Родственники с прискорбием сообщают что на 64 году жизни 4 декабря скоропостижно скончался Моисеев Николай Васильевич, выпускник Нахимовского училища 1967 года. Окончил ВВМУРЭ им. А.С.Попова в 1972 году. Службу проходил на ДКБФ, в/ч. 09867, в военной приемке. Капитан 2 ранга. Прощание состоится 7 декабря, в 10.30, Центральный морг, Екатериновский пр., 10. Похороны состоятся 7 декабря 2012 года на Ковалевском кладбище. Дополнительную информацию можно получить по телефону 8 921 954 85 88.
К моим однокашникам, офицерам ВМФ, офицерам торгового и рыболовецкого флотов!
Думаю, большинство из Вас любит и понимает юмор как белый, так и чёрный. Надеюсь, что Вы улыбнётесь несколько раз моим байкам и дополните эту коллекцию сюжетами из своей жизни и практики. Уверен, каждый из Вас имеет в запасе множество сатирических и юмористических сюжетов.
Улыбнитесь! Подтянитесь! Присоединитесь! Ведь улыбка это флаг корабля!
Петров Юрий Сергеевич Капитан 2-го ранга в отставке.
2004 г.- 2009 г.
От автора.
Мои родители были металлургами. Отец инженер, а мама техник. Златоуст, Сталинград, Магнитогорск, Мариуполь – города с металлургическими заводами, где жила наша семья. По военному билету, отец числился как рядовой не обученный, беспартийный. За время войны был награждён тремя орденами и медалью «За оборону Сталинграда». Война застала нас в Сталинграде. Эвакуация с последним эшелоном, отец в составе подрывной команды на «Красном Октябре». Примерно в марте 1943-его года, он нас нашёл в Челябинске, и мы приехали в Магнитогорск. В Магнитогорске четырёхкомнатная квартира на четыре семьи. В каждой семье по четыре-пять человек. При таком плотном заселении я не припомню ни одного скандала между жильцами. Металл Магнитогорска воевал, и страна сносно кормила и одевала, город и комбинат. Наша семья не голодала, но питалась довольно скромно. Родители меня не пасли, и в пределах разумного позволяли проявлять самостоятельность. В 1947-ом году семья переехала в Мариуполь. Город восстанавливался, но две трети домов ещё были погорелками. Тёплое и ласковое Азовское море навеяло у меня желание посмотреть на другие моря, в результате чего я оказался в городе Калининграде, во «Втором Балтийском высшем военно-морском» училище. После училища был Северный флот, торпедные катера, сторожевые катера и тральщики. Последовал перевод на Балтику, а затем военным представителем на заводы где выполнялись заказы ВМФ. В боевых действиях не участвовал. О некоторых моментах жизни и службы узнаете из «Хихонек-хахонек» если хватит терпения их прочитать.
Кенигсберг – Калининград, годы учёбы, практики и стажировки.
Жемчужины из лексикона командиров рот в военно-морском училище.
После утреннего осмотра роты, перед строем следует изречение: « В Корее война, а у вас в тумбочках бардак». «Ботинки, товарищи курсанты, надо чистить с вечера, что бы надевать их утром на свежую голову».
Калининград. Всю территорию училища завалило снегом. На расчистку снега назначена рота курсантов. Командир роты привёл её на место работы и даёт задание – « Так вот товарищи курсанты, снег будите чистить от этого столба и до……..вечерней проверки».
Курсанты едут на практику. Едут пассажирским поездом, и везёт их один из командиров рот в звании капитана 3-го ранга. На одной из остановок, курсанты высыпали на перрон, и в их поведении что-то не понравилось одному из железнодорожников. Видя на перроне старшего офицера, железнодорожник обращается к нему и называет его майором. В ответ по всему перрону разливается ответ «если бы я был майором, то утопился бы в гальюне».
Художник погладил меня по голове и улыбнулся. У него были черные, ясные, совсем молодые глаза. — Сядьте, рассказывайте, — попросил он. — Когда вы приехали?
Мама рассказывала, а я разглядывал картины — , апельсиновые рощи, бульвары с пальмами, море, в котором борется с волнами корабль. Большая картина стояла на мольберте, завешенная серым холстом. — Сколько вы перенесли! Как много горя на свете! — сказал, выслушав маму, художник. — Проклятая война! Жена моего сына, Серго, тоже была ленинградкой. Анна приезжала к нам в гости. Когда началась война, она стала разведчицей. Однажды, когда она перешла линию фронта, гитлеровцы захватили ее... — Голос художника дрогнул: — Ее мучили и потом повесили... Осталась девочка... Ее привез сюда один летчик. Она в деревне, у родственников. Он умолк, мама тоже молчала. — Серго горячо подружился с Георгием, Нина. Они оба отчаянные головы, эти мальчики. Они командуют катерами и повсюду ходили вместе. Кое-что они мне рассказывали, — продолжал художник. — Один раз Георгий спас Серго жизнь. С той поры они стали братьями... Они приезжали ко мне, оставались до вечера и переворачивали весь дом. Ваш Георгий надевал на себя медвежью шкуру, кричал: «Берегись, загрызу! Я медведь!» А Серго гонялся за ним с пистолетом. Потом они принимались бороться на тахте, как мальчишки... Они и меня тормошили, — продолжал он. — Заставляли взбираться на Мтацминду. Вот поглядите в окно. Видите гору? Это Мтацминда. А ты фуникулер видишь, Никита? — Вижу. Синий вагончик с белой плоской крышей медленно поднимался по отвесной горе, заросшей кустарником; Другой спускался ему навстречу.
— Серго и Георгий катались вверх и вниз, как маленькие. А я помню время, когда не было . Это было очень давно. Я был тогда молод и карабкался на вершину, цепляясь за колючий кустарник. Я в этом доме родился и прожил шестьдесят девять лет... Тут и мой Серго вырос, тут и жена умерла и дочь... — Он задумался. — Когда Серго узнал все об Анне, Георгий обнял его, прижал к себе, и так они сидели всю ночь — голова Серго на груди Георгия... Вы знаете, я нарисовал их однажды, хотя они и получаса не могли постоять спокойно. Намучился с ними!.. Взгляните, в соседней комнате... Простите, что не могу проводить вас... — Может быть, вам помочь? — спросила мама. — Нет, благодарю вас. Я посижу тут. Мама отдернула занавес, и мы вошли в небольшую комнату с низкой тахтой, прикрытой красным ковром, с письменным столом и книжным шкафом, набитым книгами. — Мама, смотри! — схватил я ее за руку. Над тахтой висела картина: мой отец на балконе, обнявшись с моряком с густыми черными усиками. Оба смеются будто увидели что-то очень веселое. Лицо моряка мне показалось знакомым. Но где я встречал его, я никак не мог вспомнить... Но что это? Из красной с золотом рамы мне улыбалась та самая девочка; которую я видел в театре! Она сидела на перилах балкона и, держа в руке круглое зеркальце, гоняла по стене солнечных зайчиков. — Шалва Христофорович! — крикнул я в соседнюю комнату. — Скажите, пожалуйста: тут девочка с зеркалом, кто она? — Моя внучка. — Антонина?.. — Разве ты ее знаешь? — Конечно! Я встречал ее в Ленинграде. — Ну, ты опять ее скоро увидишь. Она сейчас живет в деревне, у моря, как раз там, где стоят катера.
.
Теперь я узнал моряка на картине! Он приходил в театр встречать Антонину. Ее отец — Серго Гурамишвили! — Вы, Нина, живите, прошу вас, в комнате Серго, — предложил художник. — Боюсь, правда, вам будет там неудобно. Тогда здесь, может быть... в этой комнате... Я переберусь... — Я очень благодарна вам, Шалва Христофорович, но мы сегодня уедем... — Куда? — К мужу. Ведь он так давно ждет нас! — А вы знаете что? Мы отправим Георгию телеграмму, и он сам приедет за вами. — Нет, нет! Мы так соскучились! — горячо возразила мама. — Каждый час кажется месяцем, а день — годом. — Боюсь, вы не застанете Георгия, — с грустью сказал художник. — Когда они приезжали в последний раз, я, каюсь, подслушал их разговор. Они опять собирались куда-то... и у них теперь даже нет адреса. Мама покачала головой. — Мы все же поедем... — На побережье дождь, Нина. Проливной, . Сплошное болото... Вам лучше подождать Георгия в Тбилиси. Но мама поднялась и сказала с сожалением:
— Нам пора... Я чувствовал, что она не хочет уходить из этого гостеприимного дома. — Не хотите послушаться старика! — огорченно проговорил художник. — Их, может быть, там уже нет. Вы напрасно поедете. — Нет, мы все же поедем. Не правда ли, сынок? — Да, я хочу скорей к папе. Художник сказал: — Ну, что делать. Будьте добры, передайте мне телефон. Мама подняла с круглого столика аппарат. Художник медленно, словно припоминая цифры, набрал номер. — Гомарджоба! — сказал он кому-то в трубку и продолжал разговор по-грузински. Потом он хотел положить трубку, но долго не попадал на рычаг. Я помог ему. — Вам, Нина, оставлены на городской станции билеты. — Я очень благодарна вам, Шалва Христофорович. — Вы посидите, Тамара сходит. — Нет, зачем? Я сама. — Считайте мой дом своим домом... Никита, приедешь на место, разыщи дом Ираклия Гамбашидзе. У Кэто Гамбашидзе, своей тетки, живет Антонина. Передай ей... передай, что я без нее скучаю и скоро пришлю за ней Тамару. Художник поцеловал меня в лоб. — А что передать Сергею Шалвовичу? — спросила мама.
— Что передать? — переспросил старик. — Боюсь, что вы его не увидите. Он ... Мы вышли на галерею. В окна был виден двор, на котором росли каштаны. Внизу, на лестнице, человек в роговых очках и в мохнатом пальто выговаривал Тамаре: — Зачем вы пустили гостей? Ему нужен покой. Я же предупреждал вас! Увидя маму, человек приподнял шляпу и продолжал раздраженным голосом: — Простите, пожалуйста, но я приказал к нему никого не пускать. Он тяжело болен. Я врач. — Они приехали из Ленинграда, — оправдывалась Тамара. — Так далеко ехали, как не пустить? — Из Ленинграда? — проговорил уже любезнее доктор и еще раз приподнял шляпу. — Дело в том, — продолжал он вполголоса, — что приблизительно год назад, когда война подошла вплотную к Кавказу, у Шалвы Христофоровича ослабло зрение — большое несчастье для человека, который пишет картины. Три дня назад он получил тяжелое известие: он узнал, что его сын Серго погиб во время боевой операции. И зрение, боюсь, оставило его навсегда. Мама побледнела и схватилась рукой за перила. — Что с вами? — спросил доктор. — Вам дурно? — Сергей Шалвович — товарищ моего мужа, — еле слышно проговорила она. — До свиданья! Доктор снял шляпу и долго держал ее перед собой на вытянутой руке. Мама шла молча, медленно, как будто нащупывая дорогу. «Они повсюду ходили вместе», — вспомнил я слова старика. Я совсем растерялся. Мне показалось, что она сейчас упадет. Я взял ее под руку. Твердый комок вдруг подкатил к горлу. Я старался не плакать, чтобы мама не заметила.
Глава шестая. САМЫЙ СТРАННЫЙ КОРАБЛЬ, КОТОРЫЙ Я КОГДА-ЛИБО ВИДЕЛ
В тот же вечер Мираб и Стэлла проводили нас к поезду. Город был , и во мраке люди толкали друг друга. Мы с трудом отыскали выход на перрон. На железнодорожных путях мелькали зеленые и красные огоньки и вполголоса гудели электровозы. Затемненный состав стоял у дальней платформы. В вагоне было темно лишь кое-где в отделениях теплились свечные огарки. В нашем купе сидели три морских офицера. Они поднялись и уступили место у окна маме. Мираб протянул сверток в желтой бумаге: — Это вам на дорогу, Нина. — Мираб Евстафьевич! Зачем? — Как зачем? Мальчик кушать захочет, сама кушать захочешь. Там курица, немного лаваша и сыра... Счастливого пути, Нина! Счастливо найти тебе мужа, приезжай, дорогая, к нам, будем рады. Он очень торопился сказать сразу как можно больше. И мне казалось, что я давным-давно знаю этого славного человека. — Ну, пойдем, Стэлла! — позвал Мираб дочку. — А то поезда привыкли нынче отходить без звонков. И мы уедем с тобой до самого Гори, а мама будет нас ждать до утра. — Приезжай поскорее! — сказала Стэлла и звонко чмокнула меня в щеку. Моряки засмеялись. — Ого! Вот как надо провожать друга! Но Стэллу смутить было трудно. — Приезжай, — повторила она. — Мы с тобой пойдем в Муштаид. А хочешь — в зоопарк или в цирк.
— Приезжай, — повторил за ней отец. — Вы пойдете с ней в , в зоопарк или цирк. Стэлла сунула что-то мне в руку и крепко зажала ее своими горячими пальцами. Они ушли как раз вовремя, потому что поезд тронулся без звонков и свистков и медленно отошел от темной платформы... Я разжал пальцы и увидел маленькую плюшевую собаку. Ее мне оставила Стэлла на память. Когда проводник отобрал билеты, моряки поинтересовались, зачем мы едем к морю зимой. Мама, стелившая мне постель, объяснила, что мы едем к отцу, офицеру. — Рындин? — повторили они фамилию. — Как же, знаем: Рындин с торпедных катеров. Они переглянулись.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
