Часть V. У Курильского меридиана.5.
Думаю, я достаточно обрисовал особенности Ракушки и как географического объекта, и как общественное понятие, то есть новый коллектив, приютивший нас в свою семью.
А теперь продолжу последовательное повествование о том, что было дальше на выбравшей меня дороге.
Конец 1959 года ознаменовался двумя событиями. Первое отдает некоторой долей печали, потому что произошло расставание с Виталием Александровичем Кандалинцевым, так много хорошего сделавшим и для экипажа и для меня лично. Убыл он на запад, следуя своему течению жизни, вроде как в академию. Не помню точно, память подводит. Так же как не помню, когда и куда подевался Виталий Ленинцев, бедовый парень, но хороший моряк и штурман. А нового командира почему-то опять сразу не прислали. Так что я снова временно вступил в командование лодкой.
Второе событии было приятным; меня повысили в звании до капитана 3 ранга. Об этом я узнал на утреннем докладе у начальника штаба. После доклада ко мне подошли командиры Купцов и Перегудов, сердечно поздравили и намекнули, что не мешало бы, как положено, отметить это событие, указав координаты задуманного. За уже порядочную по длительности службу я научился не только быстро принимать решения, но так же энергично приводить их в исполнение. Сходил на лодку, наполнил в своей каюте из канистры особого назначения спиртом две бутылки, заткнул их пробками из жёванной газеты (такие никогда не выскочат) и вышел на уже покрытую первой изморозью палубу. Шагнул на трап, а он, зараза, скользнул по палубе вбок, я не удержался и полетел за борт в ледяную воду. Ощущение в воде было такое, будто грудь мою сдавило тисками, ни вздохнуть, ни выдохнуть. Но мне не привыкать к купаньям не по своему желанию. Одна бутылка была в кармане шинели, другая крепко зажата в левой руке, так что тут безопасность обеспечена.
Я долопатил до пирса, вахтенный вовремя бросил мне конец капронового троса, так что вскоре я стоял уже на крепком деревянном настиле, переводя дух и стряхивая с себя потоки воды.
В каюте, куда я прибыл, меня раздели, растерли спиртом и на время просушки одежды и проведения мероприятия переодели в подвернувшееся. Мероприятие прошло торжественно и уютно. Не помню уже, кто подарил мне свой старый китель уже с погонами и нашивками капитана 3 ранга. Так что домой я пришел и хорошо помытый и в новом обличии.
Обязанности командира мне уже было не привыкать исполнять, так что служба продолжала идти своим путем. Но на этот раз я командирскую практику прошёл не только на берегу, но и в море. В конце февраля 1960 года согласно плана лодка должна была выйти далеко
на учение. Почему-то другого свободного командира не оказалось, и командованием было доверено лодку вести мне самому; правда, со мной вышел начальник штаба Булыгин.
Погода выдалась довольно доброжелательная, видимо, море вошло в моё положение и решило не осложнять мои первые самостоятельные шаги, Поэтому Японское море мы прошли без помех, как на прогулке, миновали пролив Лаперуза, что между Сахалином и Японией, погрузились и участок Охотского моря до Курильских островов прошли под водой в режиме скрытности.
Всплыли перед проливом Екатерины, форсировали его, вышли в открытый океан беззвёздной темной ночью и вот тут произошло то, что помнится мне до сих пор. Помню поднялся на мостик начальник штаба и отпустил меня вниз, чаю попить. Я сел за стол уже в опустевшей кают-компании, выпил не спеша три стакана и уже намеривался приступить к четвёртому. Я ведь с Урала родом, а там все водохлёбы. Я бывало любого азиата по чаю мог перепить. Но намерение мое осуществить мне не удалось. Из центрального поста вбежал взволнованный вахтенный электрик и доложил, что меня начальник штаба просит срочно прибыть на мостик. И в это время я услышал, что останавливается дизель.
Одев на ходу канадку и шапку я метеором выскочил на мостик и сразу ослеп. Только после этого я понял, что наверху светло как в яркий солнечный день. Не успели мои глаза привыкнуть к яркому свету, как он погас, словно кто-то повернул выключатель, и снова наступила кромешная тьма и я ослеп вторично Когда же глаза окончательно протаращились, я, наконец, полностью прозрел и увидел вокруг прежнюю картину. Внизу темная вода, вверху темное небо и между ними тоже тьма тьмущая. Рядом стоят Булыгин и вахтенный офицер, который выглядит испуганным. Булыгин же почему-то улыбается и говорит: «кажется, сейчас это повторится».
И сразу же под кормой лодки в глубине стало разрастаться и усиливаться световое пятно. Как будто снизу светил прожектор, но луч его был необычный, потому что он удлинялся, а такого в жизни не бывает. Ведь луч, он или есть, или его нет, а удлиняться или укорачиваться он не способен. Как только свет достиг поверхности, сразу, как взрыв, все вокруг озарилось каким-то призрачным, голубоватым светом и опять стало светло, как днём. И ещё была одна странность. Над нашими головами наверху свет резко обрывался, так что было видно чёрное совсем не освещенное небо. Создавалось впечатление, что мы находимся внутри какой-то световой сферы.
Мы все молчали, поражённые увиденным и непонятным. И второй раз свет погас внезапно. И тут мы загалдели, задавая друг другу безответные вопросы. И это явление повторилось в третий и последний раз. На этот раз мы засекли время и было установлено, что свет длился 35 секунд.
Спустя некоторое время я спросил начальника штаба, надо ли о происшедшим сделать запись в вахтенном журнале. Тот помолчав, как бы в раздумье, неуверенно ответил: как хочешь, ты ведь командир. А вообще, лучше не надо. Всё равно никто не поверит, да ещё и психом посчитают. А если поверят, то будет ещё хуже. От тебя начнут добиваться ответа и объяснений, что произошло и почему. А ты объяснить не сможешь. Значит чего-то темнишь. ещё окажешься ответственным за неизвестно что. Много чего случается такого, чего никто объяснить не может.
И после этого рассказал историю из прошедшей войны о том, как наш торпедный катер в тумане обнаружил силуэт большого корабля. Это был явно немецкий корабль, других там просто не могло быть. Выпустили торпеду и весь экипаж услышал сильный взрыв. Вернулись в базу, доложили, а на другой день на отмели была обнаружена их торпеда, целая и невредимая. Затаскали командира и так и не известно, куда дели.
Позже, встречаясь с похожими загадками и вспоминая, что и раньше, задолго до этих дней нет-нет, да и случалось тоже кое-что непонятное, я утвердился в одной истине. Человеческий мозг, психика так отрегулированы, что стремятся отторгнуть все, что не находит объяснения. Видимо, в целях самосохранения. Всё из ряда вон выходящее вызывает удивление только в первый момент, потом интерес к этому падает и оно быстро забывается, как дурной сон.
К примеру, пройдёт по людным улицам кудрявый слон, играющий на скрипке и в галошах на босу ногу. Все, конечно, заудивляются, завозмущаются, поглазеют и разойдутся по своим делам. И об этом забудут. Даже если об этом потом статья в газете появится, то вспомнят без особого интереса и опять забудут. А вот если с крыши свалится обычный маляр, да ещё кому-нибудь на голову, да ещё обматерит того, на кого упал, вместо того, чтобы извиниться, вот об этом долго будут вспоминать и всякий раз смеяться до упаду.
Это подтвердилось и в этот раз. Пришли мы в район учения, поучаствовали в нём, вернулись в базу и ни разу не вспомнили о тех светоэффектах. Правда, кто-то кому-то, может сигнальщик, может ещё кто, что-то о том рассказал. И однажды, не помню кто, спросил меня: Слушай, а что это, когда ты с начальником штаба на учение ходил, что-то там толи светилось в море, то ли горело? Да ничего особенного, ответил я равнодушно. Обычное свечение моря, наверное. Хотя и я, и тот, кто спрашивал, прекрасно знали, что свечение моря бывает только в середине лета, да и то только в южных морях и уж никак не в районе Курильских островов. На этом разговор и иссяк. И я об этом больше не вспоминал, пока не углубился в воспоминания, сидя за этой рукописью.
А вот однажды сдавали мы задачи по легководолазной подготовке. Спуски производились с торца выделенного для этого пирса. Я был, как водится, старшим. Всё подготовили. Оделся в снаряжение первый матрос и, поскольку не впервой такое, смело спустился по трапу и скрылся под водой. И вдруг частое подергивание сигнального фала возвестило тревогу. И матрос, как очумелый выскочил из воды и как кот, удирающий от собаки, вскарабкался на пирс. Расхомутали его. Снимает мичман-инструктор маску с него, а у него в глазах страх и аж губы дрожат.
– Что случилось? – Мичман спрашивает.
– Да, там этот, как его, на паука похожий, вот с такими глазищами.
Из толпы ему подсказывают, спрут что ли?
– Да, точно спрут.
– А он что, бросился на тебя?
– Да нет. Только страшный он. Кто его знает, задушит ещё.
Из толпы смех, однако чувствуется общий страх.
Кто-то ворчит: «Нет, я туда не полезу».
Чувствую, надо принимать, как говорится, действенные меры.
Подхожу, говорю инструктору:
– Все, раздевайте его, пусть посидит, придёт в себя. Я полезу. Мы тут пока только одну сторону выслушали, теперь надо того спрута допросить, чтобы разобраться, кто первый начал. А то уже одна неточность есть. Это никакой не спрут, а кальмар. Спруты тут не водятся.
Меня начали одевать, а матросы уже приободрились. Необычного тут ничего не было. Пугает всегда неизвестность. Я же не испугался не потому, что отменный герой, просто я знал, что кальмары, осьминоги, спруты для человека совершенно не опасны, так же, как треска или корюшка. До этого я много прочитал про обитателей моря научно-популярного и достоверного.
Особенно познавательны такие книги как «Обитатели царства Нептуна» и «Приматы моря». Авторов не помню.
Спускаюсь по трапу, вот и дно, глубина 5 метров, дальше от пирса глубина увеличивается. Видимость прекрасная. В бухте Ракушка вода чистая и прозрачная. Вода дружески обнимает грудь и плечи, дышится легко и весело. Даю фалом сигнал «всё в порядке» и начинаю изучать обстановку. Где же этот кальмар? А, вот он. Сидит на лежащей плашмя бетонной плите, шагах в двенадцати от меня. Рост около метра, щупальца как кудри свисают вдоль туловища и живописно уложены вокруг тела. Смотрит на меня с интересом и даже доброжелательно. Нисколько не страшный. Даже забавный, как большой котёнок.
Начинаю не торопясь ходить кругами, с каждым кругом приближаясь к кальмару. Смотрю, у него щупальца начали подрагивать и как будто струятся волнами. И окраска меняется, то темнеет, то светлеет. Значит волнуется. Когда расстояние до него сократилось метра на два, он резко отскочил и пересел на метра два подальше. Тогда я смело пошел к нему и вытянул в его сторону руку. Он взвился вверх, потом метнулся горизонтально и пропал из видимости. Поднимаюсь наверх. Меня начинают раздевать, а я в это время объясняю ситуацию. Рассказываю, что кальмары очень любопытны и совершенно неопасны для человека, тем более, для подводника.
Когда-то в далекие предалёкие времена, когда океан был чистый и богатый всякой живностью, тогда много было особенно крупных кальмаров, т.е. спрутов. И были ещё гиганты –
которые иногда нападали на небольшие парусники, принимая их за кашалотов, с которыми враждовали. А людей даже и они не трогали. Это французский писатель Виктор Гюго в своем произведении «Труженики моря» красочно изобразил выдуманное нападение спрута на человека и запугал этим всех на последующие времена.
Так что в воду можно лезть без всякой опаски. Если этот чудак опять появится не обращайте на него внимания, ему просто интересно посмотреть, чего это мы тут делаем. И не обижайте его.
В общем, спуски прошли без всяких помех, а того кальмара больше никто не видел.
Чтобы ещё раз впоследствии не разрывать серьёзную канву повествования, поведаю пока о ещё одном забавном случае произошедшем в этой Ракушке. Как и в любой бригаде подводных лодок, командиры и старпомы несли службу дежурными по бригаде. Почему, не помню, но однажды командование Владимиро-Ольгинского гарнизона вменило в обязанности дежурным по нашей бригаде проверять в ночное время караульную службу гарнизона на мысе Балюзек.
И вот дежурю я по бригаде, и подходит время произвести такую проверку. Вызываю дежурную машину, она подъезжает к штабу, сажусь и еду. Переехали Холуай, миновали Весёлый яр. До Балюзека осталось около километра, и тут что-то случилось с машиной, мотор заглох. Шофёр-матрос поднял капот и начал в моторе ковыряться. Я по характеру всегда был непоседлив, не любил ждать и вообще находиться без дела. Поэтому сказал матросу чтобы он, устранив неисправность, догнал меня, а я пока пойду дальше по дороге пешком. И пошёл. Тёплая летняя ночь, но пасмурно. Хоть и есть луна, но она периодически заслоняется очередным, проплывающим по небосводу облаком, и тогда становится темно.
Иду по неширокой лесной дороге бодро и спокойно. И слева и справа высокие дубы и прочие деревья. И вдруг начинаю ощущать какое-то беспокойство. Поскольку с детства я рос в постоянных объятиях природы, много времени проводил в степях и лесах, общаясь постоянно с братьями меньшими, то есть с собаками, кошками, лошадями, коровами и прочим звериным населением, то у меня до какой-то степени выработалось чутье, отдалённо схожее со звериным. И вот иду я и прямо и чувствую на себе чей-то взгляд, чей-то интерес к своей особе. И как раз луну закрыло облако, и на узкой лесной дороге стало совсем темно. Я замедлил шаг и стал идти мягко бесшумно и уши напряг до звона в них и кнопку ремешка на кобуре отстегнул на всякий случай.
Потом облако прошло, засияла луна, и я увидел на дороге рядом со своей тенью ещё одну чужую тень. Поднимаю голову и вижу, что слева почти надо мной по ветвям близко стоящих друг к другу деревьев крадётся большая рысь. Может быть она была и не такая уж большая, а просто от моего страха её размеры увеличились. Но это была рысь и меня охватил такой страх, что я забыл про пистолет. Стою и снизу вверх смотрю на рысь. А та стоит на толстой ветке и сверху вниз изучающе смотрит на меня. Наши глаза встретились. Рысь легла на ветку и, наклонив в мою сторону свои уши с кисточками, стала похожа на домашнюю кошку, только большую. В таких случаях кошка обязательно свесила бы хвост и поводила бы им из стороны в сторону, будто рассуждая, стремясь принять окончательное решение.
Рысь этого не сделала, так как хвост у неё очень короткий и она при рассуждениях им пользоваться не может. Когда мы посмотрели друг другу в глаза, я почему-то понял, что рысь вовсе не держит на меня зла. И страх отступил. Тут я вспомнил про пистолет, но использовать его желания не было, так как для этого не было причины. Так мы, один стоя, другая лёжа, и смотрели друг другу в глаза ,будто ведя безмолвный разговор о том, как тепло и тихо и как хорошо встретиться иногда с новым приятным собеседником, умеющим высказывать свои мысли, не открывая рта, и как хорошо не быть пищей друг для друга.
Я уже не помню, о чём мы ещё тогда говорили, потому, что это было как во сне. И тут послышался шум мотора подъезжающей машины, я взглянул на дорогу, по которой замелькали блики от света фар и, когда перевёл взгляд опять на ту ветку, рыси уже не было. Только послышался из листвы неясный звук, то ли фырканье то ли кашель. Это, видимо, рысь прощалась со мной. И мне стало досадно и жалко, что прервалось общение с таким прекрасным доброжелательным существом, с которым было так интересно разговаривать, не открывая рта.
Но делать нечего; служба есть служба. Я сел в остановившуюся машину, доехал до Балюзека, проверил караульную службу и вернулся в свою бригаду. И долго ещё потом вспоминалась мне эта великолепная лесная кошка. Иногда даже возникало совсем уж дикое желание сходить как-нибудь ночью на то место, чтобы ещё раз увидеть ту рысь. Но как любой человек, желающий оставаться разумным, я этого не сделал.
А теперь о серьёзном. То ли в конце марта, то ли апреля прибыл, наконец, новый командир. Это произошло так. В одно из воскресений поздно вечером я пришёл в часть. Не помню уже, по какой причине. Что-то было нужно. Ведь, что часть, что дом родной для меня было всё едино. И тут и там были постоянные заботы и дела. В общем что-то было нужно, раз пришёл.
Встречает меня дежурный по команде и докладывает, что прибыл новый командир, а какая его фамилия, забыл. Он капитан 2 ранга, вот и всё, что запомнилось. Побывал он в командирской каюте часа полтора и убыл в дом культуры в Тимофеевку, велев передать вам его приказание организовать в его каюте большую приборку. Завтра он прибудет на подъём флага, представится команде и будет принимать у вас дела. А большую приборку мы уже сделали.
Я решил проверить качество приборки и вошёл в каюту командира, где был озадачен и впал в крайнее недоумение. Хотя приборка была сделана на совесть, но одурманивающий запах окутывающий каюту ликвидировать не смогла. Я стоял посреди непривычного аромата и удрученно размышлял. Где я нахожусь? В каюте командира подводной лодки, или в будуаре мадам Помпадур – любовницы не помню какого там но номеру Людовика?
На множестве плечиках вместе с военной формой развешаны всяческие курточки, рубашечки, похожие на распошоночки, невообразимой расцветки и рисунка галстуки, в нижней части шифоньера всякой модной обуви на целое отделение, если не на взвод. А за стеклом серванта ряды пузырьков с лосьонами, духами, одеколонами, всякими присыпками и мазями. Очень все это меня насторожило и почти испугало. Ни у матери моей такого количества косметики не бывало, ни моя жена, вполне современная женщина, столько её не использует, а я вообще отношусь к ней как к иприту, люизиту, ацетофенону и другим средствам химического нападения.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
