Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Непотопляемый катер РК-700

КМЗ показал
непотопляемый
катер РК-700

Поиск на сайте

Вскормлённые с копья - Сообщения за 19.01.2010

Экспедиция особого назначения. Анатолий Калинин. Начало.

- Миша, на душе у меня так тошно, что прямо невмоготу! – пожаловался я командиру БЧ-5, старшему лейтенанту Мише Семенову.
На гражданских судах эту должность занимает старший механик, стармех, а в просторечии еще проще – “дед”. Этой должности механики добиваются длительным стажем и созревают уже в значительном возрасте, умудренные знаниями, опытом и длительным плавательным цензом. “Вес” этой должности на судне на 2 – 3-тьей позиции после капитана.
Миша на “деда” не тянет, да у нас и служебные “ценности” несколько другие. Миша всего на год старше меня, командира рулевой группы, лейтенанта, а мне вот только недавно исполнилось 25 лет.
“Излить душу” Михаилу, несмотря на его молодость, можно. Миша мудрый, добрый, участливый.
- Ты знаешь, - отвечает Миша, - у меня тоже в душе кошки скребут… Жаль, спирт еще не получил, можно было бы… Постой! Мне жена перед переходом подарила флакон “Шипра”! Попробуем?
Раздумья были недолгими.
- Давай!
Кап! Кап! Кап-кап-кап! Содержимое флакона до последней капли вытрясли в тонкий стеклянный стакан. Характерный аромат одеколона наполнил тесную лодочную каюту старпома, где мы уединились с Мишей. Одеколон разбавили водой, в стакане образовалось мутное теплое пойло. Вкус его был отвратительным…
Нам, видимо, именно такой гадости и недоставало, чтобы снять гнет тяжелого душевного состояния.



Шипр  следовало разбавить Тройным одеколоном?

Дня три, как мы пришли в Полярный из Молотовска (Северодвинск). “Мы” – это отряд из семи новых подводных лодок 613 проекта. Здесь, на Севере, начинал формироваться Отряд Особого Назначения – ЭОН-57 – для перехода на Дальний Восток.
Командиров подводных лодок и старпомов вызвали куда-то в штаб на совещание, замполит тоже отбыл в политотдел, другие офицеры нашей лодки воспользовались отсутствием четких указаний, разбрелись по городу. Из офицеров мы с Мишей на лодке одни. Мы “женатики”, нам в поселке, который почему-то именуют “городом”, неинтересно. Мы грустим. В Молотовске остались наши молодые жены, я всего две недели, как бракосочетался, а у Миши осталась еще и любимая дочка – четырехлетнее, кудрявое, ангелоподобное создание. Нас ждет долгая разлука.
Раскачка и неопределенность нашего положения длились недолго. Отстояв неделю в Полярном, нас перевели в Ура-губу на рейдовый сбор. Днем мы ходили на внешний рейд, отрабатывали элементы совместного плавания в надводном положении, ночевали на якорных стоянках в Ура-губе – в те времена еще абсолютно пустынной, без причалов и каких-либо видных строений. Затем нашу группу подводных лодок так же дружненько поставили в сухой док пос. Роста.
Масштабы и величие дока нас поразили: в нем разместили сразу все наши молотовские лодки и еще плюс какое-то вспомогательное судно.
Сразу после осушения дока в нем закипели работы, которые шли одновременно на всех единицах. Вокруг, как в муравейнике, сновали рабочие, грохотали пневматические инструменты, яркими солнечными всполохами высвечивались участки электросварки, шипели и постреливали газовые резаки, скрежетали и позванивали портальные краны, поводя своими хоботами, на гаках которых взмывали то вверх, то вниз застропленные механизмы, металлические конструкции. Тут же строились леса и их ограждения.
Крайне трудно было привыкнуть и тем более разобраться в том, что творилось в этом гигантском “муравейнике”. Но заводские специалисты свое дело знали великолепно, и опыта таких работ у них было предостаточно. Подобные экспедиции готовились и проводились ежегодно, а перед нашей постановкой в док там уже обработали два подобных комплекта, мы были замыкающими в этом сезоне.
За две недели стоянки в доке наши подводные лодки изменились до неузнаваемости. Мы лишились артиллерийского вооружения – спаренной пушки калибром 57 мм СМ-24-ЗИФ на кормовой надстройке и спаренного автомата калибром 20 мм 2М-8 в носовой части ограждения боевой рубки. Погреба артбоезапаса переоборудовали под провизионные цистерны. Бронзовые гребные винты заменили чугунными. Вокруг боевой рубки завели толстенные буксировочные браги для возможной буксировки во льдах. Но самое удивительное – носовую оконечность (форштевень) “украсили” высоким рогом. Подводные лодки стали похожи на каких-то громадных насекомых: то ли кузнечиков, то ли богомолов. Этот “рог” предназначался для облегчения движения лодок во льдах, им предполагалось упираться в кормовой кранец сопровождающего ледокола. Цистерны главного балласта по ватерлинии укрепили ледовым поясом.



Памятный знак первостроителям судоремонтного завода Севморпуть и посёлка Роста.

Экипажи на время докования лодок разместили на ПКЗ и других судах, находившихся в заводском ремонте - предоставили места для ночлега подвахтенным и обеспечили приготовление пищи.
Работа на лодках шла почти круглосуточно. Экипажу надо было обеспечивать противопожарную безопасность в местах огневых работ, обеспечивать герметичность отсеков, готовить свои заведования к длительному плаванию в суровых условиях Ледовитого Океана, при этом поддерживать чистоту, порядок, безопасность.
Общее руководство этими проблемами осуществлял наш командир – капитан 3 ранга Миронов Сергей Анатольевич,  а конкретное ежесуточное планирование и практическое обеспечение всех работ – его старший помощник капитан-лейтенант Телегин Валентин Иванович, духовное и политическое обеспечение лежало на заместителе командира по политчасти капитан-лейтенанте Сидоренко Юрии Владимировиче.
Механики – командир БЧ-5 инженер-старший лейтенант Семенов Михаил и командир моторной группы инженер-лейтенант Молчанов Геннадий обеспечивали судовые работы, комплектовали ЗИП, оформляли чековые требования на ГСМ, где-то в цехах завода “проворачивали” какие-то свои технические проблемы.
Минеры – командир БЧ-3 (уже не “2-3”) лейтенант Кузьменко Виталий и командир торпедной группы лейтенант Сахранов Владимир – возились со своими пушками: оформляли акты на списание, “выбивали” транспорт, сдавали во флотский арсенал, получали пиротехнику.
У штурманов свои проблемы. Командир БЧ-1-4 старший лейтенант Куренков Виктор и я, командир рулевой группы, готовили перечни и оформляли заказ в Гидрографию на полный комплект карт и навигационных пособий на весь маршрут перехода, произвели повторную выверку секстанов, хронометра, палубных и отсечных часов в мастерских Гидрографической службы, установили новый, только что принятый на вооружение, гидравлический лаг взамен первобытного “вертушечного”.
Вопросы продовольствия, питания, медико-санитарные и химической службы легли на плечи фельдшера - капитана м/с Шутафедова Дмитрия.
Решение проблем осложнялось тем, что все “конторы”, флотские учреждения – Артиллерийского управления, Гидрографической службы и ее мастерских, Технического Управления и др., - располагались в Североморске при Штабе Северного флота. Руководство ЭОНа – в Мурманске. Штаб нашего отряда, откуда шли все “ценные” указания, дислоцировался в Полярном. А мы в Росте – это между Мурманском и Североморском. Сообщение между этими точками – хуже не придумаешь: нерегулярный редкий городской автобус, случайный попутный или рейсовый катер, а где и пешком, но везде через пограничные пропускники.



Город Полярный. Подводные лодки у причала.

И вот мы снова в Полярном. Полтора месяца со времени ухода из Молотовска пробежали как один день, но спад напряжения не наступает. Каждый новый день готовит какие-то новые вводные. Надо определить скоростные характеристики лодки после замены гребных винтов, определить остаточную девиацию магнитного компаса и радиодевиацию в связи с изменением магнитной массы лодки после многих преобразований на легком корпусе и в ограждении боевой рубки. Надо принять до полных норм дизельное топливо, масла, расходные материалы, пресную питьевую и техническую воду, используя специальные и вспомогательные цистерны.
Наступает 20 июля, практически все крупные и важные предпоходные мероприятия выполнены. Сегодня идет погрузка продовольствия. Этим руководит Дима Шутафедов, но участвует весь экипаж - работа авральная. Все продукты берем, чуть ли не двойной – тройной запас. Штатных мест, естественно, не хватает. Используем торпедозаместительные цистерны, весь торпедный стеллаж – боезапаса-то нет!
Свежие продукты практически отсутствуют, все консервированное: и овощи, и фрукты, и даже хлеб. Есть и сушеные: лук, картофель, морковь, сухофрукты.
Последние дни погода в Полярном стоит на диво летняя. Небо безоблачное, солнце палит нещадно, температура воздуха повысилась до плюс 24-х градусов. На лодку доходят слухи, что в поселке видели женщин в летних платьях. И еще более невероятные свидетельства - в Екатерининской гавани видели несколько человек, пытавшихся купаться.



ИГОРЬ БОНДАРЕНКО: Полярный, лето.

Мы с Витей Куренковым по всем штурманским вопросам уже полностью подготовились и несколько расслабились и недоумеваем: уже июль близится к исходу, такая чудная стоит погода, а ЭОН не начинает движение, теряем драгоценное время… О чем думает руководство?
До нас уже дошла информация, что ЭОН-56 был неудачным: только небольшая часть лодок успела проскочить, пара лодок застряла то ли в Тикси, то ли в Певеке, а большая часть вернулась и теперь должна попытать счастья в нашем ЭОНе.
Во второй половине дня, когда продукты были уже внутри прочного корпуса, и шло рассовывание остатков по нерабочим закоулкам и шпациям, на лодку поступило циркулярное извещение: к следующему дню представить предварительную прокладку от Полярного до порта Диксон в трех вариантах – через пролив Карские ворота, через пролив Маточкин Шар и вокруг Новой Земли.
Такое приказание казалось странным: какие еще варианты? Самый естественный вариант – кратчайший и побыстрее! А еще – “предварительная прокладка”. Идти-то будем в кильватер за флагманом, куда поведет – туда и пойдем.
Но делать нечего, приказ – есть приказ. “Да, одному мне за такой срок не справиться, - подумалось, - надо искать Виктора”. Да и как старший штурман, и мой начальник, Виктор должен знать об этом приказании непременно!
Я спросил вахтенного центрального поста: “А где Куренков?” – тот был не в курсе. Верхний вахтенный тоже не знал. Я обошел отсеки, матросы все еще возились, стараясь максимально рационально разместить провизию, ЗИПы, другое имущество. В отсеках Куренкова нигде не было.
Наконец я обратил внимание, что и Виталия Кузьменко нигде не видно, да и руководителя продпогрузки Димы Шутафедова, тоже нет. Ну, Дима, наверное, где-то в продчасти оформляет документы, а Виктор и Виталий? Может где “зашхерились” и дрыхнут?
Я еще раз пошел по отсекам и тут обратил внимание, что переборочная дверь в концевой 7-й отсек закрыта. Попробовал открыть, – дверь оказалась задраенной изнутри. И мне показалось, что там слышны голоса, но на стук дверь не отдраили. Тогда я решил проникнуть в 7-й отсек через люк аварийного выхода с кормовой надстройки.
Я развернул кремальеру верхнего люка, он легко открылся и я услышал нестройное трио: “Шумел камыш, деревья гнулись…”



Неизв. авторы - Шумел камыш, деревья гнулись (с нотами). 5 вариантов.

Злой, как сто чертей, я скользнул вниз по трапу.
- Вы что делаете, за…цы? Вы с ума посходили?
“Трио” размещалось вокруг большой картонной коробки, наполненной решетками со свежими куриными яйцами, рядом на газете возвышалась горка яичной скорлупы.
- Тихо, ти-хо… Не шуми, с-са-дись! Гостем б-будешь… Н-на-ли-вай! И закусывай!
Не обращая внимания на мой гнев, им было уже слишком хорошо, и, не дожидаясь моего присоединения, компашка пропустила вовнутрь очередную заготовку и начала демонстрировать приемы овладения закуской. Естественно, ловкость была уже утрачена и глазомер притупился, слизистая желто-серая яичная масса текла не только в рот, но и мимо – по лицам, на майки и брюки.
Виктор с трудом уяснил, что от него требуется, но отреагировал правильно:
- Стоп, ребята! Шабаш! Рассосались…
Проспав часа четыре в какой-то шхере, Виктор был в полной готовности творить.
С заданием мы справились. “Шалость” осталась незамеченной.
24 июля мы получили последний инструктаж на первый этап перехода и свое место в диспозиции.
Состав Экспедиции был потрясающим. Только в наш – основной – отряд Отдельной бригады ЭОНа-57 входило 19 подводных лодок, в том числе две “большие” 611 проекта, 2 плавбазы подводных лодок (“Бахмут” и “Аяхта”). Далее по маршруту движения к нам должны были присоединиться отряд рыболовецких сейнеров (об этом читайте у Виктора Конецкого) и одиночные суда Минморфлота - большей частью сухогрузы.



Плавбаза «Бахмут». Зимовка 1975-1976.

25 июля 1957 года наши плавбазы и подводные лодки начали движение к внешнему рейду, стали растягиваться в цепочку. Наконец, “цепочка” во главе с плавбазами, на которых находились штабы ЭОНа и нашей бригады, в одно-кильватерной колонне двинулись в направлении северной оконечности острова Новая Земля – мысу Желания.
Наше место оказалось где-то в середине колонны. Впереди по курсу головные подводные лодки уходили за горизонт. По корме – такая же картина: извилистый “хвост” стал теряться за горизонтом.
Баренцево море провожало нас почти штилевой, теплой погодой. Первые небольшие льдинки начали попадаться на подходе к мысу Желания, и мы их добросовестно обходили.
Ходовой вахтой на мостике посменно, по 4 часа, правили командир БЧ-3 лейтенант Кузьменко, старпом капитан-лейтенант Телегин и командир торпедной группы лейтенант Сахранов. Старпому командир полностью доверял, Кузьменко и Сахранов длительное время находились под неусыпным контролем командира. Он тоже облачался в меховые одежды и выстаивал на мостике двойную вахту.
Мы с Куренковым несли на ходу только штурманскую вахту, вначале по 8 часов, а затем перешли, к обоюдному удовольствию, на 12-ти часовую.
Северную оконечность Новой Земли мы увидели на третьи сутки, увидели только отдельные верхушки возвышенностей, мыс Желания и весь горизонт покрылись стелящимся туманом. Невысоко над островом желтело неяркое солнце. Здесь мы в первый и последний раз испытали на практике интегрирующий авиационный секстан с искусственным горизонтом. Полученная по солнцу обсервация находилась слишком далеко от места определенного визуально и по радиолокации.
Карское море было менее приятным. Вместо небольших льдинок стали попадаться значительные ледяные поля, обходить которые было нецелесообразно, и мы, снизив скорость, старались воспользоваться кильватерным следом впередиидущих или расщелинами в ледовых полях.
К исходу первой недели перехода мы достигли Енисейского залива. По диспозиции штаба отряда подводные лодки и плавбазы усеяли якорные стоянки вокруг острова Диксон. Началось наше первое большое стояние, длившееся почти десять дней. По данным ледовой разведки пролив Вилькицкого, отделявший Северные острова от материка, был крепко закупорен льдами. И все последние дни северные ветры дули с завидным постоянством, удерживая эту “пробку” на нашем пути.
В ожидании вскрытия ото льда пролива, якорная жизнь обрела спокойный ритм, распорядок дня приблизился к береговому. Отвлечения личного состава на вахты и работы свелось к минимуму, наладились занятия по специальности, тренировки на боевых постах, политзанятия. Вечером в свободное время в офицерской и старшинской кают-компаниях стоял треск костяшек домино. В субботу вечером и дважды в воскресенье в первом отсеке, наиболее свободном и вместительном, “крутили фильму” на своей портативной киноустановке “Украина”.  Используя случайные катера, мы наладили кинообмен с соседями по якорным стоянкам. Доминировал принцип: посмотреть свои всегда успеем!



Куренков и я подключились к несению якорной вахты, освободив старпома на этот период - у него и других дел хватало.
Виталий Кузьменко и Дима Шутафедов умудрились с разрешения командира побывать и на острове Диксон, и в поселке Диксон на материке, откуда привезли нам, офицерам, приятные подарки – яркие, цветные махровые китайские полотенца. Пустячок, но приятно. Такую красоту мы не встречали в отечественных магазинах европейской части страны.
Наконец, появились слабые признаки изменения погодных условий и надежда на улучшение ледовой обстановки. К рейду Диксона подтянулись другие отряды и вспомогательные суда, входившие в состав ЭОНа. На горизонте появились дымы, а затем и надстройки ледоколов. Настал час, когда мы получили приказание на съемку с якорей и о начале очередного перехода. “Змейка” потянулась на северо-восток.
Уже на третьи сутки перехода ледовая обстановка снова усложнилась, затем движение вперед застопорилось и вовсе.
Руководство ЭОНа распорядилось укрыть лодки и другие суда в нескольких бухтах северо-западного побережья полуострова Таймыр. Многочисленные бухты оказались вместительными, но недостаточно исследованными гидрографами и топографами – многие участки планов не имели промеров, а очертания побережья зачастую обозначались пунктиром, что свидетельствовало о низкой надежности их координат. Но самый большой недостаток этих стоянок заключался в их незащищенности от ветров северных направлений. А северные ветры – главный враг арктического судоходства. В этом мы очень скоро убедились. Усилившийся северный ветер погнал ледяные поля в нашу сторону, закупоривая поочередно бухты. Нависла реальная угроза быть захлопнутыми в капкан. Отряд начал пятиться в обратном направлении, перемещаясь на якорные стоянки еще не занятые льдом.
А вскоре мы получили приказание срочно сняться с якорей и самостоятельно, форсированным темпом возвратиться на рейд Диксона, в ранее отведенные точки якорной стоянки.
Это был побег!



На рейде Диксона.

Продолжение следует.

Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.

Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.



Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru

Агронский М.Д. Записки морского офицера. Часть 10.

2.3.5. Лаборатория номер три.

После получения диплома вернулся в Североморск в середине января 1965 г, где меня ждала очередная новость: назначен начальником лаборатории № 3. Возвратился один. Машу оставил в Ленинграде на попечение прабабушки – Марии Георгиевны. Ребёнка устроили в детский сад, который находился на улице Петра Лаврова, а затем перевели в другой, ближе к дому, на набережной Невы, где Маше нравилось больше. Устроить ребёнка в детский сад и здесь было непросто, поэтому пришлось воспользоваться блатом через знакомую по имени Мира.
Этот период связан не только со значительными кадровыми переменами в цехе – они происходили постоянно, но и с изменением напряжённости работы. Ракетная гонка продолжалась и нарастала с калейдоскопической быстротой. Чуть ли не ежегодно поступали на вооружение флота новые ракеты. Каждый новый комплекс был совершеннее предыдущего и требовал меньшего времени на проверку и обслуживание за счет автоматизации и сокращения регламентных работ. Ракеты устаревшего образца Р-11 ФМ и Р-13 заменялись новыми и становились лишь объектами хранения. Первая баллистическая ракета с подводным стартом Р-21 оказалась слишком громоздкой для подводных лодок и широкого распространения не получила, а использовалось как опытовая. Новые ракеты комплекса Д-5 к нам не поступали, а шли транзитом на побережье, где были созданы свои ракетные базы, правда, меньшего размера. Наша часть стала выполнять функции центральной базы-склада. Дочерние базы на побережье взяли на себя основную нагрузку по обеспечению подводных лодок ракетным оружием.
Решение создать такие базы было, безусловно, правильным, т.к. склады оружия были приближены к местам базирования кораблей и подводных лодок, и обеспечивалась большая скрытность работ. Несмотря на принимаемые меры по маскировке, погрузо-разгрузочные работы у причала в Окольной хорошо просматривались с любого судна, проходящего по Кольскому заливу в Мурманск и обратно.
Основной нагрузкой нашего цеха стало проведение регламентных работ на большом количестве скопившихся здесь ракет устаревшего образца.
Лаборатория № 3 была самым сложным и напряженно работающим подразделением цеха. Здесь проводились комплексные проверки системы управления ракеты в цехе, наблюдение за заключительными операциями, которые проводились личным составом другой лаборатории, и сдача ракеты на подводную лодку на причале. Перед установкой в шахту подводной лодки ракета на причале в горизонтальном положении заправлялась компонентами топлива, которой занимались специалисты другого цеха. Затем, после пристыковки к корпусу ракеты головной части представителями соседней воинской части, ракета краном переводилась в вертикальное положение и устанавливалась в шахту подводной лодки. Перед опусканием ракеты в шахту на борту подводной лодки проводилась т.н. юстировка.



ОАО «ГРЦ Макеева». Боевые ракетные комплексы. Первое поколение

Погруженная в шахту ракета проходила повторные комплексные испытания с бортовых пультов управления. Их проводили специалисты подводной лодки в присутствии представителя нашей лаборатории на случай возникновения каких-либо неполадок. При необходимости требовалось срочно разобраться в причине неполадки, определить неисправный прибор или блок и заменить его из ЗИПа. Наиболее частые неприятности доставляли гироскопические приборы, которые заранее проверялись в лаборатории № 2, затем при комплексных испытаниях в лаборатории № 3. И всё же гироприборы отказывали при проверке ракеты в чреве подводной лодки и заменялись другими. В составе лаборатории была также немногочисленная групп, проводившая юстировку (выставку) ракеты в нужной плоскости.
Ещё несколько лет назад, в период интенсивного проведения перечисленных работ офицеры лаборатории № 3 всегда были перегружены: и в цехе и на причале, и днём, и ночью, когда, как правило, проходила подача оружия на корабли и подводные лодки. Исходя из объёма работ, лаборатория была самой многочисленной, в том числе и по офицерскому составу.
Почти семь лет лабораторией бессменно руководил Олег Верчеба, имевший соответствующую подготовку по ракетной специальности. Он был один из аборигенов части, возглавивший лабораторию в звании лейтенанта, видимо, сразу после окончания училища. В декабря 1964 года Верчеба был переведен в Москву.
Большой опыт работы имел и старший инженер лаборатории Малиновский, который, по праву, должен был заменить Верчебу. И он, естественно, претендовал на эту вакансию. Остальные офицеры тоже имели достаточный опыт работы, но почему-то не рассматривались потенциальными претендентами на должность начальника лаборатории, в том числе Ильичёв Вадим Викторович,  мой однокашник по нахимовскому училищу, окончивший Черноморское ВВМУ по ракетной специальности, Ивентьев Евгений, Стрюк Василий и др.
Почему выбор пал на меня? Не знаю. Мои первичные дилетантские знания в области ракетного оружия базировались на нескольких лекциях по трофейному оружию при окончании Калининградского ВВМУ в 1956 году. Видимо, когда этот вопрос обсуждался, основную скрипку сыграло мнение начальника цеха Г.Л.Акуры, который, отверг Малиновского, возможно, за элементы высокомерия или по каким-то иным причинам. Я понимал, какая ответственность ложится на мои плечи, но не отказался от этой должности, которая позволяла получить в срок очередное воинское звание.
Должен заметить, что по сложившейся традиции цеха, начальник лаборатории был в первую очередь самым активным участником при подготовке и сдаче ракет на боевые подводные лодки, и в последнюю очередь – начальником. Это, видимо, сложилось исторически, у истоков лабораторий стояли лейтенанты-однокашники, один из которых волею судьбы становился начальником. В связи с новизной оружия и повышенной ответственностью за небезопасную работу всю технологическую цепочку при подготовке ракет в цехе возглавлял начальник цеха, а на причале – главный инженер или командир части. Когда проводилась операция по обеспечению кораблей ракетным оружием эти руководители вместе с офицерами лаборатории дневали и ночевали в цеху и на причале.



После моего возвращения в Североморск  я уже не застал в лаборатории ни Верчебу, ни Малиновского, который, возможно, в знак протеста, перевёлся в соседнюю часть на перспективную должность, т.е. дела принимать было не у кого. Моё вступление в новую должность совпало со сменой поколений, т.к. постепенно стали уходить и другие опытные офицеры первой волны. Это нормальное явление, когда происходит передвижение по службе в связи с необходимостью получить очередное воинское звание. В.Стрюк, например, переквалифицировался в политработники, хотя был в лаборатории единственным дипломированным инженером с молоточками на погонах. На смену старожилам начали приходить молодые офицеры, имеющие специальное ракетное образование, которые постепенно набирались опыта.
После вступления в должность начальник цеха дал мне два месяца для изучения специфики новой лаборатории и сдачи на допуск к работе. Я стал штудировать технические описания ракет и заводские инструкции по их эксплуатации. Для комплексной проверки системы управления ракета на стенде в цехе с помощью нескольких многоштырьковых кабелей подключалась к пульту управления, смонтированном в кунге (закрытом кузове) специального автомобиля. На передней панели пульта размещалось большое количество транспарантов, пакетников и кнопок. Проверка системы управления первых типов ракет проводилась офицером-оператором вручную по многостраничной заводской инструкции и занимала несколько часов. Такая проверка требовала предельной внимательности и навыка, примерно, как работа лётчика в кабине самолёта.
В конце 1963 года цех № 1 переехал в новое помещение, точнее комплекс помещений, вырубленных в скале. Вход в комплекс, выполненный в противоатомном исполнении, закрывался массивными бетонными воротами, которые стояли колёсами на рельсах и открывались перемещением вбок. В передней части штольни размещался большой операционный зал для проверки и подготовки ракет, оборудованный десятитонным портальным рельсовым краном. В глубине штольни размещалось вместительные хранилище для ракет и ЗИПа, а также ряд других служебных помещений.
По истечении двух месяцев была собрана комиссия для приёма у меня экзамена на допуск к самостоятельной работе. В неё входили начальник цеха, начальники других лабораторий и представитель вышестоящего четвёртого управления флота. Как и всякий экзамен он проходил в искусственно созданной торжественной обстановке местного масштаба и был вынужденной формальностью. Дело в том, что среди членов комиссии не было специалистов по системе управления ракетами. Каждый из начальников лабораторий был хорошим специалистом в своей узкой области и в условиях строгой секретности об остальных узлах ракеты имел только общее представление. По неизвестным мне причинам не появился и представитель вышестоящего управления, который был единственным специалистом по профилю моей лаборатории. В итоге, экзамен превратился в двухчасовую лекцию по составу, устройству и принципу работы блоков системы управления одной из корабельных баллистических ракет первого поколения. Вопросы задавались, но не с целью проверки моих знаний, а для пополнения своих, т.к. известно, что лишние знания не помешают. Акт о допуске к исполнению обязанностей был подписан, насколько помню, банкета по этому поводу не было. Лабораторий № 3 я руководил ровно три года до перевода в Ленинград в 1967 году. Этот период службы и работы считаю самым плодотворным и интересным в своей служебной карьере. Участок работы был технически сложным и ответственным, но полезным для проверки собственных способностей. На первых порах не набил себе шишек, думаю, только потому, что не было такой интенсивной работы цеха, как в первые годы освоения ракетного оружия. В целом моя служба в в/ч 63976 была оценена положительно, о чём свидетельствуют грамоты от командования разного уровня, одна из которых представлена ниже.



Вскоре моей основной заботой стала подготовка молодых офицеров, которые пришли на смену прежним опытным кадрам. Помещение, предназначенное в штольне для личного состава лаборатории, я пытался превратить в учебный класс – тренажер, где начал монтаж аппаратуры для проверки системы управления ракеты Р-13. Работу до конца, т.е. до действующей модели, довести не удалось, да и не имело смысла в связи быстрым устареванием техники.



Офицерский инженерно-технический состав части поголовно участвовал в рационализации, которая была непременным пунктом индивидуальных и коллективных социалистических обязательств.

Остались в памяти и некоторые негативные моменты службы в этой отличной части. Пожалуй, единственное гнетущее впечатление от этого периода оставили дни, занятые дежурством, особенно дежурством по части. Техническая воинская часть, разбросанная в нескольких частях города, была сложно организованным и управляемым организмом. Дежурный был её диспетчером, который держал бразды правления в своих руках и днём и, особенно, ночью, когда нередко работали многие подразделения. В ходу была меткая фраза, что ночью работают только воры и ракетчики. Заступив на дежурство, приходилось «крутиться» без перерывов круглые сутки, находясь в тесной прокуренной коморке, расположенной в проходной казармы и оборудованной обычными для того периода средствами связи. Наличие большого числа собственных транспортных средств сопровождалось значительным количеством аварий, иногда с гибелью людей, что требовало принятия экстренных мер. Кроме дежурства по части было немало и других видов дежурства, как внутри части, так и в гарнизоне. Полагаю, что это способствовало привитию вкуса к службе у многочисленного офицерского состава. Молодые офицеры несли патрульную службу и дежурства внутри части, в частности, начальником караула, который охранял территорию «технички». В состав части входила отдельная караульная рота, численностью более 200 человек, разместившаяся в отдельной казарме в устье речки Ваенги. Солдаты этой роты несли службу на вышках, расположенных по периметру технической территории («технички»). В казарме этой роты было отведено крохотное помещение для дежурного по караулам. В этой душной комнатке мне пришлось провести не один десяток дней. В задачу дежурного входило дважды в сутки (ночью и днём) посетить караульное помещение и проверить несение караульной службы. Остальное время, если не было происшествий, можно было заниматься своими делами (читать, писать и т.д.). Когда впервые заступил на дежурство, получил мудрый совет опытного предшественника: не проявлять чрезмерной инициативы и не мешать отработанной годами организации караульной службы. Кормили дежурного по караулам в солдатской столовой, находящейся рядом с казармой, причём качество приготовления пищи было на хорошем уровне за счёт своего подсобного хозяйства и внимания к этому вопросу со стороны командира роты. По сравнению с дежурством по части этот вид дежурства считался лёгким. Уставал только от казарменной обстановки и от постоянного нахождения в полном обмундировании со снаряжением к пистолету. Спать разрешалось, но не раздеваясь. Последние годы службы на Севере нёс службу оперативным дежурным по части. Это был ответственный, но не всегда тяжёлый вид дежурства. Домик оперативного находился на склоне гранитной скалы, у причала в Окольной, где швартовались корабли для приёма ракетного оружия. Особенно спокойно проходило дежурство, когда на причале не было работ. Были и беспокойные сутки, когда проходили учения или боевая работа, или встречали вышестоящих начальников или гостей.

2.3.6. Западная Лица.



Вдали губа Западная Лица

Не часто, но иногда приходилось посещать периферийные ракетные базы для оказания технической помощи коллегам на побережье. Ранее упоминалось, что наша часть играла роль центральной перевалочной базы, где проводились первичные приёмные и регламентные работы. Большая часть ракет затем передавалась на другие базы. Были случаи, когда ракеты, проверенные и принятые нашей базой, отказывали в работе при проверках в дочерних базах. Один из таких случаев запомнился. Нежданно-негаданно поступила команда на поездку в Западную Лицу на местную техническую позицию. Кроме меня туда направились самые опытные и нужные для возможной работы начальники цехов и лабораторий, в том числе В.В.Анциферов, Н.А.Дорватовский, всего четыре человека. На катере прибыли на причал, где стояла подводная лодка, на которую грузили ракеты. Одна из ракет при проверке на борту лодки не показывала нужных параметров. Тут колдовала целая группа специалистов своей базы и представитель четвёртого управления из Росты. Около десятка человек буквально ползали на коленях по электрическим схемам, развёрнутым прямо на паёлах палубы ПЛ, и искали возможную причину неисправности. Когда я подключился к этой работе, уже большинству участников было понятно, что, скорее всего, забарахливший элемент надо искать не в схеме ракеты, а в бортовой корабельной аппаратуре. Найти этот неисправный элемент было не просто, т.к. специалисты технической позиции плохо знают корабельную аппаратуру, а офицеры ПЛ ещё хуже знают схему ракеты. В случае возникновения неисправности подводники обвиняют представителей технической позиции, последние, в свою очередь, - подводников, которые плохо изучают и следят за своей техникой. Арбитром обычно был опытный офицер из четвёртого управления, представители которого, как правило, присутствовали при подготовке и проведении стрельб ракетами. Мои знания и опыт тоже не позволяли со 100 процентной уверенностью утверждать, что подвела в данном случае корабельная аппаратура. Этот эпизод, кстати, дал повод позже на каком-то совещании в Росте, где я не присутствовал, упрекнуть меня в беспомощности в данной ситуации. Остальные мои попутчики вообще не потребовались, т.к. в конечном итоге неисправный блок в корабельной системе был обнаружен и заменён, и дальнейшие манипуляции (слив топлива, транспортировка) не потребовались. С небольшой задержкой лодка вышла в море.
После окончания работы на несколько дней застряли в Западной Лице из-за ухудшения погоды и получения штормового предупреждения. Поселились в казарме части, где нам отвели комнату с четырьмя кроватями. Кто-то запасливо прихватил с собой карты, которые пригодились. Играли днём и ночью, спали урывками. Я не специалист по преферансу, но был увлечён энтузиазмом остальных партнёров. Погода не улучшалась, поэтому через два дня нас подбросили на машине до Мурманска. Кто-то предложил завершить командировку в ресторане «Арктика». Заняли отдельный столик и выпили, полагаю, за успешно завершенное дело. Едва не опоздали на последний автобус в Североморск, т.к. Коля Дорватовский не рассчитал свои силы и чуть не попал в лапы коменданта. Как-то сумели выпутаться и уехать домой, закончив командировку без происшествий.
В Западной Лице приходилось бывать и раньше. Поверхностно был знаком с её небольшим городком, знал, что это база подводных лодок. И, конечно, не имел представления об истории этой базы. Много позже, читая выхолощенную цензурой мемуарную литературу о войне, встретил упоминание о базе «Норд» в Западной Лице. Заинтересовался этим вопросом и в журнале «Молодая гвардия» 1990 г № 6 впервые прочитал краткую историю создания этой базы. Оказывается, по одному из пунктов секретного соглашения с немцами 1939 года СССР обязался предоставить в Западной Лице место для строительства вмб. В конце 1939 года там закипела работа: немецкое военно-морское ведомство строило там причалы, склады и мастерские. Секретный порт получил название «База Норд». Он создавался в расчёте на крейсера, оперирующие в Атлантике. Вот откуда «растут ноги» нашей базы подводных лодок. База выбрана очень удачно: глубокий и широкий фиорд, прикрытый от северных ветров полуостровом Рыбачий, обеспечивает свободный проход крупнотоннажных судов.



... якобы для создания транспортной линии между рейхом и Японией... - «Полярные волки» на службе Третьего рейха. Артём Денисов, фото: Bild-press.

Обстоятельства сложились так, что по-настоящему немцы не воспользовались этой базой. В апреле 1940 года гитлеровские войска высадились в Норвегии, где получили более удобные для организации базирования кораблей места. За аренду губы Западная Лица немцы рассчитались недостроенным тяжёлым крейсером «Лютцов».  



31 марта 1940 года его привели в Ленинград и переименовали в «Петропавловск». Достроить корабль не удалось. В годы войны он использовался как плавучая батарея. В сентябре 1941 г при обстреле города крейсер затонул, спустя год эпроновцы его подняли, и он продолжал защищать город. В море корабль так и не вышел, впоследствии был разрезан на металлолом. Чтобы скрыть сделку, немцы срочно переименовали в «Лютцов» другой тяжёлый крейсер «Дейчланд», который в 1942-1943 годах участвовал в операциях против союзных конвоев.

Продолжение следует.

Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.

Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.



Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю