очередь, - подводников, которые плохо изучают и следят за своей техникой. Арбитром обычно был опытный офицер из четвёртого управления, представители которого, как правило, присутствовали при подготовке и проведении стрельб ракетами. Мои знания и опыт тоже не позволяли со 100 процентной уверенностью утверждать, что подвела в данном случае корабельная аппаратура. Этот эпизод, кстати, дал повод позже на каком-то совещании в Росте, где я не присутствовал, упрекнуть меня в беспомощности в данной ситуации. Остальные мои попутчики вообще не потребовались, т.к. в конечном итоге неисправный блок в корабельной системе был обнаружен и заменён, и дальнейшие манипуляции (слив топлива, транспортировка) не потребовались. С небольшой задержкой лодка вышла в море. После окончания работы на несколько дней застряли в Западной Лице из-за ухудшения погоды и получения штормового предупреждения. Поселились в казарме части, где нам отвели комнату с четырьмя кроватями. Кто-то запасливо прихватил с собой карты, которые пригодились. Играли днём и ночью, спали урывками. Я не специалист по преферансу, но был увлечён энтузиазмом остальных партнёров. Погода не улучшалась, поэтому через два дня нас подбросили на машине до Мурманска. Кто-то предложил завершить командировку в ресторане «Арктика». Заняли отдельный столик и выпили, полагаю, за успешно завершенное дело. Едва не опоздали на последний автобус в Североморск, т.к. Коля Дорватовский не рассчитал свои силы и чуть не попал в лапы коменданта. Как-то сумели выпутаться и уехать домой, закончив командировку без происшествий. В Западной Лице приходилось бывать и раньше. Поверхностно был знаком с её небольшим городком, знал, что это база подводных лодок. И, конечно, не имел представления об истории этой базы. Много позже, читая выхолощенную цензурой мемуарную литературу о войне, встретил упоминание о базе «Норд» в Западной Лице. Заинтересовался этим вопросом и в журнале «Молодая гвардия» 1990 г № 6 впервые прочитал краткую историю создания этой базы. Оказывается, по одному из пунктов секретного соглашения с немцами 1939 года СССР обязался предоставить в Западной Лице место для строительства вмб. В конце 1939 года там закипела работа: немецкое военно-морское ведомство строило там причалы, склады и мастерские. Секретный порт получил название «База Норд». Он создавался в расчёте на крейсера, оперирующие в Атлантике. Вот откуда «растут ноги» нашей базы подводных лодок. База выбрана очень удачно: глубокий и широкий фиорд, прикрытый от северных ветров полуостровом Рыбачий, обеспечивает свободный проход крупнотоннажных судов.
Обстоятельства сложились так, что по-настоящему немцы не воспользовались этой базой. В апреле 1940 года гитлеровские войска высадились в Норвегии, где получили более удобные для организации базирования кораблей места. За аренду губы Западная Лица немцы рассчитались недостроенным
31 марта 1940 года его привели в Ленинград и переименовали в «Петропавловск». Достроить корабль не удалось. В годы войны он использовался как плавучая батарея. В сентябре 1941 г при обстреле города крейсер затонул, спустя год эпроновцы его подняли, и он продолжал защищать город. В море корабль так и не вышел, впоследствии был разрезан на металлолом. Чтобы скрыть сделку, немцы срочно переименовали в «Лютцов» другой тяжёлый крейсер «Дейчланд», который в 1942-1943 годах участвовал в операциях против союзных конвоев.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
О нынешнем состоянии дел Клуба ВМФ стало известно из статьи
Многие питерские яхт-клубы вели тяжелую борьбу за выживание — нередко со своими собственниками. Яхт-клуб ВМФ под натиском владельцев из Министерства обороны России устоял чудом — говорят, спас его сам Владимир Путин...
Подробности есть тайна, покрытая мраком, но бесспорно то, что надежность и успех в делах, будь то Пикалево, яхт-клуб, - не могут покоиться на воле отдельных могущественных лиц. Это временные схемы "быстрого реагирования", на смену которым должны прийти прозрачные, опирающиеся на здравый смысл правовые процедуры.
В той же статье "Порвали парус, но не сдались!" дается общая оценка ситуации с парусным спортом в Питере: в "Навигацию-2009":
"Взглянем теперь, как обстояло дело со спортивной составляющей питерского паруса. Впрочем, для начала надо разделить массовый, крейсерский, яхтинг, на котором занят почти весь питерский флот, и профессиональный — олимпийский. Навигацию любительского яхтинга Никита Бриллиантов оценил как «волшебную». Все гонки прошли без накладок. Кроме того, состоялись «два великих события, которые затронули всю нашу парусную общественность»: в Петербурге финишировали «Volvo Ocean Race» и регата учебных парусников, бывшая «Катти Сарк», которая до этого заглядывала в город на Неве в 1996 году. «У питерцев проснулся интерес к парусному спорту. Пять лет назад я прогнозировал: придет момент, когда простые граждане в большой теннис наиграются, на горных лыжах накатаются — и придут в яхтинг», — явил свою осведомленность Бриллиантов".
Несколько страниц из истории яхт-клуба ВМФ и о традициях питерского яхтинга.
До Великой Отечественной войны только в Ленинграде существовало 60 буеров различных конструкций! Все они делились на пять классов – по площади парусности. Гонялись «пересадку» по классам, и каждый гонщик непременно стремился побить рекорд скорости на дистанции в 500 м. В годы Великой Отечественной буера использовались в разведывательных целях и для доставки почты. Их паруса специально красили в черный цвет для маскировки ночных рейдов, что доставляло немало хлопот обескураженным противникам. На самых крепких конструкциях располагались пулеметы и автоматчики. Начальником такого отряда был многократный чемпион СССР по парусу и буеру, заслуженный мастер спорта
Особый буерный отряд работал на Ладоге, на «Дороге жизни». Ледовая трасса длиной 35 км, проложенная в 16 км от линии фронта, полностью простреливалась как с берега, так и с воздуха. Образованные взрывами полыньи быстро затягивало тонкой ледяной корочкой и припудривало снегом, что делало их незаметными – головные грузовики и сани обозов проваливались; пока водители искали в сугробах и торосах объезд, колонны стояли, и по ним моментально пристреливались авиация и артиллерия немцев. Стали перед обозами пускать буера, экипажи которых размечали путь флажками и малозаметными с воздуха ацетиленовыми фонарями, и расставлять регулировщиков – потерь существенно поубавилось. Как только дорогу более или менее освоили, на буерах начали вывозить из Ленинграда больных женщин и детей – тех, кого в условиях блокады спасти было невозможно. Почти в каждом эвакуационном рейсе повторялась такая ситуация: когда отряд подходил к замаскированной на берегу базе и следовала команда выгружаться, женщины устраивали истерику, подозревая, что их с детьми завезли черт знает куда и собираются бросить на произвол судьбы. Измученные страхом люди отказывались верить, что из блокадного района до «большой земли» можно добраться за 20-30 минут – именно столько времени требовалось буерам, чтобы при хорошем ветре и отсутствии глубокого снега пройти 35 км простреливаемой насквозь ледовой дороги. В «детско-женских» рейсах ни один буер не был подбит или утоплен.
Рассказывает трехкратный олимпийский чемпион, один из известнейших яхтсменов мира Валентин Григорьевич Манкин. Единственный в мире яхтсмен, выигрывавший золотые олимпийские медали в трёх различных классах: Финн, Темпест и Звёздный.
Иван Матвеев. Кто из любителей парусного спорта не знал этого имени! Неоднократный чемпион страны, один из капитанов, водивший в далекие крейсерские плавания яхты. Их было несколько в тридцатые ленинградские годы. Матвеев командовал “Стахановцем”. В. Щепкин — “Ударником”. Был еще “Пионер”. Вот эти-то крейсеры и были мобилизованы летом 1941 года для борьбы с врагом. Лодка под парусом, неслышная, незаметная, могла пробраться туда, куда путь для катера был закрыт. Иван Матвеев был назначен помощником по строевой части командира базы обеспечения ПВО Невской губы. Служили яхтсмены и в отряде кораблей по охране водного режима города, который базировался в яхт-клубе “Водник”. Несли вахту у входа в фарватеры “Пионер” и “Ударник”. Две большие крейсерские яхты, пять “эмок” и несколько мелких катеров вошли в состав специального разведывательного отряда. Как бесшумные тени, проникали во вражеский тыл швертботы, вооруженные темными парусами. Даже всевидящий луч прожектора не мог рассмотреть их среди волн... (Отличный рассказ, излагающий воспоминания адмирала Пантелеева - Помню, как взволновал меня прочитанный где-то рассказ адмирала Ю.Я. Пантелеева, бывшего до войны тоже неплохим яхтсменом, о том, как он руководил высадкой десанта в начале октября грозного 1941 года. К району высадки нужно было добираться по сплошным мелям. Ни один корабль не смог бы их преодолеть. И тогда были мобилизованы яхтсмены, великолепно знающие родные места. Были собраны гребные шлюпки, мелкосидящие катера. И каждую группу десантников повел бывший спортсмен-парусник. Конечно же, одной из них командовал Иван Петрович Матвеев. Заслуженный мастер спорта и в тяжелые военные дни был там, где опаснее, где нужнее — впереди. Четырежды за несколько дней пришлось высаживать десант в тылу у фашистов. Боевое задание было выполнено. А сколько дней подряд, переодевшись рыбаком, нес разведывательную службу на старенькой “эмке” яхтенный капитан Михаил Федорович Егоров! Сначала ему нужно было добраться до места назначения — мыс Ристиниеми. Под черным парусом, надежно спрятав рацию, вышел в осеннюю ночь яхтсмен. И потом изо дня в день, прячась среди камней, наблюдал он за продвижением вражеских кораблей. И ни один, даже самый крохотный катер не остался незамеченным им. О каждом из них сообщал Егоров в штаб. И так до глубокой осени.
Пришла зима. Но парус продолжал верой и правдой служить борьбе с врагом. Вышли на лед буера. Два отряда — по 16 и 18 буеров в каждом — доставляли продовольствие и боеприпасы зимовавшим во льдах баржам ПВО, вывозили раненых, больных. Там, где тонкий лед не выдерживал даже лыжника, смело проносились со скоростью 80—100 километров в час буера. И снова Иван Матвеев был первым, вышедшим для разведки льда. Причем летел он на том самом буере, на котором в 1939 году установил всесоюзный рекорд скорости. Под руководством Матвеева целый отряд буеров ходил в разведку. По всем правилам морской тактики спортсмены пролетали, сквозь завесу вражеского огня и возвращались невредимыми, с ценными сведениями. Что бы ни затеял враг на льду под Ленинградом, это не оставалось тайной. Вездесущие буера успевали всюду. Они обнаруживали все, а потом также стремительно и напористо уничтожали самые хитрые ловушки... Иван Матвеев до 1956 года побеждал в чемпионатах страны, и в 1974 году новое поколение яхтсменов горячо поздравляло ветерана с 60-летием.
Так ныне-то все же как? - возникает естественный вопрос. Приведем несколько поддерживающих сдержанный оптимизм и волю к дальнейшей борьбе фактов и событий.
Новый яхт-клуб появится на Петровском острове. Под него, а также входящую в комплекс гостиницу отвели два участка — юго-восточнее Петровского пруда и западную часть небольшого безымянного острова, сообщает "Карповка". Наделы разделены протокой, через которую переброшен мост. Сегодня администрация Петербурга разрешила провести здесь изыскательские работы. Инвестором выступило ООО «Петровский альянс». Учредителем этой компании является ЗАО «Стремберг», которое реализует проект спортивно-развлекательного комплекса в парке имени 300-летия Санкт-Петербурга. Площадь застройки составит 40 тыс. кв. метров. Сегодня эту территорию занимает судостроительный завод «Спецтранс».
– это международная программа, в которой молодежь из разных стран строит исторические лодки, учатся ходить на них в море, участвует в крупнейших морских фестивалях, праздниках, гонках.
Проект - некоммерческая организация, созданная для молодежи. Здесь можно принять участие в строительстве, отправиться в море на одном из построенных кораблей. Это вызов, который принимают молодые люди. Белые паруса, дальние страны и они, посланники доброй воли Великой России!
В честь 300-летия парусника «Полтава» начинается строительство новой лодки.
Однако расслабляться рано. И еще, видимо, много якобы непонятного предстоит пережить, борьба нормы и аномалий продолжается.
Большинство яхт-клубов С.-Петербурга располагаются в Невской губе. Здесь находятся яхт-клубы «Морской», «Нева», С.-Петербургский речной яхт-клуб профсоюзов, яхт-клуб Кировского завода «Стрельна», яхт-клуб 81 СК ВМФ. 12 районов С.-Петербурга являются перспективными для размещения яхт-клубов. Не прекращается борьба вокруг С.-Петербургского речного яхт-клуба профсоюзов, который находится в Петроградском районе. Начиная с 1991 года, предпринимаются попытки освоить территорию стрелки Петровского острова, где расположен яхт-клуб. Пока они не увенчались успехом, однако интерес строителей к этой территории понятен. В настоящий момент ее площадь составляет порядка 44 га...
Нельзя оставить без внимания и океанскую яхту «Adventure», которую королевская семья Великобритании преподнесла Санкт-Петербургу по случаю 300-летнего юбилея Северной столицы России.
С момента получения «Adventure» уже немало воды утекло. Лаг яхты отсчитал не одну сотню морских миль. Практически каждый год яхтсмены получали приглашения из Англии для участия в самых различных совместных мероприятиях. Например, в 2005 году посланцев Российского ВМФ ждали в Портсмуте на праздновании 200-летия победы британского флота под командованием адмирала Нельсона в Трафальгарском сражении и на Международном морском фестивале. Еще планировалось посещение в Дармуте Королевского военно-морского колледжа «Британия» в связи с его столетним юбилеем. Но всегда находились «объективные» причины, возникающие, естественно, в самое последнее мгновение, которые мешали «Adventure» выйти в дальнее плавание. – В этом году, – продолжает Лев Ефременков, – опять есть надежда все же показать «Adventure» миру под российским флагом. В соответствии с планом Международного военно-морского сотрудничества на 2007 год наш экипаж приглашен командованием королевских ВМС с 29 августа по 2 сентября посетить Дартмут. Там пройдет морской парад и парусный фестиваль в честь Королевского военно-морского колледжа «Британия». Будут и другие мероприятия. Плавание должно завершиться в Ньюпорте. На бумаге, которую мне показал капитан яхты, есть резолюции самого высокого командования Военно-Морским Флотом о подготовке «Adventure» к походу. – Есть какие-то сомнения? – спрашиваю его. – Хочется верить, что все сложится, и мы сможем показать миру знаменитую яхту, а курсанты – получить морскую практику под парусами. Есть, конечно, скептики, которые удивляются, как на этой «скорлупке» размещаются 12 членов экипажа. И вообще сомневаются, что она – океанская.
Найти фото учебно-парусной яхты "Adventure" под парусом, как и сведения о ее экипаже не удалось. Однако известно, что она участвовала в соревнованиях 2009 года.
В регате The Tall Ships'Races-2009 приняли участие 19 российских судов — 3 парусника и 16 яхт. Санкт-Петербург представляли парусники "МИР" (Государственная морская академия им. С.О.Макарова) и "Юный Балтиец" (Клуб юных моряков "Юнга" Городского Дворца творчества юных), а также яхты 81 Спортивного клуба Ленинградской военно-морской базы ("Adventure", "Арго", "Былина", "Диана", "Юнга"), Санкт-Петербургского речного яхт-клуба профсоюзов ("Варяг", "Звезда", "Нева"), Санкт-Петербургского государственной университета водных коммуникаций ("Акела") и частные яхты ("Ариэль", "Витязь", "Елена", "Ника", "Петр I", "Русь").
Маршрут регаты TSR-2009: Гдыня, Польша - 2-5 июля Санкт-Петербург, Россия — 11-14 июля Турку, Финляндия - 23-26 июля Клайпеда, Литва - 31 июля — 3 августа
Итак, чем же закончить наши "что было, что есть, что будет"? "Все проходит, и это пройдет"? Нет, не все. Не проходит, надеемся, не пройдет то, чем заслуженно гордятся. Заслуги наших предков. А то, что вызывает сожаление и тревогу, - требует заботы и борьбы. "Чиновникам", "перестройщикам", безответственным бизнесменам, так называемым "эффективным менеджерам" всех мастей можно и нужно противопоставлять свою волю, объединяя ее с волей других, тех, кому также противны и неприемлемы принципы рынка (прибыли) в качестве универсальных критериев и ориентиров. Как выразился Юрий Поляков: "Насаждаемая идея самоокупаемости культуры — такая же нелепость, как самоокучиваемость картошки". Тот, кто пытается оспаривать эту очевидную социальную истину, губит будущее наших детей и внуков, будущее флота, Отчизны. Так что вывод и выход один, поступать так, как автор статьи, С.В.Апрелев, содействовать развитию "гражданского общества", общества ответственных патриотов. Только оно способно на самоорганизацию и самозащиту от "дикостей" власти. Значит, вести непрерывную и планомерную работу по доведению до читателей сведений о делах былых и о творящейся на наших глазах истории, разоблачать лживость и непрофессионализм, корысть и мелкотравчатость прохиндеев и мошенников всех мастей и званий.
Ранее рекомендованный нами писатель и публицист Юрий Поляков, ссылаясь на морского офицера Владимира Даля и его "Толковый словарь", заметил, критики и политики делятся на «алармистов», суетливых и безответственных крикунов, и «заботников». Алармистов просим не беспокоиться, а заботников - продолжать и успешно вершить их добрые дела.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
