Учебный год в школе юнг равнялся календарному. Учили ребят не только воинскому делу, преподавали и общеобразовательные предметы, ведь далеко не все из подростков «на гражданке» успели пройти полный курс школы, - кто пять, кто шесть классов окончил, были и с четырьмя. Выходит, даже в самое тяжелое время страну заботило мирное будущее ее самых юных защитников. На флоте юнги ценились как специалисты. Зачастую командиры действительно брали их на свои корабли даже охотнее, чем старших по возрасту краснофлотцев, которых, как правило, готовили по так называемому ускоренному курсу. И по сей день Василий Александрович с благодарностью вспоминает своих учителей и педагогов в погонах: командиров смен старшину 2 статьи Осятушкина и старшину 1 статьи Разина, командира роты старшего лейтенанта Дубового и ротного старшину мичмана Туманцева, а еще начальника школы капитана 1 ранга Садова, замполита капитана 2 ранга Шахова. Считается, что наиболее тревожными для Соловков выдались первые два года войны, немцы несколько раз бомбили кремль. В сорок четвертом тоже были две недели напряженного ожидания. По сведениям разведки, фашисты планировали высадку десанта на архипелаг. «Взрослый» гарнизон тогда подняли в ружье, сформировали отряд, куда взяли и юнг, правда, не всех, а тех, кто покрепче. Был в его составе и Вася Косолапиков со своим карабином. Все глаза они тогда проглядели, однажды заметили далеко-далеко какие-то корабли, но немецкий десант на Соловки так и не высадился.
Большой охотник на Чукотке
На войну с Германией Василий Александрович и его сверстники не успели. В сентябре сорок пятого их переправили в Кемь, там они погрузились в эшелон и поехали на другую войну, японскую. Ехали к Тихому океану долго, что-то около месяца, и на Дальнем Востоке оказались, когда японцы тоже капитулировали. Вторая мировая закончилась, но больно ранить юнгу Васю Косолапикова она все же сумела: еще на Соловках узнал он о том, что под Ленинградом, у местечка Хиндикалово, сложил голову его отец... Служить выпало на большом охотнике за подлодками, корабле известной американской серии «Sea Chaser», одном из сотен переданных нам союзниками по ленд-лизу. Базировались они на Камчатке, и хотя время было уже мирным, но в море ходили часто. Потом кому-то «наверху» пришло в голову упрочить морские границы Союза на дальнем Севере, и соединение больших охотников перебросили на... Чукотку. А велики ли корабли класса большой охотник и какой от них прок на Чукотке? Поэтому здесь моряки больше окалывали лед с палуб, чем плавали, и вскоре Василий Александрович перешел служить на береговой приемный радиоцентр.
Решение оказалось, как нынче говорят, знаковым, и дальше морская служба Василия Александровича выстраивалась именно по береговой черте. В 1950-м, за год до демобилизации, он уже командовал постом СНИС - службы наблюдения и связи. Его пост № 446-447 располагался в трех десятках километров к северу от главной базы в бухте Провидения: 12 служивых личного состава, на вершине сопки - пост визуального наблюдения за фарватером, ближе к берегу - радиостанция для запросов и докладов, а для проживания - добротно срубленная изба... Можно было служить и дальше, остаться на сверхсрочную, но все сильней и сильней тянуло домой.
Братство седых мальчишек
На родине Василий Александрович окончил десятилетку, работал в нескольких организациях, некоторое время жил в Архангельске и в 1959-м, наконец, поступил на молотовский завод № 402. Начинал учеником газорезчика, работал наладчиком, потом мастером в цехе 5, позднее учился заочно и окончил Северо-западный политех по специальности радиоинженера. Последняя должность Василия Александровича перед выходом на заслуженный отдых - начальник бюро 10-го отдела, ведающего вооружением. Так сложилось, что с бывшими однокашниками, юнгами, ни в жизни, ни по работе судьба его не сводила целых двадцать семь лет. Лишь только к тридцатилетию Победы у бывших воспитанников Соловецкой школы, разбросанных по всей стране, вызрела идея - собраться, встретиться. За помощью они обратились к своему бывшему замполиту Сергею Сергеевичу Шахову, известному нашему североморцу. Большие организационные хлопоты Сергей Сергеевич тогда взял на себя. В 1972-м уже седые мальчишки далекой войны встретились там, где выпало им необычное и суровое отрочество - на Соловках. А уж после тех дней они старались не терять из виду друг друга и держаться вместе. Оказалось, что и в Архангельске, и в Северодвинске бывших юнг не так уж и мало, причем многие из них стали очень известными людьми. Они воевали на разных флотах, служили разные сроки, а когда пришло время мирной жизни, каждый из них выбрал свой путь. Но, как подметил Василий Александрович, всех их с годами объединило именно «соловецкое братство». У этого братства сложились свои традиции. Так, своим кругом они обычно собираются дважды в год: в День Военно-Морского Флота и на соревнованиях судомоделистов за приз соловецких юнг, которые проводит архангельская школа №11. А вот святой для всех День Победы они празднуют вместе со всеми ветеранами как равноправные участники Великой Отечественной. Война ведь была на всех одна, жалости она не признавала и скидок на возраст не делала.
Кравчук Николай Васильевич
Алексей Офицеров, Иван Дудоров. Мой дедушка – юнга с Соловецких островов. Воспоминания. Размышления. Книгу можно скачать на сайте Три части: . О Николае Васильевиче Кравчуке я недавно читал статью «Директор глазами рабочего» в Литературной газете №49 от 1977 года и, естественно, спросил его: – Это о тебе, что ли? – Да. В статье было: «…Перед моими глазами – московский директор Н.В.Кравчук. Десятый год работает он директором. Большой знаток и энтузиаст той техники, которую выпускает завод. Может двое суток не выходить за проходную, спать на диване, если не решается какая-нибудь техническая задача». Он пригласил меня к себе спустя год после начала моей работы на заводе. Это очень короткий срок для персонального свидания с рабочим. На столе у директора я увидел одну из моих книг. В ней 350 страниц. – Неужели вы нашли время прочитать? – удивился я. – Да, я прочел ее всю, – ответил Кравчук… Борис Шумилов с Колей Кравчуком и Валентином Пикулем были расписаны по окончании школы юнг на Северного флота.
Эскадренный миноносец-эсминец «Грозный» относился к проекту первого советского эсминца, заложенного в 1935 году и названного «Гневным» (проект 7). Водоизмещение 2400 тонн. Длина корпуса 113 метров, ширина 10,2 метра, осадка 4 метра. Максимальная скорость – 38 узлов. Опыт прошедшей войны показал большое боевое значение кораблей этого класса, широкий диапазон выполняемых задач. Они действовали как сторожевые корабли и как легкие крейсера. Важное значение имело вооружение корабля: четыре 130-мм орудия, два 76,2 мм, четыре 37 мм автомата, четыре пулемета 12,7 мм, два трехтрубных 533мм торпедных аппарата, два бомбомета, глубинные бомбы. В результате первые эсминцы типа «Гневный» по составу вооружения приближались к лидерам, с экипажем около 250 человек...
Пройдя суровую школу на эсминце «Грозный» и видя боевые и стихийные события, – историк и известный писатель-маринист – в брошюре «Живая связь времен» пишет: «…Что флот меня воспитал как солдата, гражданина и человека. Это было самое счастливое время в моей жизни, может быть, даже больше, чем сейчас, я чувствовал тогда свою необходимость в этом мире. Я был нужен, и от меня многое зависело. Я давал курс кораблю, определял глубину, скорость хода. От моего гирокомпаса зависела стрельба торпедных аппаратов и орудий. Ничего, что мне пятнадцать лет. Я стоял в общем строю и делал общее дело. И за это меня уважали. И вот это осознание нужности своей делало меня гордым и счастливым, несмотря на трудности. А ведь нам, мальчишкам, не было тогда легко и хорошо. Нам было зверски тяжело. Но я благодарен флоту даже за то, что было тяжело.
Я был демобилизован с флота, так и не дослужившись до матроса. В документах указано мое первое И последнее звание – юнга!.. Конечно, не я принес Родине победу. Не я один приблизил ее волшебный день. Но я сделал что мог. В общем прекрасном Пиру Победы была Маленькая капля и моего меду. Благодарен за привитую дисциплину, за истинно мужские качества, которые он сформировал в нас».
Это высказывание Пикуля наводит на размышление, что флот своей суровой действительностью формировал сильный характер у бывших юнг. Оглядываясь назад и проследив линию своей судьбы, которая просматривается, как кильватерный след за кормой корабля, в этой линии разгадывается главное – флот дал «закваску», которая и посадила нас за парты школы рабочей молодежи. И то, что сейчас Коля Кравчук присутствует здесь с нами как генеральный директор, есть тому должное доказательство...
Борис Шумилов, чувствуется, что они давние друзья с Кравчуком, поведал: «Как-то в погожий день старпом нашего «Грозного», по-моему, фамилия его Короткевич, капитан-лейтенант, приходит на ют с боксерскими перчатками. Мы, очевидно, все знали, что он страстный любитель бокса, когда-то занимался в секции бокса и даже имел разряд. – Ну, постучим, с кем? – обратился старпом.
Кравчук, хотя еще в юнгах, но сложен, широк в кости, и старший помощник его знал, поскольку совсем недавно он то ли сорвался, то ли прыгнул с дальномерной трубы в воду, чем привел в смятение командование корабля, да и весь личный состав. Ну, об этом потом. Старпом предложил ему, Коля надел перчатки и довольно-таки свободно стал передвигаться, парируя удары. И вдруг Кравчук наносит удар левой, и старпом в нокауте… Естественно, слух по кораблю – старпома побили… Как? Кто? Юнга его приложил, из уст в уста пошел слух… Оказывается, Кравчук не имел разряда по боксу, но занимался в секции бокса вплоть до ухода в школу юнг. – Вот, оказывается, почему он пытался решать спорные вопросы через кулак, – сказал Иван Алаторцев. А Коля: – Это случайность, он не ожидал. Старпом думал, что я новичок в боксе, а я думал, что он опытный боксер, разрядник же, и ударил его по всем правилам бокса. Всех интересовало, чем же этот «поединок» закончился? Ведь старший помощник на корабле – «главней командира». В пересудах у обреза на юте (место для перекура) матросы к «поединку» юнги со старпомом отнеслись скорее всего, как к флотской насмешливой байке, травили. Травить – это значит рассказывать невероятные вымыслы и заведомо лживые предположения. Пришли к тому, что «корму показать» – уклониться от ответственности – Коле вряд ли удастся. Готовься, юнга-боксер, в штрафную, а в лучшем случае в бригаду морпехоты, она сейчас сколачивается… А что по этому поводу толкуют в кают-компании? Шумилов говорит, что вестовой мне рассказывал, и продолжает: Согласно Морскому уставу, кают-компания служит столовой для офицеров, но традиционно это помещение является местом собрания офицеров, где вырабатываются общие духовные интересы, где взаимопонимание строится на уважении младших к старшим. Именно кают-компания служит фундаментом сплоченности и единства, дисциплины и порядка на военном корабле. Ну, и как в любом обществе, есть рьяные – очень усердные, которые не замедлили выразить свое возмущение происшедшему событию и просили Андрея Васильевича принять немедленные меры по отношению к Кравчуку.
И даже зачитали из английской (Олеронские законы, изданные во Франции на о. Олерон в ХII в.), в которой были некоторые меры наказания матросов за различные поступки: «1.Всякий, кто убьет другого на борту корабля, должен быть привязан накрепко к убитому и брошен в море. 2. Всякий, кто убьет другого на земле, должен быть привязан к убитому и похоронен в земле вместе с убитым. 3. Всякий, вынувший нож или другое оружие с целью ударить другого, должен лишиться руки. 4. Всякий, законно обвиненный в воровстве, должен быть подвергнут следующему наказанию: голова брита и полита кипящей смолой, а затем обсыпана перьями для отличия от других. При первой возможности он должен быть высажен на берег. 5. Застигнутый спящим на вахте должен быть в корзине подвешен к ноку бушприта с кружкой пива, куском хлеба и острым ножом, дабы сам выбрал, что лучше: висеть там, покуда не погибнет от голода, или отрезать веревку, прикрепляющую корзину, и упасть в море…» Надо сказать, что наказания на флотах долгое время оставались жестокими.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Расстаться с грустными размышлениями помогли последующие события, которые с необыкновенной быстротой следовали один за другим. После сдачи всевозможных анализов последовал тщательный медицинский осмотр, который мне запомнился тем, что пришлось совершенно обнажённым переходить из кабинета в кабинет к разным специалистам. При определении моего веса медицинский работник никак не мог найти начальный показатель на весах, с которого надо вести отсчёт полных десятков килограммов, передвигая исходную отметку по шкале к её самому началу, что составило чуть более двадцати килограмм. Бараний вес, с недоумением заметил медицинский работник, регистрирующий мои антропометрические данные. Замеряя мой рост, деревянной планкой прижали мне голову сверху довольно сильно, что непроизвольно мне пришлось сжаться, отчего и без того мои маленькие размеры значительно уменьшились. Затем один врач с большим удовольствием мял мне живот, а другой спрашивал какими заразными болезнями болел, третий с интересом заглядывал в рот, заставляя показать ему язык. Четвёртый стучал блестящим металлическим молоточком по разным частям тела, интересуясь, не страдаю ли ночным недержанием мочи. Очередной медработник проверял мою грамотность, заставляя произносить буквы с удалённого на несколько метров плаката, а ещё один стал тихонько нашептывать, как бы по секрету, разные слова, заранее не предупредив, чтобы я их ему повторял. Поэтому тут у меня произошла маленькая заминка, но, разобравшись, всё утряслось. Осмотр хирурга оказался для меня самым непредсказуемым. Я уже неоднократно упоминал о сломанной руке факте двухлетней давности, последствия которого всё ещё были заметны. Хирургом оказался здоровенный двухметрового роста и, пожалуй, более центнера весом мужчина, который бесцеремонно крутанул меня и вопросительно рявкнул, имел ли я ушибы головы или какие-либо хирургические операции. Затем, зажав своими лапищами мою голову, как теннисный мяч, ещё раз крутанул меня вокруг оси и, убедившись, что с головой у меня всё в порядке, схватил за руки, резко заломив их вверх и в стороны, и снова прорычал, спрашивая, имел ли переломы, ушибы, вывихи. Ни на один вопрос я даже не успел ничего произнести, и, видимо, хорошо сделал. Осмотр хирурга продолжался не более двух-трёх минут. Не обнаружив в результате осмотра никаких у меня отклонений: ни слегка не разгибающейся левой руки в локтевом суставе, ни её небольшой кривизны в месте перелома, он выпустил меня из своего цепкого, почти борцовского захвата и тут же потребовал для осмотра к себе следующего.
Бараний вес - около 40. Однако бараны бывают разные!
В итоге осмотр врачей показал, что я практически здоров и подхожу по необходимым критериям для обучения в училище. Вместе с тем скажу, что после медосмотра наши ряды значительно поредели. Некоторым ребятам приходилось возвращаться к медикам повторно для ещё более тщательного осмотра, чтобы доказать свою физическую пригодность, но не всем это удавалось реализовать. Теперь наступал этап показать свои знания на четырёх экзаменах. В течение последовавшей экзаменационной недели я не помню, чтобы пришлось мне что-то заново выучивать, заучивать, запоминать, вспоминать какие-нибудь сведения, листать учебники, которые были у меня с собой, волноваться перед очередным экзаменом и тревожиться за его результат. Никаких шпаргалок у меня не было, да тогда я и не знал, что это такое и как можно умело ими пользоваться. Происходило как будто бы всё самим собой. Но оказалось, что был опасный момент, когда над моей головой сгустились тучи возможного отказа на зачисление, по причине неудовлетворительного экзаменационного результата по письменной арифметике. После написания диктанта был устный экзамен по русскому языку. Эти два этапа я прошёл успешно. Всех тех, кто не соответствовал необходимому уровню знаний, сразу же отправляли восвояси, а остальные допускались к следующему экзамену. Нам объявили, что на следующий день четвёртый поток, из которого осталось всего несколько человек, будет письменно решать задачи и примеры по арифметике. Не испытывая никакого волнения, я отправился на экзамен и, на мой взгляд, всё выполнил полностью и правильно. Однако на следующий день при объявлении списка я не услышал себя среди лиц, допущенных к устному экзамену. Поинтересовавшись у старшины таким обстоятельством, получил странный ответ, что меня вообще в списках нет: ни среди тех, кто сдал письменный экзамен и допущен к сдаче устного, не оказалось меня также в списках убывающих. Только через день объявили дополнительный список из пяти или шести человек, в котором оказался и я. Требовалось прибыть лично к самому начальнику цикла математики, жутко строгому майору, помнится, его фамилия была Шапиро, для разбирательства письменной работы и последующего
Такой индивидуальный подход, по существующему у поступающих мнению, не сулил ничего хорошего: в большинстве своём такую проверку мало кто выдерживал. Мой опрос длился, как мне показалось, очень долго: сначала были требования рассказать ход решения письменной работы, а затем последовали разные вопросы. Сейчас уже не помню все детали этого события, но, кажется, держался я спокойно и не испытывал сильного волнения, даже не помышляя о том, что именно в этот момент решался вопрос моего поступления. Думаю, что мои ответы не во всём были убедительны, но, тем не менее, позволили майору-математику сделать вывод, что при соответствующем старании смогу освоить школьную программу. Я благодарен ему за такое доверие и действительно, в период всего обучения у меня по математике не было никаких трудностей. Затем по прошествии несколько дней прошло весьма скоротечное собеседование, которое называли непонятным словосочетанием «мандатная комиссия», где ещё раз спросили о моём желании учиться в училище. Наверное, задавали и другие вопросы, которым тогда я не придавал особого значения, и это собеседование детально не сохранилось у меня в памяти. Главным было окончательное решение о моём зачислении. Прошло ещё несколько дней, когда полностью сформировался наш контингент в количестве пятидесяти человек, условно говоря, состоящий из двух групп. Однажды, когда несколько спал напряжённый период различных проверок, комиссий и экзаменов, помню, произошёл один конфликтный случай. Только что зачисленный в нашу группу кандидат по фамилии Поливода, решив как-то обозначить своё приобщение к флоту, вдруг появился со свежей татуировкой на руке аляповатого якоря. На одном из построений старшина заметил самодельную пиктограмму будущего «sea wolf» и поволок его к офицеру, старшему по сборам. Скандал был великий. Бедный Витя Поливода чуть было не стал жертвой страстной любви к морю. Он оказался на рубеже отчисления, как наглядный пример для тех, кто совершает безответственные поступки. Но, к счастью, жертвоприношения не произошло, приняли во внимание его чистосердечные раскаяния, Витя Поливода остался в училище, успешно завершив обучение вместе со всеми.
Нахимовец Виктор Поливода. Рига. 1950 г.
Через определенное количество лет Виктор Афанасьевич Поливода, став капитаном 1-го ранга, успешно командовал боевым подводным кораблём Военно-Морского флота. С нами, освободившимися от вступительных забот, но пока ещё не ставшими реальными воспитанниками, проводили ознакомительные и инструктивные беседы о порядке поведения, общей организации и соблюдении дисциплины в училище. В числе бесед о личной гигиене и на медицинские темы, в частности о заразных болезнях, запомнились долгие и достаточно подробные лекции о страшных и неизлечимых венерических болезнях, которые можно легко подхватить половым путём. Такие медицинские термины как сифилис, гонорея, твёрдый и мягкий шанкр становились известны, но всё равно были не доступны для понимания. Наверное, такие просветительские беседы были нужны, но для меня тогда они казались всё равно, что рассказы о существовании жизни на Марсе. Как бы там ни было, но мой кругозор день ото дня значительно расширялся, и я приобретал ранее незнакомые, но важные знания, которые нужны были уже сейчас в новых для меня условиях, но пригодились и в дальнейшей разноплановой жизни.
Кроме инструктивных бесед и просветительских лекций нас несколько раз приобщали к общественно полезному труду. Жилое помещение длиннющее двухэтажное здание с печным отоплением немецкой постройки времён Первой мировой. Для зимней топки печей в жилых помещениях с лета велась заготовка дров и угля, которые складировались во дворе казармы. В те летние августовские дни, когда привозили дрова, руководствуясь указаниями командиров, нам предоставлялась возможность их укладывать в поленницы. Для меня, вспоминаю, некоторые поленья были не в подъём и, когда мы, встав вереницей друг за другом, передавали сырой и тяжеленный полутораметровый отопительный материал, который чаще всего был тяжелее моего собственного веса, иногда случалось так, что я не мог удержать в руках даже на несколько мгновений такое полено, чтобы передать его следующему по цепочке. Бревно падало под ноги, происходил сбой в работе. Хотя никто не ругался и не кричал, однако всё равно мне было обидно за себя, за то, что я такой хилый, слабенький, немощный, и поэтому я изо всех сил пыжился, напрягался и старался не подвести рядом стоящих пацанов, которым тоже приходилось не сладко. Возможно, вот так постепенно и поэтапно в разных обстоятельствах, в том числе и в подобных ситуациях, воспитывалось чувство взаимной поддержки и выручки среди нас будущих нахимовцев. Наконец наступил день переодевания в морскую форму, тем самым как бы фиксируя наше включение в состав общего коллектива училища. Для начала нам выдали рабочую одежду, но она уже показалась, как парадно-выходная. Последнее посещение «вшивобойки» завершилось этим радостным событием. После выхода из моечного зала каждый подходил к баталеру, где заранее было разложено обмундирование, и получал в соответствии со своим ростом и размером новенький комплект форменной одежды: тельняшку, трусы, носки, рабочее платье: синего цвета хлопчатобумажные брюки и рубаху-голландку с морским накладным воротничком, тяжелые и крепкие из свиной кожи рабочие ботинки, которые мы стали называть «гады», видимо, как сокращённое слово от «говнодавы», бескозырку с белым чехлом и укороченной ленточкой с бантиком без длинных косиц, на которой золотыми буквами светилось: «нахимовское училище». Разве такое забудется!!!
Нахимовец Николай Верюжский. Рига. Сентябрь. 1947 год.
Мы, к своему неожиданному и приятному удивлению, поначалу тогда даже не узнавали друг друга в новенькой и одинаковой флотской форме. И, по всей вероятности, с тех счастливых минут зародилось и постепенно росло и крепло наше питонское братство, сохранившееся в наших сердцах и душах на протяжении долгих лет службы в Военно-Морском флоте и, пожалуй, в последующие пенсионные годы.
Для подтверждения вышесказанного приведу только один пример. Главный штаб ВМФ и Союз ветеранов-нахимовцев г.Москвы организовали и провёли 16 мая 2009 года торжественное мероприятие «Защитник Отечества с детства», посвящённое 65-летию со дня создания Ленинградского Нахимовского Военно-морского училища. Сбор участников проводился на причальной линии – «Подводная лодка «Б-396» Музейно-мемориального комплекса истории ВМФ России.
На торжественном построении 16 мая 2009 года слева направо: Кузнецов Мстислав Вячеславович, ЛНВМУ, выпуск 1948 г. Чиковани Владимир Окропирович, Тбилисско-Рижское училище, вып.1956 г. Юрченко Виталий Сергеевич, ТбНВМУ, выпуск 1954 г., Бойко Анатолий Павлович, ТбНВМУ, выпуск 1954 г., Коваленко Виктор Артемович, Тбилисско-Рижское училище, вып.1956 г., Верюжский Николай Александрович, РНВМУ, выпуск 1953 г., Зубков Радий Анатольевич, ЛНВМУ, выпуск 1948 г.
«ЖИЗНЬ РОДИНЕ, СЕРДЦЕ ДАМЕ, ЧЕСТЬ НИКОМУ!»
В заголовок этой главы я поставил известное изречение воспитанников российских кадетских корпусов, история и традиции которых насчитывают почти трёхсотлетний срок патриотического воспитания у юношества любви к Родине, самопожертвования при защите Отечества, дружбы и товарищеской поддержки в боевой и повседневной жизни. Но тогда, являясь нахимовцем, откровенно признаюсь, я с большим недоверием относился ко всему старорежимному и не мог с должным пониманием взять себе в пример образ мыслей молодых людей, оболваненных, как мне представлялось, верноподданнической монархической государственной верхушкой, такое твёрдое убеждение во мне уже было заложено. Я не мог себе вообразить, что можно было взять поучительного у кадетского, как нам тогда усиленно втолковывали, этого самого наиболее предательского движения, оказавшегося ярым и активным противником Великой Октябрьской социалистической революции и ставшего в один ряд с врагами революционной России под знамёна белогвардейщины в период Гражданской войны, а затем подло сбежавшего за границу, спасаясь от полного уничтожения победоносной Рабоче-Крестьянской Красной Армией (РККА).
Понимание существа и смысла величайшей трагедии российского общества, случившейся в начале ХХ века и принёсшей неисчислимые жертвы многострадальной России, приходило ко мне весьма долго, мучительно и не всегда однозначно. Однако вернёмся в август 1947 года, когда я стал воспитанником Рижского Нахимовского Военно-Морского училища. Нашу группу из 50 человек, только что поступивших для обучения в пятый класс, присоединили к двум классам воспитанников, проучившихся в течение года по программе четвёртого класса. После построения нашей группы в соответствии с ростом, по ранжиру нас разделили пополам, на два взвода, которые получили нумерацию третий и четвёртый. Я, естественно, как один из самых маленьких, оказался в четвёртом взводе. И сразу, как-то непроизвольно, всех правофланговых, как правило, рослых ребят, стоящих в первой шеренге строя, стали называть «дылдами», а за левофланговыми, замыкающими строй, закрепилось название «животы». Причём такая градация не относилась конкретно к какому-либо человеку. «Животом» мог называться любой и даже достаточно высокий воспитанник, но оказавшийся в конкретных перестроениях на левом фланге. Однако, скажу о себе, что почти всегда при любых строях я числился в славном племени «животов».
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
