Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Судовые закрытия с автоматическим управлением

Флоту предложили
двери и люки
с автоматикой

Поиск на сайте

Главная / Издания / Литература / Книжная полка / Н.И. Беляев. Русско-турецкая война 1877—1878 гг.

РЕШЕНИЕ ТУРЕЦКОГО КОМАНДОВАНИЯ О ПЕРЕХОДЕ В КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ. ОТРАЖЕНИЕ АТАК СУЛЕЙМАНА-ПАШИ НА РУССКИЕ ШИПКИНСКИЕПОЗИЦИИ

Неудача русских войск в Забалканье и при Второй Плевне вы­звала в Константинополе, в среде верховного турецкого командова­ния, восторг и ликование. Султан, военный министр и высший военный совет решили, что настало время для перехода в контрна­ступление с целью отбросить русские войска за Дунай. Осущест­вление этой цели мыслилось путем концентрического наступления на Дунайскую армию с трех сторон: армией Османа-паши от Плевны, Восточно-Дунайской армией, во главе с ее новым главно­командующим Мехметом-Али-пашей, от Разграда и армией Сулей­мана-паши с юга.

Завязались длинные переговоры главнокомандующих армиями с верховным командованием.

Было решено, что Сулейман-паша начнет наступление на Шипку. Мехмет-Али-паше было высказано лишь «пожелание» о поддержке им наступления Сулеймана-паши.

Таким образом, ближайшие наступательные действия должна была начать армия Сулеймана-паши на шипкинеком направлении.

Выбор этого направления наступления армии Сулеймана-паши являлся грубейшей ошибкой верховного турецкого командования. Вместо того, чтобы соединиться с войсками Мехмета-Али-паши и нанести удар по левому флангу русских войск, вместо того, чтобы, на худой конец, соединиться с армией Османа-паши в обход Шипки по западным перевалам (например, Араб-Конакскому), Сулейман-паша должен был теперь наносить удар в лоб по наиболее трудно­доступному пункту расположения русских войск.

Армия Сулеймана-паши после боя под Эски-Загрой не пошла прямо на север к Шипке через хребет Караджадаг, а двинулась на Ени-Загру, чтобы ликвидировать возникшую там угрозу фланго-вого удара со стороны Передового отряда.

К Ени-Загре армия Сулеймана-паШи прибыла 4 августа. Город был занят турецкими войсками без боя, так как Передовой отряд уже отступил оттуда к Хаинкиою.

К 11 августа Балканская армия Сулеймана-паши насчитывала в своем составе 75 таборов, 5 эскадронов, 1 500 черкесов, значи­тельное количество башибузуков и 10% батарей. Общая числен­ность армии без башибузуков доходила до 37 500 человек.

Оставив в Ени-Загре, Сливне, Котле, Твардице и Хаинкиое 26 таборов с 2 1/2 батареями, Сулейман-паша выступил с 27 000 че­ловек, не считая иррегулярных войск. В ночь с 17 на 18 августа Сулейман-паша ночевал в Маглиже, а 18 августа уже занял Ка­занлык.

Все эти многодневные передвижения Балканской армии ввиду плохой разведки оказались скрытыми от русского командования. Командование Дунайской армией и его штаб не сумели своевре­менно проследить движение Балканской армии к Шипке и ожи­дали ее совсем с другой стороны.

Балканские горные проходы охранялись с русской стороны 8-м корпусом, частями 11 -го корпуса и некоторыми другими вой­сками, не входившими организационно в состав корпусов. Во главе их стоял Радецкий. Всего под командованием Радецкого к 13 августа состояло 40 батальонов, 6 дружин болгарского опол­чения, 35 сотен и эскадронов при 179 орудиях; общая численность войск несколько превышала 46 000 человек.

Все эти войска, составлявшие Южный фронт, или «Балкан­ский отряд», были рассредоточены мелкими отрядами на протяже­нии 120 км. На крайнем правом фланге, в Сельви, стоял отряд Святополк-Мирского из девяти батальонов и шести сотен при 26 орудиях (9000 человек); отряд прикрывал направление от Ловчи к Тырнову, обеспечивал правый фланг Балканского отряда и связывал его с Западным отрядом. Восточнее располагался Габ­ровский отряд Дерожинского, состоявший из трех батальонов Орловского полка, шести дружин болгарского ополчения, семи со­тен и 29 орудий (6500 человек); главные силы отряда обороняли Шипкинский проход, а также наблюдали Травненский проход и горные тропы между этими проходами. Еще восточнее распола­гался Хаинкиойский отряд полковника Громана силой в три ба­тальона, две сотни и 16 орудий (3500 человек); отряд оборонял Хаинкиойский проход. В Елене и Златарице стоял отряд Борейши из трех батальонов, пяти эскадронов и сотен, десяти орудий (3600 человек); отряд оборонял Твардицкий проход и перевал Демир-Капу. На крайнем левом фланге у Кесарова был располо­жен Осман-Базарский отряд генерала Радена из восьми батальо­нов, 12 эскадронов и сотен и 32 орудий (10 000 человек); отряд прикрывал левый фланг Южного русского фронта и пути на Тыр­нов от Осман-Базара. Наконец, у Тырнова располагался общий ре­зерв Южного фронта в составе 4-й стрелковой бригады, 55-го По­дольского и 56-го Житомирского пехотных полков 14-й дивизии, 42-го Якутского полка 11-й пехотной дивизии и батальона 41-го Селенгинского полка — всего 14 батальонов, 4 сотни, 66 орудий (около 14 000 человек).

Радецкий стремился оборону Балканских горных проходов по­поить на идее маневра, для чего и выделил сильный общий резерв. При фронте обороны в 120 км такое решение Радецкого могло быть чревато дурными последствиями. От Тырнова до Сельви было два перехода (53 км), до Шипки — 2 1/2 перехода (65 км), до Хаинкиоя —2 перехода (47 км), до Елены — 1,5 пе­рехода (37 км) и до Кесарова — один переход (27 км). Следова-тельно, в начале вторых суток после выступления резерв обычными переходами мог поспеть только к Еленскому и Осман-Базарскому отрядам; к Хаинкиойокому и Сельвинскому отрядам резерв мог по­доспеть; на помощь в начале третьих суток, а к самому удобному и наиболее важному из горных проходов — Шипкинскому — лишь в конце третьих — начале четвертых суток. Иными словами, защит­ники Шипкинского перевала не менее трех суток должны были обо­роняться без всякой помощи извне. В этих условиях упование Ра­децкого на чудесное действие общего резерва являлось по крайней мере беспочвенным.

Вторым недостатком принятого Радецким плана обороны явля­лось неудачное распределение сил между отрядами. Более 40% всех сил находилось в отрядах, обеспечивавших фланги русского Южного фронта, 30% было в резерве, а на отряды, непосред­ственно прикрывавшие проходы, оставалось лишь около 30% всех сил. Фланговые отряды столь большой численности были излишни, так как они могли быть быстро поддержаны не только из общего резерва Южного фронта, но и из Западного и Рущукского отрядов (два перехода); за счет сокращения фланговых отрядов можно было бы увеличить оборону горных проходов. Между тем недоста­ток сил в отрядах, непосредственно оборонявших проходы, застав­лял их располагаться не впереди, а внутри проходов; это приво­дило к чрезвычайной слабости позиций этих отрядов и не обеспе­чивало за Дунайской армией владения южными выходами из этих горных проходов на случай перехода в наступление.

Причиной многих недостатков обороны, безусловно, было сла­бое командование Радецкого, возглавлявшего Южный фронт.

Радецкий не обладал широким военным кругозором и самостоя­тельностью мышления. Хотя Радецкий считался генералом с боль­шим военным опытом (свою карьеру он составил на Кавказских войнах), ему еще не приходилось командовать таким крупным войсковым соединением, как усиленный корпус в «большой войне». Он окончил академию, отличался личной храбростью и хладнокро­вием под огнем, мог толково распорядиться на поле боя, если видел его перед собой, проявлял некоторую заботу о солдате, но, имея опыт в действиях мелких отрядов, он не умел разобраться в важности того или иного пункта на фронте в 120 км.

Но большая доля вины за неудачную оборону горных проходов лежала на главнокомандующем Дунайской армией и его штабе, так как именно они формировали большинство отрядов Южного фронта.

При получении первых данных о появлении армии Сулеймана-паши в районе Ени-Загры и Хаинкиоя Радецкий не мог еще опре­делить, куда из этих пунктов двинется Балканская турецкая армия. Поэтому он ограничился тем, что приказал 4-й стрелковой бригаде и 2-й бригаде 14-й пехотной дивизии из своего общего резерва под­готовиться к выступлению; однако под впечатлением газет и сооб­щений штаба армии Радецкий уже в это время склонялся к мне­нию, что Балканская армия будет наносить удар через Осман-Базар.

19 августа Радецкий получил ряд донесений из Габровского и Еленского отрядов. В 14.44 поступила телеграмма от начальника Габровского отряда Дерожинского(1); он писал: «Столетов доносит, что за Казанлыком видно движение неприятеля в больших массах»(2). Вслед за тем из Габровского отряда поступил еще ряд теле­грамм. В 17.17 Столетов доносил: «...Весь корпус Сулеймана-паши, видимый нами как на ладони, выстраивается против нас в восьми верстах от Шипки. Силы неприятеля громадны. Говорю это без пре­увеличения; будем защищаться до крайности, но подкрепления ре­шительно крайне необходимы»(3). В 17.45 поступила новая теле­грамма от Дерожинского: «Около 24 таборов с 6 орудиями и 3000 черкесов двигаются в боевом порядке по дороге от Эски-Загры и Маглижа; направление по дороге к Янине; судя по движе­нию, наступление турок одинаково возможно как на Шипку, так и на Янинский проход (перевальная вьючная тропа, местами плохая дорога, пролегавшая непосредственно к востоку от Шипкинского прохода. — Н. Б.). Неприятель отлично виден. Конница двинулась к северо-восточному углу Казанлыка»(4).

Казалось бы, после этих убедительных донесений пункт главного удара Балканской армии должен был считаться окончательно выяс­ненным. Казалось бы, Радецкому оставалось лишь немедленно дви­нуть на Габрово и далее на Шипкинский перевал подготовленные для выдвижения части резерва.

Однако все эти донесения еще не убедили Радецкого. В 18.55 он отправил главнокомандующему донесение: «Весьма экстренно. По донесению Столетова с Шипки, весь корпус Сулеймана-паши, 24 табора пехоты и три тысячи черкесов, выстраивается против Шипки в восьми верстах от нее. Предполагая, что можно ожидать наступления главных сил со стороны Осман-Базара, я оставляю резерв, до времени, близ Тырново, а предписал вместе с сим князю Мирскому двинуть в Габрово и далее к Шипке Брянский полк. Не признано ли будет возможным усилить войска, наблюдающие за Ловчей, войсками из корпуса ген. Зотова?»(5). Еще определеннее вы­разился Радецкий в предписании начальнику Сельвинского отряда Святополк-Мирскому: «Из Тырново не могу двинуть до времени войск в Габрово, ибо ожидаю наступления со стороны Осман-Базара»(6).


Схема 22. Передвижение армии Сулеймана-паши с 3 по 19 августа и резервов генерала Радецкого с 20 по 23 августа.

Появление крупных сил турецких войск у Шипкинского перевала Радецкий, очевидно, склонен был рассматривать, как демонстрацию части Балканской армии, удар же главных сил этой армии он по-прежнему ожидал со стороны Осман-Базара.

Более всего убедило Радецкого в правильности его предположе­ния донесение, полученное им вечером 19 августа от начальника Еленского отряда Борейши, который сообщал, что отряд полковника Лермантова «...наткнулся на укрепленные неприятельские позиции. Выбив его оттуда, преследовал его две версты и наткнулся на зна­чительные турецкие силы, подоспевшие в подкрепление, вследствие чего вынужден был отступить на Габрово»(7).

Если бы у Радецкого не было предвзятого мнения, в этом доне­сении нельзя было усмотреть ничего, кроме сообщения о стычке небольших сил. Но на Радецкого донесение Борейши произвело, большое впечатление. Изложенные в донесении данные свидетель­ствовали, как казалось Радецкому, о начале давно ожидавшегося им главного удара Сулеймана-паши со стороны Осман-Базара. Исходя из этого, Радецкий утром 20 августа с 4-й стрелковой брига­дой двинулся к Елене, а Драгомирова с четырьмя батальонами 14-й пехотной дивизии направил к Златарицу, то есть двинул резерв в противоположном от Шипки направлении.

На Шипкинском перевале в это время расположилось 5000 чело­век при 27 орудиях, остальные 1500 человек Шипкинского отряда частично находились в резерве в Габрово, частично охраняли и наблюдали соединявшиеся с Шипкинским проходом перевальные тропы и дороги. Сил для обороны самого Шипкинского перевала, если учесть характер окружающей местности, было явно недоста­точно.

Шипкинская позиция растянулась вдоль шоссе, по узкому гребню тянувшегося в меридиональном направлении горного кряжа. Кряж этот начинался у Габрово, на протяжении 10 км постепенно подымался к югу и достигал наивысшей точки у горы Николая. От этой точки кряж довольно круто снижался к расположенной у юж­ных склонов Балкан деревне Шипке.

Между горой Николая и расположенной севернее нее горой Центральной (Средней) кряж сужался до 60—100 м, и дорога про­ходила по узкой седловине, носившей название «Перешейка». С запада у горы Центральной к первоначальному кряжу почти под прямым углом примыкал шедший с востока на запад хребет Марко Краилев Баир. Первая из ближайших к шоссе высот на этом хребте называлась «Волынской», или «Боковой горой»; вторая, более отда­ленная от шоссе — «Лесным курганом» (горой), третья — 2500— 2800 м от шоссе —«Лысой горой»; последняя была на 10 м выше самой высокой точки перевального кряжа — «Орлиного Гнезда» на горе Николая. Восточнее перевального кряжа, параллельно ему, шел в меридиональном направлении хребет, на котором возвышались вершины «Малый Бедек» в 1500 м от шоссе, «Демир-тепе» («Са­харная голова») и «Демиевиц» («Сосок») в 1400 м от шоссе; вер­шина Малого Бедека командовала над всей прилегавшей мест­ностью и была на 24 м выше Орлиного Гнезда. С перевальным этот хребет соединялся узким перешейком, проходившим от горы Демир-тепе к горе Николая. За исключением Боковой горы и Лесного кур­гана все эти вершины были лишены всякой растительности, склоны же хребтов, на которых они высились, и окружавшие их ущелья за­росли густым лесом.

С точки зрения обороны такая схема горного рельефа требовала обязательного включения в оборонительную систему не только горы Лысой, Боковой и Лесного кургана, но и Малого Бедека, Демир-тепе и Демиевца, так как, овладев этими вершинами, наступавший мог бы свободно обстреливать артиллерийским и даже ружейным огнем перевальный хребет, шоссе и расположенные вдоль него по­зиции.

Однако Дерожинский, начальник Габровского отряда, и Сто­летов, начальник главных сил отряда, непосредственно защищавшие перевал, не могли об этом и помышлять; их силы были для этого совершенно недостаточны. Они пытались просить Радецкого усилить их для этой цели хотя бы одним полком, но Радецкий отказал им в этом, сославшись на недостаток резервов. Таким образом, вслед­ствие общей порочности организации обороны Южного фронта, ма­лочисленные защитники шипкинских позиций при наступлении круп­ных неприятельских сил неизбежно оказывались под перекрестным огнем.

Кроме того, противник располагал очень большими возможно­стями в отношении охватов, обходов и окружения шипкинских по­зиций. Ко всем почти вершинам, расположенным восточнее и запад­нее шоссе, с юга и севера подходили тропинки, а частично даже и колесные дороги. Более дальний обход был возможен по Имитлийскому перевалу с запада и по Травненскому с востока. Дерожинский нашел возможным лишь на Травненском перевале, у горы Крестец, выставить дружину болгарского ополчения, а в трех других местах вынужден был ограничиться незначительными казачьими частями. Большинство тропинок и вьючных троп не только не оборонялось, но даже не было обеспечено наблюдением, так как для этого при­шлось бы распылить и без того недостаточные силы защитников перевала.

К началу атаки Сулеймана-паши главные силы Габровского отряда располагались на перевальных позициях в трех основных труппах укреплений, Южная группа укреплений носила название «Передовой», или «Николаевской», позиции; южная оконечность ее носила название «Орлиное Гнездо». Ее занимали три батальона 36-го Орловского пехотного полка с одной 9-фунтовой батареей, шестью стальными крупповскими и тремя горными трофейными пушками. Батареей командовал энтузиаст своего дела, артиллерийский подпоручик Киснемский, только что окончивший училище, а расчеты состояли из 22 пехотинцев (солдат Орловского полка), прошедших краткий курс (две недели) обучения и отлично справлявшихся со своими обязанностями.

Эти «пехотные артиллеристы», как их называли впоследствии, дрались прекрасно и самоотверженно: 23 августа они вели огонь до последней возможности, и 17 из них были убиты возле своих пушек.

Для орудий были сооружены три укрепления, называвшиеся «батареями»: «Большая» — на четыре орудия — фронтом на запад и юго-запад, «Малая» — на два орудия, — обстреливавшая шоссе к югу от горы Николая и гору Малый Бедек, и «Стальная» — шесть крупповских пушек — фронтом на юго-восток, восток и северо-во­сток. Кроме закрытий для артиллерии, на горе Николая были устроены и ложементы для восьми рот пехоты. Наиболее трудно­доступны из-за крутизны были южные и западные скаты горы Николая.

Западная группа укреплений составляла правый фланг так на­зываемой «Главной позиции», расположенной севернее горы Нико­лая. Ее занимали первый батальон 36-го Орловского полка, 5-я и 6-я роты того же полка и дивизион 4-фунтовой батареи. Командо­вал группой полковник Депрерадович. Укрепления этой группы были расположены западнее шоссе на горе Центральной. Здесь была сооружена «Центральная батарея» на четыре орудия, обстре­ливавшая гору Лысую, все пространство между этой горой и горой Николая, Демиевиц, Демир-тепе и Малый Бедек. К югу от батареи были расположены ложементы для пехоты. Севернее Центральной батареи находилось незанятое укрепление «Старая турецкая бата­рея», имевшее солидный бруствер, обращенный на север и северо-запад. Западнее Центральной батареи на Волынской горе распола­гались без всяких укреплений 5-я и 6-я роты орловцев; там были лишь кое-какие завалы из камней, засека и старый турецкий ров фронтом на север. Через Волынскую гору проходил главный подступ к Центральной батарее с запада. Северо-восточнее Центральной ба­тареи располагалась Круглая батарея, переделанная из турецкого люнета и имевшая почти круговой обстрел. Южнее, восточнее и се­вернее Круглой батареи были устроены ложементы для пехоты. С востока подступами к Центральной и Круглой батареям служил лес, расположенный на довольно пологом скате и подходивший к ложементам на 100—400 м.

Восточная группа укреплений образовала «Левый фланг» глав­ной позиции. Ее занимали 2-я, 3-я и 5-я дружины болгарского опол­чения под командованием полковника Вяземского. Эта группа укреплений состояла исключительно из ложементов, расположенных юго-восточном склоне горы «Северной» (Шипки). Ложементы были устроены в два яруса, из них можно было вести огонь на вос­ток юго-восток и юг. Подступами с востока там являлся близко подходивший к ложементам лес.

Резерв всех шипкинских позиций располагался на перешейке между горой Николая и горой Центральной, по обеим сторонам шоссе; там были устроены ложементы. Резерв состоял из трех рот 2-го батальона орловцев, 1-й и 4-й дружин болгарского ополчения и дивизиона горных орудий; тут же у «Волынских домиков» нахо­дился и перевязочный пункт.

У изгиба шоссе южнее горы Николая, восточнее Круглой и за­паднее Центральной батарей были устроены фугасы.

Взятые вместе все три группы укреплений представляли собой вытянутый вдоль шоссе прямоугольник глубиной в 1 1/2 км, а по ши­рине колебавшийся от 60 м (Перешеек) до 1 км (Главная позиция). Наиболее сильны шипкинские позиции были с фронта, с юга, а с флангов они имели много ближних укрытых подступов. С тыла по­зиции были слабы, так как обстрел на север можно было вести лишь с Круглой батареи.

Сами по себе укрепления не предоставляли их защитникам ни хорошего укрытия и обстрела, ни серьезного препятствия для про­тивника, так как имели слабый профиль и не были закончены. Траншей для сообщения вдоль фронта не имелось, хотя на позициях не было почти ни одного пункта, естественным образом укрытого от неприятельского огня. Несмотря на малочисленность гарнизона, укрытий и укреплений для него не хватало. Главнокомандующий и его штаб рассматривали шипкинские позиции только с точки зрения их роли в наступлении русских войск за Балканы, а потому главнее внимание обратили лишь на исправление дороги из Габрово в д. Шипку. Для этой цели был выделен инженерный генерал Кренке с командой саперов в 20 человек. Дорога на перевале была про­ведена от Габрово до начала спуска на юг. Она была сделана осно­вательно (ширина 8 м) и в боях вполне себя оправдала. Ни саперов, ни взрывчатки, ни войсковых рабочих, ни инструмента для укреп­ления шипкинских позиций дано не было. Впоследствии, 26 августа, военный министр Милютин так писал о шипкинских позициях в своем дневнике: «...В течение целого месяца главное начальство армии не позаботилось о том, чтобы обеспечить оборону занятых нами балканских проходов и даже не полюбопытствовало узнать, как именно заняты эти проходы...»(8).

При этом надо учесть, что штаб армии мог быть отчасти сбит с толку донесением Скобелева, осматривавшего 26 июля шипкин­ские позиции. Красочно описывая мощь шипкинских укреплений, Скобелев делал вывод, что «позиция у Шипки в настоящее время чрезвычайно сильна»(9).


Схема 23. Бой в Шипкинском горном проходе 21 августа 1877 г. . 216—217.

Впрочем, не малая доля вины падала и на все высшее и старшее русское командование. Один из русских военных инженеров по этому поводу писал: «По отдаче общего распоряжения о приступе к работам по укреплению позиций исполнение того делалось во­обще весьма неохотно. Нам лично не раз приходилось вступать в переговоры со строевыми начальниками относительно работы, раз­меров и числа людей, для того назначаемых, или выслушивать кри­тические замечания о ненадобности этих работ, ведущих только к напрасному утомлению людей»(10).

Велика была вина главнокомандующего Дунайской армией и его штаба и в том тяжелом положении, в котором находился шипкинский гарнизон. Болгарское ополчение вернулось из Забалкан-ского набега без ранцев и не имело не только палаток, шинелей, запасной обуви и белья, но и сухарного запаса; последнее было хуже всего, так как ни интендантство, ни «товарищество» никакого продо­вольствия на Шипкинский перевал не доставляли. В начале авгу­ста начались холода с ветрами и дождями, и дружинники оказались на перевале без какого бы то ни было укрытия; кроме того, их по­садили на голодную норму, выдавая по 100 граммов хлеба на день. В этих условиях было не до строительства укреплений. Начальники вынуждены были отпускать дружинников в окрестные деревни; от­туда они возвращались подкрепившись, в опанках, турецких штанах и даже фесках. Чтобы улучшить положение дружинников, Столетов, убедившись в бесполезности всяких просьб по команде, на свой страх и риск спустился с гор с тремя дружинами и направился в Казан­лык, где турецкие войска при отступлении оставили значительные продовольственные и вещевые запасы. Из взятого в Казанлыке зерна в деревне Шипке почти до начала атак армии Сулеймана-паши выпекали хлеб. Правда, хлеба этого хватило ненадолго, ко без разумной инициативы Столетова положение было бы еще хуже. Особенно заботило болгарских ополченцев то, что они «не только не доверяли своим ружьям, но считали себя просто-таки без ружей, так как у многих ружья («знаменитые» шаспо! — Н. Б.) были ис­порчены и не действовали».

Итак, в результате ошибок главного и высшего командования защитники шипкинских позиций оказались предоставленными самим себе и не были подготовлены к серьезной обороне против крупных сил неприятеля.

Между тем Сулейман-паша к 19 августа закончил сосредоточе­ние своей армии к пункту атаки. Армия была сведена в 6 бригад, вся конница подчинялась Дагистани-Мехмету, артиллерия — англи­чанину Леману-паше.

На военном совете 20 августа Сулейман-паша принял решение нанести главный удар 21 августа с востока по Стальной батарее силами 2-й и 3-й бригад под командованием Реджеба-паши с одной горной батареей, а 1-й бригадой под командованием Шакира-паши в этот же день произвести демонстрацию с юга по шоссе против горы Николая. Войска Реджеба-паши должны были начать наступ­ление лишь после сооружения батареи на Малом Бедеке, а войскам Шакира-паши предстояло продвинуться только до первой площадки севернее хана (постоялый двор, корчма) и действовать оттуда огнем, но в атаку не переходить. Остальные бригады должны были нахо­диться в резерве у д. Шипки.

В принятом Сулейманом-пашей плане атаки имелся ярко выра­женный недостаток. Хотя турки воевали в подвластной им Болга­рии и уже дрались под Шипкой в июле, а затем произвели 20 ав­густа рекогносцировку, местность была им не знакома. Этим и объясняется то, что из 48 таборов их войск в бой было введено только 24, атаковать же должны были лишь 16. Незнанием местно­сти объясняется и тот факт, что демонстрация и главный удар на­правлялись на самый недоступный пункт русских позиций и должны были происходить в сфере интенсивного фронтального и фланго­вого огня русских батарей.

Бой 21 августа развивался следующим образом. Около 7.00 колонна Реджеба-паши начала устанавливать бата­рею на Малом Бедеке. В 8.00 передовые части этой колонны выдви­нулись вперед и открыли огонь по передовой позиции. Столетов правильно расценил это, как начало главного удара по горе Николая, и направил туда свой резерв (кроме горных орудий). Около 9.00 у первой от Орлиного Гнезда площадки показались черкесы, а за ними и турецкая пехота Шакира-паши. Фугасы были взорваны прежде­временно, турецкая пехота обошла их лесом и, не ограничившись демонстрацией, как это вытекало из плана наступления, бросилась в атаку на Малую батарею. Атака была сперва остановлена огнем 16 рот гарнизона горы Николая и прибывших резервов, а также ар­тиллерийским огнем батарей горы Николая, а затем и вовсе была отбита с большими потерями для неприятеля. Еще дважды атако­вала затем турецкая пехота Малую батарею, но успеха не добилась.

Около 13.00 перешли, наконец, в наступление войска Реджёба-паши. Наступление велось вяло. Когда турецкие цепи вышли из леса и двинулись в атаку на Стальную батарею, они были обстре­ляны сильным огнем Стальной, Круглой и Центральной батарей и отброшены в исходное положение; в отражении атаки принял участие также и дивизион горных орудий с перешейка.

Как только была отражена эта четвертая атака, Шакир-паша начал пятую атаку. На этот раз его войска также атаковали Стальную батарею, но и эта атака была отбита.

Во время отражения четвертой и пятой атак, между 10.00 и 15.00, на Главную позицию прибыл Брянский полк под командова­нием полковника Липинского, пришедший из Сельви в Габрово и высланный оттуда на перевал Дерожинский. Липинский принял командование над Главной позицией, брянцы же побатальонно были поставлены в резерве у Центральной, Круглой и Старой турецкой батарей. С прибытием брянцев количество русской пехоты на пере­вальных позициях возросло до 7500 человек. Это сильно воодуше вило защитников позиций, которые уже понесли значительные по тери. Со времени начала наступления турок положение защитников перевальных позиций еще более ухудшилось ввиду недостатка воды. Турецкая пехота взяла под огонь единственный источник водоснаб­жения русских — ручей, протекавший у восточной окраины горы Ни­колая. Палящая жара и волнение боя усиливали жажду, и русские солдаты вынуждены были, несмотря на обстрел, спускаться к этому ручью за водой. Скоро все пути к ручью обозначились рядами тру­пов русских солдат; прикрываясь ими как траншеей, к ручью за водой все время ползли новые охотники.

Около 15.00 Шакир-паша бросил свои войска в шестую, а за­тем и в седьмую атаки. Обе они были отбиты; защитники горы Ни­колая отбивались при этом уже не столько огнем и штыками, сколько камнями и целыми каменными глыбами, которые они ска­тывали на врага.

В 16.00 вновь ожили таборы Реджеба-паши, но до новой атаки на Стальную батарею дело не дошло. Турецкие цени несколько раз выдвигались из леса и открывали сильный ружейный огонь, но, как только сами попадали под огонь русской пехоты, бежали обратно в лес.

Последнюю атаку, восьмую по счету (по некоторым источни­кам— девятую), турки произвели уже в 21.00, когда стемнело. Под покровом темноты турецкая пехота сосредоточилась в лощине Жолоб и вновь бросилась на Стальную батарею. Туркам удалось по­добраться почти вплотную к батарее, но все же они были отбиты. На этом закончились, турецкие атаки 21 августа.

Отражение восьми — девяти атак стоило русским войскам 250 убитых и раненых. Это были относительно небольшие потери, если учесть, что русским удалось удержать за собой все свои пози­ции и нанести весьма значительный урон атаковавшей турецкой пе­хоте. Однако положение защитников Шипки все же во многом стало тяжелее. Турки прочно утвердились на Малом Бедеке, соорудили там батареи и ложементы; последние были устроены также и юж­нее горы Николая. Источники водоснабжения и тыловой путь со­общения на Габрово оказались под огнем турецкой пехоты. Русская артиллерия, так доблестно и удачно действовавшая в бою 21 авгу­ста, расстреляла половину своих наличных запасов снарядов, а на Стальной батарее их оставалось всего по десять на орудие. Значи­тельно убавился и запас патронов.

Турецкие войска 21 августа действовали совершенно нелепо. Даже тот ошибочный план наступления, который был принят Су-лейманом-пашей, в действительности не выполнялся. Шакир-паша и Реджеб-паша как бы поменялись ролями, назначенными им по плану: Шакир-паша вместо демонстрации атаковал, а Реджеб-паша вместо того, чтобы нанести главный удар, преимущественно производил демонстрацию.

Но защитникам шипкинских позиций нельзя было рассчитывать на то, что и в последующие дни турки повторят свои ошибки; нельзя было им рассчитывать также и па то, что Радецкий на следующий день придет к ним на помощь. 20 августа Радецкий на ме­сте в Златарице и Елене, убедился во вздорности донесений Бопейши; понял он также, что активные действия турецких войск у Ловчи; о которых он был извещен, являются лишь демонстрацией. В тот же день он получил сообщение Кренке о том, что «положение Шипкинского перевала отчаянное» и что «спасти Шипку может бы­страя помощь»(11). Утром 21 августа Радецкий все еще колебался, двинуть ли ему резервы в Габрово; лишь в 19.00 Радецкий решил, наконец, с рассветом следующего дня, 22 августа, двинуть в Габ­рово 4-ю стрелковую бригаду и части 14-й дивизии. Стрелки дол­жны были пройти до перевала 60 км, а 2-я бригада 14-й дивизии — 76 км. Даже при форсированном марше на ровной местности им потребовалось бы на это 1,5 суток, а подольцам и житомирцам— двое суток. Но переход предстояло совершить в гористой местности и притом в жаркие часы суток. Следовательно, даже при условии большого напряжения и огромной самоотверженности войск можно было рассчитывать на прибытие стрелков к перевалу только во второй половине дня 23 августа, подольцы же и житомирцы могли подойти лишь поздним вечером 23 августа или утром 24 августа.

К счастью, для защитников русских перевальных позиций, ущерб, наносимый им ошибочными решениями Радецкого, отчасти возме­щался в результате бестолковых решений Сулеймана-паши. Вось­микратной неудачи турецких атак 21 августа оказалось недоста­точно для того, чтобы Сулейман-паша понял порочность своего плана, быстро перестроился и возобновил атаки по-новому уже с утра 22 августа. Сулейман-паша, возможно, вообще не додумался бы до нового плана, если бы начальник штаба Омербей не пред­ложил ему повести наступление с более глубоким обходом обоих флангов русских позиций на Шипкинском перевале. Но и этот но­вый план был принят лишь после новой рекогносцировки, которая заняла весь день 22 августа. Таким образом, защитники Шипки вы­играли целые сутки, что для успеха обороны имело большое зна­чение.

Новый турецкий план наступления был несложен. Правый фланг (11 000 пехотинцев) под командованием Шакира-паши должен был 16 таборами с 20 орудиями атаковать позиции русских с юга и юго-востока, а пятью таборами Весселя-паши с несколькими сотнями черкесов выйти к рассвету 23 августа к горе Нейтральной и оттуда наступать на участок шоссе между горами Северной и Узун-куш. Левый фланг (4500 человек) под командованием Салиха-паши дол­жен был десятью таборами с шестью орудиями демонстрировать против горы Николая с юга. Левому боковому отряду Рассима-паши (2000 человек) четырьмя таборами с тремя орудиями и несколь­кими сотнями черкесов приказывалось занять прежнее турецкое Укрепление на горе Лысой и оттуда атаковать правый фланг рус­ской Главной позиции. Остальные силы (7500 человек) сосредото­чивались в общем резерве у хана (корчмы) южнее горы Николая.

День 22 августа обе стороны провели во взаимной перестрелке, работах по строительству укреплений, перегруппировках и т. п.

К 23 августа русские войска располагались следующим образом. На передовой позиции находилось 13 рот 1-й и 4-й дружин бол­гарского ополчения, а также Брянского и Орловского полков при 14 орудиях; 5 рот занимали ложементы, 8 находились в резерве у Стальной батареи. На правом фланге Главной позиции располага­лось 14 рот брянцев и орловцев при 14 орудиях; 10 рот занимали ложементы у батарей Центральной и Круглой и на Перешейке; 2,5 роты занимали Волынскую гору и 2 роты находились в частном резерве. На левом фланге, восточнее Круглой батареи, располага­лись в ложементах 2-я, 3-я и 5-я дружины болгарского ополчения; тут же находились Дерожинский, Столетов и Кренке. Рота брянцев располагалась восточнее шоссе на Перешейке. Общий резерв нахо­дился на правом фланге Главной позиции в двух группах: пять рот орловцев стояли у Старой турецкой батареи, четыре — на Пере­шейке у Волынских домиков.

Таким образом, отборная турецкая пехота в составе 25 000 чело­век при 34 орудиях должна была 23 августа с трех сторон окружить позиции, защищаемые 7 200 русскими пехотинцами с 28 орудиями.

Бой 23 августа потребовал от защитников русских перевальных позиций напряжения всех сил. Турецкая артиллерия открыла огонь в 4.00, и вскоре после этого с русских позиций обнаружили наступ­ление войск Рассима-паши, четырьмя колоннами спускавшихся с горы Лысой; один табор наступал на гору Узун-куш, три — на гору Волынскую. Липинский с 5.00 до 9.00 последовательно выслал на гору Волынскую 5,5 рот подкрепления; силы сравнялись, и турки были отброшены. Потерпело неудачу также и наступление турецкого табора на гору Узун-куш. Еще с утра, в 8.30, Столетов, по совету Дерожинского, занял на горе Узун-куш старое турецкое укрепление двумя полуротами из Брянского и Орловского полков и дивизионом горной батареи, которые и отразили турецкую атаку на Узун-куш.

На Волынской горе положение оборонявшего ее русского отряда скоро вновь стало крайне тяжелым. Около 10.00 Рассим-паша за­просил у Сулеймана-паши подкреплений, и тот приказал направить ему шесть таборов. А у русских отражение турецких атак на Волын­скую гору потребовало значительной части резервов.

Но пока войска Рассима-паши готовились атаковать гору Во­лынскую, начались атаки Шакира-паши: шесть центральных табо­ров атаковали левый фланг русской Главной позиции. До 12.00 эти турецкие таборы произвели шесть атак. Все они были отбиты защит­никами горы с помощью роты орловцев из общего резерва и роты болгарской дружины из частного резерва передовой позиции. Рус­ские роты отражали турецкие атаки преимущественно залповым огнем, но болгарам-дружинникам чаще приходилось действовать штыками и даже камнями, так как ружья Шаспо в значительной части пришли в негодность. В 8.00 начали наступать на Стальную батарею и Жолоб левофланговые таборы Шакира-паши. Наступле­ние шло вяло и ни разу не перешло в атаку. К Стальной батарее десять наступавших таборов даже и близко не подошли, но зато они открыли сильный ружейный огонь, который наносил русским войскам большие потери.


Схема 24. Бой в Шипкинском горном проходе 23 августа 1877 г.

В 9.00 совершенно внезапно обнаружилось наступление войск Весселя-паши. Он скрытно подвел свои пять таборов к опушке леса севернее горы Круглой, а еще севернее, в направлении к горе Узун-куш, наступало несколько сотен черкесов. Турецкая пехота появилась в 100—150 шагах севернее батареи Круглой и открыла по ней огонь с тыла. Когда прошли первые минуты растерянности, находившиеся здесь 1,5 роты брянцев (428 человек) во главе с ка­питаном Кончиеловым бросились на турок (2000) в штыки, загнали их в лес и этим предотвратили захват батареи. В ходе войны рус­ские войска часто пренебрегали огнем как в обороне, так и в наступ­лении и, встретив противника несколькими залпами, старались под­пустить его поближе, чтобы броситься в штыковую атаку, но в дан­ном случае Кончиелов поступил совершенно правильно. Расстояние между русскими и турецкими войсками у батареи Круглой было так невелико, что если бы не перешли в контратаку русские, их ата­ковали бы турки.

Колонна Салиха-паши не наступала, а лишь вела перестрелку с гарнизоном горы Николая. Но при этом некоторые турецкие стрел­ки подобрались настолько близко к русским ложементам, что стали на выбор поражать высовывавшихся для стрельбы русских солдат; сами турки потерь не имели, так как хорошо укрывались в мертвых пространствах у подошвы горы, за камнями и скалами. Нужно было во что бы то ни стало выбить их оттуда. В этот трудный момент рядовой болгарского ополчения Леон Кудров, русский, схватил не­разорвавшуюся турецкую гранату и с криком: «Что же, братцы, умирать так умирать!» — бросился с ней к туркам. За ним, увле­ченные его примером, бросились человек тридцать. После взрыва турецкой гранаты начался штыковой бой, и лишь немногим из ту­рецких стрелков удалось спастись.

К полудню все турецкие атаки на русские позиции были отбиты, но, несмотря на это, положение оборонявшихся стало к этому вре­мени крайне тяжелым.

В общем резерве у русских к 12.00 осталось 3,5 роты, в резерве Главной позиции 1/2 роты и в резерве передовой позиции 4 роты. У турок к этому времени войска Рассима-паши были усилены 6 та­борами. Потери у русских росли с часу на час, бинты кончались и перевязки делали кусками грязных полотнищ от палаток. Русские войска не только томила сильная жажда, но и донимал голод, так как сухари кончались. У болгар-дружинников более половины ружей Шаспо отказали; от частой стрельбы в них ломались ударники и прогорали резиновые кружки обтюраторов. Но патриотизм болгар был так велик, что даже легко раненные ополченцы охотно остава­лись в строю, если им удавалось добыть себе «кринку» с запасом патрон 1. На батареях была еще картечь, но другие снаряды почти кончились; подходили к концу и патроны. Положение обороняю­щихся становилось критическим. Начался кризис обороны.

Особенно быстрое развитие получил кризис обороны с началом новых турецких атак. В 12.30 войска Рассима-паши перешли в атаку на Волынскую гору. Несмотря на потерю почти всех офицеров и значительного числа солдат, защитники Волынской горы успешно отражали фронтальные атаки турок. Однако в 14.00 турки начали охватывать правый фланг Волынской горы. Выслать сюда подкреп­ления было нельзя, так как в это время начались и атаки войск Весселя-паши на Узун-куш и Горный холм. Туда и брошены были остатки общего резерва с дивизионом горной батареи. Кризис рус­ской обороны достиг предела. Столетов для прикрытия тыльной батареи потребовал в 15.00 высылки резерва с передовой позиции. Тол­стой, убедившись в пассивности Салиха-паши, сдал командование передовой позицией майору Редькину, а сам с двумя ротами 1-й болгарской дружины отправился на Главную позицию. Посланные на батарею роты 1-й дружины во время перехода потеряли от ту­рецкого огня половину своего состава, но все же значительно содей­ствовали удержанию батареи. Две роты Толстого помогли в обороне правофланговых ложементов и прикрытии отхода с горы Волын­ской, начавшегося около 16.00 ввиду крайнего недостатка сил.

В начале дня защитников шипкинских позиций поддерживали надежды на скорое прибытие подкреплений. Но один только Столе­тов знал, он был извещен Радецким, что идущие к Шипке ре­зервы, ввиду их крайнего утомления, могут выступить к перевалу с большого привала в Габрово лишь во второй половине дня 23 ав­густа. 4-я стрелковая бригада выступила из-под Тырнова в Габрово в 5.00 22 августа. До Габрово стрелкам предстояло пройти 43 км в самое жаркое время дня. Двигаться пришлось по дороге с большим количеством подъемов и спусков, в сплошных облаках пыли, подня­тых обозами спасавшихся от турок беженцев-болгар.

Хотя стрелки шли налегке, без ранцев, а для вещей и отставших были взяты подводы, тяжелые условия марша сильно утомили стрелков. Обувь у большинства стрелков пришла в негодность еще во время Забалканского набега, ноги пухли, натирались и разбива­лись в кровь. Вследствие этого к биваку в километре севернее Габ­рово бригада начала прибывать лишь около 1.00 23 августа. Ко­нечно, после столь тяжелого дневного марша стрелки были неспо­собны к дальнейшему походу без более или менее длительного отдыха.

Еще хуже обстояло дело со 2-й бригадой 14-й дивизии. Эта бригада выступила из окрестностей Тырнова в 3.00 — 4.00 22 авгу­ста, но до Габрово ей предстояло пройти 60 км, и двигалась она в полном походном снаряжении. В результате на бивак севернее Габ­рово основная часть состава бригады прибыла лишь в 10.00 23 авгу­ста, остальные же подтягивались до 13.00.

От движения с полной выкладкой в самое жаркое время дня в бригаде было до 150 случаев солнечного удара. Конечно, в таком состоянии бригада не могла выступить на перевал в полдень 23 августа, как намечал первоначально Радецкий, и ее выступление при­шлось отложить до 17.00. Радецкий вынужден был в 11.00 высту­пить к Шипкинскому перевалу с одной только 4-й стрелковой бригадой.

Условия марша 23 августа для стрелков оказались еще более тяжелыми, чем в предыдущий день. От Габрово к перевалу дорога на протяжении первых 7 км шла по узкому ущелью, за которым на­чинался крутой подъем. Здесь в полной мере сказалась усталость прошлых дней. Уже на втором километре от Габрово часть стрел­ков в изнеможении стала присаживаться у края дороги, так что в 3 км от Габрово пришлось сделать первый привал для подтягива­ния отставших. До начала подъема бригада затратила на движение 3 часа. Радецкий обогнал бригаду во главе двух сотен донцов 23-го полка со взводом горных орудий и двинулся прямо на перевал. У начала подъема бригада освежилась холодной водой и двинулась дальше. С перевала беспрестанно прибывали казаки-ординарцы; их рассказы о тяжелом положении на перевале заставили самых сла­бых напрягать все силы и спешить на выручку товарищам, изнемо­гавшим в неравной борьбе. На подъеме стрелки каждые 40—50 ша­гов приостанавливались для передышки, но упорно продолжали про­двигаться вперед. Стрелки еще в Забалканском набеге показали себя образцовой частью, и сейчас они не хотели и не могли подве­сти своих собратьев по оружию.

Защитники шипкинских позиций ничего этого не знали; по вполне понятным причинам Столетов не сообщал войскам причин неизбежности задержки подхода резервов. Они уже теряли послед­нюю надежду на своевременный подход резервов. Еще в 14.00 даже такой энергичный командир, как Липинский, с горечью и отчаянием запрашивал Столетова: «Скажите верно, будет нам свежая помощь? Теперь уже 2 часа пополудни. Нельзя так (слово стерлось, можно считать, что было написано «обманывать». — Н. Б.) солдат»(12). Меж­ду тем к 17.00 положение оборонявшихся стало еще намного хуже, чем было в то время, когда Липинский писал свою записку.

К 17.00 из 29 орудий у русских осталось лишь 23 годных к дей­ствию, да и к тем почти не имелось снарядов. На Стальной бата­рее Киснемский сумел изготовить ручные гранаты и ими отбивался от турок. На некоторых участках обороны лишь у немногих солдат осталось по два патрона. Некоторые ложементы были завалены трупами, в них не осталось ни одного защитника. Кроме основного перевязочного пункта, было устроено еще несколько вспомогатель­ных, и все они были переполнены.

В этих условиях отдельные недалекие командиры вздумали на­чать отправку в тыл своих знамен с состоявшими при них знамен­ными взводами. Это обстоятельство, а также отход с Волынской горы ее уцелевших защитников были поняты некоторыми, как на­чало разрешенного начальством отступления. Кое-где отдельные Солдаты и мелкие подразделения начали оставлять ложементы И потя­нулись в тыл. Майор Редькин приказал оторвать свое знамя от древка, взять его с собой и начать отход. Командир Круглой бата­реи полковник Бенецкий отдал приказ вынуть замки из орудий и оставить батарею. Если бы это движение вначале еще немногих лиц получило общий характер, наступила бы катастрофа: перевал был бы потерян, да и гарнизон вряд ли уцелел бы под шашками стояв­ших наготове черкесов. Положение было спасено энергичными и. мужественными офицерами, унтер-офицерами и солдатами. Липин­ский взял двадцать ближайших солдат и с их помощью остановил начавшийся отход в районе Круглой батареи. Депрерадович разъ­яснил полковнику Бенецкому положение и пристыдил его; Бенецкий вставил обратно замки и начал вести огонь последними снарядами. Вскоре он погиб, но доблестно искупил свою минутную слабость. Командир 3-й дружины болгарского ополчения майор Чиляев оста­новил и воодушевил дружинников, запев любимую ими песню «Шуми, Марица». Командир 5-й батареи штабс-капитан Поликар­пов привел в порядок и воодушевил расчеты Центральной батареи. Ополченский доктор, болгарин Вязанков, собрал группу пришед­ших на перевязочный пункт солдат и хотел лично вести их в бой. Там, где не осталось офицеров, порядок быстро восстановили унтер-офицеры, а где не было и их — действовали словом и личным при­мером наиболее стойкие и мужественные солдаты.

Мужество и упорство русских войск истощили весь наступатель­ный порыв и все наличные резервы войск Рассима- и Весселя-па­ши. Взятие горы Волынской, подход на некоторых участках вплот­ную к шоссе были уже последним усилием турецкой пехоты; она понесла большие потери, выдохлась и большего уже, без поддержки свежими резервами, в этот день сделать не могла. Но резервов на поле боя не было, сам Сулейман-паша на поле боя не присутство­вал и сражением не руководил. Без него никто не мог распорядиться бросить в бой последние из оставшихся в резерве пять таборов.

Таким образом, все последовавшие затем события этого дня лишь закрепили выигрыш успеха русской обороны, который был достигнут орловцами, брянцами и дружинниками-болгарами без чьей-либо помощи извне. События после 17.00 развертывались сле­дующим образом.

Радецкий прибыл с донцами и взводом горной батареи к Тыль­ной батарее. Командир 23-го Донского полка спешил там прибывшие с ним две сотни казаков, расположил их фронтом на запад и открыл огонь по наиболее выдвинувшимся подразделениям Весселя-паши. Открыл огонь также и прибывший с Радецким взвод горной бата­реи. Коноводов с лошадьми командир 23-го Донского полка отпра­вил навстречу 4-й стрелковой бригаде и приказал, посадив на коней головную роту этой бригады, вернуться вместе с ней к Тыльной ба­тарее. Коноводы нашли бригаду около Телеграфной горки, посадили на коней стрелков 2-й роты 16-го стрелкового батальона и двинулись обратно(13). Командир стрелковой бригады Цвецинский посадил остальные роты 16-го батальона на стоявших возле Телеграфной горки обозных и артиллерийских лошадей Шипкинского отряда и отправил их вслед за 2-й ротой. 2-я рота 16-го батальона сразу по прибытии сделала несколько залпов и бросилась в штыки на левый турецкий фланг — на таборы Рассима-паши. Турецкая пехота дрог­нула и начала отходить. К 18.00 возле Центральной батареи соб­рался весь 16-й стрелковый батальон, а вслед за тем туда прибыл и Радецкий. Осмотревшись, Радецкий приказал командиру 16-го стрелкового батальона полковнику Худякову занять Волынскую гору. Стрелки открыли по Туркам, находившимся на этой горе, бер­даночный огонь(14). Сразу вслед за этим Худяков повел своих стрел­ков в штыки. К ним примкнули и воодушевленные прибытием резер­вов орловцы и брянцы.

Вскоре «...послышалось в разных местах... победоносное «ура» и видно стало отступающего, частью же бегущего назад в беспо­рядке»(15) неприятеля.

Хорошая подготовка огнем, охват фланга, доблесть стрелков и утомление турецкой пехоты — все это дало возможность отобрать у турок Волынскую гору. Стрелки были героями конца дня 23 августа.

К 22.00 23 августа турецкие войска на востоке отошли в долину р. Яловицы, на западе — к горам Лесной Курган и Лысая. Впервые за три дня прекратилась даже ружейная перестрелка. В ночь на

24 августа на шипкинские позиции были подвезены снаряды, пат­роны и горячая пища; жители Габрово принесли бочонки с водой, 50 ведер красного вина, много табаку.

За 21—23 августа русские войска потеряли 1380 человек уби­тыми и ранеными.

К ночи с 23 на 24 августа, после прибытия 2-й бригады 14-й ди­визии, на шипкинских позициях сосредоточилось до 7000 человек. С прибытием свежих русских войск окончательно миновал кризис русской обороны.

Успешный для русских исход боя 23 августа не означал, однако, полного разгрома турок. Он не создал даже выгодных и благоприят­ных условий для дальнейшей обороны шипкинских позиций. Возвы­шенности Лысая и Лесной Курган—с запада, Малый Бедек, Демир-тепе и Демиевиц — с востока все еще продолжали нависать над флангами русских оборонительных позиций. Турецкая пехота и ту­рецкая артиллерия на этих высотах продолжали держать под пере­крестным обстрелом не только позиции, но и тыловые пути оборо­нявшихся, создавая для последних исключительные трудности. Ра­децкий только тут, на месте и в бою, понял порочность созданной им системы обороны И Попытался ее исправить. Отразив утром 24 августа атаки войск Сулеймана-паши, Радецкий сам перешел к контратакам, стараясь занять укрепленные уже турками фланго­вые высоты. Но тут русские войска были встречены таким же мас­совым ружейным огнем окопавшейся турецкой пехоты, как и при Второй Плевне. Контратаки были плохо подготовлены, а мер про­тиводействия огню турок не было найдено.

Боевой дух русских войск был очень высок, но солдаты четыре дня не имели горячей пищи, а воду получали с перебоями. Органи­зация боя была отвратительной, силы в бой вводились по частям и направлялись в лоб противнику. Несмотря на то, что бои длились в течение 24, 25 и 26 августа, они не принесли русским войскам ни­чего, кроме новых потерь; между прочим в этих боях был убит Де­рожинский и ранен Драгомиров. Смерть Дерожинского — этого, не­сомненно, способного и вдумчивого командира — явилась серьезной потерей для русских войск. Драгомиров, командовавший 14-й пехот­ной дивизией, все пытался решать штыковыми ударами, и дивизия несла при этом большие жертвы, не достигая нужных результатов. Войска, конечно, не были в этом виноваты. Они доблестно сража­лись все дни, особенно 25 августа, когда им почти что удалось в го­рячем бою захватить гору Лесную (ее пришлось отдать туркам обратно лишь потому, что проводивший эту контратаку Липинский не был во-время поддержан резервами).

На этом и кончились героические бои русских войск на Шипкинском перевале. За шесть дней боев турецкие войска, по словам Су­леймана-паши(16), потеряли 6 644 человека убитыми и ранеными — более четверти всего состава лучшей турецкой полевой армии; од­нако необходимо признать эти турецкие данные явно заниженными; их цифру потерь надо увеличить почти вдвое; имеются даже сведе­ния, что турки одними убитыми потеряли 7 000 человек — именно таково было число захороненных русскими турецких трупов(17). Су­лейман-паша, прозванный турецкими историками за этот бой пала­чом и мясником, обратился к султану с требованием прислать ему 15 000 — 20 000 человек, так как оставшихся у него 19 782 человека(18) для продолжения наступательных боев было явно недостаточно. Вер­ховное турецкое командование могло выслать ему всего десять та­боров и 4 000 человек пополнения, одновременно приказав выслать пять таборов к Плевне. Ввиду этого Сулейман-паша решил на не­определенное время, впредь до прибытия подкреплений, перейти на своих шипкинских перевальных позициях к обороне.

Радецкий не был в состоянии осознать причины неудач своих контратак 24—26 августа и пришел к выводу, что турецкие войска можно выкурить с их, перевальных позиций только глубоким обходом через Балканы в долину р. Тунджи. Для этой цели он опреде­лил необходимость иметь «сильный корпус».

Выделенные вскоре со всех сторон на помощь войскам Радец­кого сборные резервы по своей общей численности превышали силы корпуса, но он, не полагаясь на себя и свое уменье, отказался от их. использования для обхода турецкой Балканской армии. Своим от­казом Радецкий толкнул главнокомандующего на использование этих резервов для третьего штурма Плевны и впоследствии обрек русские войска на обход позиций балканской турецкой армии в зим­них гораздо более трудных, условиях. Непосредственно на ближай­ший период времени отказ Радецкого от активных решительных дей­ствий привел к длительной и весьма тяжелой для русских войск обороне — началось знаменитое «Шипкинское сидение».

Основной причиной успеха обороны русских войск являлись их отличные боевые качества, намного превосходящие боевые качества турецких войск.

Успеху шипкинской обороны немало способствовали также пере­довые старшие командиры: Дерожинский, Столетов, Липинский, Депрерадович, Толстой; средние командиры: Кончиелов, Поликар­пов, Вязанков, Чиляев, Киснемский и другие.

Особенно большую роль в обороне Шипки в период 21—23 ав­густа сыграл Столетов. Он правильно и своевременно информировал командование о боевой обстановке, верно определил направление главного удара противника, умело маневрировал резервами в бою, хорошо руководил войсками и поддерживал их дух в трудные ми­нуты. Если говорить об общем руководстве войсками в обороне Шипки, то, конечно, на первое место надо поставить Столетова. Но и Столетов, и все прочие командиры, доблестно проявившие себя в обороне Шипки, осуществляли лишь тактическое командование. «За­слуги» же Радецкого ограничиваются тем, что он в конце концов все же привел резервы к Шипке и тем закрепил результаты успеш­ной для русских обороны 21—23 августа.

В тактическом отношении оборона Шипки дала много ценного, и в ней хорошо проявилось русское военное искусство. С точки зре­ния тактики надо особо отметить:

— своевременный маневр тактическими резервами;

— образование новых резервов за счет пассивных участков;

— своевременное занятие для обороны в ходе боя угрожаемых пунктов в тылу и на флангах;

— разумное сочетание огня с частными контратаками даже мел­ких подразделений;

— хорошее взаимодействие артиллерии с пехотой, а также весь­ма интенсивную деятельность артиллерии вообще (например, 2-я батарея 9-й артиллерийской бригады за 21—24 августа выпустила 5000 снарядов, потеряла 50 человек прислуги, из восьми орудий годными остались лишь три);

— широкое применение защитниками частного почина;

— энергичную и самоотверженную деятельность частных на­чальников в критические моменты обороны;

— важное значение в обороне даже таких несовершенных поле­вых укреплений, какими располагали на Шипке русские войска; шипкинские бои показали, что нарезное и заряжавшееся с казны оружие в сочетании с укреплениями — новый фактор боя, во много раз увеличивающий живучесть не только турецкой обороны, но и обороны вообще;

— применение русскими войсками военно-полевого телеграфа. Несмотря на то, что телеграф по нерадивости штаба армии был доведен только до Габрово, надо все же признать, что без него Ра­децкий не смог бы подвести к Шипке резервы.

В целом шипкинские бои явились выдающимся образцом обо­роны горного прохода в сложных условиях недостатка сил у оборо­нявшегося.

Весьма важным результатом августовских шипкинских боев было то, что одна из лучших полевых турецких армий, наиболее пригодных для наступательных действий, разбилась о горсть рус­ских войск, дравшихся в тесном боевом содружестве с болгарскими дружинниками. Опыт шипкинских боев в августе 1877 года показал неспособность турецкой армии путем крупных наступательных дей­ствий достигать е борьбе против русских войск стратегических ре­зультатов. Главное турецкое командование в ходе войны довольно близко подошло к пониманию этого вывода. После шипкинских боев главнокомандующие турецкими армиями крайне неохотно шли на крупные наступательные действия против русских войск, всячески уклоняясь от них.

Русское же главное и высшее командование совершенно непра­вильно поняло результаты шипкинских боев. Неспособность турец­кой армии к достижению решительных результатов в крупных на­ступательных действиях вовсе не означала еще непригодности турец­кой армии к успешной, в определенных условиях, обороне против русских войск. К такой реальной оценке турецкой армии русское командование не пришло, и это явилось одной из причин, тол­кнувших главное командование на третий штурм Плевны. Кроме того, русское командование не сделало после Шипки общих выво­дов о необходимости тактической перестройки русской обороны в соответствии с новыми требованиями и факторами боя (изматыва­ние противника огнем с дальних дистанций, создание в обороне крепких полевых позиций и пр.).

Поражение турецких войск под Шипкой отрицательно сказалось на их моральном состоянии. Успех же, достигнутый в шипкинских боях русскими войсками, увеличил у них веру в свои силы. Особенно глубокое влияние оказал успех шипкинских боев на болгарское ополчение. Болгарское ополчение убедилось в том, что при брат­ской помощи русских войск болгарский народ способен не только вести с турками партизанскую борьбу, но и побеждать турецкие регулярные войска в полевом бою. Шипкинские бои еще более закрепили традицию, издавна жившую в болгарском народе, традицию дружбы русского и болгарского народов, традицию успешной сов­местной борьбы с угнетателями. Боевое содружество русской армии и болгарского ополчения было прочно закреплено в горах Шипкинского перевала; русские солдаты, свидетели подвигов болгар в шип-кинских боях, высоко оценили их боевую дружбу, отвагу и героизм.

Удержание русскими войсками Шипки имело огромное значение для всего населения Северной Болгарии и для многочисленных бол­гарских беженцев, скопившихся там после неудачи забалканского набега Гурко. Если бы Шипка не была удержана и через Шипкин-ский проход в Северную Болгарию вторглись полчища турецких солдат и особенно черкесов и башибузуков, болгарскому населению угрожало бы почти поголовное физическое истребление. Это пре­красно понимали русские солдаты и болгарские ополченцы — и именно это в значительной степени и порождало в них высокий бое­вой подъем и героизм.

Понимало это и болгарское население. Оно всеми мерами содей­ствовало и помогало русским войскам, доставляя сведения о про­движении армии Сулеймана-паши, участвуя в работах, предоставляя подводы для шедших на выручку Шипки резервов, снабжая защит­ников Шипки водой, вином, табаком.

С военно-стратегической стороны шипкинские оборонительные августовские бои решили чисто оборонительную часть возложенной на Южный русский фронт задачи — удержали за русскими Шип-кинский перевал. В результате выполнения этой части задачи За­падный отряд был обеспечен от удара с юга на север, а вся Дунай­ская армия избежала угрозы быть расколотой на две части.

(1) Радецкий был связан с Дерожинский телеграфом до Габрова.

(2) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Балканском полуострове, вып. 36,СПБ, 1902, стр. 100.

(3) Там же, стр. 101.

(4) Там же.

(5) ЦГВИА, ВУА, д. 7151, т. I, л. 49.

(6) Там же, д. 8040, л. 63.

(7) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг на Балкан­ском полуострове, вып. 36, СПБ, 1902, стр. 106—107.

(8) Милютин Д. А. Дневник, т. II, М., 1947, стр. 206.

(9) ЦГВИА, ВУА, д. 7047, л л. 144- 147.

(10) Банков Л. Влияние укреплений на военные действия, «Военный сбор-пик», 1883, № 4.

(11) ЦПВИА, ВУА, д. 7072-в, л. 151.

(12) ЦГВИА, ВУА, д. 7926, л. 4 (23).

(13) По другой версии, совет посадить стрелков на казачьих лошадей подал исполнявший должность начальника штаба ополчения Попов, сменивший ране­ного Рынкевича. Он был послан к Радецкому Столетовым с просьбой о помощи.

(14) 4-я бригада была вооружена винтовками Бердана № 1.

(15) Мещерский ,В. (издатель). Сборник военных рассказов, составленных офицерами-участниками войны 1877-1878 гг., т. I, СПБ, 1880, стр. 145-440.

(16) См. Е. У. О действиях армии Сулеймана-паши, «Военный сборник», 1879, № 2, стр. 340.

(17) См. Крестовский В. В. Собрание сочинений, т. 5, СПБ, стр. 277.

(18) См. Лурион М, Ф. Русско-турецкая война 1877—1878 гг., Париж, 1883, стр.

Вперед
Оглавление
Назад

Главное за неделю