Постоянное общение с командой, походы в подводном и надводном положении, атаки, дела по обеспечению работоспособности корабельного оборудования и просто беседы сдружили меня с матросами. Личный состав команды стал с большей симпатией относиться ко мне. Мы говорили на разных языках, но цель была единой — борьба за свободу и демократию против фашизма. Это нас объединяло. Трагедия, переживаемая испанским народом, стала и моей. Команда это почувствовала и способствовала созданию единого коллектива корабля.
В то время стремление организации анархистов в Испании к самостоятельности и их нежелание во всем подчиняться центральному правительству вносили серьезный разлад в обеспечение снабжения из Каталонии и ведение целенаправленной борьбы. К тому же родиной мирового анархизма была Барселона, находившаяся в Каталонии. Наша четверка, как я потом узнал, составляла боевую ячейку, которая была на каждом военном корабле и подчинялась анархистскому центру и штабу, находящимся в Хихоне. Их целью было подготовить восстание и захватить военные корабли, чтобы уйти во Францию с огромными запасами золота и ценностей.
Мы находились в боевом походе, когда поздно ночью ко мне явился взволнованный Паоло. Он подслушал разговоры анархистов о спрятанном на подводной лодке огнестрельном оружии, захвате корабля и аресте командира. Что было делать? Я решил вооружить верных людей и с глазу на глаз поговорить с анархистами. Они ничего не подозревали, так как всегда старались быть исполнительными и работали с большим усердием. В углу кают-компании, где мы собрались, стоял в решительной позе Паоло. Я подошел к ним поближе, спокойно и твердо заявил, что нам известны все их планы, а также известно, где спрятаны запасы оружия. Это известие и мое поведение их сильно встревожило. Я сообщил им, что если команда узнает об их террористических замыслах, то немедленно выбросит всех за борт. Моя уверенность так повлияла на молодых и ершистых ребят, что они стали подавленными, испуг появился на их лицах. Они сознались во всем, рассказали о планах хихонской организации анархистов, сообщили пароль и шифр. Принесли четыре автомата (ручных пулемета), револьверы, гранаты. С Паоло мы решили этот инцидент сохранить от команды в тайне. Наши анархисты после этого затихли и не вызывали больше каких-либо подозрений. Лодка продолжала нести боевую дозорную службу.
Из Сантандера
Обстановка на севере Испании усложнялась. Противник прорвал фронт и стремился захватить провинцию Астурия, где находился Сантандер. В порту из боевых кораблей были два эсминца («Хосе Луис Диес» и «Сискар») и три подводные лодки, в том числе и наша. Частые авиационные бомбежки, стрельба, толпа мечущихся людей на пирсе — все это создавало паническую атмосферу. Фашисты проявляли активность и нагло действовали у всех на глазах.
Фронт подходил к окраинам порта, Сантандер в конце концов оказался отрезанным и окруженным со стороны суши. Кольцо сжималось. Командующий Северным флотом дон Валентино Фуэнтес, словоохотливый и гостеприимный человек невысокого роста, худощавый, мало разбирался в политических делах республики. Его предшественник дон Наварро бежал во Францию, когда сражался не сдавшийся еще Бильбао. Он прихватил с собой большую часть государственного золота. Впопыхах он оставил у себя в каюте объемный чемодан с драгоценностями. Нового командующего спросили, что делать с этими кольцами, браслетами и другими украшениями. Тот ответил, что это личные вещи офицера и необходимо чемодан отправить по адресу во Францию. С трудом удалось уговорить дона Валентино не делать этого. Его политическая беспринципность и нерешительность много раз потом сказывались отрицательно.
В тот же день, когда порт был отрезан от суши, вечером командующий отдал приказ командирам кораблей ночью оставить Сантандер. Я узнал, что в окруженном городе находится наш русский генералитет, состоящий из десяти человек и руководивший обороной порта до последней минуты. Аэродрома в Сантандере не было, и можно было улететь на наших самолетах только из Хихона, куда мы и отправлялись. Связавшись с русскими, мы решили, что подводная лодка, вопреки приказу командующего, останется у пирса до 2 часов ночи.
Как назло, дон Валентино, не очень-то доверявший командирам-испанцам, решил уходить на нашей подводной лодке. Он надеялся на русского командира. Находясь в кают-компании, он настоятельно требовал срочного выхода. Я отнекивался, придумывая разные причины.
Вдруг в небе послышался нарастающий шум вражеских . Началась интенсивная бомбардировка города и прежде всего порта и кораблей. Наша зенитная пушка стала интенсивно отстреливаться. Находилась она непосредственно над кают-компанией, где сидел дон Валентино, не переносивший выстрелов и боевых взрывов. После окончания бомбежки он мгновенно появился на мостике и потребовал катер для срочной отправки его на ближайший эсминец. Данная ситуация благоприятствовала нам. Однако на берегу обстановка накалялась, усилилась перестрелка. Осколки взорвавшегося недалеко от подводной лодки снаряда пролетели совсем рядом. У нас убило одного матроса. Люди старались всяческим образом прорваться на пароходы, стоявшие у стенки, были желающие попасть и на наш корабль. Вооружив матросов, я выстроил их для удерживания рвавшихся на корабль людей. Пришлось все же отойти от пирса, но случилось неожиданное: на нас прямо в борт шел транспорт с метавшимися на его палубе пассажирами. Оказывается, капитан и механик сбежали, оставив судно на произвол судьбы. Мы еле смогли отвернуть, однако скользящий удар все же пришелся по кормовой оконечности лодки. Хорошо, что не было серьезных повреждений.
Вскоре на берегу появились наши советники — десять русских и несколько республиканских военачальников. Я разместил всех на корабле. В числе десяти человек был полковник Р.Я.Малиновский. Впоследствии он был министром обороны СССР — с 1957 года до марта 1967 года. Я несколько раз приходил к нему на прием, и мы вспоминали испанские события. Среди вывезенных на подводной лодке из окруженного Сантандера была и советская переводчица, как я помню, мы называли ее Эллочкой. В дальнейшем она жила в Москве и работала в редакции журнала «Советская женщина».
При встрече участников войны в Испании она обратилась ко мне с возгласом: «Мой спаситель!»
Обстановка в испанском порту Сантандер была очень напряженной. Интенсивные атаки авиации, стрельба на берегу и единственная оставшаяся от республиканских сил подводная лодка с нами на борту.
Перед самым отходом из порта явился Паоло с представителем Центрального комитета коммунистической партии басков. Он просил спасти государственные ценности. Я обещал, но поскольку на подводной лодке нельзя было надеяться на весь личный состав, я решил загрузить свою каюту и поставить вооруженную охрану из верных матросов.
Драгоценности на 15 миллионов песет и документы привезли на грузовике и разместили в моей каюте, забив ее полностью.
Наконец мы снялись с якоря и вышли в море. Путь до Хихона — не менее суток. В момент выхода из порта мы внезапно увидели корабль с потушенными огнями. Это был вражеский эсминец «Веласко». Он устремился прямо на нас. Срочно погружаюсь и через некоторое время слышу неприятный ритмичный шум гребных винтов проходившего над нами корабля.
В ночь с 24 на 25 августа 1937 года мы благополучно прибыли в Хихон.
Прощай, Хихон
Прибыли мы в Хихон самыми последними. Все военные корабли северного республиканского флота и другие суда сосредоточились на весьма малой, открытой со всех сторон водной поверхности порта Муссель в Хихоне. Зенитной артиллерии на берегу не было, и все это создавало благоприятные условия противнику для обстрела порта с кораблей и, особенно, бомбардировки с воздуха.
В ночь с 25 на 26 августа 1937 года была одна из самых сильных бомбежек. Самолеты беспрепятственно уничтожали корабли и суда. Было потоплено три больших транспорта. Хорошо, что пассажиры успели сойти с них. Поврежден был эсминец «Хосе Луис Диес», а также многие вспомогательные суда. Все это делало бессмысленным пребывание в таком порту и требовало срочного выхода в море. На следующую ночь три подводные лодки покинули порт для выполнения наспех поставленных боевых заданий. Не успели мы дойти до позиции, как обнаружили, что у нас сломаны горизонтальные рули. Для подводной лодки это очень серьезно. Она теряет способность быть управляемой под водой.
Дали радиограмму в Хихон. Ответа нет. Опять дублируем. Хихон молчит. Запрашиваем главную базу — Картахену: «Лодка имеет поврежденные рули. Сообщите обстановку в Хихоне». Приходит ответ: «Вы обратились не по команде. Адресуйтесь к своему командующему». Неопределенность: куда идти, где ремонтироваться. Да еще этот безразличный ответ. В Хихоне беспокойно. Враги республики и «пятая колонна» открыто готовились к восстанию. Анархисты пытались захватить корабли и порт.
Болтаемся в море седьмые сутки. Пока все благополучно. Наконец, получаем из Хихона радиограмму отдана Валентино: «Приказываю не уходить с позиции без особых распоряжений». Ловим радиограммы с лодок С2 и С4 о разрешении им в связи с имеемыми неисправностями уйти во французские порты.
В памяти у меня сразу возникает последний день перед выходом в море. Командующий после интенсивных бомбардировок порта и штаба флота, находящихся в 20-25 километрах от него, был сильно взволнован и решил срочно собрать командиров и офицеров кораблей. Лучше не нашлось помещения, чем огромный зал одного из местных учреждений. Говорили о состоянии кораблей, о предстоящих задачах. Все, как потом стало известно, было передано врагу. Мне запомнилась неприятная обстановка и довольно наглые заявления отдельных командиров о том, что они надеются, что видят командующего в последний раз. Сам дон Валентино выглядел усталым и постаревшим. Его взгляд выражал некоторую растерянность и даже равнодушие. Но, как джентльмен, он оставался элегантным в общении и при завершении совещания и принятии решения о выходе всех кораблей в море, пожелал нам удачи в изысканной форме. Но сама атмосфера сборов и поведение командования не давали уверенности в дальнейших действиях наших кораблей.
Я вспомнил мимолетный разговор командира подводной лодки С4 с доном Валентино и тот взгляд, который я заметил при их расставании. А сейчас передо мной черные сверкающие глаза Паоло. Он, очевидно, вспоминает все то же самое и возмущен поведением командующего, его методами руководства и равнодушием к нашей борьбе. Мне с моим характером и эмоциями тяжело, как и ему. Только все это — внутри, все это — в моей душе и в данной напряженной обстановке не должно быть заметно.
Я спокойно обращаюсь к Паоло и стараюсь его убедить, что у нас на корабле вся команда готова бороться с врагами, положение и обстановка на берегу (в руководстве) скоро стабилизируется. Но такие мысли меня не успокаивали и не радовали. Потом эта ситуация действительно рассматривалась как пассивность в борьбе и нежелание командованием ведения активных действий.
Тогда, на корабле, мы были свидетелями бегства в создавшихся неблагоприятных военных условиях испанских командиров вместе с кораблями во Францию.
Интересен сам сценарий этого ухода.
Командир С4, чей наглый взгляд я видел в беседе с доном Валентино, радировал в Хихон: «Имею повреждения, прошу разрешить войти во французский порт». Дон Валентино дает ответ: «Именем закона категорически запрещаю!»
Вторая радиограмма с подводной лодки: «Имею серьезные повреждения, прошу разрешить войти во французский порт».
Ответ: «Именем закона категорически запрещаю!»
Последний запрос: «Не могу держаться, ухожу во Францию!»
И опять отрепетированный ответ: «Именем закона категорически запрещаю!»
На этом спектакль с участием командира С4 и командующего Северным флотом завершился.
Аналогичная сцена происходила и с командиром подводной лодки С2. Таким образом, две подводные лодки, вышедшие с нами в море из Хихона, ушли с поля боя во Францию. Нам, командирам из страны Советов, еще придется участвовать в их доставке через Гибралтар в Картахену.
Наша единственная в Кантабрике подводная республиканская лодка продолжала выполнять свое боевое задание. А на следующий день мы опять стали радиосвидетелями теперь уже ухода эсминца «Хосе Луис Диес» во Францию. После выхода двух эсминцев в море командир головного корабля «Сискар» обратил внимание на странное движение «Хосе Луис Диес». Запросил его: «Куда вы идете?» Последовал ответ: «Вижу противника, уклоняюсь».
Но командир ведущего корабля видел, что в море не было вражеских кораблей. Он радировал: «Именем закона приказываю вступить в кильватер!» Ответ был краток: «Не могу. Уклоняюсь».
Вот и третий пример того, какую тактику избрали республиканские командиры и каково было их отношение к проводимой в Испании борьбе с фашизмом.
Продолжение следует
