Вечером, после работы мы так физически уставали, что было не до развлечений. Я не помню ни суббот, ни воскресений. Хотя помню, что однажды пошли на танцы в клуб. Народу было много. Молодёжь вполне современно одета и как сейчас говорят продвинута. Музыка современная, танцы тоже. Мне очень не понравилось, что Мишка, собрав вокруг себя группу молодёжи, вещал им: «Бегите отсюда. Чем раньше, тем лучше». Вообще до поры мы вели себя в посёлке не очень. Однажды сидим у общежития. Видим и слышим, несутся к дому двое наших Жора и Володя Логачёв. На них обрывки рыболовной сети. Дело было так. В клубе они познакомились с девушкой по имени Света. В этот вечер пошли к ней в гости без спроса. Подошли к дому и орут: «Свет выходи!» - никого. Тогда камушек в окошко, мол, выходи. На крыльцо вышла мать. «Чего надо?» - «Мы за Сеткой пусть выйдет погулять» - «Тоже мне гуляки нашлись, пошли отсюда». «Не выйдет, тогда мы окошко разобьём». Тут на крыльцо выходит отец. В руках ружьё. Первый выстрел в воздух. Этого хватило, чтобы наши мужики бросились бежать. На пути попались сети, которые кто-то сушил на кольях. Мужики прошли сквозь сети, только обрывки повисли на одежде. Кстати за сети нам претензии так никто и не предъявил. Позже в котлопункте к нам подошли местные мужики и спокойно объяснили, что тайга большая в ней бывает и люди пропадают. Больше мы не шалили.
Мы на водомётном катере. Слева направо: улыбается Володя Логачёв. Я в белой голланке. Володя Вовенко в бейсболке с белым козырьком. Слава Онукин со значком классного специалиста на гимнастёрке. Лежит улыбаясь Жора. Миша Ефтеев на переднем плане в белой голланке. Вдоль берега видны брёвна, оставленные мулем.
Работа спорилась. Слава господу работали без травм. Правда один раз Мишка не успел выдернуть свой крюк из ствола и отпустить ручку. Бревно прокатилось по крючку, сбило Мишку с ног. Прокатилось по его руке и голове. На счастье это случилось около воды на илистом берегу. Мишку втопило в ил. Травмы не было, но лицо и руку поцарапало. Иногда нам везло. Катаем лес, трудимся. Вдруг видим мимо плывут стволы, да много. А надо сказать, что наша учётчица сидела в посёлке на берегу и записывала, сколько деревьев мы сплавили за день. Этот день был рекордным. Оказывается, выше по течению разорвало ограждение затона, и брёвна собранные в нём ушли. Учётчица видит, брёвна плывут, других бригад на реке не работало, и зачла брёвна нам. Понемногу мы освоились, подружились с местными. Нам даже кто-то из них дал карабин и патроны. Боевое нарезное оружие. И мы по дороге на работу, из положения, лёжа на палубе по очереди стреляли по бабочкам, стайки которых взлетали и кружились над берегом. Когда мы проплывали мимо какого-нибудь местного катера, с нами здоровались, приветствовали, а иногда и хвастались добычей. Однажды нам встретился катер на борту, которого стоял мужик и показывал нам сома. Рука мужика была вытянута вверх. Сома он держал за жабры, а хвост рыбы касался воды.
Я в жизни никогда такое чудище не видел.
Вскоре к нам прибился местный парень. Не помню, как его звали. Он притащил нам кедровых шишек и научил, чтобы шишка раскрылась её надо погреть в костре. Тогда чешуйки шишки оттопыриваются и можно легко достать орешки. Он же рассказал, как собирать кедровые шишки. Собирается бригада, и идут шишковать. С собой берут бревно и вёдра. При-смотрят плодовитый кедрач. Бригада надевает на головы вёдра. Бревно наперевес и со всей дури бригада лупит по стволу кедровой ёлки торцом бревна. Спелые шишки валятся с веток, крепко стуча по вёдрам, зато не по головам. Жаль, но поучаствовать в процессе не удалось. Этот мальчик мечтал, что его призовут в армию. Он уедет, посмотрит другой мир.
Кедровые шишки
Время шло. Настала необходимость переговоров с местным начальством о продлении до-говора, получении новых объёмов работ. Но работу прекращать было нельзя. Поэтому были выбраны два парламентария, которые были командированы в правление. Этими парламента-риями были выбраны Жора и я. Утром все поехали на сплав, а мы пошли в контору. Контора оказалась закрытой. Ни секретаря, ни начальства не было. Соседи сказали: «Прейдут. Они приходят попозже». Мы сели на большом широком крыльце. Солнышко светит, дышится лег-ко, сидим с Жорой болтаем о том, о сём. Вдруг вижу, Жора насторожился. Мимо идёт краси-вая девушка с полным ведром. Хорошая примета. Слово за слово, девушка поднимается к нам на крыльцо. Начинаются разговоры про Москву, про счастливую жизнь. А пить так хочется. Откуда не возьмись, появилась эмалированная кружка. А в ведре по случаю оказалась медовуха. Оказывается, в посёлке готовились к свадьбе. Так слово за слово мы с Жорой полведра и выпили. Голова ясная, а ноги не идут. Девушка куда-то пропала. Председатель правления так и не пришел. Пошли мы с Жорой в общежитие. Дальше не помню. Ребята рассказывали. Приехали с работы, а парламентарии лежат посреди большой комнаты. Руки ноги раскинули и что есть мочи храпят. Ещё местные жаловались, что по дороге за поросятами гонялись, но слава господу, ни одного не поймали. Иногда выдавалось свободное время. Я решил посидеть на берегу, полюбоваться Юлом и заодно половить рыбу. В общежитии в прихожей стояли местные удочки. Удилище длинное из ошкуренного орешника. Леска, поплавок, грузило, крючок, всё, что надо для ловли. Накопал червей, устроился на берегу напротив котлопункта. Красота. Юл несёт свои красноватые воды, над водой, над тростником кружатся вертолётики стрекоз, на другом берегу заливной луг переходит в тайгу. Время от времени проплывёт бревно. Стайки бабочек взлетают, по-кружатся и как по команде куда-то улетают. Лёгкий ветерок. Комаров и оводов почти нет. Поплавок покачивается на воде. Ни клева, ни поклёвки. Чувствую, кто-то подошел. Оборачиваюсь, на корточках рядом сидит остяк. Остяки местные жители, жившие здесь ещё с незапамятных времён. Это коренастые, не высокие люди. Волосы чёрные подчеркнуто прямые. Лицо монгольского типа, но белое, без малейшей желтизны. «Привет» - добродушно говорит остяк. «Зачем сейчас рыбу ловишь. Сейчас рыбы не будет. Приходи часов в пять вон к тому дереву. Лови, рыба будет» - улыбнулся он и как-то незаметно исчез. Ещё я видел остяка при разгрузке баржи, которая с товаром для магазина причалила в посёлке. Остяк шел с огромным мешком на плечах, за головой. Шел, согнувшись, и приговаривал: «Устал, что ли. Неси дальше. Товар надо донести». Не знаю, когда русские заселили эти места, но когда мы закончили договор и отмечали это событие в котлопункте к нам подсели насколько мужиков. «Мы ваши земляки» - проронил после второго стакана один из них. Дедов наших, раскулачили и выслали сюда из под Москвы. Хозяйства у местных, как и устои, были крепкие. В котлопункте за столом сидит семья. Он относительно молодой, широкоплечий, сильный, лицо бородатое. Она красивая русской красотой и начинающей пробиваться дородностью. Ребёнок, не помню девочка или мальчик, лет пяти, белокурый, шустрый, быстро работающий ложкой. Она что-то ему говорит. Говорит не прерываясь, запальчиво, долго. Не понятно о чём речь, да и разговор это их. Вдруг он выпрямляется: «Да и хрен с ём!» - произносит он громко, подтверждая свои слова кулаком по столу. Тишина. Только и слышно как ложки стучат. Как-то утром приходим к месту напротив конторы, где нас всегда ждал катер. Катера нет. Местные рассуждают: «Опять Васька напился. Стоит где-нибудь в верховье у затона - дрых-нет». Снарядили поисковую группу из местных. Через пару часов поисковая группа прибывает с плохой вестью. Километрах в двух вверх по течению нашли катер, только он утоп, из воды торчит только мачта. Бабы в крик: «Васька утоп! Беда-то, какая!» Я не знаю, как поднимали катер. Но Ваську нашли, он дрых в кустах на берегу недалеко от затонувшего судна. Время шло, мы работали и вот завалы брёвен на берегах зачищены, всё, что мы сплавили, учётчица посчитала. Кстати брёвна оторвавшиеся в затон выше по течению и проплывшие мимо нас она зачла нам. Как я уже писал, мы вечером собрались в колопункте отметить окон-чание договора. К нам пришли местные. Антагонизм уже прошел и мы, конечно, не были друзьями, но относились друг к другу уважительно. Так после третьей или четвёртой местные и говорят: «Мужики вы очень шустро работаете. Из-за вас нам нормы выработки повысят. Давайте так – мы даём вам сети, ружья – отдыхайте, наслаждайтесь природой, кормить будем, но не работайте» Дело в том, что оказывается начальство всё время давило – давай лес, а мужики же не двужильные, зимой лесоповал – пожалуйста, тракторами поваленный лес на реку, пожалуйста. Плотовязалка вообще святое дело. Но летом – хозяйство – за скотом надо присмотреть, огород какой не какой надо обработать. Картошки на зиму вырастить. На охоту сходить. Лося завалить – мяса на зиму заготовить. Летом местные старались не работать. Начальство несколько раз, для острастки местных, обращалось в государственную службу исполнения наказаний, чтобы привозили на летние работы заключенных. Благо везти не далеко. В посёлке в это время творился кошмар. Боялись на улицу и сами выходить и выпускать скот. О курах вообще слов нет. Зэки их варили и жарили как своих. И только пикни. Драки поножовщина. Так, что наш студенческий отряд был благом для местных. На следующий день нам выделили моторку, мужика из местных и он повёз нас в верховья реки посмотреть местные красоты. Дошли до делянки, свернули в ручей. Высокие берега Юла, с тайгой образующей зелёную корону остались позади. Деревья над ручьём переплелись своими кронами. Мы шли как по туннелю. Местный рассказал, что где-то выше по течению есть скит староверов. Предупредил, что они с людьми не здороваются, руки не подают. Их натуральное хозяйство обеспечивает их почти всем необходимым для жизни, а если, что надо то у них есть доверенные, которые выбираются в мир, продают выращенные овощи, мёд, или другой произведённый продукт и привозят, что надо. До скита мы, к сожалению не дошли. Рыбу староверы добывают в озёрах. Надо сказать, что весной рыба из Юла по ручьям уходит в озёра метать икру. Наступает лето, ручьи пересыхают, а в озёрах остаётся молодь, да и не только молодь.
Усть-Юл Корабль – речной трамвай причалил в посёлке Усть-Юл. Усть-Юл потому, что он расположен в устье реки Юл. Причалил просто - носом к берегу. Ни пристани, ни причала там нет. С носа катера подали трап, и цепочка прибывших с рюкзаками за спиной, с поклажей в руках сошли на поросший травой берег. Последними шли Жора и вахтенный матрос, которые не-сли так и не проснувшегося сопровождающего. После недолгих переговоров в конторе нас определили в общежитие. Общежитие для приезжих рабочих представляло собой крепкую сибирскую избу пятистенку. В большой ком-нате, как в деревнях говорят «Зале» в углу стояла русская печь, покрашенная известью. Со-ветские железные кровати с пружинящими матрасами были застланы и накрыты марлевыми балдахинами, прикреплёнными чуть ли не к потолку. Устроившись, пошли на склад получать рабочую спецодежду. Штаны и куртка защитного зелёного цвета, вообще – то одежда привычная – вроде морской робы, грубо сшитая, но на то она и рабочая одежда. Кирзовые сапоги были с металлическими носами. Я впервые такие видел и надевал. Металлический нос необходим, для того, чтобы лесоруб не разрубил себе ногу топором. Ведь они рубят со всей дури. А вдруг мимо дерева, да по ноге. Закинув экипировку в общежитие идём ужинать в местный котлопункт. Длинная изба на берегу реки с большим обеденным залом с десятком грубо сколоченных столов, вдоль которых стояли такие же лавки. Вся мебель неказистая, но крепко скроенная и сколоченная. Еда натуральная. Молоко прямо из коровника. Сметана – ложка стоит. Блины – язык проглотишь. Вечером собрались на крыльце общежития. Единогласно проголосовали за сухой закон. Попели песен и баиньки. Я забрался под марлевый балдахин. Со мной туда забралось ещё несколько комаров. Тогда я придумал способ избавления от вредных насекомых. Я откинул одеяло и стал ждать кода комар на меня сядет. Как только сел – хлоп, и комара нет. Так пере-бив их всех, я спокойно уснул крепким сном. Утром подъём. Я смотрю сквозь балдахин на печку, она вся серая от комаров. Первый раз в жизни я видел столько комаров вместе. Вся печка от пола и до потолка была усыпана комарами.
Мы в посёлке Усть-Юл около складов в ожидании катера. Слева направо в белой шапке студент не помню кто, за ним командир отряда Серёжа. Дальше Миша Ефтеев, Володя Логачёв, Жора – что-то нам вещает. Володя Вовченко. Сидят- несколько студентов, имена которых я не помню. Я сижу в серой кепке, в сапогах с железными носами. Сидит на корточках студент.
Работа нам досталась по зачистке берегов после муля. Муль это весенний сплав леса. Дело в том, что местное население работает в основном на лесоповале. Зимой валится лес и тракторами стаскивается на лёд реки. Весной, с половодьем вся эта масса леса несётся вниз по реке. В устье реки, в посёлке стоит плотовязалка. Местные вяжут плоты и по Чулыму в сопровождении буксира сплавляют их до Могочина, где древесина попадает на деревообрабатывающий комбинат. Кстати ещё в Могочине меня удивило то, что от реки до цехов построена канатная дорога, для доставки брёвен в цех. Работает она так. Бревно из воды захватывает не сложное приспособление напоминающее клещи. Дальше оно перемещается по канатной дороге, укреплённой на бетонных столбах. Столбов очень много и бревно бьётся о каждое. Короче, в цех оно приходит почти без коры и сильно размочалиное. До сих пор не пойму это задумка конструкторов или в России так много деревьев, что на такие мелочи и внимания обращать не надо.
Очень похоже на плоты у комбината
Итак, весной порубленный на делянке лес сплавили, но когда муль шел, он часть деревьев выбросил на берег. Половодье прошло, а деревья на берегу остались. Местами они были навалены в несколько слоёв и настолько хаотично, что казалось, этот бурелом никто никогда не распутает.
Очень похоже, но нам приходилось развязывать узлы посложнее.
Утром мы позавтракали в котлопункте. При этом нас женщины – повара спросили, что бы мы хотели на обед. Позже если на обед была уха или жареная рыба повара брали удочки и шли на рыбалку. За еду, мы не платили, предполагалось, что мы заработаем, и стоимость питания вычтут из зарплаты. Для доставки на место работы за нами был закреплён катер.
Водомётный катер. На носу баллон, чтобы причаливать носом к берегу.
Обед нам привозили тоже на катере в термосах. Надо сказать, что в сплавной реке Юл много топляка, местные утверждают, что всё дно усеяно утонувшими брёвнами. Есть стволы ещё не опустившиеся на дно, но уже не плывущие на поверхности. Поэтому местные катера водомётные, без винта. Вода засасывается сквозь решетку в водомётную систему и выбрасывается по корме, создавая реактивную струю, благодаря чему катер довольно быстро движется. Катер подвёз нас к первому месту работы. Не высокий, но крутой берег. На десятки метров от берега и до кромки воды разбросаны брёвна, которые надо скатить в реку и сплавить. До плотовязалки в посёлке они доплывут сами. Начинаем лесосплав. Острыми концами стальных, откованных из арматуры крючьев, зацепляем первый ствол, придаём ему вращательное движение. Ствол, сначала упираясь, медленно, затем быстрее, в зависимости от крутизны склона, катится в сторону реки, разгоняется и наконец плюхается в воду, обдавая всё вокруг мириадами брызг. Некоторые брёвна толкали баграми. Тяжелая и опасная работа. Но мы были молоды, сильны и самонадеянны. Работа спорилась, никто не сачковал, выкладывались по полной. Вскоре мы сообразили, что есть такие завалы, что если выдернуть запирающее бревно, то весь завал покатится в реку. Но выдернуть запирающее бревно человеку не под силу. Выход нашелся. Мы пригласили в бригаду машиниста водомётного катера. Дело пошло. Я, как старый швартовый, подавал бросательный конец с катера на берег, ребята за бросательный на берег вытягивали трос. Нужное бревно обхватывалось тросом на удавку. Водомёт давал полный вперёд. Бревно вылетало. И вся куча брёвен, которое оно держало, с шумом и треском катилась в реку. Главное в этот момент отскочить, не оказаться на пути ле-тящих брёвен. Дальше моей задачей было подтащить к катеру бревно, обвязанное тросом, развязать удавку и приготовиться к повторению операции. Самым плохим в этой работе были оводы. Несмотря на диметилфтолат, которого мы привезли с собой предостаточно, я за смену набивал их почти половину трёхлитровой банки, стоящей на палубе катера. Трудность работы компенсировалась видами окружающего мира. Живописнейшая река Юл. Берега где очень высокие, где не очень но крутые. Тайга подходит почти к воде, отражаясь в её зеркальной поверхности. Вода красно-бурая, видимо из за топляка. Каждый поворот реки рождает новые картины. Очень похоже на описание Америки в произведениях Купера. Крутые песчаные берега к реке рассыпаются песчаными пляжами, местами обрывом уходят в воду.
Впереди, на правом невысоком, но крутом берегу, на повороте реки валяются брёвна, вы-несенные мулем, их-то мы и стаскивали в реку.
В районе посёлка противоположный берег заливной луг. Впервые в жизни я наблюдал водоплавающих коров. Сам посёлок окружен тайгой, так, что пастись скоту негде. Так, утром, пастух собирает стадо, садится в лодку – долблёнку и плывёт на другой берег, покрытый вкусной зелёноё травкой. Всё стадо, молча следует за ним, не боясь ни топляков, ни плывущих брёвен. О лодке – долблёнке. Местные умельцы выдалбливают её из целого бревна. Стоила такая лодка тридцать советских рублей. Мы на месте работы на берегу нашли две такие лодки. Одна маленькая, на одного человека, другая большая человек на пять. Двигаться на них по воде трудно, киля – то нет, и она всё время норовит перевернуться. Надо научиться держать равновесие, сидя внутри плывущего бревна. У меня так и не получилось. Я проплывал метров двадцать и переворачивался. Ещё о коровах. Около каждого дома мы обнаружили плоты с установленными на них стожками сена. Плот привязан длинной цепью к якорю, конечно не морскому, а к рельсе забитой в землю. Это сооружение предназначалось, оказывается, для коров на случай весеннего разлива реки. Когда Юл разливается, вода топит посёлок. Люди перебираются на второй этаж своих домов, а коровы всплывают на плотах, и живут там, пока вода не спадёт. Несколько слов о посёлке, его жизни и обычаях. Как Вы уже поняли, посёлок располагал-ся на более высоком правом берегу реки. У реки стояли склады – добротные срубы с огром-ными воротами и железными засовами. Перед складами если смотреть по береговой линии магазин. Классный магазин, в котором продавалось всё от керосина до одежды, не исключая еду. Конечно никаких отделов, а всё вперемешку. В магазине имелась заборная книга. То есть можно было местным брать продукты и товары в долг, до получки. Понятно, что получка случалась довольно редко, и о ней знал весь посёлок. Вторая книга – книга заказов. Любой житель мог записать в неё нужный ему товар. Раз с месяц продавщица отправлялась на самоходной барже в райцентр за товаром и завозила она не то, что дадут, а то, что просили люди. По возвращении из райцентра баржа причаливала к берегу, напротив складов и начиналась разгрузка. В посёлке колёсного транспорта не было вообще. Товар грузился на сани, и гусеничный трактор тащил сани волоком к складам. За складами начиналась главная улица или дорога посёлка. За дорогой на берегу стоял котлопункт. Вдоль дороги справа и слева добротные избы, скорее сибирские дома – срубы из очень толстых брёвен. Дома с высоким цоколем, высоким крыльцом, резными наличниками на окнах второго этажа, на первом этаже мне кажется, окон то и не было. Крыши двускатные. Крытые дранкой. Станок для производства дранки почти в каждом дворе. Метров через двести дорога расширялась в центральную площадь украшением которой было наше общежитие. Местный клуб находился почему-то где-то в стороне от площади. Зато прямо за площадью была волейбольная площадка, на которой вечерами, пока светло молодёжь играла в волейбол. Тайга начиналась прямо за волейбольной площадкой. Я всегда удивлялся, как они играют в волейбол, комаров же тучи. Поляну между волейбольной площадкой и тайгой облюбовала стая лаек. Собаки жили, свей жизнью. Я не видел, чтобы их кто-то кормил. Зато видел, как они загоняли зайца. Если кто-то из местных шел на охоту, то он высвистывал свою собаку. Она отделялась от стаи и, виляя скрученным в баранку хвостом, бежала к хозяину и уходила с ним на добычу. На краю посёлка стоял дизель-генератор, который давал ток в посёлок. Работал он по расписанию. Включался с наступлением темноты, часов в одиннадцать, а выключался утром с рассветом часов в семь – восемь. Удивительно, но в каждом доме был холодильник. Несмотря на холодильник в каждом дворе был выкопан ледник. Телевизоры были в каждом доме, кроме нашего общежития. Клуб был типовой. Широкая изба четырёхстенка, сцена с занавесом, не знаю, была ли в посёлке самодеятельность, наверно была. Ни разу я не слышал и не видел, чтобы молодёжь, или кто постарше гуляли по посёлку с гармонью, и пела частушки. Этого не было. Зато по площади, когда мы приходили с работы, кругами ездили девушки на велосипедах. По рассказам Мишки Ефтеева одна из них была местная учительница. Мишка, как наш ловелас, познакомился с ней и каждый раз, приходя, со свидания произносил: «Детей жалко». «Она не знает….» - и говорил что-то из школьной программы.
Возможно рассказ не очень по теме, но вдруг захотелось поделиться. Это 1967г. полгода как я демобилизовался. Ещё хотелось подвигов, да и заработать тоже.
Лесосплав.
У трапа самолёта Москва – Томск в толпе улетающих обращала на себя внимание не стандартная группа молодых людей, одетых по-походному, но вразнобой. Шестеро были в форме студенческих отрядов, другие шестеро кто как. У одного из молодых людей через плечё гитара. Сводный отряд на лесосплав в Томскую область сформировался стихийно. В столовой на работе ко мне подошел Слава Онучкин: «Ильич! Тут мы хотим деньжат заработать. Поедешь с нами на лесосплав? Платят не плохо, да и мир посмотрим». Команда собралась разношерстная. Колоритный высокий, с худым лицом, на котором выделялся нос с горбинкой, блондин и хрипловатым голосом – Георгий. До сих пор не знаю, кто его пригласил, но он явно был неформальным лидером команды. В его образе и поведении было что-то от казачества. Слава Онучкин худой среднего роста с правильными чертами волевого, разумного лица мой сослуживец по работе. Володя Вовченко – тоже худощавый интеллигентного вида молодой человек. Славка часто говорил: «За что я люблю тебя Вовченко, за то, что у тебя в рюкзаке всё уложено аккуратно в пластиковых пакетиках». Володя тоже был нашим сослуживцем. Миша Евтеев – накаченный, - поэтому казавшийся полным среднего роста молодой человек с круглым лицом. Это он был с гитарой. Володя Логачёв, внешним обликом, походкой и манерами несколько напоминающий артиста Филатова. И я – ваш покорный слуга. Для того чтобы мы стали студенческим отрядом нам пришлось договориться со студентами МФТИ. Они организовали письмо, которое нам предстояло, предъявить в лесосплавной конторе. Студентов не помню – они как-то кучковались самостоятельно, хотя официально командиром отряда был студент Серёжа. В Томск прилетели рано утром. Серёжа пошел узнавать, где находится контора, а мы уст-роились на аэродромной травке, вблизи от взлётного поля местных авиалиний. Первое, что меня поразило – это расписание движения местных самолётов. Оно было очень похоже на расписание движения местных автобусов или на лучший случай электричек. На столбе была прибита фанера, правда в рамке. На белом поле написаны места назначения и время вылета.
Самолёты были в основном АН-2 или его прототипы. При мне пассажиры уговаривали лётчика: «Милок, да ладно, что надо лететь в Лесной, народу-то никого нет, полетим в Пудовку, нам нужнее» Лётчик отнекивался, но под напором общественности сдался. Десяток мужиков и баб вскарабкались по трапу в самолёт. Среди пассажиров была коза, она естественно упиралась. Мужик тащил её за верёвку, привязанную за рога, а баба лупила её, что есть мочи по костистой задней части. Наконец борт был укомплектован и АН-2, помахивая хвостовым рулем, сначала, пополз, затем всё быстрее и быстрее побежал по полю, затем на краю взлётного поля вдруг оторвался от травы и медленно, но верно начал набирать высоту. Пришел Сережа. Сели на местный автобус. Поехали в контору. Томск большой русский город. Выстроен заводчиками и купцами на славу. Меня всегда удивляло, сколько же у них было денег и ума, чтобы построить такие добротные, красивые дома, дожившие до наших дней. В конторе нас зарегистрировали и дали наряд на зачистку берегов от брёвен, выброшенных мулем (весенним лесосплавом) в Могочин - центр лесосплава по реке Обь. До Могочина надо было добираться на пароходе (конечно же, теплоходе). У нас оставалось до отхода парохода несколько часов. Почему-то мы пошли в краеведческий музей. Походили поприкалывались над экспонатами. Ко времени прибыл и на пристань. Теплоход был двухпалубный. Белый с палубами выкрашенными синей краской. Пока мы грузились, Славка решил зайти в магазин, который был в квартале от пристани. Мы перетащили вещи на палубу. Пассажиры все в сборе. Уже все попрощались. Капитан даёт команду отчаливать. Славки всё нет. Мы встаём на трап, мешая его убрать, и упрашиваем матросов, подождать Славку. Но у речников, как и всех моряков, команда командира превыше всего. Трап убирают. Теплоход отходит. Он уже метров пятьдесят от пристани, на которой, наконец, появляется Славка. В изумлении он понимает, что опоздал и остаётся один в незнакомом городе. Решение пришло мгновенно. Надо сказать, что мы везли с собой ящик коньяку (тоже мне московские интеллигенты), если кто помнит, по четыре рубля двенадцать копеек. Жора хватает две бутылки и мчится к капитану. Капитан, конечно, повернуть не может, он же дал команду: «Отдать концы». Значит всё, пути назад нет. Но к нашему счастью на теплоходе есть катер. Команда в авральном порядке спускает катер на воду. Катер мчится к пристани. Как только он подходит к причалу, Славка прыгает в него. Он был без вещей. Его вещи были с нами. Всё закончилось благополучно, да не очень. Слава подошел ко мне и тихо казал: «Что же ты, неужели не мог остаться? Я же оставался один». Прошло время Славка мня конечно простил, мы дружили еще много лет, до его безвременной кончины, а. я простить себе этого не могу, не получается. Могочин. Могочин, как я уже писал центр лесосплава по реке Обь. Так мы и шли в Могочин. Сначала по Томи, а Томь – приток Оби. Могочин расположился на берегу Оби, где в неё впадает Чулым. Ночевали в каюте, правда на матрасах без простыней и одеял, но нам-то что, мы были молоды, готовы к лишениям и приключениям. Утром ошвартовались по месту назначения, правда, по правому берегу, а нам надо было на левый.
С правого берега на левый ходит паром.
Могочин – советский посёлок городского типа, который вырос вокруг древо обрабаты-вающего комбината.
От пристани к посёлку вела живописная дорога. Она пролегала по дну песчаного оврага, густо поросшему деревьями и кустарником. Нас поселили в общежитии. Тоже не плохо. Ве-чером вокруг общежития собралась молодежь. Как же приехали москвичи, надо посмотреть. Кто-то вынес магнитофон. Получились танцы. Миша Ефтеев играл на гитаре и пел песни Битлз. «Гёлз, май гёлз» - распевал он, прикрывая глаза и качая в такт головой. Местным очень нравилось. Утром в конторе начальник лесосплавного участка провёл с нами инструктаж. На грифельной доске он нарисовал берег, на берегу лежит бревно, чтобы оно покатилось в реку надо геобразеным крюком, один конец которого заточен, а другой представляет собой ручку (прут просто согнут эллипсом), чтобы удобно было держать его в руке. Надо сильно дёрнуть бревно и оно покатится. Главное вовремя выдернуть крюк, и отскочить, иначе можно получить травму. Брёвна можно сталкивать бограми. Он ещё что-то объяснял, но я не запомнил. Интересно, что через месяц, когда мы приехали в контору за положенными нам деньгами чертёж на грифельной доске так и остался не стёртым. Место работы нам назначили Усть-Юл. Устье реки Юл. Юл приток Чулыма, Чулым приток Оби. До отхода катера оставалось ещё несколько часов, и мы пошли на пристань.
Перед деревообрабатывающим комбинатом огромная заводь заполненная плотами.
Рыбу можно ловить без удочки. Заходишь на плот, находишь просвет между деревьями, леску на палец, конец с крючком, наживой, грузилом в просвет. Правда в снасти ещё присутствует поплавок. Вечером нас забирает речное судно, напоминающее речной трамвай. Ходу от Могочина до Усть-Юла восемнадцать часов (против течения). Нам дают сопровождающего, который должен нас представить в правлении лесосплавного участка по реке Юл. Может быть, у него там были и другие дела не знаю, но мы приняли его за местное начальство. Часть скамеек на пассажирской палубе была снята, и мы расположились на ночлег, используя рюкзаки и телогрейки. Под мерный стук дизеля, вдыхая речной ветерок, мы улеглись. Ничто не тревожило, сумеречные берега тихо плыли мимо нас. Правда, спать легли не все. Георгий с Ефтеевым, полные чувства ответственности за наше трудоустройство, начали обработку сопровождающего. Утром, когда вахтенный матрос нас растолкал, приговаривая: «Ребята вставайте, скоро Усть-Юл». Ефтеев нашелся в каюте буфетчицы, Жора спал в обнимку с сопровождающим.
Сегодня десять лет со дня трагедии с п/л К-141 «Курск». Вчера посмотрел материалы по трагедии на сайте клуба подводников. Советую всем посмотреть. Но не могу успокоиться не получив ответы на следующие вопросы: 1.Почему прейдя с автономки, (было сообщение, что они только что вернулись с боевого дежурства) не сдали боевые торпеды и ракеты? Разве на учениях разрешается на борту иметь не учебный боезапас? 2.Что делали на борту два специалиста с НПО «Дагдизель»? 3.По какой причине не выбросили аварийно-спасательный буй девятого отсека?
Вечная память погибшим. Пусть земля им будет пухом. А океан их вечно будет помнить.
P.S. Геннадий Лячин до Курска был старпомом на К-77 - 651 проекта нашей дивизии.
Всех! С днём ВМФ! Средиземное море. Выполнение "Боевой задачи" нашей лодкой по классификации НАТО "Juliett" - 651 проект. Красавица "Джульетта" - гроза авианесущего флота противника! Почему в надводном положении? Чтобы фотографировали и боялись. Конечно, на подзарядку батарей всплывали только ночью. Американе приветствуют п/л К-77 сигравшую главную роль в фильме К-19. С днём ВМФ России! Кстати меня поздравил представитель морских сил Турции, который у нас работает на строительстве. Помнят адмирала Ушакова и уважают!
.jpg)
