Важное
Экипаж поднялся на борт первого патрульного ледокола "Иван Папанин"
|
Главная / Издания / Литература / Книжная полка / С. Абрамович-Блэк. Капитан-лейтенант Лазо (Балтийцы)
Касательно морских удобствВ этой истории все от начала до конца — истинная правда. Происшествие изложено именно так, как было на самом деле.Если же нашим читателям иные положения покажутся маловероятными, пусть они вспомнят, что ничто не приносит вреда больше, чем предвзятое мнение. Сделаем еще одно небольшое отступление. Корабля нашего Военно-Морского флота действительно великолепно достроены. И действительно также, что на бытовые условия личного состава Красного флота, на оборудование кубриков, кают, ленуголков, судовых клубов, кают-компаний, лазаретов — обращено особое внимание. Любой команда, находящийся на корабле во время ого постройки, мажет разместить в своей каюте мебель так, как этому нравится, может распорядиться выкрасить переборки под цвет глаз любимой женщины... Уют в жизни очень важен, а на корабле важен вдвойне. Вот это на флоте я принимают во внимание. Всем известен например и такой случай: на одном корабле четыре раза меняли комсоставскую ванну. Дело в том, что старший помощник командира был парень ростом с Петра Великого и в стандартной ванне не мот вытянуться как следует. Заводы же, ясно, длинну по особому заказу делать не взялись. Ну, и пришлось искать ванну по объявлениям. Энергично искали... Вошли. Установили. Важное это дело, когда человек может как следует свое тело вымыть: дышит он тогда всей поверхностью кожи — работает с полной отдачей энергии. Этот старпом недавно боевой орден получил. Что касается деталей оборудования кораблей, то у моряков Рабоче-Крестьянского Морского флота такой принцип в ходу: «Чем лучше — тем лучше!» Хороший принцип, прямо надо сказать, в кают-компаниях, ленуголках, в кубриках и в каютах есть и занавеси, и цветы, и картины, и репродукторы, и патефоны, и киноаппарата, и самоновейшие кресла для клиентов парикмахерской, и баки, и души... И со всем этим корабли идут в бой. На многих кораблях, кроме лазаретов, могущих поспорить чистотой и удобствам даже с лучшими больницами Советского Союза, есть и операционные каюты и рентгенологические кабинеты. Моряки считают совершенно нормальным, что товарища, заболевшего в море острым приступом аппендицита, оперирует здесь же на корабле свой лее Судовой врач, и к приходу в порт больной уже совершенно здоров. Все это у нас на кораблях есть, и все-таки... Но переходим к рассказу. В этот день небо было бледноголубым и студеным, а море уже покрылось молодым льдом. Канлодка маневрировала под неприятельским берегом, обстреливая, как вы знаете, позиции противника. Разделали их удивительно... После полудня на кап лодке получили сообщение, что из штаба сухопутных частей, наступавших в Приморском секторе фронта прибудут связисты. Один наш — флотский командир, второй из армии, для ознакомления и, обмена опытом взаимной связи. Действия канлодки, как и всего подразделения ежедневно очень точно согласовывались с действиями армии. Флотский связист прибыл на корабль около трех часов дня. Товарищ, из армии по неизвестным причинам несколько задерживался и за ним была послана особая шлюпка. Она подойти к берегу вплотную не могла из-за льда и мелководья. Старпом приказал взять с собой комбинезон, чтобы связист мог попасть в шлюпку сухим. Комбинезон из теплой прорезиненной материи, непромокаемые брюки и куртка, сшитые вместе — с одной застежкой «молния» у горла. Надо заметить, что противнику действия наших канлодок очень не нравились уже хотя бы по одному тому, что их весьма одобряло наше сухопутное командование. В тех случаях, когда достать нас снарядами нельзя было, противник высылал самолеты. Их ждали и достойно встречали каждый раз. Ждали их и в этот примечательный денек. Связист, наконец, явился на берег. Краснофлотец, идя по колено в воде, доставил со шлюпки комбинезон. Связист начал надевать его. И этот момент появился неприятельский самолет. Краснофлотец бросился к шлюпке. То же следовало сделать и связисту но он старательна надевал непромокаемый костюм, потом заторопился, стянул воротник одним рывком и вбежал в воду. Оступился, попал в яму. Окунулся. На шлюпке не сразу роняли, в чем дело, — связист плавал вниз головой. Наконец сообразил: он забыл выпустить воздух из костюма перед тем, как застегивать воротник. Ну, помогли, вытащили, доставили на корабль. Там шло отражение воздушной атаки. Занимать гостя, как понимаете, было некогда. Его проводили вниз, в каюту судового связиста. Таким образом первое впечатление о корабле у прибывшего товарища было не совсем благоприятное. Маневрируя, канлодка вышла из полосы льдов. На чистой воде ее стало покачивать. Штаб дал новое задание. Канлодка немедленно отправилась его выполнять. Между тем гость, назовем его Игорем Матвеевичем, сидел в каюте. Корабельный связист — лейтенант Андриевский предположил ему папиросы, предложил «пока» полежать на диване, включил вое лампы. Единственное, что гость, Игорь Матвеевич, сказал; морскому собрату, была завистливо-растянутая фраза: — Ну, знаете, у вас не война, а санаторий! Андриевский, не бывший на берегу уже два месяца, ничего не ответил и пошел наверх, по делу. Игорь Матвеевич прилет на диван, осмотрел щегольскую каюту своего товарища до специальности и заинтересовался, неизвестно почему, дверным устройством. Только этим и можно объяснить, что впоследствии внутренняя дверная заделка (много ниже французского замка) оказалась заскочившей. Вероятно, связист нечаянно сдвинул ее нотой, и защелка попала в задержник. Канлодку начало уже изрядно покачивать. Игорь Матвеевич почувствовал себя неважно и решил выпить воды. Но канлодка была к этому времени несколько суток в походе, берегла пресную питьевую воду, и в графине оказалась налитой вода из опреснителя. От этой воды самочувствие Игоря Матвеевича только ухудшилось. Он вторично лег на диван и взял лежавшую на столе газету. В ней было отчеркнуто красным карандашом сообщение! о гибели английского линейного корабля «Ройял Ок». Игорь Матвеевич внимательно, насторожившись, прочел его. В сообщении, между прочим, говорилось: «...линейный корабль «Ройял Ок» стоял в защищенной гавани СканаФлоу. Несмотря на охрану, в эту гавань проникла германская подводная лодка и торпедировала линкор. На «Ройял Ок» поднялся столб пламени и черного дыма на громадную высоту, — рассказывал дальше английский министр, — и через двадцать три минуты линейный корабль затонул».—Дальше списывалась предполагаемая обстановка гибели: «...От взрыва торпеды, вероятно, произошла детонация боевых запасов кормовых орудийных башен... Весь командный состав, помещающийся на корабле в корме здесь связист вспомнил, что он тоже находится в кормовой части канлодки, был моментально уничтожен. В палубах, в тесном: помещении Игорь Матвеевич только что проходил через кубрики, видел — тесновато, это верно в два часа ночи спало около тысячи человек. Электрическое освещение погасло, все командиры на корабле были убиты, распоряжаться некому, в палубах наверно оказалось масса убитых и обожженных». Погибло девятьсот человек! И все это от попадания одной торпеды! — подумал Игорь Матвеевич, чувствуя себя как-то неуютно. В каюту донеслись звуки выстрелов, — зенитная труппа канлодки отгоняла неприятельские самолеты. Связист не мог больше оставаться в каюте. Он подошел к двери, но дверь, как мы уже говорили, была заперта. Канлодка делала в этот момент крутой поворот на волне и, естественно, дала сильный крен. Поворачиваясь в тесном, совсем непривычном помещении, Игорь Матвеевич потерял равновесие и упал, опрокинув заодно и кресло. Упасть просто в каюте нельзя: обязательно надо упасть на что-нибудь. На корабле при всем комфорте — по-аптекарски скупо отвешен габарит для человеческих удобств. Поэтому ноги Игоря Матвеевича оказались в переплете кронштейнов умывальника, а сверху их придавило креслом. Грудью связист упал на койку-диван, задев при этом ниспущенную его спинку. Спинка, скользнув по пазу вниз, придавила Игорю Матвеевичу руки. Канлодка опять сделала крутой поворот, и с обеспокоенного стола сорвалась вместительная чернильница. Вестовой Репин, по его словам, спустившись вниз после отбоя воздушной треноги, пошел в каюту Андриевского только потому, что услышал звон бьющегося стекла. Связист, высвобождая ногу, разбил два стакана. Лейтенанту Андриевскому крепко попало от старпома за недостаточную заботливость о госте. Впрочем, на вопрос лейтенанта — что же он упустил сделать, старпом только буркнул: «Надо было все рассказать!» А что имению?.. По боевой тревоге лейтенантам не отпущено времени на вразумительные беседы о морских удобствах ж корабельной специфике. Итак, оставим это Замечание на, совести старпома. Игорю Матвеевичу предложили тотчас же помыться в ванне. В ванную он пошел охотно, с вестовым. Конечно, краснофлотец Репин виноват в том, что не объяснил гостю некоторые особенности водных процедур на корабле. Забортной водой, как известно, не умоешься: в соленой воде не мылится мыло. Если же, отчаявшись намылиться, начать бестолку открывать подряд все краны, можно ошпарить себя, в парном тумане потерять ориентировку. Гостя обнаружили не сразу: все было заполнено паром. Бросаясь из стороны в сторону, он, — проклятые морские устройства! — уронил в воду костюм. Одним словом — опять получилось нехорошо. В дело вмешался сам командир канлодки. Было немедленно принесено все, что положено. Мокрые вещи — в сушилку. Для сушилки мобилизован был старший механик и вся его боевая часть. Игорь Матвеевич к этому времени утратил уже способность сопротивляться и лежал в ходившей ходуном каюте Андриевского. Кто-то из политсостава участливо развлекал гостя: — Ну, как морская жизнь?.. Гость выдавливал улыбку и стонал: — Ничего... И можно ли такие вежливости проделывать над человеком на море в разгар боевых действий?! — Конечно, нет! — яростно восстал доктор, узнав о беседе. — Так можно повредить психику товарища: — нервный шок и прочее. Выступлению доктора все очень обрадовались: Ага! Психика? Шок? Ивам, кстати делать нечего — раненых кет, — вот и займитесь. Действительно, с непривычки трудно, вероятно, на корабле товарищу с берета, — И чтобы никаких лишних разговоров, понятно? — заключил командир. Связист Андриевский не удержался: — Он же говорил, что корабль — санаторий! Командир рассердился всерьез: — Лейтенант Андриевский, если надо будет — вас спросят. Будьте добры, приложите все усилия к тому, чтобы исправить собственную вашу ошибку. Чтобы товарищ уехал, убедившись в ложности своего предвзятого мнения я вполне довольный. — Есть. Доктор действовал нежно, бесшумно... Механик и вся боевая часть высушили костюм. Бой затихал... Погода подправилась. На прощанье вымытого, высушенного и заметно посвежевшего Игоря Матвеевича угощали и потчевали, рискуя оставить корабль на весь остаток кампании 1939—1940 года без икры, конфет и варенья. Вскоре гость уехал. А когда шлюпка отвалила и Игорь Матвеевич повернулся к нaм лицом., чтобы отдать последнее прощальное приветствие, мы заметили, что губы его шевелились. Из-за ветра ничего нельзя было понять. Лейтенант Андриевский утверждает, что будто бы он прочел по движению губ связиста презрительную фразу: — К черту такой санаторий! Но высказывать свои догадки при командире канлодки лейтенант Андриевский опасается. Все остальные убеждены, что товарищ связист просто сказал: — Счастливо оставаться, товарищи моряки... Небывалое бывает Случай с машиной Водолазная пехота На славном корабле
|
.jpg)