Анатолий Георгиевич Соколов, нахимовец выпуска 1950 года Тбилисского Нахимовского Военно-морского училища 30 августа 2012 года, отмечает Юбилей – 80 лет!
Мальчик из военной осиротевшей семьи – отец погиб в боях с немецко-фашистскими захватчиками - пережил буквально и бегство от оккупантов, и бомбёжки, и эвакуацию, и голод и холод опалённых войною лет. В огненном 1944 году он без ведома матери, узнав, что его документы направлены в Тбилиси для решения вопроса об обучении в ТНВМУ, тайно собрал малую толику харчишек, подобрал дома какие-то документы и справки и двинулся в Тбилиси, даже не представляя, где это и как туда добираться.
Мальчику повезло – в годину испытаний российская душа испытывает не только ненависть к врагу, но и чувства сострадания, заботы и готовности помочь товарищу, слабому и страждущему. Повторим, мальчику очень повезло – на его пути к морям встретилось немало добрых и отзывчивых людей, которые помогли ему одному без сопровождающего родителя добраться от Калинина до Тбилиси.
Офицеры и воспитатели помогли Анатолию Георгиевичу закончить Тбилисское Нахимовское училище. Успешно освоив науку на штурманском факультете ВВМОЛКУ им. М.В.Фрунзе А.Г.Соколов стал военным моряком. Его морская карьера сложилась успешно: служил на БФ сначала в должности ст. помощника, а затем командира тральщика-стотонника. Участвовал в боевом разминировании Балтики, в боевом тралении, что приравнивается к участию в боевых действиях. С 1966 года служил в подразделениях штаба Лен.ВМБ - в отделе вооружения в Кронштадте, а с 1968 в оргмоботделе в Ленинграде. Закончил службу в начале 1990-х в должности заместителя начальника этого отдела. Кавалер многих наград, в том числе ордена "За службу Родине в Вооруженных силах" 3 степени.
Анатолий Георгиевич сумел вырастить и своего сына достойным моряком: нахимовец в Ленинграде, курсант «Дзержинки», офицер Военно-Морского Флота и крупный специалист в области военного строительства на Флоте.
Всё нахимовское братство, однокашники, сослуживцы, коллеги и друзья вместе со всеми близкими сегодня сердечно поздравляют капитана I ранга Анатолия Георгиевича Соколова со Славным 80-летним Юбилеем!
Оставайтесь здоровым, жизнерадостным и жизнелюбивым Офицером Флота Российского! Будьте счастливы и успешны вместе со всей семьёй!
- Внизу! Шифровальщика на мостик! - Есть, шифровальщика на мостик! - Прибыл, товарищ командир, - высунулась в рубочный люк плутоватая припухшая физиономия. - Шифруй: «Мое место... Всплыл, обеспечение не состоялось. Море семь баллов. Утерян носовой аварийный буй. Следую укрытие мыс Гамов для выборки кабеля. Время. Командир...» - Есть, - голова шифровальщика скрылась в шахте люка. На КП эскадры подводных лодок полученное от подводной лодки донесение не вызвало особых эмоций; случай из разряда заурядных. Следуя инструкции, оперативный дежурный эскадры снял трубку и проинформировал командира бригады. - Вот черт! - отозвался в трубке жестяный голос комбрига. - Где я этому охламону возьму буй? Оперативный дежурный, вежливо выслушав комбрига, положил трубку и усмехнулся: а это уж не мое дело! Протопав почти день до скалистого , подводная лодка вошла в затишье и стала на якорь. Ветер заметно стихал.
Общими усилиями палубной команды кабель буя длиной чуть ли не в четверть километра уложен в гнездо и надежно принайтован. Стало ясно: от ударов волн буй стронулся, раскачался и наконец был вырван из гнезда, изуродовав храпцы-замки крепления. И сейчас он где-то в далеком море... По всему было заметно: команда лодки не слишком была огорчена, не в пример командиру, потерей буя - солдат спит, а служба идет! Представлялась редкая возможность поволынить в базе. А командир насупленно молчал. И думал: где же искать злополучный буй? Лучше было бы, если бы он утонул, Но он, гад, непотопляемый. Еще недостает, чтобы его выбросило на японский берег. Это уж мировой скандал: самураи поднимут шум на весь мир - советская подводная лодка в терводах страны Восходящего солнца! Попробуй докажи потом, что лодки там не было и в помине. Пресса падка на всякие сенсационные провокации. Придя к таким невеселым выводам, Неулыба вздохнул и воткнулся глазом в навигационную карту. Может, лоция подскажет? Особой его слабостью было ковыряться в старинных лоциях, которые он, не особо доверяя теперешним, упорно таскал в личном чемоданчике, предмете ехидства офицеров. «А ну-ка, посмотрим, что старые мореходы посоветуют», - пробормотал Неулыба и приказал шифровальщику - стражу командирской каюты - принести лоцию Японского моря. Вот она, голубушка, напечатанная еще через «ять» и сотворенная старыми мореходами доцусимского периода. Тогда природе погодных явлений уделялось куда большее внимание. И все они описаны с особым тщанием и аккуратностью. Старые наивные штурманы и капитаны полагали, что плавания по скрупулезно точным счислениям будут вечны и потомкам их очень и очень пригодится опыт учета течений - постоянных, муссонных, дрейфовых и всяких прочих. Откуда им было знать, что в век НТР будут плавать с автопрокладчиками, всякими там электронно-спутниковыми вычислителями и практически начисто забудут старые и мудрые штурманские науки.
. Неулыба отыскал нужный раздел в старой лоции: «Течения. Район открытого моря южнее мыса Поворотный характеризуется влиянием постоянно действующего холодного Приморского течения, которое до 30 миль от побережья разделяется и образует две циркуляционные ветви: северная против часовой стрелки достигает вод Уссурийского залива, южная по часовой стрелке распространяется до побережья Кореи и затем, изменяя направление на зюйд-остовую четверть, уходит под более теплые воды ответвления Цусимского течения. Средняя скорость постоянных течений колеблется от 0,3 до 0,5 узла. Однако эти течения существенно замедляются или усиливаются под воздействием муссонов и приближающихся циклонов; наиболее резко изменяется характер течений при продолжительных антициклональных и зимнемуссонных ветрах северо-западных направлений, временами усиливаясь до 0,6-0,8 узла. На скорости указанных течений могут оказывать влияние приповерхностные дрейфовые течения при штормовых ветрах, которые могут достигать 0,6-0,9 узла, эти течения прекращаются вскоре после воздействия указанных ветров». Подобная абракадабра могла привести в недоумение любого неискушенного. Неулыба, однако, понимал скрытый смысл этого скупого, лишенного эмоций повествования. Он читал и производил хитроумные маневры : «Примем продолжительность шторма от зюйд-оста, ну, скажем, 8 часов, так? Осредненный суммарный вектор течений на зюйд - зюйд-ост 0,2 узла отложим, так? Шторм привел к резкому повороту ветров к норд-весту и действовал до 10-12 часов, скоростишка усилилась до 0,6-0,7 узла, так? Неизвестно, когда вырвало буй, но если перед погружением, ночью, то он под действием дрейфа мог убегать со скоростью до 0,8 узла, а прошло-то всего-навсего почти сутки - отложим вектор дрейфа, столечко-то миль. В итоге, суммарное смещение буя в открытое море столько-то миль. Гм, ничего себе, расстояньице! А если еще учесть время, потребное лодке на переход в расчетное место, ого! - часиков двенадцать, а за это время буй, попав в другую ветвь течения, сместится, скажем, в эту точку... Начинается древняя сказка про черепаху и пешехода, который теоретически никогда не сможет настигнуть эту самую черепаху. А если эта черепаха не захочет ползти по прямой?»
- Штурман. Я вот тут прикинул. Получается, что буй мог сдрейфовать вот в этот район... Как ваше мнение? - спросил Неулыба сопящего за спиной штурмана Лукьянчика. - Думаю, что правильно, товарищ командир, - не слишком уверенно заметил штурман. Неулыба по интонации ответа понял: не возражает и не одобряет. - Ну-с, ладно. Проложите курс вот в эту точку. Сочтем ее за центр района поиска. С прибытием начнем поиск. Сколько времени затратим на переход? - Расчетное время прибытия в эту точку... 07.50, товарищ командир, - просчитал штурман, заняв место над картой. - Ого, идти почти четырнадцать часов. В центральном, шифровальщика ко мне! - Прибыл, товарищ командир! - Подготовить донесение: «Снялся с якоря. Следую открытое море, поиск буя». Принятая узлом связи флота радиограмма вызвала недоумение. Оперативный дежурный флота запросил КП эскадры: - Ваш командир случайно не того? - Да вроде нет... - ответил оперативный дежурный эскадры.
Однако бдительной оперативной службе доложить командованию о столь странном донесении с моря не удалось. По стечению обстоятельств все «принимающие решения» отсутствовали. А потому подводная лодка, ничьей руководящей волей не задерживаемая, ушла в открытое море. Прошла ночь. Шторм стих, волна улеглась. - В центральном! Доложить командиру, через пять минут прибудем в расчетную точку! - высунулся из своей рубки штурман. - Есть, доложить командиру, - отреагировал центральный пост. И почти одновременно - вопль вахтенного офицера с мостика: - Внизу! Доложить командиру - буй прямо по носу, дистанция пять кабельтовых! Приняв доклады, Неулыба выскочил из каюты и пробкой выстрелился на мостик. За ним - штурман, механик, боцман. Вот он, родимый! Нехотя поворачивается вокруг оси и любезно предоставляет возможность прочитать номер: «523». Цифирь бортового номера подводной лодки. - Ну что, штурман! Спляшем? И командир, штурман, механик и боцман забухали сапожищами по железу мостика: бум-бум-бум! бум-бум-бум! - Шифровальщика! - скомандовал Неулыба. - Подготовить донесение: «Мое место широта... долгота... Обнаружен и поднят на борт буй. Следую в базу. Командир...» Принятое донесение, а оно совпало на командных пунктах со временем доклада утренней обстановки, вызвало удивление. Начальник штаба флота, посмотрев на карту, вызвал на связь командира эскадры, тот - командира бригады.
- Ваш командир, что, шутит? Не прислать ли на пирс психиатров? - Разрешите доложить, командир опытный, - встал на защиту своего мореплавателя комбриг. - Никак нет, с ума не сходил. Нет, не замечалось. Так точно! С подходом разберусь! А сам поежился: а вдруг действительно сбрендил командир? Координаты-то чуть ли не у Японии... Когда лодка отшвартовалась у пирса, комбриг, приняв доклад и на всякий случай потрогав сапогом найденный и посаженный в штатное гнездо аварийный буй, только и произнес: - Ну, командир, ты даешь!..
ПРОТИВОАТОМНОЕ УЧЕНИЕ
1
Подводная лодка С-140 запорола противоатомное учение - получила оценку «неуд». За слишком бледные и примитивные имитации. - Ну что это за имитации? Одни бумажки, секретки и открытки, - с негодованием произнес флагманский химик бригады, сплюнул в бухту и ушел, не дождавшись конца учения. На лодке приуныли: экипажу выставлялся «неуд» по всей задаче «номер два» - управление подводной лодкой в море. Пропадал месячный каторжный труд. - Вот что! - яростно прошипел командир Ханев, вызвав помощника Вандю в каюту. - Иди к флагхиму, кланяйся в ноги, чисть ботинки - противоатомное учение переиграть! Не добьешься - ноги повыдергиваю! Ясно? - Так точно! Ясно, - пробормотал потный Вандя и выскочил из каюты. Предстоял процесс «поклонения волхвам» с жертвоприношениями. Особая же сложность состояла в том, что фанатик флагхим никаких жертвенных агнцев не признавал: в противоатомной науке - ни поблажек, ни условностей!..
. Это было утреннее время нового послевоенного флота, когда ошарашенная «хиросимским синдромом» военная наука схватилась за противоатомную защиту войск, баз и кораблей. А тут еще и химия! Наука в первую очередь наплодила кучу всяческих наставлений и руководств. На флотах шел защитный бум со своей морской спецификой. Специфика заключалась в следующем: прибывает на корабль представитель вышестоящего штаба, приказывает сыграть тревогу, обходит боевые посты. - Взрыв атомной бомбы на полубаке! Ваши действия? - бросает он внезапно вводную ближайшему матросу. Сопровождающие представителя отцы-командиры замирают: от ответа матроса зависит оценка всему кораблю. А от корабля - и соединению, со всеми оргвыводами. Бойкий матрос мгновенно реагирует и радостно докладывает: - Бросаюсь за ближайший кнехт! Ложусь ногами в сторону взрыва и закрываю глаза! - Молодец! Пять баллов! - восхищается проверяющий. Кораблю выставляется оценка пять баллов, то есть «отлично».
. Другой вариант. На вводную проверяющего матрос-лопух таращит глаза, потеет, переминается с ноги на ногу и молчит. - Оценка «неудовлетворительно», - цедит сквозь зубы проверяющий командиру корабля и, отказавшись от приглашения «к чайку», оскорбленный сходит на причал. Матрос-лопух отправляется на изучение «памятки» способом драйки гальюнов и чистки картошки. Славное было время!
2
- Разрешите? - потоптавшись, осторожно постучался Вандя в кабинет флагхима. - Войдите! - важно ответил флагхим и откинулся на спинку стула. - Ну, что еще у вас? Вандя набрался воздуха и, преданно глядя на удава-флагхима, выложился: - Чтоб это... атомный взрыв!.. Чтоб учение, значит... Хорошую имитацию... как вы указали... - и с отчаянием прыгающего в кипяток выпалил: - Дайте указания! Флагхиму обращение Ванди понравилось: флот идет на выучку. Он наставительно произнес: - Имитации, дорогой! Хорошие имитации! А у вас что... так, халтура!
— Около двух часов следующего дня, когда проверяющие, отдававшие приказы из берегового штаба, кажется, оставили нас в покое, я утвердил план дальнейшего маневрирования, — рассказывал Багдасарьян. — Дело в том, что, находясь в подводном положении, лодка обязана "вертеться": через определенные промежутки времени совершать повороты, чтобы дать возможность акустикам прослушать водное пространство на кормовых курсовых углах, поскольку шум собственных механизмов и винтов не дает возможности слышать в кормовых секторах. Лодка совершает повороты в пределах 40 градусов, чтобы прослушать водное пространство справа, потом слева, однако генеральный курс остается неизменным. Но тогда я принял решение просто дать отдохнуть экипажу в отведенном нам районе полигона БП, поэтому схема маневрирования была предельно простой: с периодическим отворотом на 90 градусов. Другими словами, лодка, как спортсмен на стадионе, бегала по кругу на глубине 40 м. Шли пятиузловым ходом.
В 5.40 подвсплыли на перископную глубину. Горизонт — чист. Выдвинули радиоантенну: настало время сеанса связи с берегом. Никто ничего нам не передал. Снова нырнули на сорокаметровую глубину и начали делать поворот на 90". И тут в 5.48 акустик доложил, что слышит . Он классифицировал цель как имитатор ПЛ. Пеленг цели быстро смещался на нос. Через 4 минуты объект перестал прослушиваться. Цель и наша лодка попали в зону акустической тени. А в 5.54 раздался удар... Когда Борис Суренович довел свой рассказ до момента столкновения, то потянулся за сигаретой, закурил и продолжил: — Удар пришелся нам в корму в районе главного стабилизатора. Лодка тут же клюнула носом и начала проваливаться на глубину. А под килем у нас — две тысячи метров. Объявил аварийную тревогу. Приказал продуть носовую группу главного балласта— никакого впечатления. Принялись продувать весь балласт, и снова без пользы. Лодка продолжала погружаться. Дал команду: "Осмотреться в отсеках!". В ответ — тишина. Ребята, очевидно, были в шоке. Признаюсь, и у меня появились сильные сомнения относительно вероятности благополучного всплытия. Пришлось сказать по связи несколько крепких слов. Последовали доклады: "Отсеки осмотрены, замечаний нет". А акустик сообщил: "Слышу шум стравливаемого воздуха". К тому времени я, конечно, догадался, что столкнулся с другой лодкой. И шум стравливаемого воздуха свидетельствовал о том, что наша "подруга" либо всплывала, либо тонула так же, как и мы.
Багдасарьян закурил вторую сигарету и после паузы продолжил рассказ: — Дифферент на нос увеличивался: сначала 20", а потом около 30". Командир БЧ-5 капитан 2 ранга Володя Дыбский пробирался из 2-го отсека в центральный пост ползком, подтягиваясь на руках, так как из-за шока его ноги отказались слушаться. Слава Богу, что электролит из аккумуляторов не пролился, удалось избежать пожара и отравлений. Я хотел уже дать команду "реверс", то есть "задний ход", а сам думаю: "Это будет моя последняя команда". При таком большом дифференте при переходе на другой режим просто могли не включиться муфты, обеспечивающие задний ход, и маневр не удался бы. И тогда точно — конец. И вдруг на отметке примерно в 70 м стрелка глубиномера задрожала, остановилась и начала двигаться в обратную сторону. С глубины приблизительно в 25 м мы вылетели на поверхность как пробка из бутылки. Это кораблик-то водоизмещением в пять с половиной тысяч тонн! — Сколько времени продолжалось падение в бездну? — От четырех до пяти минут. Но тогда они показались вечностью. Словом, всплыли. Отдраили люк. Солнышко светит. Океан — что пруд: полный штиль, блестит, будто зеркало. Кругом никого и ничего. Мелькнула страшная мысль: "Потопил я брата-подводника". Кто бы он ни был свой или чужой, а осознавать это тяжко. Сообщили о происшествии по радио на берег. Тут акустики доложили о шуме винтов подводной цели, которая уходила с 12-узловой скоростью на юго-восток.
Значит, остались . И нам настала пора двигаться. Приказал: "Оба малый вперед". Не тут-то было. Заклинило линию правого вала. Так на одном левом винте и добрались до базы. Обошлось без приключений Сослуживцы, которые пришли встречать лодку, мне даже комплимент сделали: мол, никогда не видели столь красивой швартовки корабля с одной работающей линией вала, как та, что совершил я тогда. — Но этим положительные эмоции, судя по всему, не ограничились? — С приятными эмоциями было не густо. Кто-то успел распустить слух по поселку Рыбачий, что лодка потерпела аварию под водой. Представляете состояние наших близких! Потом Лариса сказала, что молилась за мое спасение.
"Ужасная Т" против "Черной Ляли"
В январе 1991 г. газета "Чикаго трибюн" опубликовала сенсационную статью Кристофера Дрю, в которой со ссылкой на членов экипажа «Тотог» сообщалось, что эта американская субмарина потопила у берегов Камчатки русскую ПЛ. Я обратился за разъяснениями в Главный штаб ВМФ. Там категорически опровергли утверждение о гибели нашего атомохода, но подтвердили факт столкновения. Тогда же мы познакомились с Багдасарьяном. Эпоха "холодной войны" завершилась. У Бориса Суреновича зародилась идея встретиться с командиром американской АПЛ. — Меня вряд ли выпустят в Америку, — заметил он. — В Штатах, я думаю, с выездом попроще. Приглашу американского командира к себе, в Москву. Встретимся, выпьем, вспомним "минувшие дни и битвы, где вместе рубились..."
Казалось, все так просто. Связались с Крисом Дрю и попросили передать приглашение Багдасарьяна командиру «Тотог». Но ответа не последовало. Об инциденте, случившемся у берегов Камчатки в 1970 г.. и судьбе командира «Тотог» Дрю поведал несколько лет спустя в своей книге "", написанной совместно с Шерри Зонтаг. Вот как виделись те драматические события американской стороне. Когда акустики «Тотог» обнаружили "Черную Лялю", то сразу определили, что она ведет себя довольно странно. Шла по прямой, то есть была идеальным объектом для "охоты". "Ужасная Т" пристроилась за кормой русской лодки и, дабы не выйти из зоны акустической тени, приблизилась к ней на максимально короткую дистанцию. Американские моряки, как они выражались, "танцевали под водой казачок", так как скорость у обеих субмарин была небольшая, и требовалось немало усилий удерживать корабль на курсе и глубине. Бьюл Балдерстон не отрываясь смотрел на экран гидролокатора, все время повторяя одни и те же слова: "Вот она... Вот она...". При этом его брови совершали немыслимые пируэты, что свидетельствовало о его крайнем напряжении и возбуждении. Отметка на экране время от времени показывала нулевую дистанцию между лодками, но потом расстояние между кораблями снова увеличивалось. Вдруг русская субмарина стала всплывать, потом опять погрузилась, и тут отметка на дисплее исчезла. На «Тотог» не могли определить, где находится "Эхо", справа или слева? И вдруг раздался страшный удар. Было такое ощущение, что лоб в лоб столкнулись две машины, бегущие по шоссе. По корпусу "Тотог" с ужасным скрежетом и звоном забарабанили винты "Эхо".
В на пол полетели чашки с остывшим кофе, пишущие ручки, карандаши и вообще все, что могло падать. «Тотог» получила тридцатиградусный крен на правый борт. Затем лодку с чудовищной силой толкнуло назад и вниз — в глубину. Акустик Пол Уотерс сорвал с себя наушники. Ему казалось, что от грохота у него лопнули перепонки, а его коллегу — Дэвида Линдсея — ударом вообще выбросило из кресла, и он, матерясь, кувырком полетел вниз по железному трапу на нижнюю палубу. Как и положено в таких случаях, моряки задраили переборочные двери. В носовом отсеке остался один восемнадцатилетний матрос Грег Грили, который пришел на лодку всего за три недели до выхода в море. Пареньку пришлось пережить с десяток, мягко говоря, неприятных минут, пока его старшие товарищи не пришли в себя и не вспомнили о нем. Крен понемногу выровнился до десяти градусов на правый борт. Линдсей поднялся наверх, занял свой пост и надел наушники. Он услышал звук, похожий на тот, который издает при поджаривании попкорн. "Корпус русской лодки разрушается" — к такому заключению пришел акустик, о чем и доложил командиру. Балдерстон приказал дать полный ход и взять курс на Пёрл-Харбор, но лодка не могла выжать больше 12 уз. О судьбе русских никто не говорил. При проведении секретных операций приказ командования запрещал всплывать даже в случае непредвиденных инцидентов, но в целом это было похоже на наезд с последующим бегством с места происшествия. У «Тотог» от столкновения с "Черной Лялей" больше всего пострадало ограждение рубки, на которое и пришелся удар. При бегстве от русских берегов листы рубочной стали один за другим отрываться и с грохотом биться о борт.
Когда ночью «» всплыла, то вид у нее действительно был ужасный. Вместо рубки — какая-то конструкция, смахивающая на помятый картон, один из двух перископов сломан, антенные устройства тоже оказались покалеченными. Рубочный люк не смогли отдраить. Его заклинило осколком винта русской лодки. Члены экипажа никогда не видели своего командира таким подавленным. "Всё. Моя карьера кончилась, — выдавил он. — Я должен забыть о звездах". Балдерстон имел в виду адмиральские звезды, о которых мечтал.
Пара слез на пыльные ботинки
"Тотог" доползла до Пёрл-Харбора к 1 июля. Ночью лодку завели в док, а исковерканную рубку укрыли брезентом. У всех членов экипажа взяли подписку о неразглашении сведений, связанных с инцидентом. Были изъяты и все куски и кусочки русского металла, застрявшие в корпусе, которые моряки прихватили в качестве сувениров. Вопреки ожиданиям. Балдерстона не винили в случившемся. Вышел только приказ, рекомендовавший командирам субмарин при слежении за лодками противника "держать дистанцию". Балдерстона даже повысили в должности, назначив командиром соединения подводных лодок, в число которых входила и «Тотог», однако адмиральских погон он так и не получил. Звезда его закатилась, не успев подняться. Через семь лет он уволился из флота и стал... баптистским проповедником. А по другую сторону океана события развивались по советскому сценарию "преступления и наказания": одни товарищи уверяли Багдасарьяна. что ему пора на парадном мундире делать дырку для ордена, другие придерживались иного мнения. И, увы, последние оказались правы. Начались таскания по инстанциям.
.
— Направление в академию мне зарубили, — констатировал Борис Суренович. — Объявили о неполном служебном соответствии. Но по тогдашним обычаям, эта мера наказания за аварийное происшествие была чем-то вроде поощрения. Потом наступила очередь пыточной — рассмотрения моего дела на парткомиссии. А там известно какие моряки собирались: начальник склада и прочие неплавающие люди. Командир эскадры контр-адмирал Яков Ионович Криворучко, зная мой горячий нрав, перед заседанием комиссии сказал: "Не ершись. Брось пару слез на пыльные ботинки". Договорились с ним так: если он тихонько похлопает ладонью по своей коленке, значит, я обязан молчать, какие бы речи в мой адрес не звучали. Я действовал точно по распоряжению старшего командира, но мне все-таки влепили строгий выговор с занесением в учетную карточку. Однако через полгода взыскание сняли. Много лет спустя, когда происходил обмен партийных документов, запись исчезла и из учетной карточки, хотя я просил ее оставить. Мало ведь нашлось бы коммунистов, у которых в учетной карточке значилось: "Объявлен строгий партийный выговор за столкновение с американской АЛЛ в подводном положении".
Криворучко Якова Ионовича (справа) можно смело отнести к легендарным подводникам Тихоокеанского флота, командирам, с которыми выходить в море считалось честью. - .
Окончание следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
История — процесс непрерывный. Вот, например, сказал Великий Кормчий в пятидесятые годы, что «демократия выходит из дула винтовки», она и вышла через 60 лет в Ливии, а теперь выходит в Сирии. Сказал, что «государство не может существовать без внешних врагов», оно у нас уже почти и не существует. И неважно, с государством ли что-то происходит или с врагами. Важен результат.
Поругался 60 лет назад товарищ Сталин с основателем Компартии США Браудером, а теперь его внучок пригибает наше государство в неудобную позу «списком Магнитского». И не только этим. Заслали его к нам с 15 миллионами долларов, а выехал он от нас с 8,5 миллиардами. Сталин таких людей на раз чувствовал еще в прошлом веке. А в этом веке мы вынуждены платить за то, что рвем историю на кусочки.
Или еще пример непрерывности истории. В 1917 г. товарищ Ленин указал гражданину Керенскому на дверь, а через 80 лет сын лучшего друга Керенского из рук президента США получил Медаль Свободы (это типа нашего Героя Союза) за то, что умело сводил Горбачева с сильными мира сего, да еще потоптался на развалинах Советского Союза. Чуть пониже медали Свободы у него уже висели высшие награды Азербайджана, Эстонии, Латвии и Литвы. И все за ту же свободу. Вот что такое непрерывность истории.
В непрерывной истории многие события обретают совершенно новый смысл. Так, на день подписания Брестского мира, в Берлине оставалось хлеба на три дня, и власть в Германии не пала только потому, что в России под парами стояли эшелоны с хлебом, которые, несмотря на местную голодуху, разгрузились уже через пару дней в немецкой столице. История в своей непрерывности побежала дальше.
Превратившаяся в стриптиз с раздеванием стран «гонка вооружений» стала одной из причин падения Советского Союза, но честные историки говорят, что, если бы Советский Союз так скоропостижно не пал, то через год падать пришлось бы уже Соединенным Штатам. Этого не произошло только потому, что в США из СССР разными путями перетекло чуть меньше половины триллиона долларов, и американская экономика оказалась спасенной.
Многие могут сказать, что для США — это не сумма, но они ошибаются, поскольку при наличии виртуального финансового рынка, его игроки могли закачать на этот рынок , как минимум, в десять раз больше средств, а это уже сумма при любом рассмотрении. Сегодня на всех виртуальных рынках «болтается» примерно 10 ВВП всего земного шара. Только на США из этой виртуалки ежегодно «сыплется» почти 10 триллионов долларов, и история «с раздеванием» катится дальше.
В конце 1980-х, когда определенным дядям нужно было развалить СССР, баррель нефти стал стоить 8 долларов, и Союз рухнул. Но уже через 10 лет в США провели совещание, которое пришло к выводу, что низкие цены на нефть — это плохо. Во-первых, Россия не сможет зарабатывать столько, сколько нужно, чтобы кормиться самой, и ее, из-за ядерного потенциала, придется кормить другим, и США прежде всего. Во-вторых, чем дороже нефть, тем можно больше напечатать долларов и еще больше раздуть виртуальный финансовый рынок, который сейчас приносит основную прибыль на пост-империалистическом пространстве, т.е. тем же «акулам империализма», которые научились торговать совсем непортящимся товаром под названием «свобода».
Давайте посмотрим, сколько нам осталось жить, пока нам насильно не продадут «свободу»? Рассмотрим сначала некоторые цифры. По данным ЦРУ (публикуются открыто), сельское хозяйство составляет в ВВП России немногим более 4% (если очень интересно, то есть две цифры: 4,2% и 4,4%). Рассмотрим много это или мало. В США цифра намного меньше — всего 1,2%, а в Великобритании вообще микроскопические 0,7%. Правда, в абсолютных цифрах все выглядит не так безнадежно, как у нас. Дело в том, что обе страны — это пост-империалистические державы, в ВВП которых огромную часть составляют прибыли, полученные на виртуальном рынке. В статистике их по традиции показывают в услугах. Вот и получается, что промышленности почти нет, сельского хозяйства нет тем более, а есть пресловутые услуги. Однако Великобритания после Второй мировой войны законодательно запретила себе хоть какую-нибудь продовольственную зависимость от заграницы, а в США, вообще, экспорт продовольствия — это многомиллиардный бизнес. Но на фоне совсем не виртуальных прибылей, получаемых на виртуальных финансовом и товарном рынках, сельского хозяйства не видно.
И как долго мы сможем просуществовать на наших 4,4%? Точно ответить трудно, но страх берет. Берет потому, что при царе-батюшке треть зерна на мировом рынке была российской. При этом, Россия, в отличие от многих стран, включая Великобританию, могла прокормить себя и, вообще, отличалась экономической самодостаточностью.
А вот где мы сейчас, с точки зрения непрерывности истории, я не знаю, но аналогий напрашивается столько, что они вместе начинают сразу дурно пахнуть.
Сегодня пока не совсем ясно, когда нам начнут насильно «втюхивать» свободу. Важно другое:
1. Всякий крупный политический проект не может реализовываться дольше 15 лет. 2. Проект по продаже нам свободы существует, и начат даже не вчера. В этой связи стоит рассматривать пост-ельцинскую эпоху, а сколько в ней лет прошло, вы знаете. 3. Самое главное. Мы ни с какой стороны не готовы к покупке такой свободы, и, судя по всему, сил отказаться от нее у нас не будет. Мрачно, зато весело.
И вот, в назначенный день «Д» и час «Ч» в Большом зале собралась флотская чиновная «элита», вся в черных парадных тужурках и суконных штанах. С кортиками. Ибо, как известно, по климату белая форма на ТОФ никогда не вводилась. Да ее и не было: все получаемые отрезы белой шерсти по установившейся практике немедленно конфисковывали жены и дочери.
Пол в Большом зале подозрительно блестел - то ли навощен, то ли мокр, по стенам стекала влага. А приглашенные счастливцы уже исходили потом и опасливо рассаживались вдоль стен. Двигаться они не решались. Оркестр грянул первый бальный вальс. Какой? Ну конечно же, «Амурские волны». А «народ» вытирал лысины и шеи, обмахивался платочками и сидел, упорно цепляясь за стулья. - Ну, что же вы, господа? (пардон, товарищи). Приглашайте же ваших дам! - театрально выпорхнула на середину платная «распорядительница» бала (три притопа, три прихлопа) и стала в бальную позу. - Силь ву пле, ангажэ вотр дам! И, показывая, «как надо» вести прим-пару, подхватила замешкавшегося офицера, завальсировала по залу. За ней еще две самые смелые пары. А дальше... дальше все три пары поскользнулись на мокром полу и по законам центробежной силы проехали к стульям - офицеры на карачках, дамы на собственных рейтузах. Несмотря на волнительные взрыды оркестра, дальше никто вальсировать и даже топтаться в танго не решался. Некоторые начали исчезать. А наиболее шустрые, отираясь платками и платочками, ринулись в буфет. А там... теплый лимонад и раскисшие пирожные. И ни одного «градуса». Спустя час пыток наиболее изъеденные потом начали действовать на «отрыв». А в дверях... переписчики удирающих. Наиболее покорные - на балкон, «любоваться» корабельными салютами. Но, по закону подлости, балкон оказался мал, к тому же «не в ту сторону» и, в довершение всего, плотно насевшие сырые облака не только поглотили ракетные гейзеры, но и превратили в вату грохоты залпов. А артисты что? Им наплевать на всякие там сухие флотские законы! И они подступили к комфлоту Нику: «Мы что, не люди?» И, невзирая на парилку, накачались в заднем салоне до изумления. Некоторые басы начали истинно по-российски порыкивать «Вдоль по Питерской» и все такое прочее. А артисточки притиснули комфлота: «С нами, адмирал, с нами!» И благородный Ник не устоял. А выйдя из салона, изобразил «непьющего купидона» (приобык-де употреблять только цветочный нектар), раскинул белы руки и картинно-томно восклицал: -Люди!.. Где я?
. А услужливые «люди» подхватывали комфлота под руки и вели, вели... Наутро комфлот Ник собрал по черному списку всех тех, кто не явился на дворянский бал (редактор «Боевой вахты» Д. не явился, например, потому, что у жены не оказалось туфель: утащила дочь) и кто улизнул с бала. И учинил разнос: - Я оказал вам честь! Это возмутительно! Вы и ваши жены... То есть, кто вы такие? Ваньки и Митьки «пролетарского корню», не осилившие благородства возрождаемых традиций. Сидеть вам в своих корытах. И долго еще отчитывал чиновный флотский люд. А по флотским конторам и посудинам разбегались ехидные круги и волны: как правился дворянский бал.
АВАРИЙНЫЙ БУЙ
Метеопрогноз был неважный, точнее - хреновый. И он начинал оправдываться - антенны и корпус подводной лодки начали постанывать, серо-свинцовые валы становились темнее, а удары - тяжелее. В ограждение рубки начинала поплескивать и норовила попасть за шиворот и за пазуху вроде бы случайная волна. Быстро слабеющий закат не сулил особой радости.
Дизельная подводная лодка тяжело ворочалась . Неулыба, командир лодки, скорчившись под козырьком мостика и поминутно смахивая холодные брызги, мрачно осматривал разгуливавшееся море. Оно не смеялось. Оно таило какую-то неясную угрозу. Задание, полученное в радиограмме штаба флота, Неулыбе не нравилось: «К... занять район... погрузиться до... свободно маневрировать в границах района на глубинах не менее 100 метров. Атомная К-100 с... осуществляет поиск на глубинах 60 метров и менее, с обнаружением атакует практическими торпедами. Вам с ее обнаружением разрешается уклонение, всплытие на глубины менее 100 метров до окончания обеспечения запрещается. Ясность подтвердить репетованием глубины погружения. ОД флота». Что же, задание как задание. В то же время Неулыбе было совершенно ясно: никакой стрельбы торпедами атомная лодка производить не будет - только безнадежный дурак может в такую погоду выпустить из базы торпедоловы. Но нет худа без добра. Не будет необходимости «подставляться» под торпедный залп атомохода, подыгрывая «противнику», как это - для экономии ресурса - установилось на флоте. А уж при свободном маневрировании без стрельбы, Неулыба был уверен - нос атомоходам, этим самоуверенным «хозяевам глубин», он утрет. И позлит их как следует. И еще был уверен: за счет меньшей шумности и опережения в обнаружении он уж постарается сработать на уклонение, во всяком случае - первым контратаковать атомную лодку «электронным пуском». А со всплытием донесет время, координаты и дистанцию контратаки. То-то побесится командование дивизии атомоходов, когда при оценке донесений комфлотом (сам ярый подводник) не преминет уязвить комдива атомоходов. Мысленно прикинув ситуацию, Неулыба внутренне повеселел: подводники-дизелисты атомоходов недолюбливали. Между ними существовало скрытое соперничество.
И оно укоренилось почти до неприязни, когда как-то недвусмысленно заявил: будущее за атомным подводным флотом. А это означало: атомникам - фанфары, награды, а дизелистам, рыцарям уходящего века, - в лучшем случае небрежное «действия были грамотными». За равные-то дела. Оглядывая наполняющийся тяжелой чернотой горизонт, Неулыба чертыхнулся: море становилось злым. Каково-то будет всплывать! - Мостик! - раздался в динамике голос штурмана. - Прибыли в район! - Есть, прибыли в район. Все вниз! Стоп дизель! Срочное погружение! На глубине - провальная тишина. Тщательно вывешенная до нулевой плавучести подводная лодка встала под мотор экономного хода. В лодке - режим «тишина»: запрещено хождение по отсекам и несанкционированное переключение механизмов. При необходимости лодка могла зависнуть в точке. Но тишина - кажущаяся. Для акустиков, внимательно прослушивающих водную толщу, море жило. Жило какофонией всяких ультра- и инфразвуков морских тварей, шумом волнующейся поверхности, периодически проявляющимися шумами судовых винтов в дальних зонах. А нужного, предательского, для атомохода шума турбины и хлюпанья винта не было. Неулыба сторожко поглядывал на молчаливую работу рулевых, горизонтальщика и вертикалыцика. Ему вспомнился прошлогодний эпизод. Лодка, отплавав все нагрузочные обеспечения «варягов» - атомников, противолодочников и науки, - приготовилась к заслуженному и столь нужному навигационному ремонту. В базе, со всякими нехитрыми радостями - банями, киношками и пр. И тут в Неулыбину казарменную каюту вплыл помначштаба эскадры: - А я вам, дорогой командир, ремонтик срежу. У вас должок по курсу боевой подготовки. - Ка-акой еще должок? - вызверился Неулыба. - Да я все выполнил! - А вот такой. Боевое упражнение - быстроходной цели на зигзаге. Атака начальника штаба эскадры. Вот какой! - с иронией возразил помначштаба.
- Я же выполнял эту атаку! - возразил Неулыба. - Это когда выполняли? - оторопел помначштаба от такой наглости. - А вот тогда, когда вы были в отпусках! Когда были в Сочах! - наглел Неулыба: идти, так напролом. - Ну и хитер же ты, братец! - расслабился помначштаба. - В общем так: отчетик на стол! Я закрою глазки, что представлен опосля. Ясно? - Понято! Неулыба понял: надо «сделать» атаку. Не выходя из каюты. И атаку, если уж на то пошло, классическую. Чтоб не придрались ни в эскадре, ни на флоте. И он вооружился «Правилами минной службы», бланками и всякими штурманскими инструментами. И сотворил бумажную атаку, задним ходом - от прохождения торпед под целью до первого пеленга. Такая получилась атака - пальчики оближешь! Ошибки по нулям. Показатели - тактический, огневой - лучше не придумаешь. Закончив оформление «липы», Неулыба оторопел от собственной наглости: а вдруг? Ведь искушенные специалисты увидят липу - таких классически грамотных атак в практике флота еще не было. Но времени на «доработку» в сторону ухудшения атаки не было. Неулыба махнул рукой - а, была не была! Отчет ушел. Атака была засчитана, в журнале боевой подготовки эскадры появилось заветное «вып.». Но самое неожиданное заключалось в другом - атака вылезла в «Бюллетене боевой подготовки ВМФ» как лучшая атака года. И всем подводникам флотов указывалась в качестве примера. А творцами этого хвалебного анализа были корифеи торпедной стрельбы из Управления боевой подготовки ВМФ!
. «Только этого мне еще не хватало!» - ужаснулся Неулыба. Но все сошло без последствий. У флота была масса других дел и забот, эта масса поглотила и эту «атаку года». И вот теперь, скукожившись у гирокомпаса, Неулыба посмеивался. Над самим собой. С иронией. ...Атомная подводная лодка не прибыла. Обшарив район и мысленно выдав все подходящие характеристики флотоводцам за «пустое» задание, Неулыба выждал остаток времени и скомандовал всплытие. А наверху!.. Море бесилось. В хмуром утреннем рассвете оно выглядело серым, волны - вертикальными. Сейчас самое главное - выбрать курс и быстро продуть главный балласт: в момент выхода лодочной рубки на поверхность подводная лодка имела минимальную устойчивость и рисковала сыграть оверкиль. Или лечь на борт и разлить электролит аккумуляторной батареи. Неулыба оглядел рычащую и фонтанирующую в набегающих валах надстройку и ахнул: на месте носового аварийного буя чернела впадина пустого гнезда, кабель змеился вдоль корпуса под левый винт. Неулыба похолодел - намотать кабель на винт, да еще в штормовом море, только этого еще не хватало! Он живо представил, как твердо запрессуется во втулку винта кабель - никаким зубилом не выкрошить. Даже в базе. - Внизу! Стоп левый? Приготовиться продуть нос и корму аварийным! - Есть, приготовиться! - донесся голос старпома из чрева лодки. - Пузырь в нос! Пузырь в корму! Приготовить правый дизель на продувание главного балласта с ходом! - Есть!..
Наконец подводная лодка перешла в крейсерское положение, глухо урча выхлопом газоотвода и тяжело поворачиваясь . - Внизу! Приготовить боцманскую группу, капроновый конец с кошкой на выбор кабеля! В спасательных жилетах! Записать в вахтенный журнал - утерян носовой аварийный буй, вырван из гнезда! Прошло полчаса. Уцепившаяся друг за дружку, промокшая и сорвавшая голоса боцкоманда, наконец, зацепила кабель и затолкала его в ограждение рубки. Дальше уже было проще, окружить и закрепить проволокой кабель. Винт, к счастью, оказался чист. Неулыба задумался. Аварийный буй - эта внутриполая герметичная, равнопрочная с корпусом лодки штуковина - нестандартный, подгоняется «по месту». Запасного буя на базе и на ближайшем судоремзаводе нет. Ситуация, конечно, не смертельная, но в высшей степени неприятная. Неулыба припомнил, как Женька Гайдук, потеряв аварийный буй (и не в море, а в заливе!), две недели толкался между мысов и проливов, а свой родной, непотопляемый, так и не нашел. И стояла потом гайдуковская лодка у пирса под ехидными усмешками соседей. Пока буй не доставили аж из Комсомольска-на-Амуре... Ясно - оторванный буй болтается сейчас далеко в волнах. Нелепость положения состояла еще в том, что любой случайный пароход мог наткнуться на плавающий аварийный лодочный буй, прочесть бортовой номер и шарахнуть на весь мир радиодонесение о гибели подводной лодки. И еще нелепость ситуации заключалась в том, что с возвращением в базу в целом-то совершенно исправная лодка становилась на неопределенный срок небоеспособной. Ибо выйти в море уже не могла. А вместо нее должен плавать «дядя».
Неулыба представил себе выражение физиономии комбрига и мрачно сплюнул в . Оставалось одно: следовать в затишь под берег, уложить в гнездо кабель и думать, что делать дальше. Идти в базу с поджатым хвостом не хотелось.
