26 февраля в Доме офицеров (Литейный пр,20) по инициативе Содружества ветеранских организаций «За други своя», «Боевого братства», ОКО «Казачья стража», движения «Народный Собор» и др. состоялось общегородское собрание представителей организаций военно-патриотической направленности по поводу происходящих в последнее время событий на Украине. В актовом зале Дома офицеров собрались порядка 150 человек, представлявших более 50 ветеранских, казачьих и патриотических организаций. На собрании был заслушан доклад представителя Союза граждан Украины г. Киева Алексея Наталенко. Стали известны новые подробности государственного переворота на Украине, организованного неонацистскими группировками при усиленной финансовой и моральной поддержке США и попустительстве правительства Виктора Януковича.
По словам Алексея, на сегодняшний день силам гражданской самообороны удалось организоваться только в Крыму. Попытки сделать «точками сборки» Харьков, Донецк и Луганск до сих пор не реализованы из-за предательства местной власти. В такой ситуации под ударом экстремистов могут оказаться в первую очередь семьи бойцов Беркута, внутренних войск, граждане русской национальности, русскоязычные, гражданские активисты, которые оказывали сопротивление бандеровцам в Киеве и других городах, а также православные святыни. Участники собрания обсудили ряд конкретных предложений по организации помощи нашим братьям на Украине, а также недопущению расползания коричневой заразы на российской территории. В частности, было решено сформировать Координационный центр взаимодействия с Украинскими силами гражданской самообороны при законодательном собрании СПб, который в первую очередь подготовит обращение к Президенту России и возьмет на себя координирующие функции по организации помощи семьям бойцов «Беркута» и размещению их семей в Петербурге, а равно осуществит противодействие деструктивным силам в Петербурге и другие функции. Один из значимых практических шагов в этом направлении может быть осуществлен уже сегодня. Участник вчерашнего собрания, депутат Законодательного Собрания, председатель «Боевого братства» Игорь Высоцкий осуществит запрос в органы исполнительной власти СПб по факту прошедшего 16 февраля на Марсовом поле неофашистского митинга «В поддержку Майдана». В свою очередь, движение «Народный Собор» готовит заявления в правоохранительные органы о привлечении должностных лиц, виновных в потворстве майданщикам, к административной, дисциплинарной и уголовной ответственности.
А Мелкова, моего одногодка, отпустили с учетом некоторых семейных обстоятельств — он был женат на родственнице знаменитого адмирала Басистого. Во всяком случае Анатолий Антонович с солдатской прямотой напомнил мне об этом. В результате учеба отложена на год. Для меня пилюля подслащивалась тем, что буквально накануне этих событий было получено известие о присвоении мне очередного звания «капитан 3 ранга». Правда, увидеть себя в зеркале в новых двухпросветных погонах пока возможным не представлялось, это можно было сделать только по возвращении на Родину. Здесь же ко мне начали обращаться «Майор Кофф», сокращая фамилию Рыжиков в целях упрощения произношения, но и это сердцу военного человека было приятно. Так что приходилось работать за двоих до тех пор, пока индонезийские экипажи не пройдут «Курса боевой подготовки подводных лодок», не организуют службу и подготовку корабля к плаванию. Из Москвы мы получили благодарности Главкома ВМФ «За успешное выполнение особого правительственного задания». Командир лодки «С-292» Григорий Таргонин и комбриг А.А.Рулюк были награждены орденами Красного Знамени. Подозреваю, что остальные командиры не были удостоены орденов благодаря зоркому оку политотдела и бригадного «особиста». Каждый где-то, как-то «прокололся» на выпивке или нелояльных высказываниях. Например, один из командиров лодок имел неосторожность во всеуслышание заявить, что не стал бы топить судно с красным крестом на борту, несмотря ни на какие приказания. Это была ужасная крамола! Бедняге командиру чуть было не записали в аттестацию фразу об элементах неповиновения. А по некоторым данным, все-таки вписали и по возвращении назначили на береговую должность. Тешило мое самолюбие и то, что «Журнал боевых действий» пл «С-236», который я вел, штаб признал лучшим и учил на нем всех остальных командиров и старпомов. В общем, настроение перед убытием было хорошим. Пережили мы и несколько неприятных суток во время Карибского кризиса. Индонезия заявила тогда о своем нейтралитете.
Проект 613 с артиллерийским вооружением Нам объявили, что в случае конфликта между СССР и США экипажи советских лодок будут интернированы. Комбриг на собрании офицеров заявил, что интернироваться мы не будем, а будем с боем(?!!) прорываться во Владивосток. Честно говоря, я не очень четко представлял себе этот «прорыв». Почему-то начал вспоминать, как еще будучи командиром БЧ-2-3 (было такое сочетание — артиллерийско-минное) сдал кормовое орудие на артсклад в Севастополе, а носовую пушку — в Молотовске, ныне в Северодвинске. Чья-то «умная» оперативно-конструкторская голова посчитала, что артиллерия на лодках нецелесообразна. «Фантом» мол пушкой не собьешь. Оставалось с завистью смотреть на ранее переданные Индонезии лодки: по требованиям этой страны, на них нашими специалистами во Владивостоке были вновь установлены носовые универсальные артиллерийские автоматы. Кормовых-то пушек, наверное, уже и на флотских складах не было или индонезийцы старых чертежей не нашли... Придется, видимо, «Калашниковыми» да «Макаровыми» держать оборону, пока не пройдем узкий выходной канал до глубины, где сможем погрузиться, или дать полный ход дизелями. Я уже писал, что по этому фарватеру нужно было ползти до моря не один час. Такие вот крамольные мысли шевелились в моей (да только ли в моей) голове во время выступления уважаемого Анатолия Антоновича Рулюка на том собрании. Однако, как водится, все единодушно поддержали решение адмирала. Да и что мог предложить наш старый и мудрый вояка, штурманивший еще у Грешилова в Отечественную и получивший, наконец, выстраданные «беспросветные» погоны немногим более года назад? И как иначе в то время мы могли реагировать? Слава богу, обошлось. Хрущев с Кеннеди «замирились», и позора интернирования мы избежали. Карибский кризис миновал. Кстати, даже в эти тревожные дни обучение индонезийских экипажей не прекращалось. Трудно, правда, было сохранять спокойствие, когда на душе «кошки скребли». Все прекрасно понимали на краю какой пропасти оказался мир. Но и на этот раз победил разум. Жизнь продолжалась!
Как это было - Война за Западный Ириан. - YouTube Из интересных событий того периода вспоминается такой эпизод. В индонезийских вооруженных силах, как я отмечал, поражало легкомысленное отношение к оружию. А тут еще было такое! Во время тренировок и парада в честь Дня ВМФ Индонезии проходящее мимо трибуны с начальством и гостями подразделение снимало винтовки с плеч и давало дружные залпы в воздух. Для нас это просто неслыханно! Я в свое время участвовал в четырнадцати парадах, из них половина — с винтовкой на плече. Каждый раз перед выходом на Дворцовую или Красную площади наши командиры тщательно проверяли у нас подсумки и залезали пальцами в патронники винтовок, дабы убедиться в отсутствии там патронов. Поэтому, на мой взгляд, стало возможным убийство Анвара Садата в Египте во время парада. Видимо, и там со стрельбой было свободно!
Прощай, Индонезия - здравствуй, Родина!
Наступил декабрь. На пришедший в Сурабайю спецрейсом теплоход «Владивосток» погрузились матросы, старшины и офицеры шести бывших советских лодок. В Индонезии еще оставались командиры лодок, командиры боевых частей и старшины команд. Они должны были довести местные экипажи до уровня выполнения остальных задач боевой подготовки и только после выполнения ими учебных торпедных стрельб тоже убыть домой. Мы с Володей Лепешинским прощаемся с командиром, с остающимися офицерами и старшинами. Некогда лихо звучавшая песенка «Мы идем по Сурабайе», переиначенная с известной «Мы идем по Уругваю», звучит на этот раз грустно. Всех нас ожидают новые корабли, новые назначения... Прощай родная «С-236», получившая в Индонезийском флоте имя «Брамастра»! Прощай тропический климат, вонь и лихорадка. Нет больше дружной семьи — «поющего экипажа "С-236"»...Уходим, оставляя, как всегда, часть своей души там, где было столько пережито и передумано. Прощайте гостеприимные индонезийцы!
Впереди — десятисуточное плавание в качестве пассажиров по штормовым зимним морям, встреча там нового 1963 года, высадка в бесснежно-морозный Владивосток (а на нас только китайские плащи «Дружба» и шляпы), двухнедельное сидение в карантине и, наконец, возвращение в родную, а теперь чужую базу в заливе Владимира. Впрочем, поход был весьма поучителен. Недаром в личном деле появилась запись «Имеет опыт боевых действий в тропиках». Тропики тропиками, а глаза на политику и на свою роль пешек в ней открылись у нас довольно широко. Думаю, что ощущение своей унизительной малозначительности в больших межгосударственных играх осталось у всех участников этой, слава богу, не начавшейся войны.
ТАК ОНИ И ТОНУТ
В отличие от героя фронтовой песни «Землянка», которому до смерти оставалось « четыре шага», подводникам до смерти иногда остаются считанные метры глубины...
Мне за семьдесят. Годы круто катятся «под горку». Вроде бы совсем недавно радовался получению своего последнего воинского звания — капитан 1 ранга, а вот уже все реже и реже надеваю флотскую тужурку даже в святой для каждого моряка день — последнее воскресенье июля. Нет больше беспокойной, нелюбимой военной работы, не от кого получать и некому давать «ценные указания», жизнь течет относительно спокойно, если так можно считать в наше беспокойное время. Однако именно сейчас, когда недавно очень плотная завеса, надежно защищавшая от посторонних глаз такую сложно-болевую проблему, как аварийность подводных лодок, начинает потихоньку подниматься, захотелось поделиться со сменившим нас поколением подводников некоторыми мыслями, наблюдениями, выводами. По моему глубокому убеждению, главная причина большинства аварий и аварийных происшествий, случающихся на подводных лодках — низкая организация службы, проще говоря, халатность в исполнении своих обязанностей членами экипажей. Нисколько не умаляю значение чисто технических, конструктивных причин, особенно связанных с недоработкой отдельных узлов механизмов подводных кораблей, однако, все-таки внимательное изучение аварийных ситуаций, непосредственным свидетелем которых пришлось быть, выделяет эту главную причину бед подводных кораблей. Желание рассказать об одном из эпизодов своей службы, а значит и жизни, связанном с возможной гибелью подводной лодки, особенно усилилось после ряда публикаций, пытающихся пролить свет на тайну гибели однотипной с «моей» подводной лодки «К-129».
Подводные лодки-ракетоносцы проекта "629 А" в базе Буду рад если мой рассказ еще раз подтвердит читателю, особенно если этот читатель начинающий службу моряк, истину о крайней важности для безопасности плавания отработанности, сплаванности, дисциплинированности экипажа корабля, то есть всего того, что скрывается под казенным понятием «организация службы».
Неожиданная просьба
Промозглым вечером холодной осени 1965 года я, старший помощник командира дизельной ракетной по тогдашней классификации — крейсерской подводной лодки «К-126» одного из соединений Тихоокеанского флота, шел по коридору плавбазы подводных лодок «Нева», имея под мышкой приготовленный к утверждению командиром «Суточный план работ и занятий экипажа». Лодка находилась в планово-предупредительном ремонте и у старпома работы хватало, как впрочем, хватает ее у этой рабочей лошадки любого корабля всегда. Неожиданно передо мной возник мой коллега — старпом командира «систер шип» — однотипной соседней подводной лодки «К-139», находящейся в боевом дежурстве, то есть в одночасовой готовности к выходу в океан по боевой тревоге. Юра Лазарев, так звали моего коллегу, являл собой вид крайне удрученный и растерянный. Он тут же на ходу, стал просить меня подменить его в качестве старпома дежурной подводной лодки дней на десять, поскольку ему срочно нужно слетать домой в Куйбышев из-за тяжелой болезни отца. Разрешение командира соединения получено, с моим командиром вопрос согласован и теперь нужно только мое согласие. С Юрой мы были приятелями, и я, конечно, согласился, тем более, что такая подмена ничем, на первый взгляд, особенно не обременяла. Я должен был только участвовать во всякого рода проверках готовности дежурного корабля, периодически проводящихся командованием и штабами соединения, объединения, флота и главным штабом ВМФ, продолжая одновременно работать на своей подводной лодке. Мне даже не запрещалось, в отличие от офицеров дежурной лодки, иногда увольняться не берег, т. е. уходить домой. Мы пожали друг другу руки, сходили на доклад к командиру соединения, и я оказался «един в двух лицах».
Камчатка. ПБ "Нева" и ПЛ 629 проекта.
Прошло несколько дней. По моим расчетам Юра должен был вот-вот вернуться, как вдруг... Ничто не предвещало каких-либо тревог, даже не завывал ветер за окнами, и, следовательно, не было опасности быть вызванным на корабль для «отскакивания» от пирса на рейд. Особенностью бухты, в которой базировались подводные лодки нашего соединения, является зыбь при сильных ветрах определенных направлений, вызывающая обрывы корабельных швартовов. Допивая третий стакан чая в кругу семьи, я с интересом досматривал очередной детектив из телесериала о сыщиках и ворах и, как говорится, готовился отойти ко сну. Вдруг, как в известном с детства стихотворении, зазвонил телефон. В трубке кто-то, очевидно дежурный по соединению, прохрипел «петушиное слово», означающее срочный вызов на корабль. Наскоро попрощавшись с женой, я успокоил ее, напомнив о том, что проверки дежурной лодки дело обычное, и пообещав, что через пару часов я вернусь. Бегом скатился с сопки, на которой стоял мой дом, бегом взбежал по трапу на плавбазу и привычно прыгнул в верхний рубочный люк дежурной лодки.
Срочный выход
В ЦП ПЛ проекта 629 В центральном посту ярко горел свет, привычно помигивали многочисленные лампочки приборов, хлопали и лязгали замками переборочные двери второго и четвертого отсеков, экипаж занимал свои места на боевых постах. В нижнем рубочном люке периодически появлялись черные брюки и ботинки — это спешили занять свои места по боевому расписанию офицеры и мичманы. Они ловко, почти не касаясь перекладин трапа, скатывались вниз и исчезали в переборочных дверях. Командир БЧ-5 - механик, устроившись в углу отсека, колдовал над расчетом дифферентовки, дежурный офицер по кораблю принимал доклады отсеков о наличии личного состава — картина довольно обычная при объявлении боевой тревоги. Приняв доклад дежурного о готовности отсеков к бою, я занял место у переговорного устройства и подал команду: «По местам стоять, подводную лодку экстренно к бою и походу приготовить!» «Отставить!»— вдруг услышал я за своей спиной голос командира лодки капитана 2 ранга Семена Холчанского. Оказывается, он минуту назад спустился в лодку, а я, к своему стыду, в суматохе этого не заметил. «Начинай обычное приготовление,— добавил он, — не торопись, дай тщательно осмотреть механизмы. Пусть механик как можно скрупулезнее рассчитает нагрузку и дифферентовку». Пришлось переиграть предыдущую команду и начать обычное приготовление. Командир хмуро оглядел центральный пост, что-то сердито пробурчал себе под нос, шагнул во второй отсек и, как мне показалось, слишком громко задраил за собой переборочную дверь. Послышался треск с силой отодвигаемой двери командирской каюты. Ничего хорошего это не предвещало. Привыкнув, однако, за годы службы ничему не удивляться, по крайней мере, не показывать вида, я продолжал готовить корабль. Через положенное время подводная лодка была готова к выходу в море. Я, было, направился во второй отсек с докладом командиру, но он сам вошел в центральный пост с тем же хмуро-озабоченным лицом, одетый по-походному — в канадку, сапоги и пилотку. Кивком головы командир пригласил меня с собой наверх.
Я встретил ее через несколько дней в Кадриорге. Парк был весь желтый — повсюду лежали упавшие листья, и сквозь поредевшую листву было видно зеленое море. Мы спустили собак с поводков, и они принялись носиться по парку. На дорожке лежал сломанный бурей дуб; ветви кто-то успел пообрезать. Карина, широко расставив руки, пробежала по толстому стволу. Ларсен, тихонько повизгивая, осторожно шел за хозяйкой. — Ингрид, вперед! Ингрид вскочила на дерево, я — за ней. Дерево было скользкое, но я рискнул. Сорвусь — то-то посмеется Карина! Не сорвался... А об Ингрид и говорить нечего. — А теперь наперегонки! — закричала Карина. — Внимание! Старт! Ты готов, Максим? До «Русалки». Раз, два, три! Под ногами шуршали желтые листья. Карина неслась словно ветер, а за ней, высунув языки, бежали собаки; она первая прибежала к памятнику «Русалке»: на гранитной скале стоит ангел, указывая в море. Ни души не было возле памятника утонувшему броненосцу. Мы стали рассматривать доски с именами погибших матросов и офицеров.
— Они ушли в море,— сказала Карина,— и надеялись, что проживут еще много-много лет... Вот так всегда — думаешь, что еще проживешь много лет, а на самом деле... У нас в классе Вера Бергман хотела стать архитектором. Какие дома рисовала! А летом она утонула в Пирите. — А ты... не раздумала ты быть штурманом? — Нет! Ведь я люблю море не меньше, чем папа... и ты! — посмотрела она мне в глаза. Мы болтали о том и о сем. Я говорю, что страшно много читаю. Прочел все морские рассказы и повести Станюковича, узнал, как плавали на парусных кораблях мои прапрапрадеды. Прочитал «Цусиму» и «Порт-Артур» — о том, как прапрадеды воевали. — У нас есть девочки, которые не любят читать. Они не читают, а зубрят. Даже «Онегина» вызубривают, чтобы, чего доброго, не получить тройку. Получают пятерку, а спроси их: расскажи своими словами— нипочем не расскажут. А какая прелесть — Онегин, Ленский, Татьяна... А ты музыку любишь? — Очень. Я сначала в концерты ходить не любил, думал, что не могу понять музыку; но отец сказал, что музыку можно не понимать, нужно чувствовать. И вот однажды в зале «Эстония» исполняли «Бурю» Чайковского. Я немного скучал, и вдруг во мне что-то поднялось — я услышал, как море шумит, ну совсем, как у нас, в Кивиранде. Поднимается шторм. Корабль борется с наступлением волн. Мурашки забегали по спине... Но вот буря стихла. Появляется солнце. Море больше не серое. Оно желто-розовое, и в нем отражается лес. Мне показалось, я куда-то лечу, лечу... Но тут музыка кончилась. Я увидел музыкантов во фраках и дирижера, которому подносили цветы. Отец смотрел на меня улыбаясь. — Ты знаешь, я каждый раз закрываю глаза и тоже себе представляю. Как непохожа на других девчонок Карина! С ней интересно и просто. Как будто с товарищем. Она не охорашивается, как другие девчонки. И не поправляет прическу. У нее — косы. Сейчас их так редко увидишь! И словно в ответ на мои мысли Карина сказала:
— У нас есть девочки, которые только и любят, что танцы и легкую музыку, и хотят причесываться, как взрослые. Когда мальчик знакомится с ними на улице, они с ума сходят от радости. Они называют это: он за мной ухаживает... В вашей школе есть такой Шиллер Элигий. Я сказала, что не знакомлюсь на улицах. Он нашим девочкам нравится, а мне нет. Они его называют «красавчиком». Ты вот, Максим, некрасивый... — Она запнулась. — Валяй, валяй... — Я немного обиделся. — А с тобою я стану дружить. — Спасибо...— Обида еще не прошла. — Ты что же, обиделся? — Нет. — Пожалуй, обижаться не стоило. — У других мальчиков голова забита футболом. Ничем не интересуются — ни музыкой, ни театром, ни книгами. Весь ум ушел в ноги. — Бывает... Не все мы, конечно, живем одним футболом, но есть среди нас и такие, у которых ум ушел в ноги. Метко сказала! Собаки весело плескались в море. Выбегали на берег, отряхивались, сбрасывали воду нам на ноги и снова бежали купаться. Они подружились. Мы, кажется, тоже.
Во всяком случае, мушкетеры приняли Карину в компанию. Ходили вместе в Морской клуб ДОСААФа, где я увидел модель подводной лодки, выточенную из дерева, под которой было написано: «Работа члена клуба Карины Карамышевой» (никогда не подумал бы, что девчонка может соорудить модель корабля); в Музей Балтики, в Дом офицеров на встречи с ветеранами флота, с писателями. Карамышев все не возвращался. Далеко же он уплыл под водой! Никто не осуждал мою дружбу с Кариной. Одна только тетка Наталья с недоброй усмешечкой сказала отцу, чтобы он «присмотрелся». Отец вспылил: — Ты что, в чистую дружбу не веришь? — Ну, как знаете,— дернула тетка плечом и стала накрашивать фиолетовым карандашиком губы. Отец пошутил: — Я понимаю, когда ремонтируют старый фасад, он требует краски. Но ты-то еще молода. Тетка страшно обиделась.
***
Однажды я, придя в класс, увидел на доске идиотскую надпись: «Максим + Карина». Кто додумался до такой подлости? Поднимаясь домой после школы, я увидел на стене: «Максим + Карина = любовь». Я с яростью стер глупую надпись. Поймать бы этого идиота! На другой день она появилась снова. Стер опять — рукавом. Мой свитер от этого чище не стал. Мама спросила: — Где ты измазался? Я промолчал. Но я все же узнал, кто пишет на стене пакости. Эх, если бы я был самбистом! Я видел, как Орест Серебрянщиков запросто перекидывает через плечо собственного отца, а отец у него — о-го-го! — увесист.
Моряк должен быть безусловно самбистом. Идешь по улице, видишь — пристают хулиганы к женщине или девчонке, подошел: рраз — через плечо одного, рраз — другого! Перекидал и пошел себе дальше. Будь я самбистом, я бы перекинул через плечо Элигия Шиллера. И я пожалел, что не хожу на занятия самбо. «Красавчик» выше и, пожалуй, вдвое сильнее меня.
ЗИМНИЕ КАНИКУЛЫ
Отец Карины вернулся, а где он был — не рассказывает. Смеется. — В гости ходил к Нептуну!.. Пока не время,— сказал он мне, когда я просил его рассказать о походе. Ох, как я на него рассердился! И понимал, что Сергей Иванович не может раскрыть военную тайну, и все же злился. Но он пообещал когда-нибудь обо всем рассказать. — Книжку можно написать почище Жюля Верна. Помнишь капитана Немо, Максим? Отстал безнадежно тот Немо. Я очень рад, что ты подружился с Кариной. С тобой не так скучно было ей без меня... Мать Карины умерла два года назад, еще совсем молодая. Залив замерз, замерз и пруд в Кадриорге; лебедей переселили на зимние квартиры. Парк весь в снегу, как на новогодних открытках. Собаки оставляют голубые следы. Мы с Кариной идем на каток. Из пасти у Ларсена валит пар. Он и Ингрид охраняют наши пальто и ботинки. Карина оставляет на скамейке свой кошелечек. — Да, ты знаешь, что у нас в школе случилось? — говорит она.— Один мальчик стащил у Любы Назарчук кошелек и накупил себе сигарет, лимонада и шоколадок. Какое страшное слово «вор»! — А что сделали с этим воришкой? — Его исключили из школы. Приходила к директору его мама. Она ужасно плакала... Ну, идем, Максим! Слышишь — музыка? И мы, взявшись за руки, скользим по льду. Удивительно приятно: скользишь по льду, вокруг стоят великаны-деревья, отряхиваются — и летит на тебя пушистый снежок!
На Карине белая пуховая шапочка с помпоном, она ей идет. Лицо у нее раскраснелось; такой румянец и не снился тетке Наталье. Но нам пора уже во Дворец пионеров. Сегодня у нас репетиция. Вадим, Олежка и другие «артисты» нас ждут. Мы садимся за пьесу, которую готовим к каникулам. Она называется «Рыцари моря». Это пьеса о людях, которые отдали морю всю жизнь. Олежка играет адмирала, потому что он толстый. Конечно, трудно играть старика, и он пыжится, чтобы казаться пожилым и солидным. Карина играет его внучку — «подростка», как сказано в пьесе. Ну, а я — капитан-лейтенанта. Надеваю китель отца и чувствую себя моряком. Вадим играет старого боцмана. В пьесе отставной адмирал со своим старым боцманом живет на покое на окраине Таллина. Началась война, гитлеровцы подошли к эстонскому древнему городу, и подросток — адмиральская внучка — находит в саду раненого капитан-лейтенанта. Они скрывают его. Гитлеровцы врываются в домик. Пытают адмирала и боцмана. Капитан-лейтенант спрятан на чердаке, и внучка боится, что он застонет и гитлеровцы схватят его. Она предлагает гитлеровцам провести их кратчайшей дорогой в центр города. Ну, и тут повторяется история Ивана Сусанина. Эти гады издеваются над ней. Ее в последнюю минуту спасают матросы. Капитан-лейтенант когда-нибудь на ней женится. Но он уходит с матросами, и зритель должен гадать: останется ли он жив, или нет и увидит ли свою спасительницу? Вся беда в том, что никто не хочет у нас играть подлых гитлеровцев. Все хотят быть советскими. Но кому-нибудь надо же играть и мерзкие роли! Я предложил сыграть фашистского лейтенанта Элигию Шиллеру, но он страшно обиделся и обозвал меня так, что и написать неприлично; тогда мы нашли в классе других исполнителей. Они строили зверские лица и стучали деревянными автоматами об пол. А Элигий гордо ушел, отказавшись участвовать в представлении.
Я так вошел в свою роль, что мне стало казаться, что у меня болят раны. Вот что значит воображение! Вечером к нам на Лембиту приходит тетка Наталья с поэтом Эдемом Мерлушкиным. Он самоуверенный парень в модных очках. Его стали даже печатать в комсомольской газете, передавали по радио. Отец заперся. Он все вечера готовится «защитить диссертацию». — Давай соревноваться, сынок. Оба будем сдавать на пятерки! Да, завоевать нахимовское я могу только пятерками. Когда отец появляется наконец из своего кабинета, тетка просит, чтобы поэт прочитал нам стихи. Эдема не пришлось долго упрашивать. Он читает напыщенно, с завываниями. Совсем как Элигий. По-моему, он пишет очень плохие стихи; меня разбирает смех. А Мерлушкин, наверное, думает, что Маяковский, Есенин и Евтушенко в подметки ему не годятся. В себе он очень уверен. Тетка мечет в меня злые взгляды. Отец поглядывает со строгостью, но в глазах его я замечаю озорные смешинки; мы понимаем друг друга. Отец терпеть не может воображающих о себе петухов. Он говорит, когда мы садимся ужинать: — Ну что ж, Наталья, ты спрашивала: где счастье? Оно сидит с тобой рядом.
И Эдем приосанивается и воображает, что он действительно теткино счастье. А может быть, она — его счастье? Он тощий и с жадностью ест. Тетка будет приносить ему сытный обед. Кстати, в столовой на улице Виру Эдем с ней и познакомился (он написал в стихах благодарность — кажется, первую в ее книге жалоб).
***
На каникулах мы поставили «Рыцарей моря» и имели большущий успех. Да, только «гитлеровцы» чуть не вывихнули руку Карине. Но она и виду не подала, что ей больно. Молодец! Мы танцевали с ней на елке после спектакля, и я увидел на ее тонкой ручке большой синячище. А в саду Дворца пионеров Вадим закатил фейерверк. Он мастер на такие штуки и подготовил все сам. В небо вылетел даже белый корабль с алыми парусами «Секрет». Вадима качали. Приезжал из Балтийска Валерий. Большого удовольствия я не почувствовал. Он еще больше вытянулся, и из рукавов его щегольской куртки торчали длинные руки. Он все время одергивал рукава. Но джинсы ему были впору. Я спросил двоюродного братца: — Ну, как дела, мотоциклист? — Я не буду мотоциклистом. — Почему? — Разочаровался. — Разочаровался? — Ну да. Я выпросил у одного сверхсрочника мотоцикл покататься, поехал, и он, понимаешь, вдруг прямо взбесился... — Сверхсрочник?
— Мотоцикл, дурень! Перестал слушаться. Я на столб налетел, завалился в кювет. Очухался — лежу на обочине и кругом милиционеры. Провалялся в госпитале месяц... Видал? Он нагнул голову и показал вмятину. В ней что-то пульсировало. Наверное, мозг. Так недолго и мозги растерять.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Заметим, кстати, что в справочнике С. С. Бережного «Корабли и суда ВМФ СССР. 1928-1945» [библ. № 238] на с. 268 в позиции № 321 не помещен, а на с. 328 пропущен также КАТЩ № 1207, ранее называвшийся СКА № 322, а согласно упомянутому приказу командующего КБФ получивший № 706. 3. Опечатка в справочнике С. С. Бережного «Корабли и суда ВМФ СССР. 1928-1945» [библ. № 238] на с. 269. Там СКА, прежде имевший наименования УС-3 (до 10.10.1939 г.), СКА № 426 (с 10.10,1939 г.) и СКА № 314 (с 1.12.1940 г.), стал вдруг КАТЩ № 1209, о котором здесь же сказано, что «дальнейшая судьба не установлена». Но в этом же справочнике на с. 268 и 328, а также в приказе командующего КБФ от 25.07.1941 г. № 31/2пох сказано, что КАТЩ № 1209 был переоборудован из СКА № 324. В АО ЦВМА хранится выписка из вахтенного журнала СКА № 324 (КАТЩ № 1209) за переход из Палдиски в Кронштадт 27-30.08.1941 г. и последующий поход на о. Гогланд за спасенными людьми 31.08-1.09.1941 г. [док. № 911, 1189]. Наконец, приказом командующего КБФ от 7.09.1941 г. № К/003 КАТЩ № 1209 было присвоено наименование КАТЩ № 708, под которым он продолжал воевать до дня своей гибели. 4. Еще один СКА № 314, носивший этот номер только до 10.12.1940 г., затем ставший МУ-35, а с 25.07.1941 г. согласно приказу командующего КБФ № 31/2пох стал называться КАТЩ № 1104. Он участвовал в прорыве и прибыл невредимым в Кронштадт. Выписка из его вахтенного журнала за дни прорыва также хранится в АО ЦВМА. В приказе командующего КБФ от 7.09.1941 г. № К/003 он также фигурирует под наименованием МУ-35 и получает № 804. 5. Последний КАТЩ № 314 был построен в 1943 г. и погибнуть в 1941 г., естественно, не мог. Исходя из указанного в п. 1-5 можно считать очевидным, что в справочнике С. С. Бережного [238] на с. 269 под № 426 ошибочно назван КАТЩ № 1209 вместо КАТЩ № 1206. Но судьбу КАТЩ № 1206 (до 25.07.1941 г. - СКА № 314) нельзя считать неустановленной. Она установлена автором по журналу боевых действий 2-го (он же 12-й и 7-й) днкатщ ОВР КВМБ (ОВР ГБ КБФ, ОВР КБФ), где он фигурирует под № 31422, а также по «Обзору тральных операций КБФ в кампании 1941 г.»23
22 АО ЦВМА. Ф. 72. Д. 398. Л. 41-48. 23 АО ЦВМА. Ф. 9. Д. 34111. Л. 117.
После прорыва из Таллина в Кронштадт этот катер 1-8.09.1941 г. находился в ремонте, а 9-24.09.1941 г. занимался боевым тралением и несением дозорной службы 24.09.1941 г. в соответствии с приказом командующего КБФ от 7.09.1941 г. № К/003 12-й днкатщ стал 7-м днкатщ. В это же время КАТЩ № 1206 (№ 314), хотя в приказе его не было, все же получил № 716 (23.09 он записан в ЖБД под № 314, а 24.09 уже под № 716). С началом ледостава КАТЩ № 716 был поднят на берег и поставлен на зимнее хранение. Поиском дополнения к приказу № К/003 относительно КАТЩ № 1206 и выяснением дальнейшей истории этого катера автор заниматься не стал. О катерах-тральщиках типа «КМ». В прорыве принял участие КАТЩ № 97зав. Предположительно, это КАТЩ № 1313, который ремонтировался в Таллине с начала августа после столкновения на рейде с буксиром С-102 и самоходной баржей ТТ-1 и поэтому не смог присоединиться к своему 13-му днкатщ в б. Трийги на о. Эзель. О вспомогательных судах. В ряде архивных документов и исследований ШК «Вирония» и ПМ «Серп и Молот» необоснованно считаются транспортами. Исследователи А.И.Манкевич, А.Н.Мушников и В.Д.Доценко числят участвовавшими в Таллинском прорыве четыре ПБ и четыре ГИСУ, хотя на самом деле в прорыве участвовали только одна ПБ «Ленинградсовет» и два ГИСУ — «Лоод» и «Восток». Возможно, они включили в число участников прорыва ПБ «Аэгна», ПБ «Амур» и ВТ № 520 «Эвальд» (последний, согласно приказу командующего КБФ, должен был быть, но не был переоборудован в ПБ), а также ГИСУ «Гидрограф» и ГИСУ «Рулевой». Но ПБ «Аэгна», ВТ № 520 «Эвальд» и ГИСУ «Гидрограф» ушли из Таллина 24.08, ГИСУ «Рулевой» — 25.08, а ПБ «Амур» не могла участвовать в прорыве, так как была затоплена 28.08 для заграждения входа в Каботажную гавань Таллина. В приложениях 10 и 13 к «Отчету о переходе флота в Кронштадт и эвакуации ГБ Таллин 28.08-29.08.1941» [док. Вместо введения] ошибочно указано, что в Таллинском прорыве участвовали пять ГИСУ, три СС и одно ПС. Скорее всего, в число ГИСУ включен и переоборудованный в ЗС «Азимут». Кроме того, «забыты» пограничное ПС «Юпитер», а также какое-то одно СС из четырех, фактически участвовавших в прорыве (скорее всего, это СС «Метеор», поскольку в ряде документов он числится буксиром), и водолазный бот ВРД-43. Не ясна судьба входившего в состав 12-го днкатщ вооруженного буксира (по другим данным — посыльного судна) ОЛС-7. Ни в одном документе он не числится среди погибших в ходе Великой Отечественной войны. Правда, в журнале учета дислокации и оперативной готовности кораблей КБФ имеется сделанная 9 сентября 1941 г. запись о без вести пропавших во время Таллинского прорыва кораблях и судах, в числе которых назван ОЛС-7 [док. № 1344]. Зато в ЖБД ОВР КВМБ имеется запись о прибытии буксира ОЛС-7 в Кронштадт в 05.30 30.08.1941 г. [док. № 1039]. Прямо о гибели ОЛС-7 говорится только в труде И.А.Киреева [библ. № 45]. Вместе с тем в справочнике по потерям [библ. № 288] показан погибшим во время Таллинского прорыва морской буксир «Колыма» (водоизмещение около 600 т), который не обнаружен в списках вспомогательных судов КБФ. Возможно, «Колыма» и ОЛС-7 — один и тот же буксир. Создатели справочника по потерям [библ. № 288] исключили из числа потерянных в ходе Таллинского прорыва мотобот «Механизатор», перенеся его в число потерь при эвакуации гарнизона ВМБ Ханко. С этим трудно согласиться, ПОСКОЛЬКУ имеется несколько архивных документов, согласно которым с 22.08.1941 г. МБ «Вейно», МБ «Капитан» и МБ «Механизатор» находились в Таллине, а 28.08 они же «быт взяты на буксир транспортами караванов №1и№2. Все мотоботы затонули, команды сняты» [док. № 988]. Все названные мотоботы показаны погибшими и в «Отчете о переходе флота в Кронштадт и эвакуации ГБ Таллин 28.08-29.08.1941» [док. Вместо введения]. К тому же капитан «Механизатора» был спасен ПЛ Щ-307 с катера, терпящего бедствие (возможно, катером в вахтенном журнале ПЛ назван мотобот), в 17.12 28.08, вскоре после поворота ПЛ на ФВК 10 ТБ-з [док. № 836]. Впервые МБ № 56 «Механизатор» показан в качестве затопленного командой у п-ова Ханко в 1944 г. в «Списке кораблей и судов, потопленных и не поднятых на Балтийском бассейне...»24. Правда, в этом списке отсутствуют два других мотобота, участвовавших в Таллинском прорыве и затопленных экипажами в самом его начале.
24 АО ЦВМА. Ф. 9. Д. 33354. Л. 139.
Затем МБ № 56 «Механизатор» оказывается в справочнике потерь [библ. № 288] нас. 337, где числится затопленным 3.12.1941 г. у п-ова Ханко. Но последний отряд кораблей уходил из Ханко 2.12.1941 г.! В справочнике даны ссылки на источники, в одном из которых этот МБ вообще не упоминается, а в другом объявляется исключенным из состава флота как погибший, наряду с несколькими другими мотоботами, но без указания места и даты гибели. О транспортах. В приложении 10 к «Отчету о переходе флота в Кронштадт и эвакуации ГБ Таллин 28.08-29.08.1941» [док. Вместо введения] указано, что в Таллинском прорыве участвовали 25 транспортов, из которых 22 погибли. Анализ архивных документов показывает: В «Отчете...» не числится ТР «Вормси», который в этом случае должен быть двадцать шестым. Поскольку фактически в прорыве участвовали 20 транспортов, то «лишними» являются шесть транспортов, включенных в «Отчет...». По мнению автора, ими являются: — участвовавшие в прорыве, но являвшиеся ВСУ, а не ТР. 1) ШК «Вирония», поскольку в приложении 10 к «Отчету...» не упоминается ШК, а в прил. № 13 это судно названо ТР; 2) ПМ «Серп и Молот», так как в приложении 10 к «Отчету...» не упоминается ПМ, а в «Ведомости посадки на транспорта» это судно числится как ТР; — не участвовавшие в прорыве транспорты: 3) «Эстиранд», вышедший из Таллина 25.08 и в этот же день выбросившийся на о. Прангли после повреждения авиацией противника; 4) «Сигульда», потопленный авиацией противника 27.08 при возвращении к о. Гогланд после неудавшегося перехода в Таллин; 5) «Сауле», поврежденный авиацией противника и потерявший ход 27.08 при возвращении к о. Гогланд после неудавшегося перехода в Таллин; 6) «Вайндло», потопленный авиацией противника около 10.00 29.08 при выходе из Сууркюлян-Лахти на о. Гогланд для перехода в Кронштадт. Он не имел отношения к Таллинскому прорыву. Кстати, и автор настоящего труда в 2001 г. тоже ошибочно включил ШК «Вирония» в число транспортов [библ. № 139]. Еще больше транспортов, участвовавших в прорыве (26), у Г.А.Аммона, который в труде «Надводные силы советского Военно-морского флота в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» [библ. № 3], видимо, учел и ТР «Вормси». Выше упоминалось также о том, как писателю И.Л.Буничу удалось «найти» и 27-й транспорт, которым по его велению оказался ВТ № 502 «Эверанна», на самом деле ушедший из Таллина 5.08.1941 г. Что же касается погибших транспортов, то следует обратить внимание на ошибку авторов справочника «Потери боевых кораблей и судов Военно-морского флота, транспортных, рыболовных и других судов СССР в Великую Отечественную войну 1941-1945 гг.» [библ. № 288], которые «потопили» в ходе Таллинского прорыва ВТ № 520 «Эвальд». Этот транспорт, во-первых, вообще не был потоплен, а во-вторых, не имел отношения к Таллинскому прорыву, так как ушел из Таллина с ранеными еще 24.08.1941 г., а 26.08 прибыл в Кронштадт, что подтверждают донесение руководителей Балтийского государственного морского пароходства [док. № 1367], записи в ЖБД штаба КВМБ [док. № 602], справочные материалы БГМП за 1944-1945 гг.25, а также доклад наркома Морского флота заместителю предсовнаркома СССР о потерях флота с 22.06 по 20.09.1941 г. [док. № 1366].
25 РГАЭ. Ф. 8045. Оп. 3. Ед. хран. 1109, 1437.
Откуда берутся потери транспортов, превышающие 18 единиц (до 28 ) в иностранных источниках, трудно сказать. Скорее всего, эти источники «топят» в Таллинском прорыве транспорты и вспомогательные суда, в нем не участвовавшие. А некоторых из участвовавших «топят» по два раза, как это сделали в своем донесении наркому Морского флота его заместитель Кириченко и руководители БГМП Хабалов и Рассинский [док. № 1367]. Они включили в список потерь при прорыве потопленные в Таллине еще 26-27.08 ТР «Луначарский» и ПМШ «Тиир» поврежденный у о. Гогланд 27.08 ТР «Сауле» и поврежденный при прорыве 29 08 ТР «Казахстан», а также дважды указали в нем потопленными при прорыве ТР «Аусма», ТР «Скрунда» и ТР «Эверита». Они довели таким способом потери в Таллинском порыве с 18 до 25 транспортов, правда, забыв включить в список потерь ТР «Вормси», но засчитав за транспорт ЛЕД «Кришьянис Вальдемарс».
5.4. Тайны и загадки Таллинского прорыва
Первое. Видимо, существуют документы ГКО, Ставки ВГК и Генштаба КА, Военного совета и штаба СЗН, способные раздвинуть рамки нашего представления о том, почему не были раньше эвакуированы гарнизоны Таллина, а также Ханко и Моонзундских островов. Или почему не была усилена оборона Таллина за счет прекращения обороны полуострова Ханко и Моонзундских островов. Эти документы могли бы пролить дополнительный свет на роль указанных органов стратегического управления в этих вопросах. Не следует ли поторопиться открыть их для исследователей? Второе. Почему в директиве СЗН об эвакуации войск, защищавших Таллин, отсутствует какое-либо упоминание о боевом ядре КБФ, о том, что надлежит делать КРЛ, двум ЛД, десяти ЭМ, трем КЛ, тринадцати ПЛ, тринадцати ТКА и трем ЗС? Может быть, Военный совет СЗН, не веря в возможность удержания Ленинграда, хотел, чтобы В.Ф.Трибуц затопил в Таллине эти 46 кораблей, включая боевое ядро КБФ, но не захотел открыто изложить эту мысль в директиве? Или же Военный совет СЗН посчитал, что эти боевые корабли могут использоваться как транспорты и принять на борт до 22 тыс. военнослужащих-пассажиров (прил. 1, табл. 109)? Но и об этом в директиве ничего не говорилось. И.Л.Бунич утверждает [библ. № 15], что какие-то письменные указания наркома ВМФ командующему КБФ доставил командир 1-й брпл Н. П. Египко, возвратившийся в Таллин из Кронштадта 23.08.1941 г. Третье. Почему главнокомандующий войсками СЗН и командующий Ленинградским фронтом в порядке организации взаимодействия между фронтом и КБФ в интересах Таллинского прорыва не приняли достаточных мер для удержания войсками фронта в течение 27-29.08 Кургальского п-ова с расположенным на нем аэродромом Липово? Почему главнокомандующий войсками СЗН не организовал усиление ВВС КБФ на 29.08 истребителями и бомбардировщиками ВВС Ленинградского фронта и обеспечение всех истребителей подвесными бензиновыми баками, как просил его об этом Военный совет КБФ? Четвертое. Почему командующий КБФ не добился возвращения из Кронштадта в Таллин всех ТТЩ 4-го днтщ, 5-го днттщ и 7-го днттщ, 11-го днкатщ, 12-го днкатщ и СКА «МО», входивших в состав МО БМ и ОВР ГБ, а также еще двух ТТЩ из состава ОВР БО БР, как намечалось? Это увеличило бы (даже при условии возвращения КВМБ шести ее ТТЩ и четырех СКА «МО») количество ТТЩ с 16 до 23, КАТЩ-С 27 до 32, СКА «МО» — с 25 до 35, что могло существенно повысить противоминные, противовоздушные и спасательные возможности конвоев, обеспечив тем самым уменьшение потерь. Ведь 27-30.08 почти все не дошедшие до Таллина корабли и катера участвовали в боевых действиях в море, но в составе КВМБ и БО БР. Пятое. Почему 27.08.1941 г. не было выполнено решение командующего КБФ о переводе из Таллинской бухты в бухту Копли, в Русско-Балтийскую и Беккеровскую гавани, ТР «Атис Кронвалдс», ТР «Вторая Пятилетка» и ТР «Тобол», принятое в связи с изменением плана посадки войск на транспорты? Ведь перешла же -гуда КЛ «Амгунь». Шестое. Что имел в виду Военный совет КБФ, ставя задачу ГС, ОПР и АР на прикрытие конвоев, причем лишь на отдельных участках прорыва? Каким образом предполагалось решать эту задачу, имея в виду, что прикрытие должно было осуществляться в ходе форсирования ЮМБ? Что имелось в виду при назначении рубежа окончания прикрытия: проход этого рубежа прикрывающим ОБК или прикрываемым КОН? Седьмое. Почему командующий КБФ, зная о невозможности использования истребителями АС Липово и АС Купля, в результате чего рубеж истребительного прикрытия сместился на 100 км к востоку, тем не менее в ходе прорыва приказывал командующему ВВС выслать истребители на меридиан о. Родшер? Почему последний выполнение этого приказа лишь обозначил, послав один раз три истребителя МиГ-3, которые в бой с немецкими самолетами не вступали. Восьмое. Почему почти не использовались истребителями подвесные бензиновые баки с целью увеличения радиуса зоны прикрытия и времени патрулирования над прорывавшимися силами? Девятое. Почему не привлекались к прикрытию прорывавшихся сил истребители И-153 из состава 12-й коаэ (АС Кагул на о. Хийумаа) и 13-го иап (АС Ханко), которые, действуя с АС Ханко, могли прикрыть корабли и суда в районе ЮМАП? Десятое. Член Военного совета КБФ Н. К. Смирнов 6.09.1941 г. доносил начальнику Главного политуправления ВМФ И. В. Рогову о том, что он написал ему доклад с подробным изложением своего видения Таллинского прорыва, который намеревался передать с надежной оказией (видимо, минуя секретное делопроизводство). Возможно, этот интереснейший материал ждет своего исследователя. Но где и кто его хранит? Одиннадцатое. Известно, что после Таллинского прорыва начальник 3-го отдела КБФ дивизионный комиссар А. П. Лебедев развил бурную деятельность по проведению следствия в связи с большими людскими и корабельными потерями, понесенными флотом при прорыве. Следствие это, к счастью, не завершилось судом военного трибунала, но документы его, содержащие, возможно, важную для исследования этой операции КБФ информацию, где-то «пылятся». Как получить к ним доступ? Может быть, кто-то решится вытащить на свет божий эти документы из закромов ФСБ? Двенадцатое. Множество загадок и вопросов заключено в действиях командиров I С, ОПР, АР, КОН и командующего ВВС КБФ, капитанов отдельных ТР. Вот лишь некоторые из них: а) утверждение контр-адмиралом В. П. Дроздом походного ордера ГС, при котором два эскадренных миноносца были принуждены охранять крейсер «Киров», находясь вне протраленной полосы фарватера, что привело к гибели ЭМ «Яков Свердлов» и тяжелому повреждению ЭМ «Гордый»; б) действия контр-адмирала Ю. А. Пантелеева, приказавшего ЭМ «Скорый» взять ЛД «Минск» на буксир при нахождении обоих кораблей на минном заграждении, что привело к гибели ЭМ «Скорый»; в) решения, принимавшиеся вице-адмиралом В.Ф.Трибуцем (или контр-адмиралом В. П. Дроздом?) и контр-адмиралом Ю. А. Пантелеевым в связи с выводом ЭМ «Свирепый», ЭМ «Суровый» и СКР «Аметист» из состава охранения КОН-1; г) решение контр-адмирала Ю. Ф. Ралля о прекращении выполнения арьергардом задачи по прикрытию с тыла КОН-3 и форсировании ЮМАП в ночное время без ПМО, приведшее к гибели ЭМ «Калинин», ЭМ «Володарский» и ЭМ «Артем» и потере командиром АР управления оставшимися в строю кораблями (два СКР, два ТКА, шесть СКА). Хотя «Отчет о переходе флота в Кронштадт и эвакуации ГБ Таллин 28.08-29.08.1941» [док. Вместо введения] подписан вице-адмиралом Ю. Ф. Раллем, никаких объяснений по этому вопросу в нем нет; д) деятельность командира КОН-1 капитана 2 ранга Н. Г. Богданова: — им не возвращены на Таллинский рейд присоединившиеся к КОН-1 транспорты из состава КОН-2 («Иван Папанин», «Казахстан» и «Эргонаутис»); — он не только не объяснил, но даже не упомянул в донесении о действиях КОН-1 в Таллинском прорыве о событиях, связанных с выводом из его состава ЭМ «Свирепый», ЭМ «Суровый» и СКР «Аметист»; — за все время от первоначально назначенного времени выхода из Таллина (22.00 27.08.1941 г.) до прибытия в Кронштадт им было дано единственное то ли оповещение, то ли донесение 29.08 с борта СКА МО № 507: «По флоту. Самолеты все время атакуют караваи. Прошу выслать паши самолеты. №0845. К-р конвоя» [док. № 835], из которого не ясно, какой конвой и где атакуют; все остальные донесения давал с борта ПБ «Ленинградсовет» начальник штаба конвоя; — итоговое донесение командира КОН-1 о прорыве показывает полное незнание им того, что происходило с кораблями и судами конвоя во время прорыва; е) действия командира КОН-2, «потерявшего» еще до съемки с якоря в Таллинском заливе пять из шести транспортов («Казахстан», «Иван Папанин», «Найссаар», «Эверита», «Эргонаутис») и ПМШ «Атта» из состава своего конвоя и не объяснившего полностью всего произошедшего в донесении о Таллинском прорыв Не объяснены эти «потери» и в «Отчете о переходе флота в Кронштадт...» [док. Вместо введения]; ж) игнорирование командиром 4-го днэм приказания командующего КБФ буксировать ЭМ «Гордый» только до бухты Сууркюлян на о. Гогланд; з) назначение командиром 61-й абр для прикрытия прорывавшихся сил меньшего количество истребителей и меньшего количества их самолето-вылетов, чем было установлено планом действий ВВС КБФ; и) цифры, характеризующие потери военнослужащих в ходе прорыва, приведенные в «Отчете о переходе флота в Кронштадт и эвакуации ГБ Таллин 28.08-29.08.1941»26:
26 АО ЦВМА. Ф. 9. Д. 136. Л. 27, 51.
С. 27: «Всего на ТР ТР было посажено около 20 400 человек личного состава частей КБФ и 10 СК». С. 51: «Из всего состава погруженных войск и команд кораблей в числе 23 000 чел. в Кронштадт и Ораниенбаум прибыло 18 233 чел., т. о. погибло всего 4767 чел., главным образом из личного состава КБФ». Но численность «команд кораблей», точнее, численность личного состава боевых кораблей, ВСУ с военными командами или командованием, управлений корабельных соединений, комендантских команд ТР и ВСУ, участвовавших в прорыве, рассчитанная автором, составляла 8173 человека. Такая или несколько отличная цифра была, безусловно, известна Военному совету КБФ. Из этих цифр можно было получить только те данные о потерях, которые приведены в табл. 95, 96 настоящей главы. Анализ цифр, показанных на с. 51 «Отчета...», позволяет предположить: — в 23 тысячи (цифра явно приближенная) погруженных военнослужащих включены команды только погибших кораблей и судов. По расчетам автора, их численность составляла 2998 человек; — в 18 233 прибывших военнослужащих включены команды всех прорвавшихся кораблей и судов, а также спасенные члены команд погибших кораблей и судов. Как же можно было учитывать при выходе из Таллина численность только команд погибших кораблей и судов, а по прибытии в Кронштадт — численность команд всех прибывших кораблей и судов плюс спасенных балтийцев из команд погибших кораблей и судов? к) причина того, что на корабли и суда было принято почти в пять раз больше гражданских лиц, чем предусматривалось Военным советом КБФ. Конечно, это не все загадки и вопросы, оказавшие влияние на потери в людях, кораблях и судах в ходе Таллинского прорыва. Те, кто прочтет полностью этот труд, найдет для себя еще немало загадок и, может быть, разгадает многие из них.
Глава 6. Заключение: выводы и уроки из опыта Таллинского прорыва
6.1. Выводы из опыта Таллинского прорыва
Все изложенное выше о Таллинском прорыве позволяет сделать следующие три общих вывода: 1. Краснознаменный Балтийский флот, осуществив прорыв из осажденной в глубоком тылу противника Главной базы Таллина в тыловую базу Кронштадт через созданную противником юминдско-гогландскую минно-артиллерийско-авиационную блокадную позицию, несмотря на понесенные при этом большие потери в людях и кораблях, выполнил задачу по эвакуации оборонявших Таллин войск и сохранил корабельное боевое ядро флота, сорвав планы врага по их уничтожению. В этой связи будет уместно напомнить, что одной из главных задач немецкого плана нападения на СССР, плана операции «Барбаросса», было недопущение отвода советских войск и сил в глубину территории страны, уничтожение их в приграничных районах. Но КБФ не позволил гитлеровцам выполнить эту задачу на море. 2. Таллинский прорыв КБФ — одна из крупнейших морских операций советского ВМФ, проведенных в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Она была осуществлена в наиболее трудный начальный период войны, в условиях стратегического наступление немецких вооруженных сил и отхода советских войск в глубину страны, к стенам наших главных городов — Москвы и Ленинграда. Как представляется, Таллинский прорыв, наряду с другими подобными операциями, в определенной степени послужил исходным пунктом в разработке современной морской операции но обороне океанских (морских) коммуникаций, рассматриваемой в качестве одной из форм военных действий на океанских (морских) ТВД. 3. В ходе оборонительных боев в Эстонии и во время обороны Таллина, при подготовке и проведении Таллинского прорыва проявились существенные недостатки в деятельности командования СЗН по боевому управлению подчиненным ему КБФ, по организации взаимодействия между КБФ и Северным (Ленинградским) фронтом. Ряд ошибок был допущен Верховным главнокомандованием, командованием ВМФ, КБФ и его соединений. Проявившиеся недостатки и допущенные ошибки оказали непосредственное влияние на величину потерь в людях и кораблях в ходе Таллинского прорыва. Исходя из этих общих выводов, представляется целесообразным сделать и некоторые частные выводы из событий Таллинского прорыва для формулирования уроков из них в интересах строительства современного и боеспособного Военно-морского флота России.
Первое
Чрезвычайно полезно посмотреть на причины больших потерь в ходе Таллинского прорыва с точки зрения подготовленности к вооруженной борьбе на море в 1941 г. ВМФ в целом и КБФ в частности. Приведем для этого несколько выдержек из «Краткого доклада по предварительным итогам Отечественной войны на море 1941-1945», который начальник ГМШ ВМФ представил 5.02.1946 г. наркому ВМФ [док.№ 1412]: «Структура Военно-морских сил СССР к началу войны, в основном? не соответствовала задачам, стоявшим перед флотами. Кроме того, по надводному флоту военно-морские силы не соответствовали им и количественно. < > С началом войны особо остро почувствовался (на КБФ. - Р.3.): а) недостаток в тральщиках, в особенности в связи с широким использованием противником минного оружия; тральщики для траления неконтактных мин вообще отсутствовали; б) недостаток в миноносцах и сторожевых кораблях, необходимых для обеспечения наших коммуникаций, действий против коммуникаций противника, поддержки фланга наших войск; кроме того, имевшиеся миноносцы и сторожевые корабли не были вооружены современными средствами ПЛО и недостаточно вооружены средствами ПВО; в) недостаток в надводных минных заградителях специальной постройки; г) недостаток в торпедных катерах, с у спехом использовавшихся против коммуникаций противника, особенно чувствовалось отсутствие мореходных торпедных катеров дальнего действия; д) недостаток в кораблях и катерах ПЛО и, в частности, отсутствие кораблей и катеров, вооруженных современными средствами ПЛО; этот недостаток особенно остро чувствовался в условиях, когда противник обладал большим, хорошо подготовленным в боевом отношении, подводным флотом; е) недостаток в средствах вспомогательного флота; ж) отсутствие специальных десантных судов; з) отсутствие специальных артиллерийских кораблей, способных длительное вЬ^ оказывать эффективную огневую поддержку флангу армии (мониторы, канлодки специ-алъной постройки); и) отсутствие достаточного количества современных скоростных истребителей и нов отсутствие современных скоростных разведчиков и бомбардировщиков и, в частности, пикирующих бомбардировщиков, необходимых для эффективных действий против кораблей и плавсредств противника. К этому следует добавить, что военно-морские силы противника к моменту нападения на нашу страну имели у же почти двухгодичный боевой опыт, в то время как корабельный состав КБФ, состоявший в основном из кораблей, вступивших в строй в последние годы, не только не имел фактически боевого опыта, но и значительная часть соединений не была сколочена как полноценный боевой организм. < > Находившиеся в строю надводные корабли по техническому состоянию своих корпусов и механизмов и подготовленности личного состава были готовы к выполнению задач в море (речь, видимо, шла о готовности к одиночным действиям. — Р.3.)... Основное количество кораблей вследствие малого времени пребывания в строю находилось к моменту начала войны во «второй линии», а некоторые корабли находились еще в «оргпериоде». Торпедные катера прибрежного действия типа «Г-5», которые являлись основным типом катеров, бывших у нас на вооружении, в большей своей части вступили в строй в период 1934-1935 гг. и к началу войны имели уже пониженные данные. Призываемые суда (Морфлота, Речфлота и др. наркоматов) имели настолько изношенную и запущенную технику, что их невозможно было использовать без предварительного ремонта (среднего, а по отдельным кораблям и капитального). Подготовка личного состава этих судов для обслуживания механизмов в боевых условиях и к борьбе за живучесть находилась на низком уровне. Организация службы и борьбы за живучесть были не отработаны. Аварийные средства на подавляющем большинстве судов отсутствовали. Основной недостаток в подготовке сил к моменту начала войны заключался в том, что взаимодействие родов морских сил между собой и с войсками Красной армии, особенно тактическое взаимодействие, отработано не было, а тактическое взаимодействие однородных сил было отработано еще слабо. Другим общим недостатком являлась неполноценная подготовка штабов как органов боевого управления, несмотря на то что последней в предвоенные годыуделялось достаточное внимание. Слабым местом в системе боевого управления являлось неумение штабов правильно организовать свою работу, быстро и верно реагировать на все изменения обстановки, четко и быстро отрабатывать боевые документы и осуществлять постоянный контроль за ходом боевых действий и выполнением заданий. Система, а также до 1941 г. целеустремленность боевой подготовки не обеспечивал полной отработки авиации в соответствии с требованиями современной войны. Указанное положение, естественно, создавало известного рода проблемы в подготовь ВВС: а) летный состав истребительной авиации в своем большинстве был подготовлен к боевым действиям днем в простых условиях, но к началу войны только осваивал новые типы истребителей. Вместе с тем в целом подготовка истребительной авиации имела и следующие недостатки: 1) истребители в основном были подготовлены к действиям по прикрытию баз, в то время как в ходе войны потребовалось решать задачи по прикрытию конвоев на полный Ьа-диус действия, обеспечения действий ударной авиации, ведения воздушной разведки и т. п.- 2) отсутствие достаточной тренировки в ведении групповых воздушных боев; 3) слабая натренированность в полетах над морем...; г) летный состав разведывательной авиации был хорошо подготовлен к ведению воздушной разведки на море, но тихоходностъ и слабое вооружение самолетов, особенно лодочник, не обеспечивали успешность выполнения задач...; Необходимо отметить, что основными причинами, отрицательно сказавшимися па степени подготовленности сил, являлись: а) система проведения боевой подготовки в упрощенных условиях, с целым рядом условностей и ограничений. Подготовка различных родов сил обычно взаимно не увязывалась, силы готовились по принципу «Готовиться врозь, а воевать вместе». Инициатива командиров кораблей, соединений ограничивалась излишней опекой. Плохо обеспечивалась боевая подготовка техническими средствами; б) большая текучесть личного состава, особенно офицерского, которая только до некоторой степени может быть оправдана ростом флота; в) слабая оснащенность флота или же полное отсутствие современных технических средств, необходимость которых была подтверждена прошедшими полутора годами войны (Второй мировой. —'Р.З.), —радиолокации, средств УЗПНи УЗПС, средств защиты от неконтактных мин, приборов управления зенитным огнем, приборов беспузырной стрельбы (для торпедной стрельбы ПЛ. - Р.З.), беспламенных зарядов (для артиллерии. — Р.3.), снарядов с окрашивающимися всплесками, ныряющими и осветительными снарядами и т. п.). <->
Выясняется, что на барже из приспособлений погрузки только шланг, значительно, раза в три, тоньше нашего топливного шланга и ручной насос — помпа, типа пожарной, для ручного качания двумя людьми. Сама баржа сможет удовлетворить нашу потребность в топливе только на треть. Мотористы ладят «переходник» и через пару часов начинаем ручную перекачку топлива с баржи на лодку. «Издевательство какое-то, — думаю про себя.— Это как же они к войне готовились столько времени?» Командир с переводчиком уходят на берег, чтобы по телефону связаться с Джакартой, куда в качестве штабного корабля перешла наша плавбаза со штабом, политотделом и комбригом. Решили доложить обстановку нашему контр-адмиралу.
Джакарта. 1962 г. Через некоторое время в гавань входит и швартуется к стенке у нас по корме лодка «С-235». Из гавани на передачу радио работать нельзя, несем приемную радиовахту. Наконец, получаем шифровку из Джакарты. Предписано пополнить запасы топлива от 235-й, а ее должна будет пополнить следующая пришедшая в Битунг лодка. Так, по цепочке, пополняться. К приходу последней лодки в порт прибудет танкер, который ее и заправит. Все-таки мудрый наш контр-адмирал! Недаром его звание по-индонезийски звучит «Лаксомано-мудо»...
В море у берега Миклухи-Маклая
Пополнив запасы, заняли позицию и патрулируем в заданном районе. Позиция наша прямо на экваторе, напротив того самого Берега Миклухи-Маклая, где водил дружбу с папуасами наш знаменитый земляк. Это — территория Австралии и мы, видимо на всякий случай, контролируем ближайшую к ней акваторию. Экватор пересекаем несколько раз в сутки. Естественно, без «Праздников Нептуна». Сказать, что в лодке жарко, это ничего не сказать. Днем под водой минимальная температура в большинстве отсеков +45' С. В шестом электромоторном она доходит до 60' С. Температура забортной воды на глубине 100 м - +30' С! Ночью встаем под РДП, но это слабо помогает. Аккумуляторная батарея не успевает заряжаться за ночь из-за высокой забортной температуры. У людей начинаются обмороки, тепловые удары. «Док» ползает по отсекам со шприцем, приводит в чувство теряющих сознание какими-то уколами. Пятые сутки утюжим район днем под водой, ночью под РДП. Даже индонезийцы ведут себя странно: ничего не едят, не прикасаются к принесенному с собой сухому пайку сидят на диване, как куры на насесте, поджав ноги и потеют... Несмотря на жару наши офицеры с завистью смотрят на пайки индонезийцев. Через прозрачные полиэтиленовые пакеты ясно видны виски «Блэк энд Уайт» и французский коньяк «Наполеон». Индонезийцы, перехватив наши взгляды, протягивают нам бутылки, мы, естественно, не отказываемся... Гости с ужасом наблюдают, как офицеры, обливаясь потом, исправно принимают пищу, предваряя ее, как положено, глотком спиртного... До времени «Ч», начала неограниченной войны, остается менее суток. Пока на перископ к нам никто не попадает. Район пуст. Кроме косяков рыб акустики ничего не слышат. Вдруг... В очередной сеанс связи получаем радио в наш адрес. Командир запирается вместе с шифровальщиком в своей каюте. Что же там в шифровке?
С грохотом открывается дверь командирской каюты. Командир приказывает собрать офицеров и приглашает в кают-компанию офицеров-индонезийцев. Обливаясь потом, ждем. Совершенно серьезно командир читает шифровку. Но я по неуловимым признакам вижу, что он радуется. «Командирам пл. ...С получением сего всплыть. Возвратиться в Битунг в надводном положении. В Битунге ждать дальнейших приказаний, не снижая боеготовности. Вопрос освобождения Западного Ириана может быть решен мирным путем. Главком ВМФ». На лицах офицеров оживление. Всплываем под перископ. Готовим дизель к продуванию балласта. Индонезийцы взволнованы. Старший майор пытается уговорить командира не принимать эту шифровку к исполнению. Говорит, что это, возможно, голландская провокация. Мы их успокаиваем. Я разъясняю, что шифровка не может быть фальшивкой. Слишком много должен знать противник, чтобы в специальной радиосети передать зашифрованный сверхсекретный текст. Бормоча «Голланд — хитрый», индонезийский майор отходит от меня. Всплыли! Наверху - штиль, звёзды с кулак, «Южный крест» и все прочие звезды Южного полушария приветливо мерцают нам. В нарушение всех канонов, благо море как зеркало, отдраиваем все люки, включая торпедопогрузочный и люк седьмого отсека. Дизеля и вентиляторы работают на «просос». Выпускаем наверх максимально возможное количество людей. «Дышим через поры», как любит говорить один мой приятель-подводник. Идем «домой» — в Битунг, в пункт временного базирования, еще недавно совершенно незнакомый нам, а теперь желанный! Честно говоря, радуемся не только окончанию теплового ада, но и возможности мирного решения индонезийско-голландского конфликта, в который нас втянула судьба в лице нашего правительства. Только бы сбылись наши надежды. Глядишь, и в Союз скоро вернемся!
Опять стоянка
Поскольку выходили мы первые, в Битунг приходим последними. Входим в гавань. Ее не узнать. На рейде два и у причала один огромный транспорт с красными крестами на бортах. Госпитальные суда — для раненных. «Тут они приготовились», - думаю про себя. Швартуемся. Все остальные лодки бригады уже тут. На стенке — цыганский табор: койки, диваны вытащены из лодок, установлены на галетные и сухарные банки. Предосторожность, как мы потом убедились, не лишняя: по ночам между коек бегают десятки здоровенных крыс. Здесь нам и предстоит ждать решения вопроса. Кому-то пришла в голову мысль об использовании стоящих без дела госпитальных судов как плавказарм для временного ночлега экипажей. Подхватив эту идею, мы с Володей Колесниковым проникли на стоящее у стенки судно-госпиталь. Вернувшись, рассказали остальным старпомам, какие там прекрасные каюты и кубрики с белоснежным бельем. Старший группы лодок, заместитель комбрига капитан 1 ранга Синельников - весельчак и балагур, между прочим, начал длительные переговоры о нашем переселении. Действительно, одно такое судно могло вместить все наши экипажи. Но переговоры затягивались, а мы продолжали таборную жизнь. Тщательная проверка механизмов и устройств кораблей показывала, что тропическое плавание для наших совершенно к этому не приспособленных лодок даром не обошлось. Резко снизилась изоляция электроцепей, часть электронных приборов вообще вышла из строя, механизмы активно коррозировали. У торпед-старушек «53-39» начали подрываться воздушные резервуары: вылетали их овальные донышки. На нашей лодке такой подрыв произошел на одной торпеде в аппарате и на другой на стеллаже. Пришлось, буквально купаясь в собственном поту, по вечерам, когда хоть немного спадала жара, проводить операцию по перегрузке торпед, не имея под рукой никаких базовых устройств. К сожалению, наша плавбаза стояла в Джакарте в качестве штабного корабля. Здесь бы она нам очень пригодилась. Мы на ней могли бы жить и с ее помощью проводить ремонт механизмов, замену торпед и т.п. Но, очевидно, без нее комбриг не имел бы с нами постоянной радиосвязи. Ему пришлось использовать «Аяхту» как корабль управления.
Интересно было наблюдать за группой индонезийских десантников, предназначенной для высадки на один из близлежащих островов, занятых голландцами, с целью выведения из строя расположенной там приводной авиационной радиотехнической станции. Эти люди были вооружены легкими чехословацкими автоматами, гранатами, ножами. Одеты в пестрые маскировочные комбинезоны «под джунгли» и такие же береты. За спиной у каждого — портативная рация. Теперь их имеет на вооружении наша милиция, но тогда мы видели такие станции впервые. Тренировались они на одной из наших лодок. Тренировка проходила так. Группа, человек из двадцати пяти — тридцати грузилась в первый отсек лодки. Затем лодка отходила от стенки, становилась на якорь в бухте. Отдраивался торпедопогрузочный люк. Через этот люк вначале выскакивало два-три десантника со сложенной надувной резиновой лодкой. Затем, с помощью поданного из отсека шланга, они буквально в секунды надували лодку и сбрасывали ее за борт. Потом в нее шустро прыгали человек шесть и операция повторялась со следующей группой. Через пять-десять минут надувные лодки устремлялись к берегу, и десант высаживался. На берегу десантники часто удивляли нас своими тренировками — соревнованиями по метанию ножей в цель. На деревянном заборе рисовали круг и в его центр метали ножи из разных положений: стоя, лежа, сбоку и даже из-за спины. Результаты были блестящи: нож неизменно торчал в центре круга. Командовал десантниками некий подполковник, судя по его словам бывший командир подводной лодки. Я обратил его внимание на то, что у его подчиненных не было с собой никаких съестных припасов. Он меня успокоил: «Эти люди могут жить в джунглях долго, питаясь только плодами леса. Они так натренированы».
Помощник этого начальника — капитан — как-то в разговоре рассказал, что имеет немалый боевой опыт, полученный в частях войск ООН. Был он и в Конго, и в Анголе, и еще где-то. «Вот родится у меня сын — назову его Жуков» — говорил он. «Жуков — это же фамилия» — толковал я ему, но он этого не понимал или не хотел понимать. Признаюсь, это вызвало у меня гордость за нашего полководца. Подполковник — начальник десантников как-то пригласил нас в какой-то клуб, расположенный недалеко от порта. В этом клубе он вел себя как гостеприимный хозяин. Несмотря на военное положение, дым стоял коромыслом: гремела музыка, танцевали какие-то девицы, на столах стояли закуски, выпивка. Дисциплина не позволяла нам там долго задерживаться, и мы, отдав долг вежливости, удалились. Впоследствии мы узнали, что подполковнику принадлежит не только этот клуб, но и несколько других, а также публичные дома в Сурабайе, Джакарте и других местах страны. Он был очень богатым человеком и военная служба для него не была основным источником существования. Капитализм есть капитализм... Такого рода вылазка была единственной. В остальном дни «великого Битунгского сидения» были заполнены корабельными работами, тренировками в торпедной стрельбе на своих лодочных приборах и ожиданием дальнейших команд Центра. По радио мы слышали, что доктор Субандрио, министр иностранных дел Индонезии, ведет переговоры с голландскими дипломатами почему-то в США. На девятый день «сидения» нам наконец-то разрешили переехать с причала на госпитальное судно. Спали мы этой ночью в каютах с кондиционерами, как говорят у нас в далекой России «без задних ног». Утром с удивлением увидели, что обычно суровые десантники были почему-то очень веселы. Они бродили по причалу группками, обнявшись и глотая из бутылок какую-то мутную жидкость, похожую на самогон. В чем тут дело? Почему у всех индонезийцев приподнятое настроение? Впрочем скоро всё стало ясно. В шифровке, полученной ночью, было сказано, что вопрос передачи территории Западного Ириана Индонезии решен мирным путем. Нашим лодкам предписывалось возвратиться в Сурабайю и приступить к обучению индонезийских экипажей с дальнейшей передачей им кораблей. Очевидно «хитрый голланд» понял, что за силища ему противостоит. Я имею в виду не только лодки, но и авиацию, ракетные части и другие «добровольческие» подразделения. Стало заметно, что суровые индонезийцы — это просто семнадцатилетние ребята, и они, также как и все люди на Земле, безумно любят жизнь. «Так-то, наш дорогой Никита Сергеевич, доктор Сукарно, доктор Субандрио и товарищи Малиновский с Горшковым, а также министр обороны Индонезии уважаемый генерал Насутион!» — думал я, готовя корабль к переходу в Сурабайю.
Хрущев и Сукарно. Во время визита в Индонезию Н.Хрущева в феврале 1960 г. было подписано соглашение о поставках кораблей, самолетов, вертолетов, танков и другого вооружения. Самым дорогостоящим приобретением стал крейсер «Орджоникидзе», переименованный в «Ириан»
Люди есть люди и умирать им, во имя каких-то сомнительных интересов и претензий государств, совсем не хочется! Шел шестой месяц нашего «добровольного» отсутствия на Родине. Откровенно говоря, очень хотелось домой. Теперь возвращение стало реальностью. Кончилась неопределенность и напряженное ожидание чего-то нехорошего.
Снова в «родной» Сурабайе
Без приключений вернулись в ставшую родной Сурабайскую базу. Поступило приказание рассекретить все документы, касающиеся устройства лодки, бывшие до этого секретными. Пришлось вымарывать тушью грифы «секретно» и составлять соответствующие акты. Заодно прояснился вопрос, почему до поры до времени было велено не пускать индонезийцев на борт. Причина была в якобы особой секретности загруженных в кормовые аппараты торпед «САЭТ-50», к тому времени уже достаточно устаревших. Оказывается, эти торпеды ранее Индонезии не передавались. Вместо них ей передавали старье: снятые у нас давным-давно с вооружения электрические торпеды «ЭТ-46». Только теперь получили разрешение Москвы на передачу торпед чуть поновее. Долго же тянулось решение этого вопроса! Видно, помнил еще Главный штаб ВМФ историю с передачей чертежей авиационных торпед бывшим союзникам-англичанам, за что, в свое время, полетели такие головы, как Н.Г.Кузнецов, Л.М.Галлер и В.А.Алафузов. Как всегда, теперь дули на молоко.
САЭТ-50 Начали обучать индонезийские экипажи. В лодке стало еще теснее: ежедневно с пяти до тринадцати на корабле терлись друг о друга индонезийцы и русские. Мы с индонезийским старпомом при «проворачивании» механизмов ради развлечения иногда отдавали команды — он по-русски, я по-индонезийски. Оттачивали, так сказать, свои командные языки. Дело двигалось довольно споро. Я уже писал, что индонезийцы схватывали все очень быстро. Удручало только то, что в полном соответствии с капиталистическими канонами индонезийские сержанты не хотели передавать свои знания матросам. Видимо боялись, что матросы их подсидят и смогут занять их хлебные места. Для нас это было, конечно, непривычно, но и к этому мы постепенно привыкли. Наши старшины уже через пару недель довольно бойко учили индонезийских матросов на родном для них языке. Беспокоило нас, старших помощников командиров, только то, что не все из нас окончили командирские классы. Время подходило к ноябрю, а с первого ноября мы должны были быть на занятиях Высших офицерских классов ВМФ. Старпом, не окончивший этого заведения, становится бесперспективным и никогда не сможет быть командиром. Видя, что дело затягивается и можно с классами пролететь, мы, а нас было пятеро из шести, необученных, решились на крайность. С оказией, через одного гражданского специалиста, уезжавшего в Москву, отправили письмо в Военный отдел ЦК КПСС. Попросили откомандировать нас на классы, поскольку все в Союзе были утверждены к учебе. Без нас, по нашему разумению, процесс обучения иностранных экипажей не пострадает: в каждом экипаже были офицеры, способные нас заменить. Ответ ЦК был получен комбригом. Анатолий Антонович был в ярости: как это без его ведома и через его голову мы посмели обратиться в «инстанцию», так в те времена было принято зашифровывать зачем-то высшие партийные органы (не иначе это отрыжка шпиономании). Адмирал долго «водил нас носами по ковру». Оказывается, ЦК разрешил ехать на классы из шести старпомов троим. Три оставшихся распределялись по одному на две лодки. Комбриг решил отпустить на учебу Мишу Деньшина, Володю Любимова и Гену Мелкова. Мише с Володей было по тридцати одному году, а предельный возраст для обучения — 32 года.
Каникулы кончаются. С сожалением мы расстаемся с дедом и с бабой Никой — они остаются в Кивиранде до октября. Свертываем палатку. Сходили в магазин взвесить Олежку. Он, как куль, скатился с весов: прибавил полтора кило! Ужас! Мы утешили его лимонадом: — Пей, Олежка, теперь все равно! Идем в лес посмотреть пещеру: на обратном пути забегаем попрощаться к Яанусу Хаасу. Он угощает нас яблоками. Спешим на причал к «охотнику». Будущей весной его перенесут на берег и поставят между двумя валунами. Прощаемся с нашей «Бегущей». Зимуй без нас, милая! Дома Юхан Раннику рассказывает деду, как он штормовал в океане. Нам не удается дослушать — пора! Автобус из города уже прибыл. Баба Ника собирает нам харчи на дорогу. Дед прощается с нами: — А ведь мне, марсофлоты, без вас будет скучно...
Он крепко целует мать и отца. Ингрид не отстает от меня ни на шаг: боится, как бы ее не оставили. В последний раз отдаем мы честь флагу на мачте. Он трепещет на осеннем ветру — зовет в море. А может быть, и в океан!
Тетрадь третья
ТРЕВОГИ И РАДОСТИ
В ГОРОДЕ
Олежка раззвонил на всю школу, что мы втроем из восьмого класса уйдем в девятый в нахимовское. Толстяк говорил об этом так, будто никаких нет трудностей, дело решенное. До того договорился, что ребята — многие из них тоже мечтают стать моряками — начали посматривать на нас с завистью, а Элигий Шиллер — тот прямо сказал, что мы надеемся на деда моего — адмирала: он протолкнет всех троих. Дурак! Дед палец о палец не ударит, чтобы нас «протолкнуть».
С тех пор как я твердо решил пробиться в нахимовское, я стал следить за собой. Стал отвечать на пятерки (я бы сгрыз себе локти, если бы схватил четверку или, еще хуже, тройку!). Ведь без пятерок мне пропадать! И преподаватели почти все ободряли и меня, и Вадима, и даже Олежку пытались подтянуть, хотя это удавалось им плохо. Преподаватели называли нас «будущими нахимовцами». Мне кажется, что и им было бы приятно увидеть нас во флотской форме, когда мы придем навестить школу. Не повезло мне только с Мариной Филипповной Картонкиной. Я уже говорил, что она преподавала нам русский язык и поставила К.С.Станюковичу за сочинение двойку. Белобрысенькая, с остреньким носиком, с белыми ресницами и глазами, как у кролика, она не пользовалась нашей любовью. Говорила она всегда резко, так и казалось, что она нас терпеть не может. А главное — вмешивалась во все дела класса. И вот она приказала нам написать сочинение «Кого я беру примером в жизни». Я написал, что для меня пример — Никонов; ведь, возможно, придется и мне воевать, фашистов еще слишком много на свете, и я хочу быть таким же стойким, как он. Марина Филипповна одобрила сочинение Элигия (в стихах написал!), а мне сказала: — Плохо, Коровин! Думаешь, мы будем тебе потакать, потому что ты собрался в нахимовское? Не думай, что получишь скидку на это. Я взорвался: — Вы двойку поставили даже К.С.Станюковичу!..
Она побелела от злости. Меня понесло. Вадиму от этого хуже не стало — ведь меньше чем двойку поставить нельзя уже за то, что он ободрал К.С.Станюковича. И мне не решилась поставить она двойку. Все же сочинение было ничего, на уровне. Но я понял, что заработал врага на всю жизнь.
***
На выставке служебных собак, куда мы пошли с моей Ингрид, я увидел Карину. Радио объявило: — Выступает водолаз Ларсен— дрессировщица Карина Карамышева. — Глядите-ка! Собака больше девчушки! — удивляется мужчина в зеленой шляпе, задранной на затылок. Карина кажется такой маленькой рядом со своим водолазом! Она сегодня в джинсах и в голубой майке, с косичками, как всегда. Пес работает без команд, поданных голосом. Он ползет по-пластунски, садится, ложится, встает. Черной стрелой пролетает сквозь расставленные по полю кольца, кидается в пруд и вытаскивает «утопающего» — большую куклу. Водолазу хлопают. Карина угощает Ларсена булкой. А сколько народу вокруг! И школьники, и отставные полковники, и женщины, и старики! Да, здесь сегодня весь город! Еще бы! У нас в городе собак уважают. Однажды какая-то молодая мамаша подняла камешек и подала своему сыну: «Витенька, брось в собачку». Ей сразу милиционер сделал выговор. Правильно! Кто вынюхивал мины, спасая тысячи солдат? Собаки. Кто бросался под танки с грузом взрывчатки? Кто отыскивал раненых и приводил санитаров? Тоже собаки.
Собаки на войне. Кто проложил космонавтам путь в космос? Лайка, Белка и Стрелка. А кто на границе ловит шпионов? Остроухие наши друзья. И на кораблях есть собаки. Матросы их любят и в свободное время обучают наукам. А кто посочувствует, если я схвачу тройку? Ингрид. Она будет ластиться и заглядывать мне в глаза: «Ничего, Максим, не отчаивайся, завтра получишь пятерку». И на душе станет легче. Наши овчарки — призывники. Их могут призвать на военную службу. У Ингрид есть паспорт служебной собаки. Я вклеил в него ее фотографию. Я — член ДОСААФа и очень этим горжусь. На поле расставлены лестницы, барьеры и бумы. И хозяева и собаки волнуются, но стараются, чтобы этого никто не заметил. Разъевшийся боксер, вцепившись передними лапами в высокий барьер, с трудом подтягивает свой толстый, с обрубком-хвостиком зад. Болельщики кричат: — Давай, давай нажимай!.. Другой срывается — и на трибунах свистят. Это почище футбола! Наша очередь. Ингрид ловко идет по буму (с него уже две овчарки сорвались), легко берет высокий барьер, взбирается на крутую лестницу. Нам много хлопают и кричат, как в театре: — Браво!.. Теперь человек в ватнике с длинными рукавами изображает шпиона. Он прячется в густом колючем кустарнике. — Фас! — подаю я команду. Ингрид летит, едва лапами касаясь земли. «Шпион» отмахивается длинными рукавами. Куда там! Она рвет на нем ватник и лишь по команде: «Фу!» — отпускает «задержанного». — Ну и овчарка! — восхищается «диверсант», хотя ему и крепко досталось.— От такой никто не уйдет!
Карина сама подходит к нам со своим Ларсеном. — Какая умница твоя Ингрид! — хвалит она. — А какой умный твой Ларсен!—отвечаю я ей. — Как ты думаешь, они драться не будут, если их спустить с поводков? Ларсен и Ингрид обнюхивают друг друга, знакомятся и с лаем носятся по вытоптанной траве. Я спрашиваю Карину, почему ее отец не пришел полюбоваться на Ларсена. — О, он в плавании! И я не знаю, когда он вернется. Мы живем вдвоем с Ларсеном, и я на нас обоих готовлю обед. А старуха одна, Василиса, убирает квартиру. Я знаю от деда, что подводные лодки часто уходят далеко. Подо льдом добираются до самого полюса. — А ты не скучаешь? — Ужасно! И Ларсен скучает. Все прислушивается — не идет ли папа по лестнице. Подбегают Олежка с Вадимом. — А-а, капитан Грей! — смеется Карина. — И музыкант Циммер! Ну как ваши алые паруса? — А я на них сплю, в наказание, — сообщает Вадим. — Мама очень расстроилась, что испорчены простыни. — И какие на них видишь сны? — Самые лучшие. Например, вчера видел тебя. — Ну, чего же тут интересного? — протянула Карина. Молодец! Так и надо ему, пускай не подмазывается! — Овчарки, на ринг! — кричит радио.
— Ингрид, ко мне! Она неохотно отбегает от Ларсена. По кругу шагают овчарки, и строгие судьи разбирают их стати. Мы идем на пятнадцатом месте. Но судьи передвигают нас ближе. Возникают горячие споры. На нас смотрят болельщики, тесно обступившие ринг. Суетятся фотографы. В толпе я вижу своих одноклассников. Они болеют за Ингрид. И когда судьи выводят овчарку, шагавшую позади нас, вперед, кричат: — Неправильно! Судью на мыло!.. Конечно, неправильно! Ни у одной овчарки нет таких славных янтарных глаз, как у Ингрид. Ни у одной так не разрисована морда. Соперница хуже нас. Собаки тоже мечтают быть первыми. Ингрид сердится и, хотя и устала, приосанивается и ведет меня, гордо подняв остроухую голову. Судьи все же оказываются справедливыми. Круг за кругом мы приближаемся к первому месту. Овчарки рычат нам вслед. Хозяева злятся. Одна дамочка даже закатывает истерику. Она кричит на весь ринг, что обидели ее Мулечку и поносит судей «продажными душами». Дамочку выводят вместе с Мулечкой с ринга и отпаивают водой... Ура! Мы — первые! Первый приз! Ингрид оборачивает ко мне сияющую морду, и озорные ее глаза говорят: «Что, взяли, взяли?» Нас зовут к судьям; по радио объявляют о нашей победе. Нас поздравляет адмирал — председатель ДОСААФа. Главный судья вручает нам золотую медаль и жетон — это заработала Ингрид, а я, дрессировщик, получаю шикарный, в кожаном переплете альбом. Вадим и Олег зовут есть мороженое. Берем восемь порций, по две на каждого. Ингрид с нетерпением ждет, пока я очищу бумагу. Пытаются ее угощать и болельщики, но она не берет еду у чужих. Теперь на ринге овчарки-мальчики. На первое место выходит Шторм, он гордо шагает у ноги молодого матроса. Владелец Шторма — команда эсминца «Светлый». Корабельный пес получает золотую медаль. Он весь увешан жетонами. Матросы с ним фотографируются — они его вырастили, его обучили, и он служит флоту...
А где же Карина?.. Ушла. Ушла со своим Ларсеном. Видела она или не видела? Не знаю. А хорошо бы, чтоб видела, как нас награждали призами.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
От имени Совета Ассоциации от всей души поздравляю военных моряков и ветеранов с нашим общим праздником - праздником людей, посвятивших свою жизнь служению Отечеству на земле, в небесах и на море ! Выражаю уверенность, что каждый член нашего морского братства внесет свою достойную лепту в начавшийся процесс возрождения боевой мощи Российского Флота. Крепкого всем флотского здоровья, счастья и благополучия вашим семьям!
Президент Ассоциации
Дорогие друзья!
С ДНЕМ ЗАЩИТНИКОВ ОТЕЧЕСТВА, а также СОВЕТСКОЙ АРМИИ И ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА!!! Именно такой тост будет звучать в нашей семье, где двое стали капитанами 1 ранга, один - полковником, а самый младший – сержантом запаса! ЖЕЛАЮ ВСЕМ СЛУЖИВШИМ – ЗДОРОВЬЯ, ВСЕМ ЛЮБЯЩИМ СЛУЖИВЫХ – ЗДОРОВЬЯ И СЧАСТЬЯ!!! ЧЕСТЬ ИМЕЮ,
Капитан 1 ранга в отставке Александр Кузиванов
Друзья! Однокашники! Родные и близкие!
С Праздником Вас, с нашим Праздником! И как бы он теперь не назывался, мы отмечаем НАШ Праздник: - ДЕНЬ СОВЕТСКОЙ АРМИИ И ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА! И помним, что это не только наш Праздник, но и наших жён, которые своим трудом, именно трудом по созданию семейного уюта, - подчас в условиях, казалось бы, несовместимыми для этого, - создавали нам крепкий тыл и своей преданностью и любовью, помогали нашей службе! Здоровья всем Вам, друзья и жёны, ОПТИМИЗМА, благополучия и крепкой любви! С Праздником Вас! С НАШИМ ПРАЗДНИКОМ !
И ещё! Наши милые, дорогие и самые красивые женщины! Позвольте уже сейчас поздравить Вас с Вашим грядущим замечательным Праздником! Будьте всегда не только самыми красивыми, но оставайтесь, как и сейчас, самыми обаятельными! Вы - наше всё!!!
С искренним уважением Виталий Ленинцев и, конечно же, преданный Флоту и влюблённый в женщин, мой ФЛЕЙ
23 февраля 2014 года город Кронштадт
Дорогие друзья, товарищи, с Днем Советской Армии и ВМФ!
Лучше, чем Валерий Стегачёв, не сказать:
Кто сей день всегда чтит свято, Пусть названье при разделе Служит, иль служил когда-то Все же изменить посмели, В море, в небе, на земле Но остался он для всех: В этот праздник в феврале, День СА и ВМФ. Ратный труд хотим восславить И в конце, не без причины, И мужчин всех-всех поздравить, Мы желаем всем мужчинам, Гордость общую деля, От души без многословья, С двадцать третьим февраля. Мира, счастья и здоровья.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru