— Что я позову ? — Зови! Сядешь еще лет на десять в тюрьму за укрывательство человека из «свободного мира»! — А если я все же их позову? — Тогда я забуду, что ты мой брат, Яанус. — Узнаю Яака! Помню, как ты на заборе повесил собаку. Из отцовского ружья перестрелял кошек во всем Кивиранде. Ты всегда был, Яак, живодером. — Помолчи. — Может быть, ты из тех, о которых нынче пишут в газетах? Из тех, кто были убийцами в Калеви-Лийва? — Молчи, я тебе говорю! — Хорошо. Помолчим и послушаем, что происходит за окнами. По окну скользнул луч прожектора. Яак прижался к стене, боясь, что прожектор нащупает его. — Если бы ты был здоров, — примирительно сказал Яак, — я бы, пожалуй, тебя взял с собой. — В свой мир приглашаешь? — Да.
: С самого 1945 года США не прекращали считать себя лидером «свободного мира». Однако сейчас администрация Обамы сталкивается с неожиданным и неприятным развитием событий в глобальной политике...
— Мне и здесь хорошо. Без тебя, без зла, которое у тебя под жилеткой. Уходи из моего дома. — Куда? — В лес. Там твои друзья — волки. — Я останусь. — Уйдешь. — Ты же видишь — шарит прожектор, — оглянулся Яак на окно. — Я уйду через час, через два. Ты меня никогда не увидишь. Наша мать... — Не вспоминай ее, Яак. — И отец... — Не трогай отца.
— Ну тогда вот что... — звериный блеск появился в глазах человека из «». — Если ты пикнешь, Яанус... — Ты повесишь меня, как повесил собаку? Боюсь, что не справишься. Во мне девяносто восемь кило чистого веса. От сидячей жизни. Иди лучше спать. Да не проспи смотри: утром придет прибирать девчонка. Увидит, что появился чужак, мигом побежит на заставу. Нынче молодежь прыткая и догадливая. Ты не забыл, как пройти на чердак? Там стоят с лета койки, на них спали дачники. Но чтобы утром духу твоего не было — слышишь? Пришелец оценивающе оглядывает комнату, неподвижно сидящего Желчного Старика, интересуется озабоченно: — У тебя всегда по ночам горит лампа? — Всегда. — В этом не заподозрят ничего необычного? — Нет. Яак успокаивается: — Ладно, Яанус. Лучше нам расстаться друзьями. Если кто-нибудь все же зайдет и спросит... — Я скажу, что я один во всем доме. Ты все же мне брат... — Родная кровь... — Родная кровь. Иди отдыхай.
— А ты? — Я отдыхаю в своем «кикитоле». Много мыслей приходит мне в голову в бессонные ночи. Спи. Дверь скрипит. Слышно, как гость поднимается по лестнице. На полу остаются две лужицы — следы его ног. Яанус погружается в думы. Яак ушел из Эстонии в Швецию во время войны... сказал, что не хочет жить с гитлеровцами... а вернулся от новых гитлеровцев, из Западного Берлина. Круг завершился. Яак в четырнадцать лет чуть не зарезал отца. В шестнадцать — бил мать. Родная кровь. Старший брат. Зачем он пришел? Убивать? Взрывать? Так же, как задержанные в прошлом году диверсанты? Пограничники их поймали на берегу, вот тут, рядом, чуть не под самыми окнами. Яак — эстонец? Нет, не эстонец. Он — враг, и да будет проклят эстонец, ему давший приют! Луч прожектора снова скользит за окнами, бежит по бушующим черным волнам. Море уже почти под самыми окнами. Пограничники обычно не заходят в дома, когда кого-нибудь ищут; они знают наперечет всех обитателей Кивиранда и убеждены, что ни один из них не даст приюта врагу. Они ищут нарушителей границы в густом лесу, среди бушующих сосен, на берегу, за огромными валунами. А этого, что скрывается там, наверху? Где его поймают? Яанус Хаас смотрит на трепещущий огонек. Рука его медленно тянется к лампе. Руки у него сильные, не то что ноги. Желчный Старик, размахнувшись, со всей силой швыряет лампу под дверь, прикрывающую ход на чердак.
3
С колокольни старенькой кирки разносится по поселку тревожный набат. Дом Хааса пылает, как костер в Иванову ночь. Яануса, почти задохшегося от дыма, вытаскивают соседи и пограничники. За горящим домом, в кустах можжевельника, находят человека со сломанной ногой. Соседи узнают в нем исчезнувшего в годы оккупации Яака.
4
Светает. Шторм продолжается. Желто-бурые волны набрасываются на берег, разбиваются, оставляют клочья злобной пены; на середине бухты, словно отделенные чертой, бегут зеленые волны с белыми гребешками. Где-то в густом можжевельнике скрывается загнанный враг. Ему не уйти, это ясно. Он расстрелял все патроны и потому молчит. — Сдавайтесь! — командует Аистов. — Вы окружены. Мудрый без команды, чего с ним никогда не бывало, стремительно ныряет в кусты. Сдавленный крик. Короткая вспышка взрыва освещает напряженные лица. «Граната»,— определяет Николай Николаевич. — Мудрый! — зовет он. Молчание. Пограничники раздвигают густые черные заросли. При свете фонариков они видят обезображенный труп и рядом — спасшего их Мудрого. Мудрый с вырванным лбом лежит на боку, еще вздрагивая... Почему мы не ставим памятников четвероногим героям?
Памятники служебным (пограничным, военным, розыскным) собакам установлены во многих городах мира. .
5
Невесело в море в дозоре в темную ночь. В лицо Беспощадному дует ветер, дождь сечет щеки, корабль то ныряет в белую пену, то накрывается черной волной. Беспощадный смотрит туда, где прожекторы выхватывают участки клокочущего моря. В такой шторм трудно работать гидроакустикам, не говоря уж о мотористах. Вот и дождался Борис Арефьевич настоящего испытания — не учения, не игры со своей же подводной лодкой. Недавно ТАСС оповестил на весь мир: «...За последний период времени имело место ряд нарушений морской государственной границы Союза ССР иностранными подводными лодками. При этом иностранные подводные лодки входили в советские территориальные воды в подводном положении, производили маневрирования и вели наблюдения с целью разведки... ...В связи с этим правительством Союза ССР даны инструкции Министерству обороны СССР впредь при обнаружении в советских территориальных водах иностранных подводных лодок, нарушивших государственную границу Союза ССР и находящихся в подводном положении, — принимать меры к уничтожению нарушителя».
И вот пограничники сообщили по радио, что предполагают у наших берегов . Беспощадный злится: — Жаль, нет Сапетова, я отпустил его на неделю, а он, сукин сын, опоздал! Кораблев доносит: «Эхо... пеленг... дистанция... курс...» Беспощадный знает, что короткие доклады акустика превращаются на кальке у штурмана в прокладку курса подводной лодки. «...тон — эхо — слегка выше... выше... много выше...» (значит, лодка делает поворот). Кораблев держит лодку! «Море не космос, лодка не ракета, никуда не денется, — сострил как-то Сапетов. Я выйду в атаку. Потоплю!» Но почему замолчал Кораблев? — Кораблев! Почему молчите? Докладывайте. Беспощадный понял, что Кораблев упустил лодку. Она уходит... В эту темную ночь лодка приходила не зря: она или высадила лазутчиков или производила разведку. — Кораблев! Почему замолчали?
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
В приведенных двух донесениях Военного совета КБФ обращает на себя внимание ожидание им скорого перелома в войне. Военный совет СЗН, со своей стороны, также донес наркому обороны И.В.Сталину о тяжелом положении Таллина и просил у него подкреплений и указаний. 14.08, после доклада И.В.Сталину, нарком ВМФ сообщил Военному совету КБФ: «Переброска частей с Ханко признана неправильной, предложено обеспечить запасы продовольствия и боеприпасов и драться» [док. № 218]. Вслед за ответом наркома последовали две директивы Военного совета СЗН. Первая содержала приказ объединить командование всеми сухопутными силами, оборонявшими Таллин, в руках командира 10-го ск, для чего корпус передавался в оперативное подчинение Военному совету КБФ (хотя Военный совет КБФ просил, как указывалось выше, подчинить корпус фронту), а его командир наделялся правами заместителя командующего флотом по сухопутной части. Вторая директива требовала: «Таллии безусловно оборонять всеми силами и средствами. Решается вопрос о переброске Таллин подкреплений... Пересмотреть все подразделения БО, зенитной артиллерии, базы, службы, аэродромы, не считаясь штатами, выделить всех, без кого можно обойтись. Сформировать из выделенных части и придать их на усиление сухопутной обороны» [док. № 222]. 17.08 Военный совет СЗН принял решение: «Для усиления частей сухопутной обороны Таллина сформировать 5-ю бригаду морской пехоты... Формирование закончить к 21 августа, после чего бригаду перебросить в Таллин» [док. № 235]. 19.08 вечером противник начал артиллерийскую подготовку штурма Таллина, а с утра 20.08 силами 42-го ак приступил к штурму столицы Эстонской ССР. Таким образом, 19 августа 1941 г. начался третий, последний, этап Таллинской оборонительной операции. ГБ КБФ штурмовали 254-я пд, 61-я пд, 217-я пд и полковая ударная группа 291-й пд. Будет, наверное, интересно знать, что первые три дивизии — участницы взятия портовых городов Гдыня в Польше в 1939 г. и Дюнкерк во Франции в 1940 г. Таллин защищали войска и силы с органами их управления и частями обеспечения, показанные в табл. 1, 2, 3 и 4.
Таблица 1. Боевой и численный состав войск, оборонявших район Таллин - Палдиски (по состоянию на 20.08.1941 г.)
Примечание: В эту таблицу не включен 46-й острб (1100 чел.). Он находился на о. Осмуссаар, 26.08 был перевезен с него в Палдиски, а 28.08 отправлен оттуда в ВМБ Ханко. Источники: АОЦВМА:Ф. 6. Д. 870.Л. 96;Д. 877.Л. 123;Д. 883.Л. 11;Д. 883.Л. 11. Д. 885.Л. 60-62; Ф. 9. Д. 651. Л. 133-135; Д. 1293. Л. 121, 443; Д. 8788. Л. 9-12, 40-41, 45-47; Ф.43.Д. 21618. Л. 1-13; Ф. 44. Д. 1329. Л. 20; Ф. 46. Д. 805. Л. 630-632; Ф. 122. Д. 36544. Л. 11, 16; ЦА МО: Ф. 217. Он. 1221. Д. 226. Л. 90-96,112-144; Ф. 344. Он. 5554. Д. 72. Л. 342; Д. 87. Л. 71; РГВА: Ф. 32904. Он. 1с. Д. 79. Л. 23-44; Ф. 38650. Он. 1. Д. 605. Л. 9.
Таблица 2. Части и подразделения КБФ, действовавшие на сухопутном фронте обороны района Таллин — Палдиски в непосредственном соприкосновении с противником
Примечания: 1. Во избежание двойного учета штатных частей, вошедших в состав нештатных, в таблице не показаны: а) опрожб ПВО ГБ и 47-й острб, вошедшие в состав стрелкового полка; б) пулр и прожр 5-го пза и пулр и прожр 202-го озенадн, обе БО ГБ, 153-й мер, 6-я эждр, 9-я ждр, 52-й и 91-й острб, вошедшие в состав стрелкового полка БО ГБ; в) части и подразделения тыла, гидрографической службы, 10, 28 и 256-й авиабаз, 28-го и 256-го батальонов связи 10-й абр и некоторых других органов обеспечения, вошедшие в различные нештатные части; г) отряд полковника Костикова, подразделения которого в ходе обороны Таллина влились в состав различных частей: штатных, нештатных и народного ополчения. 2. Моторизованная рота 3-го отдела КБФ, состоявшая из штатного взвода, дополненного курсантами ВВМУ им. М. В. Фрунзе, показана только взводом; курсанты показаны в отряде курсантов. Источники: АО ЦВМА: Ф. 2. Д. 20249. Л. 375; Ф. 9. Д. 1293. Л. 121, 443; Ф. 97. Д. 34045. Л. 23; ЦА МО: Ф. 217. Оп. 1221. Д. 226. Л. 90-96 [библ. № 102, 241].
Таблица 3. Состав артиллерии войск и сил, оборонявших район Таллин - Палдиски (по состоянию на 20.08.1941 г.)
Примечания: 1. В таблице учтена вся артиллерия, предназначенная для стрельбы по наземным, воздушным и морским целям. Из таблицы следует, что 80% артиллерии, участвовавшей в обороне Таллина, составляла артиллерия КБФ. Около 45% артиллерии БО ГБ, около 80% артиллерии ПВО ГБ и кораблей, 100% артиллерии 10-го ск и частей обороны ГБ применялись против наземного противника. Всего 404 орудия, в том числе 305 орудий КБФ (75%). Количество артиллерии 10-го ск и КБФ, действовавшей непосредственно в боевых порядках войск, соотносилось как 1:1,5. 2. В таблицу не вошли 12100-мм (102-мм), более 16076-мм, 45-мм и 37-мм орудий ПЛ, БТЩ, СКА, мобилизованных СКР и ТТЩ, а также ВСУ и ТР, не участвовавших в огневой поддержке войск. Они частично участвовали в ПВО ГБ, но их состав постоянно менялся.
Таблица 4. Состав авиации КБФ в районе Таллин — Палдиски (по состоянию на 0.00 20.08.1941 г.)
Примечания: 1. 10-й ск своей авиации не имел. 2. Самолеты Ар-2, СБ и МиГ-3 были отозваны из Таллина 23.08.1941 г. и вошли в состав авиагруппы, переданной в оперативное подчинение командующему ВВС Ленфронта. 3. В таблицу не вошли 8 самолетов И-153 из состава 12-й окиаэ с о. Эзель, которые 20.08 находились в Таллине, а 27.08 убыли на о. Эзель. Источник: АО ЦВМА. Ф. 46. Д. 789. Л. 92. 21.08 Военный совет СЗН во изменение своего решения от 17.08 приказывает: «Пятую морскую бригаду временно передать в состав Ижорского укрепленного района КВМБ для занятия Ковашинской позиции» (от названия реки Коваши. - Р. 3.)» [док. № 244]. Это был сильный удар по надеждам командования КБФ на получение подкреплений и его намерениям удержать Таллин. Но Военный совет КБФ, отлично понимая сложность положения Ленинграда, с потерей которого западной группировке флота просто некуда было бы возвращаться, обращается к Верховному главнокомандующему (ВГК) и главкому войсками СЗН с предложением об «организации наступления района Таллин, сохранив в нем неболъш. гарнизон соединенными силами гарнизонов Ханко - о-ва Эзелъ - о-ва Даго 10 ск, что в общем даст 45-50 тысяч человек при трех полках артиллерии, плюс морские бригады дадут 10-12 тыс. Гарнизоны Эзелъ, Даго можно перебросить немедленно, с Ханко перевозка займет 4-5 дней» [док. № 245]. Военный совет СЗН попросил наркома ВМФ высказать свое мнение о предложении КБФ, сообщив ему, что сам «считает в данный момент сворачивание Ханко, островов, Таллина нецелесообразным, несмотря на тяжелое положение в районе Ленинграда» [док. № 246]. Нарком ВМФ согласился с мнением Военного совета СЗН, добавив, что у защитников Таллина «наступательной силы нет, а держаться в укрепленных местах могут» [док. 248].
22.08 нарком ВМФ доложил И. В. Сталину согласованные с Военным советом СЗН соображения по поводу предложения КБФ организовать наступление из района Таллина, а затем сообщил военным советам СЗН и КБФ решение ВГК: «Постановка этого вопроса преждевременна» [док. 254]. В ответ на эту радиограмму Военный совет КБФ доложил наркому ВМФ: «Наше предложение у же опоздало плацдарм для развертывания отсутствует» [док. № 255]. Через несколько лет после окончания Великой Отечественной войны адмирал В. Ф. Трибуц, вспоминая это событие, говорил: «Время показало, что такая постановка вопроса, по-моему, была не преждевременной, а скорее запоздалой и недостаточно настойчивой» [библ. № 101]. Примечательно, что в этот же день Гитлер дает указание главнокомандующему сухопутными войсками о необходимости при продолжении операций на советско-германском фронте «учесть моменты, имеющие значение для Германии вследствие ее собственного положения: а) возможно быстрое занятие Прибалтики с целью обеспечения Германии от ударов русской авиации и военно-морского флота из этих районов...» [док. № 257]. Совпадение по времени этих решений и указаний советского и германского руководителей, конечно, было случайным. Но оно натолкнуло на мысль о том, что отказ принять предложение Военного совета КБФ о сосредоточении в Таллине всех наземных сил флота, оказавшихся в тылу врага, был вызван не столько опасением прорыва крупных кораблей германского флота в Финский залив, сколько стремлением Верховного главнокомандующего не просто продолжать, а усилить авиационные удары по Берлину с острова Эзель. На правомерность такой мысли указывает и ряд других фактов. Так, вечером 22.08 у И.В.Сталина на докладе были одновременно нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов, командующий ВВС Красной армии П.Ф.Жигарев, начальник Управления ВВС ВМФ С.Ф.Жаворонков и летчик-испытатель В.К.Коккинаки. Состав военных руководителей, принятых Верховным главнокомандующим, позволяет предполагать, что речь шла о бомбардировках Берлина [библ. № 255].
Начальник управления ВВС ВМФ С.Ф.Жаворонков
В помощь вдумчивому читателю. Приложения к книге Р.А.Зубков «Таллинский прорыв Краснознаменного Балтийского флота (август - сентябрь 1941 г.)»
Буря ломится в окна, стучится в двери, ломает деревья, с корнем вырывает кусты. Море заливает берег, выбрасывает камни в прибрежные сады. Плохо рыбакам, задержавшимся в море. Невесело и морякам, несущим дозор. Мигающий глаз маяка предупреждает о подводных камнях, об островках, почти скрытых морем... Прожектор разрезает тьму зеленоватым ножом, щупает бурлящую черную воду, метущийся лес, узкую полосу потемневшего прибрежного песка — не воспользовался ли враг ?..
Никого нет на улицах Кивиранда. Нет и огней в домах. По кромке берега, заливаемого волной, идут в капюшонах солдаты... Перед ними почти плывет Гром; его глаза светятся зеленым огнем, как два карманных фонарика. Николаю Николаевичу Аистову снится Сочи. В прошлом году он там был в отпуске вместе с Верой и детьми. Они лежали на раскаленном пляже у Ривьеры; детишки ползали по гальке, как крабики. У мола стоял теплоход; прокопченный солнцем мальчишка продавал букет роз, и Николай купил его Вере. Она закрыла цветы мокрым полотенцем, чтобы солнце их не сожгло. «Теперь нам надо скорей уходить, они завянут», — всполошилась жена. Теплоход подает гудки: один, другой, третий. Николай Николаевич просыпается. У изголовья гудит зуммер: один гудок, другой, третий. Мудрый поднял голову. Аистов берет трубку: «Иду!» Одевается. Вера проснулась; — На границу, Николаша? — Да. Спи. Горожане, приезжающие в Кивиранд на лето, часто посмеиваются: «Капитан ушел на границу? Тоже мне граница: пляж». Николай Николаевич знает, что такое граница, даже если днем на ней белеют телеса дачниц. Мудрый сидит у двери, взгляд его умоляющ: «Возьми». Трудно псу жить в отставке. Он хочет работать, он служил много лет. — Идем, — говорит Аистов. Только два коротких удара хвостом говорят о той радости, которую переживает Мудрый. Хозяин идет на границу, пес — с ним. Неважно, что молодой, необстрелянный Гром уже там... И для Мудрого хватит работы. — Шторм-то какой, Николаша. — Ничего, Верочка. Спи.
Капитан знает, где его ждут. Он идет с трудом, борясь с ветром. Дождь хлещет в лицо. Несколько раз он встречает темные мокрые фигуры в плащах с капюшонами, обменивается короткими фразами. Вся застава уже поднята и действует как хорошо слаженный механизм. Ночь темна. Только луч прожектора с дальнего мыса обшаривает берег и лес. Подходящая ночка для высадки! Хозяин и пес идут по мосткам, приподнятым над берегом. Их заливает волна. Справа — лес, слева — море, в море и на берегу — валуны. Невеселое место, когда знаешь, что в кромешной тьме скрывается враг. Аистову уже доложили шепотом: один ушел в море, не высадился, второй скрылся, третий — где-то неподалеку, ранен, слышали стон. Но и он ранил сержанта Сережина в руку. Мудрый обнюхивает мокрого Грома. Тот зарычал бы, да усвоил: на границе надо действовать молча...
2
Яанус Хаас страдает бессонницей. Он засыпает обычно только под утро; на столе стоит лампа под белым фарфоровым абажуром. Хаас в своем кресле-качалке читает — в который раз! — о веселых проказах озорника Тоотса. Здорово выдумано! Хотя люди и говорят, что Тоотс вовсе не выдуман Оскаром Лутсом и что до сих пор где-то живет вдова Тоотса — ей семьдесят лет. Или больше.
А недавно Хаас перечитал всего Тамсааре. Хорошо старики писали! Нынешние — пожиже. Хотя кое-чего достигают: один о рыбаках здорово пишет, другой о плавании в Антарктику написал — со знанием дела, тут уж Хааса не проведешь! Отложив книгу, он смотрит на трепещущий огонек. За окнами — шторм. Когда-то и он в такие ночи не задумываясь выходил в море. Теперь только слушает его неумолчный гул. Хаас поднимает руку и наблюдает, как по стене движется уродливая черная тень. Бесшумно открывается дверь (в Кивиранде нет воров, и двери не запираются на замки даже ночью). Кого, интересно знать, принесло в три часа осенней штормовой ночи? Если кто-нибудь заболел, то не Яанус же поможет беде: сам беспомощен. — Ты один, Яанус? — спрашивает ночной гость. — Я-то один, а ты — кто? — Не узнал? — Нет. — Значит, я здорово изменился? Теперь Яанус Хаас видит лицо посетителя.
— Да, здорово тебя жизнь , Яак. Он не испытывает удивления, хотя и не видел брата почти двадцать лет. Годы — скверная штука! Разве Яак был таким? За нынешним Яаком не только девчонки — не побегут и старые вдовы: лицо дряблое, волосы вылезли, в глазах какая-то пустота. — Ты откуда свалился, Яак? С того света? — В доме никого нет? — Я же сказал: я один. — Что ты живешь здесь один — мне известно. — Ах, известно? Так почему же ты спрашиваешь? И зачем ты явился? — Приехал тебя навестить. — Откуда? — Из Таллина. — Из Таллина? Ты двадцать лет жил, значит, в Таллине и раньше никак не собрался? На чем ты приехал? Разве ночью приходит автобус? Или, может быть, ты на персональной машине? — Оказией.
Ты и в детстве , Яак. — Я не лгу. — Лжешь. Что тебе нужно? — Поговорим утром. Я хочу спать, я устал. Я посплю там, наверху. Ладно? — У меня не ночлежный дом. — Яанус, Яанус! Разве так встречают родного брата? — У меня его нет. — Как нет? — Он умер. — Ты же видишь, я жив. —— Нет. Ты — мертв. — Да ты что — сумасшедший?
— Я, к сожалению, болен и не могу тебя вышвырнуть . Ты говоришь, приехал из Таллина? Лжешь. — Пусть так. Не из Таллина. Если хочешь знать, я пришел из «свободного мира». — То-то у меня в доме так скверно запахло! — Чем? — Падалью. —— Это ты гниешь заживо, Яанус. Встреть я тебя на улице в Таллине — я бы тебя не узнал. Не на пользу тебе пошли эти годы. Из них восемь в Сибири, не так ли? — Это была ошибка. — Твоя? — Нет. Тех, кто немало зла натворил. — А-а, понимаю. Русские? — Русские тут ни при чем. — Тогда Советская власть? — Советская власть освободила меня. Ты видишь — я дома. — В нашем доме... — В моем доме, Яак.. Твой дом в твоем... дурно пахнущем мире. Где он? — В Берлине. — В Западном, разумеется? — Да.
— И ты прямым рейсом оттуда? — Почти. — И надеешься вернуться обратно? — Разумеется. — И скоро? — Когда закончу дела. — Ты что же, свалился в Кивиранд с воздуха или вылез из моря? И тебя еще не заметили? Убежден, Яак, овчарки идут по твоим следам. Ага! Оглянулся на дверь? Сдают нервы? Кстати, что ты делал двадцать лет в твоем мире? Точил нож и учился стрелять? — Я — эстонец. — Бывший эстонец! — Я пойду спать.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Тем временем радисты под командой старшины группы Е.А.Рыбина исправили радиопередатчик, и в адрес командующего Северным флотом была отправлена радиограмма: «Подорвался на мине, хода не имею, погружаться не могу, место...» К утру получили две радиограммы от командующего Северным флотом. В них говорилось, что на помощь направлена находящаяся ближе всех подводная лодка «К-22», и следовало конкретное приказание: «В случае невозможности спасти лодку спасайте людей, лодку уничтожьте». Когда ветер стих, парус убрали, а лодку притопили, заполнив частично цистерны главного балласта. В отсеках шла обычная повседневная работа. Личный состав приводил в порядок механизмы, пополнялся запас воздуха высокого давления, шла зарядка аккумуляторной батареи. Тем временем «К-22» спешила на помощь. Командира лодки капитана 2-го ранга В.Н.Котельникова беспокоила судьба экипажа «Щ-421». К тому же на ней были хорошие друзья. С Видяевым он ходил в свою бытность командиром «Д-3» спасать папанинцев, а с И.А.Колышкиным его связывала давняя совместная служба на Севере. С тревогой он перечитывал радиограмму командующего Северным флотом: «Командиру. Подводная лодка «Щ-421» подорвалась на мине, хода не имеет. Оказать помощь. В случае невозможности спасти лодку снять людей, а лодку уничтожить. Координаты «Щ-421»: широта... долгота... Комфлот». Когда штурман нанес на карту место подорвавшейся лодки, оказалось, что она совсем близко от мыса, на котором находится наблюдательный пост фашистов, а течение в этом районе должно нести лодку прямо на берег. Это и беспокоило Котельникова. «Щ-421» все ближе и ближе несло к вражескому берегу. Оценив обстановку, командир и комдив решили в случае необходимости взорвать лодку, но не дать врагу захватить ее. Экипаж поддержал это решение. Лодку подготовили к взрыву, произвели приборку, навели чистоту на механизмах. Показался берег. Видяев приказал приготовить все оружие на случай схватки с врагом, и в этот момент вахтенный офицер доложил, что видит на горизонте силуэт подводной лодки. Котельников подошел вовремя. Волнение моря заметно усилилось. Четыре попытки взять «Щ-421» на буксир не дали положительных результатов: буксирные концы лопались.
Начали готовить якорь-цепь для буксировки, но в этот момент появился немецкий самолет-разведчик. Ветер разогнал снежную мглу, и видимость стала полной. Оставаться в надводном положении двум уже обнаруженным подводным лодкам становилось небезопасно. Тогда Котельников от имени командующего Северным флотом отдал приказание перейти к нему на борт всему экипажу «Щ-421». Тяжела минута расставания с родным кораблем, и счастлив тот моряк, кого минула эта горькая чаша. Члены экипажа «Щ-421» надели все свои ордена и медали и начали переходить на «К-22» через вываленные ею носовые горизонтальные рули. Командир должен покинуть корабль последним. Так гласят корабельный устав и древняя флотская традиция... Покинуть корабль, на котором добыл первую победу! Можно представить, как переживал Федор Алексеевич Видяев... «Мы с Видяевым обошли все отсеки, убедились, что никого на «щуке» не осталось, — вспоминает И.А.Колышкин. — Поднялись на мостик и остановились у просоленного морской водой, обтрепанного штормовыми ветрами корабельного флага. Наступила горькая, тяжелая минута молчаливого прощания с родным кораблем. Из оцепенения нас вывел усиленный мегафоном голос Котельникова: «Иван Александрович, поторопитесь, а то погубим оба экипажа». Это было разумное напоминание. Я глянул на Видяева, прижавшегося к флагу со слезами на глазах. «Пошли, Федор Алексеевич!» Сначала я, потом Видяев (обязанность и право командира покинуть корабль последним!) перешли на «двадцать вторую». Тут я заметил уголок Военно-Морского флага, выглядывающий из его кармана. Перехватив мой взгляд, Федор, как бы оправдываясь, сказал: «Это я тот, что поновее, на память взял. А старый вон он, поднятым остался». Я молча пожал Феде руку. Молодец! Он и в самом большом горе, какое только может постичь командира корабля, держался, как надо. ...Из кормового аппарата «К-22» вырвалась торпеда и прочертила по воде быструю дорожку. Мы сняли шапки. Громыхнул взрыв, в воздух взметнулся столб воды, окутанный черным дымом. Когда секунд через десять он осел, на поверхности ничего не было. Так окончила свой славный боевой путь Краснознаменная «Щ-421», даже не успев получить заслуженного ею орденского флага».
Войдя в Екатерининскую гавань, «» дважды отсалютовала из носового орудия в честь своих, побед, а затем были подняты позывные «Щ-421» и еще один салютный выстрел возвестил о последней победе погибшей подводной лодки. Горечью и печалью, ненавистью к врагу и желанием отомстить были переполнены слова доклада Видяева командующему Северным флотом вице-адмиралу А.Г.Головко о последних минутах «Щ-421». «Ничего, командир, — тепло сказал Головко, — война. Вы вели себя в эти трагические минуты с достоинством, как подобает советскому командиру. А отомстить проклятому врагу вы еще успеете». Друзья, как могли, ободряли Федора, но это еще больше растравляло его душевную рану. Товарищи один за другим уходили в море, и Федор подолгу стоял на пирсе, мысленно желая им успеха в трудных боевых походах. Он рвался в море, хотел встретиться с врагом, отомстить ему за свою лодку, за горе, которое враг принес на нашу родную землю. По-прежнему болело сердце за семью. Что с женой и сыном, как там они, в холодном блокадном Ленинграде? Писем нет. Сам Федор пишет часто. «Может, дойдет», — думает он, вкладывая в письмо свою фотографию. На обороте фотографии слова к сыну: «На память моему любимому сыну Котику. Помни, что нет ничего дороже Родины. Будешь большим — защищай свою Родину и всю свою жизнь свяжи с этим именем. 10 мая 1942 года. Северный флот. Дни Отечественной войны». В июле капитан-лейтенант Ф. А.Видяев получил назначение командиром подводной лодки «Щ-422», судьба которой, прямо скажем, была не из лучших. Хотя на счету экипажа было четыре потопленных вражеских корабля, но в последнем боевом походе разыгралась неприятная история, в результате которой командира лодки А.К.Малышева отстранили от должности... Этот тяжелый и редчайший на флоте случай лег тяжелым пятном на экипаж. О настроении подводников и говорить не приходится.
Бюст командира бригады подводных лодок Северного флота Героя Советского Союза И.А.Колышкина
В первый поход на «Щ-422» капитан-лейтенант Ф.А.Видяев снова вышел с командиром 3-го дивизиона подводных лодок Героем Советского Союза капитаном 2-го ранга Иваном Александровичем Колышкиным. За двадцать суток боевого похода встретиться с кораблями противника не удалось. Зато самолеты надоели изрядно. Новый командир знакомился с экипажем, экипаж знакомился с новым командиром. Подводники к концу похода прониклись к нему доверием. А доверие к командиру — ключ к успехам экипажа. О многом переговорил за поход Федор Алексеевич с подводниками, советовался с комиссаром лодки старшим политруком А.Е.Табенкиным. В итоге пришел к выводу: экипаж хороший, а поднять дух людей надо в боях, победами. Командир дивизиона капитан 2-го ранга И.А.Колышкин доложил командованию, что Ф.А.Видяев — вполне подготовленный командир, и в свой следующий августовский поход Федор Алексеевич вышел самостоятельно. 23 августа в районе мыса Кибергнес в ночной дымке обнаружили конвой в составе двух транспортов и пяти кораблей охранения. Командир решил атаковать головной, наиболее крупный транспорт. Подводники быстро заняли места по боевой тревоге. Произведя расчеты, Видяев лег на боевой курс, но когда до залпа остались считанные секунды, неожиданно заклинило кормовые горизонтальные рули, и лодка пошла на глубину. Лишенный возможности наблюдать, Видяев решил атаковать исходя из своих расчетов. Боцман мичман Н.Д.Завьялов сумел носовыми горизонтальными рулями выровнять лодку, и командир подал команду торпедистам в первый отсек. Три взрыва оповестили подводников о точности расчетов командира и мастерстве торпедистов. Транспорт в 4000 тонн затонул, а второй получил повреждения. Атака была так стремительна, что гитлеровцы даже не организовали преследование.
28 августа обнаружили два в охранении четырех кораблей. С короткой дистанции Видяев атаковал противника. Тяжело груженный фашистский транспорт в 6000 тонн водоизмещением, получив в борт три торпеды, быстро затонул. Корабли охранения бросились бомбить подводную лодку. Видяев начал маневрировать, уходя от преследования. Снова заело кормовые горизонтальные рули. Мичман Завьялов перешел на ручное управление кормовыми горизонтальными рулями. Это довольно-таки простое устройство требует большого физического напряжения. А если еще учесть, что с каждым часом становилось все труднее и труднее дышать в давно невентилируемом отсеке, то будет понятно, каких усилий потребовала от боцмана его многочасовая вахта. Оценив обстановку, Видяев решил уходить под прикрытие своих береговых батарей на полуострове Рыбачий. 177 глубинных бомб сбросили разъяренные преследователи, но лодка успешно оторвалась. Когда преследование окончилось, в лодке начали устранять полученные повреждения, приводить оружие и технику в порядок. Видяев пошел по отсекам. Прежде всего прошел к торпедистам. Крепко пожав руки лейтенантам В.С.Капиносу и А.В.Мамотину, старшине 2-го статьи А.П.Наседкину и матросу К.С.Кулькову, Видяев взволнованно проговорил: «Спасибо, торпедисты! Атака была скоротечной, и успех ее во многом обеспечили вы. Спасибо!» В базе знали, что «Щ-422» подверглась ожесточенному преследованию, и сильно волновались. Когда из-за мыса целой и невредимой показалась видяевская лодка, а затем, красиво развернувшись в бухте, отсалютовала двумя выстрелами, все радостно заговорили, заулыбались. Североморцы успели полюбить молодого скромного командира, от души радовались первому самостоятельному успеху Федора Видяева. Лодка быстро ошвартовалась, и Видяев, сойдя на пирс, четко доложил вице-адмиралу А. Г. Головко: «Товарищ командующий флотом! Подводная лодка «Щ-422» вернулась из похода. Задание выполнено. Материальная часть в порядке. Самочувствие личного состава отличное. Потоплено два транспорта противника в четыре и шесть тысяч тонн». Командующий флотом сердечно поздравил Федора Алексеевича с первой самостоятельной победой. Вернувшихся из боевого похода подводников обступили друзья. Первыми подошли поздравить Федора его учителя — Герои Советского Союза И.А.Колышкин и Н.А.Лунин. Сам Лунин только накануне вернулся из боевого похода, потопив фашистский минный заградитель и два сторожевых корабля. «Поздравляю, Федор Алексеевич», — крепко пожимая руку, проговорил Лунин. А затем, обращаясь к окружающим, весело добавил: — Да он этак скоро своего батьку перегонит!»
«Вот так мы выходили в атаку...» Доклад командира «Щ-422» Ф. А. Видяева внимательно слушают начальник отдела подводного плавания Управления ВМФ контр-адмирал Н.И. Виноградов, начальник политотдела Северного флота контр-адмирал Н.А. Торик и командующий Северным флотом вице-адмирал А. Г. Головко
Вечером мастер кулинарии мичман В.Ф.Милоянин подал к торжественному обеду двух (по числу побед) аппетитно зажаренных поросят. Друзья чествовали экипаж «Щ-422». Виновники торжества с гордостью говорили о походе, о своем командире. Настроение личного состава было отличное. А на другой день друзья поздравили Федора Алексеевича с присвоением ему воинского звания капитан 3-го ранга. 7 сентября 1942 года «Щ-422» снова вышла в море. Глубокой ночью всплыли для зарядки аккумуляторной батареи. Над морем навис туман, сыпал мелкий дождь. Едва Видяев выскочил на мостик, как увидел блеснувший из тумана луч прожектора. «Срочное погружение!» Плотность батареи была на исходе, и через некоторое время командир решил снова всплыть. Едва рубка подводной лодки показалась над водой, как над морем взлетела ракета. Снова ушли на глубину. Отойдя немного, Видяев всплыл под перископ и увидел два сторожевых корабля, ведущих поиск подводной лодки. Лодка оказалась в тяжелом положении: время идет к рассвету, батарее требуется зарядка, а всплыть невозможно, так как наверху два фашистских сторожевика. Командир решил как можно дальше оторваться от преследователей. Но мала плотность батареи и мал ход. Время рассвета. Всплыв под перископ, Видяев снова увидел ненавистный сторожевик. Решение созрело мгновенно: «Торпедная атака!» Лодка легла на боевой курс и стремительно атаковала противника из кормовых торпедных аппаратов. Одной торпедой подводники вычеркнули из списков гитлеровского флота водоизмещением 800 тонн. Эта атака вошла в историю подводной войны как один из немногих известных случаев уничтожения подводной лодкой преследовавшего ее противолодочного корабля. По возвращении лодки в базу, на разборе, командующий флотом дал высокую оценку действиям экипажа подводной лодки, отметил находчивость и решительность командира. Подводники, отличившиеся в боевых походах, были награждены орденами и медалями, а Ф.А.Видяев был награжден вторым орденом Красного Знамени.
25-ю годовщину Красной Армии и Военно-морского флота подводная лодка «Щ-422» встречала в море. Настойчивый поиск увенчался успехом. 20 февраля вахтенный гидроакустик В.В.Жучков обнаружил шум винтов транспорта. Лодка пошла на сближение. Вскоре Видяев обнаружил в перископ мачты крупного транспорта. Из-за горизонта начали вырисовываться корабли охранения и еще один транспорт. Всего насчитали пятнадцать кораблей и транспортов, над которыми барражировал немецкий торпедоносец. Прорвав охранение, лодка начала маневрировать для выхода в атаку на головной транспорт. Атака, длившаяся полтора часа, завершилась четырехторпедным залпом по транспорту водоизмещением 8000 тонн. Две торпеды, разворотив днище транспорта, отправили его вместе с грузом в холодные глубины Баренцева моря. Два сторожевых корабля и три катера-охотника начали преследование подводной лодки, но сбросили всего одиннадцать бомб и почему-то успокоились. И снова напряженный поиск. Только 27 февраля акустикам удалось обнаружить шум винтов боевого корабля. Штормило. Командир решил реализовать создавшуюся выгодную для подводной лодки ситуацию. Сблизившись на дистанцию семь кабельтовых, лодка выпустила четыре торпеды. Три из них поразили цель. «От сторожевика и щепок не осталось, — резюмировал командир, опуская перископ, — фашистов больше не будет мучить качка». Во всех центральных газетах за 2 марта 1943 года появилось краткое сообщение Совинформбюро: «В Баренцевом море нашими кораблями потоплен транспорт противника водоизмещением 8000 тонн и сторожевой корабль водоизмещением 800 тонн. Это был очередной вклад экипажа «Щ-422» в дело победы над ненавистным врагом».
. Фотография сделана, предположительно, зимой 1942-1943 года. Вероятно, на переднем плане - командир Ф.А.Видяев.
О Видяеве заговорили как о бесстрашном, волевом командире, сочетающем точный расчет с беспримерной дерзостью. У Федора Алексеевича выработался свой стиль атаки, свой «почерк»: удар наносить по центральному объекту конвоя, цепкость и стремление атаковать во что бы то ни стало, стрельба с короткой дистанции— «пистолетный выстрел». Апрель 1943 года принес на Север ненастную погоду. Штормы, снежные заряды — трудно вести поиск в таких условиях. Для всего экипажа апрельский поход был тяжелым, а для командира особенно. Трудно было сказать, когда Видяев отдыхает. В надводном положении он не покидает мостика. В подводном — у перископа. Днем 19 апреля поиск вели в подводном положении, иногда подвсплывая под перископ для оценки обстановки. Над морем снежные заряды слились в сплошной снегопад. В 13 часов 28 минут командир отделения гидроакустиков старшина 2-й статьи В.В.Жучков доложил, что слышит шум винтов миноносца. «Боевая тревога! Торпедная атака!» Через несколько минут акустики доложили, что слышат шум винтов транспорта. Ясно, идет конвой. Командир решил прорваться сквозь корабельное охранение и войти внутрь конвоя. Всплыли под перископ, но снежные заряды закрыли цель. Это не остановило Видяева, и он начал маневрировать, ориентируясь на доклады акустика о появлении все новых и новых шумов. Шел большой конвой. Наконец, шумы винтов миноносца остались позади — корабельное охранение прорвали! Всплыли под перископ. Как только головка перископа показалась над морем, в ноле зрения появились еле уловимые тени транспортов, прикрытых густой пеленой снеговой завесы. Трудно что-нибудь определить, разобраться в составе конвоя, выбрать цель для атаки. Вдруг в перископ стал виден громадный черный транспорт. Длинный, тяжело груженный океанский пароход еле вмещался в поле зрения перископа. «Аппараты! !»
Четыре торпеды вырвались из торпедных аппаратов и понеслись навстречу врагу. Через несколько коротких, напряженных секунд последовало три мощных взрыва. Океанский транспорт в 14 000 тонн пошел ко дну.
— Можно к нему? — спросил дрогнувшим голосом Фрол. — Он ждет тебя, милый, — поднял голову Фокий Павлович. Палата была маленькая, на отлете, в конце коридора, и Русьев лежал в ней один. Фрол сразу понял, почему Виталий Дмитриевич лежит один, на отлете... — Не показывай, Фролушка, виду, — шепнул Фокий Павлович. Фрол шагнул в палату. Виталий Дмитриевич лежал с высоко поднятой на подушках головой. Узнать его было трудно. Он был потрясающе худ — кожа да кости. Дышал страшно, хрипло, с трудом, боясь задохнуться. Высокий лоб его покрывал липкий пот. Сквозь вырез сорочки выступали ребра, прикрытые кожей. В глазах у Виталия Дмитриевича затаился ужас — он знал, что жить ему осталось недолго, и не хотел умирать. В бою встретить смерть было легче: слишком часто она смотрела в глаза. Сейчас, в это жаркое, мирное лето, она казалась 'бессмысленной. — Фро-луш-ка... — с трудом прохрипел Русьев.— Рад... тебя... видеть... Фрол опустился перед приемным отцом на колени, обнял изможденное, исхудавшее тело.
Он знал: убеждать Виталия Дмитриевича, что он поправится — нельзя. Да это и не в обычае моряков. Моряки смело смотрят в глаза опасности. В глаза врагу. Даже смерти. Зная, что Виталию Дмитриевичу тяжело говорить, Фрол принялся рассказывать о себе, о своем корабле, о Балтике, о выходах в море, учениях... Виталий Дмитриевич слушал, иногда мучительно, надрывно кашлял. Тогда Фрол бережно поддерживал его с одной стороны, Фокий Павлович — с другой. — А ты... уже... капитан...-лейтенант... сынок... — откашлявшись, хрипло прошептал Виталий Дмитриевич. — Да. Вскоре буду капитаном третьего ранга. — Молодец... шагай, Фрол... шагай... Глаза Русьева стали беспредельно нежными, и Фрол понял, как тот его любит; одинокий человек всю нежность души своей отдавал приемному сыну. Он вырастил его моряком, и был счастлив этим теперь, в свой последний час... — Шагай, Фрол... Шагай... — еще раз прохрипел Виталий Дмитриевич. Он откинулся на подушку и, казалось, заснул. Губы его нервно вздрагивали. Они были покусаны и запеклись. Фокий Павлович тронул Фрола за плечо: — Идем, милый. Пусть поспит наш Виталий Дмитриевич. Дойдя до двери, Фрол обернулся. Во что превратился веселый, здоровый, храбрый до безрассудства человек! Вернее, во что его превратили... Кто? Враги! Да, враги, потому что страшная болезнь, иссушившая его, — последствие раны в грудь! Будь они трижды прокляты! Фокий Павлович с нежностью взял Фрола за плечи и осторожно прикрыл дверь. Врач, встретивший их в коридоре, сказал, что Русьев проживет не больше недели.
Корабли в Батумском морском торговом порту. Юрий Абрамочкин/ РИА Новости. -
Выйдя из больницы, Фрол увидел удивительно синее море, мол с причалившими к нему кораблями, оглянулся, стараясь найти то окно, за которым умирал дорогой ему человек, подумал, что никогда больше Русьев ничего этого не увидит, — и горько заплакал. Через месяц Фокий Павлович прислал вещи, оставленные Фролу его приемным отцом, и письмо, очевидно, написанное в самом начале болезни. «Всегда будь честным, Фролушка, не поддавайся искушению завоевать славу кривым путем. Шагай напрямик». Письмо пришло как раз тогда, когда Фрол отказался, чтобы ему «создавали условия» и кривым путем выводили в передовые экипаж его корабля. Фролу пришлось тяжело. Но он терпел — его поддерживал Руеьев. Поддержал и Юрий Михайлович Крамской, с которым Фрол часто советовался. И он, и Никита, когда приходилось трудно, навещали Юрия Михайловича; навещали и в счастливые дни, — например, в тот радостный день, когда их приняли в партию и когда они стали командирами кораблей. И теперь всегда, принимая какое-либо решение, Фрол спрашивал себя: «А как бы на моем месте поступили мой приемный отец или Юрий Михайлович?»
Выпускники Тбилисского Нахимовского училища по случаю установки Памятной доски на здании училища, выступает Ченчик Н.Ф., он выпускал все выпуски.
Фрол встрепенулся. В репродукторе послышался голос старшины Орла. Эхо... контакт с подводной лодкой. Ну, Славушка, действуй! Подводники — тем лафа в шторм — ходят под водой в тишине и покое, а тут качайся — кишки выворачивает. Правда, Фрол к тряске привык: на торпедных катерах начинал службу, из него на первых порах чуть душу не вытрясло. Фрол знает, что Барышев сейчас прокладывает на карте курс — и свой, и подводной лодки. Хлипкий — хлипкий, а не хочет на берег (Фрол кое-что прослышал о настояниях Виктории). Для того мы и существуем, чтобы охотиться за лодками в любую погоду, для того и тренируемся со своими подводниками, чтобы никто чужой не забрел в наши воды... ...Славка выходит в атаку... Ну, держитесь, подводнички, сейчас мы вам жару дадим!
9
— Мама, Фролушка все еще не звонил? — спросила Стэлла, придя с работы. — Может быть, дочка, и звонил, да я уходила, — схитрила мать. Но Алешка разоблачил бабушку: — Я дома был. И ты тоже дома была. Зачем говоришь — уходила? Смышленый парень растет — весь в отца. Рыжий, веснушчатый — вылитый Фрол. — Беги-ка, сынок, погуляй.
Да, наверное, и сегодня Фрол не придет... Стэлла знала, что ей подолгу придется ждать мужа — такова жен моряков, но никогда не могла примириться... Фрол — однолюб, Фрол никогда не увлечется другой — охотницы до чужих мужей всегда терпели у него поражение. Но с одной соперницей ей приходилось делить мужа все эти годы. С Балтикой. Фрол ей предан, Балтика для него — дороже всего. Во всяком случае, он не поступится морем даже ради любимой жены... За окном шумел ветер, носились осенние листья. Невесело в море! А он не пришел и сегодня... Взгрустнулось... Стэлла взяла с полки альбом. Вот давнишние фотографии: два юных нахимовца, оба вытаращили глаза (наверное, фотограф сказал: «Спокойно, снимаю»), оба в бескозырках, на руках — белые перчатки. Такими Никита и Фрол приходили к Стэлле в Тбилиси. А вот два курсанта училища имени Фрунзе, два неразлучных друга — Никита и Фрол. На следующей странице — уже два молодых лейтенанта. Чувствуется, что они горды своими золотыми погонами, фуражками с «крабами», парадными тужурками, черными галстуками, завязанными с великим трудом... ...Фрол был задиристый, вспыльчивый; бывало, наговорит такого, что ей начинало казаться: нет, он не любит ее! Ну, и она не оставалась в долгу. Слово за слово — и они расставались почти врагами. Но вскоре — начинали скучать. И Стэлла, не дождавшись от Фрола весточки (он терпеть не мог писать письма), писала ему большое письмо: о себе, о матери, об отце, о Тбилиси. Она уже тогда понимала, что без Фрола жить ей невмоготу... Балтика далеко от Тбилиси. Стэлла надеялась, что Фрол выберет Черное море, а он выбрал — Балтику. Почему? Потому что ему понравилось это суровое море, когда он проходил на нем практику. Когда-то ради любви жертвовали всем. А Фрол со спокойным (спокойным ли?) сердцем ушел так далеко от Стэллы! За Стэллой ухаживали многие — и молодые франты и хорошие ребята, ее сослуживцы, но она решила: никто, кроме Фрола! И когда Антонина ее позвала на свою свадьбу с Никитой, Стэлла поехала, чтобы спросить Фрола: может быть, он вовсе забыл ее? Больше не хочет видеть?
На свадьбе Никиты и Антонины все было решено. Она приедет к нему через год. Пусть он поразмыслит как следует, по-настоящему ли он любит. Ведь обижал же ее, ссорился с нею! Через год Стэлла Гурамишвили приехала в маленький город на Балтике и стала Стэллой Живцовой. А еще через год на свет появился Алешка. Семь лет они живут вместе; если подсчитать, сколько дней они виделись за эти семь лет, выяснится, что женаты они два года, не больше. Служба флотская — нелегка. Стэлла сердцем чувствует, когда у ее Фрола неприятности. Он не любит делиться служебными новостями, как делятся другие. Она его и не расспрашивает. Фрол приходит домой почти всегда озабоченный. Его мысли там, в базе, на кораблях, и частенько он отвечает: «Прости, милая, я думал совсем о другом». Это уже не тот бесшабашный Фрол, которому, казалось, все нипочем. Остепенился. Когда он командовал кораблем, матросы любили его. А здесь? Любят ли командира дивизиона? Завоевать любовь — нелегко. Ростислав говорит, что его уважают. «Но любят ли?» — спросила она Ростислава. «Мне кажется, успели уже полюбить», — осторожно сказал Ростислав. — Стэлла, зови Алешеньку, будем обедать, — вышла из кухни мать и принялась накрывать на стол. Она поставила прибор и Фролу. А вдруг придет без предупреждения? Иногда так оно и бывает. Но чаще он не приходит. Сейчас он в море. Далеко ли? Здоров ли? Он и заболеет, не скажет. Однажды схватил тяжелую ангину. Домой не пришел, отлежался в каюте. Почему? — Что же я буду лежать здесь, еще награжу ангиной тебя и Алешку? В этом сказался весь Фрол. Алешка хлебает суп. Молодец парень, другие капризничают — того не хочу, другое есть не желаю, мамы упрашивают: ну еще ложечку, за папу, за маму, за бабушку, за кота Бишку. Алешка ест все подряд.
Подумать только, ему уже шесть лет. А давно ли на берегу Куры сидели Фрол, Никита, Антонина и Стэлла и мечтали о будущем? Оно им казалось таким далеким — они тогда были всего только школьниками. И вот оно, это будущее, пришло. Думала ли Стэлла, что будет жить далеко от родного Тбилиси, на берегу холодного моря? — Стэлла, ты ничего не ешь. Ты здорова? — забеспокоилась мать. — О да, я здорова, мама. И Стэлла ест, поглядывая на часы: а вдруг он все же придет и сядет на свое место? За окнами стемнело, зажглись фонари. Воет ветер. В море — шторм. В девять часов Стэлла окончательно теряет надежду. Нет, и сегодня Фрол не придет!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
