Сегодня, 19 сентября, Виктор Степанович Штепа, в 1945-1949 годы исполнявший обязанности старшего офицера-воспитателя, командира роты Рижского Нахимовского военно-морского училища, отмечает свой день рождения.
Виктор Степанович родился в 1919 году на запорожской земле. С отличием окончил среднюю школу в городе Запорожье и без экзаменов был принят в Днепропетровский Институт Инженеров Транспорта. В 1937 году по комсомольскому набору был зачислен на второй курс ВВМУ им. Фрунзе. В 1941 году лейтенант В.С.Штепа, как и многие выпускники училища, был направлен в морскую пехоту и был зачислен в 74-ю Отдельную Морскую Стрелковую бригаду, которая воевала на Волоколамском направлении по защите и обороне Москвы. В январе 1942 года направлен во вновь формировавшийся 25-й Гвардейский Миномётный полк Ставки ВГК, в составе которого прошёл славный боевой путь. В жестоких боях с врагом был дважды ранен. За смелость и личную храбрость награжден орденом «Красной Звезды» и медалями. В 1944 году В.С.Штепа получил назначение на Дунайскую Краснознамённую флотилию. Принимал участие в боевых действиях по форсированию Днестровского лимана, а затем по освобождению территорий вдоль Дуная вплоть до Югославии.
В.С.Штепа в 1941 и 1944 годах
После окончания войны, в сентябре 1945 года гвардии капитан-лейтенант В.С. Штепа получил новое назначение – в состав Военно-Морских Учебных Заведений и направлен в Рижское Нахимовское Военно-морское училище. Во время службы в училище В.С.Штепа (1945–1949г.) выполнял обязанности командира роты, близко познакомился с начальником училища К.А.Безпальчевым, его методами и приёмами воспитания подрастающего поколения. В.С.Штепа в своих воспоминаниях указывает, что «моя служба у К.А.Безпальчева была не просто большой школой. Полученный тогда опыт работы с подчинёнными, опирающийся на уважительное отношение к подчинённому в любой ситуации, существенно улучшал качество выполнения служебных поручений и указаний». В августе 1947 года на Всесоюзном физкультурном параде в Москве Виктору Степановичу было поручено командовать сводной ротой рижских нахимовцев. Эти обязанности были блестяще выполнены. В дальнейшем Виктор Степанович окончил Военно-Морскую Академию имени Ворошилова, проходил службу на Краснознаменном Тихоокеанском флоте и в Главном штабе ВМФ, став крупным специалистом-противолодочником на важнейшем участке противодействия атомным ракетным подводным лодок вероятного противника.
В.С.Штепа в 1952-м и в 1958 году. ТОФ.
С 1975 года капитан 1 ранга Виктор Степанович Штепа находится в отставке, но связи с флотом не теряет.
Сослуживцы и воспитанники горячо поздравляют Виктора Степановича с Днём рождения!
Тяжело больной Александр Савинский пожелал поделиться с друзьями-однокашниками своими биографическими воспоминаниями или хотя бы отдельными фрагментами воспоминаний. Друзья всячески поддержали это намерение, сильно затруднённое состоянием здоровья и тяготами лечения. Для достижения цели Александр видел две возможности: блог «Вскормлённые с копья» и публикацию в сборнике воспоминаний - многотомнике, издаваемом Ю.М.Клубковым (сейчас готовится Книга 12). Самочувствие Александра требовало безотлагательных действий, и он принял решение одновременно использовать обе возможности, поскольку они не противоречат друг другу и обе направлены на благо сообщества выпускников 1953 года. Ранее в блоге уже публиковались рассказы А.Г.Савинского ( и ). Сейчас публикуется незавершённая глава «НАЧАЛО». А в Книге 12 «Сборника воспоминаний» читатели получат возможность полнее ознакомиться с великолепной биографической прозой Саши Савинского… к сожалению, лишь в той мере, в какой тот успел донести это до нас…
Н.З.
Из биографической прозы А.Г. Савинского
Н А Ч А Л О
Я родился 10 декабря 1930 года в Ленинграде, в благополучной семье, в доме на Невском проспекте 96/1 (угол ул. Маяковского) . Моя мать Нина Петровна преподавала иностранные языки в Ленинградском Кораблестроительном институте на Лоцманской улице, отец - Георгий Нилович работал инженером на авиационном заводе № 23 за Черной речкой. Трудно сейчас предположить, как бы сложилась моя судьба, если бы не война и блокада. В январе 1942 года от голода умирает отец, оставленный работать в цехах завода после эвакуации его основного оборудования в Новосибирск, в апреле – бабушка и мать 38-ми лет от ран, полученных во время артобстрела немцами города, при её возвращении с дежурства в госпитале. Я остался один. Мне было 11 лет. Несмотря на блокаду и постоянные обстрелы и бомбежки, весной 1942 года начали работать школы, и я пошел в свою 207-ю, в пятый класс. Положение с продовольствием в городе благодаря «Дороге жизни» стало чуть-чуть лучше, и в школе, после сдачи туда продовольственных карточек, нас бесплатно кормили завтраком и обедом. Однако проучился я не долго. Работники народного образования, оставшиеся в живых, выполняя указания свыше, начали отлавливать мальчишек и девчонок, оставшихся без родителей и близких, направлять их в детские дома и отправлять через Ладогу на Большую Землю. Так, летом 1942 года я попал в детский дом № 59 и вскоре был вывезен из блокадного города в Ярославскую область под город Рыбинск, в село Покровское. Военный корабль, на котором нас переправляли через Ладожское озеро в Кобону, носил невоенное название «Практика». Несмотря на то, что нас разместили в трюме, я хорошо видел, как с отдачей швартовых матросы расстилали ватники на палубе около зенитных пулеметов и ложились на них спиной для наблюдения за воздухом и горизонтом в ожидании налета фашистских самолетов. Нам повезло, все обошлось благополучно. Перед отправкой мне удалось зайти к себе домой и в почтовом ящике (а почта во время войны работала четко), я обнаружил открытку, адресованную моей матери от ее двоюродного брата - моего дяди из Ульяновска, куда он был эвакуирован из Ленинграда. Я ему ответил, написав обо всем, что произошло, однако из-за частых перемещений детского дома по области, обратного адреса не указал. Зимой 1943 года меня вызвала директор нашего детского дома П.Г.Коротченко и показала мне письмо с адресом: Ярославская область Директору Детского дома. Конверт был открыт и было видно, что письмо прошло через руки многих директоров детских домов области, пока не дошло до нашего. «Это тебе, - сказала директор, от твоего дяди из Ульяновска. Он хочет забрать тебя к себе после войны». Он приехал за мной раньше, осенью 1944 года, блокада была уже снята, и привез в Ленинград. Я стал жить в его семье и пошел учиться в седьмой класс.
Первую попытку поступить в ЛВМПУ - Ленинградское Военно-Морское Подготовительное Училище - я сделал в 1945 году. Она оказалась неудачной, меня не приняли. Отношения с моими родственниками складывались сложно. После неудачной попытки поступить в училище они еще более обострились. Я не знал, что делать и куда деваться. Когда я забирал в строевом отделе училища свои документы, меня разговорил один из офицеров отдела (майор Андрианов). Узнав, что я без родителей и живу у родственников, бросил спасательный круг. Он предложил мне идти «служить» в кадровую роту училища воспитанником, с обещанием, что я буду принят на первый курс при следующем наборе. Понимал, что теряю год учебы, но это был выход, и я согласился. Так, в конце 1945 года я впервые надел матросскую форму с флотскими погонами и начал «военную службу». Таких как я, в кадровой роте было человек двенадцать. Мы наравне с матросами выполняли все воинские обязанности, учили уставы, занимались строевой подготовкой, возили уголь, имущество, продукты, выполняли массу других хозяйственных мероприятий, а выходные дни, если не допускали каких-либо грубых нарушений, ходили в увольнение. Несмотря на разницу в возрасте, старшие нас не обижали, а к выполнению тяжелых работ не подпускали, выполняли всё сами. Так получилось, что из всех воспитанников, которые были со мной в кадровой роте, на первый курс училища в 1946 году поступил один я. Остальные отсеялись по разным причинам. Только потом мне стало известно, что на моём поступлении настояли начальник курса И.С.Щеголев и его заместитель А.И.Комиссаров. Спустя много лет я, уже будучи капитаном 1-го ранга, как-то вечером ехал в метро. Ко мне обратился скромно одетый мужчина и, извиняясь спросил, не Савинский ли я? И назвал свою фамилию. Это был один из тех мальчишек-воспитанников, с которыми я «нес службу» в кадровой роте, Володя Гриднев. В училище он не поступил, у него было всего шесть классов. За разговорами и воспоминаниями мы проехали свои остановки. Я оставил ему свои телефон и адрес. Но он не позвонил и не зашел. О трехлетней учебе и жизни в Подготовительном и четырехлетней - в Высшем Военно-Морском училище рассказывать не буду - они достаточно хорошо отражены в воспоминаниях моих однокашников. Скажу только, что это время, время проведенное вместе, под руководством замечательных начальников, - добрых, строгих, но понимающих мальчишек, познавших что такое война, - навсегда отложило свой огромный отпечаток в сердце и в душе каждого из нас...
***
... увы, теряются, смываются временем, постепенно уходят из памяти имена и обличия друзей юности и молодости... Есть, правда, и имеющие в наших сердцах несмываемый гриф "Хранить вечно". К их числу относится и Саша Савинский - талантливый поэт и человек редкостных душевных качеств.
Стихотворение Александра Савинского, посвящённое Эрику Ильину – другу юности, однокашнику и сослуживцу на Тихоокеанском флоте
Скорбим. Горюем. Пока мы живы, жив и он в наших сердцах. Вечная ему память!
Альберт Акатов, Татьяна Акулова-Конецкая, Гарри Арно, Владимир Брыскин, Евгений Вересов, Юрий Громов, Владилен Груздев, Евгений Дрюнин, Николай Загускин, Эрнест и Лариса Ильины, Анатолий Калинин, Леонид Карасёв, Эрик Ковалев, Игорь Куликов, Виталий Ленинцев, Николай Лапцевич, Виктор Поляк, Аполлос Сочихин, Николай и Людмила Калашниковы, Мария Вербловская , Давид Масловский, Юрий Назаров, Константин Селигерский, Александр Спиридонов, Валерий Ходырев, Александр Сковородкин, Евгений Чернов, Д. Кузнецов, В.Чиж, Вадим Сендик, Виктор Логинов, Ю.Берман, Игорь Владимиров, Ю.Клубков, Владимир и Надежда Лебедько… - И ДРУГИЕ.
18 сентября мы похоронили Сашу на Богословском кладбище…
Как-то ночью в бригаде сыграли учебно-боевую тревогу. Мы бросились к своим катерам и стали прогревать моторы. А в это время комдив, сидя в трусах у себя на кровати, выколупывал скрепки, которыми были прошиты снизу обе штанины его брюк. На следующий день при разборе Лапин, конечно же, доложил, что такое приспособление для сшивания брюк есть только у гвардии лейтенанта Азрумелашвили. Комдив был умный человек и понимал, что это сделал кто-то другой, но осадок остался, и он посоветовал мне выкинуть эту дурацкую штуку. Так что надеяться на помощь старших товарищей в проведении дознания мне не приходилось. Кое-кто из товарищей советовал мне не ломать себе голову: «Напиши, что в результате слабой организационной работы командира…». Но я не мог себе этого позволить: «Как я, командир - без году неделя, смею дать оценку командиру, который прошёл войну?! Нет! Надо искать настоящего виновника». Я стал подробно знакомиться со всеми членами команды ограбленного катера, выяснял их взаимоотношения, их мнения по поводу случившегося и о том, что следовало бы делать дальше, какие у кого знакомства в городе и т.д. и т.п. Комдив меня несколько раз поторапливал, говорил, что я очень вожусь. Лапин злорадствовал. Возился я почти целый месяц и пришёл к выводу, что, наиболее вероятно, вором является матрос Фёдоров ( имени точно не помню, кажется, - Витька). Узнал, что на Магале живёт его знакомая Верка (возможно, невеста), что моторист катера Дмитрий, бывший друг Витьки (поссорились и враждуют), знаком с Веркой. Другие подозреваемые мной в воровстве, казались мне менее вероятными виновниками кражи из-за большого количества украденных вещей и ещё потому, что пропавший катерный хронометр так просто в городе не продашь. И я пошел к прокурору гарнизона, просить санкцию на обыск дома отца Верки. Прокурора моя просьба рассмешила, он дружески похлопал меня по плечу и сказал: «Дорогой мой, если бы мы так просто могли бы давать санкции на обыск, то воровства вообще бы не было бы». Нагружённый таким количеством «бы», я ни с чем вернулся на катер и решил самостоятельно провести операцию. На следующий день с утра я посвятил в свой план троих старшин катеров Эпельмана и своего старшину Дмитрия, которому дал задание добежать через КПП до дома Верки, постучаться и сказать: - «Витьку . Сейчас придут к тебе с обыском. Прячь шмотки», - и бегом же назад.
Потом я позвонил дежурному на КПП и предупредил, чтобы Дмитрия не задерживали. Мы же втроём вскарабкались по крутому склону за казармами и оказались во дворе какого-то молдаванина, жившего напротив дома Верки. Удивлённый хозяин, спросил нас: - «Ребята, а вам кого надо?». - «Никого, - ответил я, - У нас учения, манёвры, понимаешь?». «Ааа ….», - протянул хозяин. Мы стояли и сквозь плетень наблюдали. Появился запыхавшийся Дмитрий, достучался. Вышла Верка. Переговорили. Он – бегом назад, она – в дом. Ждём с охотничьим азартом. Клюнет или нет?! Клюнула!!! Верка с огромным узлом из простыни вышла на улицу и направилась куда-то влево. Мы выскочили из засады и задержали её в десяти шагах от собственного дома. Она не сопротивлялась и не пыталась бежать, и мы повели её в штаб дивизиона. Комдив вызвал следователя прокуратуры, который вскоре приехал вместе с самим прокурором. Дознание я так и не написал, не потребовалось. Пропавшее имущество было найдено почти полностью. Следователь нашёл и хронометр, он оказался спрятанным на стропилах крыши склада морзавода, где Веркина сестра работала завскладом. Случаи пропажи имущества с катеров стали реже, но на это уже не обращали внимания. Вот такие «приключения» могут ожидать молодого офицера. К ним надо быть психологически готовым. Служба на катерах шла своим чередом. Летом 1955 году штаб бригады организовал для молодых офицеров на старом (довоенной постройки) мониторе штурманский поход по Дунаю для изучения навигационной обстановки.
С нами в походе, кроме офицеров штаба был известный журналист журнала, «Советский моряк», поэт Александр Алексеевич Жаров, автор многих популярных стихов и песен. Мне посчастливилось иметь место в кают-компании рядом с ним, что естественно, располагало к беседам. Началось с творческих разногласий. Я был и остаюсь поклонником В.В. Маяковского, а Александр Алексеевич – напротив – Маяковского не жаловал.
У Жарова была одна особенность технологии творчества. Вдохновение приходило к нему среди ночи, и он работал, попивая чай стакан за стаканом. Чай должен быть горячим, но не всегда мог быть таковым, за что матрос-вестовой дважды получал нагоняй от командира корабля. Я счел, что это несправедливо, и выразил свой протест тем, что положил Александру Александровичу на подтарельник записку со стихотворным текстом такого содержания:
В поэтах я души не чаю, Но мне сдается иногда, Когда б Вы меньше пили чаю, В стихах повысохла б вода.
А.А.Жаров и В.Б.Азаров.
Подав тарелку с просьбой налить ему суп, Жаров прочитал написанное, возмущенный встал из-за стола и покинул кают-компанию. В этот день он не обедал, а за ужином поинтересовался: кто сочинитель? Я, конечно, признался. Разговорились. Слово за слово, пришлось рассказать и о том, что стишки я кропал и раньше, что стихотворному ремеслу учился у большого мастера и добрейшего человека – ленинградского поэта , который вел наш литературный кружок во Фрунзе. Александр Алексеевич простил мою шалость и однажды вручил мне брошюру своих стихов с дарственной надписью. Наши взаимоотношения все более теплели и стали, можно сказать, дружескими, несмотря на солидную разницу в возрасте и в воинских званиях: я был гвардии лейтенантом, а он полковником. Мы встречались и после похода, даже фотографировались вместе у памятника генералиссимусу А.В. Суворову в Измаиле. Все последующие годы до самой его смерти в сентябре 1984 года мы не забывали посылать друг другу к праздникам поздравительные открытки. По результатам своего «путешествия» А.А.Жаров опубликовал в журнале № 19 за 1955 год большую статью «Фарватер дружбы». Было в ней и о нас, молодых офицерах, и была помещена фотография, на которой мы, под руководством опытного офицера капитана 2 ранга Скородумова (Юрия Сергеевича) изучаем фарватеры Дуная.
В штурманском походе молодые офицеры. Слева направо: лейтенанты А.Илларионов, Г.Азрумелашвили.
Позволю себе воспроизвести выписку из текста статьи Жарова относящуюся к нашему походу. "Корабль в нынешнем походе по Дунаю представлял собой особого рода школу, где преимущество отдается науке кораблевождения, сигнализации, работе мотористов, изучению района плавания. Молодые офицеры под руководством флагманского штурмана бригады Грицаенко (Михаила Петровича) в походе по Дунаю прилежно изучали штурманское дело. Интересно было узнать, эти молодые офицеры – были воспитанниками Нахимовских училищ. Вот два из них: лейтенант А.Илларионов и лейтенант Г.Азрумелашвили. Эти молодые люди разные по национальности, разные по темпераменту, разные по морским профессиям. При всем при том, они похожи друг на друга. Оба влюблены в море и флот. Оба хорошо знают свои специальности и совершенствуются в них. Оба производят впечатление людей разносторонне развивающихся, интересующихся всем богатством жизни нашей страны. Илларионов в свободные от службы часы ведет записи, вспоминая наиболее интересные и важные эпизоды и события своей жизни в стенах Нахимовского училища. Что же, хорошее дело! Пожелаем успеха записям товарища Илларионова. Они могут при удаче приобрести общественное значение. Но, как бы то ни было, это одно из свидетельств, того, что из Нахимовских училищ выходят хорошие моряки: скромные и уверенные в себе, самостоятельно мыслящие советские люди, с широким кругозором, с большими духовными запросами." Обо мне он написал с некоторой подковыркой: «товарищ Г.А.Азрумелашвили – квалифицированный читатель. Он особенно любит поэзию, настолько разбирается в ней, что к своим (почти неизбежным в юности) стихотворным опытам относится несколько скептически. Он знает, конечно, великолепные образцы грузинской поэзии. Но не хуже знает и русских, и украинских поэтов, и поэтов придунайских стран.
- Стихи возвышают душу! – говорит молодой морской офицер. Как хорошо было бы прочитать взволнованные стихи о советских моряках, обо всех, кто прокладывал по дорогу дружбы, и о нас идущих сегодня по этой чудесной дороге…» Он подумал и добавил: - «Песни о дружбе широко звучат сегодня на вольном Дунае. Будут, значит, и такие, в которых будет прославлен ратный труд, боевое мастерство и геройство советских моряков, их стремительные боевые рейды на Дунае в конце войны, их бесстрашные десанты в тыл врагам, их помощь частям Красной Армии, освобождавшим от фашистской нечисти придунайские страны. Так говорил молодой советский офицер». После первого хрущевского сокращения Вооруженных сил и расформирования Дунайской флотилии, я сдал свой катер в ОФИ и получил назначение помощником командира ВМ-78. Командир корабля капитан-лейтенант Коваленко, участник войны, собирался уволиться в запас, поэтому командир дивизиона приказал мне принять корабль у своего командира. Корабль стоял у стенки в городском канале в гор. Балтийске. Коваленко изредка появлялся на корабле, и мы, не спеша, работали над составлением приёмо-сдаточного акта. Я командовал кораблём и производил небольшие водолазные работы, никто мне не помогал и не мешал. Служба шла спокойно. Но однажды командир другого водолазного бота старший лейтенант Ройтман, пользуясь тем, что его бот нуждался в ремонте, попросился в отпуск, и мне было приказано временно прекратить приём своего корабля и принять на себя командование кораблём Ройтмана (своего помощника у него не было). Я переселился на бот Ройтмана, к большому неудовольствию Коваленко, которому из-за этого пришлось чаще посещать свой корабль. Ройтман сдал мне свою каюту и ушёл в отпуск. Сижу в каюте, время к обеду. Только я собрался пойти на камбуз снимать пробу, как в дверях появился корабельный интендант (он же помощник и куратор кока) Ямпольский с большой тарелкой в руках. Он с подобострастной улыбкой поставил тарелку на стол и сказал: «Сейчас принесу второе». В тарелке был густой горячий борщ с большими жирными, аппетитными кусками мяса. - «Зачем это вы мне принесли?» - «Ну, как же, проба». - «Пробу я сниму на камбузе».
- «Стоит ли Вам беспокоиться?» - «Стоит». На лице Ямпольского появилась гримаса удивления и неудовольствия. Он нехотя взял тарелку со стола, и мы пошли на камбуз. На камбузе кока не было. - «Где кок?» - «В кубрике». - «Где первое?» - «Вот». На плите стояла кастрюля такая, в какой готовят суп для семьи из трёх человек. Этого я никак не ожидал. - «А где первое для команды?» На этом боте числилось полтора десятка старшин и матросов, котёл должен был быть посолиднее. В это время на камбуз вернулся кок и ответил на мой вопрос: - «А они, товарищ командир, по другим кораблям разбежались, по своим корешам». - «Вы что, так плохо готовите?»
Тут мне вспомнилась наша практика после второго курса, когда нас в Кронштадте распределили на (малым канонерским лодкам). Теперь так называли бронекатера новой послевоенной постройки.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
